Через двое суток, как раз к нашей ночной смене, появились Ленька с Афанасом. Ленька похудел, осунулся, лицо потемнело. Один глаз был подбит.
– Это меня моя пантера наградила. – Так Ленька называл свою вторую половину. – Знаешь ее?
– Нет, – сказал я.
Я действительно никогда ее не видел.
– Будешь жениться, Батькович, смотри, чтобы жены травоядные были! – посоветовал он мне.
Афанас эти слова выслушал с обычной своей улыбкой. Я не знал, была ли когда-нибудь у него семья, но в то время он был один. Зато Симаков был женат уже второй раз.
Первая жена у него была, говорят, очень красивая. Но она не хотела жить с Ленькой в деревне, а Ленька не хотел жить в городе. Так и расстались.
Из-за нее Ленька даже дрался с Мишкой Махнашиным, был у нас такой первый парень на деревне, этакий «расписной фазан», как говорили. Когда Мишка решил отбить у Симакова его красавицу, они встретились зимой возле клуба. У обоих в руках были фонарики, парни светили ими друг другу в лицо. А когда словесные аргументы закончились, в ход пошли кулаки. Ленька тогда здорово ощипал Мишке перья, и тот перестал ухлестывать за его невестой.
Молодые поженились, у них даже родилась дочка. К ней Ленька какое-то время ездил в город, но потом жена сказала, что хватит. Ленька понял все. Позже он встретил бывшую жену с каким-то плюгавеньким мужичком и прямо спросил: «Ну что, он так же хорош, как я?» Она отвернулась и промолчала. А Ленька порадовался, что она наказала сама себя.
Но и сам он тоже был сурово наказан. До сих пор, уж лет десять, тоскует по дочке, даже в тюрьму попадал, чтобы только легче было забыть...
– Чует мое сердце, – сказал вдруг Симаков, – сейчас сюда Корова заявится. Включаем драгу – и вперед!
На берегу отремонтированный трактор уже расчищал новый полигон.
Ленька стоял у штурвала. Афанас ходил, осматривая драгу. В этот момент на берегу действительно появился Николай.
– Я же говорил, – кивнул Ленька. И неожиданно спросил у меня: – А ты чем тут два дня без нас занимался?
– Трактористу помогал.
Больше Ленька ни о чем не спросил. Я понял, что он готовится к трудному разговору с начальством. Николай на берегу уже кричал и махал руками, требуя, чтобы Ленька остановил драгу. Тот в ответ прикладывал руки к ушам, делая вид, что из-за шума ничего не слышит. Однако потом все же остановил драгу и сказал мне:
– Пойди опусти трап.
Я спустился вниз. Николай вскочил на трап и решительно прошел мимо меня. Я сошел на берег. Крик с палубы перекрывал даже рокот работающего трактора. Потом я увидел, как наш начальник спрыгнул на землю и быстро ушел в сторону дороги. Затарахтел мотоцикл. Коровинский уехал.
Я вернулся в драгерку. Ленька с Афанасом молча сидели за столом.
Я рассказал, что проверял закидушки, попался один налим, но его я увез домой. Ленька с Афанасом пропустили это признание мимо ушей.
– Вообще, Корова – неплохой мужик, – вдруг произнес Ленька. – Ругается по делу. Я бы на его месте вообще выгнал нас по тридцать третьей. – А потом, помолчав, добавил: – Только ему деваться некуда. Заменить-то нас все равно некем.
Афанас вздохнул.
– Ладно, – подытожил Ленька. – Уехал Корова, теперь и расслабиться можно. Сходи-ка проверь закидушки, – обратился он уже ко мне.
Я с радостью побежал и снял двух налимов. Когда вернулся, Ленька с Афанасом сидели уже «поправившиеся». Я показал улов.
Они кивнули:
– Заберешь домой!
В этот момент внизу опять затарахтел мотоцикл. Это вернулся Николай. Как потом выяснилось, что-то забыл, распсиховавшись из-за разговора с мужиками.
– Убери налимов, – шепнул Ленька.
Я быстро спрятал рыбин в рюкзак. И пошел проверять понтоны. Афанас направился следом. Николай мимо нас поднялся в драгерку. Через некоторое время раздался его вопль. Коровинский бегал по драге и искал брагу. На моих глазах две банки улетели в котлован.
Когда он уехал, мы снова собрались в драгерке. Ленька курил.
Потом он рассмеялся и стал рассказывать:
– Корова просто обомлел, увидев мое лицо. Минут десять стоял с выпученными глазами. Потом аж вой с визгом пошел! Давай тут кругами скакать, банки из меня трясти. Выложу я их ему, как же! Не для того ставил. Две вот все-таки нашел... А про тайничок так и не знает! – Тут Ленька вздохнул. – Теперь в любое время может нагрянуть. Может, мотоцикл ему повредить, а? Ладно, пусть катается. – Ленька махнул рукой.
На улице окончательно стемнело. Трактор с включенными фарами все работал.
– Ну, доставай налима, – скомандовал Ленька. – Жарить будем, нервы в порядок приводить!
Я достал рыбин из рюкзака.
Он выбрал ту, что покрупнее, другую сунул мне обратно:
– Этого забери.
Я убрал мешочек в рюкзак. Ленька взялся за готовку.
– Вот соединить бы Корову с моей пантерой – что было бы? – проговорил он и сам себе ответил: – Гремучая смесь! – И засмеялся. Помолчав, добавил: – Хотя они между собой общий язык нашли бы.
Вскоре налим был готов. Мы поели, но так и остались сидеть за столом. Судя по всему, настроения работать у Леньки не было вообще.
– Надо тебя как-нибудь напоить, – задумчиво произнес он.
– Зачем? – не понял я.
– Да чтобы посмотреть, какой ты пьяный. Вдруг нас с Афонькой одной левой утопишь тут, в этом котловане?
– Зачем вас топить-то? – спросил я серьезно.
– Да кто тебя знает, может, камень какой за пазухой держишь?
– Нет. Никакой камень не держу.
Афанас посмеивался.
– Не, – вдруг произнес Ленька, словно какая-то отличная идея пришла ему в голову. – Мы его лучше напоим перед приездом Коровы, а потом выпустим, чтобы он задрал его.
Я представил, как меня выпускают, словно пса Баскервилей, я набрасываюсь на Николая и начинаю рвать его зубами, так что только клочья летят в разные стороны. Мне стало смешно, и я расхохотался.
– Смотри-ка, весело ему, – сказал Ленька. – Цирк!.. Будешь нас вспоминать с Афонькой, будешь!
В ту смену мы почти не работали. Утром Николая не было.
– Отсыпается, – объяснил Ленька, когда мы забрались на машину. – Во сколько он домой-то приехал? Часа в два. Потом часа два еще валялся, за драгу переживал, чтобы мы ее тут не спалили. Так что только к утру заснул.
В следующую ночную смену Ленька, вопреки моим ожиданиям, работал как положено. Поэтому утром выглядел очень уставшим. Мы с Афанасом тоже уморились.
– Это Корове подарок, чтобы слишком не переживал, – улыбнулся Ленька. – Носом чую, утром приедет.
Николай и впрямь приехал. Молча ходил, смотрел. Мы тоже молчали, наблюдая за ним. Видно было, что он остался доволен, но нам ничего не сказал, стал давать указания дневной смене. Мы отправились к машине.
– Видал, какой он довольный?
Ленька первым забрался в кузов. Мы втроем всегда ездили в кузове, хотя в других сменах драгеры садились в кабины – такая у них была привилегия.
Когда машина уже тронулась, Симаков предложил:
– Пока погода стоит хорошая, надо за клюквой сходить. Вон там клюквенное болото, я смотрел, есть ягода, хорошая. Так что возьми с собой посудину.
Дома я приготовил трехлитровый зеленый бидончик. Обычно я ничего не рассказывал о работе, даже когда привез первого налима. Мама тогда еще удивилась: «Когда успел? Времени много было или Ленька разрешил?» А про клюкву я решил объяснить так: скажу, что электро-энергии не было. Драга, мол, стояла, я и сходил за ягодой.
В следующую дневную смену погода была яркая, солнечная. Ленька стоял у штурвала, работал. Казалось, он забыл о клюкве. Афанас где-то ходил по драге.
Наконец вернулся в драгерку и спросил у Леньки:
– Что там твой нос говорит насчет Николая, будет он или нет?
– Сейчас определим. – Ленька втянул носом воздух. – Говорит, что нет.
– Ну, тогда идем за клюквой, чего тянуть? Раз решили.
– Сейчас подведу драгу к левому борту, и пойдем.
Я стал наблюдать, как мы медленно приближаемся к левому борту.
– Ну вот и лады, – проговорил Ленька, останавливая драгу. – Идем, если ее не обобрали за эти дни.
Мы спустились на берег и пошли за клюквой. Был солнечный, теплый осенний день, деревья стояли в своих разноцветных нарядах. Клюква на болоте была, никто не догадался ее собрать.
– После нас тут будет и делать нечего! – хвастливо воскликнул Ленька. – Кто не успел, тот опоздал!
Мы разбрелись по болоту. Часа через два Ленька ушел, мы остались с Афанасом вдвоем.
Через некоторое время заработала драга, и Афанас засобирался:
– Я пошел. Дорогу найдешь?
– Найду.
Из всей ягоды я любил собирать только смородину. Если найти рясный куст, подставить под него ведро, опустить в него плети и встряхнуть, вся ягода сама осыплется в ведро. С клюквой такое невозможно, класть в бидон приходилось по одной. И вскоре мне изрядно надоело наклоняться за каждой ягодкой. С трудом набрав литра два, я тоже отправился назад.
Походил по берегу котлована, понял, что драга остановится не скоро, и пошел проверить закидушки. Ни в одной налимов не оказалось. У некоторых не было наживки, а у меня с собой не было пескарей. Пришлось забросить их так.
Когда я вернулся, драга стояла, трап был опущен.
– Сколько набрал? – поинтересовался Ленька.
Я показал свой бидон.
– Ну, блин, из нас ягодники! – фыркнул он. – Всю клюкву оставили на месте.
Оказалось, мужики собрали и того меньше.
– Смотрел закидушки, ничего нет, – сказал я.
– Так Афонька проверил, – пояснил Ленька. – Четыре налимчика попало, мы их с собой заберем. Домашних тоже угостить надо.
– А где взять пескарей, чтобы наживулить на крючки? – спросил я.
– Рыбачить надо.
Я-то думал, у них, может, где стоит специально корчажка... Удочек я тоже не видел. Решил, что привезу свою, потом похожу порыбачу.
Позже я понял, что лучше сделать корчажку хотя бы из банки: в нее проще ловилась мелкая рыбешка. Ленька с Афанасом продолжали ставить закидушки, а я следил за ними. Не скажу, что налимы попадались нам постоянно, но и тому, что было, я очень радовался.
Подступала глубокая осень. Шли дожди, листья с деревьев облетели. Вода поднялась, и закидушки пришлось убрать. С наступлением холодов на драге стало не так интересно. Теперь моей основной обязанностью стала буржуйка – чтоб топилась бесперебойно от начала смены и до конца.
Выйдя на смену, мы занимались заготовкой дров, чтобы на два дня хватило. И сменщикам строго-настрого запрещали трогать наши запасы. Сушняка вокруг навалом – сами рубите! Впрочем, и другие смены требовали, чтобы мы на их дрова не зарились.
Уже ближе к концу сезона пошел первый снег. Мы только заступили в ночную, кочегарили буржуйку, как в драгерку забежал запыхавшийся Ленька.
– Видел лося, – сказал он. – Похоже, ранен,
вроде упал.
Мы побежали на берег. Лось лежал там, где его видел Ленька. Он был мертв. В боку у него была дырка от пулевого ранения.
– Во, кто-то шлепнул и упустил, – сказал Афанас.
– Зря пропадает, – вздохнул я.
– Как-то видел следы росомахи, – сказал Ленька. – Найдет – обрадуется небось.
В эту смену Ленька работал всю ночь и мы с Афанасом тоже не спали. Я думал, что на этот раз Николай похвалит Леньку, а тот с ходу накричал. Такая несправедливость меня покоробила, и я сказал начальнику, что на этот раз он не прав. Наступила тишина. Николай глянул на меня, поморщившись, будто говоря: «Уж ты бы молчал!» Афанас, перехватив этот взгляд, расхохотался. Коровинский что-то буркнул и вышел. Правда, потом ходил по драге молча, что-то проверяя. Больше ничего не сказал.
– Ты не лезь, куда тебя не просят, – посоветовал мне Ленька. – Хотя что об этом говорить – сам поймешь, как надо, когда вот такие шишки набьешь. – И он развел руки в стороны, показывая, какой величины шишки нужно набить, чтоб поумнеть. – С начальством надо уметь жить. А я вот не умею, и Афонька не умеет.
А я подумал, что если все делать по правилам, то некогда будет ходить за налимами и совсем скучно станет. Я даже сказал об этом вслух.
Ленька с Афанасом переглянулись:
– Смотри-ка, соображает!
Потом Ленька добавил:
– Конечно, Николай (впервые он сказал «Николай», а не «Корова») – начальство так себе, мелковатое. Но вообще, если с начальством правильно жить, икорочка с маслицем всегда будут. Хотя и налим в сметанке тоже неплохо! У каждого свои радости. Кто как приноровится.
В эту смену Ленька снова работал усердно. Мы с Афанасом тоже делали свое дело.
А зима между тем все больше вступала в свои права. И вскоре драга встала. Выпал глубокий снег, ударили морозы – и она полностью вмерзла в лед.
– Зайдешь в контору, рассчитаешься, – сказал мне Николай.
– Почему? – спросил я.
– Драга – все, встала навсегда, – ответил он. – Она давно уже выработала свой ресурс.
...На то место я приехал через много лет.
Наша драга (а вернее, то, что от нее осталось, – занесенный илом и заросший тальником понтон) стояла там же, где остановилась. Котлована не было, река пробила себе новое русло, и все кругом поросло молодыми деревцами, кустарником и травой, словно и не было здесь
никаких работ. Я знал, что уже нет в живых ни
Леньки, ни Афанаса, ни Николая. Да и страны той, в которой мы жили и работали, тоже не было.
Я развел на берегу костерок, достал специально припасенную арачку, налил им всем троим, окропил землю. Потом «покормил» огонь, выпил сам (помянул их) и, немного посидев, ушел. Теперь уже навсегда.
– Это меня моя пантера наградила. – Так Ленька называл свою вторую половину. – Знаешь ее?
– Нет, – сказал я.
Я действительно никогда ее не видел.
– Будешь жениться, Батькович, смотри, чтобы жены травоядные были! – посоветовал он мне.
Афанас эти слова выслушал с обычной своей улыбкой. Я не знал, была ли когда-нибудь у него семья, но в то время он был один. Зато Симаков был женат уже второй раз.
Первая жена у него была, говорят, очень красивая. Но она не хотела жить с Ленькой в деревне, а Ленька не хотел жить в городе. Так и расстались.
Из-за нее Ленька даже дрался с Мишкой Махнашиным, был у нас такой первый парень на деревне, этакий «расписной фазан», как говорили. Когда Мишка решил отбить у Симакова его красавицу, они встретились зимой возле клуба. У обоих в руках были фонарики, парни светили ими друг другу в лицо. А когда словесные аргументы закончились, в ход пошли кулаки. Ленька тогда здорово ощипал Мишке перья, и тот перестал ухлестывать за его невестой.
Молодые поженились, у них даже родилась дочка. К ней Ленька какое-то время ездил в город, но потом жена сказала, что хватит. Ленька понял все. Позже он встретил бывшую жену с каким-то плюгавеньким мужичком и прямо спросил: «Ну что, он так же хорош, как я?» Она отвернулась и промолчала. А Ленька порадовался, что она наказала сама себя.
Но и сам он тоже был сурово наказан. До сих пор, уж лет десять, тоскует по дочке, даже в тюрьму попадал, чтобы только легче было забыть...
– Чует мое сердце, – сказал вдруг Симаков, – сейчас сюда Корова заявится. Включаем драгу – и вперед!
На берегу отремонтированный трактор уже расчищал новый полигон.
Ленька стоял у штурвала. Афанас ходил, осматривая драгу. В этот момент на берегу действительно появился Николай.
– Я же говорил, – кивнул Ленька. И неожиданно спросил у меня: – А ты чем тут два дня без нас занимался?
– Трактористу помогал.
Больше Ленька ни о чем не спросил. Я понял, что он готовится к трудному разговору с начальством. Николай на берегу уже кричал и махал руками, требуя, чтобы Ленька остановил драгу. Тот в ответ прикладывал руки к ушам, делая вид, что из-за шума ничего не слышит. Однако потом все же остановил драгу и сказал мне:
– Пойди опусти трап.
Я спустился вниз. Николай вскочил на трап и решительно прошел мимо меня. Я сошел на берег. Крик с палубы перекрывал даже рокот работающего трактора. Потом я увидел, как наш начальник спрыгнул на землю и быстро ушел в сторону дороги. Затарахтел мотоцикл. Коровинский уехал.
Я вернулся в драгерку. Ленька с Афанасом молча сидели за столом.
Я рассказал, что проверял закидушки, попался один налим, но его я увез домой. Ленька с Афанасом пропустили это признание мимо ушей.
– Вообще, Корова – неплохой мужик, – вдруг произнес Ленька. – Ругается по делу. Я бы на его месте вообще выгнал нас по тридцать третьей. – А потом, помолчав, добавил: – Только ему деваться некуда. Заменить-то нас все равно некем.
Афанас вздохнул.
– Ладно, – подытожил Ленька. – Уехал Корова, теперь и расслабиться можно. Сходи-ка проверь закидушки, – обратился он уже ко мне.
Я с радостью побежал и снял двух налимов. Когда вернулся, Ленька с Афанасом сидели уже «поправившиеся». Я показал улов.
Они кивнули:
– Заберешь домой!
В этот момент внизу опять затарахтел мотоцикл. Это вернулся Николай. Как потом выяснилось, что-то забыл, распсиховавшись из-за разговора с мужиками.
– Убери налимов, – шепнул Ленька.
Я быстро спрятал рыбин в рюкзак. И пошел проверять понтоны. Афанас направился следом. Николай мимо нас поднялся в драгерку. Через некоторое время раздался его вопль. Коровинский бегал по драге и искал брагу. На моих глазах две банки улетели в котлован.
Когда он уехал, мы снова собрались в драгерке. Ленька курил.
Потом он рассмеялся и стал рассказывать:
– Корова просто обомлел, увидев мое лицо. Минут десять стоял с выпученными глазами. Потом аж вой с визгом пошел! Давай тут кругами скакать, банки из меня трясти. Выложу я их ему, как же! Не для того ставил. Две вот все-таки нашел... А про тайничок так и не знает! – Тут Ленька вздохнул. – Теперь в любое время может нагрянуть. Может, мотоцикл ему повредить, а? Ладно, пусть катается. – Ленька махнул рукой.
На улице окончательно стемнело. Трактор с включенными фарами все работал.
– Ну, доставай налима, – скомандовал Ленька. – Жарить будем, нервы в порядок приводить!
Я достал рыбин из рюкзака.
Он выбрал ту, что покрупнее, другую сунул мне обратно:
– Этого забери.
Я убрал мешочек в рюкзак. Ленька взялся за готовку.
– Вот соединить бы Корову с моей пантерой – что было бы? – проговорил он и сам себе ответил: – Гремучая смесь! – И засмеялся. Помолчав, добавил: – Хотя они между собой общий язык нашли бы.
Вскоре налим был готов. Мы поели, но так и остались сидеть за столом. Судя по всему, настроения работать у Леньки не было вообще.
– Надо тебя как-нибудь напоить, – задумчиво произнес он.
– Зачем? – не понял я.
– Да чтобы посмотреть, какой ты пьяный. Вдруг нас с Афонькой одной левой утопишь тут, в этом котловане?
– Зачем вас топить-то? – спросил я серьезно.
– Да кто тебя знает, может, камень какой за пазухой держишь?
– Нет. Никакой камень не держу.
Афанас посмеивался.
– Не, – вдруг произнес Ленька, словно какая-то отличная идея пришла ему в голову. – Мы его лучше напоим перед приездом Коровы, а потом выпустим, чтобы он задрал его.
Я представил, как меня выпускают, словно пса Баскервилей, я набрасываюсь на Николая и начинаю рвать его зубами, так что только клочья летят в разные стороны. Мне стало смешно, и я расхохотался.
– Смотри-ка, весело ему, – сказал Ленька. – Цирк!.. Будешь нас вспоминать с Афонькой, будешь!
В ту смену мы почти не работали. Утром Николая не было.
– Отсыпается, – объяснил Ленька, когда мы забрались на машину. – Во сколько он домой-то приехал? Часа в два. Потом часа два еще валялся, за драгу переживал, чтобы мы ее тут не спалили. Так что только к утру заснул.
В следующую ночную смену Ленька, вопреки моим ожиданиям, работал как положено. Поэтому утром выглядел очень уставшим. Мы с Афанасом тоже уморились.
– Это Корове подарок, чтобы слишком не переживал, – улыбнулся Ленька. – Носом чую, утром приедет.
Николай и впрямь приехал. Молча ходил, смотрел. Мы тоже молчали, наблюдая за ним. Видно было, что он остался доволен, но нам ничего не сказал, стал давать указания дневной смене. Мы отправились к машине.
– Видал, какой он довольный?
Ленька первым забрался в кузов. Мы втроем всегда ездили в кузове, хотя в других сменах драгеры садились в кабины – такая у них была привилегия.
Когда машина уже тронулась, Симаков предложил:
– Пока погода стоит хорошая, надо за клюквой сходить. Вон там клюквенное болото, я смотрел, есть ягода, хорошая. Так что возьми с собой посудину.
Дома я приготовил трехлитровый зеленый бидончик. Обычно я ничего не рассказывал о работе, даже когда привез первого налима. Мама тогда еще удивилась: «Когда успел? Времени много было или Ленька разрешил?» А про клюкву я решил объяснить так: скажу, что электро-энергии не было. Драга, мол, стояла, я и сходил за ягодой.
В следующую дневную смену погода была яркая, солнечная. Ленька стоял у штурвала, работал. Казалось, он забыл о клюкве. Афанас где-то ходил по драге.
Наконец вернулся в драгерку и спросил у Леньки:
– Что там твой нос говорит насчет Николая, будет он или нет?
– Сейчас определим. – Ленька втянул носом воздух. – Говорит, что нет.
– Ну, тогда идем за клюквой, чего тянуть? Раз решили.
– Сейчас подведу драгу к левому борту, и пойдем.
Я стал наблюдать, как мы медленно приближаемся к левому борту.
– Ну вот и лады, – проговорил Ленька, останавливая драгу. – Идем, если ее не обобрали за эти дни.
Мы спустились на берег и пошли за клюквой. Был солнечный, теплый осенний день, деревья стояли в своих разноцветных нарядах. Клюква на болоте была, никто не догадался ее собрать.
– После нас тут будет и делать нечего! – хвастливо воскликнул Ленька. – Кто не успел, тот опоздал!
Мы разбрелись по болоту. Часа через два Ленька ушел, мы остались с Афанасом вдвоем.
Через некоторое время заработала драга, и Афанас засобирался:
– Я пошел. Дорогу найдешь?
– Найду.
Из всей ягоды я любил собирать только смородину. Если найти рясный куст, подставить под него ведро, опустить в него плети и встряхнуть, вся ягода сама осыплется в ведро. С клюквой такое невозможно, класть в бидон приходилось по одной. И вскоре мне изрядно надоело наклоняться за каждой ягодкой. С трудом набрав литра два, я тоже отправился назад.
Походил по берегу котлована, понял, что драга остановится не скоро, и пошел проверить закидушки. Ни в одной налимов не оказалось. У некоторых не было наживки, а у меня с собой не было пескарей. Пришлось забросить их так.
Когда я вернулся, драга стояла, трап был опущен.
– Сколько набрал? – поинтересовался Ленька.
Я показал свой бидон.
– Ну, блин, из нас ягодники! – фыркнул он. – Всю клюкву оставили на месте.
Оказалось, мужики собрали и того меньше.
– Смотрел закидушки, ничего нет, – сказал я.
– Так Афонька проверил, – пояснил Ленька. – Четыре налимчика попало, мы их с собой заберем. Домашних тоже угостить надо.
– А где взять пескарей, чтобы наживулить на крючки? – спросил я.
– Рыбачить надо.
Я-то думал, у них, может, где стоит специально корчажка... Удочек я тоже не видел. Решил, что привезу свою, потом похожу порыбачу.
Позже я понял, что лучше сделать корчажку хотя бы из банки: в нее проще ловилась мелкая рыбешка. Ленька с Афанасом продолжали ставить закидушки, а я следил за ними. Не скажу, что налимы попадались нам постоянно, но и тому, что было, я очень радовался.
Подступала глубокая осень. Шли дожди, листья с деревьев облетели. Вода поднялась, и закидушки пришлось убрать. С наступлением холодов на драге стало не так интересно. Теперь моей основной обязанностью стала буржуйка – чтоб топилась бесперебойно от начала смены и до конца.
Выйдя на смену, мы занимались заготовкой дров, чтобы на два дня хватило. И сменщикам строго-настрого запрещали трогать наши запасы. Сушняка вокруг навалом – сами рубите! Впрочем, и другие смены требовали, чтобы мы на их дрова не зарились.
Уже ближе к концу сезона пошел первый снег. Мы только заступили в ночную, кочегарили буржуйку, как в драгерку забежал запыхавшийся Ленька.
– Видел лося, – сказал он. – Похоже, ранен,
вроде упал.
Мы побежали на берег. Лось лежал там, где его видел Ленька. Он был мертв. В боку у него была дырка от пулевого ранения.
– Во, кто-то шлепнул и упустил, – сказал Афанас.
– Зря пропадает, – вздохнул я.
– Как-то видел следы росомахи, – сказал Ленька. – Найдет – обрадуется небось.
В эту смену Ленька работал всю ночь и мы с Афанасом тоже не спали. Я думал, что на этот раз Николай похвалит Леньку, а тот с ходу накричал. Такая несправедливость меня покоробила, и я сказал начальнику, что на этот раз он не прав. Наступила тишина. Николай глянул на меня, поморщившись, будто говоря: «Уж ты бы молчал!» Афанас, перехватив этот взгляд, расхохотался. Коровинский что-то буркнул и вышел. Правда, потом ходил по драге молча, что-то проверяя. Больше ничего не сказал.
– Ты не лезь, куда тебя не просят, – посоветовал мне Ленька. – Хотя что об этом говорить – сам поймешь, как надо, когда вот такие шишки набьешь. – И он развел руки в стороны, показывая, какой величины шишки нужно набить, чтоб поумнеть. – С начальством надо уметь жить. А я вот не умею, и Афонька не умеет.
А я подумал, что если все делать по правилам, то некогда будет ходить за налимами и совсем скучно станет. Я даже сказал об этом вслух.
Ленька с Афанасом переглянулись:
– Смотри-ка, соображает!
Потом Ленька добавил:
– Конечно, Николай (впервые он сказал «Николай», а не «Корова») – начальство так себе, мелковатое. Но вообще, если с начальством правильно жить, икорочка с маслицем всегда будут. Хотя и налим в сметанке тоже неплохо! У каждого свои радости. Кто как приноровится.
В эту смену Ленька снова работал усердно. Мы с Афанасом тоже делали свое дело.
А зима между тем все больше вступала в свои права. И вскоре драга встала. Выпал глубокий снег, ударили морозы – и она полностью вмерзла в лед.
– Зайдешь в контору, рассчитаешься, – сказал мне Николай.
– Почему? – спросил я.
– Драга – все, встала навсегда, – ответил он. – Она давно уже выработала свой ресурс.
...На то место я приехал через много лет.
Наша драга (а вернее, то, что от нее осталось, – занесенный илом и заросший тальником понтон) стояла там же, где остановилась. Котлована не было, река пробила себе новое русло, и все кругом поросло молодыми деревцами, кустарником и травой, словно и не было здесь
никаких работ. Я знал, что уже нет в живых ни
Леньки, ни Афанаса, ни Николая. Да и страны той, в которой мы жили и работали, тоже не было.
Я развел на берегу костерок, достал специально припасенную арачку, налил им всем троим, окропил землю. Потом «покормил» огонь, выпил сам (помянул их) и, немного посидев, ушел. Теперь уже навсегда.
Назад |