4 сентября, 15:11
Мышь сгрызла запасной сникерс, тот, который держал на чёрный день. Меня, привыкшего разгадывать знаки судьбы, пытаясь заглянуть в будущее, подобное происшествие вводит в ступор.
С одной стороны, можно предположить, что чёрный день отменён, а с другой – смерть будет мгновенной, не успею проголодаться.
Начали переносить взрывчатку назад, в трубу, под позиции немцев.
От некоторого идиотизма нашего у меня у самого волосы встают в позу лотоса. И всё же… побеждают именно так, никак иначе.
5 сентября, 06:01
Немцы третий день активно бомбят позицию. Стрельба не затихает. К вечеру возникает напряжение. В постоянной боевой готовности. Ждём наката.
В моменты затишья парни собираются кружком за чашкой чая и травят байки. Рассказывают о гражданке и о том, что с ними случалось на войне. Рассказы не отличаются особой оригинальностью. Сводятся к тому, насколько близко бабахнуло. Бывшие в штурмах раз за разом пересказывают свои выходы, которые крепко засели в головах, не вытравить. Больше ни о чём говорить не могут.
Вывели формулу оптимального штурма: когда в атаку идут «молодые» парни, только прибывшие на войну и знакомые с ней исключительно по фильмам. Страх ещё не сожрал душу воина, накопленной усталости нет. «Молодые» полны азарта. Для них война пока ещё игра. Они не знакомы со смертью. Способны на киношный героизм. Правда, «мяса» после таких штурмов слишком много.
Сегодня из Сердца выходит местный Фаза. У него через пару недель заканчивается контракт. Пробыл здесь с самого начала, с того момента, как Сердце Дракона отвоевали у нацистов. Фаза худощавый, медлительный, но ровно до того момента, пока его не зацепишь. Взрывается моментально. Когда пальба нацистов начинает утомлять, Фаза подскакивает, заряжает подствольник и стреляет со словами: «Да заткнитесь уже!»
За рыжим псом приглядывал Фаза, оберегал его от грубости доблестных воинов, подкармливал. Пёс будет скучать.
Через пару недель в Сердце Дракона изменится атмосфера. У зетовцев заканчиваются контракты, они разъедутся по домам. Наши дембеля тоже дозревают. «Старичков» не останется. Кого закинут вместо зетовцев, пока неясно. Либо других таких же, но «молодых», либо остатки музыкантов, либо новых мобиков. В любом случае будут другие люди, будет всё по-другому.
5 сентября, 15:08
С утра вышли разведчики из команды Сталина. Пространство освободилось от бесконечного шума. Уж больно громкие они были, несмотря на то что разведчики. Место, где я отдыхаю, стало напоминать место, где можно отдыхать. Оно похоже на коридор.
Лежу я на двери, которая брошена на бетонный пол. На двери подстилка. Укрываюсь спальником. Голова на рюкзаке со сменным бельём, прихваченным с собой из располаги.
Справа обшарпанная жёлтая стена. Железобетон. Слева – в трёх метрах – такая же крепкая стена. Она не покрашена в жёлтый цвет, как всё здесь вокруг. Потолок метров шесть.
Некрашеная стена сверху пробита снарядом. В эту дырку проникает солнечный свет. Посередине коридора идёт железная труба метровым диаметром. Как раз напротив дырки от снаряда труба раскрыта розочкой. След от взрыва.
В розочку аккуратно уложены «морковки» для РПГ и прочая солдатская утварь – патроны, гранаты, снаряды.
На бетонном полу битые кирпичи, гильзы, бычки. Пыль страшная. Убираться бессмысленно. Хотя парни периодически пытаются навести порядок. Кто-то подметает. Но грязь сама собой нарастает в течение дня.
Фаза собаку с собой забрал. Вывел из Сердца несчастного пса.
5 сентября, 20:03
Ругаясь на чём свет стоит, Рутул занёс последний рюкзак со взрывчаткой в трубу под позиции немцев. Говорят, что к бессмысленному и беспощадному героизму приложил руку наш Сталин. Его идея и его планирование.
Настоящий Иосиф Виссарионович в гробу вертится от стыда, что человек с его именем создаёт проблемы простому солдату, вместо того чтобы помогать ему решать вопросы государственной важности. Да, считаю, что сейчас простой солдат стоит на защите государственности. На плечах простого солдата лежит судьба Отечества.
Шутки шутками, но теперь будем ждать команды снова выносить взрывчатку. Это происходит на передовой. На самой передовой. В тридцати метрах от нацистских позиций.
У прихвостней Вашингтона традиция: во время ротации выпуливать патроны, опустошая магазины, чтобы отчитаться перед своими хозяевами. Создают видимость того, что воюют. Уже понимаем, если устраивают беспорядочную стрельбу, значит смена караула.
Сегодня днём Рыжий впервые за несколько дней залез ко мне на руки поурчать. Я так обрадовался, что в нос его чмокнул. А так он целыми днями либо дерётся с Трёшкой, либо охотится на мышей. Деловой. Понежиться времени не хватает.
6 сентября, 08:37
Рыжий в утреннем свете (синеватый осенний оттенок) кажется чёрным.
По ночам холодно. Ноги замерзают. Терпимо, но чувствуется надвигающаяся проблема, которую трудно будет решить. Костры здесь, чтобы согреться, нельзя жечь. Печки ставить тоже.
Пришла команда разведчиков, в которой Смайл. Парень за два месяца возмужал, обтесался. Неуклюжесть, угловатость ушли, будто не было. Подтянут, великолепен, прямо настоящий русский воин. Торс приобрёл отчётливую форму треугольника. Говорю, береги себя, ты обещал вернуться живым и здоровым. Я стараюсь, отвечает и улыбается во весь белозубый рот.
6 сентября, 18:04
Не хватает времени что-либо записывать. Движуха. Хочу оставить пометку о молодых воинах команды Смайла. Сердце радуется, глядя на них. Не всё потеряно. На них одна надежда. Моему поколению пора отойти в сторону. Мы уже не тянем.
Парни крепкие, спокойные, улыбчивые. За что ни возьмутся, всё у них получается. Быстро, легко. Пришли, бросили рюкзаки и сразу за дело. Нам после пробежки по Тропе ярости полдня в себя приходить надо. Для них – Тропа будто создана лишь для того, чтобы похвастаться, дескать, по нам пулемёт работал или ещё что. Герои.
6 сентября, 18:24
Выходим на Дракона.
Снежок спрашивает (на Дракона ещё не ходил):
– А восьмидесятки туда прилетают?
– Да.
– А сто двадцатки?
– Да.
– А двухсотки?
– Нет.
– Странно!
7 сентября, 09:57
Двое суток толком не спал. Возможность была, но уснуть не мог. Сегодня в шесть утра сменился, дошёл до лежанки и в секунду вырубился.
Ночью было холодно. Нашёл валяющуюся куртку, надел, отработал. Утром ходит Арес. Потерял куртку. Говорю, посмотри, может, твоя. Говорит, да, его. Забрал. Надо искать новую куртку на ночь.
Арес мог бы сделать блестящую военную карьеру. В нём чувствуется ныне почти утерянное благородство русского офицерства. Честь и достоинство. Продуманность действий. Требовательность и любовь к окружающим его солдатам. Отвага и доблесть. Отсутствие безрассудства.
7 сентября, 12:27
Рыба шмальнул наудачу из РПГ и попал в чубатый склад с БК. Всю ночь горело. Теперь долго у нас тишина будет.
Рыба – зетовец. Небольшого росточка, крепенький, юркий. Молодой да ранний. Ёжиком чёрные волосы. Справа чуть выше виска заживающая рана. Сантиметров шесть. Глаза маленькие, затуманенный взгляд, будто смотрит в себя, оценивая каждый свой поступок.
Сходил с Пианистом за водой. Вода добывается из труб. В трубы она попадает из резервуаров, которые были наполнены ещё до войны. В трубе сделана дырка, в неё воткнут шланг. Несколько коротких вдохов, и вода начинает капать. Так называемый подсос. Как из бензобака, когда горючее сливаешь. За пару часов набирается общепитовский котёл.
Вода – жизнь. Здесь вода невкусная. Ровно как и сама жизнь.
Еду можно кое-как в рюкзаках принести, дотащить. Воду не натаскаешь. Поэтому, какой бы она ни была, главное, что она есть.
7 сентября, 17:33
Боевые будни. Поспал, поел. Рутул сварганил борщ. Из банок. Дома борщ не ем, готовить некому. А в Сердце Дракона он идёт за милую душу. Да и готовить его быстро. Открыл банку, высыпал содержимое в кипящую воду, добавил тушёнку, и борщ готов.
Пока затишье, сделали ещё несколько огневых позиций на случай наката. Мешки с песком плюс бетонные плиты. Дёшево и сердито.
Хохлы (или кто там сидит за стенами? Поляки, негры, французы, немцы?) целый день молчат. Работала наша арта, и прилетали самолётики. Бросали бомбочки. В остальном тишь, гладь и Божья благодать.
8 сентября, 12:18
Морозец. Вот вам и юг России. Бархатным сезоном не пахнет. Ночью продрог до костей. Поднималась температура. Ноги ломило. Когда поднимается температура, ноги ломит. Выпил полтаблетки аспирина. Целую пить не стал. У меня всего две таблетки. На всякий случай приберёг.
После ночной работы залез в тёплый спальник. Вроде согрелся. Лень ужасная. Слабость.
8 сентября, 16:51
Прилетало. РПГ. Упало рядом со взрывчаткой. Накануне мы её с Пианистом накрывали железными листами. Взрывчатку не задело. А ведь могло… Переложили. Столько возможностей глупо погибнуть, хоть иди учись в школу высшей математики, чтобы сосчитать.
Парни рассказали. Сам не присутствовал, потому что бегал на Дракона. Месяц назад, когда увольнялись последние трёхмесячники, командир вручал медали. После вручения вызвал из строя Мартына и со словами «Носи и никогда не снимай» подарил ему шеврон с надписью: «Тыловая крыса».
9 сентября, день
Придётся писать не про еду, а про холод, поскольку наболевшая за последние пару дней тема. Не понимаю, почему здесь так холодно. Должно быть тепло до октября, как минимум.
Ночь прошла без происшествий. Утром завалился спать. Слышал движения нашей бронетехники. Точно, нашей. Нашу я по звуку отличаю. Будем брать город.
Город и его окрестности под нацистами. Он висит как аппендицит на линии фронта. Под землёй шахты и туннели в десятки километров. Такое взять сложно. Сердце Дракона внутри этого аппендицита. Поэтому такие проблемы, чтобы зайти на него. Два с лишним месяца назад из вышедшей пятёрки доходило два-три человека. Потери большие.
Сердце сдавать нельзя. Не думаю, что оно является ключом к открытию города. Я стараюсь не думать. Когда думаешь, работать некогда. Ключом не является, но Сердце – важный стратегический объект и удобный огневой рубеж, который помогает контролировать нацистов, выползающих из местных подземелий. Пока дела обстоят так, что мы контролируем их, а они контролируют нас. Перевеса нет ни в одну сторону.
Передали, что небо над Тропой ярости заполонили чубатые птички. Ротации не предвидится. Просили экономить еду. Экономим. Рутул приготовил гречку с тушёнкой. Добавил лечо. Вместо хлеба галеты с паштетом. Хлеб – редкое удовольствие. Холодно.
10 сентября, пять утра
Холодно. Зимой не было так холодно, и была возможность погреться у костра или буржуйки. В осаждённой крепости огнём не побалуешься, если выжить хочешь. Досок мало, да и те с трудом добываются. Приходится терпеть.
Отработали ночь с Пианистом спокойно. Немцы, наверное, тоже подмерзают. Но им чуть проще, они в земле. Мы в бетоне. Всё равно радостно, что им тоже хоть немного холодно.
Летом на первой учебной базе страдали от комаров. Такие злые и дурные комары только в Хохляндии бывают. В Подмосковье комары интеллигентнее. Тоже сволочи, но воспитанные сволочи. А в Хохляндии комары без башки. Хорошо ещё, что кусали не только нас – доблестных русских воинов, – но и свою чубатую родню. Придёт время, сделаем из Хохляндии Подмосковье. Тогда лично займусь воспитанием местных комаров.
Второй раз замечаю. Попадая с базы, где относительно (относительно!) тихо, в самую сердцевину войны, отмечаешь: пальба и взрывы поначалу напрягают. Потом они уходят в фоновый режим, и Сердце Дракона кажется уютным и безопасным местечком. Холодно только. В остальном сносно. Держать круговую оборону двадцать четыре на семь не так страшно и почти не выматывает. Почти.
10 сентября, 14:41
Башкир («ноги») принёс еду и хорошую новость. На базу привезли «молодых». Пополнение прибыло. Будет полегче. С заходами в Сердце и выходами есть сложности. С одной стороны спокойно, с другой – участились прилёты по тропе, да и птичек опять много.
Рыжий и Трёшка ночью болтались со мной на посту. Потом пропали. Сменился, пришёл отдохнуть, смотрю: спит парочка на моём месте. Пришлось изогнуться буквой зю, чтобы не потревожить новобрачных.
Отдохнул после поста сносно. Нарубил дров. Дрова только для готовки. Принёс воду. Вода медленно идёт. Будто заканчивается. Печалька.
Разведка наша вышла. Они в этот заход погибших воинов забирали с поля боя. Немцы подозрительно молчат. Редкие РПГ, автоматные и пулемётные очереди по Сердцу. Арта нацистов не работает по нам уже несколько дней – тьфу, тьфу, тьфу.
Хочется в баньку. По щучьему велению, по моему хотению, Банька, приди ко мне!
10 сентября, 19:57
Душевный вечер на работе.
Сева. Один из самых чистоплотных бойцов. У него с собой подписанные тарелка, кружка, ложка. Он их тщательно моет и убирает к себе в рюкзак после каждого приёма пищи. Общей посудой не пользуется.
Рядом с моим постом есть свободное пространство. Сева приходит в четыре вечера, делает зарядку (приседает, отжимается), чистит зубы. Он работает в ночь. Разговаривает мало. Голос у него вкрадчивый, тихий, интеллигентский. Говорит, если говорит, будто извиняется. Никогда не повышает тона. Если устаёт, ворчит себе что-то под нос. Парню около сорока. Детей нет. «Роковая женщина попалась, – сетует Сева, – потому и детей нет». Сделал зарядку, спросил, не надо ли принести чаю. Я отказался. Он ушёл.
После Севы пришёл Пианист. Просто поболтать или, как он выразился, пообщаться. Пришёл с чаем. Говорили о Великой Отечественной, о том, как туго было солдатам того времени, не то что нам. Разговаривали о древних цивилизациях, о войнах разных эпох. Потихоньку разговор перешёл на личные темы.
Пианист ушёл на войну за свою свободу. Чтобы вернуться домой не в двадцать восьмом, а в нынешнем, двадцать третьем. Кумир у него – Че Гевара. К слову, среди зетовцев огромное количество людей, болеющих Советским Союзом, его идеологией, которой им, как я понял, сейчас да и все последние годы не хватало.
Идеи нет, оттого много пустых людей – основной посыл мысли.
Сел Пианист четыре года назад. Непредумышленное. Пришли, говорит, утром, когда кофе пил, надели наручники и увели. Так, говорит, чашка кофе и осталась дома стоять на столе.
Я слушал и смотрел на то, как Рыжий, поймав мышку, играет с ней. Отпустит из лапок, она побежит, он прыгнет, возьмёт в зубки, положит на прежнее место, пару раз ударит лапкой, чуть отойдёт и ждёт, когда мышка снова побежит.
Вслед за Пианистом подтянулся Демон. Отвязный хлопец. Парням не хватает душевных разговоров, поэтому частенько заглядывают ко мне излить душу. Демон завёл разговор о том, как вернётся домой – ему осталось двадцать дней, как Пианисту, – раскинет пальцы (тюрьма, война), и все девчонки с района будут его. Они, заключил Демон, таких любят. Пианист послушал его, послушал и тихо ушёл. Демон продолжил о девчонках, пощёлкивая языком и закатывая глаза, не обратив внимания на уход Пианиста.
Появился Арес. Спросил таблетки от язвы – дескать, Кобра загибается, срочно нужно. У Демона как раз оказалась пара таблеток. Тоже язва. Поэтому держит всегда при себе на случай обострения. «Пойду отнесу таблетки», – сказал Демон и, оставив мне повербанк, чтобы я зарядил себе телефон, ушёл.
Полчаса тишины – немцы молчат – и сменить меня пришли Сергеич с Мусульманином. Тоже дембеля. Им осталось две недели. Это парни из моего подразделения, те, которые уже второй раз дембеля. Они заступают на полночи, потом я с Пианистом меняю парней. Пожелал тихой работы и пошёл спать. На моей лежанке примостились котята. Подвинул, лёг рядом и записал сегодняшний вечер. Чай, повербанк есть, не жалко провести лишние полчаса с включённым телефоном.
11 сентября, двенадцать с копейками
Ночь выдалась тяжёлая. Мысли о детях гонял, отключиться не мог. В результате появились лёгкая тревожность и раздражённость. А под утро, когда уже с ног валился, объявили боевую готовность. После отбоя тревоги упал. До вечера буду отдыхать. Если дадут. Надо быть в форме.
Десять дней на Драконе. Должны выводить. Пока молчат.
В ночной перестрелке Демон по темноте вместо ВОГа вогнал в подствольник фонарик и жахнул. Тут же представил мысли немцев – дескать, у русских патроны закончились, и они фонариками отстреливаются.
11 сентября, 14:46
Долго отдыхать не смог. Перенёс взрыватели. Неудобно стояли. Теперь лучше.
На Сердце прибежал Ковбой. Он тоже перешёл в разведку. Не хочется, говорит, отставать от Смайла. Детский сад. Смеюсь. По-отечески смеюсь и горжусь нашими парнями.
12 сентября, шесть утра
Эй, я просил нормальную баньку, чтобы помыться, а не ту, где обливаешься собственным потом в бетонном холоде!
12 сентября, 19:58
Разведка, помимо своей основной работы, занимается эвакуацией. Выносят погибших с поля боя. На мой взгляд, самая тяжёлая работа. Психологически и физически.
Тащить на полусогнутых под постоянными обстрелами труп, у которого нет головы, или нога отваливается, или рука, или там каша вместо человека, – занятие не из приятных. Надо аккуратно собрать в мешок или, если такое возможно, бросить на полевые носилки и – перебежками от одной непростреливаемой зоны к другой.
Вспомнил Кита. Дело было зимой на первом круге.
Кит – русский богатырь с ногой сорок девятого размера. На гражданке работал татуировщиком. У Кита был свой тату-салон. Помню его растерянное и в то же время гордое лицо, когда долго не могли найти ему нужную обувь. Спросил, дескать, как ты живёшь с такими ногами? Вот так и живу, ответил. Ношу не то, что нравится, а то, во что влезаю.
Кит погиб на штурме. Попал под миномётный обстрел. Перебило ноги. Его оттащили к воронке, а сами пошли дальше. Вперёд. Эвакуационная группа должна была забрать.
Наша, обещанная в поддержку, арта молчала. Штурмовая группа с наскока прошла линию вражеских окопов и наткнулась на шквальный миномётный огонь, к которому вскоре присоединился танк. Началось цирковое представление с фейерверками. Пришлось отступить.
Впоследствии узнали, что перетягивали вражеский огонь на себя, чтобы рядом работающие музыканты могли спокойно делать своё дело. Ну, как узнали? Просто решили между собой таким образом оправдать отсутствие нашей арты, которая должна была отработать район перед штурмом.
На обратном пути Кита в воронке уже не было. Эвакуационная группа сообщила, что его не нашли. Не могли понять, куда он делся. Надеялись, что всё-таки живой. Просто пополз в сторону позиций мобиков.
На следующий день с помощью дронов нашли его в семидесяти метрах от воронки. Пополз, но не дополз. Умер от потери крови, скорее всего. Немцы сняли с него одежду... и сапоги. Найденные специально для него сапоги сорок девятого размера.
Утром эвакуационная группа поехала забирать Кита с поля боя. Немецкие миномёты уже были пристреляны по нему. Подойти невозможно. Как только группа приближалась, начинался обстрел квадрата.
Просили арту под новый штурм. Думали, будет новый штурм с артой, вынесем тело. Арту не давали. Тело не вынесли.
Эвакуационная группа ездила три раза и три раза безуспешно. К концу недели наше подразделение перебросили на другое направление. Кит остался на поле боя.
Разговариваю сегодня об эвакуации с Ковбоем. Ковбой говорит, что психологически не так тяжело. Физически – да. Мне-то как раз физически было бы легче. С трупами «не дружу». Слава богу, как говорится, что меня на такую работу не ставят. Не потянул бы. Отказаться бы не смог: приказ есть приказ, но сомневаюсь, что справился бы с задачей.
Днём была тишина. Напряжённая. Ни одного выстрела. Пара-тройка прилётов не в счёт. Ночь, наверное, опять бессонная будет. Последние три ночи тяжкие.
Днём хапанул апатии. Гонять буквы не мог. Казалось, что нет конца этой войне. Накопленная усталость даёт о себе знать.
13 сентября, 09:59
Осенний холод основательно наполняет пространство. Не думаю, что температура меньше плюс десяти градусов, но воспринимается как минусовая. Надел две пары тёплых носков. Ноги промерзают. Летние спальники не спасают. Кому достался зимний, считай, повезло. Мне не повезло. Зато у меня котята. Они выросли. Меньше играют. Только спят и охотятся. Когда забираюсь поспать, беру их с собой в качестве грелки. Котят устраивает непыльная работёнка, которую им подкидываю, – греть меня. С двух боков подпирают и спят вместе со мной. На войне научился ровно спать, не ворочаясь, поэтому не боюсь, что раздавлю. Да и раздавить таких здоровяк уже невозможно. Сами кого хочешь.
13 сентября, 14:52
Когда замыкает от усталости и бессонных ночей, разговоры звучат приблизительно так:
Сергеич. Наши укропских птичников разобрали.
Луч. Давно говорю, не надо по птичкам работать.
Сергеич. Что ты говоришь?
Луч. Говорю, по птичкам не надо.
Сергеич. А я говорю, что птичников разобрали.
Луч. …И я говорю, что надо не по птичкам.
Сергеич. Что ты говоришь?
Луч. Ты меня не слышишь!
Сергеич. Я тебя слышу. Птичников разобрали!
Луч. По птичкам не надо работать.
Сергеич. Зачем по птичкам работать?
Луч. По птичкам не надо, не понимаешь?
Сергеич. Чего не понимаю?
Луч. Что по птичкам не надо работать!
Сергеич. А по кому надо?
Луч. По птичникам!
Сергеич. Наши разобрали птичников…
Луч. Давно говорю, не надо по птичкам работать…
Валяюсь от смеха. Театр абсурда.
14 сентября, 11:17
Слышу электронный лай собаки. Это сигнал ротации у немцев. Смена на постах. Они выходят убивать русских под собачий лай.
Во второй половине дня, пока ещё не стемнело, ползу на свой участок войны в одиночку. На той стороне стены меня ждут. Там сидит мой немец, которого я никогда в глаза не видел. Он меня тоже никогда не видел. Если бы мы увидели друг друга, кто-то из нас был бы уже мёртв.
Немец сидит на возвышенности. Чтобы увидеть меня, ему необходимо подойти ближе к спуску и высунуть голову. Он этого не делает, потому что боится. Чтобы мне увидеть немца, нужно выйти из-за стены и подняться вверх на возвышенность, где он сидит. Я этого не делаю, потому что не дурак.
Не хватает угла обзора. Траектория полёта пули каждого из нас проходит над головой противника. Его выстрел – сверху вниз – надо моей, а мой – снизу вверх – над его.
Мой немец знает, во сколько я прихожу. Он приветствует меня короткой очередью. Я ему отвечаю. После приветствия начинается наша война. Он пытается понять, в каком именно месте я нахожусь, и если уж не убить рикошетом или бетонными брызгами, то хотя бы напугать. В ответ я бью по возвышенности, за которой он прячется. Наша перестрелка похожа на разговор. Он задаёт тему, я подхватываю.
Не знаю, как он выглядит, но знаю, что он чувствует. Это понятно по характеру стрельбы. Знаю, когда он спокоен, когда нервничает, когда злится. Я умею нервировать. Он понимает это и нервничает ещё сильнее.
Вот он надменно стреляет – дескать, лови, русская свинья! Выстрел звонкий. Пуля попадает в железобетонные перекрытия. Я инстинктивно пригибаюсь и даю ответную очередь: «Отвали!» Он повторяет. С каждым новым выстрелом отрезок тишины уменьшается. «На, на, на-на, на-на-на, – стреляет он. – Посолю тебя и высушу, буду хрустеть тобой, как сухариком под кружку баварского пива!» – «Трах-тах-тах», – смеюсь в ответ. Он не унимается: «Мои дети будут есть твоё сало!» – «Чувак, у меня нет сала, я худой, как плющ!» – «А если найду?» – «Ищи!»
Мы ползаем по разные стороны бетонной стены, стреляем в сторону друг друга, меняем позиции, опять стреляем. В это время парни, которые на отдыхе, пьют чай и смотрят фильмы на телефоне. Кто-то готовит дрова, кто-то идёт за водой. На нашу войну никто не обращает внимания. Наша война больше напоминает детскую игру, нежели кровопролитный бой.
Наконец мне надоедает возня. Я присаживаюсь на кусок трубы, лежащий на полу, закуриваю. Он стреляет, я не отвечаю. «Ты где?» – стреляет один раз, другой. Я молчу. Немец начинает беситься. Чувствую, как дрожит автомат у него в руках. Выстрелы неровные. То в одно место пальнёт, то в другое. Не отвечаю. Моё время заканчивается. Меня меняют. Пара-тройка часов на сон, еду, туалет, и я возвращаюсь к нему.
Стемнело. Вечером работаю с Пианистом. Пианист в нашей войне не участвует. Сидит в укрытии, за мешками с песком, курит, пьёт чай с баранками или спит.
Немец начинает. Он грозится повесить меня, четвертовать и колесовать. Он обещает вырезать всю мою родню, отыметь всех моих женщин и продать на органы всех моих детей. Я только смеюсь в ответ. Смех его пугает. Поэтому я всегда смеюсь. А Пианист похрапывает.
В пять утра светает. Слышу электронный лай собак. Моего оппонента, разгорячённого, злого, с капающей изо рта слюной, меняют. Он уходить не хочет, доплёвывает последний магазин, матерится и замолкает. «До вечера, дурилка», – стреляю вдогонку, снова закуриваю, бужу Пианиста и жду конца смены.
14 сентября, 13:38
Сергеич наливает из котелка остатки борща. Решил доесть второй порцией.
Сергеич. Все поели?
Луч. Я не ел…
Сергеич. Не ел? Я же спросил перед тем, как налить себе, все ли поели? Там немного оставалось. Совсем чуть-чуть, тебе бы не хватило. Ну и почему ты промолчал? Я громко спросил. Спросил у всех. Думал, что поели, решил доесть остатки. Да тут по бокам только гуща налипшей была, остальное вода! Теперь ещё и котелок придётся мыть. Почему ты не сказал, что есть хочешь?
Луч. Я не хочу есть.
Сергеич. А есть надо. Хотя бы раз в день горячее. Надо было сказать, что не поел.
Луч. Я поел.
Сергеич. Поел? Ты же сказал, что не поел. Идиота из меня делаешь? Я спросил, поели? Ты сказал, что нет, а теперь – да. Я так похудел, что с меня берцы соскакивают. Голодаю, с ума схожу, а мне ещё котелок мыть!
15 сентября, 12:10
Самое длинное б. з. и самое насыщенное. Для меня. Говорили, что идём на недельку. Пошла третья. По моим прикидкам, завтра должны забирать. Пока молчат. Информации нет.
Нашему потоку ещё ничего. Впереди долгий срок. А дембеля нервничают. Чем раньше снимут с объекта, тем лучше. Последний аккорд, как говорится. Больше не потащат на боевое.
Многие, кто не по первому кругу, говорят, что тяжелейшая командировка выдалась. Но я предполагаю, кому-то сейчас ещё тяжелее.
Дождь накрапывает. Бежать безопаснее. Вернее, плыть. Только не май месяц на дворе, не июль и даже не август. Холодно.
15 сентября, 16:37
«Ноги» принесли инфу, что после 18-го поменяют. Хоть какая-то определённость. Ок, повоюем ещё.
15 сентября, 20:58
Жаловаться не хочется. Даже самому себе. Всё равно доброго слова не услышу. Даже от самого себя. Но тело жутко болит. Ломит ноги, руки. Погода. Опасаюсь пить обезбол круглосуточно. Посажу печень. Впрочем, она у меня и без обезбола сидит враскоряку.
Ночь будет тяжёлая. В дождь работать сложно. Жужжащие уши могут не услышать за дождём начало наката. Есть немного времени вздремнуть, отдохнуть. Для хорошей работы мне нужен душевный покой, холодность и расчётливость.
Наши птички тоже не летают из-за дождя. Никто не предупредит, если пойдёт накат. На стрёме все парни, которые находятся в Сердце.
Неприятель за стенкой звал меня на вечерний променад. Решил не заморачиваться, поберечь силы на ночное бдение. Они мне понадобятся.
За два с половиной месяца обстановка на нашем участке заметно улучшилась. Но до прогулочного шага ещё далеко. Арта, миномёты по нам не работают. Почти не работают. Пулемёт и автоматная стрелкотня. РПГ бывает. Иногда ВОГи залетают. Вещь опасная, но не самая большая проблема, с учётом железобетонных перекрытий.
16 сентября, 09:56
По ночному дождю поменяли группу дембелей. Дембеля по второму разу. Такое только у нас бывает. Два раза подписывали контракт, два раза увольняются и только один раз будут дома.
Лил дождь. Тропу ярости дембеля прошли, скорее всего, без единого выстрела. Дальше у них дорога по окопам полтора километра. Окопы узкие, для перебежек. Во время дождя наполняются водой. Вода, грязь, дождь, осенний холод.
После окопов идёт дорога по бурелому. Если они не останутся на ночь в земляном блиндаже, то ноги переломают. Машина вряд ли подъедет близко. Значит, идти километра три – три с половиной.
Зато сейчас они уже на базе. Баня, еда и прочие радости жизни. А что самое главное, через неделю – домой.
Ночью вышел на пост, глядь, а там Ахмед сидит! Его группа поменяла дембелей. Вот это сюрприз! Также добавились мобики. Зашла большая группа молодых парней, которые поменяли зетовцев. Движуха, в общем.
В целом ночь прошла терпимо, хоть и напряжённо.
16 сентября, 11:32
Вышли почти все зетовцы. Не попрощался с Пианистом. Дремал. Пока остался Арес. Демона тоже видел. Ещё здесь. Капитаны покидают корабль последними. Сердце Дракона наполнилось мобиками. Неделя на то, чтобы парни въехали в процесс, и молитвы Господу Богу, чтобы в эту неделю не случился накат.
Мобики в основном необстрелянные. Тяжёлые. Опыта мало. Надеюсь на молодость, которая помогает быстро сориентироваться.
Рутул учит парней убираться на кухне. Кухня – это слишком лестное название для места, где мы готовим и перехватываем еду. Часть коридора с кострищем, обложенным кирпичами. На кирпичи положена решётка. Ночью греть воду нельзя. Маленький стол и пара стульев. Шкафчик для посуды. Из посуды – несколько жестяных тарелок и кружек. Иногда здесь можно увидеть ложки. В том числе чайные. Бетонная крошка, пыль в наличии постоянно. Они везде. Мы ими питаемся, мы ими дышим. Не только ими. Ещё порохом.
16 сентября, 16:54
Мобики-мобики, да не простые мобики. Назову их «республиканские штрафники». Воюют, оказывается, не первый год. Большинство с ранениями. Документы утеряны, поэтому парни записаны в пятисотые. Истории у всех прям под копирку. Ранило, лежал в госпитале, выписался, военная часть переехала, ушёл домой, записали в дезертиры. Неведомо, на чьей стороне правда, но, так или иначе, они здесь – с нами. Почему решил, что необстрелянные? Просто. Они первый раз увидели РПГ. Им показали, как работает подствольник, так они как малые дети набросились на автомат и давай разглядывать его, пробовать заряжать и стрелять. Наделали немцам шухер, в общем. Работать с ними будет весело. Лишь бы только без трагических финалов.
Республиканские штрафники хохлов-немцев-укропов называют фашистами. Без обиняков.
16 сентября, 18:07
Затрёхсотило «ноги», которые выводили дембелей. Тяжёлый. Снайпер. Помимо дождя и холода был ещё тяжелораненый, которого несли.
17 сентября, 11:01
Ахмед говорит, надо молиться. Раньше, говорит, я не молился, а теперь молюсь и буду молиться, когда вернусь. Если человек молится не только в момент опасности, а всегда, то Бог ему помогает.
Дали напарником штрафника Дëму. Тридцати ещё нет. Был ранен под Камышевахой в прошлом году. Вырезали 24 сантиметра кишок. Документы утеряны. Бумаг о ранении нет. Не смог доказать ранение, угодил в штрафники.
Таких историй у республиканских штрафников много. У нас тоже говорят: если придёшь без бумаги, что у тебя нет ноги, значит, нога у тебя есть.
Засыпает на посту. Второй напарник, который засыпает на посту. Пианист похрапывал, а Дëма попукивал. Так и воюем.
17 сентября, 12:33
«Ноги», позывной Дик, по дороге в госпиталь скончался.
Рутула вывели. Только что. Остальных из нашей команды собираются выводить либо сегодня вечером, либо завтра утром. Надо успеть выровнять своё душевное состояние. Немного мандражирую.
На Сердце Дракона перебили трубу, откуда шла вода.
Мышь сгрызла запасной сникерс, тот, который держал на чёрный день. Меня, привыкшего разгадывать знаки судьбы, пытаясь заглянуть в будущее, подобное происшествие вводит в ступор.
С одной стороны, можно предположить, что чёрный день отменён, а с другой – смерть будет мгновенной, не успею проголодаться.
Начали переносить взрывчатку назад, в трубу, под позиции немцев.
От некоторого идиотизма нашего у меня у самого волосы встают в позу лотоса. И всё же… побеждают именно так, никак иначе.
5 сентября, 06:01
Немцы третий день активно бомбят позицию. Стрельба не затихает. К вечеру возникает напряжение. В постоянной боевой готовности. Ждём наката.
В моменты затишья парни собираются кружком за чашкой чая и травят байки. Рассказывают о гражданке и о том, что с ними случалось на войне. Рассказы не отличаются особой оригинальностью. Сводятся к тому, насколько близко бабахнуло. Бывшие в штурмах раз за разом пересказывают свои выходы, которые крепко засели в головах, не вытравить. Больше ни о чём говорить не могут.
Вывели формулу оптимального штурма: когда в атаку идут «молодые» парни, только прибывшие на войну и знакомые с ней исключительно по фильмам. Страх ещё не сожрал душу воина, накопленной усталости нет. «Молодые» полны азарта. Для них война пока ещё игра. Они не знакомы со смертью. Способны на киношный героизм. Правда, «мяса» после таких штурмов слишком много.
Сегодня из Сердца выходит местный Фаза. У него через пару недель заканчивается контракт. Пробыл здесь с самого начала, с того момента, как Сердце Дракона отвоевали у нацистов. Фаза худощавый, медлительный, но ровно до того момента, пока его не зацепишь. Взрывается моментально. Когда пальба нацистов начинает утомлять, Фаза подскакивает, заряжает подствольник и стреляет со словами: «Да заткнитесь уже!»
За рыжим псом приглядывал Фаза, оберегал его от грубости доблестных воинов, подкармливал. Пёс будет скучать.
Через пару недель в Сердце Дракона изменится атмосфера. У зетовцев заканчиваются контракты, они разъедутся по домам. Наши дембеля тоже дозревают. «Старичков» не останется. Кого закинут вместо зетовцев, пока неясно. Либо других таких же, но «молодых», либо остатки музыкантов, либо новых мобиков. В любом случае будут другие люди, будет всё по-другому.
5 сентября, 15:08
С утра вышли разведчики из команды Сталина. Пространство освободилось от бесконечного шума. Уж больно громкие они были, несмотря на то что разведчики. Место, где я отдыхаю, стало напоминать место, где можно отдыхать. Оно похоже на коридор.
Лежу я на двери, которая брошена на бетонный пол. На двери подстилка. Укрываюсь спальником. Голова на рюкзаке со сменным бельём, прихваченным с собой из располаги.
Справа обшарпанная жёлтая стена. Железобетон. Слева – в трёх метрах – такая же крепкая стена. Она не покрашена в жёлтый цвет, как всё здесь вокруг. Потолок метров шесть.
Некрашеная стена сверху пробита снарядом. В эту дырку проникает солнечный свет. Посередине коридора идёт железная труба метровым диаметром. Как раз напротив дырки от снаряда труба раскрыта розочкой. След от взрыва.
В розочку аккуратно уложены «морковки» для РПГ и прочая солдатская утварь – патроны, гранаты, снаряды.
На бетонном полу битые кирпичи, гильзы, бычки. Пыль страшная. Убираться бессмысленно. Хотя парни периодически пытаются навести порядок. Кто-то подметает. Но грязь сама собой нарастает в течение дня.
Фаза собаку с собой забрал. Вывел из Сердца несчастного пса.
5 сентября, 20:03
Ругаясь на чём свет стоит, Рутул занёс последний рюкзак со взрывчаткой в трубу под позиции немцев. Говорят, что к бессмысленному и беспощадному героизму приложил руку наш Сталин. Его идея и его планирование.
Настоящий Иосиф Виссарионович в гробу вертится от стыда, что человек с его именем создаёт проблемы простому солдату, вместо того чтобы помогать ему решать вопросы государственной важности. Да, считаю, что сейчас простой солдат стоит на защите государственности. На плечах простого солдата лежит судьба Отечества.
Шутки шутками, но теперь будем ждать команды снова выносить взрывчатку. Это происходит на передовой. На самой передовой. В тридцати метрах от нацистских позиций.
У прихвостней Вашингтона традиция: во время ротации выпуливать патроны, опустошая магазины, чтобы отчитаться перед своими хозяевами. Создают видимость того, что воюют. Уже понимаем, если устраивают беспорядочную стрельбу, значит смена караула.
Сегодня днём Рыжий впервые за несколько дней залез ко мне на руки поурчать. Я так обрадовался, что в нос его чмокнул. А так он целыми днями либо дерётся с Трёшкой, либо охотится на мышей. Деловой. Понежиться времени не хватает.
6 сентября, 08:37
Рыжий в утреннем свете (синеватый осенний оттенок) кажется чёрным.
По ночам холодно. Ноги замерзают. Терпимо, но чувствуется надвигающаяся проблема, которую трудно будет решить. Костры здесь, чтобы согреться, нельзя жечь. Печки ставить тоже.
Пришла команда разведчиков, в которой Смайл. Парень за два месяца возмужал, обтесался. Неуклюжесть, угловатость ушли, будто не было. Подтянут, великолепен, прямо настоящий русский воин. Торс приобрёл отчётливую форму треугольника. Говорю, береги себя, ты обещал вернуться живым и здоровым. Я стараюсь, отвечает и улыбается во весь белозубый рот.
6 сентября, 18:04
Не хватает времени что-либо записывать. Движуха. Хочу оставить пометку о молодых воинах команды Смайла. Сердце радуется, глядя на них. Не всё потеряно. На них одна надежда. Моему поколению пора отойти в сторону. Мы уже не тянем.
Парни крепкие, спокойные, улыбчивые. За что ни возьмутся, всё у них получается. Быстро, легко. Пришли, бросили рюкзаки и сразу за дело. Нам после пробежки по Тропе ярости полдня в себя приходить надо. Для них – Тропа будто создана лишь для того, чтобы похвастаться, дескать, по нам пулемёт работал или ещё что. Герои.
6 сентября, 18:24
Выходим на Дракона.
Снежок спрашивает (на Дракона ещё не ходил):
– А восьмидесятки туда прилетают?
– Да.
– А сто двадцатки?
– Да.
– А двухсотки?
– Нет.
– Странно!
7 сентября, 09:57
Двое суток толком не спал. Возможность была, но уснуть не мог. Сегодня в шесть утра сменился, дошёл до лежанки и в секунду вырубился.
Ночью было холодно. Нашёл валяющуюся куртку, надел, отработал. Утром ходит Арес. Потерял куртку. Говорю, посмотри, может, твоя. Говорит, да, его. Забрал. Надо искать новую куртку на ночь.
Арес мог бы сделать блестящую военную карьеру. В нём чувствуется ныне почти утерянное благородство русского офицерства. Честь и достоинство. Продуманность действий. Требовательность и любовь к окружающим его солдатам. Отвага и доблесть. Отсутствие безрассудства.
7 сентября, 12:27
Рыба шмальнул наудачу из РПГ и попал в чубатый склад с БК. Всю ночь горело. Теперь долго у нас тишина будет.
Рыба – зетовец. Небольшого росточка, крепенький, юркий. Молодой да ранний. Ёжиком чёрные волосы. Справа чуть выше виска заживающая рана. Сантиметров шесть. Глаза маленькие, затуманенный взгляд, будто смотрит в себя, оценивая каждый свой поступок.
Сходил с Пианистом за водой. Вода добывается из труб. В трубы она попадает из резервуаров, которые были наполнены ещё до войны. В трубе сделана дырка, в неё воткнут шланг. Несколько коротких вдохов, и вода начинает капать. Так называемый подсос. Как из бензобака, когда горючее сливаешь. За пару часов набирается общепитовский котёл.
Вода – жизнь. Здесь вода невкусная. Ровно как и сама жизнь.
Еду можно кое-как в рюкзаках принести, дотащить. Воду не натаскаешь. Поэтому, какой бы она ни была, главное, что она есть.
7 сентября, 17:33
Боевые будни. Поспал, поел. Рутул сварганил борщ. Из банок. Дома борщ не ем, готовить некому. А в Сердце Дракона он идёт за милую душу. Да и готовить его быстро. Открыл банку, высыпал содержимое в кипящую воду, добавил тушёнку, и борщ готов.
Пока затишье, сделали ещё несколько огневых позиций на случай наката. Мешки с песком плюс бетонные плиты. Дёшево и сердито.
Хохлы (или кто там сидит за стенами? Поляки, негры, французы, немцы?) целый день молчат. Работала наша арта, и прилетали самолётики. Бросали бомбочки. В остальном тишь, гладь и Божья благодать.
8 сентября, 12:18
Морозец. Вот вам и юг России. Бархатным сезоном не пахнет. Ночью продрог до костей. Поднималась температура. Ноги ломило. Когда поднимается температура, ноги ломит. Выпил полтаблетки аспирина. Целую пить не стал. У меня всего две таблетки. На всякий случай приберёг.
После ночной работы залез в тёплый спальник. Вроде согрелся. Лень ужасная. Слабость.
8 сентября, 16:51
Прилетало. РПГ. Упало рядом со взрывчаткой. Накануне мы её с Пианистом накрывали железными листами. Взрывчатку не задело. А ведь могло… Переложили. Столько возможностей глупо погибнуть, хоть иди учись в школу высшей математики, чтобы сосчитать.
Парни рассказали. Сам не присутствовал, потому что бегал на Дракона. Месяц назад, когда увольнялись последние трёхмесячники, командир вручал медали. После вручения вызвал из строя Мартына и со словами «Носи и никогда не снимай» подарил ему шеврон с надписью: «Тыловая крыса».
9 сентября, день
Придётся писать не про еду, а про холод, поскольку наболевшая за последние пару дней тема. Не понимаю, почему здесь так холодно. Должно быть тепло до октября, как минимум.
Ночь прошла без происшествий. Утром завалился спать. Слышал движения нашей бронетехники. Точно, нашей. Нашу я по звуку отличаю. Будем брать город.
Город и его окрестности под нацистами. Он висит как аппендицит на линии фронта. Под землёй шахты и туннели в десятки километров. Такое взять сложно. Сердце Дракона внутри этого аппендицита. Поэтому такие проблемы, чтобы зайти на него. Два с лишним месяца назад из вышедшей пятёрки доходило два-три человека. Потери большие.
Сердце сдавать нельзя. Не думаю, что оно является ключом к открытию города. Я стараюсь не думать. Когда думаешь, работать некогда. Ключом не является, но Сердце – важный стратегический объект и удобный огневой рубеж, который помогает контролировать нацистов, выползающих из местных подземелий. Пока дела обстоят так, что мы контролируем их, а они контролируют нас. Перевеса нет ни в одну сторону.
Передали, что небо над Тропой ярости заполонили чубатые птички. Ротации не предвидится. Просили экономить еду. Экономим. Рутул приготовил гречку с тушёнкой. Добавил лечо. Вместо хлеба галеты с паштетом. Хлеб – редкое удовольствие. Холодно.
10 сентября, пять утра
Холодно. Зимой не было так холодно, и была возможность погреться у костра или буржуйки. В осаждённой крепости огнём не побалуешься, если выжить хочешь. Досок мало, да и те с трудом добываются. Приходится терпеть.
Отработали ночь с Пианистом спокойно. Немцы, наверное, тоже подмерзают. Но им чуть проще, они в земле. Мы в бетоне. Всё равно радостно, что им тоже хоть немного холодно.
Летом на первой учебной базе страдали от комаров. Такие злые и дурные комары только в Хохляндии бывают. В Подмосковье комары интеллигентнее. Тоже сволочи, но воспитанные сволочи. А в Хохляндии комары без башки. Хорошо ещё, что кусали не только нас – доблестных русских воинов, – но и свою чубатую родню. Придёт время, сделаем из Хохляндии Подмосковье. Тогда лично займусь воспитанием местных комаров.
Второй раз замечаю. Попадая с базы, где относительно (относительно!) тихо, в самую сердцевину войны, отмечаешь: пальба и взрывы поначалу напрягают. Потом они уходят в фоновый режим, и Сердце Дракона кажется уютным и безопасным местечком. Холодно только. В остальном сносно. Держать круговую оборону двадцать четыре на семь не так страшно и почти не выматывает. Почти.
10 сентября, 14:41
Башкир («ноги») принёс еду и хорошую новость. На базу привезли «молодых». Пополнение прибыло. Будет полегче. С заходами в Сердце и выходами есть сложности. С одной стороны спокойно, с другой – участились прилёты по тропе, да и птичек опять много.
Рыжий и Трёшка ночью болтались со мной на посту. Потом пропали. Сменился, пришёл отдохнуть, смотрю: спит парочка на моём месте. Пришлось изогнуться буквой зю, чтобы не потревожить новобрачных.
Отдохнул после поста сносно. Нарубил дров. Дрова только для готовки. Принёс воду. Вода медленно идёт. Будто заканчивается. Печалька.
Разведка наша вышла. Они в этот заход погибших воинов забирали с поля боя. Немцы подозрительно молчат. Редкие РПГ, автоматные и пулемётные очереди по Сердцу. Арта нацистов не работает по нам уже несколько дней – тьфу, тьфу, тьфу.
Хочется в баньку. По щучьему велению, по моему хотению, Банька, приди ко мне!
10 сентября, 19:57
Душевный вечер на работе.
Сева. Один из самых чистоплотных бойцов. У него с собой подписанные тарелка, кружка, ложка. Он их тщательно моет и убирает к себе в рюкзак после каждого приёма пищи. Общей посудой не пользуется.
Рядом с моим постом есть свободное пространство. Сева приходит в четыре вечера, делает зарядку (приседает, отжимается), чистит зубы. Он работает в ночь. Разговаривает мало. Голос у него вкрадчивый, тихий, интеллигентский. Говорит, если говорит, будто извиняется. Никогда не повышает тона. Если устаёт, ворчит себе что-то под нос. Парню около сорока. Детей нет. «Роковая женщина попалась, – сетует Сева, – потому и детей нет». Сделал зарядку, спросил, не надо ли принести чаю. Я отказался. Он ушёл.
После Севы пришёл Пианист. Просто поболтать или, как он выразился, пообщаться. Пришёл с чаем. Говорили о Великой Отечественной, о том, как туго было солдатам того времени, не то что нам. Разговаривали о древних цивилизациях, о войнах разных эпох. Потихоньку разговор перешёл на личные темы.
Пианист ушёл на войну за свою свободу. Чтобы вернуться домой не в двадцать восьмом, а в нынешнем, двадцать третьем. Кумир у него – Че Гевара. К слову, среди зетовцев огромное количество людей, болеющих Советским Союзом, его идеологией, которой им, как я понял, сейчас да и все последние годы не хватало.
Идеи нет, оттого много пустых людей – основной посыл мысли.
Сел Пианист четыре года назад. Непредумышленное. Пришли, говорит, утром, когда кофе пил, надели наручники и увели. Так, говорит, чашка кофе и осталась дома стоять на столе.
Я слушал и смотрел на то, как Рыжий, поймав мышку, играет с ней. Отпустит из лапок, она побежит, он прыгнет, возьмёт в зубки, положит на прежнее место, пару раз ударит лапкой, чуть отойдёт и ждёт, когда мышка снова побежит.
Вслед за Пианистом подтянулся Демон. Отвязный хлопец. Парням не хватает душевных разговоров, поэтому частенько заглядывают ко мне излить душу. Демон завёл разговор о том, как вернётся домой – ему осталось двадцать дней, как Пианисту, – раскинет пальцы (тюрьма, война), и все девчонки с района будут его. Они, заключил Демон, таких любят. Пианист послушал его, послушал и тихо ушёл. Демон продолжил о девчонках, пощёлкивая языком и закатывая глаза, не обратив внимания на уход Пианиста.
Появился Арес. Спросил таблетки от язвы – дескать, Кобра загибается, срочно нужно. У Демона как раз оказалась пара таблеток. Тоже язва. Поэтому держит всегда при себе на случай обострения. «Пойду отнесу таблетки», – сказал Демон и, оставив мне повербанк, чтобы я зарядил себе телефон, ушёл.
Полчаса тишины – немцы молчат – и сменить меня пришли Сергеич с Мусульманином. Тоже дембеля. Им осталось две недели. Это парни из моего подразделения, те, которые уже второй раз дембеля. Они заступают на полночи, потом я с Пианистом меняю парней. Пожелал тихой работы и пошёл спать. На моей лежанке примостились котята. Подвинул, лёг рядом и записал сегодняшний вечер. Чай, повербанк есть, не жалко провести лишние полчаса с включённым телефоном.
11 сентября, двенадцать с копейками
Ночь выдалась тяжёлая. Мысли о детях гонял, отключиться не мог. В результате появились лёгкая тревожность и раздражённость. А под утро, когда уже с ног валился, объявили боевую готовность. После отбоя тревоги упал. До вечера буду отдыхать. Если дадут. Надо быть в форме.
Десять дней на Драконе. Должны выводить. Пока молчат.
В ночной перестрелке Демон по темноте вместо ВОГа вогнал в подствольник фонарик и жахнул. Тут же представил мысли немцев – дескать, у русских патроны закончились, и они фонариками отстреливаются.
11 сентября, 14:46
Долго отдыхать не смог. Перенёс взрыватели. Неудобно стояли. Теперь лучше.
На Сердце прибежал Ковбой. Он тоже перешёл в разведку. Не хочется, говорит, отставать от Смайла. Детский сад. Смеюсь. По-отечески смеюсь и горжусь нашими парнями.
12 сентября, шесть утра
Эй, я просил нормальную баньку, чтобы помыться, а не ту, где обливаешься собственным потом в бетонном холоде!
12 сентября, 19:58
Разведка, помимо своей основной работы, занимается эвакуацией. Выносят погибших с поля боя. На мой взгляд, самая тяжёлая работа. Психологически и физически.
Тащить на полусогнутых под постоянными обстрелами труп, у которого нет головы, или нога отваливается, или рука, или там каша вместо человека, – занятие не из приятных. Надо аккуратно собрать в мешок или, если такое возможно, бросить на полевые носилки и – перебежками от одной непростреливаемой зоны к другой.
Вспомнил Кита. Дело было зимой на первом круге.
Кит – русский богатырь с ногой сорок девятого размера. На гражданке работал татуировщиком. У Кита был свой тату-салон. Помню его растерянное и в то же время гордое лицо, когда долго не могли найти ему нужную обувь. Спросил, дескать, как ты живёшь с такими ногами? Вот так и живу, ответил. Ношу не то, что нравится, а то, во что влезаю.
Кит погиб на штурме. Попал под миномётный обстрел. Перебило ноги. Его оттащили к воронке, а сами пошли дальше. Вперёд. Эвакуационная группа должна была забрать.
Наша, обещанная в поддержку, арта молчала. Штурмовая группа с наскока прошла линию вражеских окопов и наткнулась на шквальный миномётный огонь, к которому вскоре присоединился танк. Началось цирковое представление с фейерверками. Пришлось отступить.
Впоследствии узнали, что перетягивали вражеский огонь на себя, чтобы рядом работающие музыканты могли спокойно делать своё дело. Ну, как узнали? Просто решили между собой таким образом оправдать отсутствие нашей арты, которая должна была отработать район перед штурмом.
На обратном пути Кита в воронке уже не было. Эвакуационная группа сообщила, что его не нашли. Не могли понять, куда он делся. Надеялись, что всё-таки живой. Просто пополз в сторону позиций мобиков.
На следующий день с помощью дронов нашли его в семидесяти метрах от воронки. Пополз, но не дополз. Умер от потери крови, скорее всего. Немцы сняли с него одежду... и сапоги. Найденные специально для него сапоги сорок девятого размера.
Утром эвакуационная группа поехала забирать Кита с поля боя. Немецкие миномёты уже были пристреляны по нему. Подойти невозможно. Как только группа приближалась, начинался обстрел квадрата.
Просили арту под новый штурм. Думали, будет новый штурм с артой, вынесем тело. Арту не давали. Тело не вынесли.
Эвакуационная группа ездила три раза и три раза безуспешно. К концу недели наше подразделение перебросили на другое направление. Кит остался на поле боя.
Разговариваю сегодня об эвакуации с Ковбоем. Ковбой говорит, что психологически не так тяжело. Физически – да. Мне-то как раз физически было бы легче. С трупами «не дружу». Слава богу, как говорится, что меня на такую работу не ставят. Не потянул бы. Отказаться бы не смог: приказ есть приказ, но сомневаюсь, что справился бы с задачей.
Днём была тишина. Напряжённая. Ни одного выстрела. Пара-тройка прилётов не в счёт. Ночь, наверное, опять бессонная будет. Последние три ночи тяжкие.
Днём хапанул апатии. Гонять буквы не мог. Казалось, что нет конца этой войне. Накопленная усталость даёт о себе знать.
13 сентября, 09:59
Осенний холод основательно наполняет пространство. Не думаю, что температура меньше плюс десяти градусов, но воспринимается как минусовая. Надел две пары тёплых носков. Ноги промерзают. Летние спальники не спасают. Кому достался зимний, считай, повезло. Мне не повезло. Зато у меня котята. Они выросли. Меньше играют. Только спят и охотятся. Когда забираюсь поспать, беру их с собой в качестве грелки. Котят устраивает непыльная работёнка, которую им подкидываю, – греть меня. С двух боков подпирают и спят вместе со мной. На войне научился ровно спать, не ворочаясь, поэтому не боюсь, что раздавлю. Да и раздавить таких здоровяк уже невозможно. Сами кого хочешь.
13 сентября, 14:52
Когда замыкает от усталости и бессонных ночей, разговоры звучат приблизительно так:
Сергеич. Наши укропских птичников разобрали.
Луч. Давно говорю, не надо по птичкам работать.
Сергеич. Что ты говоришь?
Луч. Говорю, по птичкам не надо.
Сергеич. А я говорю, что птичников разобрали.
Луч. …И я говорю, что надо не по птичкам.
Сергеич. Что ты говоришь?
Луч. Ты меня не слышишь!
Сергеич. Я тебя слышу. Птичников разобрали!
Луч. По птичкам не надо работать.
Сергеич. Зачем по птичкам работать?
Луч. По птичкам не надо, не понимаешь?
Сергеич. Чего не понимаю?
Луч. Что по птичкам не надо работать!
Сергеич. А по кому надо?
Луч. По птичникам!
Сергеич. Наши разобрали птичников…
Луч. Давно говорю, не надо по птичкам работать…
Валяюсь от смеха. Театр абсурда.
14 сентября, 11:17
Слышу электронный лай собаки. Это сигнал ротации у немцев. Смена на постах. Они выходят убивать русских под собачий лай.
Во второй половине дня, пока ещё не стемнело, ползу на свой участок войны в одиночку. На той стороне стены меня ждут. Там сидит мой немец, которого я никогда в глаза не видел. Он меня тоже никогда не видел. Если бы мы увидели друг друга, кто-то из нас был бы уже мёртв.
Немец сидит на возвышенности. Чтобы увидеть меня, ему необходимо подойти ближе к спуску и высунуть голову. Он этого не делает, потому что боится. Чтобы мне увидеть немца, нужно выйти из-за стены и подняться вверх на возвышенность, где он сидит. Я этого не делаю, потому что не дурак.
Не хватает угла обзора. Траектория полёта пули каждого из нас проходит над головой противника. Его выстрел – сверху вниз – надо моей, а мой – снизу вверх – над его.
Мой немец знает, во сколько я прихожу. Он приветствует меня короткой очередью. Я ему отвечаю. После приветствия начинается наша война. Он пытается понять, в каком именно месте я нахожусь, и если уж не убить рикошетом или бетонными брызгами, то хотя бы напугать. В ответ я бью по возвышенности, за которой он прячется. Наша перестрелка похожа на разговор. Он задаёт тему, я подхватываю.
Не знаю, как он выглядит, но знаю, что он чувствует. Это понятно по характеру стрельбы. Знаю, когда он спокоен, когда нервничает, когда злится. Я умею нервировать. Он понимает это и нервничает ещё сильнее.
Вот он надменно стреляет – дескать, лови, русская свинья! Выстрел звонкий. Пуля попадает в железобетонные перекрытия. Я инстинктивно пригибаюсь и даю ответную очередь: «Отвали!» Он повторяет. С каждым новым выстрелом отрезок тишины уменьшается. «На, на, на-на, на-на-на, – стреляет он. – Посолю тебя и высушу, буду хрустеть тобой, как сухариком под кружку баварского пива!» – «Трах-тах-тах», – смеюсь в ответ. Он не унимается: «Мои дети будут есть твоё сало!» – «Чувак, у меня нет сала, я худой, как плющ!» – «А если найду?» – «Ищи!»
Мы ползаем по разные стороны бетонной стены, стреляем в сторону друг друга, меняем позиции, опять стреляем. В это время парни, которые на отдыхе, пьют чай и смотрят фильмы на телефоне. Кто-то готовит дрова, кто-то идёт за водой. На нашу войну никто не обращает внимания. Наша война больше напоминает детскую игру, нежели кровопролитный бой.
Наконец мне надоедает возня. Я присаживаюсь на кусок трубы, лежащий на полу, закуриваю. Он стреляет, я не отвечаю. «Ты где?» – стреляет один раз, другой. Я молчу. Немец начинает беситься. Чувствую, как дрожит автомат у него в руках. Выстрелы неровные. То в одно место пальнёт, то в другое. Не отвечаю. Моё время заканчивается. Меня меняют. Пара-тройка часов на сон, еду, туалет, и я возвращаюсь к нему.
Стемнело. Вечером работаю с Пианистом. Пианист в нашей войне не участвует. Сидит в укрытии, за мешками с песком, курит, пьёт чай с баранками или спит.
Немец начинает. Он грозится повесить меня, четвертовать и колесовать. Он обещает вырезать всю мою родню, отыметь всех моих женщин и продать на органы всех моих детей. Я только смеюсь в ответ. Смех его пугает. Поэтому я всегда смеюсь. А Пианист похрапывает.
В пять утра светает. Слышу электронный лай собак. Моего оппонента, разгорячённого, злого, с капающей изо рта слюной, меняют. Он уходить не хочет, доплёвывает последний магазин, матерится и замолкает. «До вечера, дурилка», – стреляю вдогонку, снова закуриваю, бужу Пианиста и жду конца смены.
14 сентября, 13:38
Сергеич наливает из котелка остатки борща. Решил доесть второй порцией.
Сергеич. Все поели?
Луч. Я не ел…
Сергеич. Не ел? Я же спросил перед тем, как налить себе, все ли поели? Там немного оставалось. Совсем чуть-чуть, тебе бы не хватило. Ну и почему ты промолчал? Я громко спросил. Спросил у всех. Думал, что поели, решил доесть остатки. Да тут по бокам только гуща налипшей была, остальное вода! Теперь ещё и котелок придётся мыть. Почему ты не сказал, что есть хочешь?
Луч. Я не хочу есть.
Сергеич. А есть надо. Хотя бы раз в день горячее. Надо было сказать, что не поел.
Луч. Я поел.
Сергеич. Поел? Ты же сказал, что не поел. Идиота из меня делаешь? Я спросил, поели? Ты сказал, что нет, а теперь – да. Я так похудел, что с меня берцы соскакивают. Голодаю, с ума схожу, а мне ещё котелок мыть!
15 сентября, 12:10
Самое длинное б. з. и самое насыщенное. Для меня. Говорили, что идём на недельку. Пошла третья. По моим прикидкам, завтра должны забирать. Пока молчат. Информации нет.
Нашему потоку ещё ничего. Впереди долгий срок. А дембеля нервничают. Чем раньше снимут с объекта, тем лучше. Последний аккорд, как говорится. Больше не потащат на боевое.
Многие, кто не по первому кругу, говорят, что тяжелейшая командировка выдалась. Но я предполагаю, кому-то сейчас ещё тяжелее.
Дождь накрапывает. Бежать безопаснее. Вернее, плыть. Только не май месяц на дворе, не июль и даже не август. Холодно.
15 сентября, 16:37
«Ноги» принесли инфу, что после 18-го поменяют. Хоть какая-то определённость. Ок, повоюем ещё.
15 сентября, 20:58
Жаловаться не хочется. Даже самому себе. Всё равно доброго слова не услышу. Даже от самого себя. Но тело жутко болит. Ломит ноги, руки. Погода. Опасаюсь пить обезбол круглосуточно. Посажу печень. Впрочем, она у меня и без обезбола сидит враскоряку.
Ночь будет тяжёлая. В дождь работать сложно. Жужжащие уши могут не услышать за дождём начало наката. Есть немного времени вздремнуть, отдохнуть. Для хорошей работы мне нужен душевный покой, холодность и расчётливость.
Наши птички тоже не летают из-за дождя. Никто не предупредит, если пойдёт накат. На стрёме все парни, которые находятся в Сердце.
Неприятель за стенкой звал меня на вечерний променад. Решил не заморачиваться, поберечь силы на ночное бдение. Они мне понадобятся.
За два с половиной месяца обстановка на нашем участке заметно улучшилась. Но до прогулочного шага ещё далеко. Арта, миномёты по нам не работают. Почти не работают. Пулемёт и автоматная стрелкотня. РПГ бывает. Иногда ВОГи залетают. Вещь опасная, но не самая большая проблема, с учётом железобетонных перекрытий.
16 сентября, 09:56
По ночному дождю поменяли группу дембелей. Дембеля по второму разу. Такое только у нас бывает. Два раза подписывали контракт, два раза увольняются и только один раз будут дома.
Лил дождь. Тропу ярости дембеля прошли, скорее всего, без единого выстрела. Дальше у них дорога по окопам полтора километра. Окопы узкие, для перебежек. Во время дождя наполняются водой. Вода, грязь, дождь, осенний холод.
После окопов идёт дорога по бурелому. Если они не останутся на ночь в земляном блиндаже, то ноги переломают. Машина вряд ли подъедет близко. Значит, идти километра три – три с половиной.
Зато сейчас они уже на базе. Баня, еда и прочие радости жизни. А что самое главное, через неделю – домой.
Ночью вышел на пост, глядь, а там Ахмед сидит! Его группа поменяла дембелей. Вот это сюрприз! Также добавились мобики. Зашла большая группа молодых парней, которые поменяли зетовцев. Движуха, в общем.
В целом ночь прошла терпимо, хоть и напряжённо.
16 сентября, 11:32
Вышли почти все зетовцы. Не попрощался с Пианистом. Дремал. Пока остался Арес. Демона тоже видел. Ещё здесь. Капитаны покидают корабль последними. Сердце Дракона наполнилось мобиками. Неделя на то, чтобы парни въехали в процесс, и молитвы Господу Богу, чтобы в эту неделю не случился накат.
Мобики в основном необстрелянные. Тяжёлые. Опыта мало. Надеюсь на молодость, которая помогает быстро сориентироваться.
Рутул учит парней убираться на кухне. Кухня – это слишком лестное название для места, где мы готовим и перехватываем еду. Часть коридора с кострищем, обложенным кирпичами. На кирпичи положена решётка. Ночью греть воду нельзя. Маленький стол и пара стульев. Шкафчик для посуды. Из посуды – несколько жестяных тарелок и кружек. Иногда здесь можно увидеть ложки. В том числе чайные. Бетонная крошка, пыль в наличии постоянно. Они везде. Мы ими питаемся, мы ими дышим. Не только ими. Ещё порохом.
16 сентября, 16:54
Мобики-мобики, да не простые мобики. Назову их «республиканские штрафники». Воюют, оказывается, не первый год. Большинство с ранениями. Документы утеряны, поэтому парни записаны в пятисотые. Истории у всех прям под копирку. Ранило, лежал в госпитале, выписался, военная часть переехала, ушёл домой, записали в дезертиры. Неведомо, на чьей стороне правда, но, так или иначе, они здесь – с нами. Почему решил, что необстрелянные? Просто. Они первый раз увидели РПГ. Им показали, как работает подствольник, так они как малые дети набросились на автомат и давай разглядывать его, пробовать заряжать и стрелять. Наделали немцам шухер, в общем. Работать с ними будет весело. Лишь бы только без трагических финалов.
Республиканские штрафники хохлов-немцев-укропов называют фашистами. Без обиняков.
16 сентября, 18:07
Затрёхсотило «ноги», которые выводили дембелей. Тяжёлый. Снайпер. Помимо дождя и холода был ещё тяжелораненый, которого несли.
17 сентября, 11:01
Ахмед говорит, надо молиться. Раньше, говорит, я не молился, а теперь молюсь и буду молиться, когда вернусь. Если человек молится не только в момент опасности, а всегда, то Бог ему помогает.
Дали напарником штрафника Дëму. Тридцати ещё нет. Был ранен под Камышевахой в прошлом году. Вырезали 24 сантиметра кишок. Документы утеряны. Бумаг о ранении нет. Не смог доказать ранение, угодил в штрафники.
Таких историй у республиканских штрафников много. У нас тоже говорят: если придёшь без бумаги, что у тебя нет ноги, значит, нога у тебя есть.
Засыпает на посту. Второй напарник, который засыпает на посту. Пианист похрапывал, а Дëма попукивал. Так и воюем.
17 сентября, 12:33
«Ноги», позывной Дик, по дороге в госпиталь скончался.
Рутула вывели. Только что. Остальных из нашей команды собираются выводить либо сегодня вечером, либо завтра утром. Надо успеть выровнять своё душевное состояние. Немного мандражирую.
На Сердце Дракона перебили трубу, откуда шла вода.