Николай Коновской ; Светлана Вьюгина
1. НЕСОСТОЯВШАЯСЯ ВСТРЕЧА
Трезво сознавая, что осмысление жизни и творчества Валентина Распутина намного превосходит мои слабые силы, я всё же, в том числе и поддавшись на уговоры, взялся за эту рискованную работу. Почему? – ответ отчасти может содержаться в четверостишии известного поэта-фронтовика:
И хочется, как чару к чаре,
К его плечу подать плечо −–
И от родства, и от печали,
Бог знает, от чего ещё...
В моём случае, наверное, от духовного родства, от нашего несметного русского богатства, но и от обездоленности тоже. И ничего, что Валентина Григорьевича нет с нами уже восемь земных лет, духовное общение и беседы – глаза в глаза – продолжаются, ведь, как известно, «у Бога нет мёртвых, у Бога все живы»…
Моему поколению, благоговеющему перед «живыми» писателями и роняющему пот со лба при встрече с ними, как когда-то Есенин перед Блоком, свойственно было видеть в них едва ли не богов во плоти; сейчас такого нет, может, потому нет и, как многие считают, большой литературы, к тому же всё идёт так, как почти двести лет тому назад предвидел Евгений Боратынский в стихотворении «Последний поэт»:
Век шествует путём своим железным;
В сердцах корысть, и общая мечта
Час от часу насущным и полезным
Отчётливей, бесстыдней занята.
У меня было две почти встречи с Валентином Распутиным, расскажу о первой.
В то время я литературу прочно забросил, считая, что есть занятия более важные, но происходящим в литературном мире интересовался. Конечно, ни о какой встрече с Распутиным тогда я не помышлял.
И вот однажды, ближе к зиме (помню снег густой, почти метель), где-то, наверное, в начале десятых, вздумалось мне отлучиться со службы, может, за водкой, а это было чревато. И вот я в своём старом бушлате (донашиваю до дыр и лохмотьев старые вещи), огибая стены Даниловского монастыря, направился к ближайшей «точке». Не успел перейти трамвайные линии, как у начала монастырских стен увидел… Распутина. Я так понял, что он спрашивал у случайных прохожих, как ему найти гостиницу Даниловского монастыря. «Вот он, шанс, – подумал я, – сейчас его в гостиницу отведу, а по дороге и побеседую».
Но не тут-то было! Живого классика у меня из-под носа похитили какие-то узнавшие его расторопные богомолки. Конечно, я был огорчён, но утешил себя тем, что Бог знает, кому, когда, что и сколько давать.
Была у меня с ним и вторая встреча в марте 2015 года, но эта встреча была уже совсем печальная.
2.ПЕЧАЛЬНИК ЗЕМЛИ РУССКОЙ
…И внял я неба содроганье,
И горний ангелов полёт…
А. Пушкин
В Библии рассказывается о том, как Господь явился пророку Илии – не в землетрясении, не в громе и молнии, не в урагане, а в веянии тихого ветра. К чему это я? – к тому, что человек создан по образу и подобию Божию и несёт в себе, если их сам не отторгает, все светлые божественные свойства Творца. Так и тишайший Валентин Распутин, сидящий в самом дальнем уголке на писательских секретариатах, уступающий дорогу в коридорах всем, идущим ему навстречу, заботливо опекающий своих младших литературных собратьев (здесь уместно вспомнить человека непростой судьбы, бывшего детдомовца Эдуарда Анашкина, его пронзительно достоверную книгу «В.Г. Распутин. Документальная повесть о нашей дружбе»), мог явить и противоположное мягкости и тихости качество – бескомпромиссную твёрдость. В 1990 году он подписал «Письмо писателей России», в июле 1991-го «Слово к народу», в 2001-м – «Остановить реформы смерти». А мы ведь хорошо помним эти времена, помним, с какой ужасающей частотой, непонятно как из окон правительственных зданий один за одним «вылетали» ответственные работники ЦК. Думаю, Распутин вполне осознавал свою такую возможную перспективу, но это его не останавливало, и, наверное, всё же хранил Господь избранных своих. Более того, писатель смело заявил с трибуны съезда: «Сегодня мы живём в оккупированной стране, в этом не может быть никакого сомнения. То, чего врагам нашего Отечества не удалось добиться на полях сражений, предательски совершилось под видом демократических реформ…Чужие голоса в средствах массовой информации, чужая любовь и чужая архитектура городов и посёлков – всё почти чужое, и если что позволяется своё, то в скудных нормах оккупационного режима…»
Вдумчивый и серьёзный исследователь феномена уже советской крестьянской России, а значит, и её виднейшего представителя – писателя Валентина Распутина, Николай Дорошенко в своей статье «Распутин: русская душа и русский характер» пишет: «В своём инстинкте возрождения порушенная революцией и двумя мировыми войнами Россия открыла миру свои уже самые последние, свои самые потаённые, тысячу лет невидимые и неслышные человеческие хранилища – крестьянские». Действительно так, но существует и настоятельно требует ответа вопрос по Есенину: «Куда несёт нас рок событий»? Одну, предельно печальную, а может, и безвыходную перспективу рисует нам невинно убиенный талантливый поэт Николай Мельников в переворачивающем душу стихотворении «Поставьте памятник деревне»:
Поставьте памятник деревне,
Чтоб показать хотя бы раз
То, как покорно, как безгневно
Деревня ждёт свой смертный час.
Ломали кости, рвали жилы,
Но ни протестов, ни борьбы,
Одно лишь «Господи помилуй!»
И вера в праведность судьбы.
Сложно, очень сложно писать о творчестве Валентина Распутина, глаза разбегаются, глядя на всё это литературное великолепие, и трудно остановить свой взгляд на чём-то одном. Но, пожалуй, можно начать с этапов его творческого пути. Первая книга Валентина Распутина «Край возле самого неба» (уже чувствуется, может, ещё не вполне явленная, духовная направленность писательского взгляда, не правда ли?) вышла в Иркутске в 1966 году.
В 1967 году в Красноярске была издана книга «Человек с этого света». В том же году повесть «Деньги для Марии» была опубликована в иркутском альманахе «Ангара», а в следующем году вышла отдельной книгой в московском издательстве «Молодая гвардия». Далее у Распутина пошли вещи, которые можно смело назвать литературной классикой: «Последний срок» (1970), «Живи и помни» (1974), «Прощание с Матёрой» (1976), «Пожар» (1985), «Дочь Ивана, мать Ивана» (2003). В этот список я бы безоговорочно внёс и напечатанный в «Роман-журнале 21 век» (№2 за 2005 год) очерк Валентина Распутина «На Афоне»; думаю, что эта монашеская христианская святыня, таившаяся в его груди, и есть явленная миру вершина его творчества…
Валентин Распутин с первых своих вещей зарекомендовал себя не только как безукоризненный стилист, но и как тончайший психолог, от взгляда которого не может укрыться ни малейшее душевное движение его героев. Так, в своём коротком рассказе «Что передать вороне?» он с толстовской достоверностью описывает тонкий и хрупкий внутренний мир своей пятилетней дочки: «Я забежал на исходе дня в детский сад за дочерью. Дочь мне очень обрадовалась. Она опустилась по лестнице и, увидев меня, вся встрепенулась, обмерла, вцепившись ручонкой в поручень, но то была моя дочь: она не рванулась ко мне, не заторопилась, а быстро овладев собой, с нарочитой сдержанностью и неторопливостью подошла и нехотя дала себя обнять. В ней выказывался характер, но я-то видел сквозь этот врождённый, но не затвердевший ещё характер, каких усилий ей стоит сдерживаться и не кинуться мне на шею»… Известный критик Владимир Бондаренко так сказал об этом рассказе: «Я вспоминаю изумительный, гениальный рассказ Валентина Распутина «Что передать вороне?» 1981 года. Об их взаимоотношениях с дочкой. Это рассказ о самых нежных, откровенных и чрезвычайно хрупких человеческих связях между любимыми людьми. О безграничном доверии пятилетней дочурки к отцу, доверии, которое ни за что нельзя нарушать. Иначе нечего будет передать вороне»…
Всё живое особой метой
Отмечается с ранних пор, –
писал наш великий национальный лирик Сергей Есенин.
Отмечается, зачастую оставляя после себя на сердце глубокие шрамы и рубцы, добавлю я уже от себя. О чём и о ком это я? Я – об «Уроках французского». Также и о блестящей работе режиссёра Евгения Ташкова, о поразительной, пронзительной игре актёра-детдомовца Михаила Егорова, игравшего одиннадцатилетнего Володю, в котором угадывается сам юный многострадальный Валентин Распутин. Свойство писательского таланта Распутина таково, что ему лучше всего удаются герои, стоящие на противоположных возрастных полюсах: дети и старики, скажем так: юная дочка писателя и старуха Дарья. Мы уже говорили о прямом и непростом характере его пятилетней героини (ох, и набьёт такая себе шишек в жизни!), теперь поговорим о главном герое «Уроков французского». Да, Россия, по слову Н. Дорошенко, открыла свои самые потаённые хранилища – крестьянские, но откуда в мире простонародья оказалось столько зла, столько братоненавидения! Мальчика-то, по-хорошему, надо было всячески опекать и поддерживать, как это делают со своими наши старшие «братья», а его одногодки чуть ли не сживают со света. Хорошо, рядом добрая учительница оказалась. Кстати, они встретились, когда Распутин стал уже известным писателем, и их дружба продолжалась до самой кончины его учительницы Лидии Михайловны. Однажды Валентина Распутина в интервью спросили:
– В «Уроках французского» есть фраза, которую нельзя не запомнить: «Откуда мне было знать, что никогда и никому не прощалось, если он в своём деле вырывается вперёд? Не жди тогда пощады, не ищи заступничества, для других он выскочка, и больше всего ненавидит его тот, кто идёт за ним следом». Вы и сейчас так считаете?
Распутин ответил:
– Конечно, это зависть. Она всегда была и есть…
Завистников и недоброжелателей у Распутина хватало с избытком, но поделать с великим писателем они ничего не могли: солнце ладошкой не закроешь.
На вопрос, есть ли у него среди его произведений любимые, писатель ответил, что есть: это «Уроки французского» и «Прощание с Матёрой»…
3. НА АФОНЕ
Великий наш пророк и духовидец Фёдор Михайлович Достоевский как-то сказал, что русский человек без православия – дрянь, а не человек. Православие, конечно, ноша тяжёлая и, по земному рассуждению, неприбыльная: надо отдавать и жертвовать, ничего не требуя взамен. Но и это не всё: надо духовно совершенствоваться, нельзя стоять на месте, необходимо грести против течения, ибо встречный поток далеко отбросит тебя назад. Эту истину как никто другой понимал наш человеколюбивый поэт-философ Николай Заболоцкий:
Душа обязана трудиться
И день и ночь, и день и ночь.
Глубокие воды небурливы, течение их спокойно, но глубина их обманчивой глади такова, что и опытному ныряльщику с трудом достать дна.
Такой тихой русской рекой, погружённой в саму себя, а может даже, тайным монахом в миру мне всегда представлялся Валентин Распутин, когда я видел его на экране телевизора.
Верно ведь сказано его многолетним другом Эдуардом Анашкиным, что внешне Распутин был замкнут и немногословен, а становился самим собой лишь за письменным столом, в уединении.
И, думаю, его влекло зреющее и требующее исполнения подспудное духовное желание, некогда владевшее Пушкиным:
МОНАСТЫРЬ НА КАЗБЕКЕ
Высоко над семьёю гор,
Казбек, твой царственный шатёр
Сияет вечными лучами.
Твой монастырь за облаками,
Как в небе реющий ковчег,
Парит, чуть видный, над горами.
Далёкий, вожделенный брег!
Туда б, сказав прости ущелью,
Подняться к вольной вышине!
Туда б, в заоблачную келью,
В соседство Бога скрыться мне!..
В отличие от «невыездного» Пушкина, выездному Распутину удалось побывать в своём «монастыре на Казбеке» – на святом Афоне. Валентин Распутин пишет, что многие из русских писателей – Гоголь, Тургенев, Лесков, Достоевский – в своём творчестве обращались к этому вселенскому православному светильнику, а Борис Зайцев, приехавший туда из Франции в 1927 году, написал об Афоне блестящий очерк; писатель-эмигрант как бы заново здесь обрёл свою потерянную Родину. Почему я считаю «На Афоне» Распутина выдающимся художественным явлением? – потому что в нём в дивной глубине и простоте из самого сердца, истосковавшегося по настоящей, суровой и спасительной благодати, вырвались в классической сдержанности и строгости слова благодарения Творцу за то, что «сподобил увидеть отблеск рая», как сказал в своём стихотворении преподобный Варсонофий Оптинский.
«Только Бог и исчезновение в Боге – так издавна обозначено здешнее служение; на жизнь смотреть сквозь смерть – такова заповедь аскетизма. Полное самоотречение, неусыпная молитва, особый «замок» в себе, недоступный для искушений…» – так видит писатель смысл и содержание жизни афонских подвижников… «На жизнь смотреть сквозь смерть», сквозь земную, я бы сказал, бренность, – разве не об этом главная потаённая суть его творчества. Вспоминает Распутин среди других подвизающихся и год прожившего среди афонской братии, но так и не постриженного в монахи знаменитого философа Константина Леонтьева.
Валентин Распутин – не оттого ли, что всё это родное, – мягкими красками, словно бы вполголоса передаёт атмосферу храма, где идёт служба:
«Храм в полутьме курится свечами, тускло блестит золото икон, едва слышно пробираются к стасидиям припозднившиеся, шелест общего движения, когда соступают со стасидий и снова занимают свои места. Случаются дремлющие монахи, измождённые недосыпанием. Грех невелик, тяжело монашеское тягло, да ещё в Великий пост».
Писатель видит и слышит всё происходящее в храме, видит, как монахи соскальзывали со стасидий и распластывались на полу. И себя видит он словно со стороны: «Я повторял их движения слепо и неловко, опаздывая, громко стуча коленками. Но это продолжалось недолго, служба как бы отыскала меня, подхватила, помогая узнавать и понимать все её движения, стало легко и радостно, нахлынул восторг, что наконец-то я здесь, куда нельзя было не приехать».
Главная святыня Афона – Иверская икона Божьей Матери, и Валентин Распутин о встрече с ней обязательно расскажет, а пока послушаем его рассказ об «угольном» образе Спаса: «В соборе Покрова Богородицы показали нам совершенно потемневший «угольный» образ Спаса. Он почернел в неделю в июле 1918 года, когда в Екатеринбурге была зверски уничтожена царская семья. Известие об этом злодеянии дошло до Афона позже, а тогда, ничего не понимая и пугаясь, пытались очистить, проявить нерукотворный образ Спасителя на иконе – нет, в безысходной скорби он так и остался навсегда тёмным».
Даже, казалось бы, бесчувственное дерево почернело, а что сердца человеческие, созданные сострадать? Валентин Распутин делится своими нынешними монастырскими впечатлениями и раздумьями: «В коридоре ни звука. Неужели там, откуда мы приехали, в больших городах огромной несчастной страны, в городах, превратившихся в скопище зла, продолжают сейчас визжать и кричать перед экранами, изощряться в пошлости и бесстыдстве, лезть грязными руками и словами в душу, зазывать в бесконечные игры и викторины с призами… Нет-нет, ничего больше нет и не будет. Так хорошо!» …Так неспешно, хотя и было у них всего три дня, наши герои, – а кроме Валентина Распутина в группе ещё были искусствовед и реставратор Савва Ямщиков и оператор Анатолий Пантелеев, – предстали пред чудотворной иконой Иверской Божьей Матери, написанной, по преданию, евангелистом Лукой. Далее дадим слово Распутину, он необыкновенно красноречив:
«В храме тишина, сумрак, кроме нас никого. Монах, сопроводивший нас и показавший ранку на образе, след от удара копьём, вышел, чтобы не мешать нам отдаваться чувствам. Это даже и не чувства, а до жути сладкое и восторженное проникновение (попытка проникновения) в глубь тайны тех времён, когда мир чудесно освятился новыми знаменами и с радостью шёл во имя их на любые страдания. И как не полчаса ли не находили мы сил, чтобы оторваться от образа, одно ликозрение которого, одно прикосновение к нему можно считать за чудо. О, Матерь Божия, игуменья Афонская, не остави нас, ступивших в Твой Предел, своею милостью».
Всем известна история обретения чудотворного образа; страх преступного, ударившего копьём икону воина Варвара, кровь, выступившая на иконе после удара, множество спасительных чудес, коим нет числа. Следует сказать, что при царе Алексее Михайловиче был сделан и доставлен на Русь «список» Иверской, помещённый в Новоспасский монастырь и тоже прославленный многими чудесами. Божья Матерь во времена испытаний и турецких нашествий на святой Афон говорила падающим духом: «Пока моя икона будет находиться в Иверском монастыре, ничего не бойтесь… А когда изыду из Иверского монастыря, тогда каждый да берёт свою торбу и грядет куда знает».
Валентин Распутин приводит пример того, как Божья Матерь устрашила турок, требовавших у оставшейся братии драгоценности с её иконы.
«Берите сами, – отвечали монахи, – берите сами, если не боитесь. Вон сколько на нашей Матушке-Игуменье богатства: и золота, и серебра, и драгоценных камней! Если вам угодно – снимайте». Но турки топтались в дверях церкви и не смели: «Мы не можем к ней подступиться: вон как она на нас сердито смотрит!»
…Свой необыкновенной духовной глубины очерк, написанный в марте 2004 года (а это всегда время Великого поста) Валентин Распутин завершает словами: «…А на Афоне покой и мир; если даже занялась там тревога, она не видна. Подхватываясь из храма в храм, неземными голосами звучат песнопения, коим внимает небо; грубых слов и неправды нет и в помине, усердие не имеет иного назначения, кроме благого; святой дух расстилается по лесам и травам…» Таков он – наш «деревенский» писатель Валентин Распутин, писатель космически-вселенский, чьё творчество фимиамом восходит к подножию престола Божия.
4.МНОГИМИ СКОРБЯМИ…
ПОСЛЕДНЯЯ ВСТРЕЧА
Святитель Игнатий Брянчанинов так объясняет причину скорбей и болезней, находящих на человека: «Господь посылает верующим в Него многие испытания, чтобы сими испытаниями они более утверждались в вере и в том, как близок Господь ко всем призывающим его». «Легко тебе говорить, наслаждаясь здоровьем, – скажут мне критики, – а ты вот сам возьми и пострадай». «Не таким уж и здоровьем, – отвечу я им, – а потом я говорю не от себя, а от апостольских «Деяний»: многими скорбями надлежит нам войти в Царство Божие (14, 22)». К тому же в нашем церковном народе существует твёрдая убеждённость, что не наложит Господь на человека креста, превосходящего его силы. Какое отношение имеет вышесказанное к Валентину Распутину? – самое прямое, ибо последние годы его жизни были сущим мученичеством. Эдуард Анашкин в своей уже упоминавшейся книге о дружбе с Распутиным, подступая к описанию недалёких бедствий, грядущих на его великого друга, приводит такие слова Виктора Астафьева, сказанные ещё в 2001 году: «Ему как-то трудно всегда давалась и даётся жизнь, а вот старость накатывает с такими бедами». Беды, драмы, трагедии, житейская и человеческая неустроенность – неужели нет другого жизненного пути для русского писателя? Пушкин, Лермонтов, Гоголь, Достоевский, даже достигший возраста патриарха Лев Толстой – кто из них счастлив был вполне в земной жизни? Не ради же красного словца знающий цену слова Пушкин в состоянии, близком к отчаянию, написал:
Дар напрасный, дар случайный,
Жизнь, зачем ты мне дана!
или другое:
И с отвращением читая жизнь мою,
Я трепещу и проклинаю.
Железную руку судьбы или провидения в полной мере испытал и Валентин Распутин. Так, второй сын Распутиных – Роман в детстве умер от пневмонии, надо ли описывать всю глубину горя молодых родителей! Сам Валентин Григорьевич, только начавший выходить на большую литературную орбиту, был так зверски избит на улице какими-то подонками (пробита голова), что долго и болезненно потом восстанавливался. И, конечно, вершиной или глубиной отцовского горя была смерть в авиационной катастрофе в аэропорту Иркутска его любимой дочери Марии, которую поехали встречать жена и старший сын… В морге Марию её мать Светлана Ивановна опознала лишь по цепочке, когда-то подаренной отцом, и оплавленному крестику. Среди множества телеграмм и писем соболезнования было и письмо от Алексия Второго, Патриарха Московского и Всея Руси: «Дорогие Валентин Григорьевич и Светлана Ивановна! С чувством глубокой скорби узнал о трагической гибели вашей дочери Марии Валентиновны! Примите искренние соболезнования. Православная Москва знала Марию как усердную прихожанку, певчую народного хора Сретенского монастыря и сотрудницу его издательства. Москва музыкальная помнит её как талантливого органиста, вдохновенного исследователя, внимательного педагога. Кроткий и светлый облик Марии останется в памяти всех, кому посчастливилось с ней общаться. Благодарю Бога, что перед своим отъездом, в праздник иконы Владимирской Божьей Матери Мария исповедовалась и причащалась Святых Христовых Таин, а накануне пела на Божественной Литургии. Всё это вселяет в нас твёрдую надежду на милость Божью. Господь, Своим неизреченным Промыслом призвавший Марию в вечные обители, да успокоит её в селениях праведных. Вам – силы пережить горе, постигшее Вашу семью. С уважением, – Алексий, Патриарх Московский и Всея Руси»… 19 августа в органном зале Иркутской филармонии состоялся концерт, посвящённый памяти Марии, так как на этот день пришлись её сороковины. Об этом событии иркутский поэт Владимир Скиф, знавший многие годы Марию лично, написал полное любви и горечи пронзительное стихотворение, которое даю в сокращении (Н.К.):
Сырой Иркутск. Костёл старинный.
Сороковины. Дождь идёт.
Органный зал. Он ждёт Марию.
Он каждый год Марию ждёт…
А в небо рано, слишком рано
Звезда Мариина взошла.
Болит, скорбит душа органа
О той, что рядом с ним была…
И вот полёт – к органу или
К иным – Господним берегам…
Чтоб мы Марию не забыли,
Звучит как Реквием орган…
А старость всё накатывала и накатывала своими разрушительными набегами на слабеющего, но не сдающегося воина Христова. Уже и работать Валентин Григорьевич мог только дозированно: один час на всё про всё – или час чтения или час письма. Чудовищно болела голова, слабела память. Подолгу не выходил из больницы. Но в писательской и общественной жизни Распутин продолжал по мере сил участвовать, и авторитет его в патриотической среде был неоспорим. Вот уж, действительно, где величие Божье проявляется и в дуновении слабого ветерка… Потом, как гром с небес, пришло сообщение по всем телевизионным каналам, что 14 марта (не дожил одного дня до дня рождения) любимого писателя, заступника и утешителя, не стало. В большой печали и с тяжёлым сердцем пошёл я на нашу вторую встречу, она же была и прощанием. Не скажу, что народу в храме Христа Спасителя были толпы, но точно могу сказать, что случайных и чужих там не было. У входа стояла группа писателей, о чём-то вели разговор; среди них узнал Владимира Крупина и Юрия Лощица. Купил свечу, поставил на канун, стал вглядываться в явственно проступившие сибирские черты дорогого страдальца. И вдруг ощутил какой-то жестокий комок в горле, который никак не мог проглотить… Я вышел из храма… Вскоре, рассматривая в интернете фотографии Валентина Распутина, нашёл его фото с маленькой тогда ещё внучкой Антониной, что явилось неожиданным и для себя самого толчком к написанию «Сонета Валентину Распутину», впервые напечатанного на сайте «Русская Народная Линия».
СОНЕТ ВАЛЕНТИНУ РАСПУТИНУ
Корабль российский вновь разбит
В щепу – изменой и безвольем.
Всё кончено... И он глядит
В грядущее с застывшей болью.
А может, неотступно зрит
За обнажившейся юдолью
Невысказанность, что хранит
В себе сибирское раздолье...
И кто он – русский человек –
И мир его, под страшный век
Попавший, – как под горный камень, –
Каких-то двадцать лет спустя
Увидит малое дитя,
Лицо закрывшее руками.
2015, март
«Дитя, лицо закрывшее руками» – речь идёт об известной фотографии, на которой Валентин Распутин на коленях держит внучку, закрывшую руками лицо…
Местом упокоения писателя стал Знаменский монастырь в Иркутске. Проводить в последний путь Распутина пришли пятнадцать тысяч его земляков. Отпевание покойного совершил сам Кирилл, Патриарх Московский и Всея Руси.
СВЕТЛАНА ВЬЮГИНА
Собственно, моё знакомство, как и встречи с Валентином Распутиным объединяла одна площадка – правление Союза писателей России. Некоторые советы этого незаурядного человека и изумительного писателя во многом определили мою судьбу.
Несколько благодарных историй о В.Г. Распутине.
ЛЁГКАЯ РУКА
C Валентином Распутиным я познакомилась на третий день работы в Союзе. Я зашла в приемную к Плужниковой Людмиле Трофимовне, многолетнему секретарю Сергея Михалкова и Юрия Бондарева, надо было оставить на подпись какие-то бумаги. Там за круглым столом, обитым зелёным сукном, толпились писатели. Рассматривали новые журналы, пили чай. Меня, новенькую сотрудницу, пригласили к столу, и я не отказалась. Ведь Плужникова с первого дня взяла шефство надо мной, узнав про мои непростые семейные обстоятельства и болезнь сынишки. Я ей призналась, что пришла временно, пока ищу работу по специальности, в газете либо журнале, и что писателей лично никого не знаю, разве что по книжкам, только на трибунах их и видела. И даже немного их побаиваюсь. Вот она, познакомив меня с Валентином Григорьевичем, с улыбкой рассказала про эти мои страхи. Распутин рассмеялся:
– Разве я страшный? Я не злой и рука у меня лёгкая.
– А вы, правда, писатель? – пошутила я.
Все присутствовавшие на чаепитии рассмеялись, и я поняла, что шутка понравилась.
– Писатель, только не раскрученный. А вы кто?
– А я журналист, выпускница МГУ, только без работы. Сын болел, надо было спасать его, а перерыв в 10 месяцев притормозил мое поступательное карьерное движение. Но у меня тоже рука лёгкая. Вот если я про вас, – улыбнулась я Распутину, – напишу, то сразу станете известным.
Деликатно переглянувшись, писатели улыбнулись моей самонадеянности. Гораздо позже я поняла, что молодости и искренности многое прощается…
– Я тоже журналист. Мы коллеги. Так что вы попали куда надо. Виват! Со временем из журналистов некоторые в писатели приходят. Вот как я, например. А вы сразу, молодая, – и в Союзе писателей работаете…Это – судьба. Доверьтесь ей, не бойтесь.
Я не знала, что ответить и жутко покраснела.
– Один-один, ничья! Это писательские дискуссии. Привыкай, не смущайся, – подвела итог Плужникова и отправила меня мыть чашки.
Вернувшись с чистой посудой к столу, я увидела огромный пакет с конфетами для сына. Мои «сочаёвники», будущие лауреаты Государственных премий – писатели Шуртаков Семён Иванович, Потанин Виктор Фёдорович, Валентин Григорьевич Распутин подвели шутливый итог:
– Девушка вы некапризная, скромная, образованная. Не понравится с нами работать, поможем в газету устроиться…
Спустя несколько месяцев после той знаковой встречи, услышав в новостях по ТВ, что за роман «Прощание с Матёрой» Валентин Распутин удостоен Государственной премии СССР, я обрадовалась, как будто с моей лёгкой руки лауреатство Распутину «досталось».
Вся страна в те дни искала и читала книги Валентина Распутина. Талант победил! И без моей лёгкой руки обошлось…
«ЛИШЬ БЫ НЕ ЗАБРОНЗОВЕЛ…»
– Лишь бы не «забронзовел», такой талантливый, но скромный, с достоинством.., – задумчиво прокомментировала Людмила Трофимовна известие о лауреатстве Валентина Распутина. Тот, бывая в правлении, всегда уважительно заглядывал к Людмиле Трофимовне, рассказывал новости и дарил книги. Плужникова гордилась этой дружбой. Да и мне было лестно, когда на заседаниях секретариата, пленумах и просто в правленческих коридорах Валентин Распутин, увидев меня, здороваясь, всегда очень серьёзно спрашивал:
– Ну, что, Лёгкая рука, присматриваешься к писателям или, быть может, сама пробуешь писать?!
Как в воду глядел… Я начала работать в приёмной комиссии и, продолжая сотрудничать с журналами, потихоньку взялась и за детские рассказы. Держала какое-то время это в тайне, ведь быстро поняла, как непросто издать книгу, вступить в СП. Иногда Распутин заходил в приёмную на чай. Но не ко мне, а к Семёну Шуртакову и Виктору Потанину, когда те приезжали-приходили на заседания приемной комиссии. Они дружили! Попадала иногда под эти лучи дружбы и я. Но больше в этих беседах помалкивала. К тому же в приёмной все знали, что я начала печататься в «Мурзилке», но, по моей просьбе, этот факт со «взрослыми» писателями временно не обсуждался. В один из таких визитов Валентин Григорьевич пришёл с двумя внушительными коробками. В одной – виртуозно упакованные эклеры, в другой – «Птичье молоко», очень модный на тот момент торт.
– Это – моя благодарность «Лёгкой руке». Узнал, что консультант приёмной комиссии вступающих иркутских литераторов чаем и пирожными щедро угощала…
При этих словах Валентин Григорьевич сдержанно, одной головой изобразил шутливый полупоклон в мою сторону.
– Как? Что?! – наши ахи и охи под аккомпанемент бокалов… К тому же выяснилось, что некоторое время назад был принят в Союз писателей родственник Распутина – поэт Скиф Владимир Петрович.
Распутин и Скиф женаты на родных сёстрах, Светлане Ивановне и Евгении Ивановне! Вот уж, воистину, мир тесен… Ну, хоть бы полсловечка сказали, намекнули. Ни один, ни второй….
И хотя бытует мнение, что скромность в творческой среде не в моде, но я свидетельствую, что по крайней мере двух абсолютно скромных литераторов я в своей жизни встретила.
1. НЕСОСТОЯВШАЯСЯ ВСТРЕЧА
Трезво сознавая, что осмысление жизни и творчества Валентина Распутина намного превосходит мои слабые силы, я всё же, в том числе и поддавшись на уговоры, взялся за эту рискованную работу. Почему? – ответ отчасти может содержаться в четверостишии известного поэта-фронтовика:
И хочется, как чару к чаре,
К его плечу подать плечо −–
И от родства, и от печали,
Бог знает, от чего ещё...
В моём случае, наверное, от духовного родства, от нашего несметного русского богатства, но и от обездоленности тоже. И ничего, что Валентина Григорьевича нет с нами уже восемь земных лет, духовное общение и беседы – глаза в глаза – продолжаются, ведь, как известно, «у Бога нет мёртвых, у Бога все живы»…
Моему поколению, благоговеющему перед «живыми» писателями и роняющему пот со лба при встрече с ними, как когда-то Есенин перед Блоком, свойственно было видеть в них едва ли не богов во плоти; сейчас такого нет, может, потому нет и, как многие считают, большой литературы, к тому же всё идёт так, как почти двести лет тому назад предвидел Евгений Боратынский в стихотворении «Последний поэт»:
Век шествует путём своим железным;
В сердцах корысть, и общая мечта
Час от часу насущным и полезным
Отчётливей, бесстыдней занята.
У меня было две почти встречи с Валентином Распутиным, расскажу о первой.
В то время я литературу прочно забросил, считая, что есть занятия более важные, но происходящим в литературном мире интересовался. Конечно, ни о какой встрече с Распутиным тогда я не помышлял.
И вот однажды, ближе к зиме (помню снег густой, почти метель), где-то, наверное, в начале десятых, вздумалось мне отлучиться со службы, может, за водкой, а это было чревато. И вот я в своём старом бушлате (донашиваю до дыр и лохмотьев старые вещи), огибая стены Даниловского монастыря, направился к ближайшей «точке». Не успел перейти трамвайные линии, как у начала монастырских стен увидел… Распутина. Я так понял, что он спрашивал у случайных прохожих, как ему найти гостиницу Даниловского монастыря. «Вот он, шанс, – подумал я, – сейчас его в гостиницу отведу, а по дороге и побеседую».
Но не тут-то было! Живого классика у меня из-под носа похитили какие-то узнавшие его расторопные богомолки. Конечно, я был огорчён, но утешил себя тем, что Бог знает, кому, когда, что и сколько давать.
Была у меня с ним и вторая встреча в марте 2015 года, но эта встреча была уже совсем печальная.
2.ПЕЧАЛЬНИК ЗЕМЛИ РУССКОЙ
…И внял я неба содроганье,
И горний ангелов полёт…
А. Пушкин
В Библии рассказывается о том, как Господь явился пророку Илии – не в землетрясении, не в громе и молнии, не в урагане, а в веянии тихого ветра. К чему это я? – к тому, что человек создан по образу и подобию Божию и несёт в себе, если их сам не отторгает, все светлые божественные свойства Творца. Так и тишайший Валентин Распутин, сидящий в самом дальнем уголке на писательских секретариатах, уступающий дорогу в коридорах всем, идущим ему навстречу, заботливо опекающий своих младших литературных собратьев (здесь уместно вспомнить человека непростой судьбы, бывшего детдомовца Эдуарда Анашкина, его пронзительно достоверную книгу «В.Г. Распутин. Документальная повесть о нашей дружбе»), мог явить и противоположное мягкости и тихости качество – бескомпромиссную твёрдость. В 1990 году он подписал «Письмо писателей России», в июле 1991-го «Слово к народу», в 2001-м – «Остановить реформы смерти». А мы ведь хорошо помним эти времена, помним, с какой ужасающей частотой, непонятно как из окон правительственных зданий один за одним «вылетали» ответственные работники ЦК. Думаю, Распутин вполне осознавал свою такую возможную перспективу, но это его не останавливало, и, наверное, всё же хранил Господь избранных своих. Более того, писатель смело заявил с трибуны съезда: «Сегодня мы живём в оккупированной стране, в этом не может быть никакого сомнения. То, чего врагам нашего Отечества не удалось добиться на полях сражений, предательски совершилось под видом демократических реформ…Чужие голоса в средствах массовой информации, чужая любовь и чужая архитектура городов и посёлков – всё почти чужое, и если что позволяется своё, то в скудных нормах оккупационного режима…»
Вдумчивый и серьёзный исследователь феномена уже советской крестьянской России, а значит, и её виднейшего представителя – писателя Валентина Распутина, Николай Дорошенко в своей статье «Распутин: русская душа и русский характер» пишет: «В своём инстинкте возрождения порушенная революцией и двумя мировыми войнами Россия открыла миру свои уже самые последние, свои самые потаённые, тысячу лет невидимые и неслышные человеческие хранилища – крестьянские». Действительно так, но существует и настоятельно требует ответа вопрос по Есенину: «Куда несёт нас рок событий»? Одну, предельно печальную, а может, и безвыходную перспективу рисует нам невинно убиенный талантливый поэт Николай Мельников в переворачивающем душу стихотворении «Поставьте памятник деревне»:
Поставьте памятник деревне,
Чтоб показать хотя бы раз
То, как покорно, как безгневно
Деревня ждёт свой смертный час.
Ломали кости, рвали жилы,
Но ни протестов, ни борьбы,
Одно лишь «Господи помилуй!»
И вера в праведность судьбы.
Сложно, очень сложно писать о творчестве Валентина Распутина, глаза разбегаются, глядя на всё это литературное великолепие, и трудно остановить свой взгляд на чём-то одном. Но, пожалуй, можно начать с этапов его творческого пути. Первая книга Валентина Распутина «Край возле самого неба» (уже чувствуется, может, ещё не вполне явленная, духовная направленность писательского взгляда, не правда ли?) вышла в Иркутске в 1966 году.
В 1967 году в Красноярске была издана книга «Человек с этого света». В том же году повесть «Деньги для Марии» была опубликована в иркутском альманахе «Ангара», а в следующем году вышла отдельной книгой в московском издательстве «Молодая гвардия». Далее у Распутина пошли вещи, которые можно смело назвать литературной классикой: «Последний срок» (1970), «Живи и помни» (1974), «Прощание с Матёрой» (1976), «Пожар» (1985), «Дочь Ивана, мать Ивана» (2003). В этот список я бы безоговорочно внёс и напечатанный в «Роман-журнале 21 век» (№2 за 2005 год) очерк Валентина Распутина «На Афоне»; думаю, что эта монашеская христианская святыня, таившаяся в его груди, и есть явленная миру вершина его творчества…
Валентин Распутин с первых своих вещей зарекомендовал себя не только как безукоризненный стилист, но и как тончайший психолог, от взгляда которого не может укрыться ни малейшее душевное движение его героев. Так, в своём коротком рассказе «Что передать вороне?» он с толстовской достоверностью описывает тонкий и хрупкий внутренний мир своей пятилетней дочки: «Я забежал на исходе дня в детский сад за дочерью. Дочь мне очень обрадовалась. Она опустилась по лестнице и, увидев меня, вся встрепенулась, обмерла, вцепившись ручонкой в поручень, но то была моя дочь: она не рванулась ко мне, не заторопилась, а быстро овладев собой, с нарочитой сдержанностью и неторопливостью подошла и нехотя дала себя обнять. В ней выказывался характер, но я-то видел сквозь этот врождённый, но не затвердевший ещё характер, каких усилий ей стоит сдерживаться и не кинуться мне на шею»… Известный критик Владимир Бондаренко так сказал об этом рассказе: «Я вспоминаю изумительный, гениальный рассказ Валентина Распутина «Что передать вороне?» 1981 года. Об их взаимоотношениях с дочкой. Это рассказ о самых нежных, откровенных и чрезвычайно хрупких человеческих связях между любимыми людьми. О безграничном доверии пятилетней дочурки к отцу, доверии, которое ни за что нельзя нарушать. Иначе нечего будет передать вороне»…
Всё живое особой метой
Отмечается с ранних пор, –
писал наш великий национальный лирик Сергей Есенин.
Отмечается, зачастую оставляя после себя на сердце глубокие шрамы и рубцы, добавлю я уже от себя. О чём и о ком это я? Я – об «Уроках французского». Также и о блестящей работе режиссёра Евгения Ташкова, о поразительной, пронзительной игре актёра-детдомовца Михаила Егорова, игравшего одиннадцатилетнего Володю, в котором угадывается сам юный многострадальный Валентин Распутин. Свойство писательского таланта Распутина таково, что ему лучше всего удаются герои, стоящие на противоположных возрастных полюсах: дети и старики, скажем так: юная дочка писателя и старуха Дарья. Мы уже говорили о прямом и непростом характере его пятилетней героини (ох, и набьёт такая себе шишек в жизни!), теперь поговорим о главном герое «Уроков французского». Да, Россия, по слову Н. Дорошенко, открыла свои самые потаённые хранилища – крестьянские, но откуда в мире простонародья оказалось столько зла, столько братоненавидения! Мальчика-то, по-хорошему, надо было всячески опекать и поддерживать, как это делают со своими наши старшие «братья», а его одногодки чуть ли не сживают со света. Хорошо, рядом добрая учительница оказалась. Кстати, они встретились, когда Распутин стал уже известным писателем, и их дружба продолжалась до самой кончины его учительницы Лидии Михайловны. Однажды Валентина Распутина в интервью спросили:
– В «Уроках французского» есть фраза, которую нельзя не запомнить: «Откуда мне было знать, что никогда и никому не прощалось, если он в своём деле вырывается вперёд? Не жди тогда пощады, не ищи заступничества, для других он выскочка, и больше всего ненавидит его тот, кто идёт за ним следом». Вы и сейчас так считаете?
Распутин ответил:
– Конечно, это зависть. Она всегда была и есть…
Завистников и недоброжелателей у Распутина хватало с избытком, но поделать с великим писателем они ничего не могли: солнце ладошкой не закроешь.
На вопрос, есть ли у него среди его произведений любимые, писатель ответил, что есть: это «Уроки французского» и «Прощание с Матёрой»…
3. НА АФОНЕ
Великий наш пророк и духовидец Фёдор Михайлович Достоевский как-то сказал, что русский человек без православия – дрянь, а не человек. Православие, конечно, ноша тяжёлая и, по земному рассуждению, неприбыльная: надо отдавать и жертвовать, ничего не требуя взамен. Но и это не всё: надо духовно совершенствоваться, нельзя стоять на месте, необходимо грести против течения, ибо встречный поток далеко отбросит тебя назад. Эту истину как никто другой понимал наш человеколюбивый поэт-философ Николай Заболоцкий:
Душа обязана трудиться
И день и ночь, и день и ночь.
Глубокие воды небурливы, течение их спокойно, но глубина их обманчивой глади такова, что и опытному ныряльщику с трудом достать дна.
Такой тихой русской рекой, погружённой в саму себя, а может даже, тайным монахом в миру мне всегда представлялся Валентин Распутин, когда я видел его на экране телевизора.
Верно ведь сказано его многолетним другом Эдуардом Анашкиным, что внешне Распутин был замкнут и немногословен, а становился самим собой лишь за письменным столом, в уединении.
И, думаю, его влекло зреющее и требующее исполнения подспудное духовное желание, некогда владевшее Пушкиным:
МОНАСТЫРЬ НА КАЗБЕКЕ
Высоко над семьёю гор,
Казбек, твой царственный шатёр
Сияет вечными лучами.
Твой монастырь за облаками,
Как в небе реющий ковчег,
Парит, чуть видный, над горами.
Далёкий, вожделенный брег!
Туда б, сказав прости ущелью,
Подняться к вольной вышине!
Туда б, в заоблачную келью,
В соседство Бога скрыться мне!..
В отличие от «невыездного» Пушкина, выездному Распутину удалось побывать в своём «монастыре на Казбеке» – на святом Афоне. Валентин Распутин пишет, что многие из русских писателей – Гоголь, Тургенев, Лесков, Достоевский – в своём творчестве обращались к этому вселенскому православному светильнику, а Борис Зайцев, приехавший туда из Франции в 1927 году, написал об Афоне блестящий очерк; писатель-эмигрант как бы заново здесь обрёл свою потерянную Родину. Почему я считаю «На Афоне» Распутина выдающимся художественным явлением? – потому что в нём в дивной глубине и простоте из самого сердца, истосковавшегося по настоящей, суровой и спасительной благодати, вырвались в классической сдержанности и строгости слова благодарения Творцу за то, что «сподобил увидеть отблеск рая», как сказал в своём стихотворении преподобный Варсонофий Оптинский.
«Только Бог и исчезновение в Боге – так издавна обозначено здешнее служение; на жизнь смотреть сквозь смерть – такова заповедь аскетизма. Полное самоотречение, неусыпная молитва, особый «замок» в себе, недоступный для искушений…» – так видит писатель смысл и содержание жизни афонских подвижников… «На жизнь смотреть сквозь смерть», сквозь земную, я бы сказал, бренность, – разве не об этом главная потаённая суть его творчества. Вспоминает Распутин среди других подвизающихся и год прожившего среди афонской братии, но так и не постриженного в монахи знаменитого философа Константина Леонтьева.
Валентин Распутин – не оттого ли, что всё это родное, – мягкими красками, словно бы вполголоса передаёт атмосферу храма, где идёт служба:
«Храм в полутьме курится свечами, тускло блестит золото икон, едва слышно пробираются к стасидиям припозднившиеся, шелест общего движения, когда соступают со стасидий и снова занимают свои места. Случаются дремлющие монахи, измождённые недосыпанием. Грех невелик, тяжело монашеское тягло, да ещё в Великий пост».
Писатель видит и слышит всё происходящее в храме, видит, как монахи соскальзывали со стасидий и распластывались на полу. И себя видит он словно со стороны: «Я повторял их движения слепо и неловко, опаздывая, громко стуча коленками. Но это продолжалось недолго, служба как бы отыскала меня, подхватила, помогая узнавать и понимать все её движения, стало легко и радостно, нахлынул восторг, что наконец-то я здесь, куда нельзя было не приехать».
Главная святыня Афона – Иверская икона Божьей Матери, и Валентин Распутин о встрече с ней обязательно расскажет, а пока послушаем его рассказ об «угольном» образе Спаса: «В соборе Покрова Богородицы показали нам совершенно потемневший «угольный» образ Спаса. Он почернел в неделю в июле 1918 года, когда в Екатеринбурге была зверски уничтожена царская семья. Известие об этом злодеянии дошло до Афона позже, а тогда, ничего не понимая и пугаясь, пытались очистить, проявить нерукотворный образ Спасителя на иконе – нет, в безысходной скорби он так и остался навсегда тёмным».
Даже, казалось бы, бесчувственное дерево почернело, а что сердца человеческие, созданные сострадать? Валентин Распутин делится своими нынешними монастырскими впечатлениями и раздумьями: «В коридоре ни звука. Неужели там, откуда мы приехали, в больших городах огромной несчастной страны, в городах, превратившихся в скопище зла, продолжают сейчас визжать и кричать перед экранами, изощряться в пошлости и бесстыдстве, лезть грязными руками и словами в душу, зазывать в бесконечные игры и викторины с призами… Нет-нет, ничего больше нет и не будет. Так хорошо!» …Так неспешно, хотя и было у них всего три дня, наши герои, – а кроме Валентина Распутина в группе ещё были искусствовед и реставратор Савва Ямщиков и оператор Анатолий Пантелеев, – предстали пред чудотворной иконой Иверской Божьей Матери, написанной, по преданию, евангелистом Лукой. Далее дадим слово Распутину, он необыкновенно красноречив:
«В храме тишина, сумрак, кроме нас никого. Монах, сопроводивший нас и показавший ранку на образе, след от удара копьём, вышел, чтобы не мешать нам отдаваться чувствам. Это даже и не чувства, а до жути сладкое и восторженное проникновение (попытка проникновения) в глубь тайны тех времён, когда мир чудесно освятился новыми знаменами и с радостью шёл во имя их на любые страдания. И как не полчаса ли не находили мы сил, чтобы оторваться от образа, одно ликозрение которого, одно прикосновение к нему можно считать за чудо. О, Матерь Божия, игуменья Афонская, не остави нас, ступивших в Твой Предел, своею милостью».
Всем известна история обретения чудотворного образа; страх преступного, ударившего копьём икону воина Варвара, кровь, выступившая на иконе после удара, множество спасительных чудес, коим нет числа. Следует сказать, что при царе Алексее Михайловиче был сделан и доставлен на Русь «список» Иверской, помещённый в Новоспасский монастырь и тоже прославленный многими чудесами. Божья Матерь во времена испытаний и турецких нашествий на святой Афон говорила падающим духом: «Пока моя икона будет находиться в Иверском монастыре, ничего не бойтесь… А когда изыду из Иверского монастыря, тогда каждый да берёт свою торбу и грядет куда знает».
Валентин Распутин приводит пример того, как Божья Матерь устрашила турок, требовавших у оставшейся братии драгоценности с её иконы.
«Берите сами, – отвечали монахи, – берите сами, если не боитесь. Вон сколько на нашей Матушке-Игуменье богатства: и золота, и серебра, и драгоценных камней! Если вам угодно – снимайте». Но турки топтались в дверях церкви и не смели: «Мы не можем к ней подступиться: вон как она на нас сердито смотрит!»
…Свой необыкновенной духовной глубины очерк, написанный в марте 2004 года (а это всегда время Великого поста) Валентин Распутин завершает словами: «…А на Афоне покой и мир; если даже занялась там тревога, она не видна. Подхватываясь из храма в храм, неземными голосами звучат песнопения, коим внимает небо; грубых слов и неправды нет и в помине, усердие не имеет иного назначения, кроме благого; святой дух расстилается по лесам и травам…» Таков он – наш «деревенский» писатель Валентин Распутин, писатель космически-вселенский, чьё творчество фимиамом восходит к подножию престола Божия.
4.МНОГИМИ СКОРБЯМИ…
ПОСЛЕДНЯЯ ВСТРЕЧА
Святитель Игнатий Брянчанинов так объясняет причину скорбей и болезней, находящих на человека: «Господь посылает верующим в Него многие испытания, чтобы сими испытаниями они более утверждались в вере и в том, как близок Господь ко всем призывающим его». «Легко тебе говорить, наслаждаясь здоровьем, – скажут мне критики, – а ты вот сам возьми и пострадай». «Не таким уж и здоровьем, – отвечу я им, – а потом я говорю не от себя, а от апостольских «Деяний»: многими скорбями надлежит нам войти в Царство Божие (14, 22)». К тому же в нашем церковном народе существует твёрдая убеждённость, что не наложит Господь на человека креста, превосходящего его силы. Какое отношение имеет вышесказанное к Валентину Распутину? – самое прямое, ибо последние годы его жизни были сущим мученичеством. Эдуард Анашкин в своей уже упоминавшейся книге о дружбе с Распутиным, подступая к описанию недалёких бедствий, грядущих на его великого друга, приводит такие слова Виктора Астафьева, сказанные ещё в 2001 году: «Ему как-то трудно всегда давалась и даётся жизнь, а вот старость накатывает с такими бедами». Беды, драмы, трагедии, житейская и человеческая неустроенность – неужели нет другого жизненного пути для русского писателя? Пушкин, Лермонтов, Гоголь, Достоевский, даже достигший возраста патриарха Лев Толстой – кто из них счастлив был вполне в земной жизни? Не ради же красного словца знающий цену слова Пушкин в состоянии, близком к отчаянию, написал:
Дар напрасный, дар случайный,
Жизнь, зачем ты мне дана!
или другое:
И с отвращением читая жизнь мою,
Я трепещу и проклинаю.
Железную руку судьбы или провидения в полной мере испытал и Валентин Распутин. Так, второй сын Распутиных – Роман в детстве умер от пневмонии, надо ли описывать всю глубину горя молодых родителей! Сам Валентин Григорьевич, только начавший выходить на большую литературную орбиту, был так зверски избит на улице какими-то подонками (пробита голова), что долго и болезненно потом восстанавливался. И, конечно, вершиной или глубиной отцовского горя была смерть в авиационной катастрофе в аэропорту Иркутска его любимой дочери Марии, которую поехали встречать жена и старший сын… В морге Марию её мать Светлана Ивановна опознала лишь по цепочке, когда-то подаренной отцом, и оплавленному крестику. Среди множества телеграмм и писем соболезнования было и письмо от Алексия Второго, Патриарха Московского и Всея Руси: «Дорогие Валентин Григорьевич и Светлана Ивановна! С чувством глубокой скорби узнал о трагической гибели вашей дочери Марии Валентиновны! Примите искренние соболезнования. Православная Москва знала Марию как усердную прихожанку, певчую народного хора Сретенского монастыря и сотрудницу его издательства. Москва музыкальная помнит её как талантливого органиста, вдохновенного исследователя, внимательного педагога. Кроткий и светлый облик Марии останется в памяти всех, кому посчастливилось с ней общаться. Благодарю Бога, что перед своим отъездом, в праздник иконы Владимирской Божьей Матери Мария исповедовалась и причащалась Святых Христовых Таин, а накануне пела на Божественной Литургии. Всё это вселяет в нас твёрдую надежду на милость Божью. Господь, Своим неизреченным Промыслом призвавший Марию в вечные обители, да успокоит её в селениях праведных. Вам – силы пережить горе, постигшее Вашу семью. С уважением, – Алексий, Патриарх Московский и Всея Руси»… 19 августа в органном зале Иркутской филармонии состоялся концерт, посвящённый памяти Марии, так как на этот день пришлись её сороковины. Об этом событии иркутский поэт Владимир Скиф, знавший многие годы Марию лично, написал полное любви и горечи пронзительное стихотворение, которое даю в сокращении (Н.К.):
Сырой Иркутск. Костёл старинный.
Сороковины. Дождь идёт.
Органный зал. Он ждёт Марию.
Он каждый год Марию ждёт…
А в небо рано, слишком рано
Звезда Мариина взошла.
Болит, скорбит душа органа
О той, что рядом с ним была…
И вот полёт – к органу или
К иным – Господним берегам…
Чтоб мы Марию не забыли,
Звучит как Реквием орган…
А старость всё накатывала и накатывала своими разрушительными набегами на слабеющего, но не сдающегося воина Христова. Уже и работать Валентин Григорьевич мог только дозированно: один час на всё про всё – или час чтения или час письма. Чудовищно болела голова, слабела память. Подолгу не выходил из больницы. Но в писательской и общественной жизни Распутин продолжал по мере сил участвовать, и авторитет его в патриотической среде был неоспорим. Вот уж, действительно, где величие Божье проявляется и в дуновении слабого ветерка… Потом, как гром с небес, пришло сообщение по всем телевизионным каналам, что 14 марта (не дожил одного дня до дня рождения) любимого писателя, заступника и утешителя, не стало. В большой печали и с тяжёлым сердцем пошёл я на нашу вторую встречу, она же была и прощанием. Не скажу, что народу в храме Христа Спасителя были толпы, но точно могу сказать, что случайных и чужих там не было. У входа стояла группа писателей, о чём-то вели разговор; среди них узнал Владимира Крупина и Юрия Лощица. Купил свечу, поставил на канун, стал вглядываться в явственно проступившие сибирские черты дорогого страдальца. И вдруг ощутил какой-то жестокий комок в горле, который никак не мог проглотить… Я вышел из храма… Вскоре, рассматривая в интернете фотографии Валентина Распутина, нашёл его фото с маленькой тогда ещё внучкой Антониной, что явилось неожиданным и для себя самого толчком к написанию «Сонета Валентину Распутину», впервые напечатанного на сайте «Русская Народная Линия».
СОНЕТ ВАЛЕНТИНУ РАСПУТИНУ
Корабль российский вновь разбит
В щепу – изменой и безвольем.
Всё кончено... И он глядит
В грядущее с застывшей болью.
А может, неотступно зрит
За обнажившейся юдолью
Невысказанность, что хранит
В себе сибирское раздолье...
И кто он – русский человек –
И мир его, под страшный век
Попавший, – как под горный камень, –
Каких-то двадцать лет спустя
Увидит малое дитя,
Лицо закрывшее руками.
2015, март
«Дитя, лицо закрывшее руками» – речь идёт об известной фотографии, на которой Валентин Распутин на коленях держит внучку, закрывшую руками лицо…
Местом упокоения писателя стал Знаменский монастырь в Иркутске. Проводить в последний путь Распутина пришли пятнадцать тысяч его земляков. Отпевание покойного совершил сам Кирилл, Патриарх Московский и Всея Руси.
СВЕТЛАНА ВЬЮГИНА
Собственно, моё знакомство, как и встречи с Валентином Распутиным объединяла одна площадка – правление Союза писателей России. Некоторые советы этого незаурядного человека и изумительного писателя во многом определили мою судьбу.
Несколько благодарных историй о В.Г. Распутине.
ЛЁГКАЯ РУКА
C Валентином Распутиным я познакомилась на третий день работы в Союзе. Я зашла в приемную к Плужниковой Людмиле Трофимовне, многолетнему секретарю Сергея Михалкова и Юрия Бондарева, надо было оставить на подпись какие-то бумаги. Там за круглым столом, обитым зелёным сукном, толпились писатели. Рассматривали новые журналы, пили чай. Меня, новенькую сотрудницу, пригласили к столу, и я не отказалась. Ведь Плужникова с первого дня взяла шефство надо мной, узнав про мои непростые семейные обстоятельства и болезнь сынишки. Я ей призналась, что пришла временно, пока ищу работу по специальности, в газете либо журнале, и что писателей лично никого не знаю, разве что по книжкам, только на трибунах их и видела. И даже немного их побаиваюсь. Вот она, познакомив меня с Валентином Григорьевичем, с улыбкой рассказала про эти мои страхи. Распутин рассмеялся:
– Разве я страшный? Я не злой и рука у меня лёгкая.
– А вы, правда, писатель? – пошутила я.
Все присутствовавшие на чаепитии рассмеялись, и я поняла, что шутка понравилась.
– Писатель, только не раскрученный. А вы кто?
– А я журналист, выпускница МГУ, только без работы. Сын болел, надо было спасать его, а перерыв в 10 месяцев притормозил мое поступательное карьерное движение. Но у меня тоже рука лёгкая. Вот если я про вас, – улыбнулась я Распутину, – напишу, то сразу станете известным.
Деликатно переглянувшись, писатели улыбнулись моей самонадеянности. Гораздо позже я поняла, что молодости и искренности многое прощается…
– Я тоже журналист. Мы коллеги. Так что вы попали куда надо. Виват! Со временем из журналистов некоторые в писатели приходят. Вот как я, например. А вы сразу, молодая, – и в Союзе писателей работаете…Это – судьба. Доверьтесь ей, не бойтесь.
Я не знала, что ответить и жутко покраснела.
– Один-один, ничья! Это писательские дискуссии. Привыкай, не смущайся, – подвела итог Плужникова и отправила меня мыть чашки.
Вернувшись с чистой посудой к столу, я увидела огромный пакет с конфетами для сына. Мои «сочаёвники», будущие лауреаты Государственных премий – писатели Шуртаков Семён Иванович, Потанин Виктор Фёдорович, Валентин Григорьевич Распутин подвели шутливый итог:
– Девушка вы некапризная, скромная, образованная. Не понравится с нами работать, поможем в газету устроиться…
Спустя несколько месяцев после той знаковой встречи, услышав в новостях по ТВ, что за роман «Прощание с Матёрой» Валентин Распутин удостоен Государственной премии СССР, я обрадовалась, как будто с моей лёгкой руки лауреатство Распутину «досталось».
Вся страна в те дни искала и читала книги Валентина Распутина. Талант победил! И без моей лёгкой руки обошлось…
«ЛИШЬ БЫ НЕ ЗАБРОНЗОВЕЛ…»
– Лишь бы не «забронзовел», такой талантливый, но скромный, с достоинством.., – задумчиво прокомментировала Людмила Трофимовна известие о лауреатстве Валентина Распутина. Тот, бывая в правлении, всегда уважительно заглядывал к Людмиле Трофимовне, рассказывал новости и дарил книги. Плужникова гордилась этой дружбой. Да и мне было лестно, когда на заседаниях секретариата, пленумах и просто в правленческих коридорах Валентин Распутин, увидев меня, здороваясь, всегда очень серьёзно спрашивал:
– Ну, что, Лёгкая рука, присматриваешься к писателям или, быть может, сама пробуешь писать?!
Как в воду глядел… Я начала работать в приёмной комиссии и, продолжая сотрудничать с журналами, потихоньку взялась и за детские рассказы. Держала какое-то время это в тайне, ведь быстро поняла, как непросто издать книгу, вступить в СП. Иногда Распутин заходил в приёмную на чай. Но не ко мне, а к Семёну Шуртакову и Виктору Потанину, когда те приезжали-приходили на заседания приемной комиссии. Они дружили! Попадала иногда под эти лучи дружбы и я. Но больше в этих беседах помалкивала. К тому же в приёмной все знали, что я начала печататься в «Мурзилке», но, по моей просьбе, этот факт со «взрослыми» писателями временно не обсуждался. В один из таких визитов Валентин Григорьевич пришёл с двумя внушительными коробками. В одной – виртуозно упакованные эклеры, в другой – «Птичье молоко», очень модный на тот момент торт.
– Это – моя благодарность «Лёгкой руке». Узнал, что консультант приёмной комиссии вступающих иркутских литераторов чаем и пирожными щедро угощала…
При этих словах Валентин Григорьевич сдержанно, одной головой изобразил шутливый полупоклон в мою сторону.
– Как? Что?! – наши ахи и охи под аккомпанемент бокалов… К тому же выяснилось, что некоторое время назад был принят в Союз писателей родственник Распутина – поэт Скиф Владимир Петрович.
Распутин и Скиф женаты на родных сёстрах, Светлане Ивановне и Евгении Ивановне! Вот уж, воистину, мир тесен… Ну, хоть бы полсловечка сказали, намекнули. Ни один, ни второй….
И хотя бытует мнение, что скромность в творческой среде не в моде, но я свидетельствую, что по крайней мере двух абсолютно скромных литераторов я в своей жизни встретила.
| Далее