18 сентября, 00:28
На базе.
18 сентября, 10:05
Вышли из Сердца в четыре с копейками. Разбились на две группы. Одну (Давинчи, Прочерк) повёл Двадцать пятый; вторую (я, Костек) – Башкир.
В который раз прохожу с Башкиром Тропу ярости и готов ему памятник поставить за бережное отношение к нам. Памятник при жизни, что естественно. Тропу прошли аккуратно, не напрягаясь (лукавлю!), перебежками в сложных местах. Вторая группа тоже чисто отработала выход. На нуле ждал Рутул, которого вывели раньше. «Дяха, – закричал Рутул, увидев меня, – я молился, чтобы вы прошли тропу спокойно!» Спасибо тебе, брат, тебе и твоим молитвам.
Заход и возвращение с боевого похожи на русские горки. Дух захватывает.
В лесопосадке на выходе встретили Хриплого (зетовец). Боец, о котором ходят легенды. Дело было при взятии Сердца штурмом. Брали его группой в тридцать человек. Среди парней был Хриплый. Отбили быстро. Потом случился ответный накат. Пришлось отойти. Хриплый выйти не смог. Заныкался в подвалах и в течение десяти дней жил там. Таскал еду у немцев, переоделся в их форму, ходил по ночам как у себя дома. Через десять-двенадцать дней Сердце отбили. Взяли Хриплого в плен, думая, что это хохол. Мордой в пол, все дела, а он кричит: «Парни, я свой!» Хорошо, что рядом были бойцы, которые знали его. А так, могло произойти всякое.
На базе, даже не умывшись, побежал в штаб. Надо было отправить деньги малышам-сыновьям. Они уже давно не малыши, конечно. Только для меня они – такие же малолетние детишки, какими были и 10, и 20 лет назад. В штабе есть возможность переправить деньги через мобильный банк. Кинул на карточки по пятьдесят тысяч на новые ноутбуки Святославу и Ванечке.
Сходил в баню и таверну. Помылся, поел. Встретил Ковбоя. Говорю, дескать, Доберман увольняется, поставят тебя на баню и будешь тут сидеть. Ковбой не оценил шутки. Ответил, что разведчик, а разведчиков на баню не ставят.
Сава покормил. Доберман подогнал новый тактический рюкзак. Мой вконец развалился. На предыдущем заходе лямки не выдержали веса и порвались. В этот заход связывал рюкзак верёвками, чтобы содержимое не высыпалось по пути. Неудобно. Спина устаёт.
Сава дал картошки, лука и кабачковой игры. Дома есть конина и тушёнка. Сейчас Рутул замутит вкусный обед.
С едой теперь всё хорошо. Не чувствую недостатка в мясе. Откуда берётся, не знаю. То один что-то принесёт, то другой. Холодильник не пустует.
Костек по возвращении опять нахрюкался до свиней. Пил с Прочерком. Прочерк ещё ничего, а Костек в нулину. С утра взял у меня последние шесть тысяч, обещался принести сигарет, колу, сникерсы и салфетки (решил собрать рюкзак на следующее б. з.), но принёс только две пачки влажных салфеток и себе пива. Я разозлился. Отобрал у него пиво и вылил его.
Надо искать деньги, чтобы подготовиться к следующему выходу.
18 сентября, 15:08
Придумывают командиров, чтобы создать проблем простому солдату, а не решить их. После выхода на Дракона решил сходить подстричься и поправить бороду. Машинка у меня есть. Можно было бы самому. Только захотелось, чтобы женские руки пошебуршили голову. Женского тепла не хватает. В общем, чтобы подстричься, мне теперь нужно найти коменданта. Нашёл. Комендант отправил искать второго человека, которому тоже надо подстричься. Одному ходить нельзя. Нашёл. Потом снова искал коменданта, чтобы отпроситься двоим. Нашёл. Комендант попросил подойти за ответом через полчаса. Подождали. Потом искали его, чтобы снова отпроситься. Нашли. Убил три часа времени, чтобы пройти пятьдесят метров до дома, где женщина из мирняка стрижёт солдат. Подстригся. На всё удовольствие пять минут. Три часа плюс пять минут.
«Я ваш командир», – говорит мне новый комендант Руха. Руха из добровольцев. Такой же, как мы. Сколько себя помню, сидит задом на складе. Теперь поставлен комендантом. Командир, блин. Подумал: «Ты же, Руха, обслуживающий персонал. Должен следить за тем, чтобы солдат из боевой группы был сыт, одет и здоров. Твоя работа – заботиться о солдате, решать его проблемы. Какого же ты, сукин сын, лезешь в командиры?» Подумал, но не произнёс. «Я – старшина», – говорит Руха. «Ты – гнида позорная», – подумал я. Подумал, но не произнёс.
После подстрижки вызвали в штаб проверить оружие. Там запалили с перегаром Прочерка. Отчитали Давинчи и разоружили всю команду. Сидим дома.
Сегодня удалось связаться с родными и близкими, которые, как оказалось, переживали за меня. Успокоил. Поговорил с Ошем. У него два ранения. Вроде оправился. Но война, говорит, для меня закончилась. Кочевник тоже с ранением. Из госпиталя вышел. Ему неделя осталась до конца контракта. Главное, живы. Мне важно было знать.
Хочется хотя бы пару дней отдохнуть, полежать в одиночестве. Тяжёлое б. з. было. Но парней запалили с алкоголем, поэтому вряд ли дадут отдых. Здесь приходится одному отвечать за всех, а всем за одного. Такова унылая солдатская доля.
18 сентября, к полуночи
Комендачи забрали Прочерка. Сидели с Давинчи ждали его до поздней ночи. Не дождались. Печальная история. Напился до свиней один, а запалили того, кто выпил немного, чисто помянуть Дика.
19 сентября, 10:53
Чувствую себя опозоренным. Униженным. Почти двести дней на войне. Ни одного замечания от командования. Выполнял, чего бы мне это ни стоило, все поставленные задачи, и вдруг приходят комендачи и разоружают меня, потому что от кого-то где-то учуяли запах алкоголя. Невыносимо.
19 сентября, 12:37
В Сердце Дракона занимался воспитанием немцев. Бытовые проблемы мало меня касались. Ну дров порубить или сходить за водой. Не более. Поэтому некоторые вещи обходили стороной моё внимание.
Я думал, что трубу, из которой мы набирали питьевую воду, накрыло очередным прилётом. Оказалось, что там просто закончилась вода, которая шла из резервуара.
Нашли выход воды из другой трубы. Надо было продырявить её, чтобы вода бежала мелкой струйкой. Газпром (мой поток) выстрелил по трубе. Вход маленький, а выход – большой. Труба ржавая. Отвалился огромный кусок, и вода хлынула потоком. Дыра настолько крупная, что не смогли закрыть её. Теперь течёт постоянно и будет течь, пока вода в резервуаре не закончится. А без воды в Сердце будет очень тяжко.
Опять зуб мудрости расшалился. Со вчерашнего вечера покоя не даёт. С утра выпил уже две таблетки. Боль не проходит.
Давинчи так разнервничался из-за того, что Прочерка запалили с алкоголем и увели, что затемпературил. Ещё и сердце, говорит, схватывает. Давинчевское сердце, не драконье. Прочерк пока не возвращался. По всей видимости, в яму посадили.
19 сентября, 13:20
Вызвали к командиру Давинчи и Костека. Меня не дёргали. Минут через десять вернулся Прочерк. Ночь просидел в яме, а с утра получал пряники от командира. Костека не сдал. Грудь от пряников болит.
Вернулся Костек. Сказал командиру, что не пил. Обнюхали, поверили.
Вернулся Давинчи. С предупреждением. Ещё один залёт у нашей штурмовой группы, и пойдём на немцев одни, без поддержки. Давинчи выматерился и сказал: «Пусть дадут отдохнуть пару дней и отправляют куда угодно. Пуганые…»
19 сентября, 19:09
Прочерка отправили рыть блиндаж на нуле. Надеюсь, на этом наказания закончатся. Оружие нам пока ещё не отдали. Мне стыдно выходить со двора. Я на войне уже сто лет в обед, и меня разоружили, как долбаного пятисотого. Позор.
20 сентября, 10:42
При командирах вид у меня по Петру Первому – глуповатый. Мягко сказать. Особенно при штабных. Но я не специально становлюсь таким. Только вижу какого-нибудь новоиспечённого, сразу тупею. Теряюсь. Блуждаю в собственных мыслях без желания возвратиться в мир обетованный.
Когда ходил сверять номер автомата, долго не мог разобраться, почему не вытаскивается боёк. Скинул крышку и тупо смотрел на содержимое, пару раз безрезультатно попытавшись его вытащить, – не снял с предохранителя, потому боёк не поддавался. Штабной смотрел на меня и удивлялся, должно быть: сержант из боевой группы не умеет разбирать автомат. Да я бы сам впал в изумление, застань подобную картину. Он смотрел на меня, смотрел, а потом не выдержал: «Сержант, снимите с предохранителя!»
Рядом с командирами не справляюсь с элементарными задачами. Но мной можно рулить. Идеальная безропотная машина. Задача – выполнение задачи, задача – выполнение задачи. Лишь бы только командир был с головой и умел правильно руководить. Потому что если командир при виде меня, тупого, становится таким же, то делу швах.
Да, крик не переношу. То есть вообще. Могу в морду дать, когда на меня кричать начинают. Не взирая. Потом буду сожалеть, конечно, только это не меняет первичной реакции, потому что она неосознанная, на рефлекторном уровне.
Совершенно иначе, когда я один, вне доступа. Мой мозг работает лучше высокоскоростного компьютера. Чётко определяю задачи, распределяю силы и с лёгкостью решаю сложнейшие вопросы.
Мне тяжело работать в большом коллективе. Коллективной ответственности не переношу. Это происходит, скорее, от недоверия. Слишком часто ходил без вины виноватым. Вот и сейчас, разоружили за проступок, который бы в жизни никогда не совершил. Нечеловеческий стыд.
Могу работать на коллектив, но только находясь в своём чётко очерченном кругу, на территорию которого никто не заходит.
Оружие до сих пор не вернули. Съездили загрузили-разгрузили машину с водой. Без автоматов. Кастраты. Мне надо что-то делать, иначе я загрызу сам себя. Вернусь к приседаниям. Доведу количество до пятисот.
20 сентября, 17:09
Болезненное состояние из-за переживаний и зуба мудрости, который не даёт покоя. Опять ломота в суставах. Если бы зуб не беспокоил, я бы не переживал. Уже привык. Научился справляться. Но зуб… Это нечто. В боевых условиях невыносимо. Мозг отключается, ничего не соображаешь, силы покидают. Собраться не могу. Разобран полностью. Таблетки ем одну за другой. Не помогают. Аппетита нет. Плюс ко всем проблемам стул потёк. От таблеток, наверное. Не до приседаний. Хорошо бы уснуть.
20 сентября, 18:29
Кажется, дневник начинает управлять моим сознанием. Стоило пожаловаться ему, как недомогание рукой сняло. Зуб перестал болеть. Будто заново родился. Только я бы не хотел превращать свой дневник в жилетку для нытья.
Давинчи предложил по-быстрому сварганить еду – макароны с тушёнкой, видимо, заметив, что я со двора вообще перестал выходить: мне стыдно без оружия в таверну идти. Костек сбегал к Саве, взял макароны. Тушёнка у нас была. Гуманитарка к парням приезжала, угостили.
Командир отряда на первом построении предупредил, что если узнает о том, что кто-то барыжит гуманитаркой, расстреляет. На первом круге случилась дикая история. Нуб – молодой мальчишка, сирота – пробил гуманитарку из омского фонда «Тыл – Фронту». Привезли целую машину. Часть привезённых вещей Нуб раздал, а часть начал продавать. Своим же. Бабушки последнюю пенсию отдавали, чтобы помочь доблестным, а доблестные торгуют этой помощью. Есть в подобном поведении запах загнивающего нутра.
Под конец контракта парни криво смотрели на Нуба. Но лицо не били. Сидим как-то с Айболитом, обсуждаем ситуацию. Он говорит, мол, если побьём, побежит к командиру и пожалуется: старики бедного сироту отлупили. Вот и терпели. Ош связывался с фондом ветеранов СВО. Ему сказали, что «примут пассажира» по возвращении. Скорее всего, «не приняли», иначе бы знал. Подлость осталась ненаказанной. На втором круге – хвала командиру отряда – ничего подобного не происходило. Командир сам бы разобрался. Сирота не сирота, если подлец, то быть тебе битым.
Поели, и совсем расцвёл. Через полчаса ещё раз поел.
Зашёл в гости Смайл. Меня пробило на шутку. Говорю ему: «Пошли нехорошие слухи, будто у тебя депрессия, ты ни с кем общаться не хочешь, лежишь в доме на кровати, с головой накрывшись одеялом. Ты держись!» Смайл впал в недоумение. Застыл. Смотрит на меня и глазами хлопает. «Но я, – продолжаю, – на такие слова отвечаю, что ты разрабатываешь план по взятию Киева, Варшавы и Вашингтона». Смайл заулыбался.
21 сентября, 09:22
Настоящий вкус к жизни приходит на войне. Вдруг понимаешь, насколько дороги люди, окружавшие и окружающие тебя. Хочется бесконечно долго смотреть на них, слушать. Мелкая суета, лёгкие проблемы становятся самоценны. Казалось бы, незначительные события, ситуации, разговоры складываются в единое целое, становятся чем-то большим, космически огромным, необъятным. Прижимаешься к ним всеми своими мыслями, будто котёнок, ластишься, ловишь дыхание над собой. Ты – часть вселенной. Крупица, щепотка, но всё же часть всего этого огромного, чистого, светлого мира.
21 сентября, 10:20
Переживаю за Сердце Дракона. Зетовцы вышли. Остались штрафники и наше подразделение. В своих уверен. Штрафники вызывают сомнение. Неорганизованная кучка парней, разрозненная, не умеющая жить и работать в составе одной команды.
Зетовцы привыкли существовать в общности людей с чётко распределёнными обязанностями. Так называемые блатные, которые на войне тащат груз командиров, не похожи на киношных блатных, бегающих с заточками и поигрывающих чётками. Это смелые парни, взявшие на себя ответственность за «мужиков», заботящиеся о них, организующие быт, пространство, ведение боевых действий и берущие на себя выполнение самых опасных задач.
У штрафников этого нет. Каждый сам за себя. Давинчи рассказал по возвращении.
«Остался, – говорит, – у меня сникерс. Положил его на общий стол. Ну, думаю, парни, как это было принято раньше, разрежут на десяток частей и съедят каждый по кусочку. Смотрю, подскакивает к столу один из штрафников, хватает сникерс, разворачивает и запихивает его целиком себе в рот. Я даже остолбенел от такого поворота. Слов не было, чтобы вслух оценить ситуацию». В этом поступке суть штрафников.
На первом круге, в период затишья, парни пытались сформировать нечто похожее на общность людей, живущих по лагерным законам, с которыми были знакомы по фильмам. Выстраивали иерархию, искали козлов отпущения, поигрывали пальцами и прочее. Понты, одним словом, детские понты. В мужском коллективе случаются подобные глупости.
В представлении обывателя крутой лишь тот, кто меньше всего делает и больше всего командует, притом что умеет перекладывать ответственность за дурное командование на людей, которые входят в обойму его подчинения. Манера разговоров походила на штампованные разводки, когда каждый пытался выставить дураком своего собеседника. Результатом были интриги, мелочность, склоки, бабские сплетни за спиной. Ничего хорошего из этого не вышло.
Если первые два месяца мы ещё походили на единую команду, то за последний месяц рассыпались. Да и сам я чуть было не потерял веру в людей, пришедших защищать Отечество. Вылезла вся грязь, которая таилась глубоко внутри. Хорошо ещё, что третий, последний месяц контракта, когда это происходило, мы сидели на задах и, по сути, не участвовали в прямых столкновениях с немцами.
Зетовцы – идеальные воины. Сплочённые одной причиной выхода на тропу войны – это свобода. Притом, что любви к Отечеству в них не меньше моего. Они умеют самоорганизовываться и распределяться по тем способностям и возможностям, душевным и физическим, которыми обладает каждый из них. Слабого никогда не пошлют вперёд. Про мобиков ничего не скажу. С ними почти не сталкивался ни на первом круге, ни на втором.
С добриками, с нами, есть проблемы. Мы по разным причинам на войне, оттого бываем разобщены. Кто-то пошёл из-за денег, кто-то от скуки, кто-то был ведом чувством долга и любовью к Отечеству, а кто-то заблудился в дебрях жизни так, что видел войну как единственную возможность выхода из них. Такие сливаются в единое целое только в момент смертельной опасности. Но в случае послабления, разряженной ситуации, не таящей в себе ничего сложного и страшного, рассыпаются.
Кубань вышел на Дракона.
21 сентября, 15:55
Вернули оружие, будто оторванный член сызнова прирастили. Надо почистить, привести в должное состояние.
21 сентября, 21:15
Малыш на отдых с позиции артиллеристов приехал. Зашёл на чай. Рассказал, что наши миномётчики и птичники расширяются. Гуманитарщики помогают наращивать птичью мощь, а миномётчики планируют дорасти до батареи.
Малыш работает по тем немцам, которые прямо напротив меня сидят, – в тридцати метрах. Смеюсь, говорю: аккуратней работай, чтобы своего боевого товарища не задеть. «Учимся, – отвечает. – Книжки привезли, читаем, наводим, стреляем. Сейчас, – добавляет, – свою птичку запустим, чтобы не через третьи руки корректировать, и тогда вообще чётко будет».
Наши воины натовских академий не оканчивали. Учатся воевать не за школьными партами, а прямо на боевых позициях. Бесценные знания, полученные с потом и кровью.
Малыш большой, счастливый. «Доживу, – говорит, – до дембеля, закрою контракт и снова пойду, на год». Ноги у него плохо работают, дыхалки нет, а с миномётами, говорит, справляется.
22 сентября, 06:43
Малыш показывал карту с размещением наших войск. Мне казалось, мы тут одни, как бедные родственники. Это не так. Позади нас развернулись с десяток других подразделений. Либо крутой замес готовится, либо ещё что, неведомое простому солдату. Но, в любом случае, у меня будто спина в панцирь оделась. Теперь уверенности больше в том, что наш участок не пробьют и мы не подведём матушку Россию.
По карте увидел, что моя позиция в Сердце Дракона ближняя к хохлам. Появилась гордость за себя. Вот какой красавчег я. Иной бы испугался, а у меня гордость появилась – дескать, есть во мне польза Отечеству. Неисправим.
Прочерк, по-моему, догадывается, что я имею какое-то отношение к литературе, говорит: «Если будешь писать о нас, то пиши правду». Только правда у каждого своя, да и моя война не думаю, что похожа на войну того же Прочерка.
Мы живём каждый в своей реальности, и войны у нас разные. Сколько человек на войне, столько и войн. Сотни тысяч войн с одной стороны и сотни тысяч – с другой.
Никому и в голову не придёт, что я, допустим, место, куда мы выходим на боевое, называю Сердцем Дракона. Скажи кому, так пальцем у виска покрутит, подумает, что совсем чокнулся.
Теперь постоянно троллю Костека. Он говорит: «Холодно сегодня…» – «А ты водочки выпей, согрейся!» «У меня понос!» – «А ты водочки выпей, закрепит!» «Уснуть не могу…» – «А ты водочки выпей!» Бедный Костек. У него теперь на всю жизнь аллергия на алкоголь. Хотя… вряд ли.
За кого думаю, так это за Китайца. Если вернётся с войны и бухать начнёт, всю свою жизнь в унитаз спустит. Дочка у него и жена, и, по всей видимости, он сильно любит их. Китаец человек хороший. В каком-то смысле благородный, по-мужицки благородный. Только без тормозов, когда дело до рюмки доходит. Прямо как я в своей безбашенной молодости.
У Китайца туберкулёз. Отвезли в госпиталь.
22 сентября, 09:27
Снова пополнение прибывает. Нас много, и мы в тельняшках. Без крутого замеса не обойдётся.
Дембелей отправили лес валить, чтобы не бухали под финал. С дембелями поехали Рутул и Костек. Ах-ха, они планировали сегодня обналичить деньги и закупиться жрачкой, сигаретами и прочими прелестями солдатской жизни. Не судьба. Меня и Давинчи пока не трогают.
22 сентября, 12:58
Тарелок в таверне не хватает. Отнёс стопку Саве. Пусть хорошенько накормит молодых.
Грецкие орехи начинают осыпаться. В Москве дорогие, редко балую себя, а здесь на дороге валяются никому не нужные. Подошёл к дереву, задрал голову, крикнул: «Хочу орех!» – и посыпалось. Один, другой, третий… будто не солдат я, а волшебник.
Орехи в зелёной кожуре. Она открывается, делясь на четыре части, и грецкий орех вываливается. Вкус не такой, как в магазинах. Неожиданный. Нежный. Орех во рту тает, связывает язык. Вкус детства, аптеки, йода, разбитой коленки. Интересное сочетание.
Включил радио и попал на передачу, где родные посылают приветы своим любимым солдатам. Слёзы на глазах. Ещё чуть-чуть и ревмя зареву. Хорошо, что меня никто не видит.
Сколько любви принесла война, сколько любви! Люди никогда так не любили, как любят сейчас. Война разбудила любовь, затихарившуюся глубоко внутри каждого из нас. Как же нам не хватало её. Пришлось кинуть на покорёженный от бесконечных обстрелов алтарь сотни тысяч человеческих жизней, чтобы вспомнить, для чего мы рождены. Для любви.
22 сентября, 17:30
Хрень в том, что я действительно хочу вернуться в Сердце Дракона. Мне скучно в располаге. Всё ли со мной в порядке?
Опять сделал запись такую же, как в прошлый раз по возвращении с б. з., а завтра, наверное, так же, как в прошлый раз, сотру. Нет, не буду стирать.
23 сентября, 06:27
Вечером переселили в наш домик Бабая (дембель) и Князя (мой поток). Освободили жильё для пополнения. Бабай и Князь работали на окопах. На мой взгляд, самый сложный участок. Для понимания сложности: до позиций немцев 50–100 метров. Группа роет окопы, блиндажи, оборудует огневые точки для пулемётчиков и штурмовиков, а также пробивает путь для «ног» и для захода на наши позиции парней из обороны. Туда отправляют, как правило, залётчиков, чтобы дурь из головы выбить. Бабай и Князь залётчиками не были. Просто карта легла так. Работали на окопах вместе с Ахмедом. Бабай – старший группы.
У Князя после сорока пяти дней на окопах варикоз. Начальная стадия. Отвезли в госпиталь. Он пробыл там пару дней. Говорит, что врачи ничего не делали. Спросили, дескать, как себя чувствуешь. Ответил, что хорошо. На этом лечение закончилось. Командир переведёт его в комендантский взвод. Князь в полицаи не хочет. Но тут уже деваться некуда. Есть опасность тромба. На постах на базе месяц простоит, а по возвращении на большую землю полечится.
Князю тридцать пять. Трое детей. Физически хорошо сложён. Черты лица резкие. Скуластый. Вспыльчивый.
Вспыльчивость – основная черта характера наших парней. Этим отличаюсь от них. С виду совершенно спокоен. Хотя Ковбой тоже достаточно спокоен, даже немного флегматичен, и Смайл, кстати, все свои негативные эмоции превращает в улыбку.
Князь поругался на Ахмеда. Рассказал, что тот рыл лисьи норы в песке, поэтому его при бомбёжках засыпало, а Князю приходилось откапывать. Ахмед такой Ахмед. Пастух, не воин. Но то, что он здесь – на войне, и то, что в момент опасности он добровольно пошёл защищать Отечество, – делает его большим героем. Правда, Князю этого не объяснить, потому что вместо того, чтобы рыть окопы, ему частенько приходилось откапывать Ахмеда.
Когда отправлял сообщения с общего телефона Петру Лундстрему, Аничке и Аруте, барышня Князя бесконечно звонила и писала: «Не молчи, ответь, не молчи!» Видимо, не знала, что телефон общий. Пришлось ответить за Князя. Сказал, что он жив-здоров, в строю, чтобы не волновалась. Потом рассказал об этом Князю. Сходи, говорю, напиши ей. Князь отмахнулся – дескать, надоела. Женщины даже на войне могут добить своей заботой. Смеюсь. По-доброму смеюсь. С поклоном и уважением к нашим заботливым женщинам.
Зашёл в домик к парням. Там теперь по углам вещи, рюкзаки, сумки, чемоданы. Говорю Бабаю: «Никогда не видел в доме столько вещей!» – «А фиг ли, – отвечает, – дембель заехал…»
23 сентября, 10:44
С пополнением прибыли чеченцы. Давинчи привёл одного из них познакомиться. Рослый парень, с густой чёрной бородой а-ля Яковлев из фильма про Ивана Васильевича, который менял профессию.
Чеченец поздоровался, кивнул на шеврон с позывным Азазель и добавил: «Компьютер выбрал!» Раньше был у музыкантов. Прошёл Африку. Охранял шахту с алмазами. «Замес, – говорит, – один раз был, да и то не замес, а так. Приехали на мотиках малолетние негритосики с автоматами, перевязанными верёвкой и проволокой. Мы их отловили, пряников надавали и отпустили. Негритосики знают по-русски только «Дяденька», «Не убивать!», «Заставлять!», «Я любить русский!». Чего, – говорит, – с них взять? Пинками по задницам отогнали. Автоматы отобрали, они плачут: «Дяденька, автомат отдать!»»
Азазель приехал в отряд две недели назад. Всё это время торчал на базе автоботов. Крутил гайки. «Какой-то полковник, – говорит, – ходил надо мной, там подкрути, там. Я его послал. Здесь нет полковников, только командир. Хочешь быть полковником, иди к мобикам».
Азазель попросился от автоботов на передний край. Либо к миномётчикам, либо на высоту, с пулемётом работать. Первого чеченца вижу с желанием пойти на передок. Не везло мне с ними. Попадались раньше мягкотелые. Начинал разочаровываться.
Зимой были чеченцы. Так они чисто тик-ток-войска. Прибегали после штурмов и фотографировались на фоне опорников, которые добровольцы брали.
Азазель стоял у винограда, срывал ягоды и ел. Давинчи показал ему место, где ягоды вкуснее и слаще. «Люблю кислые. Вино люблю. Правда, – сказал, – нам нельзя. Ягоды поем…»
Его отец в первую чеченскую воевал против России. «Глупый, – говорит, – да простит меня Всевышний. Чечня не выживет без России, сожрут её».
23 сентября, 19:12
Давинчи отправили на вторую базу к автоботам. На сохранение. На б. з. больше не пойдёт. Командир вызвал его, поблагодарил за хорошую работу и сказал, чтобы собирался. Давинчи пришёл ко мне: «Теперь ты, Огогош, старший группы, а я всё, на отдых». Посидели с ним, поболтали немного, обнялись по-братски и попрощались. Давинчи выдохнул.
Из «старичков» осталось двое: Костек и я. Прочерк на окопах, копает. Залётчик. Мне в группу добавили троих «молодых». Чик, Комерс и Шакай. Группа по-новой укомплектована.
В пять вечера прибежал с большими глазами Костек: «Мы на б. з. собираемся!» – «Команды, – говорю, – не было». – «Ты без рации, передали через меня!» Ок. Костека отправил в магазин за куревом, а сам с парнями потихонечку начал собираться. Вспомнил утреннюю запись в дневнике. Как по заказу.
Молодые ко мне обращаются «командир» – дескать, командир, а что лучше брать? А как одеться? Командир то, командир сë. С умным видом посоветовал брать минимум, одеться тепло. Рассказал в двух словах о том, где мы будем. Молиться, сказал, можно, бояться – нужно, а вот паниковать – нельзя. Собрались.
Костек принёс сигарет и сникерсов. Упаковались. Повёл парней за аптечками и пайком. Аптечки выдали. Стою, жду паёк. Не дают. Говорю, давайте паёк. Руха: «Тебе есть нечего?» – «Мы на б. з.». – «Чья группа?» – «Моя». Руха перекрестил нас – дескать, не повезло, сочувствую, а потом, увидев, что я нахмурился, произнёс: «Я пошутил…» Человек, сидящий задом на солдатских пайках, не знает, что так шутить нельзя. Ладно, проехали. В общем, пока дали моей группе отбой. Можно было без шуток. Похоже, у меня аллергия на людей с мозгами прапорщика.
Вернулись с парнями в домик. Костек закашеварил ужин. Будем есть и знакомиться.
23 сентября, 20:19
Днём заходил в штаб, где дежурит Калуга. Калуга пожаловался, что устал в комендачах сидеть, хочет на Дракона. «Но, – говорит, – я не добегу. Это будет дорога в один конец». – «Так нельзя, – возмутился. – Дорогу осилит бегущий. Просто берёшь и бежишь».
После смены Калуга пошёл к командиру и попросился на б. з.
Сидим в домике с Князем обсуждаем его поступок. Они с одного района. Знакомы с гражданки. Родня Калуги ругает Князя, поскольку думает, что это он вытащил Калугу на войну.
Князь не хочет, чтобы Калугу брали на б. з. Говорит: «Случись с ним что, меня живьём закопают».
Калуга ложками ест соль, чтобы отёчность ног не спадала и чтобы не отправили на Дракона, а здесь его перемкнуло, и он решил сам попроситься. Князь ругается. «Сидел бы, – говорит, – на попе ровно и сидел. Вот чего он?»
Цирк, а не люди.
Бабай лежал рядом, слушал нас и не выдержал: «Князь, не переживай за него! Он ещё нос тебе утрёт! Вернётся домой в орденах и медалях. Будет ходить по району гоголем-моголем, не подступишься!»
24 сентября, 06:17
Не понимаю своего состояния. Либо слишком спокоен, либо слишком взволнован. Вроде расслаблен и в то же время напряжён. Месяц будет тяжёлым, потому что тосковать по дому начинаю. Чрезмерно.
Мир на войне меняется каждую секунду. Ждёшь чего угодно.
Хм… мир на войне. Интересное сочетание.
Спал хорошо. Выспался.
Скучаю по своим любимым малышам. По друзьям скучаю. По родным. По женской нежности. По дивану своему скучаю тоже, по тёплой ванне, по берёзовой роще. У меня дома под окнами берёзовая роща, сказочная. Столько тёплого, весёлого, хорошего связано с ней. Сейчас она потускнела. Через недельку завьётся багряным пламенем, потом оголится, а под финал года накинет на себя пуховое одеяло, чтобы спрятаться от зимнего холода.
24 сентября, 16:42
В девять утра прозвучала команда: «Десять минут на сборы по-боевому». Вчера уже были собраны. Сразу выскочили.
Мозг прапорщика начал пугать – дескать, с двух ночи бомбят Сердце, вот-вот накат пойдёт. Не слышал я, чтобы бомбили как-то по-особому. Обычно. Так бомбят каждый день и каждую ночь. Мозг прапорщика под это дело насовал нам лишнее БК. Загрузил чрезмерно.
Встретил Ленина. Ленин увидел, что иду без плит. Скривил рот.
Я похлопал его по плечу:
– Жизнь одна, и прожить её надо с высоко поднятой головой.
Второй выход без плит. Нужна скорость, а не липовая защита. Скорость спасает. Плиты – нет.
Машина подъехала близко. Быстро дошли до нуля. Погода сносная. Ни холодно, ни жарко.
Сказали, пока разместиться в блиндаже и ждать «ноги». Велел парням скинуть в блиндаже лишний груз. Нам ещё бежать не пойми под каким огнём. На точке БК много, а лишний вес – это ещё один шаг в сторону смерти.
25 сентября, 12:12
Телефон перед выходом не успел зарядить. Повербанк не взял. Включать телефон и записывать буду реже.
До трёх ночи сидели в блиндаже. Замёрзли. Толком ничего не ели, потому что горелки с собой не брали и не знали, на какую точку идём.
В три часа ночи поступила команда, что идём дальше, на драконьи Кишки. Я там был в свой первый выход.
Ночь – коли глаза. Дошли до перевалочного места. Немцы начали накрывать кассетными тропу. Дали нам проводника из союзников – хромого, больного, который только-только начал работать «ногами». Напрягся. Костек отказался идти с ним и по темноте. Я подумал и сказал, что пойдём либо все, либо никто не пойдёт. Передали по рации командиру, что ждём на перевале затишья.
Чуть рассвело. Через час увидел Иглу. Он выходил из Кишок. Спросил у него, как тропа. Пулемёт, ответил, не работает, и птичек нет. Я выдохнул, кивнул проводнику – дескать, надо выдвигаться, и мы побежали.
Зашли хорошо, без особенных приключений, но только заскочили в Кишки Дракона, тут же по входу прилетела кассета. Посыпался горох. Бух, бу-бу-бу-бу-бу…
Из Кишок вышли зетовцы. Передали по радейке, что еле дошли до жёлтой зоны. Накрывало. Потерь нет.
На Кишках много парней. Позиция расширилась. Добавились две огневые точки. Пока отдыхаем, ждём, когда распределят.
25 сентября, 16:58
Переместились группой из четырёх человек на свою позицию. Пятый из группы – Комерс – будет работать «ногами». Заботиться о доставке продуктов, БК и воды.
Кишки у Дракона длинные. Здесь, на точке, несколько парней из другого подразделения. Мы пришли как усиление небольшого Отростка от основной Кишки. О задачах и боевых действиях не пишу. Правило трёх «нет».
Поселились в бетонной трубе, устроили себе лежанки для отдыха. Костек улёгся и начал считать дни до конца нашего контракта. Я стараюсь не думать о доме.
Тяжелее всего на выполнении этого боевого задания будет Чику. Он под метр девяносто ростом. Легче всего – Костеку, потому что он до метра пятидесяти недотягивает. Нет, дотягивает. Говорит, что метр пятьдесят пять.
На базе.
18 сентября, 10:05
Вышли из Сердца в четыре с копейками. Разбились на две группы. Одну (Давинчи, Прочерк) повёл Двадцать пятый; вторую (я, Костек) – Башкир.
В который раз прохожу с Башкиром Тропу ярости и готов ему памятник поставить за бережное отношение к нам. Памятник при жизни, что естественно. Тропу прошли аккуратно, не напрягаясь (лукавлю!), перебежками в сложных местах. Вторая группа тоже чисто отработала выход. На нуле ждал Рутул, которого вывели раньше. «Дяха, – закричал Рутул, увидев меня, – я молился, чтобы вы прошли тропу спокойно!» Спасибо тебе, брат, тебе и твоим молитвам.
Заход и возвращение с боевого похожи на русские горки. Дух захватывает.
В лесопосадке на выходе встретили Хриплого (зетовец). Боец, о котором ходят легенды. Дело было при взятии Сердца штурмом. Брали его группой в тридцать человек. Среди парней был Хриплый. Отбили быстро. Потом случился ответный накат. Пришлось отойти. Хриплый выйти не смог. Заныкался в подвалах и в течение десяти дней жил там. Таскал еду у немцев, переоделся в их форму, ходил по ночам как у себя дома. Через десять-двенадцать дней Сердце отбили. Взяли Хриплого в плен, думая, что это хохол. Мордой в пол, все дела, а он кричит: «Парни, я свой!» Хорошо, что рядом были бойцы, которые знали его. А так, могло произойти всякое.
На базе, даже не умывшись, побежал в штаб. Надо было отправить деньги малышам-сыновьям. Они уже давно не малыши, конечно. Только для меня они – такие же малолетние детишки, какими были и 10, и 20 лет назад. В штабе есть возможность переправить деньги через мобильный банк. Кинул на карточки по пятьдесят тысяч на новые ноутбуки Святославу и Ванечке.
Сходил в баню и таверну. Помылся, поел. Встретил Ковбоя. Говорю, дескать, Доберман увольняется, поставят тебя на баню и будешь тут сидеть. Ковбой не оценил шутки. Ответил, что разведчик, а разведчиков на баню не ставят.
Сава покормил. Доберман подогнал новый тактический рюкзак. Мой вконец развалился. На предыдущем заходе лямки не выдержали веса и порвались. В этот заход связывал рюкзак верёвками, чтобы содержимое не высыпалось по пути. Неудобно. Спина устаёт.
Сава дал картошки, лука и кабачковой игры. Дома есть конина и тушёнка. Сейчас Рутул замутит вкусный обед.
С едой теперь всё хорошо. Не чувствую недостатка в мясе. Откуда берётся, не знаю. То один что-то принесёт, то другой. Холодильник не пустует.
Костек по возвращении опять нахрюкался до свиней. Пил с Прочерком. Прочерк ещё ничего, а Костек в нулину. С утра взял у меня последние шесть тысяч, обещался принести сигарет, колу, сникерсы и салфетки (решил собрать рюкзак на следующее б. з.), но принёс только две пачки влажных салфеток и себе пива. Я разозлился. Отобрал у него пиво и вылил его.
Надо искать деньги, чтобы подготовиться к следующему выходу.
18 сентября, 15:08
Придумывают командиров, чтобы создать проблем простому солдату, а не решить их. После выхода на Дракона решил сходить подстричься и поправить бороду. Машинка у меня есть. Можно было бы самому. Только захотелось, чтобы женские руки пошебуршили голову. Женского тепла не хватает. В общем, чтобы подстричься, мне теперь нужно найти коменданта. Нашёл. Комендант отправил искать второго человека, которому тоже надо подстричься. Одному ходить нельзя. Нашёл. Потом снова искал коменданта, чтобы отпроситься двоим. Нашёл. Комендант попросил подойти за ответом через полчаса. Подождали. Потом искали его, чтобы снова отпроситься. Нашли. Убил три часа времени, чтобы пройти пятьдесят метров до дома, где женщина из мирняка стрижёт солдат. Подстригся. На всё удовольствие пять минут. Три часа плюс пять минут.
«Я ваш командир», – говорит мне новый комендант Руха. Руха из добровольцев. Такой же, как мы. Сколько себя помню, сидит задом на складе. Теперь поставлен комендантом. Командир, блин. Подумал: «Ты же, Руха, обслуживающий персонал. Должен следить за тем, чтобы солдат из боевой группы был сыт, одет и здоров. Твоя работа – заботиться о солдате, решать его проблемы. Какого же ты, сукин сын, лезешь в командиры?» Подумал, но не произнёс. «Я – старшина», – говорит Руха. «Ты – гнида позорная», – подумал я. Подумал, но не произнёс.
После подстрижки вызвали в штаб проверить оружие. Там запалили с перегаром Прочерка. Отчитали Давинчи и разоружили всю команду. Сидим дома.
Сегодня удалось связаться с родными и близкими, которые, как оказалось, переживали за меня. Успокоил. Поговорил с Ошем. У него два ранения. Вроде оправился. Но война, говорит, для меня закончилась. Кочевник тоже с ранением. Из госпиталя вышел. Ему неделя осталась до конца контракта. Главное, живы. Мне важно было знать.
Хочется хотя бы пару дней отдохнуть, полежать в одиночестве. Тяжёлое б. з. было. Но парней запалили с алкоголем, поэтому вряд ли дадут отдых. Здесь приходится одному отвечать за всех, а всем за одного. Такова унылая солдатская доля.
18 сентября, к полуночи
Комендачи забрали Прочерка. Сидели с Давинчи ждали его до поздней ночи. Не дождались. Печальная история. Напился до свиней один, а запалили того, кто выпил немного, чисто помянуть Дика.
19 сентября, 10:53
Чувствую себя опозоренным. Униженным. Почти двести дней на войне. Ни одного замечания от командования. Выполнял, чего бы мне это ни стоило, все поставленные задачи, и вдруг приходят комендачи и разоружают меня, потому что от кого-то где-то учуяли запах алкоголя. Невыносимо.
19 сентября, 12:37
В Сердце Дракона занимался воспитанием немцев. Бытовые проблемы мало меня касались. Ну дров порубить или сходить за водой. Не более. Поэтому некоторые вещи обходили стороной моё внимание.
Я думал, что трубу, из которой мы набирали питьевую воду, накрыло очередным прилётом. Оказалось, что там просто закончилась вода, которая шла из резервуара.
Нашли выход воды из другой трубы. Надо было продырявить её, чтобы вода бежала мелкой струйкой. Газпром (мой поток) выстрелил по трубе. Вход маленький, а выход – большой. Труба ржавая. Отвалился огромный кусок, и вода хлынула потоком. Дыра настолько крупная, что не смогли закрыть её. Теперь течёт постоянно и будет течь, пока вода в резервуаре не закончится. А без воды в Сердце будет очень тяжко.
Опять зуб мудрости расшалился. Со вчерашнего вечера покоя не даёт. С утра выпил уже две таблетки. Боль не проходит.
Давинчи так разнервничался из-за того, что Прочерка запалили с алкоголем и увели, что затемпературил. Ещё и сердце, говорит, схватывает. Давинчевское сердце, не драконье. Прочерк пока не возвращался. По всей видимости, в яму посадили.
19 сентября, 13:20
Вызвали к командиру Давинчи и Костека. Меня не дёргали. Минут через десять вернулся Прочерк. Ночь просидел в яме, а с утра получал пряники от командира. Костека не сдал. Грудь от пряников болит.
Вернулся Костек. Сказал командиру, что не пил. Обнюхали, поверили.
Вернулся Давинчи. С предупреждением. Ещё один залёт у нашей штурмовой группы, и пойдём на немцев одни, без поддержки. Давинчи выматерился и сказал: «Пусть дадут отдохнуть пару дней и отправляют куда угодно. Пуганые…»
19 сентября, 19:09
Прочерка отправили рыть блиндаж на нуле. Надеюсь, на этом наказания закончатся. Оружие нам пока ещё не отдали. Мне стыдно выходить со двора. Я на войне уже сто лет в обед, и меня разоружили, как долбаного пятисотого. Позор.
20 сентября, 10:42
При командирах вид у меня по Петру Первому – глуповатый. Мягко сказать. Особенно при штабных. Но я не специально становлюсь таким. Только вижу какого-нибудь новоиспечённого, сразу тупею. Теряюсь. Блуждаю в собственных мыслях без желания возвратиться в мир обетованный.
Когда ходил сверять номер автомата, долго не мог разобраться, почему не вытаскивается боёк. Скинул крышку и тупо смотрел на содержимое, пару раз безрезультатно попытавшись его вытащить, – не снял с предохранителя, потому боёк не поддавался. Штабной смотрел на меня и удивлялся, должно быть: сержант из боевой группы не умеет разбирать автомат. Да я бы сам впал в изумление, застань подобную картину. Он смотрел на меня, смотрел, а потом не выдержал: «Сержант, снимите с предохранителя!»
Рядом с командирами не справляюсь с элементарными задачами. Но мной можно рулить. Идеальная безропотная машина. Задача – выполнение задачи, задача – выполнение задачи. Лишь бы только командир был с головой и умел правильно руководить. Потому что если командир при виде меня, тупого, становится таким же, то делу швах.
Да, крик не переношу. То есть вообще. Могу в морду дать, когда на меня кричать начинают. Не взирая. Потом буду сожалеть, конечно, только это не меняет первичной реакции, потому что она неосознанная, на рефлекторном уровне.
Совершенно иначе, когда я один, вне доступа. Мой мозг работает лучше высокоскоростного компьютера. Чётко определяю задачи, распределяю силы и с лёгкостью решаю сложнейшие вопросы.
Мне тяжело работать в большом коллективе. Коллективной ответственности не переношу. Это происходит, скорее, от недоверия. Слишком часто ходил без вины виноватым. Вот и сейчас, разоружили за проступок, который бы в жизни никогда не совершил. Нечеловеческий стыд.
Могу работать на коллектив, но только находясь в своём чётко очерченном кругу, на территорию которого никто не заходит.
Оружие до сих пор не вернули. Съездили загрузили-разгрузили машину с водой. Без автоматов. Кастраты. Мне надо что-то делать, иначе я загрызу сам себя. Вернусь к приседаниям. Доведу количество до пятисот.
20 сентября, 17:09
Болезненное состояние из-за переживаний и зуба мудрости, который не даёт покоя. Опять ломота в суставах. Если бы зуб не беспокоил, я бы не переживал. Уже привык. Научился справляться. Но зуб… Это нечто. В боевых условиях невыносимо. Мозг отключается, ничего не соображаешь, силы покидают. Собраться не могу. Разобран полностью. Таблетки ем одну за другой. Не помогают. Аппетита нет. Плюс ко всем проблемам стул потёк. От таблеток, наверное. Не до приседаний. Хорошо бы уснуть.
20 сентября, 18:29
Кажется, дневник начинает управлять моим сознанием. Стоило пожаловаться ему, как недомогание рукой сняло. Зуб перестал болеть. Будто заново родился. Только я бы не хотел превращать свой дневник в жилетку для нытья.
Давинчи предложил по-быстрому сварганить еду – макароны с тушёнкой, видимо, заметив, что я со двора вообще перестал выходить: мне стыдно без оружия в таверну идти. Костек сбегал к Саве, взял макароны. Тушёнка у нас была. Гуманитарка к парням приезжала, угостили.
Командир отряда на первом построении предупредил, что если узнает о том, что кто-то барыжит гуманитаркой, расстреляет. На первом круге случилась дикая история. Нуб – молодой мальчишка, сирота – пробил гуманитарку из омского фонда «Тыл – Фронту». Привезли целую машину. Часть привезённых вещей Нуб раздал, а часть начал продавать. Своим же. Бабушки последнюю пенсию отдавали, чтобы помочь доблестным, а доблестные торгуют этой помощью. Есть в подобном поведении запах загнивающего нутра.
Под конец контракта парни криво смотрели на Нуба. Но лицо не били. Сидим как-то с Айболитом, обсуждаем ситуацию. Он говорит, мол, если побьём, побежит к командиру и пожалуется: старики бедного сироту отлупили. Вот и терпели. Ош связывался с фондом ветеранов СВО. Ему сказали, что «примут пассажира» по возвращении. Скорее всего, «не приняли», иначе бы знал. Подлость осталась ненаказанной. На втором круге – хвала командиру отряда – ничего подобного не происходило. Командир сам бы разобрался. Сирота не сирота, если подлец, то быть тебе битым.
Поели, и совсем расцвёл. Через полчаса ещё раз поел.
Зашёл в гости Смайл. Меня пробило на шутку. Говорю ему: «Пошли нехорошие слухи, будто у тебя депрессия, ты ни с кем общаться не хочешь, лежишь в доме на кровати, с головой накрывшись одеялом. Ты держись!» Смайл впал в недоумение. Застыл. Смотрит на меня и глазами хлопает. «Но я, – продолжаю, – на такие слова отвечаю, что ты разрабатываешь план по взятию Киева, Варшавы и Вашингтона». Смайл заулыбался.
21 сентября, 09:22
Настоящий вкус к жизни приходит на войне. Вдруг понимаешь, насколько дороги люди, окружавшие и окружающие тебя. Хочется бесконечно долго смотреть на них, слушать. Мелкая суета, лёгкие проблемы становятся самоценны. Казалось бы, незначительные события, ситуации, разговоры складываются в единое целое, становятся чем-то большим, космически огромным, необъятным. Прижимаешься к ним всеми своими мыслями, будто котёнок, ластишься, ловишь дыхание над собой. Ты – часть вселенной. Крупица, щепотка, но всё же часть всего этого огромного, чистого, светлого мира.
21 сентября, 10:20
Переживаю за Сердце Дракона. Зетовцы вышли. Остались штрафники и наше подразделение. В своих уверен. Штрафники вызывают сомнение. Неорганизованная кучка парней, разрозненная, не умеющая жить и работать в составе одной команды.
Зетовцы привыкли существовать в общности людей с чётко распределёнными обязанностями. Так называемые блатные, которые на войне тащат груз командиров, не похожи на киношных блатных, бегающих с заточками и поигрывающих чётками. Это смелые парни, взявшие на себя ответственность за «мужиков», заботящиеся о них, организующие быт, пространство, ведение боевых действий и берущие на себя выполнение самых опасных задач.
У штрафников этого нет. Каждый сам за себя. Давинчи рассказал по возвращении.
«Остался, – говорит, – у меня сникерс. Положил его на общий стол. Ну, думаю, парни, как это было принято раньше, разрежут на десяток частей и съедят каждый по кусочку. Смотрю, подскакивает к столу один из штрафников, хватает сникерс, разворачивает и запихивает его целиком себе в рот. Я даже остолбенел от такого поворота. Слов не было, чтобы вслух оценить ситуацию». В этом поступке суть штрафников.
На первом круге, в период затишья, парни пытались сформировать нечто похожее на общность людей, живущих по лагерным законам, с которыми были знакомы по фильмам. Выстраивали иерархию, искали козлов отпущения, поигрывали пальцами и прочее. Понты, одним словом, детские понты. В мужском коллективе случаются подобные глупости.
В представлении обывателя крутой лишь тот, кто меньше всего делает и больше всего командует, притом что умеет перекладывать ответственность за дурное командование на людей, которые входят в обойму его подчинения. Манера разговоров походила на штампованные разводки, когда каждый пытался выставить дураком своего собеседника. Результатом были интриги, мелочность, склоки, бабские сплетни за спиной. Ничего хорошего из этого не вышло.
Если первые два месяца мы ещё походили на единую команду, то за последний месяц рассыпались. Да и сам я чуть было не потерял веру в людей, пришедших защищать Отечество. Вылезла вся грязь, которая таилась глубоко внутри. Хорошо ещё, что третий, последний месяц контракта, когда это происходило, мы сидели на задах и, по сути, не участвовали в прямых столкновениях с немцами.
Зетовцы – идеальные воины. Сплочённые одной причиной выхода на тропу войны – это свобода. Притом, что любви к Отечеству в них не меньше моего. Они умеют самоорганизовываться и распределяться по тем способностям и возможностям, душевным и физическим, которыми обладает каждый из них. Слабого никогда не пошлют вперёд. Про мобиков ничего не скажу. С ними почти не сталкивался ни на первом круге, ни на втором.
С добриками, с нами, есть проблемы. Мы по разным причинам на войне, оттого бываем разобщены. Кто-то пошёл из-за денег, кто-то от скуки, кто-то был ведом чувством долга и любовью к Отечеству, а кто-то заблудился в дебрях жизни так, что видел войну как единственную возможность выхода из них. Такие сливаются в единое целое только в момент смертельной опасности. Но в случае послабления, разряженной ситуации, не таящей в себе ничего сложного и страшного, рассыпаются.
Кубань вышел на Дракона.
21 сентября, 15:55
Вернули оружие, будто оторванный член сызнова прирастили. Надо почистить, привести в должное состояние.
21 сентября, 21:15
Малыш на отдых с позиции артиллеристов приехал. Зашёл на чай. Рассказал, что наши миномётчики и птичники расширяются. Гуманитарщики помогают наращивать птичью мощь, а миномётчики планируют дорасти до батареи.
Малыш работает по тем немцам, которые прямо напротив меня сидят, – в тридцати метрах. Смеюсь, говорю: аккуратней работай, чтобы своего боевого товарища не задеть. «Учимся, – отвечает. – Книжки привезли, читаем, наводим, стреляем. Сейчас, – добавляет, – свою птичку запустим, чтобы не через третьи руки корректировать, и тогда вообще чётко будет».
Наши воины натовских академий не оканчивали. Учатся воевать не за школьными партами, а прямо на боевых позициях. Бесценные знания, полученные с потом и кровью.
Малыш большой, счастливый. «Доживу, – говорит, – до дембеля, закрою контракт и снова пойду, на год». Ноги у него плохо работают, дыхалки нет, а с миномётами, говорит, справляется.
22 сентября, 06:43
Малыш показывал карту с размещением наших войск. Мне казалось, мы тут одни, как бедные родственники. Это не так. Позади нас развернулись с десяток других подразделений. Либо крутой замес готовится, либо ещё что, неведомое простому солдату. Но, в любом случае, у меня будто спина в панцирь оделась. Теперь уверенности больше в том, что наш участок не пробьют и мы не подведём матушку Россию.
По карте увидел, что моя позиция в Сердце Дракона ближняя к хохлам. Появилась гордость за себя. Вот какой красавчег я. Иной бы испугался, а у меня гордость появилась – дескать, есть во мне польза Отечеству. Неисправим.
Прочерк, по-моему, догадывается, что я имею какое-то отношение к литературе, говорит: «Если будешь писать о нас, то пиши правду». Только правда у каждого своя, да и моя война не думаю, что похожа на войну того же Прочерка.
Мы живём каждый в своей реальности, и войны у нас разные. Сколько человек на войне, столько и войн. Сотни тысяч войн с одной стороны и сотни тысяч – с другой.
Никому и в голову не придёт, что я, допустим, место, куда мы выходим на боевое, называю Сердцем Дракона. Скажи кому, так пальцем у виска покрутит, подумает, что совсем чокнулся.
Теперь постоянно троллю Костека. Он говорит: «Холодно сегодня…» – «А ты водочки выпей, согрейся!» «У меня понос!» – «А ты водочки выпей, закрепит!» «Уснуть не могу…» – «А ты водочки выпей!» Бедный Костек. У него теперь на всю жизнь аллергия на алкоголь. Хотя… вряд ли.
За кого думаю, так это за Китайца. Если вернётся с войны и бухать начнёт, всю свою жизнь в унитаз спустит. Дочка у него и жена, и, по всей видимости, он сильно любит их. Китаец человек хороший. В каком-то смысле благородный, по-мужицки благородный. Только без тормозов, когда дело до рюмки доходит. Прямо как я в своей безбашенной молодости.
У Китайца туберкулёз. Отвезли в госпиталь.
22 сентября, 09:27
Снова пополнение прибывает. Нас много, и мы в тельняшках. Без крутого замеса не обойдётся.
Дембелей отправили лес валить, чтобы не бухали под финал. С дембелями поехали Рутул и Костек. Ах-ха, они планировали сегодня обналичить деньги и закупиться жрачкой, сигаретами и прочими прелестями солдатской жизни. Не судьба. Меня и Давинчи пока не трогают.
22 сентября, 12:58
Тарелок в таверне не хватает. Отнёс стопку Саве. Пусть хорошенько накормит молодых.
Грецкие орехи начинают осыпаться. В Москве дорогие, редко балую себя, а здесь на дороге валяются никому не нужные. Подошёл к дереву, задрал голову, крикнул: «Хочу орех!» – и посыпалось. Один, другой, третий… будто не солдат я, а волшебник.
Орехи в зелёной кожуре. Она открывается, делясь на четыре части, и грецкий орех вываливается. Вкус не такой, как в магазинах. Неожиданный. Нежный. Орех во рту тает, связывает язык. Вкус детства, аптеки, йода, разбитой коленки. Интересное сочетание.
Включил радио и попал на передачу, где родные посылают приветы своим любимым солдатам. Слёзы на глазах. Ещё чуть-чуть и ревмя зареву. Хорошо, что меня никто не видит.
Сколько любви принесла война, сколько любви! Люди никогда так не любили, как любят сейчас. Война разбудила любовь, затихарившуюся глубоко внутри каждого из нас. Как же нам не хватало её. Пришлось кинуть на покорёженный от бесконечных обстрелов алтарь сотни тысяч человеческих жизней, чтобы вспомнить, для чего мы рождены. Для любви.
22 сентября, 17:30
Хрень в том, что я действительно хочу вернуться в Сердце Дракона. Мне скучно в располаге. Всё ли со мной в порядке?
Опять сделал запись такую же, как в прошлый раз по возвращении с б. з., а завтра, наверное, так же, как в прошлый раз, сотру. Нет, не буду стирать.
23 сентября, 06:27
Вечером переселили в наш домик Бабая (дембель) и Князя (мой поток). Освободили жильё для пополнения. Бабай и Князь работали на окопах. На мой взгляд, самый сложный участок. Для понимания сложности: до позиций немцев 50–100 метров. Группа роет окопы, блиндажи, оборудует огневые точки для пулемётчиков и штурмовиков, а также пробивает путь для «ног» и для захода на наши позиции парней из обороны. Туда отправляют, как правило, залётчиков, чтобы дурь из головы выбить. Бабай и Князь залётчиками не были. Просто карта легла так. Работали на окопах вместе с Ахмедом. Бабай – старший группы.
У Князя после сорока пяти дней на окопах варикоз. Начальная стадия. Отвезли в госпиталь. Он пробыл там пару дней. Говорит, что врачи ничего не делали. Спросили, дескать, как себя чувствуешь. Ответил, что хорошо. На этом лечение закончилось. Командир переведёт его в комендантский взвод. Князь в полицаи не хочет. Но тут уже деваться некуда. Есть опасность тромба. На постах на базе месяц простоит, а по возвращении на большую землю полечится.
Князю тридцать пять. Трое детей. Физически хорошо сложён. Черты лица резкие. Скуластый. Вспыльчивый.
Вспыльчивость – основная черта характера наших парней. Этим отличаюсь от них. С виду совершенно спокоен. Хотя Ковбой тоже достаточно спокоен, даже немного флегматичен, и Смайл, кстати, все свои негативные эмоции превращает в улыбку.
Князь поругался на Ахмеда. Рассказал, что тот рыл лисьи норы в песке, поэтому его при бомбёжках засыпало, а Князю приходилось откапывать. Ахмед такой Ахмед. Пастух, не воин. Но то, что он здесь – на войне, и то, что в момент опасности он добровольно пошёл защищать Отечество, – делает его большим героем. Правда, Князю этого не объяснить, потому что вместо того, чтобы рыть окопы, ему частенько приходилось откапывать Ахмеда.
Когда отправлял сообщения с общего телефона Петру Лундстрему, Аничке и Аруте, барышня Князя бесконечно звонила и писала: «Не молчи, ответь, не молчи!» Видимо, не знала, что телефон общий. Пришлось ответить за Князя. Сказал, что он жив-здоров, в строю, чтобы не волновалась. Потом рассказал об этом Князю. Сходи, говорю, напиши ей. Князь отмахнулся – дескать, надоела. Женщины даже на войне могут добить своей заботой. Смеюсь. По-доброму смеюсь. С поклоном и уважением к нашим заботливым женщинам.
Зашёл в домик к парням. Там теперь по углам вещи, рюкзаки, сумки, чемоданы. Говорю Бабаю: «Никогда не видел в доме столько вещей!» – «А фиг ли, – отвечает, – дембель заехал…»
23 сентября, 10:44
С пополнением прибыли чеченцы. Давинчи привёл одного из них познакомиться. Рослый парень, с густой чёрной бородой а-ля Яковлев из фильма про Ивана Васильевича, который менял профессию.
Чеченец поздоровался, кивнул на шеврон с позывным Азазель и добавил: «Компьютер выбрал!» Раньше был у музыкантов. Прошёл Африку. Охранял шахту с алмазами. «Замес, – говорит, – один раз был, да и то не замес, а так. Приехали на мотиках малолетние негритосики с автоматами, перевязанными верёвкой и проволокой. Мы их отловили, пряников надавали и отпустили. Негритосики знают по-русски только «Дяденька», «Не убивать!», «Заставлять!», «Я любить русский!». Чего, – говорит, – с них взять? Пинками по задницам отогнали. Автоматы отобрали, они плачут: «Дяденька, автомат отдать!»»
Азазель приехал в отряд две недели назад. Всё это время торчал на базе автоботов. Крутил гайки. «Какой-то полковник, – говорит, – ходил надо мной, там подкрути, там. Я его послал. Здесь нет полковников, только командир. Хочешь быть полковником, иди к мобикам».
Азазель попросился от автоботов на передний край. Либо к миномётчикам, либо на высоту, с пулемётом работать. Первого чеченца вижу с желанием пойти на передок. Не везло мне с ними. Попадались раньше мягкотелые. Начинал разочаровываться.
Зимой были чеченцы. Так они чисто тик-ток-войска. Прибегали после штурмов и фотографировались на фоне опорников, которые добровольцы брали.
Азазель стоял у винограда, срывал ягоды и ел. Давинчи показал ему место, где ягоды вкуснее и слаще. «Люблю кислые. Вино люблю. Правда, – сказал, – нам нельзя. Ягоды поем…»
Его отец в первую чеченскую воевал против России. «Глупый, – говорит, – да простит меня Всевышний. Чечня не выживет без России, сожрут её».
23 сентября, 19:12
Давинчи отправили на вторую базу к автоботам. На сохранение. На б. з. больше не пойдёт. Командир вызвал его, поблагодарил за хорошую работу и сказал, чтобы собирался. Давинчи пришёл ко мне: «Теперь ты, Огогош, старший группы, а я всё, на отдых». Посидели с ним, поболтали немного, обнялись по-братски и попрощались. Давинчи выдохнул.
Из «старичков» осталось двое: Костек и я. Прочерк на окопах, копает. Залётчик. Мне в группу добавили троих «молодых». Чик, Комерс и Шакай. Группа по-новой укомплектована.
В пять вечера прибежал с большими глазами Костек: «Мы на б. з. собираемся!» – «Команды, – говорю, – не было». – «Ты без рации, передали через меня!» Ок. Костека отправил в магазин за куревом, а сам с парнями потихонечку начал собираться. Вспомнил утреннюю запись в дневнике. Как по заказу.
Молодые ко мне обращаются «командир» – дескать, командир, а что лучше брать? А как одеться? Командир то, командир сë. С умным видом посоветовал брать минимум, одеться тепло. Рассказал в двух словах о том, где мы будем. Молиться, сказал, можно, бояться – нужно, а вот паниковать – нельзя. Собрались.
Костек принёс сигарет и сникерсов. Упаковались. Повёл парней за аптечками и пайком. Аптечки выдали. Стою, жду паёк. Не дают. Говорю, давайте паёк. Руха: «Тебе есть нечего?» – «Мы на б. з.». – «Чья группа?» – «Моя». Руха перекрестил нас – дескать, не повезло, сочувствую, а потом, увидев, что я нахмурился, произнёс: «Я пошутил…» Человек, сидящий задом на солдатских пайках, не знает, что так шутить нельзя. Ладно, проехали. В общем, пока дали моей группе отбой. Можно было без шуток. Похоже, у меня аллергия на людей с мозгами прапорщика.
Вернулись с парнями в домик. Костек закашеварил ужин. Будем есть и знакомиться.
23 сентября, 20:19
Днём заходил в штаб, где дежурит Калуга. Калуга пожаловался, что устал в комендачах сидеть, хочет на Дракона. «Но, – говорит, – я не добегу. Это будет дорога в один конец». – «Так нельзя, – возмутился. – Дорогу осилит бегущий. Просто берёшь и бежишь».
После смены Калуга пошёл к командиру и попросился на б. з.
Сидим в домике с Князем обсуждаем его поступок. Они с одного района. Знакомы с гражданки. Родня Калуги ругает Князя, поскольку думает, что это он вытащил Калугу на войну.
Князь не хочет, чтобы Калугу брали на б. з. Говорит: «Случись с ним что, меня живьём закопают».
Калуга ложками ест соль, чтобы отёчность ног не спадала и чтобы не отправили на Дракона, а здесь его перемкнуло, и он решил сам попроситься. Князь ругается. «Сидел бы, – говорит, – на попе ровно и сидел. Вот чего он?»
Цирк, а не люди.
Бабай лежал рядом, слушал нас и не выдержал: «Князь, не переживай за него! Он ещё нос тебе утрёт! Вернётся домой в орденах и медалях. Будет ходить по району гоголем-моголем, не подступишься!»
24 сентября, 06:17
Не понимаю своего состояния. Либо слишком спокоен, либо слишком взволнован. Вроде расслаблен и в то же время напряжён. Месяц будет тяжёлым, потому что тосковать по дому начинаю. Чрезмерно.
Мир на войне меняется каждую секунду. Ждёшь чего угодно.
Хм… мир на войне. Интересное сочетание.
Спал хорошо. Выспался.
Скучаю по своим любимым малышам. По друзьям скучаю. По родным. По женской нежности. По дивану своему скучаю тоже, по тёплой ванне, по берёзовой роще. У меня дома под окнами берёзовая роща, сказочная. Столько тёплого, весёлого, хорошего связано с ней. Сейчас она потускнела. Через недельку завьётся багряным пламенем, потом оголится, а под финал года накинет на себя пуховое одеяло, чтобы спрятаться от зимнего холода.
24 сентября, 16:42
В девять утра прозвучала команда: «Десять минут на сборы по-боевому». Вчера уже были собраны. Сразу выскочили.
Мозг прапорщика начал пугать – дескать, с двух ночи бомбят Сердце, вот-вот накат пойдёт. Не слышал я, чтобы бомбили как-то по-особому. Обычно. Так бомбят каждый день и каждую ночь. Мозг прапорщика под это дело насовал нам лишнее БК. Загрузил чрезмерно.
Встретил Ленина. Ленин увидел, что иду без плит. Скривил рот.
Я похлопал его по плечу:
– Жизнь одна, и прожить её надо с высоко поднятой головой.
Второй выход без плит. Нужна скорость, а не липовая защита. Скорость спасает. Плиты – нет.
Машина подъехала близко. Быстро дошли до нуля. Погода сносная. Ни холодно, ни жарко.
Сказали, пока разместиться в блиндаже и ждать «ноги». Велел парням скинуть в блиндаже лишний груз. Нам ещё бежать не пойми под каким огнём. На точке БК много, а лишний вес – это ещё один шаг в сторону смерти.
25 сентября, 12:12
Телефон перед выходом не успел зарядить. Повербанк не взял. Включать телефон и записывать буду реже.
До трёх ночи сидели в блиндаже. Замёрзли. Толком ничего не ели, потому что горелки с собой не брали и не знали, на какую точку идём.
В три часа ночи поступила команда, что идём дальше, на драконьи Кишки. Я там был в свой первый выход.
Ночь – коли глаза. Дошли до перевалочного места. Немцы начали накрывать кассетными тропу. Дали нам проводника из союзников – хромого, больного, который только-только начал работать «ногами». Напрягся. Костек отказался идти с ним и по темноте. Я подумал и сказал, что пойдём либо все, либо никто не пойдёт. Передали по рации командиру, что ждём на перевале затишья.
Чуть рассвело. Через час увидел Иглу. Он выходил из Кишок. Спросил у него, как тропа. Пулемёт, ответил, не работает, и птичек нет. Я выдохнул, кивнул проводнику – дескать, надо выдвигаться, и мы побежали.
Зашли хорошо, без особенных приключений, но только заскочили в Кишки Дракона, тут же по входу прилетела кассета. Посыпался горох. Бух, бу-бу-бу-бу-бу…
Из Кишок вышли зетовцы. Передали по радейке, что еле дошли до жёлтой зоны. Накрывало. Потерь нет.
На Кишках много парней. Позиция расширилась. Добавились две огневые точки. Пока отдыхаем, ждём, когда распределят.
25 сентября, 16:58
Переместились группой из четырёх человек на свою позицию. Пятый из группы – Комерс – будет работать «ногами». Заботиться о доставке продуктов, БК и воды.
Кишки у Дракона длинные. Здесь, на точке, несколько парней из другого подразделения. Мы пришли как усиление небольшого Отростка от основной Кишки. О задачах и боевых действиях не пишу. Правило трёх «нет».
Поселились в бетонной трубе, устроили себе лежанки для отдыха. Костек улёгся и начал считать дни до конца нашего контракта. Я стараюсь не думать о доме.
Тяжелее всего на выполнении этого боевого задания будет Чику. Он под метр девяносто ростом. Легче всего – Костеку, потому что он до метра пятидесяти недотягивает. Нет, дотягивает. Говорит, что метр пятьдесят пять.