Вдруг взгляд его остановился на регистраторше – и Неотразимый замер. Та была в фирменном костюме авиакомпании. Каштановые волосы забраны в аккуратный хвостик. Но вместо лица мохнатая полуобезьянья, получеловеческая морда. Пассажиры, казалось, не замечали этого, спокойно подходили к ней один за другим. Та старательно смотрела их паспорт, билет, шлепала печать волосатой лапой и отдавала посадочный талон. Неотразимый с недоумением осмотрелся.
– А что это с ней? – негромко спросил у губастой женщины, стоящей впереди.
– С кем?
– Ну, с регистраторшей?
– Не знаю, может, акция какая в защиту животных. Или специально маски надели, чтобы пассажиров привлекать, – равнодушно ответила та. – Сейчас что только не придумают.
Неотразимый занял свое место в самолете. В салоне появилась прелестная стюардесса. Наряд в цветах авиакомпании соблазнительно оголял пышную грудь и длинные ноги. С губ не сходила блудливая улыбка. Она так сладострастно демонстрировала привязные ремни, спасательные жилеты, кислородные маски, будто приглашала к соитию.
«Завела, – отметил Неотразимый. – Считай, что твой номер телефона у меня в кармане».
Самолет стал набирать высоту. После нескольких рекламных объявлений из динамика полилась музыка. Неотразимый вслушался. Что-то знакомое, берущее за душу, сладко трепещущее было в ней. И чем дольше она звучала, тем более властно погружала в себя. Будто небесная гармония обрела звуки и изливалась в мир. У Неотразимого повлажнели глаза.
«Что это? Никогда со мною такого не было! Из-за музыки? Стареть начал, что ли?»
Музыка резко оборвалась. Кто-то матерно ругнулся в микрофон.
– Ой! Прошу прощения! Гы-гы!
– Да ладно уже! Че притворяться?! – откликнулся другой голос. – Пусть узнают.
– Ты че, тумблер, дурак, переключил? Рано еще.
– Пошел ты!
Пассажиры напряглись.
Послышались выкрики:
– Что происходит?!
– Они что, сдурели там?!
Выбежала разбитная стюардесса:
– Уважаемые пассажиры, просим прощения! Это запись посторонняя вклинилась! Полет идет нормально. Мы набрали расчетную высоту и направляемся к месту назначения, которое нам пока неизвестно.
Из бизнес-класса раздался громкий голос:
– Ну, я вам устрою! Придурки! Мрази! Один звонок – и вы мусор! Федя, готовь в аэропорту группу захвата. Придурков надо...
Последние слова потонули в реве моторов. Самолет завибрировал. Раздались отчаянные вопли и крики. Пассажиры начали вскакивать с кресел. Дико завыли бортовые сирены. В салон высыпало десятка полтора стюардесс. С веселым видом они сновали по салону и ставили уколы особенно буйным пассажирам. Те с застывшими лицами вдавливались в кресла и зами-
рали.
– Красавчик, укольчик не желаешь? – подскочила стюардесса к парализованному от страха Неотразимому. – Успокоишься. Тебе надо. Перед испытанием.
Тот слабо дернул головой.
Сирены замолкли. Пассажиры сидели в диком оцепенении.
Из динамика раздался спокойный приветливый голос:
– Наш самолет совершил посадку в порту назначения. И почему вы нервничали? Просим всех на выход.
Неотразимый посмотрел в иллюминатор. В темноте ничего не было видно. Над зданием
аэропорта горели только первая и последняя буквы: А и Т.
«Только бы выбраться отсюда! Хоть к черту на кулички! Быстрее прочь!»
Он спускался по трапу, напряженно всматриваясь во мглу, укрывшую аэродром. Одна из дежурных на нижней ступеньке трапа энергично махала рукой, нетерпеливо подпрыгивая на месте. Встретившись взглядом с Неотразимым, она с визгом ринулась к нему и повисла на шее.
– Ну наконец-то, наконец-то! – верещала она и крепко чмокала его в губы.
Неотразимый слабо отбивался. Дежурная поволокла его к зданию аэропорта, без умолку рассказывая о какой-то Лене, та составила график встреч по картам Таро, об Анжеле, она тоже здесь.
Дежурная втолкнула Неотразимого в здание вокзала. В огромном помещении за стеклянной стеной стояло множество кроватей. На них сидели и лежали в расслабленных позах полуголые девицы.
– Видишь, их всех надо оприходовать. Тебе же это нравится, сукин ты сын. – Дежурная куснула его за щеку. – Смотри, какие! Мы их год для тебя выдерживали. Правда, девочки?
Девочки взвыли. И тут же стали демонстрировать свои внушительные груди, зады и прочие прелести.
– Да там вон и эта, Людка твоя, и Нинка, вон она.
– Быстрее, котик! Быстрее! – орала рыжая девица, перевитая тонкими цепочками. – Я уже очередь заняла, 1276-я. Как я люблю это! Ты сделаешь мне это, забавник?!
Дежурная схватила дико озирающегося Неотразимого и грубо затолкнула за стекло. Самки с воем ринулись к нему.
Алекс затормозил...
Алекс затормозил: «Странно, никогда здесь раньше не было шлагбаума». Он огляделся – железнодорожного полотна или каких-либо других поводов устанавливать шлагбаум не приметил. Рядом стояла будка, окруженная цветником. Весело пестрели ромашки, ноготки, вздымались стебли космеи, густо усеянные крупными бордовыми цветками. На несколько мгновений всколыхнулось сладостное воспоминание детства: он, маленький мальчик, сидит в цветочной клумбе, а над ним, словно деревья, нависают стебли космеи. Алекс чувствовал себя лилипутиком в сказочном лесу среди цветов-деревьев. Он может залезть по стеблю прямо в чашечку цветка и качаться в ней, как в колыбели.
Алекс очнулся. Шлагбаум не поднимался. Он посигналил. «Здесь всегда тянулся поток машин, почему сейчас никого нет?» Он стал нервно сигналить – шлагбаум не двигался. Алекс стал сигналить не останавливаясь. «Что за чертовщина! Мать вашу!» – выругался он.
Потеряв терпение, Алекс достал из-под сиденья пистолет, сунул в карман, выскочил из машины и побежал к будке. Со злостью дернул дверь – та неожиданно легко распахнулась.
– О! Алекс! – радостно воскликнул лохматый будочник. Он поставил чашку чая и поднялся из-за стола: – Заходи, дорогой, давно тебя жду!
«Откуда он меня знает?!» – мелькнула мысль, но Алекс был в такой ярости, что отбросил ее, как несущественную.
– Какого черта здесь шлагбаум поставили?! – завопил он. – Какого черта ты не поднимаешь его?!
– Какого черта, какого черта... – миролюбиво заворчал будочник. – Такого черта, главного. Рано еще открывать, побудь здесь немножко, куда спешишь?
– Что?! – взревел Алекс и сунул под нос лохматому пистолет. – Открывай! Собака!
– Ух ты! – радостно удивился лохматый, с интересом разглядывая оружие. – А что, чаю не попьем?
– Не выводи меня. На два я стреляю. Раз.
Лохматый с любопытством заглянул в дуло пистолета одним глазом.
– А если так?
Он дунул в дуло. Пистолет в руках Алекса вдруг обмяк, расплылся как тесто. Тот дико взглянул на бесформенный черный комок, стряхнул его, выскочил из будки, ввинтился в машину и ударил по газам. Шлагбаум протаранил правую часть машины, разбил стекла, вырвал часть дверей, но все-таки машине удалось проскочить в зазор между прогнувшимся шлагбаумом и железным ограждением.
Алекс погнал машину по дороге.
«Что за дичь!» – бесился он, оттого что никак не мог привести мысли в порядок. «Все было нормально, пока не появился этот чертов шлагбаум. И с пистолетом что-то не то. Может, я сплю?» Алекс подергал себя за волосы, пощипал за щеки, повертел рулем машины – та послушно завиляла. Все подчинялось его конт-ролю.
Впереди показался знакомый указатель: «Добро пожаловать в город Подобас». «Фу! – вздохнул он с облегчением. – Все на месте. Да, машина, что-то с машиной надо делать. Заеду в авторемонтную, пусть хотя бы посмотрят».
Он свернул направо, в проулок, где была станция обслуживания. Но, проехав метров двести, Алекс вдруг перестал узнавать город. Вокруг высились большие дома, сверкающие стеклом и бетоном, тогда как Подобас был застроен дорогими коттеджами и особняками. Алекс остановил машину, нервно осмотрелся: «Опять начинается чертовщина!» Он развернулся и направился к выезду. Однако там теперь тоже возвышались башни из стекла и бетона.
Он стал суматошно колесить по городу, стараясь увидеть хоть что-нибудь знакомое.
«Надо у кого-нибудь спросить, куда я попал». Осматривая улицы, он вдруг заметил, что город пуст. Остановился у супермаркета. На входной двери висело большое объявление: «Мы закрылись!»
Машина двинулась дальше. Наконец он увидел девушку в коротком облегающем платье. Опустив голову, она стояла на остановке.
Алекс выскочил из машины, бросился к ней:
– Э-э-э, скажите, это какая улица?
Та не поднимала головы и не обращала на Алекса никакого внимания.
– На какой улице мы находимся? – нетерпеливо повторил он.
Девушка захлопала большими ресницами.
– Послушайте! Я к вам обращаюсь!
Алекс резко дернул ее за руку – и рука отвалилась.
Он в ужасе уставился на обломок руки:
– Манекен...
Алекс отбросил руку и побежал к машине. Из-за рекламной тумбы внезапно появилась тощая старуха и резко перегородила дорогу.
– И не погрузятся в глубины несозданные сущности, и тени их не отойдут в вышину! – Она говорила зычным голосом проповедника, подбородок ее дергался, глаза безумно сверкали. – И все несозданное обратится, и подступит к границе мира, и встанет стеной. Будет пребывать несокрушимо, устрашит и низринет...
– Скажи, это какой город? Где я? – мучительно морщась, спросил Алекс.
Старуха взглянула на него совершенно ра-зумно и четко произнесла:
– Никаких комментариев. No comments! – и снова зашла за тумбу.
Алекс заглянул за тумбу, несколько раз обогнул ее, но сумасшедшая всякий раз успевала скрыться из вида.
Алекс подбежал к подъезду ближайшего дома, дверь оказалась закрытой.
Он стал колотить в нее изо всех сил:
– Откройте, суки! Что вы все прячетесь?! Что за дурдом устроили?! Ненавижу! Откройте!
Алекс вернулся к машине. Дверца приоткрылась. Из нее бочком выполз потрепанный мужик в обвисшей шляпе и синем плаще.
«Почему он сидел в моей машине?»
– Ты что здесь делаешь? – зло спросил Алекс.
Мужик в ужасе отпрянул и бросился бежать.
– Стой! Стой! Я только спросить хочу! – кинулся за ним Алекс.
Но тот, втянув голову в плечи, побежал во всю прыть по безлюдной улице, кидаясь при этом то влево, то вправо, как заяц, спасающийся от погони. И наконец скрылся в какой-то подворотне.
Алекс сел в машину и стал сигналить, надеясь, что кто-то откликнется. Но пронзительные монотонные звуки только нагоняли еще большую тоску. Он поехал по безлюдным улицам, поворачивая наобум то вправо, то влево. Городской пейзаж не менялся. Это была одна и та же мрачная улица с однообразными небоскребами и фонарями.
Машина заглохла. Алекс открыл дверь и тупо уставился в лобовое стекло.
Вдруг послышался громкий стук каблуков. Мимо него прошла высокая женщина в узкой черной юбке.
– Я хотел спросить... – Алекс выскочил из машины и помчался за прохожей.
Женщина четко печатала шаг. Туфли на высоких каблуках цокали по тротуару как копыта. Она не спешила, но догнать ее Алекс не мог, хотя и бежал что есть силы.
– Остановитесь же! Мне только спросить!
– Спрашивай. – Женщина продолжала вышагивать, не поворачивая головы.
– Что происходит? Что это за чертово место?!
– Угадал, чертово место! Именно, именно чертово место, ад-ско-е! Смотри-ка, атеист, а соображает.
– Вы что, сдурели, что ли!? Посмотрите: вокруг XXI век! Какой ад?! Бога вашего давным-давно нет! – задыхался от бега и ярости Алекс.
– Правильно, любезный, Бога нет, а мы есть!
Женщина, мерно чеканя шаг каблуками, стремительно удалилась.
Алекс в бессилье опустился на тротуар.
«Так. Я Алекс Линц, я... богатый человек, мое богатство составляет... составляет... Я поехал на машине... Да я ведь долго лежал в больнице, до того как поехал на машине, и уже не ходил! А сейчас хожу. И у меня была жена, последняя, и еще несколько. Одну я убил. Нет-нет, не я ее убил, не убил, так случилось. Почему же я сейчас хожу? Я хожу. Я здесь. А где? Что это все означает? Как я сюда попал? Как сюда попал?»
Вконец отчаявшись, он бесцельно брел по городу. «Все кончается, и это тоже когда-нибудь закончится».
Дома редели, становились ниже. Он сел на лавку и закрыл глаза. Все эти дома, мостовая, чахлые деревья вызывали у него невыразимое отвращение. До дрожи и тошноты. Мечтал, что откроет глаза и увидит перед собой стены своей комнаты в большом особняке, окруженном садом. Открывал глаза, но вновь и вновь видел белесый столб фонарный, угол дома, выщербленный бордюр.
С юга стали наползать тучи. Наливаясь сизым цветом, они плыли так низко, что бороздили землю. Вглядевшись, Алекс увидел, что это не тучи, а плотная пелена. Она стояла отвесно на всю высоту от земли до неба и неумолимо приближалась к городу.
Вдруг с противоположной стороны до Алекса донесся слабый звук, очень неприятный, похожий на шипение. Он повернул голову и увидел, что с запада надвигается черная туча. Присмотревшись, понял, что это не туча, а расползающееся черное пятно. Дома, столбы, небосвод медленно разрушались, будто кто-то стирал их ластиком, только ластик оставлял после себя непроницаемо-черный след. Алекс затравленно смотрел то на сизую пелену, то на растекающуюся черноту. Он поднял палку, подошел к пелене и ткнул ее. Палка легко, как в туман, вошла в пелену. Пошарил палкой – никаких препятствий не было. Засунул туда руку. Туман был мертвяще холодным, омерзительно осклизлым на ощупь и таким густым, что руку невозможно было разглядеть и в полуметре. Алекс втянул голову в плечи и медленно вошел в бесцветную мертвящую пелену, шаря перед собой палкой. «Когда-нибудь это должно закончиться», – тупо шевелилось у него в голове.
И будто в ответ он услышал какое-то бульканье и слабый сдавленный смех, потом с трудом различил прошелестевшие будто сквозь толщу воды слова: «Это никогда, никогда, никогда, никогда, никогда, никогда, нико-о-о-о... нико-о-о-о... ни-и-и-и...»
Легкое дрожание...
Легкое дрожание началось в кончиках пальцев, побежало по рукам и ногам, охватило все тело, будто невидимый музыкант легко тронул невидимые струны. Внутри шевельнулось и начало подниматься это невесомое, легкое, отличное от тела, но хранящее его форму. Сознание заполнил ослепительно-белый свет.
Время свернулось.
Расстояния стянулись в точку.
Все покрылось тишиной...
Прикосновение было легким и нежным. Ляля открыла глаза.
– Ты Ангел? – спросила она у существа, склонившегося к ней.
– Если хочешь, называй меня так.
– Но у тебя нет крыльев.
– Сейчас ты их увидишь.
За спиной у существа вспыхнуло округлое золотое сияние.
– Они не из перьев? – удивилась Ляля.
– Хочешь из перьев?
– Нет. Так красиво. Это энергия светится?
Тот, которого Ляля назвала Ангелом, тихонько рассмеялся:
– Пусть будет так.
Ляля огляделась. Вокруг ничего не было, кроме безбрежного белого света. Она немножко испугалась и крепко ухватилась за руку Ангела, так она его назвала.
– Ты никуда не уйдешь от меня?
– Я буду с тобой, пока ты сама этого хочешь.
Он провел рукой по волосам девочки. Беспечность, предвкушение чего-то необыкновенно радостного охватили ее.
И потом она увидела этот чудесный поток, удивительный поток воды – глубокий, прозрачный до голубизны. Он как будто струился в воздухе, внизу под ногами. У него не было берегов, он тек как широкая играющая струя.
– Прыгнем в него? – спросил Ангел.
– Да.
– Не боишься?
Ляля покачала головой.
Прыжок был легким, как полет лепестка. Они медленно погрузились в воду. Дышать и двигаться в ней было так же естественно, как и на поверхности. Девочка отпустила руку. Вода ласкала и нежила Лялю, играла с ней, качая на волнах и кружа. Из струй потока возник челнок, подхвативший обоих. Такой же прозрачный, как вода, челнок понес их по течению.
Ляля потрогала свое платье. Оно было сухим.
– Это вода, которая не мочит?! – удивилась девочка.
Поток становился шире и медлительнее. Дальние горизонты стали насыщаться цветом. Волны кармина, охры, лазури и зелени накатывали все ближе и ближе. И вот они уже одели берега изумрудными полянами, рассыпали по ним цветы, окрасили в темную зелень леса и поднявшиеся за ними сопки, а выше распростерлись лазурные небеса. Ляля с восторгом разглядывала это волшебное преображение. Вдоль берега тянулись необыкновенные деревья. Их стволы поднимались высоко, а ветки, покрытые мягким зеленым мхом, ниспадали до самой
земли.
– Эти деревья похожи на мохнатые зеленые стожки, – сказала девочка.
Ангел согласно улыбнулся.
Редкие кустарники шелестели у воды большими веерообразными листьями серебристого цвета. Челнок заплыл в небольшую заводь, всю усеянную лилиями и кувшинками, между ними блестели плоские глянцевые листья.
– Они такие красивые, что я даже не хочу их срывать. – Ляля пальчиками касалась нежных белых лепестков.
– Не бойся, они особенные.
Ангел сорвал лилию на длинном стебле, и на ее месте тут же появилась новая.
– Я сплету тебе венок, хочешь?
Девочка радостно кивнула.
– Они никогда не увянут, – сказал Ангел, надевая на голову Ляле венок из лилий.
Челнок направился к берегу и причалил к деревянным мосткам. Ляля увидела, как из леса выскочил небольшой полосатый зверек, добежал до берега и запрыгнул на мостки. Это был тигренок. Он весело перебирал лапками и, казалось, улыбался Ляле.
– Ты узнала его? – спросил тот, кого Ляля называла Ангелом.
Девочку охватило непонятное радостное волнение, как перед долгожданной встречей.
– Это...
Девочка всматривалась в тигренка. Усов с одной стороны у него не было, а к ушку было приклеено сердечко.
– Это мой Тига! Он ожил! Он живой! – воскликнула девочка.
Ляля узнала свою любимую детскую игрушку. Когда-то она не расставалась с ней ни днем ни ночью.
– Тига, иди ко мне! – позвала она своего
друга.
Тот живо запрыгнул в челнок и принялся усердно лизать ей лицо и руки.
– Тига, Тига, какой ты стал красивый! И подрос. Это сердечко я приклеила к уху, когда Васька ему усы обрезал с одной стороны. А я сердечко приклеила, чтоб ему лучше было. Я выговорить не могла «Тигр» и называла его Тига, – рассказала Ляля, не переставая гладить и ласкать тигренка.
Тига пропал на даче у бабушки. И три дня Ляля безутешно плакала, не желая принимать никакого другого игрушечного тигра.
– Он теперь всегда будет со мной? – спросила девочка.
– Теперь всегда, – кивнул тот, кого она считала Ангелом.
Ляля прижала к себе Тигу и запела песенку, которую напевала ему раньше перед сном. Песенку про то, какой хороший и пушистый ее полосатый любимец.
Поток ширился, один берег отодвинулся к горизонту, а на другом теперь вместо леса расстилался огромный луг. Ляля увидела, что луг этот усеян причудливыми домиками-цветами и залит будто все связующим золотым светом. Повсюду над лугом порхали... порхали...
– Это дети?! – изумилась Ляля.
– Да, мы тоже здесь будем, пока не отправимся дальше.
– Значит, ты будешь со мной?
– Здесь у каждого ребенка есть тот, кого ты называешь Ангелом.
– Он как мама?
– Да, как мама.
– А мама...
– Ты ее увидишь. – Тот, кого Ляля называла Ангелом, охватил ладонями ее лицо. – Обязательно увидишь. Потом. А сейчас мы полетим туда и найдем наш домик.
– Полетим?
– Да.
– Но я же не умею летать.
– Умеешь, – улыбнулся тот, кого Ляля называла Ангелом. – Надо просто вспомнить, как ты летала прежде. Во сне. Закрой глаза.
Ляля крепко обхватила Тигу, закрыла глаза. И вдруг поняла, что да, она сможет взлететь! Ангел поднялся вверх, легко потянув за собой девочку. Та почувствовала себя невесомой и, обмирая от восторга, полетела вслед за ним.
Замелькали лица...
Замелькали лица. Они наплывали одно за другим – узнанные и неузнанные. Что-то говорящие и молчащие.
«Много. Почему их так много? Я стольких видела в жизни?» – думала Ева. И не то чтобы она думала, но странным образом ощущала мысль.
Мелькание лиц слилось в неразличимый поток, который рассеялся в беспредметном пространстве. Это пространство стало накатывать, натягиваться на нее, как новая кожа. И новые контуры пространства кожа ощущала по-иному.
Всплыл закат над степью. Тот, который она видела прежде, будучи девочкой. Она запомнила его не потому, что он был как-то необыкновенно красив: дивные краски и линии будто о чем-то благовествовали.
Полнеба алеет. В облаках, как в перламутровой раскрытой раковине, шар солнца. И с обратной стороны этого заката (или чувства, вызванного им) совсем близко есть, угадывается то самое важное и абсолютное, чему предназначена ее жизнь. Так ласково овевает теплый ветер, будто и он несет из-за горизонта весть оттуда о будущем нескончаемом счастье. И в этот миг связь с запредельным сомкнулась. Душа Евы слилась с ним, растворилась в Божественной радости.
Она закрыла глаза и вслушалась в себя. «Кто-то должен встретить меня здесь. Я это откуда-то знаю точно. Я жду...»
– Ева, Ева, – позвал ее голос из глубины.
Открыв глаза, она огляделась и увидела, что очутилась в цветущем саду. Из-за деревьев к ней шла девушка.
– Я Агнета, – произнесла та, ласково взяв Еву за руку.
Ева всматривалась в лицо: «Я где-нибудь видела ее?»
– Нет, ты не знала меня прежде, – сказала девушка в ответ на мысли Евы. – Нас разделяло лет пятьсот. Но мы связаны генеалогическим древом.
Еву охватило безграничное доверие и любовь к этой хрупкой девушке, и она сразу заговорила о том, что поразило ее в эти первые мгновенья:
– Агнета, если есть этот чудесный и восхитительный мир, где сейчас мы с тобой, совершенный, прекрасный... как будто в каждую пору моей кожи вживлен рецептор счастья... если так возможно, почему там был ужас и мрак, страдания и муки? Для чего они были и есть? И раз есть совершенный Космос и совершенное бытие, почему оно не объемлет все?
– Тебе покажется банальностью то, что я скажу, но, чтобы родиться в свет, нужна тьма. Одно без другого невозможно, одно вырастает из другого. Это пока все, что я могу тебе сказать. Пока все, но пока. Тебе будет открываться вся глубина и величие замысла по мере того, как ты будешь возрастать. И я помогу тебе.
Агнета обняла Еву за плечи и повела к дому, виднеющемуся в глубине сада.
– Это твой, – сказала она. – Ведь ты же мечтала о домике с садом, – лукаво улыбнулась девушка.
– Но... Он слишком большой и такой роскошный, почти дворец, – качнула головой Ева. – Я... я хотела просто маленький домик.
– Маленький домик?
– Да.
– Так создай его. Представь ясно, что ты хочешь.
– Представить? – неуверенно произнесла Ева.
– Да-да!
Ева закрыла лицо руками и сосредоточилась. А когда отняла руки, увидела небольшой строгий домик с белыми стенами и высокой черепичной крышей.
– Подходит?
– Как во сне...
– Почти! – рассмеялась Агнета.
– Удивительно...
– Пожалуй, это то, что так же сильно поражает вновь прибывших, как и охватывающее пронзительное блаженство. То, что имело ценность там, на что тратились десятилетия, огромные силы, средства – зачастую в виде неустанной тяжелой работы или в виде лести, воровства, мошенничества, убийства, – здесь созидается и исчезает в одно мгновение. Ценность у нас имеет только душа. А все это... – Агнета махнула рукой, – это фантом, который лишь на какое-то время становится иллюзией реальности. Потом ты и без меня сможешь созидать дворцы, как когда-то умела чистить картошку, – рассмеялась она. – Помнишь?
Мы копаем картошку,
Пьем студеную воду.
Осень серою кошкой
Бродит по огородам.
– Это стихотворение Андрея, моего мужа, – узнала Ева.
Агнета кивнула.
– Но ведь оно нигде не было опубликовано.
– Разве для Бога нужна публикация? Все написанное – от мыслей. А они не пропадают. Все мыслимое запечатлено. А если это не так, то наши молитвы – тщета, пустота. И это ты потом научишься делать – извлекать нужное из бесконечного мысленного потока. У нас впереди много чудесных занятий! А пока зайдем в дом и поговорим о том, кем еще ты захочешь его заселить и чем наполнить.
Агнета распахнула дверь.
– А что это с ней? – негромко спросил у губастой женщины, стоящей впереди.
– С кем?
– Ну, с регистраторшей?
– Не знаю, может, акция какая в защиту животных. Или специально маски надели, чтобы пассажиров привлекать, – равнодушно ответила та. – Сейчас что только не придумают.
Неотразимый занял свое место в самолете. В салоне появилась прелестная стюардесса. Наряд в цветах авиакомпании соблазнительно оголял пышную грудь и длинные ноги. С губ не сходила блудливая улыбка. Она так сладострастно демонстрировала привязные ремни, спасательные жилеты, кислородные маски, будто приглашала к соитию.
«Завела, – отметил Неотразимый. – Считай, что твой номер телефона у меня в кармане».
Самолет стал набирать высоту. После нескольких рекламных объявлений из динамика полилась музыка. Неотразимый вслушался. Что-то знакомое, берущее за душу, сладко трепещущее было в ней. И чем дольше она звучала, тем более властно погружала в себя. Будто небесная гармония обрела звуки и изливалась в мир. У Неотразимого повлажнели глаза.
«Что это? Никогда со мною такого не было! Из-за музыки? Стареть начал, что ли?»
Музыка резко оборвалась. Кто-то матерно ругнулся в микрофон.
– Ой! Прошу прощения! Гы-гы!
– Да ладно уже! Че притворяться?! – откликнулся другой голос. – Пусть узнают.
– Ты че, тумблер, дурак, переключил? Рано еще.
– Пошел ты!
Пассажиры напряглись.
Послышались выкрики:
– Что происходит?!
– Они что, сдурели там?!
Выбежала разбитная стюардесса:
– Уважаемые пассажиры, просим прощения! Это запись посторонняя вклинилась! Полет идет нормально. Мы набрали расчетную высоту и направляемся к месту назначения, которое нам пока неизвестно.
Из бизнес-класса раздался громкий голос:
– Ну, я вам устрою! Придурки! Мрази! Один звонок – и вы мусор! Федя, готовь в аэропорту группу захвата. Придурков надо...
Последние слова потонули в реве моторов. Самолет завибрировал. Раздались отчаянные вопли и крики. Пассажиры начали вскакивать с кресел. Дико завыли бортовые сирены. В салон высыпало десятка полтора стюардесс. С веселым видом они сновали по салону и ставили уколы особенно буйным пассажирам. Те с застывшими лицами вдавливались в кресла и зами-
рали.
– Красавчик, укольчик не желаешь? – подскочила стюардесса к парализованному от страха Неотразимому. – Успокоишься. Тебе надо. Перед испытанием.
Тот слабо дернул головой.
Сирены замолкли. Пассажиры сидели в диком оцепенении.
Из динамика раздался спокойный приветливый голос:
– Наш самолет совершил посадку в порту назначения. И почему вы нервничали? Просим всех на выход.
Неотразимый посмотрел в иллюминатор. В темноте ничего не было видно. Над зданием
аэропорта горели только первая и последняя буквы: А и Т.
«Только бы выбраться отсюда! Хоть к черту на кулички! Быстрее прочь!»
Он спускался по трапу, напряженно всматриваясь во мглу, укрывшую аэродром. Одна из дежурных на нижней ступеньке трапа энергично махала рукой, нетерпеливо подпрыгивая на месте. Встретившись взглядом с Неотразимым, она с визгом ринулась к нему и повисла на шее.
– Ну наконец-то, наконец-то! – верещала она и крепко чмокала его в губы.
Неотразимый слабо отбивался. Дежурная поволокла его к зданию аэропорта, без умолку рассказывая о какой-то Лене, та составила график встреч по картам Таро, об Анжеле, она тоже здесь.
Дежурная втолкнула Неотразимого в здание вокзала. В огромном помещении за стеклянной стеной стояло множество кроватей. На них сидели и лежали в расслабленных позах полуголые девицы.
– Видишь, их всех надо оприходовать. Тебе же это нравится, сукин ты сын. – Дежурная куснула его за щеку. – Смотри, какие! Мы их год для тебя выдерживали. Правда, девочки?
Девочки взвыли. И тут же стали демонстрировать свои внушительные груди, зады и прочие прелести.
– Да там вон и эта, Людка твоя, и Нинка, вон она.
– Быстрее, котик! Быстрее! – орала рыжая девица, перевитая тонкими цепочками. – Я уже очередь заняла, 1276-я. Как я люблю это! Ты сделаешь мне это, забавник?!
Дежурная схватила дико озирающегося Неотразимого и грубо затолкнула за стекло. Самки с воем ринулись к нему.
Алекс затормозил...
Алекс затормозил: «Странно, никогда здесь раньше не было шлагбаума». Он огляделся – железнодорожного полотна или каких-либо других поводов устанавливать шлагбаум не приметил. Рядом стояла будка, окруженная цветником. Весело пестрели ромашки, ноготки, вздымались стебли космеи, густо усеянные крупными бордовыми цветками. На несколько мгновений всколыхнулось сладостное воспоминание детства: он, маленький мальчик, сидит в цветочной клумбе, а над ним, словно деревья, нависают стебли космеи. Алекс чувствовал себя лилипутиком в сказочном лесу среди цветов-деревьев. Он может залезть по стеблю прямо в чашечку цветка и качаться в ней, как в колыбели.
Алекс очнулся. Шлагбаум не поднимался. Он посигналил. «Здесь всегда тянулся поток машин, почему сейчас никого нет?» Он стал нервно сигналить – шлагбаум не двигался. Алекс стал сигналить не останавливаясь. «Что за чертовщина! Мать вашу!» – выругался он.
Потеряв терпение, Алекс достал из-под сиденья пистолет, сунул в карман, выскочил из машины и побежал к будке. Со злостью дернул дверь – та неожиданно легко распахнулась.
– О! Алекс! – радостно воскликнул лохматый будочник. Он поставил чашку чая и поднялся из-за стола: – Заходи, дорогой, давно тебя жду!
«Откуда он меня знает?!» – мелькнула мысль, но Алекс был в такой ярости, что отбросил ее, как несущественную.
– Какого черта здесь шлагбаум поставили?! – завопил он. – Какого черта ты не поднимаешь его?!
– Какого черта, какого черта... – миролюбиво заворчал будочник. – Такого черта, главного. Рано еще открывать, побудь здесь немножко, куда спешишь?
– Что?! – взревел Алекс и сунул под нос лохматому пистолет. – Открывай! Собака!
– Ух ты! – радостно удивился лохматый, с интересом разглядывая оружие. – А что, чаю не попьем?
– Не выводи меня. На два я стреляю. Раз.
Лохматый с любопытством заглянул в дуло пистолета одним глазом.
– А если так?
Он дунул в дуло. Пистолет в руках Алекса вдруг обмяк, расплылся как тесто. Тот дико взглянул на бесформенный черный комок, стряхнул его, выскочил из будки, ввинтился в машину и ударил по газам. Шлагбаум протаранил правую часть машины, разбил стекла, вырвал часть дверей, но все-таки машине удалось проскочить в зазор между прогнувшимся шлагбаумом и железным ограждением.
Алекс погнал машину по дороге.
«Что за дичь!» – бесился он, оттого что никак не мог привести мысли в порядок. «Все было нормально, пока не появился этот чертов шлагбаум. И с пистолетом что-то не то. Может, я сплю?» Алекс подергал себя за волосы, пощипал за щеки, повертел рулем машины – та послушно завиляла. Все подчинялось его конт-ролю.
Впереди показался знакомый указатель: «Добро пожаловать в город Подобас». «Фу! – вздохнул он с облегчением. – Все на месте. Да, машина, что-то с машиной надо делать. Заеду в авторемонтную, пусть хотя бы посмотрят».
Он свернул направо, в проулок, где была станция обслуживания. Но, проехав метров двести, Алекс вдруг перестал узнавать город. Вокруг высились большие дома, сверкающие стеклом и бетоном, тогда как Подобас был застроен дорогими коттеджами и особняками. Алекс остановил машину, нервно осмотрелся: «Опять начинается чертовщина!» Он развернулся и направился к выезду. Однако там теперь тоже возвышались башни из стекла и бетона.
Он стал суматошно колесить по городу, стараясь увидеть хоть что-нибудь знакомое.
«Надо у кого-нибудь спросить, куда я попал». Осматривая улицы, он вдруг заметил, что город пуст. Остановился у супермаркета. На входной двери висело большое объявление: «Мы закрылись!»
Машина двинулась дальше. Наконец он увидел девушку в коротком облегающем платье. Опустив голову, она стояла на остановке.
Алекс выскочил из машины, бросился к ней:
– Э-э-э, скажите, это какая улица?
Та не поднимала головы и не обращала на Алекса никакого внимания.
– На какой улице мы находимся? – нетерпеливо повторил он.
Девушка захлопала большими ресницами.
– Послушайте! Я к вам обращаюсь!
Алекс резко дернул ее за руку – и рука отвалилась.
Он в ужасе уставился на обломок руки:
– Манекен...
Алекс отбросил руку и побежал к машине. Из-за рекламной тумбы внезапно появилась тощая старуха и резко перегородила дорогу.
– И не погрузятся в глубины несозданные сущности, и тени их не отойдут в вышину! – Она говорила зычным голосом проповедника, подбородок ее дергался, глаза безумно сверкали. – И все несозданное обратится, и подступит к границе мира, и встанет стеной. Будет пребывать несокрушимо, устрашит и низринет...
– Скажи, это какой город? Где я? – мучительно морщась, спросил Алекс.
Старуха взглянула на него совершенно ра-зумно и четко произнесла:
– Никаких комментариев. No comments! – и снова зашла за тумбу.
Алекс заглянул за тумбу, несколько раз обогнул ее, но сумасшедшая всякий раз успевала скрыться из вида.
Алекс подбежал к подъезду ближайшего дома, дверь оказалась закрытой.
Он стал колотить в нее изо всех сил:
– Откройте, суки! Что вы все прячетесь?! Что за дурдом устроили?! Ненавижу! Откройте!
Алекс вернулся к машине. Дверца приоткрылась. Из нее бочком выполз потрепанный мужик в обвисшей шляпе и синем плаще.
«Почему он сидел в моей машине?»
– Ты что здесь делаешь? – зло спросил Алекс.
Мужик в ужасе отпрянул и бросился бежать.
– Стой! Стой! Я только спросить хочу! – кинулся за ним Алекс.
Но тот, втянув голову в плечи, побежал во всю прыть по безлюдной улице, кидаясь при этом то влево, то вправо, как заяц, спасающийся от погони. И наконец скрылся в какой-то подворотне.
Алекс сел в машину и стал сигналить, надеясь, что кто-то откликнется. Но пронзительные монотонные звуки только нагоняли еще большую тоску. Он поехал по безлюдным улицам, поворачивая наобум то вправо, то влево. Городской пейзаж не менялся. Это была одна и та же мрачная улица с однообразными небоскребами и фонарями.
Машина заглохла. Алекс открыл дверь и тупо уставился в лобовое стекло.
Вдруг послышался громкий стук каблуков. Мимо него прошла высокая женщина в узкой черной юбке.
– Я хотел спросить... – Алекс выскочил из машины и помчался за прохожей.
Женщина четко печатала шаг. Туфли на высоких каблуках цокали по тротуару как копыта. Она не спешила, но догнать ее Алекс не мог, хотя и бежал что есть силы.
– Остановитесь же! Мне только спросить!
– Спрашивай. – Женщина продолжала вышагивать, не поворачивая головы.
– Что происходит? Что это за чертово место?!
– Угадал, чертово место! Именно, именно чертово место, ад-ско-е! Смотри-ка, атеист, а соображает.
– Вы что, сдурели, что ли!? Посмотрите: вокруг XXI век! Какой ад?! Бога вашего давным-давно нет! – задыхался от бега и ярости Алекс.
– Правильно, любезный, Бога нет, а мы есть!
Женщина, мерно чеканя шаг каблуками, стремительно удалилась.
Алекс в бессилье опустился на тротуар.
«Так. Я Алекс Линц, я... богатый человек, мое богатство составляет... составляет... Я поехал на машине... Да я ведь долго лежал в больнице, до того как поехал на машине, и уже не ходил! А сейчас хожу. И у меня была жена, последняя, и еще несколько. Одну я убил. Нет-нет, не я ее убил, не убил, так случилось. Почему же я сейчас хожу? Я хожу. Я здесь. А где? Что это все означает? Как я сюда попал? Как сюда попал?»
Вконец отчаявшись, он бесцельно брел по городу. «Все кончается, и это тоже когда-нибудь закончится».
Дома редели, становились ниже. Он сел на лавку и закрыл глаза. Все эти дома, мостовая, чахлые деревья вызывали у него невыразимое отвращение. До дрожи и тошноты. Мечтал, что откроет глаза и увидит перед собой стены своей комнаты в большом особняке, окруженном садом. Открывал глаза, но вновь и вновь видел белесый столб фонарный, угол дома, выщербленный бордюр.
С юга стали наползать тучи. Наливаясь сизым цветом, они плыли так низко, что бороздили землю. Вглядевшись, Алекс увидел, что это не тучи, а плотная пелена. Она стояла отвесно на всю высоту от земли до неба и неумолимо приближалась к городу.
Вдруг с противоположной стороны до Алекса донесся слабый звук, очень неприятный, похожий на шипение. Он повернул голову и увидел, что с запада надвигается черная туча. Присмотревшись, понял, что это не туча, а расползающееся черное пятно. Дома, столбы, небосвод медленно разрушались, будто кто-то стирал их ластиком, только ластик оставлял после себя непроницаемо-черный след. Алекс затравленно смотрел то на сизую пелену, то на растекающуюся черноту. Он поднял палку, подошел к пелене и ткнул ее. Палка легко, как в туман, вошла в пелену. Пошарил палкой – никаких препятствий не было. Засунул туда руку. Туман был мертвяще холодным, омерзительно осклизлым на ощупь и таким густым, что руку невозможно было разглядеть и в полуметре. Алекс втянул голову в плечи и медленно вошел в бесцветную мертвящую пелену, шаря перед собой палкой. «Когда-нибудь это должно закончиться», – тупо шевелилось у него в голове.
И будто в ответ он услышал какое-то бульканье и слабый сдавленный смех, потом с трудом различил прошелестевшие будто сквозь толщу воды слова: «Это никогда, никогда, никогда, никогда, никогда, никогда, нико-о-о-о... нико-о-о-о... ни-и-и-и...»
Легкое дрожание...
Легкое дрожание началось в кончиках пальцев, побежало по рукам и ногам, охватило все тело, будто невидимый музыкант легко тронул невидимые струны. Внутри шевельнулось и начало подниматься это невесомое, легкое, отличное от тела, но хранящее его форму. Сознание заполнил ослепительно-белый свет.
Время свернулось.
Расстояния стянулись в точку.
Все покрылось тишиной...
Прикосновение было легким и нежным. Ляля открыла глаза.
– Ты Ангел? – спросила она у существа, склонившегося к ней.
– Если хочешь, называй меня так.
– Но у тебя нет крыльев.
– Сейчас ты их увидишь.
За спиной у существа вспыхнуло округлое золотое сияние.
– Они не из перьев? – удивилась Ляля.
– Хочешь из перьев?
– Нет. Так красиво. Это энергия светится?
Тот, которого Ляля назвала Ангелом, тихонько рассмеялся:
– Пусть будет так.
Ляля огляделась. Вокруг ничего не было, кроме безбрежного белого света. Она немножко испугалась и крепко ухватилась за руку Ангела, так она его назвала.
– Ты никуда не уйдешь от меня?
– Я буду с тобой, пока ты сама этого хочешь.
Он провел рукой по волосам девочки. Беспечность, предвкушение чего-то необыкновенно радостного охватили ее.
И потом она увидела этот чудесный поток, удивительный поток воды – глубокий, прозрачный до голубизны. Он как будто струился в воздухе, внизу под ногами. У него не было берегов, он тек как широкая играющая струя.
– Прыгнем в него? – спросил Ангел.
– Да.
– Не боишься?
Ляля покачала головой.
Прыжок был легким, как полет лепестка. Они медленно погрузились в воду. Дышать и двигаться в ней было так же естественно, как и на поверхности. Девочка отпустила руку. Вода ласкала и нежила Лялю, играла с ней, качая на волнах и кружа. Из струй потока возник челнок, подхвативший обоих. Такой же прозрачный, как вода, челнок понес их по течению.
Ляля потрогала свое платье. Оно было сухим.
– Это вода, которая не мочит?! – удивилась девочка.
Поток становился шире и медлительнее. Дальние горизонты стали насыщаться цветом. Волны кармина, охры, лазури и зелени накатывали все ближе и ближе. И вот они уже одели берега изумрудными полянами, рассыпали по ним цветы, окрасили в темную зелень леса и поднявшиеся за ними сопки, а выше распростерлись лазурные небеса. Ляля с восторгом разглядывала это волшебное преображение. Вдоль берега тянулись необыкновенные деревья. Их стволы поднимались высоко, а ветки, покрытые мягким зеленым мхом, ниспадали до самой
земли.
– Эти деревья похожи на мохнатые зеленые стожки, – сказала девочка.
Ангел согласно улыбнулся.
Редкие кустарники шелестели у воды большими веерообразными листьями серебристого цвета. Челнок заплыл в небольшую заводь, всю усеянную лилиями и кувшинками, между ними блестели плоские глянцевые листья.
– Они такие красивые, что я даже не хочу их срывать. – Ляля пальчиками касалась нежных белых лепестков.
– Не бойся, они особенные.
Ангел сорвал лилию на длинном стебле, и на ее месте тут же появилась новая.
– Я сплету тебе венок, хочешь?
Девочка радостно кивнула.
– Они никогда не увянут, – сказал Ангел, надевая на голову Ляле венок из лилий.
Челнок направился к берегу и причалил к деревянным мосткам. Ляля увидела, как из леса выскочил небольшой полосатый зверек, добежал до берега и запрыгнул на мостки. Это был тигренок. Он весело перебирал лапками и, казалось, улыбался Ляле.
– Ты узнала его? – спросил тот, кого Ляля называла Ангелом.
Девочку охватило непонятное радостное волнение, как перед долгожданной встречей.
– Это...
Девочка всматривалась в тигренка. Усов с одной стороны у него не было, а к ушку было приклеено сердечко.
– Это мой Тига! Он ожил! Он живой! – воскликнула девочка.
Ляля узнала свою любимую детскую игрушку. Когда-то она не расставалась с ней ни днем ни ночью.
– Тига, иди ко мне! – позвала она своего
друга.
Тот живо запрыгнул в челнок и принялся усердно лизать ей лицо и руки.
– Тига, Тига, какой ты стал красивый! И подрос. Это сердечко я приклеила к уху, когда Васька ему усы обрезал с одной стороны. А я сердечко приклеила, чтоб ему лучше было. Я выговорить не могла «Тигр» и называла его Тига, – рассказала Ляля, не переставая гладить и ласкать тигренка.
Тига пропал на даче у бабушки. И три дня Ляля безутешно плакала, не желая принимать никакого другого игрушечного тигра.
– Он теперь всегда будет со мной? – спросила девочка.
– Теперь всегда, – кивнул тот, кого она считала Ангелом.
Ляля прижала к себе Тигу и запела песенку, которую напевала ему раньше перед сном. Песенку про то, какой хороший и пушистый ее полосатый любимец.
Поток ширился, один берег отодвинулся к горизонту, а на другом теперь вместо леса расстилался огромный луг. Ляля увидела, что луг этот усеян причудливыми домиками-цветами и залит будто все связующим золотым светом. Повсюду над лугом порхали... порхали...
– Это дети?! – изумилась Ляля.
– Да, мы тоже здесь будем, пока не отправимся дальше.
– Значит, ты будешь со мной?
– Здесь у каждого ребенка есть тот, кого ты называешь Ангелом.
– Он как мама?
– Да, как мама.
– А мама...
– Ты ее увидишь. – Тот, кого Ляля называла Ангелом, охватил ладонями ее лицо. – Обязательно увидишь. Потом. А сейчас мы полетим туда и найдем наш домик.
– Полетим?
– Да.
– Но я же не умею летать.
– Умеешь, – улыбнулся тот, кого Ляля называла Ангелом. – Надо просто вспомнить, как ты летала прежде. Во сне. Закрой глаза.
Ляля крепко обхватила Тигу, закрыла глаза. И вдруг поняла, что да, она сможет взлететь! Ангел поднялся вверх, легко потянув за собой девочку. Та почувствовала себя невесомой и, обмирая от восторга, полетела вслед за ним.
Замелькали лица...
Замелькали лица. Они наплывали одно за другим – узнанные и неузнанные. Что-то говорящие и молчащие.
«Много. Почему их так много? Я стольких видела в жизни?» – думала Ева. И не то чтобы она думала, но странным образом ощущала мысль.
Мелькание лиц слилось в неразличимый поток, который рассеялся в беспредметном пространстве. Это пространство стало накатывать, натягиваться на нее, как новая кожа. И новые контуры пространства кожа ощущала по-иному.
Всплыл закат над степью. Тот, который она видела прежде, будучи девочкой. Она запомнила его не потому, что он был как-то необыкновенно красив: дивные краски и линии будто о чем-то благовествовали.
Полнеба алеет. В облаках, как в перламутровой раскрытой раковине, шар солнца. И с обратной стороны этого заката (или чувства, вызванного им) совсем близко есть, угадывается то самое важное и абсолютное, чему предназначена ее жизнь. Так ласково овевает теплый ветер, будто и он несет из-за горизонта весть оттуда о будущем нескончаемом счастье. И в этот миг связь с запредельным сомкнулась. Душа Евы слилась с ним, растворилась в Божественной радости.
Она закрыла глаза и вслушалась в себя. «Кто-то должен встретить меня здесь. Я это откуда-то знаю точно. Я жду...»
– Ева, Ева, – позвал ее голос из глубины.
Открыв глаза, она огляделась и увидела, что очутилась в цветущем саду. Из-за деревьев к ней шла девушка.
– Я Агнета, – произнесла та, ласково взяв Еву за руку.
Ева всматривалась в лицо: «Я где-нибудь видела ее?»
– Нет, ты не знала меня прежде, – сказала девушка в ответ на мысли Евы. – Нас разделяло лет пятьсот. Но мы связаны генеалогическим древом.
Еву охватило безграничное доверие и любовь к этой хрупкой девушке, и она сразу заговорила о том, что поразило ее в эти первые мгновенья:
– Агнета, если есть этот чудесный и восхитительный мир, где сейчас мы с тобой, совершенный, прекрасный... как будто в каждую пору моей кожи вживлен рецептор счастья... если так возможно, почему там был ужас и мрак, страдания и муки? Для чего они были и есть? И раз есть совершенный Космос и совершенное бытие, почему оно не объемлет все?
– Тебе покажется банальностью то, что я скажу, но, чтобы родиться в свет, нужна тьма. Одно без другого невозможно, одно вырастает из другого. Это пока все, что я могу тебе сказать. Пока все, но пока. Тебе будет открываться вся глубина и величие замысла по мере того, как ты будешь возрастать. И я помогу тебе.
Агнета обняла Еву за плечи и повела к дому, виднеющемуся в глубине сада.
– Это твой, – сказала она. – Ведь ты же мечтала о домике с садом, – лукаво улыбнулась девушка.
– Но... Он слишком большой и такой роскошный, почти дворец, – качнула головой Ева. – Я... я хотела просто маленький домик.
– Маленький домик?
– Да.
– Так создай его. Представь ясно, что ты хочешь.
– Представить? – неуверенно произнесла Ева.
– Да-да!
Ева закрыла лицо руками и сосредоточилась. А когда отняла руки, увидела небольшой строгий домик с белыми стенами и высокой черепичной крышей.
– Подходит?
– Как во сне...
– Почти! – рассмеялась Агнета.
– Удивительно...
– Пожалуй, это то, что так же сильно поражает вновь прибывших, как и охватывающее пронзительное блаженство. То, что имело ценность там, на что тратились десятилетия, огромные силы, средства – зачастую в виде неустанной тяжелой работы или в виде лести, воровства, мошенничества, убийства, – здесь созидается и исчезает в одно мгновение. Ценность у нас имеет только душа. А все это... – Агнета махнула рукой, – это фантом, который лишь на какое-то время становится иллюзией реальности. Потом ты и без меня сможешь созидать дворцы, как когда-то умела чистить картошку, – рассмеялась она. – Помнишь?
Мы копаем картошку,
Пьем студеную воду.
Осень серою кошкой
Бродит по огородам.
– Это стихотворение Андрея, моего мужа, – узнала Ева.
Агнета кивнула.
– Но ведь оно нигде не было опубликовано.
– Разве для Бога нужна публикация? Все написанное – от мыслей. А они не пропадают. Все мыслимое запечатлено. А если это не так, то наши молитвы – тщета, пустота. И это ты потом научишься делать – извлекать нужное из бесконечного мысленного потока. У нас впереди много чудесных занятий! А пока зайдем в дом и поговорим о том, кем еще ты захочешь его заселить и чем наполнить.
Агнета распахнула дверь.
Назад |