Вера Тюмерова
У каждого поэта – свое внутреннее пространство. Там лучше всего творится, дышится, живется в стихе и стихом. Для поэта Александра Гумеровича Ибрагимова, родившегося 75 лет назад в городе Прокопьевске Кемеровской области, этим заповедным местом стал Журавлинский бор под Кемеровом и дачный поселок, приютившийся под его боком.
Удивительная атмосфера дружества царит там в окружении сосен, где веяло нагретой солнцем хвоей и удивительным чувством свободы.
Оказавшись в государстве цветов и трав, Александр Ибрагимов стал певцом дачной жизни, воссоздав в поэзии образ Журавлей, деревенского, дачного пригорода Кемерова. Мы видим эти места глазами лирического героя поэта – от рождения до возмужания.
Глазами мальчика, для которого весь божий мир огромен и сосредоточен на маленьком клочке земли, вмещающем все и называющемся Журавлями. Родиной. Ведь «Родина... – это где я родился и долго-долго жил». Там, «как сновиденья, облака, и летние стоят века», во владениях «смородинового царя», трехлетнего сына поэта. Сжимая «осоковый клинок», идет он, «веселый государь», по землям своим.
«Я выше земляники...» –
Идет-поет сынок,
И солнечные блики
Колышет голосок.
Сказочное, былинное, мифопоэтическое пространство возникает из глубины веков, Киевской Руси, славянского прамира на берегах сибирской реки. И вот уже на небольшом уголке земли притаилось логово Змея Горыныча и обитель Жар-птицы, «гнездящейся на закатной сосне», а современный город кажется таким далеким и похожим на Мерцающее царство.
Мы видим журавлинские тропы и небеса глазами счастливого мужа и отца. Здесь вкусы и запахи так ярки в мареве летнего полудня, рядом с лазурноглазой любимой.
Чуть-чуть горчит твоя ладонь,
От пижмы в пламени теплыни, –
И медлю я бросать в огонь
Охапки голубой полыни.
Здесь бесконечное лето перетекает в осень, живописную настолько, что у рябин – золоченые локти, словно это не деревья вовсе, а облитые летним загаром юные девушки.
Все драгоценно в этом заповедном месте, даже тишина. «Настоян бор на Божьем свете» – настоян и воздух в нем, сосновый и густой, словно в соборе кадило зажгли. Несется в зыбком ковчеге – снегопаде Журавлинский бор, «восторженно-соборный, как Слово Божие, просторный».
«Блаженный бор нерукотворный». Эпитет «блаженный» уже указывает на присутствие высшей силы. Она растворена в природе, в словах стихов, в душе человека. И человек, и природное бытие оказываются постоянно вписанными в круг божественного существования.
«В соборе бора нет дверей». Он открыт всякому. В любое время года, зафиксированное чутким взглядом и словом поэта.
И одинокий пешеход
Сырые созерцает фрески,
Соборный озирая свод.
С благоговением лирический герой и сам поэт входит под своды его, чтобы прикоснуться Даров Святых, щедро в природе растворенных Господом: «В траве – пресолнечные лики / И кровь Христовой земляники».
Меняется время, меняется мир вокруг. И вот уже, наблюдая за жизнью Журавлинского бора, поэт с горечью замечает:
Никто о боре не радеет –
И бор таинственно редеет.
В прозрачных кронах бродит свет,
Летит хвоя, а тени – нет.
Что-то случилось с Отчизной, раз такая красота погибает в геенне огненной:
Словно сорвана крона в соборе,
И рассохся иконостас,
И сквозит необъятное горе,
Неожиданное для нас.
Природные катаклизмы связывает он с разладом внутреннего мира современного человека. Ощущая беззащитность бора, веря в незыблемость «вечнозеленой крепости», поэт, как брата, просит его: не умирай...
В уголке сибирской земли – в Журавлинском бору проявляются, словно макрокосм в микрокосме, универсальные категории и мотивы существования человека вовне и внутри.
Зелень бора и снег облаков,
Синевы раскаленная влага...
Вот и все, что пришло из веков,
Что, струясь, отражает бумага.
Постигая тайны природы, сосредоточенные здесь, поэт постигает Божий мир, промыслы Создателя во всех проявлениях бытия.
Сколько людей ходило в свои времена по тропам Журавлинского бора, ступая на упругий ковер из хвои, опрокидывало взгляд свой в небесную чашу! Они творили здесь: писали стихи, фотографировали, рисовали. Любили. Жили.
Нет уже многих из тех людей. Журавлинский бор другой ныне. Но все же, «восторженно-соборный, как Слово Божие, просторный», остался он навсегда в журавлинском рифмовнике поэта. И каждый, любящий поэзию и малую родину свою, может к нему причаститься, открыв томик Александра Ибрагимова.
г. Кемерово
У каждого поэта – свое внутреннее пространство. Там лучше всего творится, дышится, живется в стихе и стихом. Для поэта Александра Гумеровича Ибрагимова, родившегося 75 лет назад в городе Прокопьевске Кемеровской области, этим заповедным местом стал Журавлинский бор под Кемеровом и дачный поселок, приютившийся под его боком.
Удивительная атмосфера дружества царит там в окружении сосен, где веяло нагретой солнцем хвоей и удивительным чувством свободы.
Оказавшись в государстве цветов и трав, Александр Ибрагимов стал певцом дачной жизни, воссоздав в поэзии образ Журавлей, деревенского, дачного пригорода Кемерова. Мы видим эти места глазами лирического героя поэта – от рождения до возмужания.
Глазами мальчика, для которого весь божий мир огромен и сосредоточен на маленьком клочке земли, вмещающем все и называющемся Журавлями. Родиной. Ведь «Родина... – это где я родился и долго-долго жил». Там, «как сновиденья, облака, и летние стоят века», во владениях «смородинового царя», трехлетнего сына поэта. Сжимая «осоковый клинок», идет он, «веселый государь», по землям своим.
«Я выше земляники...» –
Идет-поет сынок,
И солнечные блики
Колышет голосок.
Сказочное, былинное, мифопоэтическое пространство возникает из глубины веков, Киевской Руси, славянского прамира на берегах сибирской реки. И вот уже на небольшом уголке земли притаилось логово Змея Горыныча и обитель Жар-птицы, «гнездящейся на закатной сосне», а современный город кажется таким далеким и похожим на Мерцающее царство.
Мы видим журавлинские тропы и небеса глазами счастливого мужа и отца. Здесь вкусы и запахи так ярки в мареве летнего полудня, рядом с лазурноглазой любимой.
Чуть-чуть горчит твоя ладонь,
От пижмы в пламени теплыни, –
И медлю я бросать в огонь
Охапки голубой полыни.
Здесь бесконечное лето перетекает в осень, живописную настолько, что у рябин – золоченые локти, словно это не деревья вовсе, а облитые летним загаром юные девушки.
Все драгоценно в этом заповедном месте, даже тишина. «Настоян бор на Божьем свете» – настоян и воздух в нем, сосновый и густой, словно в соборе кадило зажгли. Несется в зыбком ковчеге – снегопаде Журавлинский бор, «восторженно-соборный, как Слово Божие, просторный».
«Блаженный бор нерукотворный». Эпитет «блаженный» уже указывает на присутствие высшей силы. Она растворена в природе, в словах стихов, в душе человека. И человек, и природное бытие оказываются постоянно вписанными в круг божественного существования.
«В соборе бора нет дверей». Он открыт всякому. В любое время года, зафиксированное чутким взглядом и словом поэта.
И одинокий пешеход
Сырые созерцает фрески,
Соборный озирая свод.
С благоговением лирический герой и сам поэт входит под своды его, чтобы прикоснуться Даров Святых, щедро в природе растворенных Господом: «В траве – пресолнечные лики / И кровь Христовой земляники».
Меняется время, меняется мир вокруг. И вот уже, наблюдая за жизнью Журавлинского бора, поэт с горечью замечает:
Никто о боре не радеет –
И бор таинственно редеет.
В прозрачных кронах бродит свет,
Летит хвоя, а тени – нет.
Что-то случилось с Отчизной, раз такая красота погибает в геенне огненной:
Словно сорвана крона в соборе,
И рассохся иконостас,
И сквозит необъятное горе,
Неожиданное для нас.
Природные катаклизмы связывает он с разладом внутреннего мира современного человека. Ощущая беззащитность бора, веря в незыблемость «вечнозеленой крепости», поэт, как брата, просит его: не умирай...
В уголке сибирской земли – в Журавлинском бору проявляются, словно макрокосм в микрокосме, универсальные категории и мотивы существования человека вовне и внутри.
Зелень бора и снег облаков,
Синевы раскаленная влага...
Вот и все, что пришло из веков,
Что, струясь, отражает бумага.
Постигая тайны природы, сосредоточенные здесь, поэт постигает Божий мир, промыслы Создателя во всех проявлениях бытия.
Сколько людей ходило в свои времена по тропам Журавлинского бора, ступая на упругий ковер из хвои, опрокидывало взгляд свой в небесную чашу! Они творили здесь: писали стихи, фотографировали, рисовали. Любили. Жили.
Нет уже многих из тех людей. Журавлинский бор другой ныне. Но все же, «восторженно-соборный, как Слово Божие, просторный», остался он навсегда в журавлинском рифмовнике поэта. И каждый, любящий поэзию и малую родину свою, может к нему причаститься, открыв томик Александра Ибрагимова.
г. Кемерово
