собом была обследована значительная часть речки Чуни и ближайшие притоки.
Спустя несколько дней к розыску подключились милиционеры. Они составили несколько десятков протоколов допроса и осмотра места, но тоже не смогли сделать никаких выводов о причинах исчезновения Виктора Павловича.
Усилия, потраченные десятками человек с привлечением изрядного количества техники, не дали никакого результата. Спустя три недели поиски прекратили. Необходимо было наверстывать упущенное время и уже в авральном режиме выполнять производственное задание.
Необъяснимое исчезновение Васильченко долго обсуждали в коллективе. Многие предполагали, что он по какой-то причине совершил самоубийство и для этого ушел далеко в тайгу. Но я, зная Виктора Павловича как очень жизнерадостного человека, даже представить не мог, что он покончил с собой.
Примерно через полгода стал известен факт исчезновения в этих краях и другого человека. Охотник пропал при схожих обстоятельствах. Известно было, что несколько дней он вместе с собакой находился в своем зимовье и вдруг исчез так же совершенно бесследно. Его долго искали родственники, но безрезультатно. Лишь спустя несколько месяцев тело было обнаружено на берегу реки. Охотника опознали по одежде и личным вещам. По состоянию трупа было очевидно, что кто-то доставил его на берег. Кто и зачем убил этого человека, осталось зловещей тайной. Возможно, и Васильченко стал жертвой жестокого убийцы, который ловко скрывал свои преступления.
Все члены нашего коллектива остро переживали эту трагедию, но особенно близко к сердцу принял исчезновение своего друга начальник партии Прилепский. Служебные обязанности не позволили ему принять личное участие в поисках Васильченко. И когда Прилепский узнал, что поиски не дали результата, чувство горести захлестнуло его. После завершения полевого сезона Владимир Гаврилович заказал памятник в виде триангуляционного знака и установил его на кладбище поселка Большой Луг. Памятник был без могилы – не каждому человеку бывает оказана такая честь.
На день рождения своего друга Прилепский заказал в иркутском ресторане несколько деликатесных блюд, купил бутылку марочного коньяка и вызвал три машины такси. В одну машину он сел сам, во вторую погрузил снедь, а в третью положил свою шляпу. Такой способ передвижения считался хорошим тоном среди многих работников наших полевых бригад. Так они демонстрировали свое финансовое благополучие и хотели самоутвердиться в глазах окружающих, соря деньгами, демонстрируя полное к ним пренебрежение. Подобное ребяческое поведение рабочих приводило к тому, что они быстро тратили все заработанные деньги, а потом понуро являлись в экспедицию и просили принять их на любую должность в межсезонный период. Прилепский же вкладывал в свой кортеж несколько другой смысл: он демонстрировал уважение к другу. Прибыв на кладбище, Владимир Гаврилович щедро рассчитался с водителями и несколько часов провел у памятника, отдавая долг памяти близкому товарищу.
Именно Прилепскому, человеку трудной судьбы, много лет отработавшему на разных предприятиях топографической службы, я и хочу посвятить следующую главу.
7. Владимир Гаврилович Прилепский
В 1953 году, работая начальником 88-й экспедиции, я был в командировке в Иркутске. За два дня мне удалось решить все производственные вопросы, и я собирался вернуться в Нижнеангарск. Оставалось
зайти в приемную директора ВостСибАГП и сделать отметку в командировочном удостоверении. Там я столкнулся с начальником нашего предприятия Борисом Владимировичем Немынским. Увидев меня, он спросил, имеются ли у меня в экспедиции вакантные места для рабочих. Я ответил, что места наверняка найдутся, и Немынский представил мне двух молодых людей. «С самого утра порог мой обивают. Требуют, чтобы я на работу их принял», – пояснил он.
Так я познакомился с Прилепским. Следуя со своим товарищем с Дальнего Востока из мест заключения, он узнал, что в Иркутске принимают на работу бывших заключенных. Добравшись до города, Владимир нашел здание ВостСибАГП и принялся штурмовать приемную начальника. На мой вопрос, что он умеет делать, Прилепский отвечал, что не видел еще дела, которого он не смог бы освоить. Мне понравилась настойчивость и определенная наглость Прилепского. Я сразу связался с начальником партии Николаевым, который работал на Баргузинском участке. Максим Георгиевич подтвердил, что вакантные места в строительной партии имеются, и, получив аванс, Владимир с товарищем отправился в поселок Баргузин.
Второй раз я встретился с Прилепским спустя год, когда был с инспекционной поездкой в партии Колодина – уже в Амурской области. Владимир был замешан в истории, связанной с продажей алкоголя. При этом Колодину было ясно, что организатором доставки водки в полевые бригады является именно Прилепский, но прямых улик и доказательств этому не было. Я прямо заявил Прилепскому, что не потерплю нарушений трудовой дисциплины, а также производственного саботажа путем спаивания рабочих. Он не стал возражать, оправдываться или отпираться. Просто молча выслушал меня, кивнул и ушел.
А спустя еще два года я уже вручал Владимиру Гавриловичу грамоту. По итогам полевого сезона
1957 года он был признан лучшим в экспедиции техником-строителем триангуляционных знаков. К тому времени Прилепский окончил курсы техников при нашем предприятии и прекрасно освоил новую специальность. Он с готовностью брался за самые сложные задания и работал с энтузиазмом, что было свойственно его деятельной натуре.
С того времени я стал часто общаться с Прилепским, и мы подружились. По моему совету Владимир поступил на заочное отделение геодезического техникума, а после его окончания был переведен на должность прораба строительных бригад и прекрасно справлялся с новой должностью. Многолетний опыт, полученные в техникуме знания, заработанный в коллективе нашего предприятия авторитет – все это позволило Владимиру Гавриловичу в дальнейшем занять должность начальника строительной партии. Он полностью оправдал ожидания администрации и стал прекрасным руководителем большого подразделения экспедиции. В Амурской области Прилепский женился, у него родились сын и дочь. Спустя время Володя получил хорошую трехкомнатную квартиру в Иркутске, куда переехал со всей семьей.
Обладая сильным характером и волей, Прилепский при этом был очень сентиментальным и ранимым человеком. Но когда в юности он бродяжничал, а потом отбывал наказание в колонии строгого режима, привык скрывать свои чувства. Теперь же лишь иногда, погрузившись в воспоминания, он позволял себе сбросить суровую маску, и тогда лицо его становилось очень добрым и по-детски открытым.
Родом Володя был из Орловской области и проживал с семьей на станции Верховье. Его мать и отец умерли еще до войны, две старшие сестры вышли замуж и перебрались в другие места. Владимир жил со старшим братом. Когда началась война, брата мобилизовали, а Володя в 14-летнем возрасте начал взрослую жизнь. Фашисты заняли станцию Верховье, и в доме Владимира поселились немецкие офицеры. Они заставляли его прислуживать им. Парень был на положении раба, рискуя каждый день быть убитым. Однажды один из пьяных фашистов избил Володю и достал пистолет, чтобы застрелить его. К счастью, подросток смог вырваться и убежать. Босой, без верхней одежды, он решил перейти линию фронта и найти старшего брата.
Сняв ботинки и шинель с убитого красноармейца, Владимир ночами шел на восток, двигаясь вдоль железной дороги. Ему повезло, и он пересек линию фронта. Оказавшись в расположении наших войск, Володя нашел часть, в которой служил брат, и стал просить, чтобы его тоже взяли на фронт, но брат категорически запретил даже думать об этом. Он отдал Володе все свои продукты, деньги, часть обмундирования и отправил эшелоном дальше на восток.
Спустя годы Владимир сделал запрос о судьбе своего брата. Ему ответили, что тот погиб на фронте в 1943 году.
Оказавшись снова в положении беспризорника, Володя в скором времени получил первый срок за кражу. Выйдя на свободу, он продолжил бродяжничать и повторно совершил преступление, за которое ему пришлось отбывать длительное наказание.
Владимир не раз благодарил меня, за то что в
1953 году я помог трудоустроить его. Тогда он находился в отчаянном положении и его посещали мысли о самоубийстве. Поступив работать на наше предприятие, Прилепский крепко встал на ноги, нашел настоящих друзей и в корне изменил свою жизнь, значительную часть которой отдал топографической службе.
5 ноября 1969 года Владимир Гаврилович умер от сердечного приступа. На момент смерти ему было всего лишь 42 года. Многие удивлялись этой скоропостижной смерти. Но я, хорошо знавший судьбу Володи, понимал, что сердце его было истощено многими испытаниями, которых хватило бы и на несколько жизней.
Похоронили Прилепского на кладбище поселка Большой Луг рядом с памятником Васильченко, и в качестве надгробия тоже была установлена копия сложного триангуляционного пункта.
Тетрадь четырнадцатая
Заключение
19 декабря 1969 года мне исполнилось 60 лет. Благодаря руководству экспедиции, взявшему на себя все расходы, был организован торжественный вечер, где меня чествовали как юбиляра и ветерана топографической службы. Свое 60-летие я встретил в кругу коллег и друзей из 2, 3, 6 и 8-й экспедиций. Присутствовали также начальник и главный инженер предприятия № 1 ГУГК – Л. Г. Комаров и В. М. Киселев. Мне, безусловно, было приятно слышать слова благодарности за многолетний труд, пожелания здоровья и долголетия.
Вечер этот оставил самые лучшие воспоминания. Все были очень рады видеть друг друга. Совместные походы и общее дело породнили меня со многими рабочими, техниками, инженерами и руководителями геодезических предприятий. Мой юбилей стал поводом для того, чтобы собраться за одним столом работникам разных трудовых коллективов. Здесь были ветераны, зрелые инженеры и молодые специалисты. Отрадно было сознавать тот факт, что на предприятии крепка связь поколений, и это вселяло уверенность в достойном будущем геодезической службы – одной из важнейших отраслей производства.
Помню, впрочем, и чувство горечи, посетившее меня в конце этого вечера. Я понимал, что в скором времени мне придется уйти, как говорится, на заслуженный отдых. Ревматизм не позволял мне теперь длительное время работать в полевых условиях, и 1 июня 1970 года я вышел на пенсию.
Впрочем, до 1972 года я еще работал по краткосрочному договору в полевых бригадах в качестве консультанта. Так, в 1971 году Николай Никитич Литошко, начальник 3-й экспедиции, обратился ко мне с просьбой оказать методическую помощь инженерно-техническим работникам его предприятия, которые должны были выполнить нивелирный ход первого класса.
До этого времени высокоточное нивелирование иркутские геодезические предприятия не делали. Работу такого высокого уровня на территории Восточной Сибири и Дальнего Востока выполняли специалисты из Новосибирска. Они, как правило, создавали сеть полигонов первого класса, которая являлась основой для производства полигонов второго, третьего и четвертого классов, где требования к точности были ниже.
Я должен был помочь иркутянам в короткий срок освоить методику производства работ и дать практические советы по работе с импортным высокоточным нивелиром. В начале лета я выехал с бригадой Николая Александровича Смирнова в Тункинскую долину. Наш маршрут начинался недалеко от поселка Торы. Прибыв на место, мы сразу приступили к работе. Николай был опытным инженером и довольно быстро освоил новое оборудование, методику ведения работ. Бригада набрала хороший темп. Моя непосредственная помощь потребовалась только в первые дни. Когда Смирнов, что называется, набил руку и все его наблюдения стали соответствовать допускам инструкции, я вернулся в Иркутск.
Отчитавшись перед начальником 3-й экспедиции, я получил новое задание и вылетел в улус Сорок Окинского аймака Бурятской АССР. В этом районе вдоль реки Оки работала бригада инженера Н. К. Топоркова, также выполнявшая нивелирование первого класса. Здесь мне предстояло осуществить контроль качества работы бригады. Николай Кириллович в совершенстве владел приемами работ и хорошо знал допуски, предусмотренные инструкцией по нивелированию первого класса. Это я понял сразу, проверяя журналы нивелирования, ведомости превышений, состояние прибора и нивелирных реек. Все содержалось в образцовом порядке, чему во многом способствовала Нина Долбилкина, помощник Топоркова, которая очень ответственно и аккуратно относилась к своим обязанностям.
Я составил акт контроля качества работ, в котором выводы о работе бригады были только положительные. Топорков не нуждался в постоянном контроле. Я лишь дал ему несколько советов и рассказал о новых способах нивелирования, с которыми сам познакомился недавно в бюллетене по рационализации за предыдущий год. Пребывая в лагере Топоркова, я с большим удовольствием рыбачил на Оке. Один из рабочих бригады, совсем молодой парень из Иркутска, оказался страстным рыбаком. В свободные часы он все время проводил на реке. Я стал его спутником и, пользуясь советами нового друга, с успехом ловил ленка и хариуса. С сожалением мне пришлось покинуть эту бригаду. Я уже не мог ходить быстро, как в прежние годы. Поэтому, чтобы не стать обузой для коллег, спустя две недели уехал в Иркутск.
Через год мне опять предложили помочь освоить методы высокоточной съемки государственной нивелирной сети первого класса. На этот раз ко мне обратился начальник 1-й экспедиции Николай Викторович Лебедев. Скоро я оказался в расположении бригады Бориса Гыргенова. К месту производства работ нас доставил катер местной метеостанции. Мы поднялись вверх по реке Кочечуме на 70 километров севернее поселка Тура и в тот же день приступили к работе.
В первое время я постоянно находился рядом с бригадой, осуществляя контроль над работой Бориса и его помощников. В дальнейшем стал задерживаться в палатке, проверяя вычисления нивелирного хода, которые были выполнены в течение предыдущего дня. Так я давал возможность Гыргенову самостоятельно осваивать новую методику и требования инструкций. Дней через десять я понял, что Борис работает уверенно и более не нуждается в моей опеке. Я все реже посещал бригаду во время наблюдений, но, чтобы оставаться полезным, брал ружье и охотился на рябчиков, а также рыбачил и готовил нехитрую таежную похлебку для товарищей.
Через месяц я погрузил свои вещи в резиновую лодку и по течению Кочечумы начал сплав к поселку Тура.
Это путешествие стало моим последним походом. Глядя на темную воду таежной реки, я успел о многом подумать, о многом вспомнить.
Когда-то, будучи молодым человеком, я грезил о дальних походах в неизведанные места и мечтал обойти если не весь мир, то значительную его часть.
Страсть к путешествиям привела меня в институт геодезии и картографии, в аудиториях которого собрались такие же романтики, как я. Наш идеализм с воодушевлением поддерживали некоторые преподаватели, рассказывая о живописных картинах нетронутой природы.
«Что может быть лучше, чем оказаться на берегу дикой реки? И после приятного купания распластаться нагим телом на бархатистой травке, в окружении ароматных цветов! А потом, испив парного молока, продолжить путь по нетореной тропе!» – восклицал профессор Нагнибеда, обращаясь к студентам с кафедры.
В то время нам почему-то не приходило в голову, что профессор преподает экономику и вряд ли он имеет представление о реалиях полевого быта. Искупаться и позагорать в маршруте, пожалуй, можно – если удастся найти открытое, обдуваемое место без гнуса. Но где в тайге разжиться парным молоком, я, право, до сих пор не знаю.
В целом мы понимали, какие испытания готовит нам судьба, но никто из студентов курса не свернул с намеченного пути. Насколько мне известно, все мои однокашники всю свою жизнь посвятили геодезии. Романтика путешествий влекла нас, а рассказы бывалых находили отклик в молодых сердцах. Нас не смущали предстоящие трудности – напротив, каждый жаждал испытать себя, готовясь к трудовым подвигам и великим свершениям.
Когда я начал работать самостоятельно, пришло понимание, насколько важно уметь автономно существовать в условиях дикой природы. Долговременное пребывание в тайге заставляло постоянно бороться за выживание. Для этого необходимо было научиться беречь себя и окружающих. Болезнь, травма или, не дай бог, смерть одного из членов бригады означали остановку всех работ, а значит, ставили под угрозу выполнение производственного задания. Наука выживания в самых разных условиях для топографа не менее важна, чем хорошая теоретическая подготовка и владение в совершенстве приемами и методами геодезических работ.
Недавно мне довелось прочитать в газете статью, где красочно был описан штурм гольца Переемный горного хребта Хамар-Дабан группой туристов. Детали этого похода меня, признаться, позабавили. Добравшись до подножья горы на вездеходе, молодые люди устроили лагерь и, выбрав хорошую погоду, совершили восхождение на вершину в сопровождении опытных альпинистов.
Мне тоже есть что рассказать о прибайкальских гольцах Хамар-Дабана. В 1939 году в течение всего полевого сезона я с товарищами совершал восхождения на вершины тех гор. И когда в середине ноября, спустившись с последнего склона, ободрав в кровь колени с ладонями, мы без сил около часа лежали у его подножья, у меня от пережитого физического и нервного напряжения долго тряслись руки и ноги.
Мало кто знает, какого напряжения сил, зачастую связанного с риском для жизни, требует выполнение рядового производственного задания при исследовании вершин Хамар-Дабана. А ведь работы там ведутся и в настоящее время. Почему бы их не осветить в прессе тем же бойким слогом?
Два десятка лет назад нечасто можно было встретить человека с рюкзаком. Его обладатель относился к категории людей, занятых на работах в полевых условиях. Это были геологи, биологи, ботаники, геофизики, метеорологи, гидрологи, астрономы, археологи, геодезисты. Узнавая друг друга по внешнему виду, мы легко знакомились и всегда находили общий язык, делились новостями и советами. Теперь рюкзаки на плечах молодых людей можно увидеть гораздо чаще. Рюкзак в наше время – это символ беззаботности и современной романтики. Многие молодые люди, увлеченные спортивным туризмом, для самоутверждения и в поисках новых впечатлений посещают дикие, труднодоступные места, которых в нашей стране еще предостаточно.
Ни в коем случае не хочу в чем-либо упрекать современных туристов, для которых таежный поход или восхождение на гору – спортивно-развлекательное мероприятие. Мне лишь хочется, чтобы нынешнее молодое поколение ценило достигнутый материально-культурный уровень нашего общества. Если молодые люди ищут для себя трудности в качестве развлечений, значит, их быт обеспечен самым необходимым и в жизни нет лишений, голода и всеобщего горя.
Наше поколение не имело и части того, что доступно теперь каждому человеку. Советская власть и научно-технический прогресс подняли уровень социального обеспечения на небывалую высоту.
То же касается и развития геодезической службы. Все меньше используется ручной труд, постоянно улучшаются условия труда, увеличивается количество льгот для людей, работающих в поле, забота о здоровье трудящихся является теперь приоритетом для руководителей всех уровней.
Мне, как человеку, отработавшему не один десяток лет в геодезии, отрадно видеть умных молодых людей, готовых посвятить жизнь интересному и благородному делу. Многие из них ставят перед собой самые сложные задачи и формулируют проблемы, связанные уже с космическим пространством, осознание которых для инженеров предыдущих поколений было непостижимым.
В зимний межполевой период 1973–1974 годов я оказывал помощь при выполнении камеральных работ в 6-й экспедиции. На этом мой трудовой путь завершился. По состоянию здоровья я не имел более возможности участвовать в производственном процессе. Последнее время, как и положено старикам, я живу воспоминаниями, которые решил последовательно изложить на бумаге.
Надеюсь, что мои мемуары окажутся интересны не только людям старшего поколения, но и молодежи. И если кто-нибудь, прочитав эти воспоминания, решит связать свою жизнь с геодезией, – это будет для меня наилучшей наградой.
1977–1978
г. Иркутск
Спустя несколько дней к розыску подключились милиционеры. Они составили несколько десятков протоколов допроса и осмотра места, но тоже не смогли сделать никаких выводов о причинах исчезновения Виктора Павловича.
Усилия, потраченные десятками человек с привлечением изрядного количества техники, не дали никакого результата. Спустя три недели поиски прекратили. Необходимо было наверстывать упущенное время и уже в авральном режиме выполнять производственное задание.
Необъяснимое исчезновение Васильченко долго обсуждали в коллективе. Многие предполагали, что он по какой-то причине совершил самоубийство и для этого ушел далеко в тайгу. Но я, зная Виктора Павловича как очень жизнерадостного человека, даже представить не мог, что он покончил с собой.
Примерно через полгода стал известен факт исчезновения в этих краях и другого человека. Охотник пропал при схожих обстоятельствах. Известно было, что несколько дней он вместе с собакой находился в своем зимовье и вдруг исчез так же совершенно бесследно. Его долго искали родственники, но безрезультатно. Лишь спустя несколько месяцев тело было обнаружено на берегу реки. Охотника опознали по одежде и личным вещам. По состоянию трупа было очевидно, что кто-то доставил его на берег. Кто и зачем убил этого человека, осталось зловещей тайной. Возможно, и Васильченко стал жертвой жестокого убийцы, который ловко скрывал свои преступления.
Все члены нашего коллектива остро переживали эту трагедию, но особенно близко к сердцу принял исчезновение своего друга начальник партии Прилепский. Служебные обязанности не позволили ему принять личное участие в поисках Васильченко. И когда Прилепский узнал, что поиски не дали результата, чувство горести захлестнуло его. После завершения полевого сезона Владимир Гаврилович заказал памятник в виде триангуляционного знака и установил его на кладбище поселка Большой Луг. Памятник был без могилы – не каждому человеку бывает оказана такая честь.
На день рождения своего друга Прилепский заказал в иркутском ресторане несколько деликатесных блюд, купил бутылку марочного коньяка и вызвал три машины такси. В одну машину он сел сам, во вторую погрузил снедь, а в третью положил свою шляпу. Такой способ передвижения считался хорошим тоном среди многих работников наших полевых бригад. Так они демонстрировали свое финансовое благополучие и хотели самоутвердиться в глазах окружающих, соря деньгами, демонстрируя полное к ним пренебрежение. Подобное ребяческое поведение рабочих приводило к тому, что они быстро тратили все заработанные деньги, а потом понуро являлись в экспедицию и просили принять их на любую должность в межсезонный период. Прилепский же вкладывал в свой кортеж несколько другой смысл: он демонстрировал уважение к другу. Прибыв на кладбище, Владимир Гаврилович щедро рассчитался с водителями и несколько часов провел у памятника, отдавая долг памяти близкому товарищу.
Именно Прилепскому, человеку трудной судьбы, много лет отработавшему на разных предприятиях топографической службы, я и хочу посвятить следующую главу.
7. Владимир Гаврилович Прилепский
В 1953 году, работая начальником 88-й экспедиции, я был в командировке в Иркутске. За два дня мне удалось решить все производственные вопросы, и я собирался вернуться в Нижнеангарск. Оставалось
зайти в приемную директора ВостСибАГП и сделать отметку в командировочном удостоверении. Там я столкнулся с начальником нашего предприятия Борисом Владимировичем Немынским. Увидев меня, он спросил, имеются ли у меня в экспедиции вакантные места для рабочих. Я ответил, что места наверняка найдутся, и Немынский представил мне двух молодых людей. «С самого утра порог мой обивают. Требуют, чтобы я на работу их принял», – пояснил он.
Так я познакомился с Прилепским. Следуя со своим товарищем с Дальнего Востока из мест заключения, он узнал, что в Иркутске принимают на работу бывших заключенных. Добравшись до города, Владимир нашел здание ВостСибАГП и принялся штурмовать приемную начальника. На мой вопрос, что он умеет делать, Прилепский отвечал, что не видел еще дела, которого он не смог бы освоить. Мне понравилась настойчивость и определенная наглость Прилепского. Я сразу связался с начальником партии Николаевым, который работал на Баргузинском участке. Максим Георгиевич подтвердил, что вакантные места в строительной партии имеются, и, получив аванс, Владимир с товарищем отправился в поселок Баргузин.
Второй раз я встретился с Прилепским спустя год, когда был с инспекционной поездкой в партии Колодина – уже в Амурской области. Владимир был замешан в истории, связанной с продажей алкоголя. При этом Колодину было ясно, что организатором доставки водки в полевые бригады является именно Прилепский, но прямых улик и доказательств этому не было. Я прямо заявил Прилепскому, что не потерплю нарушений трудовой дисциплины, а также производственного саботажа путем спаивания рабочих. Он не стал возражать, оправдываться или отпираться. Просто молча выслушал меня, кивнул и ушел.
А спустя еще два года я уже вручал Владимиру Гавриловичу грамоту. По итогам полевого сезона
1957 года он был признан лучшим в экспедиции техником-строителем триангуляционных знаков. К тому времени Прилепский окончил курсы техников при нашем предприятии и прекрасно освоил новую специальность. Он с готовностью брался за самые сложные задания и работал с энтузиазмом, что было свойственно его деятельной натуре.
С того времени я стал часто общаться с Прилепским, и мы подружились. По моему совету Владимир поступил на заочное отделение геодезического техникума, а после его окончания был переведен на должность прораба строительных бригад и прекрасно справлялся с новой должностью. Многолетний опыт, полученные в техникуме знания, заработанный в коллективе нашего предприятия авторитет – все это позволило Владимиру Гавриловичу в дальнейшем занять должность начальника строительной партии. Он полностью оправдал ожидания администрации и стал прекрасным руководителем большого подразделения экспедиции. В Амурской области Прилепский женился, у него родились сын и дочь. Спустя время Володя получил хорошую трехкомнатную квартиру в Иркутске, куда переехал со всей семьей.
Обладая сильным характером и волей, Прилепский при этом был очень сентиментальным и ранимым человеком. Но когда в юности он бродяжничал, а потом отбывал наказание в колонии строгого режима, привык скрывать свои чувства. Теперь же лишь иногда, погрузившись в воспоминания, он позволял себе сбросить суровую маску, и тогда лицо его становилось очень добрым и по-детски открытым.
Родом Володя был из Орловской области и проживал с семьей на станции Верховье. Его мать и отец умерли еще до войны, две старшие сестры вышли замуж и перебрались в другие места. Владимир жил со старшим братом. Когда началась война, брата мобилизовали, а Володя в 14-летнем возрасте начал взрослую жизнь. Фашисты заняли станцию Верховье, и в доме Владимира поселились немецкие офицеры. Они заставляли его прислуживать им. Парень был на положении раба, рискуя каждый день быть убитым. Однажды один из пьяных фашистов избил Володю и достал пистолет, чтобы застрелить его. К счастью, подросток смог вырваться и убежать. Босой, без верхней одежды, он решил перейти линию фронта и найти старшего брата.
Сняв ботинки и шинель с убитого красноармейца, Владимир ночами шел на восток, двигаясь вдоль железной дороги. Ему повезло, и он пересек линию фронта. Оказавшись в расположении наших войск, Володя нашел часть, в которой служил брат, и стал просить, чтобы его тоже взяли на фронт, но брат категорически запретил даже думать об этом. Он отдал Володе все свои продукты, деньги, часть обмундирования и отправил эшелоном дальше на восток.
Спустя годы Владимир сделал запрос о судьбе своего брата. Ему ответили, что тот погиб на фронте в 1943 году.
Оказавшись снова в положении беспризорника, Володя в скором времени получил первый срок за кражу. Выйдя на свободу, он продолжил бродяжничать и повторно совершил преступление, за которое ему пришлось отбывать длительное наказание.
Владимир не раз благодарил меня, за то что в
1953 году я помог трудоустроить его. Тогда он находился в отчаянном положении и его посещали мысли о самоубийстве. Поступив работать на наше предприятие, Прилепский крепко встал на ноги, нашел настоящих друзей и в корне изменил свою жизнь, значительную часть которой отдал топографической службе.
5 ноября 1969 года Владимир Гаврилович умер от сердечного приступа. На момент смерти ему было всего лишь 42 года. Многие удивлялись этой скоропостижной смерти. Но я, хорошо знавший судьбу Володи, понимал, что сердце его было истощено многими испытаниями, которых хватило бы и на несколько жизней.
Похоронили Прилепского на кладбище поселка Большой Луг рядом с памятником Васильченко, и в качестве надгробия тоже была установлена копия сложного триангуляционного пункта.
Тетрадь четырнадцатая
Заключение
19 декабря 1969 года мне исполнилось 60 лет. Благодаря руководству экспедиции, взявшему на себя все расходы, был организован торжественный вечер, где меня чествовали как юбиляра и ветерана топографической службы. Свое 60-летие я встретил в кругу коллег и друзей из 2, 3, 6 и 8-й экспедиций. Присутствовали также начальник и главный инженер предприятия № 1 ГУГК – Л. Г. Комаров и В. М. Киселев. Мне, безусловно, было приятно слышать слова благодарности за многолетний труд, пожелания здоровья и долголетия.
Вечер этот оставил самые лучшие воспоминания. Все были очень рады видеть друг друга. Совместные походы и общее дело породнили меня со многими рабочими, техниками, инженерами и руководителями геодезических предприятий. Мой юбилей стал поводом для того, чтобы собраться за одним столом работникам разных трудовых коллективов. Здесь были ветераны, зрелые инженеры и молодые специалисты. Отрадно было сознавать тот факт, что на предприятии крепка связь поколений, и это вселяло уверенность в достойном будущем геодезической службы – одной из важнейших отраслей производства.
Помню, впрочем, и чувство горечи, посетившее меня в конце этого вечера. Я понимал, что в скором времени мне придется уйти, как говорится, на заслуженный отдых. Ревматизм не позволял мне теперь длительное время работать в полевых условиях, и 1 июня 1970 года я вышел на пенсию.
Впрочем, до 1972 года я еще работал по краткосрочному договору в полевых бригадах в качестве консультанта. Так, в 1971 году Николай Никитич Литошко, начальник 3-й экспедиции, обратился ко мне с просьбой оказать методическую помощь инженерно-техническим работникам его предприятия, которые должны были выполнить нивелирный ход первого класса.
До этого времени высокоточное нивелирование иркутские геодезические предприятия не делали. Работу такого высокого уровня на территории Восточной Сибири и Дальнего Востока выполняли специалисты из Новосибирска. Они, как правило, создавали сеть полигонов первого класса, которая являлась основой для производства полигонов второго, третьего и четвертого классов, где требования к точности были ниже.
Я должен был помочь иркутянам в короткий срок освоить методику производства работ и дать практические советы по работе с импортным высокоточным нивелиром. В начале лета я выехал с бригадой Николая Александровича Смирнова в Тункинскую долину. Наш маршрут начинался недалеко от поселка Торы. Прибыв на место, мы сразу приступили к работе. Николай был опытным инженером и довольно быстро освоил новое оборудование, методику ведения работ. Бригада набрала хороший темп. Моя непосредственная помощь потребовалась только в первые дни. Когда Смирнов, что называется, набил руку и все его наблюдения стали соответствовать допускам инструкции, я вернулся в Иркутск.
Отчитавшись перед начальником 3-й экспедиции, я получил новое задание и вылетел в улус Сорок Окинского аймака Бурятской АССР. В этом районе вдоль реки Оки работала бригада инженера Н. К. Топоркова, также выполнявшая нивелирование первого класса. Здесь мне предстояло осуществить контроль качества работы бригады. Николай Кириллович в совершенстве владел приемами работ и хорошо знал допуски, предусмотренные инструкцией по нивелированию первого класса. Это я понял сразу, проверяя журналы нивелирования, ведомости превышений, состояние прибора и нивелирных реек. Все содержалось в образцовом порядке, чему во многом способствовала Нина Долбилкина, помощник Топоркова, которая очень ответственно и аккуратно относилась к своим обязанностям.
Я составил акт контроля качества работ, в котором выводы о работе бригады были только положительные. Топорков не нуждался в постоянном контроле. Я лишь дал ему несколько советов и рассказал о новых способах нивелирования, с которыми сам познакомился недавно в бюллетене по рационализации за предыдущий год. Пребывая в лагере Топоркова, я с большим удовольствием рыбачил на Оке. Один из рабочих бригады, совсем молодой парень из Иркутска, оказался страстным рыбаком. В свободные часы он все время проводил на реке. Я стал его спутником и, пользуясь советами нового друга, с успехом ловил ленка и хариуса. С сожалением мне пришлось покинуть эту бригаду. Я уже не мог ходить быстро, как в прежние годы. Поэтому, чтобы не стать обузой для коллег, спустя две недели уехал в Иркутск.
Через год мне опять предложили помочь освоить методы высокоточной съемки государственной нивелирной сети первого класса. На этот раз ко мне обратился начальник 1-й экспедиции Николай Викторович Лебедев. Скоро я оказался в расположении бригады Бориса Гыргенова. К месту производства работ нас доставил катер местной метеостанции. Мы поднялись вверх по реке Кочечуме на 70 километров севернее поселка Тура и в тот же день приступили к работе.
В первое время я постоянно находился рядом с бригадой, осуществляя контроль над работой Бориса и его помощников. В дальнейшем стал задерживаться в палатке, проверяя вычисления нивелирного хода, которые были выполнены в течение предыдущего дня. Так я давал возможность Гыргенову самостоятельно осваивать новую методику и требования инструкций. Дней через десять я понял, что Борис работает уверенно и более не нуждается в моей опеке. Я все реже посещал бригаду во время наблюдений, но, чтобы оставаться полезным, брал ружье и охотился на рябчиков, а также рыбачил и готовил нехитрую таежную похлебку для товарищей.
Через месяц я погрузил свои вещи в резиновую лодку и по течению Кочечумы начал сплав к поселку Тура.
Это путешествие стало моим последним походом. Глядя на темную воду таежной реки, я успел о многом подумать, о многом вспомнить.
Когда-то, будучи молодым человеком, я грезил о дальних походах в неизведанные места и мечтал обойти если не весь мир, то значительную его часть.
Страсть к путешествиям привела меня в институт геодезии и картографии, в аудиториях которого собрались такие же романтики, как я. Наш идеализм с воодушевлением поддерживали некоторые преподаватели, рассказывая о живописных картинах нетронутой природы.
«Что может быть лучше, чем оказаться на берегу дикой реки? И после приятного купания распластаться нагим телом на бархатистой травке, в окружении ароматных цветов! А потом, испив парного молока, продолжить путь по нетореной тропе!» – восклицал профессор Нагнибеда, обращаясь к студентам с кафедры.
В то время нам почему-то не приходило в голову, что профессор преподает экономику и вряд ли он имеет представление о реалиях полевого быта. Искупаться и позагорать в маршруте, пожалуй, можно – если удастся найти открытое, обдуваемое место без гнуса. Но где в тайге разжиться парным молоком, я, право, до сих пор не знаю.
В целом мы понимали, какие испытания готовит нам судьба, но никто из студентов курса не свернул с намеченного пути. Насколько мне известно, все мои однокашники всю свою жизнь посвятили геодезии. Романтика путешествий влекла нас, а рассказы бывалых находили отклик в молодых сердцах. Нас не смущали предстоящие трудности – напротив, каждый жаждал испытать себя, готовясь к трудовым подвигам и великим свершениям.
Когда я начал работать самостоятельно, пришло понимание, насколько важно уметь автономно существовать в условиях дикой природы. Долговременное пребывание в тайге заставляло постоянно бороться за выживание. Для этого необходимо было научиться беречь себя и окружающих. Болезнь, травма или, не дай бог, смерть одного из членов бригады означали остановку всех работ, а значит, ставили под угрозу выполнение производственного задания. Наука выживания в самых разных условиях для топографа не менее важна, чем хорошая теоретическая подготовка и владение в совершенстве приемами и методами геодезических работ.
Недавно мне довелось прочитать в газете статью, где красочно был описан штурм гольца Переемный горного хребта Хамар-Дабан группой туристов. Детали этого похода меня, признаться, позабавили. Добравшись до подножья горы на вездеходе, молодые люди устроили лагерь и, выбрав хорошую погоду, совершили восхождение на вершину в сопровождении опытных альпинистов.
Мне тоже есть что рассказать о прибайкальских гольцах Хамар-Дабана. В 1939 году в течение всего полевого сезона я с товарищами совершал восхождения на вершины тех гор. И когда в середине ноября, спустившись с последнего склона, ободрав в кровь колени с ладонями, мы без сил около часа лежали у его подножья, у меня от пережитого физического и нервного напряжения долго тряслись руки и ноги.
Мало кто знает, какого напряжения сил, зачастую связанного с риском для жизни, требует выполнение рядового производственного задания при исследовании вершин Хамар-Дабана. А ведь работы там ведутся и в настоящее время. Почему бы их не осветить в прессе тем же бойким слогом?
Два десятка лет назад нечасто можно было встретить человека с рюкзаком. Его обладатель относился к категории людей, занятых на работах в полевых условиях. Это были геологи, биологи, ботаники, геофизики, метеорологи, гидрологи, астрономы, археологи, геодезисты. Узнавая друг друга по внешнему виду, мы легко знакомились и всегда находили общий язык, делились новостями и советами. Теперь рюкзаки на плечах молодых людей можно увидеть гораздо чаще. Рюкзак в наше время – это символ беззаботности и современной романтики. Многие молодые люди, увлеченные спортивным туризмом, для самоутверждения и в поисках новых впечатлений посещают дикие, труднодоступные места, которых в нашей стране еще предостаточно.
Ни в коем случае не хочу в чем-либо упрекать современных туристов, для которых таежный поход или восхождение на гору – спортивно-развлекательное мероприятие. Мне лишь хочется, чтобы нынешнее молодое поколение ценило достигнутый материально-культурный уровень нашего общества. Если молодые люди ищут для себя трудности в качестве развлечений, значит, их быт обеспечен самым необходимым и в жизни нет лишений, голода и всеобщего горя.
Наше поколение не имело и части того, что доступно теперь каждому человеку. Советская власть и научно-технический прогресс подняли уровень социального обеспечения на небывалую высоту.
То же касается и развития геодезической службы. Все меньше используется ручной труд, постоянно улучшаются условия труда, увеличивается количество льгот для людей, работающих в поле, забота о здоровье трудящихся является теперь приоритетом для руководителей всех уровней.
Мне, как человеку, отработавшему не один десяток лет в геодезии, отрадно видеть умных молодых людей, готовых посвятить жизнь интересному и благородному делу. Многие из них ставят перед собой самые сложные задачи и формулируют проблемы, связанные уже с космическим пространством, осознание которых для инженеров предыдущих поколений было непостижимым.
В зимний межполевой период 1973–1974 годов я оказывал помощь при выполнении камеральных работ в 6-й экспедиции. На этом мой трудовой путь завершился. По состоянию здоровья я не имел более возможности участвовать в производственном процессе. Последнее время, как и положено старикам, я живу воспоминаниями, которые решил последовательно изложить на бумаге.
Надеюсь, что мои мемуары окажутся интересны не только людям старшего поколения, но и молодежи. И если кто-нибудь, прочитав эти воспоминания, решит связать свою жизнь с геодезией, – это будет для меня наилучшей наградой.
1977–1978
г. Иркутск
Назад |