Поиски
Видимо, у каждого с годами приходит особый, ни на что не похожий, возраст любви, той любви, о которой очень точно сказал Пушкин: «Два чувства дивно близки нам – В них обретает сердце пищу: «Любовь к родному пепелищу, Любовь к отеческим гробам».
С годами мне невыносимо и беспощадно захотелось узнать военную судьбу отца, отца, которого я, по правде говоря, не помню: так, отдельные проблески воспоминаний. Да и что я могу помнить? Мне едва исполнилось три года, когда отец ушёл на фронт. Ушёл, чтобы не вернуться. И вот я решил узнать о нём: в каких краях воевал, как погиб, где похоронен… Но как? Всё наше «семейное имущество», после того, как в начале войны погиб отец, а по её окончании ушла из жизни мать, и мы, трое детей – два брата и сестра – оказались в детском доме, рассыпалось. Слава богу, в тот момент ещё жива была бабушка – мать нашей матери. Она и сохранила кой-какие семейные реликвии, прежде всего, фотографии: отца, матери, деда (мужа бабушки), наши детские, да одно-два коротеньких письма девятнадцатилетнего дяди Шуры, тоже погибшего на войне. И всё-таки я стал искать. Толчок к этому дал маленький, пожелтевший от времени бумажный листок – извещение о смерти отца, случайно (а, может, нет?!) найденный «за тридевять земель» в пенсионном деле бабушки в селе Зональное (райцентр Алтайского края), куда это дело попало в момент её проживания в этом районе. А ещё – открытие мемориала погибшим землякам Чановского района, сооружённого в рабочем посёлке Чаны к сорокалетию Победы, то есть, в 1985 году, на открытии которого удалось побывать. На его стелу нанесено и имя моего отца. В извещении на имя матери сообщалось: «Ваш муж Иван Тихонович, красноармеец, уроженец Н.С.О., ст. Чаны в бою за Социалистическую Родину, верный воинской присяге, проявив геройство и мужество, был убит 15/12–41г. Похоронен под деревней Кожухово Тульской области». И подпись: «Чановский рай. воен. комиссар, политрук Белов».
Как отец туда попал, в какой части воевал, какая у него была военная специальность, при каких обстоятельствах погиб – ни слова! А мне хотелось знать всё! И я стал искать… Перечитывал тома истории Великой Отечественной войны, мемуары её участников, искал живых свидетелей Московской битвы. Выяснив, что деревня Кожухово находится на территории Плавского района Тульской области, взял отпуск и вместе с супругой и дочерью-школьницей поехал туда. В райцентре, старинном городке Плавске нам старались помочь, чем могли. Горячее участие в наших поисках принял местный краевед, участник Великой Отечественной войны Алексей Кузьмич Степанов. А редактор районной газеты «Путь к коммунизму», поэт-фронтовик Николай Павлович Акулиничев напечатал заметку о цели нашего приезда. Позднее я узнал, что на стелу городского мемориала, посвящённого памяти погибших в Великую Отечественную войну, занесено имя моего отца, о чём уважительно сообщила администрация комбината коммунальных предприятий Плавского района. Однако по ходу разысканий оказалось, что на дату гибели отца Плавский район ещё не был освобождён от немцев, а, значит, и здешняя деревня Кожухово «не та деревня»! Это стали подтверждать в своих письмах жители Щёкинского района после моего обращения за помощью в Тульскую областную газету «Коммунар». С одним из щёкинских краеведов Виктором Николаевичем Николаевым завязалась интенсивная переписка. Казалось, поиск зашёл в тупик. И вдруг я вспомнил рассказ бабушки о том, что односельчанин и однополчанин отца «Кеша Абаскалов» будто бы был свидетелем его гибели. И я загорелся надеждой встретить живого свидетеля последних отцовских военных дней. Я поехал в село Красноселье Чановского района, Новосибирской области, туда, где наша семья жила до войны, и откуда, как я полагал, отец ушёл на фронт. И опоздал… Иннокентий Иванович Абаскалов умер за несколько лет до моего приезда. Его жена (уже вторая) встретила меня насторожённо, даже не пригласила в дом. Вынесла какую-то справку о ранении мужа – всё, мол, что от него осталось, и на этом мы распрощались. Но, видимо, провидение вело меня к цели. Года через полтора-два задумал осуществить давнюю мечту: побывать на родине отца в селе Венгерово той же Новосибирской области, встретиться там с моим вторым дедом, то есть, его отцом, с которым никогда не виделись. А попутно поклониться могиле матери в Чанах и ещё раз заглянуть в Красноселье – родину моего раннего детства. И – о, счастье! – видимо, присутствие моей самой близкой тётушки Шуры, младшей сестры матери, вызвало доверие вдовы Иннокентия Абаскалова, с которой я решил вновь встретиться. В этот раз она не только пригласила в дом, но и разложила перед нами и документы, и награды мужа-фронтовика. И самое главное – его военный билет! Так я узнал номер отцовской дивизии – отправную точку дальнейшего поиска. И стал выяснять всё, что связано с этой дивизией. Прежде всего оказалось, что эта 413-я дивизия входила в состав 50-й, а не 10-й армии, освобождавшей Плавский район в декабре сорок первого года, и, значит, действительно та, «плавская» деревня Кожухово не имеет отношения к месту захоронения отца. А вот в Щёкинском районе есть деревня с похожим названием – Малая Кожуховка. И как раз за неё в середине декабря дивизия отца вела бой. Это подтверждали все что-либо знавшие об этом местные жители. Но хотелось и документальных подтверждений. С помощью Юргинского районного комитета партии и Кемеровского отделения Союза журналистов СССР (в те годы я работал в газете) добился права продолжить свои поиски в Центральном архиве Министерства обороны. Взяв отпуск без содержания, уехал в Подольск, и две недели читал, делал выписки из архивных дел 413-й стрелковой дивизии. Да, чуть ранее на мою просьбу – откликнуться – опубликованную в газете «Советская Сибирь» (Новосибирск), к большой моей радости получил письмо от однополчанина отца из села Белово Барабинского района Новосибирской области Александра Фёдоровича Кудрявцева, бывшего шофёра 350-го медсанбата 413-й дивизии. Так я узнал часть, в которую отец был определён при формировании соединения на Дальнем Востоке. То есть, после мобилизации путь отца пролёг первоначально не на запад, а на восток! Однако в момент гибели отец, по словам Александра Фёдоровича, находился уже в другой, строевой части – какой, он не помнил. Итак, после нескольких лет поисков я уже знал дату смерти отца, название его фронта (вначале Брянский, затем Западный), номера армии и дивизии, первоначальную часть (Отдельный медико-санитарный батальон), где отец служил шофёром санитарной машины. Оставалось узнать: в какую строевую часть он был переведён перед гибелью и где его могила. Работая в архиве, я узнал много интересного о славных делах дивизии отца. К сожалению, о 350-м медсанбате в найденных документах говорилось очень скупо. Но… провидение меня вело! Уже подходил к концу срок моей работы в архиве. Уже я отчаялся найти желаемое. Как вдруг, знакомясь с документами одного из стрелковых полков – 1320-го – читаю приказ его командира о зачислении группы бойцов медсанбата, переведённых в этот полк. Читаю и среди десятков фамилий нахожу… фамилию моего отца!
Бессмертный полк
А затем вновь была работа, уже «домашняя»: анализ вновь найденных архивных документов, переписка с моими добровольными помощниками. Из города Щёкина – с Аркадием Андреевичем Кузнецовым и Виктором Николаевичем Николаевым, с которым мы даже встретились и который показал мне достопримечательности своей малой родины, о чём можно было бы написать отдельно. Из города Советска (бывший посёлок Болохово) с Лидией Васильевной Никитиной. Из села Ломинцево с Виктором Михайловичем Бондаревым. И документы, и, как сказано выше, воспоминания местных жителей, говорили об одном: на дату середины декабря сорок первого года под деревней Малая Кожуховка (кстати, именно так, в извещении о смерти отца явная неточность названия населённого пункта) произошёл сильный ночной бой с участием атакующих частей дивизии сибиряков, нацеленных на ближайшее большое село Ломинцево и далее на Щёкино и Ясную Поляну. Я уже много узнал о дивизии отца. Я нашёл ту деревню, под которой прогремел его последний бой. Но хотелось найти могилу, тот бугорок тульской земли, где он спит вечным сном, и которому хотелось поклониться. Правда, воинская могила вблизи Малой Кожуховки есть. Это братская могила на краю старинного села Ломинцево, где покоятся останки бойцов и командиров, имена которых никто не знает. Местные жители вспоминают, что разведгруппа Красной Армии попала под сильный артиллерийско-миномётный огонь немцев и около двух десятков из них погибло. Из письма Аркадия Андреевича Кузнецова, которому тогда было 13 лет: «Бой был жестокий… За деревню Кожуховку. Всех погибших я видел своими глазами, они лежали в радиусе 50 – 100 метров. Многие остались в памяти, в какой позе они лежали…» По каким-то причинам погибшие сразу не были захоронены. А весной возвращавшиеся в сожжённую деревню жители обнаружили их тела в одном из погребов. Зима сорок первого-сорок второго года выдалась снежной, и, когда снег растаял, тела погибших оказались в воде. Некоторые из них были почему-то полураздеты. Решением местных властей тела найденных погибших бойцов, а также захороненных в окрестностях, перевезли на кладбище села Ломинцева. Из письма Лидии Васильевны Никитиной: «Хоронили их все жители нашего села и ближайших деревень, плачь женщин раздавался, наверно, за километры, ведь у всех кто-то да был на войне…». В 1956-м году, наверно, в связи с десятилетием освобождения области от немецко-фашистских оккупантов, захоронение воинов было перенесено в другое место, и над братской могилой установлен памятник: статуя солдата с автоматом. Тогда же на постаменте появилась медная пластинка с надписью: «Здесь захоронены останки воинов Советской армии, погибшие в боях с немецко-фашистскими захватчиками в декабре 1941 года на территории Ломинцевского сельсовета Щёкинского района, Тульской области. Один офицер и 25 человек сержантского и рядового состава, фамилии которых не установлены…» Ещё там было сказано, что братская могила сооружена в августе 1956 года трестом «Щёкинуголь». В 1972 году эта пластинка почему-то была перенесена на тыльную сторону памятника, а на лицевой появилась другая, которая утверждает, что в могиле «похоронены бойцы и командиры 31-й кавалерийской дивизии». Надпись эта, как я выяснил, основана не на документах, а на «легенде» Тульского облвоенкомата. Почему – военком ответить не смог. Предполагаю: «легенда» сотворена по инициативе ветеранов 31-й кавдивизии, в те, декабрьские дни сорок первого бывшей соседом 413-й стрелковой. Соседом дивизии отца в те дни, судя по документам, был и 156-й полк НКВД, входивший в оперативное подчинение 413-й. …Так считать мне или не считать эту братскую могилу могилой моего отца, шофёра 350-го медсанбата, а затем бойца 1320-го стрелкового полка той же дивизии? Все, добытые мною сведения за годы поиска сводятся к одному: да, считать! Здесь вместе с ним покоятся бойцы его и других полков, которых в День Памяти и День Победы приходят почтить мои соотечественники – жители тульских деревень. Все они – рядовые и командиры – воины того Бессмертного полка, который будет жить среди нас до тех пор, пока его хранит от забвения наша благодарная Память. И становится грустно, когда эту память пытаются сломать, осквернить. После того, как в газете «Советская Россия» был опубликован мой очерк «Письмо к отцу», я получил ещё одно письмо от Виктора Михайловича Бондарева из Ломинцева. В нём он с негодованием сообщал: медная табличка на памятнике братской воинской могилы сорвана неизвестным негодяем. «Вероятно, она пошла в металлолом», – с горечью заключает он. И я вспомнил рассказ в присланном мне письме его землячки Лидии Васильевны Никитиной о пойманном в их селе старосте, когда из села прогнали немцев. У этого фашистского холуя нашли список односельчан, подлежащих передачи в руки карателей. Так вот, тот нынешний сукин сын, осквернивший памятник нашим погибшим воинам, сродни тому старосте – прихвостню фашистов. И причины проявленной подлости – одна к одному. Первая проявилась благодаря временно установленному фашистскому режиму. Вторая – благодаря нынешнему антинародному и – тоже! – антисоветскому. Как ни грустно сознавать, честь, верность Родине и подлость, предательство живут рядом. И проявляются в соответствующий им день и час. Тульский партизан, шестнадцатилетний мальчишка Шура Чекалин из Лихвина взошёл на эшафот, не покорившись врагу. А его соотечественник, произведённый оккупантами в сельские старосты, стал ревностно служить гитлеровцам. Патриот-коммунист Армен Бениаминов, не страшась репрессий нынешнего российского режима, в день годовщины Великого Октября сорвал над Госдумой трёхцветный «власовский» флаг и вместо него водрузил советский – красный, с серпом и молотом. А негодяй-мародёр надругался над народной святыней – памятником воинам, отдавшим жизнь за Родину и, может быть, спасших его подленькое существование. Иногда услышишь (прочтёшь) сокрушённо-негодующее ещё живущих с нами рядом фронтовиков: «За что воевали?!» И в самом деле… Кучка негодяев-антисоветчиков ничуть не лучше того, кто сорвал табличку с памятника, те, кто со всех трибун клялись в верности Ленину и Сталину, придя к власти, стали методично разрушать всё, на что потрачено столько сил и времени нескольких поколений, во имя чего принесено столько жертв, перенесено столько страданий! Случись чудо! Услышь их, поседевших ветеранов, доживших до этих окаянных дней, товарищи по оружию, восстань из праха во всём своём боевом величии самые храбрые, принесшие жизни на алтарь Победы, жрецам нынешнего режима мало бы не показалось…
В громе и сиянии победных залпов сорок пятого года мне видятся отблески орудийных вспышек сорок первого, слышатся команды охрипших голосов командиров батарей и отчаянное «Ура!» поднявшихся, может, в свою последнюю смертельную атаку бойцов сибирских полков. Минуло столько лет с той снежной морозной осени и начала зимы сорок первого года, когда мои земляки, воины бессмертной 413-й стрелковой, встали на пути врага. И в этой схватке не на жизнь, а на смерть тысячи бойцов и командиров сложили головы.
Словно сквозь пелену тумана проступают друг за другом родные русские лица – одухотворённые величием подвига, ещё не искажённые болью последнего боя. Лица командиров и бойцов живущего в нашей памяти Бессмертного полка. И вместе с ними сквозь пелену туманной дымки проступают их имена. Много имён! И все они достойны быть названы: Подполковник Корнеев – командир 1322 стрелкового полка. Комиссар Киселёв – комиссар 1322 стрелкового полка. Капитан Тищенко – командир 1324 стрелкового полка. Капитан Смолюховский – начальник штаба 1324 стрелкового полка. Капитан Костюк – командир 2-го батальона 1324 стрелкового полка. Майор Ключников – командир 1320 стрелкового полка. Младший лейтенант Постовой – командир артиллерийского взвода. Политрук Коровин – комиссар батареи. Сержант Бережной – командир орудия. Младший лейтенант Витковский – командир истребительно-диверсионной группы штаба 413-й стрелковой дивизии.
Котелин Михаил Степанович, 1909 г.р., убит Х1-41г.
Михайлов Андрей Кузьмич, 1906 г.р., убит Х1-41г.
Усольцев Михаил Александрович, 1908 г.р. (данных о дате, месте гибели и захоронения нет).
Савченко Андрей Петрович, 1912 г.р., 10.Х1.41г., пропал без вести.
Подолянченко Сергей Антонович, 1909 г.р., убит Х-41г.
Зеленков Виктор Иванович, 1921 г.р., пропал без вести.
Петров Алексей Степанович, 1908 г.р., пропал без вести.
Варченко Василий Денисович, 1909 г.р., пропал без вести.
Шепчук Пётр Владимирович, 1918 г.р., пропал без вести.
Васильев Иван Ефимович, 1910 г.р., пропал без вести Х1-41г.
Васильев Андрей Петрович, 1907 г.р., пропал без вести Х1-41г.
………………………………………………………………………………………………………… В глубокой скорби голову склонив, стою над безымянною могилой… О, русская земля, обереги покой сынов своих, уснувших после битвы. Их вечный сон да не нарушит голос незваных недругов. Да будет им отныне и на века наградой тишина лесов твоих, лугов твоих и пашен. И вечная потомков благодарность. Да множатся их славные дела! Да обойдёт их труд дурная слава! А добрая не будет знать границ. Они передадут из уст в уста былинную трагическую повесть о том, как в битве за святую Русь сражались воины земли Сибирской, пришедшие за тридевять земель в край пращуров в тот страшный день и час. И в схватке с ворогом, не на живот, а насмерть, не выдали захватчикам Москвы. В глубокой скорби голову склонив, стою над безымянною могилой
г. Юрга
Видимо, у каждого с годами приходит особый, ни на что не похожий, возраст любви, той любви, о которой очень точно сказал Пушкин: «Два чувства дивно близки нам – В них обретает сердце пищу: «Любовь к родному пепелищу, Любовь к отеческим гробам».
С годами мне невыносимо и беспощадно захотелось узнать военную судьбу отца, отца, которого я, по правде говоря, не помню: так, отдельные проблески воспоминаний. Да и что я могу помнить? Мне едва исполнилось три года, когда отец ушёл на фронт. Ушёл, чтобы не вернуться. И вот я решил узнать о нём: в каких краях воевал, как погиб, где похоронен… Но как? Всё наше «семейное имущество», после того, как в начале войны погиб отец, а по её окончании ушла из жизни мать, и мы, трое детей – два брата и сестра – оказались в детском доме, рассыпалось. Слава богу, в тот момент ещё жива была бабушка – мать нашей матери. Она и сохранила кой-какие семейные реликвии, прежде всего, фотографии: отца, матери, деда (мужа бабушки), наши детские, да одно-два коротеньких письма девятнадцатилетнего дяди Шуры, тоже погибшего на войне. И всё-таки я стал искать. Толчок к этому дал маленький, пожелтевший от времени бумажный листок – извещение о смерти отца, случайно (а, может, нет?!) найденный «за тридевять земель» в пенсионном деле бабушки в селе Зональное (райцентр Алтайского края), куда это дело попало в момент её проживания в этом районе. А ещё – открытие мемориала погибшим землякам Чановского района, сооружённого в рабочем посёлке Чаны к сорокалетию Победы, то есть, в 1985 году, на открытии которого удалось побывать. На его стелу нанесено и имя моего отца. В извещении на имя матери сообщалось: «Ваш муж Иван Тихонович, красноармеец, уроженец Н.С.О., ст. Чаны в бою за Социалистическую Родину, верный воинской присяге, проявив геройство и мужество, был убит 15/12–41г. Похоронен под деревней Кожухово Тульской области». И подпись: «Чановский рай. воен. комиссар, политрук Белов».
Как отец туда попал, в какой части воевал, какая у него была военная специальность, при каких обстоятельствах погиб – ни слова! А мне хотелось знать всё! И я стал искать… Перечитывал тома истории Великой Отечественной войны, мемуары её участников, искал живых свидетелей Московской битвы. Выяснив, что деревня Кожухово находится на территории Плавского района Тульской области, взял отпуск и вместе с супругой и дочерью-школьницей поехал туда. В райцентре, старинном городке Плавске нам старались помочь, чем могли. Горячее участие в наших поисках принял местный краевед, участник Великой Отечественной войны Алексей Кузьмич Степанов. А редактор районной газеты «Путь к коммунизму», поэт-фронтовик Николай Павлович Акулиничев напечатал заметку о цели нашего приезда. Позднее я узнал, что на стелу городского мемориала, посвящённого памяти погибших в Великую Отечественную войну, занесено имя моего отца, о чём уважительно сообщила администрация комбината коммунальных предприятий Плавского района. Однако по ходу разысканий оказалось, что на дату гибели отца Плавский район ещё не был освобождён от немцев, а, значит, и здешняя деревня Кожухово «не та деревня»! Это стали подтверждать в своих письмах жители Щёкинского района после моего обращения за помощью в Тульскую областную газету «Коммунар». С одним из щёкинских краеведов Виктором Николаевичем Николаевым завязалась интенсивная переписка. Казалось, поиск зашёл в тупик. И вдруг я вспомнил рассказ бабушки о том, что односельчанин и однополчанин отца «Кеша Абаскалов» будто бы был свидетелем его гибели. И я загорелся надеждой встретить живого свидетеля последних отцовских военных дней. Я поехал в село Красноселье Чановского района, Новосибирской области, туда, где наша семья жила до войны, и откуда, как я полагал, отец ушёл на фронт. И опоздал… Иннокентий Иванович Абаскалов умер за несколько лет до моего приезда. Его жена (уже вторая) встретила меня насторожённо, даже не пригласила в дом. Вынесла какую-то справку о ранении мужа – всё, мол, что от него осталось, и на этом мы распрощались. Но, видимо, провидение вело меня к цели. Года через полтора-два задумал осуществить давнюю мечту: побывать на родине отца в селе Венгерово той же Новосибирской области, встретиться там с моим вторым дедом, то есть, его отцом, с которым никогда не виделись. А попутно поклониться могиле матери в Чанах и ещё раз заглянуть в Красноселье – родину моего раннего детства. И – о, счастье! – видимо, присутствие моей самой близкой тётушки Шуры, младшей сестры матери, вызвало доверие вдовы Иннокентия Абаскалова, с которой я решил вновь встретиться. В этот раз она не только пригласила в дом, но и разложила перед нами и документы, и награды мужа-фронтовика. И самое главное – его военный билет! Так я узнал номер отцовской дивизии – отправную точку дальнейшего поиска. И стал выяснять всё, что связано с этой дивизией. Прежде всего оказалось, что эта 413-я дивизия входила в состав 50-й, а не 10-й армии, освобождавшей Плавский район в декабре сорок первого года, и, значит, действительно та, «плавская» деревня Кожухово не имеет отношения к месту захоронения отца. А вот в Щёкинском районе есть деревня с похожим названием – Малая Кожуховка. И как раз за неё в середине декабря дивизия отца вела бой. Это подтверждали все что-либо знавшие об этом местные жители. Но хотелось и документальных подтверждений. С помощью Юргинского районного комитета партии и Кемеровского отделения Союза журналистов СССР (в те годы я работал в газете) добился права продолжить свои поиски в Центральном архиве Министерства обороны. Взяв отпуск без содержания, уехал в Подольск, и две недели читал, делал выписки из архивных дел 413-й стрелковой дивизии. Да, чуть ранее на мою просьбу – откликнуться – опубликованную в газете «Советская Сибирь» (Новосибирск), к большой моей радости получил письмо от однополчанина отца из села Белово Барабинского района Новосибирской области Александра Фёдоровича Кудрявцева, бывшего шофёра 350-го медсанбата 413-й дивизии. Так я узнал часть, в которую отец был определён при формировании соединения на Дальнем Востоке. То есть, после мобилизации путь отца пролёг первоначально не на запад, а на восток! Однако в момент гибели отец, по словам Александра Фёдоровича, находился уже в другой, строевой части – какой, он не помнил. Итак, после нескольких лет поисков я уже знал дату смерти отца, название его фронта (вначале Брянский, затем Западный), номера армии и дивизии, первоначальную часть (Отдельный медико-санитарный батальон), где отец служил шофёром санитарной машины. Оставалось узнать: в какую строевую часть он был переведён перед гибелью и где его могила. Работая в архиве, я узнал много интересного о славных делах дивизии отца. К сожалению, о 350-м медсанбате в найденных документах говорилось очень скупо. Но… провидение меня вело! Уже подходил к концу срок моей работы в архиве. Уже я отчаялся найти желаемое. Как вдруг, знакомясь с документами одного из стрелковых полков – 1320-го – читаю приказ его командира о зачислении группы бойцов медсанбата, переведённых в этот полк. Читаю и среди десятков фамилий нахожу… фамилию моего отца!
Бессмертный полк
А затем вновь была работа, уже «домашняя»: анализ вновь найденных архивных документов, переписка с моими добровольными помощниками. Из города Щёкина – с Аркадием Андреевичем Кузнецовым и Виктором Николаевичем Николаевым, с которым мы даже встретились и который показал мне достопримечательности своей малой родины, о чём можно было бы написать отдельно. Из города Советска (бывший посёлок Болохово) с Лидией Васильевной Никитиной. Из села Ломинцево с Виктором Михайловичем Бондаревым. И документы, и, как сказано выше, воспоминания местных жителей, говорили об одном: на дату середины декабря сорок первого года под деревней Малая Кожуховка (кстати, именно так, в извещении о смерти отца явная неточность названия населённого пункта) произошёл сильный ночной бой с участием атакующих частей дивизии сибиряков, нацеленных на ближайшее большое село Ломинцево и далее на Щёкино и Ясную Поляну. Я уже много узнал о дивизии отца. Я нашёл ту деревню, под которой прогремел его последний бой. Но хотелось найти могилу, тот бугорок тульской земли, где он спит вечным сном, и которому хотелось поклониться. Правда, воинская могила вблизи Малой Кожуховки есть. Это братская могила на краю старинного села Ломинцево, где покоятся останки бойцов и командиров, имена которых никто не знает. Местные жители вспоминают, что разведгруппа Красной Армии попала под сильный артиллерийско-миномётный огонь немцев и около двух десятков из них погибло. Из письма Аркадия Андреевича Кузнецова, которому тогда было 13 лет: «Бой был жестокий… За деревню Кожуховку. Всех погибших я видел своими глазами, они лежали в радиусе 50 – 100 метров. Многие остались в памяти, в какой позе они лежали…» По каким-то причинам погибшие сразу не были захоронены. А весной возвращавшиеся в сожжённую деревню жители обнаружили их тела в одном из погребов. Зима сорок первого-сорок второго года выдалась снежной, и, когда снег растаял, тела погибших оказались в воде. Некоторые из них были почему-то полураздеты. Решением местных властей тела найденных погибших бойцов, а также захороненных в окрестностях, перевезли на кладбище села Ломинцева. Из письма Лидии Васильевны Никитиной: «Хоронили их все жители нашего села и ближайших деревень, плачь женщин раздавался, наверно, за километры, ведь у всех кто-то да был на войне…». В 1956-м году, наверно, в связи с десятилетием освобождения области от немецко-фашистских оккупантов, захоронение воинов было перенесено в другое место, и над братской могилой установлен памятник: статуя солдата с автоматом. Тогда же на постаменте появилась медная пластинка с надписью: «Здесь захоронены останки воинов Советской армии, погибшие в боях с немецко-фашистскими захватчиками в декабре 1941 года на территории Ломинцевского сельсовета Щёкинского района, Тульской области. Один офицер и 25 человек сержантского и рядового состава, фамилии которых не установлены…» Ещё там было сказано, что братская могила сооружена в августе 1956 года трестом «Щёкинуголь». В 1972 году эта пластинка почему-то была перенесена на тыльную сторону памятника, а на лицевой появилась другая, которая утверждает, что в могиле «похоронены бойцы и командиры 31-й кавалерийской дивизии». Надпись эта, как я выяснил, основана не на документах, а на «легенде» Тульского облвоенкомата. Почему – военком ответить не смог. Предполагаю: «легенда» сотворена по инициативе ветеранов 31-й кавдивизии, в те, декабрьские дни сорок первого бывшей соседом 413-й стрелковой. Соседом дивизии отца в те дни, судя по документам, был и 156-й полк НКВД, входивший в оперативное подчинение 413-й. …Так считать мне или не считать эту братскую могилу могилой моего отца, шофёра 350-го медсанбата, а затем бойца 1320-го стрелкового полка той же дивизии? Все, добытые мною сведения за годы поиска сводятся к одному: да, считать! Здесь вместе с ним покоятся бойцы его и других полков, которых в День Памяти и День Победы приходят почтить мои соотечественники – жители тульских деревень. Все они – рядовые и командиры – воины того Бессмертного полка, который будет жить среди нас до тех пор, пока его хранит от забвения наша благодарная Память. И становится грустно, когда эту память пытаются сломать, осквернить. После того, как в газете «Советская Россия» был опубликован мой очерк «Письмо к отцу», я получил ещё одно письмо от Виктора Михайловича Бондарева из Ломинцева. В нём он с негодованием сообщал: медная табличка на памятнике братской воинской могилы сорвана неизвестным негодяем. «Вероятно, она пошла в металлолом», – с горечью заключает он. И я вспомнил рассказ в присланном мне письме его землячки Лидии Васильевны Никитиной о пойманном в их селе старосте, когда из села прогнали немцев. У этого фашистского холуя нашли список односельчан, подлежащих передачи в руки карателей. Так вот, тот нынешний сукин сын, осквернивший памятник нашим погибшим воинам, сродни тому старосте – прихвостню фашистов. И причины проявленной подлости – одна к одному. Первая проявилась благодаря временно установленному фашистскому режиму. Вторая – благодаря нынешнему антинародному и – тоже! – антисоветскому. Как ни грустно сознавать, честь, верность Родине и подлость, предательство живут рядом. И проявляются в соответствующий им день и час. Тульский партизан, шестнадцатилетний мальчишка Шура Чекалин из Лихвина взошёл на эшафот, не покорившись врагу. А его соотечественник, произведённый оккупантами в сельские старосты, стал ревностно служить гитлеровцам. Патриот-коммунист Армен Бениаминов, не страшась репрессий нынешнего российского режима, в день годовщины Великого Октября сорвал над Госдумой трёхцветный «власовский» флаг и вместо него водрузил советский – красный, с серпом и молотом. А негодяй-мародёр надругался над народной святыней – памятником воинам, отдавшим жизнь за Родину и, может быть, спасших его подленькое существование. Иногда услышишь (прочтёшь) сокрушённо-негодующее ещё живущих с нами рядом фронтовиков: «За что воевали?!» И в самом деле… Кучка негодяев-антисоветчиков ничуть не лучше того, кто сорвал табличку с памятника, те, кто со всех трибун клялись в верности Ленину и Сталину, придя к власти, стали методично разрушать всё, на что потрачено столько сил и времени нескольких поколений, во имя чего принесено столько жертв, перенесено столько страданий! Случись чудо! Услышь их, поседевших ветеранов, доживших до этих окаянных дней, товарищи по оружию, восстань из праха во всём своём боевом величии самые храбрые, принесшие жизни на алтарь Победы, жрецам нынешнего режима мало бы не показалось…
В громе и сиянии победных залпов сорок пятого года мне видятся отблески орудийных вспышек сорок первого, слышатся команды охрипших голосов командиров батарей и отчаянное «Ура!» поднявшихся, может, в свою последнюю смертельную атаку бойцов сибирских полков. Минуло столько лет с той снежной морозной осени и начала зимы сорок первого года, когда мои земляки, воины бессмертной 413-й стрелковой, встали на пути врага. И в этой схватке не на жизнь, а на смерть тысячи бойцов и командиров сложили головы.
Словно сквозь пелену тумана проступают друг за другом родные русские лица – одухотворённые величием подвига, ещё не искажённые болью последнего боя. Лица командиров и бойцов живущего в нашей памяти Бессмертного полка. И вместе с ними сквозь пелену туманной дымки проступают их имена. Много имён! И все они достойны быть названы: Подполковник Корнеев – командир 1322 стрелкового полка. Комиссар Киселёв – комиссар 1322 стрелкового полка. Капитан Тищенко – командир 1324 стрелкового полка. Капитан Смолюховский – начальник штаба 1324 стрелкового полка. Капитан Костюк – командир 2-го батальона 1324 стрелкового полка. Майор Ключников – командир 1320 стрелкового полка. Младший лейтенант Постовой – командир артиллерийского взвода. Политрук Коровин – комиссар батареи. Сержант Бережной – командир орудия. Младший лейтенант Витковский – командир истребительно-диверсионной группы штаба 413-й стрелковой дивизии.
Котелин Михаил Степанович, 1909 г.р., убит Х1-41г.
Михайлов Андрей Кузьмич, 1906 г.р., убит Х1-41г.
Усольцев Михаил Александрович, 1908 г.р. (данных о дате, месте гибели и захоронения нет).
Савченко Андрей Петрович, 1912 г.р., 10.Х1.41г., пропал без вести.
Подолянченко Сергей Антонович, 1909 г.р., убит Х-41г.
Зеленков Виктор Иванович, 1921 г.р., пропал без вести.
Петров Алексей Степанович, 1908 г.р., пропал без вести.
Варченко Василий Денисович, 1909 г.р., пропал без вести.
Шепчук Пётр Владимирович, 1918 г.р., пропал без вести.
Васильев Иван Ефимович, 1910 г.р., пропал без вести Х1-41г.
Васильев Андрей Петрович, 1907 г.р., пропал без вести Х1-41г.
………………………………………………………………………………………………………… В глубокой скорби голову склонив, стою над безымянною могилой… О, русская земля, обереги покой сынов своих, уснувших после битвы. Их вечный сон да не нарушит голос незваных недругов. Да будет им отныне и на века наградой тишина лесов твоих, лугов твоих и пашен. И вечная потомков благодарность. Да множатся их славные дела! Да обойдёт их труд дурная слава! А добрая не будет знать границ. Они передадут из уст в уста былинную трагическую повесть о том, как в битве за святую Русь сражались воины земли Сибирской, пришедшие за тридевять земель в край пращуров в тот страшный день и час. И в схватке с ворогом, не на живот, а насмерть, не выдали захватчикам Москвы. В глубокой скорби голову склонив, стою над безымянною могилой
г. Юрга
Назад |