Иначе, почему он рисует квадратное дерево, квадратные дороги? Его квадратная птица совсем не напоминает синиц, которых бабушка Таня кормит на балконе.
В возрасте Данилки любила рисовать птиц его мама. Рисовала коней, рыб в реке, деревья и цветы. В сочинении о древнерусском сказителе Бояне она написала: «Природа для него – не просто деревья, травы, звери. Природа для него – главное существо, живущее и чувствующее наравне с человеком…».
Где-то на столике в соседстве с прочитанными и непрочитанными книгами Данилки, с коробкой детского конструктора можно найти тетрадки с другими школьными сочинениями мамы Кати.
Сочинения про Онегина с Татьяной, про Раскольникова, а еще я прочла ее рассуждение о времени, когда Грибоедовым было написано «Горе от ума».
«…К концу XVIII, в начале XIX века в России сложилась такая обстановка, при которой два века: «век нынешний» и «век минувший» существовали как бы параллельно. Один еще не кончился, а другой начался и постепенно «подминал» под себя старый.
Конфликт между «веком нынешним» и «веком минувшим» актуален и в нынешней России по-прежнему…».
Данила родился в веке нынешнем.
Мама Катя родилась в конце минувшего века, бабушка Таня – в середине его, а я – в далеких тридцатых.
… Вспоминается, а с возрастом все чаще, уральская зима 1942-го года.
Так же изукрашены морозными узорами окна деревенской избы. Эвакуированные из осажденного немцами Брянска, мы с бабушкой, которую тоже звали Татьяной, живем в Уральском селе Сылва.
В один из зимних вечеров, когда мы грелись на большой лежанке русской печки, бабушка читала мне стихи, которые выучила в церковно-приходской школе.
«Куда ты завел нас? Не видно ни зги, –
Сусанину с сердцем вскричали враги.–
Мы вязнем, мы тонем в сугробинах снега,
Знать, нам не добраться с тобой до ночлега».
Бабушка объясняла: Иван Сусанин – герой. А что это значит? Враги заставили его быть проводником, а этот крестьянин завел их в непроходимые дебри. Ведь знал, что они его убьют, и они убили его, но он отдал свою жизнь, чтобы жили такие дети, как и я.
Мне пять лет. Я начинаю понимать, что и мои родители-фронтовики, рискуя жизнью, спасают всех нас.
Когда мы вернулись в освобожденный от немцев Брянск, я узнала о брянских партизанах, увидела в газете снимок юной героини с петлей на шее, которую звали так же, как меня.
В начальных классах школы – «идем мы в смертный бой за честь родной страны» – хором пели мы про артиллеристов, которым «Сталин дал приказ».
И вот, учась в Ленинградском университете, пытаюсь осмыслить суть хрущевского разоблачения культа личности Сталина. А ведь я видела слезы отца в день смерти вождя, и мама приносила цветы на его могилу у мавзолея.
О том, что Хрущев был среди активных расстрельщиков-репрессантов все узнают гораздо позже. И, несмотря на то, что Сталина назвал преступником сам президент Медведев, народ в телепроекте, посвященном имени-символу России, назовет наряду с Александром Невским имя Сталина.
Поворачиваясь всякий раз за новым обличителем деятелей русской истории, легко стать флюгером-перевертышем. И счастье, что в жизненных передрягах голосом правды вдруг заговорят в нас генетически заложенные еще с досусанинских времен наследственные принципы.
В 93-м, едва в Москве был спущен красный флаг Советской державы, а Ельцин поспешил доложить американскому президенту об уничтожении Советской власти, на севере Таджикистана еще толком не успевшего расстаться со статусом советской республики, русские и таджики 112-й пограничной заставы вступили в бой с бандой моджахедов. Бой длился более десяти часов. Большая часть солдат погибла.
В 2013-м оставшиеся в живых бойцы были приглашены в теле- программу Аркадия Мамонтова «Специальный корреспондент». Им сказали: «Спасибо за подвиг, но что же вы защищали тогда, ребята?».
И они ответили: «Мы Родину защищали, именно Родину».
Участникам передачи было трудно понять, как можно сражаться и умирать за землю, переставшую быть твоей. А они не могли, не хотели принять перелицованную ельциноидами правду, ведь это были внуки тех, кто воевал, кто сложил голову в годы Великой Отечественной.
XI.
«…Тяжко нам, фронтовикам, видеть, как свои – своих», – писала мама из Брянска, спустя неделю после расстрела российского парламента, а в следующем письме: «С первого числа увеличивают стоимость переговоров, новая рана для нас. Сколько же можно разъединять людей! Больно видеть, как доходит до кровопролитья. Помню ликбез в Чите. С седьмого класса мы стали «учителями». А мои одноклассники были русские, буряты, монголы, корейцы, китайцы, украинцы. Разве мы бы выдержали войну, если б каждый отстаивал только свое?»
…Поезд идет транзитом. На станции задержится пару минут. Опаздываю. Бегу, чтобы увидеть маму. Мама едет в 41-м вагоне.
Это сон. Но в 41-м отец и мама ушли на фронт. Моя поспешность, перрон, поезд, 41-й вагон – образы запавшей в детскую душу тревоги в дни бомбежек Брянска, прощания с родителями, эвакуации.
Родителей нет в живых. К счастью не узнали они о кощунствах в адрес Советской армии, о либеральных байках: Великая Отечественная – всего лишь столкновение двух тоталитарных систем, а Сталин – такой же тиран, как Гитлер. И о том, как в интернете на всеобщее обозрение появилось фото школьников, вскидывающих руку вперед жестом немецких нацистов – «Хайль!»
Двадцать миллионов погибших за нас и наше будущее, а их правнуки салютуют фашизму!
Да ведь эти кощунства с лихвой достаются и живым ветеранам.
К одному из них, Евгению Тимофеевичу Шабалову подходят подростки. Офицерская форма – повод задать вопрос, который приводит в шок: «Скажите, только по-честному; кто победил в войне – мы или американцы?».
Молодым, заменившим книгу на интернет, изучающим историю страны по учебникам сомнительного, мягко говоря, качества, либеральное сообщество заодно с западными «друзьями» упорно внушает: необходимо каяться за все, что было в стране с 17-го года. И наши ребята порой отрекаются от своих корней так же запросто, как в свое время отреклось старшее поколение от имени города-героя-Сталинграда.
XII.
С удивительной душевной глубиной кузбасский парень Дмитрий Сороченков исполнял на вокальном конкурсе музыкальную балладу о казаке.
Бывший подъесаул после Первой Мировой отправляется на гражданскую. Отец не дает благословения будущему командарму. С кем воюешь, сынок? За народ или с народом?
К национальной трагедии 20-х годов мне довелось обратиться в 1965 году, когда снимался телефильм о гражданской войне в Кузбассе.
Собирать материал к сценарию мне помогал муж. И, наверное, уже в те дни он задумал повесть, в которой главным был все тот же фактически неразрешимый вопрос: за народ или против народа?
Я переписывалась с командиром отряда красных партизан Иваном Илларионовичем Бойко. Геннадий встречался и записывал рассказ 69-летнего шахтера бывшего красногвардейца Александра Николаевича Орехова:
«…– Советы в деревнях еще слабые были. Одни большевикам сочувствовали, другие: «Белы да красны дерутся, а нам какое дело?» Проскаков? Да этот же – пролетарий. Скажет: «Ты что, Ванька? Ты за кого? Власть чья? Твоя, моя, наша. Ты что, против меня? Против Сашки?..».
В ту пору еще живы были иные из участников революционных событий на Кольчугинском руднике и в окрестностях Кольчугина, нынешнего Ленинска – Кузнецкого, и я встречалась со свидетелями создания первых красногвардейских отрядов из числа добровольцев – горнорабочих. С дочерью шахтера – красногвардейца Семена Проскакова, выжившего после расстрела, побывала у братской могилы расстрелянных колчаковскими карателями, познакомилась со старенькой женой Проскакова, которой белогвардеец на допросе выбил глаз.
Мне рассказывали, как белоказаки и кулаки, которых в деревнях называли мироедами, расправлялись с семьями красногвардейцев, как попросившего напиться раненого бойца кулак огрел обухом по голове: «Пей свою кровь».
Рассказывали, как колчаковцы расстреляли мальчишку четырнадцати лет, заподозренного в связи с большевиками. «Орленок, орленок, взлети выше солнца…». Как спокойно шел пацан! А когда нацелились, попросил: «Обождите…». Отвернулся, присел на корточки и его расстреляли….
После телефильма я писала очерк о Семене Проскакове и даже, спустя десятилетия, мне снилось: зимние предгорья, юноши в буденовках с винтовками…. И все же тема 1917-го и гражданской для меня была более умозрительна, чем для Геннадия. Трагедия революционных событий напрямик коснулась его семьи: дед-монархист сидел в Томской тюрьме, отец защищал Советскую власть. Вот почему так убедительно изображено в его повести расслоение крестьянства сибирского села, когда близкие и даже родные оказывались врагами.
Содержание повести – своеобразное продолжение гражданской войны, раздираемые крестьянскую общину противоречия в годы коллективизации и раскулачивания.
Бывшему красноармейцу, кузнецу Никите Семенову дано партийное поручение: в кратчайшие сроки организовать колхоз.
За промедление – партбилет на стол! А главное для Никиты – враждебность односельчан. Он и погибнет от руки одного из них.
Накануне гибели Никита делится с женой душевными муками:
«– Раньше было все ясно: мир – народам, заводы – рабочим, земля – крестьянам. А сейчас мне страшно! Мне нужно смять человека, в котором я не чувствую врага, даже больше, этот человек мне приятен, мне он люб своим трудом, трудом мы едины. Он – это я!»
XIII.
«…– Я не за манатки воевал, а чтоб не унижаться, чтоб на хозяина спину не гнуть!» – так говорил шахтер-красногвардеец Семен Проскаков, о котором написал одноименную поэму Николай Асеев. Он посвятил поэму десятилетию Октябрьской революции. И первым ее читателем был Владимир Маяковский. Этой же дате он посвятил свою поэму «Хорошо».
« Улица –
моя
Дома –
мои…"
Когда хозяин страны ее народ, он и созидатель и героический защитник Родины.
«Радость прет
Не для вас
Уделить ли нам?!
Жизнь прекрасна
и удивительна…»
Переполнена гордостью душа поэта за свою Советскую страну.
В поэме Маяковский в полной мере выразил мощный заряд энергии творческого подъема, который в советское время роднил людей любой профессии, любой национальности. А потому из тех, кого, я думаю, охотно изобразил бы Владимир Маяковский сатирическим персонажем, может быть был бы экс-министр Андрей Фурсенко. Ведь это он заявил, выступая перед молодежью всероссийского форума «Селигер-2007»: «Недостатком советской системы образования была попытка формировать человека творца, а сейчас задача заключается в том, чтобы взрастить квалифицированного потребителя, способного квалифицированно пользоваться результатами творчества других»,
Вот он – краетивный мыслитель с его «эстетизацией потребления».
Есть у нас и другие кандидатуры на роль сатирических персонажей Маяковского. Яркий персонаж – Ирина Хакамада.
Давно уже новая метла 90-х вымела с наших улиц демонстрации. Между тем о потребности людей в коллективных празднествах говорит в наши дни эстафета олимпийского огня, встречать которую на улицы городов с радостью выходили тысячи людей – и стар и млад. Но наше единение в любой его форме ненавистно креативникам-либералам.
Говоря, что СССР – это «мы», Ирина Хакамада отвергает коллективизм, называя его способом перекладывания ответственности на других. То, что никто не может жить на белом свете без поддержки других «я», составляющих «мы», ясно любому ребенку.
Видно в детском и юном возрасте никто не убедил Ирину, что невозможно да и не имеет смысла жить в стране, презирая веками присущие ее народу традиции общинного, соборного сознания.
Допустим, госпоже Хакамаде неприемлемы убеждения патриарха Кирилла в том, что «особой национальной идеей пронизывающей нашу историю и культуру на протяжении многих веков, является идея человеческой солидарности». Но факты – вещь упрямая.
В Италии, где не раз наверное побывала Ирина Хакамада, можно увидеть памятник русским гардемаринам, спасавшим пострадавших от землетрясения.
Это прошлое? Времена меняют менталитет?
А 29-е сентября 2013года, когда звучал с телеэкрана на всю страну голос народа?
– Давайте объединяться и помогать друг другу!
– Спасибо, что напомнили: мы – одно целое!
Благотворительный марафон помощи дальневосточникам вышел с лозунгом, рожденным сотни лет назад в русской деревенской общине – «Всем миром!»
– Это очень важная акция, акция соборности!
– Объединившись, мы с вами можем горы свернуть!
– Каждый знает, что это может случиться с ним…
– Россия во, все времена была сильна своим народом!
– Это русский менталитет!
И продолжает звучать вместе с этими голосами голос кузбасского поэта: «Не знаю, где моя беда, а где чужая…».
XIV.
«Как прекрасен этот мир, посмотри…».
На I канале чествуют Давида Тухманова. Нет равнодушных к творчеству великого советского композитора.
Параллельно на канале «Россия-I» отмечается 20-летие 93-го.
Снова надеешься, уже не впервые, что наконец-то молодежь, знающая о 90-х понаслышке сможет понять, как случился государственный переворот, контрреволюция, уничтожившая избранную народом власть Советов, узнает истинные причины беззакония.
Но что узнаешь от вступивших в «поединок» фактически со всем народом псевдоисторика Сванидзе и либерала с американской пропиской Злобина?
Они также, как и те, чье рыльце в пуху, но все еще хорохорятся, вынуждены оправдывать вождей перестройки и лихо рассуждать о «лихих 90-х», чтобы доказать, что не было государственного переворота, не было американских советников за спиной, понимаш, Ельцина и Горбачева, Чубайса и Гайдара, не было расстрела здания Верховного Совета, не было кровавой бойни, затеянной по приказу Ельцина против тех, кто вышел защищать своих избранников власти, не было злобного визга 42-х, подписантов: «Раздавите гадину!». Не было, кажется и грабительской приватизации народного богатства…
Что же было-то?
И опять усердно вдалбливают всем в мозги, что погибшие у Белого Дома и у Останкина – всего лишь дегенераты и маргиналы.
Заключением «Поединка», в котором как всегда, проигрывает тот, кто не считается с народным мнением, стали слова ведущего: «Это была грязная схватка спекшегося политического класса».
Слова двусмысленные и странные, тем более, что Владимир Соловьев поспорит с самим собой, когда в беседе с Александром Прохановым скажет: «…1993 год – самая подлая страница нашей истории. Они ( он говорил о либералах) оказались худшим вариантом – не большевиков, а нацграбителей. Большевики пытались построить новую страну, а эти пытались лишь обогатиться…».
И все же в день «Поединка», посвященного 93-му, прозвучали замечательные слова:
«Это было столкновение двух способов жизни».
Именно так!
Один способ озвучен словами советской песни : «Человек проходит как хозяин необъятной Родины своей».
Другой: кто успел, тот и съел, а Родина – кормушка.
На канале НТВ пошли ва-банк. Комментировать события 93-го был приглашен Чубайс. Ему пришлось также выступать в защиту своего соратника Егора Гайдара и в пику всем нам, «позолотить» открытый в Москве памятник Гайдару.
В то время, как Чубайс рассказывал о «насилии советской системы над собственным народом», режиссер передачи усердно поддерживал его речь красочными видеосредствами. На фоне кроваво-красного титра «Гибель империи» раздавались звуки подобные ударяемым в стекло «булыжникам пролетариата». На головы скульптурной группы из ВДНХ, символизирующей дружбу народов СССР, опустился зловещий ворон. Танец из балета «Лебединое озеро» обязан был вызвать у стариков ассоциации с беспомощностью ГКЧП, а для молодых зрителей был припасен особенный образ: в монтажном калейдоскопе появилось лицо плачущей Ирины Родниной.
Как не вспомнишь Александра Блока с его словами о «замутнении источника?». Молодежь понятия не имеет, что слезы Родниной – слезы счастья советской победительницы в фигурном катании. «Утка»? а почему бы и нет? На что только не пойдут наши либеральные телевизионщики, чтобы подтвердить доводы о глобальном насилии авторитарного советского государства над своим народом.
В НТВ-абракадабре на тему 93-го не хватало только призыва или хотя бы намека, что и Чубайсу пора воздвигнуть памятник при жизни, где-нибудь в соседстве с Егорушкой Гайдаром.
Не знал писатель и революционер Аркадий Гайдар, что созданный им образ Плохиша, продавшегося буржуинам за бочку варенья и корзину печенья воплотится в личность его собственного внука. Горький парадокс жизни…
Так кто же из вас, нынешние монументалисты, создаст и поставит на пьедестал истинный символ времени, времени трагедий и надежд?
Скульптор Вера Мухина создала великий символ советской цивилизации – «Рабочий и колхозница»,
Рабочий теперь – дефицит. Колхозы срублены под корень.
Может быть, прав поэт Николай Мельников?
«Поставьте памятник деревне
На Красной площади, в Москве.
Там будут старые деревья.
Там будут яблоки в траве.
И два горшка на частоколе, и пядь невспаханной земли,
Как символ брошенного поля,
Давно лежащего в пыли…»
XV.
«… За окном проплывали желто-коричневые скалы с голубоокими зелеными распадками, внизу которых, ближе к воде,-– теснимые ею молодые березки и осинки. блистала и неслышно трепетала по ветру молодая листва, как под дождем. В траве светились россыпи каких-то белых и желтых цветов. – Красивые у нас места! Удивительные! – воскликнул он, оторвавшись от окна, – Можно смотреть часами и глаз не устанет. А сердце тихо поет: твоя родина, твоя родина…».
Не знаю, принадлежат ли эти сентиментальные слова прототипу повести Игорю Киселеву или это признание самого автора. Но и писателя Геннадия Естамонова и поэта Игоря Киселева, этих неисправимых сибиряков, невозможно представить себе в гламурных усадьбах Рублевки.
Заодно с ним и Народный художник России Виктор Зевакин: «Моя песня – деревня».
А где моя родина-песня? В Брянске? В Кузбассе?
Много лет назад, отказавшись от университетского распределения в ближайшие к Брянску города, я отправилась за романтикой в Сибирь.
Загазованный воздух Кемерова? Можно терпеть. Морозы за -30о? Одевайся теплее. И, стоя на высоком правом берегу, я радовалась просторам лежащего за рекой города и даже пышущей огнем трубе коксохима. Жила в рабочем общежитии, влюбилась в рабочего парня, который насмешничал, увидев, как я удивляюсь ядовито-желтым дымам «Азота»: «У нас не только этот лисий хвост, но и медведи по улицам ходят…».
Этот носивший зимой ватник и сапоги высокий и крепкий парень, темноволосый, с веселыми светлыми глазами, казалось, отражал в себе контрасты сибирской природы – мужество и едва ли не детскую нежность души. Он, как и я, зачитывался классикой, писал стихи и страдал такой же сумасшедшей романтикой.
Зимой мы ходили на каток, катались на лыжах в сосновом бору. Летом брали напрокат палатку и проводили выходные у реки.
Однажды открыли для себя Ивановку.
Не знаю никого, кто мог остаться равнодушным к окрестностям этой деревни.
Неслучайно, один за другим приезжали в Ивановку живописцы.
В возрасте Данилки любила рисовать птиц его мама. Рисовала коней, рыб в реке, деревья и цветы. В сочинении о древнерусском сказителе Бояне она написала: «Природа для него – не просто деревья, травы, звери. Природа для него – главное существо, живущее и чувствующее наравне с человеком…».
Где-то на столике в соседстве с прочитанными и непрочитанными книгами Данилки, с коробкой детского конструктора можно найти тетрадки с другими школьными сочинениями мамы Кати.
Сочинения про Онегина с Татьяной, про Раскольникова, а еще я прочла ее рассуждение о времени, когда Грибоедовым было написано «Горе от ума».
«…К концу XVIII, в начале XIX века в России сложилась такая обстановка, при которой два века: «век нынешний» и «век минувший» существовали как бы параллельно. Один еще не кончился, а другой начался и постепенно «подминал» под себя старый.
Конфликт между «веком нынешним» и «веком минувшим» актуален и в нынешней России по-прежнему…».
Данила родился в веке нынешнем.
Мама Катя родилась в конце минувшего века, бабушка Таня – в середине его, а я – в далеких тридцатых.
… Вспоминается, а с возрастом все чаще, уральская зима 1942-го года.
Так же изукрашены морозными узорами окна деревенской избы. Эвакуированные из осажденного немцами Брянска, мы с бабушкой, которую тоже звали Татьяной, живем в Уральском селе Сылва.
В один из зимних вечеров, когда мы грелись на большой лежанке русской печки, бабушка читала мне стихи, которые выучила в церковно-приходской школе.
«Куда ты завел нас? Не видно ни зги, –
Сусанину с сердцем вскричали враги.–
Мы вязнем, мы тонем в сугробинах снега,
Знать, нам не добраться с тобой до ночлега».
Бабушка объясняла: Иван Сусанин – герой. А что это значит? Враги заставили его быть проводником, а этот крестьянин завел их в непроходимые дебри. Ведь знал, что они его убьют, и они убили его, но он отдал свою жизнь, чтобы жили такие дети, как и я.
Мне пять лет. Я начинаю понимать, что и мои родители-фронтовики, рискуя жизнью, спасают всех нас.
Когда мы вернулись в освобожденный от немцев Брянск, я узнала о брянских партизанах, увидела в газете снимок юной героини с петлей на шее, которую звали так же, как меня.
В начальных классах школы – «идем мы в смертный бой за честь родной страны» – хором пели мы про артиллеристов, которым «Сталин дал приказ».
И вот, учась в Ленинградском университете, пытаюсь осмыслить суть хрущевского разоблачения культа личности Сталина. А ведь я видела слезы отца в день смерти вождя, и мама приносила цветы на его могилу у мавзолея.
О том, что Хрущев был среди активных расстрельщиков-репрессантов все узнают гораздо позже. И, несмотря на то, что Сталина назвал преступником сам президент Медведев, народ в телепроекте, посвященном имени-символу России, назовет наряду с Александром Невским имя Сталина.
Поворачиваясь всякий раз за новым обличителем деятелей русской истории, легко стать флюгером-перевертышем. И счастье, что в жизненных передрягах голосом правды вдруг заговорят в нас генетически заложенные еще с досусанинских времен наследственные принципы.
В 93-м, едва в Москве был спущен красный флаг Советской державы, а Ельцин поспешил доложить американскому президенту об уничтожении Советской власти, на севере Таджикистана еще толком не успевшего расстаться со статусом советской республики, русские и таджики 112-й пограничной заставы вступили в бой с бандой моджахедов. Бой длился более десяти часов. Большая часть солдат погибла.
В 2013-м оставшиеся в живых бойцы были приглашены в теле- программу Аркадия Мамонтова «Специальный корреспондент». Им сказали: «Спасибо за подвиг, но что же вы защищали тогда, ребята?».
И они ответили: «Мы Родину защищали, именно Родину».
Участникам передачи было трудно понять, как можно сражаться и умирать за землю, переставшую быть твоей. А они не могли, не хотели принять перелицованную ельциноидами правду, ведь это были внуки тех, кто воевал, кто сложил голову в годы Великой Отечественной.
XI.
«…Тяжко нам, фронтовикам, видеть, как свои – своих», – писала мама из Брянска, спустя неделю после расстрела российского парламента, а в следующем письме: «С первого числа увеличивают стоимость переговоров, новая рана для нас. Сколько же можно разъединять людей! Больно видеть, как доходит до кровопролитья. Помню ликбез в Чите. С седьмого класса мы стали «учителями». А мои одноклассники были русские, буряты, монголы, корейцы, китайцы, украинцы. Разве мы бы выдержали войну, если б каждый отстаивал только свое?»
…Поезд идет транзитом. На станции задержится пару минут. Опаздываю. Бегу, чтобы увидеть маму. Мама едет в 41-м вагоне.
Это сон. Но в 41-м отец и мама ушли на фронт. Моя поспешность, перрон, поезд, 41-й вагон – образы запавшей в детскую душу тревоги в дни бомбежек Брянска, прощания с родителями, эвакуации.
Родителей нет в живых. К счастью не узнали они о кощунствах в адрес Советской армии, о либеральных байках: Великая Отечественная – всего лишь столкновение двух тоталитарных систем, а Сталин – такой же тиран, как Гитлер. И о том, как в интернете на всеобщее обозрение появилось фото школьников, вскидывающих руку вперед жестом немецких нацистов – «Хайль!»
Двадцать миллионов погибших за нас и наше будущее, а их правнуки салютуют фашизму!
Да ведь эти кощунства с лихвой достаются и живым ветеранам.
К одному из них, Евгению Тимофеевичу Шабалову подходят подростки. Офицерская форма – повод задать вопрос, который приводит в шок: «Скажите, только по-честному; кто победил в войне – мы или американцы?».
Молодым, заменившим книгу на интернет, изучающим историю страны по учебникам сомнительного, мягко говоря, качества, либеральное сообщество заодно с западными «друзьями» упорно внушает: необходимо каяться за все, что было в стране с 17-го года. И наши ребята порой отрекаются от своих корней так же запросто, как в свое время отреклось старшее поколение от имени города-героя-Сталинграда.
XII.
С удивительной душевной глубиной кузбасский парень Дмитрий Сороченков исполнял на вокальном конкурсе музыкальную балладу о казаке.
Бывший подъесаул после Первой Мировой отправляется на гражданскую. Отец не дает благословения будущему командарму. С кем воюешь, сынок? За народ или с народом?
К национальной трагедии 20-х годов мне довелось обратиться в 1965 году, когда снимался телефильм о гражданской войне в Кузбассе.
Собирать материал к сценарию мне помогал муж. И, наверное, уже в те дни он задумал повесть, в которой главным был все тот же фактически неразрешимый вопрос: за народ или против народа?
Я переписывалась с командиром отряда красных партизан Иваном Илларионовичем Бойко. Геннадий встречался и записывал рассказ 69-летнего шахтера бывшего красногвардейца Александра Николаевича Орехова:
«…– Советы в деревнях еще слабые были. Одни большевикам сочувствовали, другие: «Белы да красны дерутся, а нам какое дело?» Проскаков? Да этот же – пролетарий. Скажет: «Ты что, Ванька? Ты за кого? Власть чья? Твоя, моя, наша. Ты что, против меня? Против Сашки?..».
В ту пору еще живы были иные из участников революционных событий на Кольчугинском руднике и в окрестностях Кольчугина, нынешнего Ленинска – Кузнецкого, и я встречалась со свидетелями создания первых красногвардейских отрядов из числа добровольцев – горнорабочих. С дочерью шахтера – красногвардейца Семена Проскакова, выжившего после расстрела, побывала у братской могилы расстрелянных колчаковскими карателями, познакомилась со старенькой женой Проскакова, которой белогвардеец на допросе выбил глаз.
Мне рассказывали, как белоказаки и кулаки, которых в деревнях называли мироедами, расправлялись с семьями красногвардейцев, как попросившего напиться раненого бойца кулак огрел обухом по голове: «Пей свою кровь».
Рассказывали, как колчаковцы расстреляли мальчишку четырнадцати лет, заподозренного в связи с большевиками. «Орленок, орленок, взлети выше солнца…». Как спокойно шел пацан! А когда нацелились, попросил: «Обождите…». Отвернулся, присел на корточки и его расстреляли….
После телефильма я писала очерк о Семене Проскакове и даже, спустя десятилетия, мне снилось: зимние предгорья, юноши в буденовках с винтовками…. И все же тема 1917-го и гражданской для меня была более умозрительна, чем для Геннадия. Трагедия революционных событий напрямик коснулась его семьи: дед-монархист сидел в Томской тюрьме, отец защищал Советскую власть. Вот почему так убедительно изображено в его повести расслоение крестьянства сибирского села, когда близкие и даже родные оказывались врагами.
Содержание повести – своеобразное продолжение гражданской войны, раздираемые крестьянскую общину противоречия в годы коллективизации и раскулачивания.
Бывшему красноармейцу, кузнецу Никите Семенову дано партийное поручение: в кратчайшие сроки организовать колхоз.
За промедление – партбилет на стол! А главное для Никиты – враждебность односельчан. Он и погибнет от руки одного из них.
Накануне гибели Никита делится с женой душевными муками:
«– Раньше было все ясно: мир – народам, заводы – рабочим, земля – крестьянам. А сейчас мне страшно! Мне нужно смять человека, в котором я не чувствую врага, даже больше, этот человек мне приятен, мне он люб своим трудом, трудом мы едины. Он – это я!»
XIII.
«…– Я не за манатки воевал, а чтоб не унижаться, чтоб на хозяина спину не гнуть!» – так говорил шахтер-красногвардеец Семен Проскаков, о котором написал одноименную поэму Николай Асеев. Он посвятил поэму десятилетию Октябрьской революции. И первым ее читателем был Владимир Маяковский. Этой же дате он посвятил свою поэму «Хорошо».
« Улица –
моя
Дома –
мои…"
Когда хозяин страны ее народ, он и созидатель и героический защитник Родины.
«Радость прет
Не для вас
Уделить ли нам?!
Жизнь прекрасна
и удивительна…»
Переполнена гордостью душа поэта за свою Советскую страну.
В поэме Маяковский в полной мере выразил мощный заряд энергии творческого подъема, который в советское время роднил людей любой профессии, любой национальности. А потому из тех, кого, я думаю, охотно изобразил бы Владимир Маяковский сатирическим персонажем, может быть был бы экс-министр Андрей Фурсенко. Ведь это он заявил, выступая перед молодежью всероссийского форума «Селигер-2007»: «Недостатком советской системы образования была попытка формировать человека творца, а сейчас задача заключается в том, чтобы взрастить квалифицированного потребителя, способного квалифицированно пользоваться результатами творчества других»,
Вот он – краетивный мыслитель с его «эстетизацией потребления».
Есть у нас и другие кандидатуры на роль сатирических персонажей Маяковского. Яркий персонаж – Ирина Хакамада.
Давно уже новая метла 90-х вымела с наших улиц демонстрации. Между тем о потребности людей в коллективных празднествах говорит в наши дни эстафета олимпийского огня, встречать которую на улицы городов с радостью выходили тысячи людей – и стар и млад. Но наше единение в любой его форме ненавистно креативникам-либералам.
Говоря, что СССР – это «мы», Ирина Хакамада отвергает коллективизм, называя его способом перекладывания ответственности на других. То, что никто не может жить на белом свете без поддержки других «я», составляющих «мы», ясно любому ребенку.
Видно в детском и юном возрасте никто не убедил Ирину, что невозможно да и не имеет смысла жить в стране, презирая веками присущие ее народу традиции общинного, соборного сознания.
Допустим, госпоже Хакамаде неприемлемы убеждения патриарха Кирилла в том, что «особой национальной идеей пронизывающей нашу историю и культуру на протяжении многих веков, является идея человеческой солидарности». Но факты – вещь упрямая.
В Италии, где не раз наверное побывала Ирина Хакамада, можно увидеть памятник русским гардемаринам, спасавшим пострадавших от землетрясения.
Это прошлое? Времена меняют менталитет?
А 29-е сентября 2013года, когда звучал с телеэкрана на всю страну голос народа?
– Давайте объединяться и помогать друг другу!
– Спасибо, что напомнили: мы – одно целое!
Благотворительный марафон помощи дальневосточникам вышел с лозунгом, рожденным сотни лет назад в русской деревенской общине – «Всем миром!»
– Это очень важная акция, акция соборности!
– Объединившись, мы с вами можем горы свернуть!
– Каждый знает, что это может случиться с ним…
– Россия во, все времена была сильна своим народом!
– Это русский менталитет!
И продолжает звучать вместе с этими голосами голос кузбасского поэта: «Не знаю, где моя беда, а где чужая…».
XIV.
«Как прекрасен этот мир, посмотри…».
На I канале чествуют Давида Тухманова. Нет равнодушных к творчеству великого советского композитора.
Параллельно на канале «Россия-I» отмечается 20-летие 93-го.
Снова надеешься, уже не впервые, что наконец-то молодежь, знающая о 90-х понаслышке сможет понять, как случился государственный переворот, контрреволюция, уничтожившая избранную народом власть Советов, узнает истинные причины беззакония.
Но что узнаешь от вступивших в «поединок» фактически со всем народом псевдоисторика Сванидзе и либерала с американской пропиской Злобина?
Они также, как и те, чье рыльце в пуху, но все еще хорохорятся, вынуждены оправдывать вождей перестройки и лихо рассуждать о «лихих 90-х», чтобы доказать, что не было государственного переворота, не было американских советников за спиной, понимаш, Ельцина и Горбачева, Чубайса и Гайдара, не было расстрела здания Верховного Совета, не было кровавой бойни, затеянной по приказу Ельцина против тех, кто вышел защищать своих избранников власти, не было злобного визга 42-х, подписантов: «Раздавите гадину!». Не было, кажется и грабительской приватизации народного богатства…
Что же было-то?
И опять усердно вдалбливают всем в мозги, что погибшие у Белого Дома и у Останкина – всего лишь дегенераты и маргиналы.
Заключением «Поединка», в котором как всегда, проигрывает тот, кто не считается с народным мнением, стали слова ведущего: «Это была грязная схватка спекшегося политического класса».
Слова двусмысленные и странные, тем более, что Владимир Соловьев поспорит с самим собой, когда в беседе с Александром Прохановым скажет: «…1993 год – самая подлая страница нашей истории. Они ( он говорил о либералах) оказались худшим вариантом – не большевиков, а нацграбителей. Большевики пытались построить новую страну, а эти пытались лишь обогатиться…».
И все же в день «Поединка», посвященного 93-му, прозвучали замечательные слова:
«Это было столкновение двух способов жизни».
Именно так!
Один способ озвучен словами советской песни : «Человек проходит как хозяин необъятной Родины своей».
Другой: кто успел, тот и съел, а Родина – кормушка.
На канале НТВ пошли ва-банк. Комментировать события 93-го был приглашен Чубайс. Ему пришлось также выступать в защиту своего соратника Егора Гайдара и в пику всем нам, «позолотить» открытый в Москве памятник Гайдару.
В то время, как Чубайс рассказывал о «насилии советской системы над собственным народом», режиссер передачи усердно поддерживал его речь красочными видеосредствами. На фоне кроваво-красного титра «Гибель империи» раздавались звуки подобные ударяемым в стекло «булыжникам пролетариата». На головы скульптурной группы из ВДНХ, символизирующей дружбу народов СССР, опустился зловещий ворон. Танец из балета «Лебединое озеро» обязан был вызвать у стариков ассоциации с беспомощностью ГКЧП, а для молодых зрителей был припасен особенный образ: в монтажном калейдоскопе появилось лицо плачущей Ирины Родниной.
Как не вспомнишь Александра Блока с его словами о «замутнении источника?». Молодежь понятия не имеет, что слезы Родниной – слезы счастья советской победительницы в фигурном катании. «Утка»? а почему бы и нет? На что только не пойдут наши либеральные телевизионщики, чтобы подтвердить доводы о глобальном насилии авторитарного советского государства над своим народом.
В НТВ-абракадабре на тему 93-го не хватало только призыва или хотя бы намека, что и Чубайсу пора воздвигнуть памятник при жизни, где-нибудь в соседстве с Егорушкой Гайдаром.
Не знал писатель и революционер Аркадий Гайдар, что созданный им образ Плохиша, продавшегося буржуинам за бочку варенья и корзину печенья воплотится в личность его собственного внука. Горький парадокс жизни…
Так кто же из вас, нынешние монументалисты, создаст и поставит на пьедестал истинный символ времени, времени трагедий и надежд?
Скульптор Вера Мухина создала великий символ советской цивилизации – «Рабочий и колхозница»,
Рабочий теперь – дефицит. Колхозы срублены под корень.
Может быть, прав поэт Николай Мельников?
«Поставьте памятник деревне
На Красной площади, в Москве.
Там будут старые деревья.
Там будут яблоки в траве.
И два горшка на частоколе, и пядь невспаханной земли,
Как символ брошенного поля,
Давно лежащего в пыли…»
XV.
«… За окном проплывали желто-коричневые скалы с голубоокими зелеными распадками, внизу которых, ближе к воде,-– теснимые ею молодые березки и осинки. блистала и неслышно трепетала по ветру молодая листва, как под дождем. В траве светились россыпи каких-то белых и желтых цветов. – Красивые у нас места! Удивительные! – воскликнул он, оторвавшись от окна, – Можно смотреть часами и глаз не устанет. А сердце тихо поет: твоя родина, твоя родина…».
Не знаю, принадлежат ли эти сентиментальные слова прототипу повести Игорю Киселеву или это признание самого автора. Но и писателя Геннадия Естамонова и поэта Игоря Киселева, этих неисправимых сибиряков, невозможно представить себе в гламурных усадьбах Рублевки.
Заодно с ним и Народный художник России Виктор Зевакин: «Моя песня – деревня».
А где моя родина-песня? В Брянске? В Кузбассе?
Много лет назад, отказавшись от университетского распределения в ближайшие к Брянску города, я отправилась за романтикой в Сибирь.
Загазованный воздух Кемерова? Можно терпеть. Морозы за -30о? Одевайся теплее. И, стоя на высоком правом берегу, я радовалась просторам лежащего за рекой города и даже пышущей огнем трубе коксохима. Жила в рабочем общежитии, влюбилась в рабочего парня, который насмешничал, увидев, как я удивляюсь ядовито-желтым дымам «Азота»: «У нас не только этот лисий хвост, но и медведи по улицам ходят…».
Этот носивший зимой ватник и сапоги высокий и крепкий парень, темноволосый, с веселыми светлыми глазами, казалось, отражал в себе контрасты сибирской природы – мужество и едва ли не детскую нежность души. Он, как и я, зачитывался классикой, писал стихи и страдал такой же сумасшедшей романтикой.
Зимой мы ходили на каток, катались на лыжах в сосновом бору. Летом брали напрокат палатку и проводили выходные у реки.
Однажды открыли для себя Ивановку.
Не знаю никого, кто мог остаться равнодушным к окрестностям этой деревни.
Неслучайно, один за другим приезжали в Ивановку живописцы.