1.
О том, что в жены ему предназначена невеста-староверка, Виктор знал с детства. Однажды смотрели всей семьей сказку по телевизору, и там царь пообещал водяному сына, когда тот станет совершеннолетним.
– Наш отец тоже тебя отдал староверу зятем. Вот подрастешь – и поедешь смотреть суженую, – засмеялась мать Виктора.
– Не сгущай краски, а то слишком мрачно все будет. Просто съездим с сыном в гости к моему другу, порыбачим, отдохнем. И если девка у Савелия понравится ему, то можно и замуж взять.
– Теперь хоть соображай; ладно, когда обещали друг другу породниться, молодой был, Виктору годик всего исполнился, а сейчас ведь ему уже тринадцать.
– Вот отслужит в армии, и поедем. Пусть посмотрит, как настоящие мужики живут.
– Посмотри, сынок, посмотри. Я вот фильм «Конь рыжий» смотрела, так до сих пор в ужасе.
– Брехня в том фильме все. Сама знаешь, что у нас все по кампаниям делается. То над верующими издеваются, то, наоборот, превозносят. Староверы – люди как люди, они давно поняли, что от власти подальше держаться надо, тогда чище будешь.
– Ты хоть представляешь, что за воспитание получают эти живущие в тайге без книг, телевизора, радио и электричества, замордованные женщины?
– Если бы ты их видела, то так бы про них не говорила. Это все равно что сравнить волчицу с собакой. Они чисты, как сама природа, а наши городские... Эх, нашла с кем сравнивать! Я лучшей жены для Виктора не пожелал бы.
– Вот и надо было на староверке жениться, чего меня взял?
– Люблю, вот и взял.
– Вот и Виктор женится на той, кого полюбит.
После того разговора Виктору стало интересно, кто такие староверы, и он стал рыться в интернете, посмотрел советский фильм «Хмель», но ничего не понял. Разные сведения, что он находил, противоречили друг другу, даже статья в «Википедии» не внесла ясности. И Виктор решил расспросить отца об этих людях, добровольно лишивших себя общения со всем миром.
– Пап, расскажи о староверах, – попросил он как-то вечером.
– Чего вдруг заинтересовался ими? Если подумал, что сватать невесту будем у них, то это просто шутка. Да и не отдадут они свою единоверку за мирского молодца. В мое время песня была «Там, где речка, речка Бирюса», в ней парень влюбился в староверскую девушку, покой потерял, но жениться на ней не мог, потому что разные они люди.
– Вот это мне и непонятно, почему разные. Если только потому, что они по-своему крестятся, в имени Бога лишнюю букву нашли и другая мелочь, то разве от этого уже и различие?
– Наверное, различие не только в этом, но люди они замечательные. Впервые я встретил их в аэропорту в одном ангарском поселке. Они сидели особняком в углу, все с рыжими бородами, в простых русских домотканых рубахах, в сапогах, начищенных дегтем (это я после от Савелия узнал, что деготь отпугивает мирскую заразу). Помнишь, мы с тобой на вокзале цыганский табор видели? Шум там у них, крики, ругань. Ты меня тогда еще за руку потянул: пошли, мол, нечего здесь делать. А вот к этим тянуло всех в аэропорту, люди стояли в сторонке и улыбались, словно в зоопарке перед вольером с медведями. Староверы не обращали ни на кого внимания, привыкли уже, разговаривали тихо и степенно между собой. И такое спокойствие, что-то забытое из детства исходило от них, что становилось радостно на душе. Я очень редко в жизни встречал такие открытые, спокойные до безмятежности глаза, как у этих людей.
– А в кино показали их стариков злыми и неприятными.
– Верить, сынок, нужно только своим чувствам. Чужое мнение не всегда верное, а чаще направлено, чтобы запутать человека. Эти люди, староверы, верят в Бога, в Любовь – они просто не могли делать того, что о них сочинили, чтобы очернить их. Они любят своих жен, детей, уважают родителей и соблюдают законы, написанные в Библии. Со времен Петра Великого, которого они считают Антихристом, староверы пытаются сохранить прежнюю православную веру, живут отдельно от мира, стараясь не соприкасаться с ним; у них даже для гостей особая посуда, чтобы мирская нечисть не проникла в их дом. Они не лезут в мир, но вот мир лезет к ним...
Я вижу их отличие от общества в том, что они постоянно живут в природе, они ее часть, тогда как остальные люди отпали от нее. Возьми деревенских людей и городских – заметно различие? Вот так и со староверами: они сохранили в себе не только веру в Бога, но и те человеческие качества, что изначально были в людях. Меня один мудрый старик из староверов расспрашивал, как живут сейчас «там, в миру». Сами они ни газет, ни радио не признают, и то, что волнует нас здесь, им даже неведомо. Узнав, что человечество все больше сбивается в города и в мегаполисы, тот старик сказал: «Ишь, Антихрист уже собирает всех под свое крыло, а людям невдомек, для чего это, пелену он им на глаза и разум наложил».
– Пап, вот и фантасты пишут, что после ядерной войны останутся только небольшие группы людей, спасшихся в джунглях, тайге, горах.
– От такой войны вряд ли спасешься, да и не от войны себя староверы спасают. Они стараются спасти свою душу для вечной жизни; нам, неверующим, этого просто не понять. Но вот вся сила их в этой вере и заключается. Заставляет уважать себя.
– А как ты с Савелием познакомился?
– Судьба свела в тайге. Бывает такое. Вот уже тринадцать лет дружим, хотя и неверующий я. Случилось это так.
Охотились мы с напарником в соседнем со староверами районе. От нашей избушки до солонца, на котором и они скрадывали зверя, всего два часа ходу. В тот год охота удачная была, задержались мы почти до декабря, хотя обычно выходили в середине ноября. Продукты у нас закончились, а у соболя самый ход начался. И решили мы так: я пойду на солонец, завалю сохатого на мясо, а напарник будет продолжать охоту на соболя. Глупо и неразумно это, конечно, было: нельзя в тайге долго без напарника находиться, любая оплошность может гибелью обернуться. Но человеческая жадность сильнее осторожности.
Пришел я на солонец, выбрал себе место для засидки, вижу: недавно приходили сюда сохатые и очистили небольшой кусок на склоне обрыва, грызли и лизали солоноватую землю. Но вот просидел я сутки – никого. Вторые – то же. Обидно уходить, остался на третьи. Уже под вечер пришла матуха с молодым бычком. Подстрелил я бычка, освежевал, набрал мяса и пошел к себе на избушку. Надо было дождаться утра, а я рванул в ночь и поплатился за свою глупость. На склоне поскользнулся, нога под валежину попала, а тяжелый рюкзак вперед по инерции тащит, вот и перелом. Достал из рюкзака аптечку, кое-как ногу примотал бинтами к палкам и, найдя подходящий сук для костыля, побрел дальше.
Хватило меня на километр, не больше. Свалился под ель, задремал, а может, потерял сознание. Вот тогда-то и нашел меня Савелий. Шел утром, пересек мой след и по нему понял, что несчастье у меня. Может, кто-то другой перешагнул бы этот след – и дальше пошел по своим делам... Хотя в тайге такого почти не бывает, это в городе среди множества людей мы проходим мимо несчастья другого человека, а в тайге – нет. Тайга руководит сознанием человека, заставляет вспомнить о взаимовыручке. Не верь, когда говорят: «закон тайги», «закон джунглей», «выживает сильнейший». У природы закон один – взаимовыручка. Если ты бросишь в беде кого-то, то природа рано или поздно напомнит тебе об этом.
Савелий сделал из елок нечто похожее на носилки и сани и потащил меня к нам на избушку. Я уже очухался и подсказывал дорогу. Но в избушке нас ждал сюрприз, записка на столе: «Я пошел в поселок за продуктами, вернусь самое большее через неделю. Надеюсь, что мясо ты добыл».
«Ну и напарнички! Удивительно, как вы еще до сих пор живы в тайге остались», – сказал Савелий.
«И на старуху бывает проруха», – признал я.
«Оставлять тебя одного нельзя, нога твоя хорошего ремонта требует, тебя скоро снова в жар кинет. Я сбегаю до наших, скажу, чтобы по рации вертолет вызвали, и к вечеру вернусь».
Я, наверное, снова потерял сознание, а очнулся, когда было уже темно. Трещала дровами печурка, по избушке плавал запах свежесваренного бульона из сохатины. Савелий помог мне напиться горячего и сытного варева, сказал, что утром прилетит вертолет и все мои приключения закончатся.
На другой день я уже лежал в нашей районной хирургии, нога была упакована в гипс, и я с удовольствием думал, что вот приобрел еще одного хорошего друга – старовера Савелия. А тот, прощаясь, пригласил меня летом на рыбалку на реку Тасей, впадающую в Ангару.
– Пап, а почему Савелий к нам в гости ни разу не приехал? Ведь ты у него почти каждый год гостишь.
– Не любят староверы город, теряются сразу в нем, давит он на них. Сколько раз я приглашал друга к себе, но он ни в какую. У Савелия семеро детей, четверо сыновей, средний – твой годок, но уже самостоятельный полностью. Сам охотится, рыбачит. Вот этим летом я тебя с собой возьму к ним, посмотришь, как живут староверы.
Человек предполагает, а судьба располагает. Ни в это лето, ни в следующее Виктор к староверам не попал. Случилось несчастье: в автомобильной аварии погиб его отец.
На похоронах были все друзья отца, не приехал только Савелий. Прислал соболезнование, и все.
2.
Прошло четыре года. Виктор окончил школу и поступил учиться на инженера-нефтяника. Вот тогда-то он и влюбился впервые – в однокурсницу из Минусинска.
Юлия была чудесная девушка. Она красиво пела, писала картины маслом и по сравнению с большинством сверстниц, выросших на «Доме-2», была очень начитанная. Виктор сразу выделил ее в ряду остальных девушек и проникся к ней симпатией, которая постепенно перерастала в любовь. Уже через год они были больше, чем друзья.
Плохо, когда отношения между юношей и девушкой строятся на неравенстве. Один привыкает лидерствовать и со временем начинает помыкать другим. Юлия завладела Виктором не только как женщина, но и в личностном отношении. Произошло то, чего боится любая свекровь. К слову, в свои отношения с Юлией Виктор не слишком-то посвящал маму, и та очень переживала, находясь в неведении.
Между тем у Юлии появился новый интерес и новые знакомые. Она заинтересовалась общиной Виссариона. Несколько раз ездила на праздники в «Город Солнца». Ее увлекли идеи равенства и свободы, срастания человека с природой. Юлия плохо знала Библию, потому истины вечной жизни принимала из «Последнего завета» и проповедей Виссариона. Сам Виссарион стал для нее идолом, объектом поклонения.
Юлии и Виктору понравились отношения между жителями общины. Доброжелательность и желание помочь исходили от каждого. Люди здесь не ели животной пищи, только растительную. И все носили белые одежды – в качестве символа чистоты и духовности.
В этот «новый Эдем» приезжали семьями и в одиночку люди со всего бывшего Советского Союза и даже из-за рубежа. Вскоре Юлия, а вслед за ней и Виктор решили вступить в общину.
Через четыре года после смерти городского друга Савелий получил письмо от его жены. Это был настоящий крик о помощи, и Савелий засобирался в дорогу.
Покойный был для него как младший брат, нуждающийся в постоянной заботе. Когда-то, найдя его беспомощного, замерзающего в тайге, Савелий почувствовал ответственность за судьбу этого человека, так много всего знающего и в то же время не понимающего самых простых истин человеческого существования, что известны любому ребенку староверов.
Савелий уважал в друге его жадную пытливость, желание понять их веру, проникнуться их духом и уловить все те важные детали, что отличают истинного таежного жителя от других людей. Сколько интересных разговоров было между ними у костров на берегах шумливых сибирских речек! Савелий тоже узнавал от друга много нового о жизни вне тайги, такого, что казалось порой невероятным.
Узнав о его смерти, Савелий очень переживал потерю. Но на похороны не поехал. «Внимания человек заслуживает при жизни, а тело – пустая оболочка, и делать из него идола и провожать с почестями в землю – человеческая глупость», – считают староверы.
Зато участия и внимания, конечно, требуют близкие покойного, и вскоре Савелий впервые в жизни все-таки выехал в город, чтобы поддержать жену и сына друга.
Поездка произвела на него огромное впечатление. Он знал о том, что увидит, по рассказам других людей, но слышать и увидеть самому – разные вещи.
«Вот оно – гнездо Антихриста!» – думал Савелий, глядя на огромные рекламные плакаты с полуголыми грудастыми девками. Три дня Савелий провел в городе и очень устал от него. Невыносимо хотелось к себе в деревню, где сейчас, отдыхая от летнего зноя, коровы лежат на берегу реки, пережевывая свою вечную жвачку. Лошади бродят, помахивая хвостами, отгоняя гнус, а на реку тихо опускается белым полотнищем туман.
Савелию очень понравился Виктор, сын друга. Смышленый и доверчивый мальчишка тоже привязался к нему. Он водил гостя по городу, удивляясь его наивным рассуждениям и в то же время чувствуя в нем силу и превосходство над всей показной городской лепотой. Эта сила привлекала его своей добротой и уверенностью.
Жене друга Савелий тоже понравился, она сразу приняла его как родного человека. В его присутствии она впервые после смерти мужа дала волю слезам, и с ними пришло если не облегчение, то какое-то спокойствие и желание жить дальше.
Савелий погладил ее по волосам, как обиженную дочь, и сказал:
– Поплачь, поплачь, это можно. Его душе будет приятно, а тебе полегче.
Уезжая, Савелий наказал Виктору навещать его и писать письма, если будет необходимость. И вот спустя четыре года он получил тревожное письмо от матери парня:
«Савелий, я писала тебе, что Виктор поступил учиться, а вот теперь он бросил институт и уехал со своей девицей в секту Виссариона около Минусинска. Я ездила к нему, разговаривала с ним и с этой тварью, что сманила его за собой, но безуспешно.
Он не хочет меня слушать, все толкует о том, что мы все неправильно живем и он будет жить по-новому. Савелий, я узнала, что эта вера как-то связана со староверческой, и потому думаю, что ты сможешь убедить Виктора вернуться домой и в институт. К тому же он тебя очень уважает и послушается твоих наставлений».
Вот такая надежда содержалась в том письме, и Савелий собрался вновь ехать в ненавистный ему мир. Но перед тем он на моторке сгонял к речке Татарке, где жили единоверцы, правда, другого согласия.
Большинство единоверцев с Татарки еще лет пятнадцать назад ушли в Иркутскую область и поселились в тогда еще нетронутой тайге (это в последнее время и туда стали добираться лесоторговцы). На Татарке осталось всего несколько человек, в основном старики – доживать свой век.
– Надо идтить на Тунгуску, туда последние тунгусы переселились. Говорят, что туда мир не скоро придет, – сказали старики Савелию.
– Везде теперь мирские, не спрятаться больше от него, – вздохнул Савелий. – Скажу дальше, что уже снова Антихрист на нашу веру поднялся, вот общины стали появляться, приняв личину истинной нашей веры. Селятся, как и мы, вдали от мира, заманивают людей лживыми пророчествами. Собирает Антихрист воинство себе – все, как наши старики предсказывали. Вот еду туда, в гнездо Антихриста, и прошу вашей помощи: оберег от нечистого мне нужен.
– Пошто едешь туда, разве не знаешь, что заказано нам встречаться с Антихристом?
– Сына хочу оттуда вызволить. Христом молю, окажите помощь. Слышал я, что имеете вы тот оберег.
– Имеется. Принеси, Евстигней.
Старики дали Савелию литой металлический знак «Крест на семи углах». Это был прямоугольник, на котором лежал треугольник, а в треугольнике располагался восьмиконечный староверческий крест.
– Не снимай его с себя, как нательный крест, и он сбережет твою душу.
Добравшись до Минусинска, Савелий нашел попутку, что шла в сторону «горцев», как называли здесь общину Виссариона. Шофер оказался разговорчивым человеком, он не замолкал всю дорогу. От него Савелий узнал о «Городе Солнца» очень многое. А когда тот узнал, что Савелий из староверов, стал рассказывать ему о семье Лыковых, об Агафье, благодаря которой возродили в этих местах картофель. Так и зовут сорт – «лыковская».
– Вот жили люди в тайге, никому не мешали, здоровьем Бог никого не обидел, парни пешком сохатого догоняли, а не как сейчас на снегоходах гонят. Так нет, занесли им заразу – вымерли все. Правильно у вас делается, что пользуетесь только своей посудой. Табак тоже вредит здоровью, вот вы не курите – и рожи вон какие румяные.
– Бесовская трава – она специально для того, чтобы одурманивать голову. Вот сейчас еще какую-то гадость люди стали курить, и все к тому, чтобы Антихрист над ними власть имел. Старики наши рассказывают, что это Петр Первый, Антихрист, разрешил и даже ввел закон на курение.
– Вот-вот, все от него пошло. Правильные люди тогда по лесам и разбежались. Природа – она от Бога, вот и хранит человека. Между прочим, эти из общины Виссариона тоже к природе идут. Места там красивейшие, скоро увидишь. Они говорят, что Виссарион – Иисус, создал это место специально для них и что с него возрождение по всему миру пойдет. Себя они со староверами сравнивают, говорят, что тоже в природу врастают. А я так скажу: далеко им до староверов. Староверы – они кто? Изгнанники. А эту общину власть разрешила, помогает даже им. Староверы на выборах не голосуют, а насчет этих сомневаюсь. Лыковы вон от природы, от труда своего жили, им некогда было с концертами по городам разъезжать. И теремов у них таких, как здесь стоят, не было.
– Хорошо, значит, живут. Так почему все к ним не кинутся?
– Хорошо – значит богато, а если богатство на всех разделить, что останется? Шиш, или, как вы говорите, чертов кукиш. А почему, кстати, староверы двумя перстами крестятся?
– Так испокон веку православные двумя перстами крестились, и на всех образах Исус до раскола церкви два перста для знамения указал. Это уже после чертов кукиш попы приняли.
– Интересный вы народ, за правду, значит, страдаете. А мне тут недавно один баптист из Библии слова сказал: «Правда – у Бога, а на лицах людей только стыд». Вот мы и приехали. Я тебя к своему знакомому завезу, он тебе поможет найти того, кто нужен.
Уже через час Савелий встретился с Виктором. Виктор очень обрадовался ему. Он вырос, но сильно похудел. Лицом и движениями напоминал Савелию отца.
– И как ты, дядя Савелий, смог собраться, чтобы приехать сюда? Наверное, тебя моя мама достала.
– Нет, не мама, а скорее отец твой. Не прощу я себе и грех на мне останется, если отдам твою душу нечистому. Перед отцом твоим стыдно будет. Неужели не сознаешь, куда ты голову сунул?
– Вначале правда не сознавал, но постепенно увидел, что и здесь лицемерие полнейшее. Равенства, о котором столько говорят, не нашел. Делится община на избранных и остальных. Юлия, моя девушка, ушла к избранным, поет в хоре, приблизил ее к себе Виссарион, в свой гарем обещал взять.
– Пора, Виктор, собираться. Вижу, ничего тебя здесь не держит больше. Поехали со мной на Тасей, потом на Бирюсу. Порыбачишь, с моими парнями познакомишься.
– Документы мои в канцелярии, чтобы забрать – волокиты много.
– Пойдем вместе, со мной – отдадут.
В канцелярии сидели женщины и несколько крепких парней.
На вопрос «зачем?» Савелий ответил:
– В общину староверов уезжает.
– А, тогда конечно.
И Виктору передали его паспорт, а также другие бумаги.
На улице Виктор сказал Савелию:
– Непонятно, почему они вдруг так легко согласились отпустить меня?
– Со мною знак от самого Исуса, при нем любая нечисть спокойной становится. Попрощаться с Юлией не хочешь?
– Не хочу!
– Но нужно, чтобы потом ничего тебя не му-чило.
Они зашли в какой-то дом, и Виктор позвал Юлию.
– Вот уезжаю, попрощаться зашел. А это мой дядька Савелий.
– Что же, прощай.
– А ты что, навсегда решила здесь остаться?
– Навсегда. Мне милее этого места нет.
– Тогда я пошел.
– Иди.
Через три дня Виктор сидел на ступеньках крыльца дома Савелия и любовался речкой Бирюсой. На душе у него было спокойно и легко, словно он сбросил с плеч невыносимо тяжелый груз.
3.
У Виктора происходил тяжелый разговор с мамой. Тяжелый потому, что ни ему, ни ей нельзя было прямо сказать того, о чем постоянно думалось. Виктор боялся причинить боль маме, а она – ему.
С тех пор как Виктор побывал в гостях у Савелия, познакомился с его семьей, сдружился со своим годком Федулом, прошло больше года. Виктора забрали служить в армию, где и настигла его беда: у него обнаружили лейкемию.
Наверное, спровоцировало ее радиоактивное облучение. Среди современной техники уничтожения людей невозможно, даже соблюдая все правила безопасности, уберечься от невидимой заразы.
Лейкоз крови – страшная болезнь, это смертный приговор с небольшой отсрочкой. Во всяком случае, так было у Виктора. Его комиссовали из армии, когда жить ему оставалось всего месяца два.
– Причем это в лучшем случае, – сказал лечащий врач.
И вот теперь, боясь обидеть маму, Виктор все же сказал ей о своем решении поехать на месяц к Савелию.
– Ты меня прости, мама, но мне гораздо тяжелее будет ждать своего конца здесь с тобой, чувствуя твое горе. И испытывая стыд за то, что его приношу тебе я. Пока у меня есть еще силы, я хотел бы побывать снова у Савелия. Увидеть красоту тайги, посидеть на берегу реки, прислушиваясь к голосу вечности, и подготовить себя к встрече с ней.
– Сынок, я понимаю тебя и не против, но вдруг...
– Никакого «вдруг» не будет. Врачи пока не научились еще лечить рак, но рассчитать отпущенный срок они умеют. И потом, какая разница, где это произойдет? Может, так даже лучше будет.
Простившись с мамой, Виктор на катере, идущем вверх по Ангаре, добрался до устья реки Ковы, где его дожидался Федул с двумя лошадьми.
Оба были очень рады встрече. Рядом с Виктором Федул выглядел богатырем. Широкие плечи, крутая грудь, сильные, проворные руки – все это так гармонировало с его лицом, украшенным небольшой юношеской бородкой.
– Вылитый Стенька Разин! – рассмеялся Виктор, подергав Федула за бороду.
– Ненадолго она, осенью меня заберут в армию, сбрить придется, – смущенно сообщил тот. А потом продолжил: – Мы ведь зимой перебрались в другое место с Бирюсы. Несколько лет пробивали конный путь в верховья Ковы на ее приток Бидерму, где теперь и остановились. Три семьи перебралось, остальные собираются на следующий год переезжать, кто водой на лодках, кто на лошадях, «буранах». Места там не хуже, чем на Бирюсе. Теперь мы живем в Иркутской области.
– Понятно. А почему ты на лошадях, не проще было на лодке за мной примчаться?
– Видишь ли, попутно хочу я места здешние посмотреть. Где-то здесь в тайге стоит старообрядческий скит, монахи его в 1906 году построили. Потом постепенно вымерли. Последний из них принес письма к общинам староверов. Монахи в скиту переписывали старообрядческие книги, хранимые со времен раскола. Также у них хранились самые древние иконы. Один образ Исуса обладал силой неимоверной, мог исцелять больных проказой и другими болезнями.
– И что же стало с этой иконой?
– Монах, что добрался до общины, слег от болезни, но в бреду все повторял, что скит стоит в том самом Беловодье, которое ищут старообрядцы. Наши старики передают из рода в род, что есть такое место на земле. И даже книга существует о нем. Я сам читал ее, вот что там написано: «Нужно пересечь степи, горы и леса, сохраняя направление на восток, к солнцу. Если судьба предназначила это вам с рождения, то вы увидите Беловодье. Эта страна не принадлежит никому, с незапамятных времен здесь царила истина и доброжелательность. Это действительно чудесная страна».
Ты ведь знаешь, что староверы сами учатся грамоте по своим книгам. В нашей семье самым грамотным считают меня, люблю я учиться, особенно хочется прочитать все наши книги. Однажды прочитал я одну: она написана как наставление, чтобы найти Беловодье. Среди старообрядцев много разных толкований и есть толк скитальцев. Эта община не сидит на месте, постоянно в поисках новых земель и Беловодья. «Града настоящего имамы, а грядущего взыскуем» – такова их первая заповедь.
И вот этот монах в бреду говорил о белой, молочной реке, что течет невдалеке от скита. Говорил о том, что звери там не боятся и не трогают человека и что хранит эту страну Седой волк, он страж ее.
– О Беловодье мне приходилось слышать. Под Минусинском Виссарион тоже говорил о таком месте и что, мол, оно находится здесь. И прозвал его даже «Городом Солнца», раем на земле. Спасибо твоему отцу, что вытащил меня из этого «рая». Хотя, если подумать задним умом, останься я там, может, здоров был бы...
О том, что в жены ему предназначена невеста-староверка, Виктор знал с детства. Однажды смотрели всей семьей сказку по телевизору, и там царь пообещал водяному сына, когда тот станет совершеннолетним.
– Наш отец тоже тебя отдал староверу зятем. Вот подрастешь – и поедешь смотреть суженую, – засмеялась мать Виктора.
– Не сгущай краски, а то слишком мрачно все будет. Просто съездим с сыном в гости к моему другу, порыбачим, отдохнем. И если девка у Савелия понравится ему, то можно и замуж взять.
– Теперь хоть соображай; ладно, когда обещали друг другу породниться, молодой был, Виктору годик всего исполнился, а сейчас ведь ему уже тринадцать.
– Вот отслужит в армии, и поедем. Пусть посмотрит, как настоящие мужики живут.
– Посмотри, сынок, посмотри. Я вот фильм «Конь рыжий» смотрела, так до сих пор в ужасе.
– Брехня в том фильме все. Сама знаешь, что у нас все по кампаниям делается. То над верующими издеваются, то, наоборот, превозносят. Староверы – люди как люди, они давно поняли, что от власти подальше держаться надо, тогда чище будешь.
– Ты хоть представляешь, что за воспитание получают эти живущие в тайге без книг, телевизора, радио и электричества, замордованные женщины?
– Если бы ты их видела, то так бы про них не говорила. Это все равно что сравнить волчицу с собакой. Они чисты, как сама природа, а наши городские... Эх, нашла с кем сравнивать! Я лучшей жены для Виктора не пожелал бы.
– Вот и надо было на староверке жениться, чего меня взял?
– Люблю, вот и взял.
– Вот и Виктор женится на той, кого полюбит.
После того разговора Виктору стало интересно, кто такие староверы, и он стал рыться в интернете, посмотрел советский фильм «Хмель», но ничего не понял. Разные сведения, что он находил, противоречили друг другу, даже статья в «Википедии» не внесла ясности. И Виктор решил расспросить отца об этих людях, добровольно лишивших себя общения со всем миром.
– Пап, расскажи о староверах, – попросил он как-то вечером.
– Чего вдруг заинтересовался ими? Если подумал, что сватать невесту будем у них, то это просто шутка. Да и не отдадут они свою единоверку за мирского молодца. В мое время песня была «Там, где речка, речка Бирюса», в ней парень влюбился в староверскую девушку, покой потерял, но жениться на ней не мог, потому что разные они люди.
– Вот это мне и непонятно, почему разные. Если только потому, что они по-своему крестятся, в имени Бога лишнюю букву нашли и другая мелочь, то разве от этого уже и различие?
– Наверное, различие не только в этом, но люди они замечательные. Впервые я встретил их в аэропорту в одном ангарском поселке. Они сидели особняком в углу, все с рыжими бородами, в простых русских домотканых рубахах, в сапогах, начищенных дегтем (это я после от Савелия узнал, что деготь отпугивает мирскую заразу). Помнишь, мы с тобой на вокзале цыганский табор видели? Шум там у них, крики, ругань. Ты меня тогда еще за руку потянул: пошли, мол, нечего здесь делать. А вот к этим тянуло всех в аэропорту, люди стояли в сторонке и улыбались, словно в зоопарке перед вольером с медведями. Староверы не обращали ни на кого внимания, привыкли уже, разговаривали тихо и степенно между собой. И такое спокойствие, что-то забытое из детства исходило от них, что становилось радостно на душе. Я очень редко в жизни встречал такие открытые, спокойные до безмятежности глаза, как у этих людей.
– А в кино показали их стариков злыми и неприятными.
– Верить, сынок, нужно только своим чувствам. Чужое мнение не всегда верное, а чаще направлено, чтобы запутать человека. Эти люди, староверы, верят в Бога, в Любовь – они просто не могли делать того, что о них сочинили, чтобы очернить их. Они любят своих жен, детей, уважают родителей и соблюдают законы, написанные в Библии. Со времен Петра Великого, которого они считают Антихристом, староверы пытаются сохранить прежнюю православную веру, живут отдельно от мира, стараясь не соприкасаться с ним; у них даже для гостей особая посуда, чтобы мирская нечисть не проникла в их дом. Они не лезут в мир, но вот мир лезет к ним...
Я вижу их отличие от общества в том, что они постоянно живут в природе, они ее часть, тогда как остальные люди отпали от нее. Возьми деревенских людей и городских – заметно различие? Вот так и со староверами: они сохранили в себе не только веру в Бога, но и те человеческие качества, что изначально были в людях. Меня один мудрый старик из староверов расспрашивал, как живут сейчас «там, в миру». Сами они ни газет, ни радио не признают, и то, что волнует нас здесь, им даже неведомо. Узнав, что человечество все больше сбивается в города и в мегаполисы, тот старик сказал: «Ишь, Антихрист уже собирает всех под свое крыло, а людям невдомек, для чего это, пелену он им на глаза и разум наложил».
– Пап, вот и фантасты пишут, что после ядерной войны останутся только небольшие группы людей, спасшихся в джунглях, тайге, горах.
– От такой войны вряд ли спасешься, да и не от войны себя староверы спасают. Они стараются спасти свою душу для вечной жизни; нам, неверующим, этого просто не понять. Но вот вся сила их в этой вере и заключается. Заставляет уважать себя.
– А как ты с Савелием познакомился?
– Судьба свела в тайге. Бывает такое. Вот уже тринадцать лет дружим, хотя и неверующий я. Случилось это так.
Охотились мы с напарником в соседнем со староверами районе. От нашей избушки до солонца, на котором и они скрадывали зверя, всего два часа ходу. В тот год охота удачная была, задержались мы почти до декабря, хотя обычно выходили в середине ноября. Продукты у нас закончились, а у соболя самый ход начался. И решили мы так: я пойду на солонец, завалю сохатого на мясо, а напарник будет продолжать охоту на соболя. Глупо и неразумно это, конечно, было: нельзя в тайге долго без напарника находиться, любая оплошность может гибелью обернуться. Но человеческая жадность сильнее осторожности.
Пришел я на солонец, выбрал себе место для засидки, вижу: недавно приходили сюда сохатые и очистили небольшой кусок на склоне обрыва, грызли и лизали солоноватую землю. Но вот просидел я сутки – никого. Вторые – то же. Обидно уходить, остался на третьи. Уже под вечер пришла матуха с молодым бычком. Подстрелил я бычка, освежевал, набрал мяса и пошел к себе на избушку. Надо было дождаться утра, а я рванул в ночь и поплатился за свою глупость. На склоне поскользнулся, нога под валежину попала, а тяжелый рюкзак вперед по инерции тащит, вот и перелом. Достал из рюкзака аптечку, кое-как ногу примотал бинтами к палкам и, найдя подходящий сук для костыля, побрел дальше.
Хватило меня на километр, не больше. Свалился под ель, задремал, а может, потерял сознание. Вот тогда-то и нашел меня Савелий. Шел утром, пересек мой след и по нему понял, что несчастье у меня. Может, кто-то другой перешагнул бы этот след – и дальше пошел по своим делам... Хотя в тайге такого почти не бывает, это в городе среди множества людей мы проходим мимо несчастья другого человека, а в тайге – нет. Тайга руководит сознанием человека, заставляет вспомнить о взаимовыручке. Не верь, когда говорят: «закон тайги», «закон джунглей», «выживает сильнейший». У природы закон один – взаимовыручка. Если ты бросишь в беде кого-то, то природа рано или поздно напомнит тебе об этом.
Савелий сделал из елок нечто похожее на носилки и сани и потащил меня к нам на избушку. Я уже очухался и подсказывал дорогу. Но в избушке нас ждал сюрприз, записка на столе: «Я пошел в поселок за продуктами, вернусь самое большее через неделю. Надеюсь, что мясо ты добыл».
«Ну и напарнички! Удивительно, как вы еще до сих пор живы в тайге остались», – сказал Савелий.
«И на старуху бывает проруха», – признал я.
«Оставлять тебя одного нельзя, нога твоя хорошего ремонта требует, тебя скоро снова в жар кинет. Я сбегаю до наших, скажу, чтобы по рации вертолет вызвали, и к вечеру вернусь».
Я, наверное, снова потерял сознание, а очнулся, когда было уже темно. Трещала дровами печурка, по избушке плавал запах свежесваренного бульона из сохатины. Савелий помог мне напиться горячего и сытного варева, сказал, что утром прилетит вертолет и все мои приключения закончатся.
На другой день я уже лежал в нашей районной хирургии, нога была упакована в гипс, и я с удовольствием думал, что вот приобрел еще одного хорошего друга – старовера Савелия. А тот, прощаясь, пригласил меня летом на рыбалку на реку Тасей, впадающую в Ангару.
– Пап, а почему Савелий к нам в гости ни разу не приехал? Ведь ты у него почти каждый год гостишь.
– Не любят староверы город, теряются сразу в нем, давит он на них. Сколько раз я приглашал друга к себе, но он ни в какую. У Савелия семеро детей, четверо сыновей, средний – твой годок, но уже самостоятельный полностью. Сам охотится, рыбачит. Вот этим летом я тебя с собой возьму к ним, посмотришь, как живут староверы.
Человек предполагает, а судьба располагает. Ни в это лето, ни в следующее Виктор к староверам не попал. Случилось несчастье: в автомобильной аварии погиб его отец.
На похоронах были все друзья отца, не приехал только Савелий. Прислал соболезнование, и все.
2.
Прошло четыре года. Виктор окончил школу и поступил учиться на инженера-нефтяника. Вот тогда-то он и влюбился впервые – в однокурсницу из Минусинска.
Юлия была чудесная девушка. Она красиво пела, писала картины маслом и по сравнению с большинством сверстниц, выросших на «Доме-2», была очень начитанная. Виктор сразу выделил ее в ряду остальных девушек и проникся к ней симпатией, которая постепенно перерастала в любовь. Уже через год они были больше, чем друзья.
Плохо, когда отношения между юношей и девушкой строятся на неравенстве. Один привыкает лидерствовать и со временем начинает помыкать другим. Юлия завладела Виктором не только как женщина, но и в личностном отношении. Произошло то, чего боится любая свекровь. К слову, в свои отношения с Юлией Виктор не слишком-то посвящал маму, и та очень переживала, находясь в неведении.
Между тем у Юлии появился новый интерес и новые знакомые. Она заинтересовалась общиной Виссариона. Несколько раз ездила на праздники в «Город Солнца». Ее увлекли идеи равенства и свободы, срастания человека с природой. Юлия плохо знала Библию, потому истины вечной жизни принимала из «Последнего завета» и проповедей Виссариона. Сам Виссарион стал для нее идолом, объектом поклонения.
Юлии и Виктору понравились отношения между жителями общины. Доброжелательность и желание помочь исходили от каждого. Люди здесь не ели животной пищи, только растительную. И все носили белые одежды – в качестве символа чистоты и духовности.
В этот «новый Эдем» приезжали семьями и в одиночку люди со всего бывшего Советского Союза и даже из-за рубежа. Вскоре Юлия, а вслед за ней и Виктор решили вступить в общину.
Через четыре года после смерти городского друга Савелий получил письмо от его жены. Это был настоящий крик о помощи, и Савелий засобирался в дорогу.
Покойный был для него как младший брат, нуждающийся в постоянной заботе. Когда-то, найдя его беспомощного, замерзающего в тайге, Савелий почувствовал ответственность за судьбу этого человека, так много всего знающего и в то же время не понимающего самых простых истин человеческого существования, что известны любому ребенку староверов.
Савелий уважал в друге его жадную пытливость, желание понять их веру, проникнуться их духом и уловить все те важные детали, что отличают истинного таежного жителя от других людей. Сколько интересных разговоров было между ними у костров на берегах шумливых сибирских речек! Савелий тоже узнавал от друга много нового о жизни вне тайги, такого, что казалось порой невероятным.
Узнав о его смерти, Савелий очень переживал потерю. Но на похороны не поехал. «Внимания человек заслуживает при жизни, а тело – пустая оболочка, и делать из него идола и провожать с почестями в землю – человеческая глупость», – считают староверы.
Зато участия и внимания, конечно, требуют близкие покойного, и вскоре Савелий впервые в жизни все-таки выехал в город, чтобы поддержать жену и сына друга.
Поездка произвела на него огромное впечатление. Он знал о том, что увидит, по рассказам других людей, но слышать и увидеть самому – разные вещи.
«Вот оно – гнездо Антихриста!» – думал Савелий, глядя на огромные рекламные плакаты с полуголыми грудастыми девками. Три дня Савелий провел в городе и очень устал от него. Невыносимо хотелось к себе в деревню, где сейчас, отдыхая от летнего зноя, коровы лежат на берегу реки, пережевывая свою вечную жвачку. Лошади бродят, помахивая хвостами, отгоняя гнус, а на реку тихо опускается белым полотнищем туман.
Савелию очень понравился Виктор, сын друга. Смышленый и доверчивый мальчишка тоже привязался к нему. Он водил гостя по городу, удивляясь его наивным рассуждениям и в то же время чувствуя в нем силу и превосходство над всей показной городской лепотой. Эта сила привлекала его своей добротой и уверенностью.
Жене друга Савелий тоже понравился, она сразу приняла его как родного человека. В его присутствии она впервые после смерти мужа дала волю слезам, и с ними пришло если не облегчение, то какое-то спокойствие и желание жить дальше.
Савелий погладил ее по волосам, как обиженную дочь, и сказал:
– Поплачь, поплачь, это можно. Его душе будет приятно, а тебе полегче.
Уезжая, Савелий наказал Виктору навещать его и писать письма, если будет необходимость. И вот спустя четыре года он получил тревожное письмо от матери парня:
«Савелий, я писала тебе, что Виктор поступил учиться, а вот теперь он бросил институт и уехал со своей девицей в секту Виссариона около Минусинска. Я ездила к нему, разговаривала с ним и с этой тварью, что сманила его за собой, но безуспешно.
Он не хочет меня слушать, все толкует о том, что мы все неправильно живем и он будет жить по-новому. Савелий, я узнала, что эта вера как-то связана со староверческой, и потому думаю, что ты сможешь убедить Виктора вернуться домой и в институт. К тому же он тебя очень уважает и послушается твоих наставлений».
Вот такая надежда содержалась в том письме, и Савелий собрался вновь ехать в ненавистный ему мир. Но перед тем он на моторке сгонял к речке Татарке, где жили единоверцы, правда, другого согласия.
Большинство единоверцев с Татарки еще лет пятнадцать назад ушли в Иркутскую область и поселились в тогда еще нетронутой тайге (это в последнее время и туда стали добираться лесоторговцы). На Татарке осталось всего несколько человек, в основном старики – доживать свой век.
– Надо идтить на Тунгуску, туда последние тунгусы переселились. Говорят, что туда мир не скоро придет, – сказали старики Савелию.
– Везде теперь мирские, не спрятаться больше от него, – вздохнул Савелий. – Скажу дальше, что уже снова Антихрист на нашу веру поднялся, вот общины стали появляться, приняв личину истинной нашей веры. Селятся, как и мы, вдали от мира, заманивают людей лживыми пророчествами. Собирает Антихрист воинство себе – все, как наши старики предсказывали. Вот еду туда, в гнездо Антихриста, и прошу вашей помощи: оберег от нечистого мне нужен.
– Пошто едешь туда, разве не знаешь, что заказано нам встречаться с Антихристом?
– Сына хочу оттуда вызволить. Христом молю, окажите помощь. Слышал я, что имеете вы тот оберег.
– Имеется. Принеси, Евстигней.
Старики дали Савелию литой металлический знак «Крест на семи углах». Это был прямоугольник, на котором лежал треугольник, а в треугольнике располагался восьмиконечный староверческий крест.
– Не снимай его с себя, как нательный крест, и он сбережет твою душу.
Добравшись до Минусинска, Савелий нашел попутку, что шла в сторону «горцев», как называли здесь общину Виссариона. Шофер оказался разговорчивым человеком, он не замолкал всю дорогу. От него Савелий узнал о «Городе Солнца» очень многое. А когда тот узнал, что Савелий из староверов, стал рассказывать ему о семье Лыковых, об Агафье, благодаря которой возродили в этих местах картофель. Так и зовут сорт – «лыковская».
– Вот жили люди в тайге, никому не мешали, здоровьем Бог никого не обидел, парни пешком сохатого догоняли, а не как сейчас на снегоходах гонят. Так нет, занесли им заразу – вымерли все. Правильно у вас делается, что пользуетесь только своей посудой. Табак тоже вредит здоровью, вот вы не курите – и рожи вон какие румяные.
– Бесовская трава – она специально для того, чтобы одурманивать голову. Вот сейчас еще какую-то гадость люди стали курить, и все к тому, чтобы Антихрист над ними власть имел. Старики наши рассказывают, что это Петр Первый, Антихрист, разрешил и даже ввел закон на курение.
– Вот-вот, все от него пошло. Правильные люди тогда по лесам и разбежались. Природа – она от Бога, вот и хранит человека. Между прочим, эти из общины Виссариона тоже к природе идут. Места там красивейшие, скоро увидишь. Они говорят, что Виссарион – Иисус, создал это место специально для них и что с него возрождение по всему миру пойдет. Себя они со староверами сравнивают, говорят, что тоже в природу врастают. А я так скажу: далеко им до староверов. Староверы – они кто? Изгнанники. А эту общину власть разрешила, помогает даже им. Староверы на выборах не голосуют, а насчет этих сомневаюсь. Лыковы вон от природы, от труда своего жили, им некогда было с концертами по городам разъезжать. И теремов у них таких, как здесь стоят, не было.
– Хорошо, значит, живут. Так почему все к ним не кинутся?
– Хорошо – значит богато, а если богатство на всех разделить, что останется? Шиш, или, как вы говорите, чертов кукиш. А почему, кстати, староверы двумя перстами крестятся?
– Так испокон веку православные двумя перстами крестились, и на всех образах Исус до раскола церкви два перста для знамения указал. Это уже после чертов кукиш попы приняли.
– Интересный вы народ, за правду, значит, страдаете. А мне тут недавно один баптист из Библии слова сказал: «Правда – у Бога, а на лицах людей только стыд». Вот мы и приехали. Я тебя к своему знакомому завезу, он тебе поможет найти того, кто нужен.
Уже через час Савелий встретился с Виктором. Виктор очень обрадовался ему. Он вырос, но сильно похудел. Лицом и движениями напоминал Савелию отца.
– И как ты, дядя Савелий, смог собраться, чтобы приехать сюда? Наверное, тебя моя мама достала.
– Нет, не мама, а скорее отец твой. Не прощу я себе и грех на мне останется, если отдам твою душу нечистому. Перед отцом твоим стыдно будет. Неужели не сознаешь, куда ты голову сунул?
– Вначале правда не сознавал, но постепенно увидел, что и здесь лицемерие полнейшее. Равенства, о котором столько говорят, не нашел. Делится община на избранных и остальных. Юлия, моя девушка, ушла к избранным, поет в хоре, приблизил ее к себе Виссарион, в свой гарем обещал взять.
– Пора, Виктор, собираться. Вижу, ничего тебя здесь не держит больше. Поехали со мной на Тасей, потом на Бирюсу. Порыбачишь, с моими парнями познакомишься.
– Документы мои в канцелярии, чтобы забрать – волокиты много.
– Пойдем вместе, со мной – отдадут.
В канцелярии сидели женщины и несколько крепких парней.
На вопрос «зачем?» Савелий ответил:
– В общину староверов уезжает.
– А, тогда конечно.
И Виктору передали его паспорт, а также другие бумаги.
На улице Виктор сказал Савелию:
– Непонятно, почему они вдруг так легко согласились отпустить меня?
– Со мною знак от самого Исуса, при нем любая нечисть спокойной становится. Попрощаться с Юлией не хочешь?
– Не хочу!
– Но нужно, чтобы потом ничего тебя не му-чило.
Они зашли в какой-то дом, и Виктор позвал Юлию.
– Вот уезжаю, попрощаться зашел. А это мой дядька Савелий.
– Что же, прощай.
– А ты что, навсегда решила здесь остаться?
– Навсегда. Мне милее этого места нет.
– Тогда я пошел.
– Иди.
Через три дня Виктор сидел на ступеньках крыльца дома Савелия и любовался речкой Бирюсой. На душе у него было спокойно и легко, словно он сбросил с плеч невыносимо тяжелый груз.
3.
У Виктора происходил тяжелый разговор с мамой. Тяжелый потому, что ни ему, ни ей нельзя было прямо сказать того, о чем постоянно думалось. Виктор боялся причинить боль маме, а она – ему.
С тех пор как Виктор побывал в гостях у Савелия, познакомился с его семьей, сдружился со своим годком Федулом, прошло больше года. Виктора забрали служить в армию, где и настигла его беда: у него обнаружили лейкемию.
Наверное, спровоцировало ее радиоактивное облучение. Среди современной техники уничтожения людей невозможно, даже соблюдая все правила безопасности, уберечься от невидимой заразы.
Лейкоз крови – страшная болезнь, это смертный приговор с небольшой отсрочкой. Во всяком случае, так было у Виктора. Его комиссовали из армии, когда жить ему оставалось всего месяца два.
– Причем это в лучшем случае, – сказал лечащий врач.
И вот теперь, боясь обидеть маму, Виктор все же сказал ей о своем решении поехать на месяц к Савелию.
– Ты меня прости, мама, но мне гораздо тяжелее будет ждать своего конца здесь с тобой, чувствуя твое горе. И испытывая стыд за то, что его приношу тебе я. Пока у меня есть еще силы, я хотел бы побывать снова у Савелия. Увидеть красоту тайги, посидеть на берегу реки, прислушиваясь к голосу вечности, и подготовить себя к встрече с ней.
– Сынок, я понимаю тебя и не против, но вдруг...
– Никакого «вдруг» не будет. Врачи пока не научились еще лечить рак, но рассчитать отпущенный срок они умеют. И потом, какая разница, где это произойдет? Может, так даже лучше будет.
Простившись с мамой, Виктор на катере, идущем вверх по Ангаре, добрался до устья реки Ковы, где его дожидался Федул с двумя лошадьми.
Оба были очень рады встрече. Рядом с Виктором Федул выглядел богатырем. Широкие плечи, крутая грудь, сильные, проворные руки – все это так гармонировало с его лицом, украшенным небольшой юношеской бородкой.
– Вылитый Стенька Разин! – рассмеялся Виктор, подергав Федула за бороду.
– Ненадолго она, осенью меня заберут в армию, сбрить придется, – смущенно сообщил тот. А потом продолжил: – Мы ведь зимой перебрались в другое место с Бирюсы. Несколько лет пробивали конный путь в верховья Ковы на ее приток Бидерму, где теперь и остановились. Три семьи перебралось, остальные собираются на следующий год переезжать, кто водой на лодках, кто на лошадях, «буранах». Места там не хуже, чем на Бирюсе. Теперь мы живем в Иркутской области.
– Понятно. А почему ты на лошадях, не проще было на лодке за мной примчаться?
– Видишь ли, попутно хочу я места здешние посмотреть. Где-то здесь в тайге стоит старообрядческий скит, монахи его в 1906 году построили. Потом постепенно вымерли. Последний из них принес письма к общинам староверов. Монахи в скиту переписывали старообрядческие книги, хранимые со времен раскола. Также у них хранились самые древние иконы. Один образ Исуса обладал силой неимоверной, мог исцелять больных проказой и другими болезнями.
– И что же стало с этой иконой?
– Монах, что добрался до общины, слег от болезни, но в бреду все повторял, что скит стоит в том самом Беловодье, которое ищут старообрядцы. Наши старики передают из рода в род, что есть такое место на земле. И даже книга существует о нем. Я сам читал ее, вот что там написано: «Нужно пересечь степи, горы и леса, сохраняя направление на восток, к солнцу. Если судьба предназначила это вам с рождения, то вы увидите Беловодье. Эта страна не принадлежит никому, с незапамятных времен здесь царила истина и доброжелательность. Это действительно чудесная страна».
Ты ведь знаешь, что староверы сами учатся грамоте по своим книгам. В нашей семье самым грамотным считают меня, люблю я учиться, особенно хочется прочитать все наши книги. Однажды прочитал я одну: она написана как наставление, чтобы найти Беловодье. Среди старообрядцев много разных толкований и есть толк скитальцев. Эта община не сидит на месте, постоянно в поисках новых земель и Беловодья. «Града настоящего имамы, а грядущего взыскуем» – такова их первая заповедь.
И вот этот монах в бреду говорил о белой, молочной реке, что течет невдалеке от скита. Говорил о том, что звери там не боятся и не трогают человека и что хранит эту страну Седой волк, он страж ее.
– О Беловодье мне приходилось слышать. Под Минусинском Виссарион тоже говорил о таком месте и что, мол, оно находится здесь. И прозвал его даже «Городом Солнца», раем на земле. Спасибо твоему отцу, что вытащил меня из этого «рая». Хотя, если подумать задним умом, останься я там, может, здоров был бы...
| Далее