ВЕРСИЯ ДЛЯ СЛАБОВИДЯЩИХ
Огни Кузбасса 2015 г.

Юлия Лавряшина. Серебряный ключ. Роман. Журнальный вариант (окончание) ч. 3

****

Не дождавшись Настю у школы, Лёша занервничал не на шутку. Может, ей и казалось всё это забавным приключением, хотя даже она вроде уже струхнула, но он-то отлично понимал: такие люди церемониться не будут. И без того каждый день в Сети появляются всё новые фотографии пропавших детей… Кто знает, может, среди них есть и ребята из «Волнореза», так же, как Настя, переоценившие свои силы.

Отыскивать человека в пространстве Лёшка научился ещё года два назад. Хотя пользоваться этим просто ради того, чтобы разузнать, где проводит время Оля, было нельзя. Но сейчас был другой случай, опасность и вправду была нешуточная.

Спрятавшись за гаражами, он попытался сосредоточиться, чтобы уловить недоступные другим людям сигналы, исходящие от Насти, если она зовёт на помощь. Но их не было… Тогда Лёшка начал сканировать пространство другим образом, представляя Настю и пытаясь совместить воображаемый образ с реальным человеком. Постепенно расширяя границу поисков, он примерял мысленно нарисованный рисунок к каждой девочке, попадавшейся на пути.

Это заняло уйму времени, и Лёшка уже вспотел от натуги, но наконец-то перед глазами вспыхнул зелёный огонёк, означавший совпадение. Он увидел дом, в котором заперта Настя, и место, где он находится. Только названия не узнал, ведь окрестности Кемерова были плохо известны ему.

Выскочив из своего убежища, Лёша увидел молодого парня на чёрной «Тойоте» с правым рулём, собиравшемся поставить машину в гараж. Он бросился к нему, крича на бегу:

- Подождите! Помогите, пожалуйста! Девочку похитили.

- Серьёзно? – парень выбрался из машины. – Так в полицию надо.

- Они уже едут, - соврал Лёшка. – Но могут не найти. А я знаю, где её прячут.

Водитель «Тойоты» прищурился:

- А ты откуда знаешь?

Пришлось потратить часть силы, чтобы заставить его поверить. Это было некстати, ведь предстояла тяжёлая работа, и нельзя было растрачивать себя по пустякам. Он и так здорово выложился, пока определял, где Настя находится.

Может, следовало позвать на подмогу Олю, но не было времени ждать, пока она приедет. К тому же, Лёша пока немногому научил её, и пользы от её участия в операции будет маловато, а риск большой. Пусть лучше остаётся в безопасности… Настя сама заварила эту кашу, вот ей и расхлёбывать. Обо всём этом Лёшка думал уже по дороге, показывая водителю куда ехать, ведь названий этих мест он не знал. Но в голове отчётливо пульсировала точка, где находится Настя.

Хотелось разозлиться на неё, ведь она поступила слишком самонадеянно, решив обойтись без помощи «Ключа», а вот справиться без них не смогла. «Будет ей урок!» - хмурился Лёшка, но не мог справиться с тревогой, которая пересиливала злость. А вдруг с Настей уже случилось что-то… страшное? Он ведь не простит себе, что опоздал! Спокойно сидел за партой, когда её увезли… Лёша нисколько не сомневался: именно таким образом она и оказалась за городом. Не погулять же уехала вместо того, чтоб пойти в школу!

Зелёная точка становилась всё ближе, и Лёшка уверенно скомандовал:

- Поверните сюда. Ага, вон к тому дому!

Подумав о том, что им с Настей придётся на чём-то удирать отсюда, он со вздохом потратил ещё немного силы, внушив водителю:

- Ждите нас здесь. Мы скоро.

Ни на секунду Лёша не позволил себе усомниться в том, что выйдет из этого дома вместе с Настей…

Легко открыв ладонью замок на кованной калитке высоченной ограды, Лёшка шагнул внутрь и только здесь использовал невидимость. Растворяться в воздухе на глазах у парня из «Тойоты» было слишком рискованно. Потом ему, конечно, придётся подчистить память, и он всё забудет, но ведь сейчас тот вполне мог выскочить из машины с воплем:

- Куда ты делся?! Что происходит?

Лишняя морока была ни к чему. Остановившись, Лёша прислушался к ощущениям: Настя точно была здесь, но явно не в доме. Он обогнул его и увидел довольно вместительный флигель.

«Здесь, - почувствовал он. – Жива!»

И вдруг заметил спящего у крыльца здоровяка с кобурой на поясе.

- Вот оно что! Ты устроила тут сонное царство?!

От радости, что Настя оказалась не безвольной жертвой, а вовсю борется за свою жизнь, Лёшке захотелось рассмеяться. Больно забавно выглядел этот бугай, пускающий слюни, как младенец. Наверное, ему снилось, будто он опять стал маленьким и лежит у мамы под боком, наслаждаясь её теплом и запахом молока. Был же и он когда-то хорошим…

Проникнув во флигель, Лёша осторожно прошёл в комнату и увидел Настю. Ему показалось, что он бредит: поджав ноги, она удобно устроилась в большом кресле и читала. А вокруг неё спали какие-то люди и даже одна девчонка… От изумления с него мгновенно слетела невидимость. Настя испуганно вскинулась и тут же просияла. Кажется, она хотела что-то воскликнуть, но успела опомниться и с таинственным видом приложила палец к губам. Поманив жестом, Лёшка вывел её из дома и оттащил подальше от «младенца» с пистолетом.

- Ты что делаешь?! – зашипел он в очередной раз. – Почему не сбежала, если всех усыпила?

Настя пожала плечами:

- Полицию жду. Надо же сдать этого Пинчука! Хотя бы за похищение детей, раз за Ксюшкиного отца его не посадили.

Поразмыслив, Лёшка кивнул:

- Логично. Только тебе ни к чему общение с полицией, понимаешь? Ещё не хватало, чтоб нас рассекретили на этом деле!

- Что же делать?

Её бровки так жалобно поползли кверху, что Лёшке захотелось погладить Настю по голове. Как младшую сестрёнку, которой у него никогда не было.

- Думаю, - бросил он и заставил себя собраться с мыслями.

Стирать память всем полицейским и бандитам – слишком трудоёмкий процесс. Да и времени отнимет целую кучу! Но если сбежать сейчас, нет никаких гарантий, что Пинчук, проснувшись, не успеет спрятать спящую Ксюшу ещё до появления полиции.

- Надо их связать, - вдруг объявила Настя. – Всех! Чтоб никто не удрал. И полиции оставить записку.

- Пошли, - сходу согласился он.

- Я видела там рулон скотча на веранде! И как я раньше не додумалась?

На пару они ловко примотали Пинчука к креслу, на котором он уснул, Кувалду к книжному шкафу, а Ксюшу к ножке стола, чтобы тоже не сбежала раньше времени. Настя схватила лист бумаги и написала на нём крупными печатными буквами: «ПОХИЩЕНА!» Одобрительно кивнув, Лёшка приклеил надпись к Ксюшиной куртке и написал другую записку: «Господа полицейские, похищенная девочка во флигеле. Её украл Пинчук. Он – преступник!» И, посмеиваясь, подписался: «Человек-паук».

- Пусть думают, что я уполз… Давай-ка, сотрём воспоминания о том, что и ты здесь побывала.

Настя занялась своей одноклассницей, а Лёшка – двумя мужчинами. Пока все спали, сделать это было несложно, никакого сопротивления не возникало.

- Чисто! – отрывисто произнесла Настя, как в кино, и оба беззвучно хмыкнули.

Выйдя из домика, ребята позаботились и о том охраннике, что спал слаще других, и о двоих в большом доме, которых нашла Настя. Им стирать память не пришлось, они и не заметили её, так увлечённо резались в карты, когда сон настиг их.

Указания для полиции Лёша прикрепил прямо на калитке, которую оставили приоткрытой. Чугунные прутья оказались мокрыми от подтаявшего снега, и Настя пожертвовала носовым платком, чтобы протереть их, иначе скотч мог не прилипнуть, а бумага раскиснуть.

- А как теперь нам…

Не дав ей договорить, Лёшка подбежал к «Тойоте» и распахнул заднюю дверцу:

- Прошу.

- О! Откуда? – удивилась она, но юркнула внутрь без уговоров.

- Оттуда, - ответил он, вспомнив Никулина из «Бриллиантовой руки». Его мама включала старые комедии, чтобы поднять настроение, и Лёша иногда смотрел вместе с нею.

На спуске с горы они разминулись с двумя полицейскими машинами, и Настя, бессильно растёкшаяся по сиденью, проворчала:

- Не особо торопятся! Нас десять раз убить могли за это время…

Лёшка указал глазами на водителя: «Не болтай лишнего!» Гримаской Настя дала понять, что им-то известно – этот парень ничего не вспомнит потом, о чём беспокоиться?

- Отдыхай, - шепнул он. – Я сам всё сделаю.

Благодарно улыбнувшись, Настя шепнула:

- Спасибо, что нашёл меня.

И коснулась его рукой. Лёшка едва не вздрогнул: её пальцы оказались ледяными. «Сколько же она сил потратила, - заволновался он. – А у меня с собой, как назло, ни шоколадки, ничего… Ладно, доберёмся до города, тогда…»

На Весенней Лёша затащил её в булочную-кондитерскую и на все деньги, что насобирал по карманам, накупил сладостей, чтобы домой Настя вернулась в адекватном состоянии. И так не обойтись без допроса, где она пропадала после школы! Уроки закончились уже два часа назад.

«Хотя могло быть и хуже», - он гнал от себя эту мысль, решив отложить головомойку. Но сделать втык было необходимо, а то эта девчонка влипнет в неприятность ещё похлеще, раз так легко всё обошлось в этот раз. Но Настя сама заговорила об этом. Опустив глаза, она тоненьким голоском протянула:

- Не злись на меня, пожалуйста. Я не думала, что так всё выйдет… Больше не буду, правда!

- Ксюшку ты их заставила привезти? – сразу отмякнув, усмехнулся Лёша. – Хорошо, что догадалась!

Настя сразу оживилась и, запихав в рот, остаток эклера, промычала:

- А без неё я бы ничего не смогла… Кого защищать-то?

- Надеюсь, их уже повязали, - Лёшка злорадно потёр руки. – А ты знаешь, что зеки очень не любят тех, кто обижает детей? Педофилов там всяких, похитителей… Твоему Пинчуку на зоне мало не покажется!

- Так ему и надо, - сглотнув, выдохнула Настя. – Он же такая сволочь, правда? Мало того, что всю Томь загадил, ещё и людей с крысами запирает, с ума сводит… Меня тоже хотел, представляешь?!

Протянув открытую ладонь, Лёшка дождался, когда она с удивлённым видом, накроет её своей, и твёрдо произнёс:

- Поклянись, что больше не полезешь в такие дела. Я имею ввиду: не посоветовавшись с командой! По мелочи мы, конечно, не обязаны всех подключать… Но здесь-то вопрос жизни и смерти. А нас тут мало, каждый на вес золота. Если так глупо погибнешь, кто поможет другим ребятам?

- Клянусь, - серьёзно ответила Настя. – Правда-правда! Клянусь. Я буду умнеть…





****

Всю ночь меня преследовали кошмары: подвал, полный крыс, у которых лапы, как кувалды… Несколько раз я вскакивала и обнаруживала рядом маму, которая обнимала меня и укладывала снова. А потом поглаживала до тех пор, пока я не засыпала. И как она почувствовала, до чего мне плохо? Ведь я наврала ей, будто нас оставили после уроков на репетицию новогоднего концерта. Хотя, наверное, такая версия и навела её на мысль, что это не может быть правдой: мне ведь медведь на ухо наступил, а танцевать я никогда не любила. Что мне там делать в концерте?

Днём она ничего не сказала, а ночью оказалась рядом. И это было так хорошо, словно я опять стала маленькой, когда мне в голову даже не закрадывалось сомнение: «А любит ли меня мама?»

Утром она категорично заявила, что не отпустит меня в школу.

- У тебя типичное нервное истощение, - поставила диагноз мама, которая даже горчичники не умела правильно налепить.

Нашим лечением всегда занимался папа, всему научившийся у бабушки. Не представляю, как Аня выжила за тот год, что прожила с мамой вдвоём? Наверное, ни разу даже не простудилась… Хотя когда мою сестру шарахнуло при взрыве дома балкой по голове, мама не выходила из её палаты. Правда, она не лечила её, просто была рядом. Но иногда это важнее любых лекарств.

Я так обрадовалась, что останусь дома, и чуть не подскочила на постели. Но опомнилась и приняла больной вид.

- Спасибо, мамочка, - простонала я. – Мне так плохо…

Она вдруг улыбнулась:

- Думаешь, я ничего не понимаю?

У меня просто душа в пятки ушла! Неужели она вычислила наш «Ключ»?! Но как?

Но тут мама пробормотала:

- Новый класс, переходный возраст… Ромка твой приехал-уехал. И я тут ещё…

Моё перепуганное сердце с облегчением вернулось на место, и я пролепетала:

- Ой, всё так навалилось, мам…

Её тёплая ладонь прижалась к моей щеке:

- Поспи, детка. Я позвоню Зое Константиновне.

Вместе сходив на первое собрание, родители объявили, что наша классная – «мировая тётка». И это было правдой. Когда перед Днём учителя завуч сорвала стенгазету, для которой я сочинила смешные эпиграммы на всех предметников, и хотела влепить мне и редактору Мишке Фролову двойки по поведению, Зоя Константиновна встала за нас горой. Мы с Мишкой слышали, какой крик стоял в учительской, где решалась наша судьба. А мы маялись в коридоре, потому что нам велели ждать. Как будто двойки собирались нацепить, точно кандалы и прогнать нас сквозь строй…

- Учитель – не Господь Бог! – Зоя Константиновна произносила «г» по-украински мягко, наверное, она была оттуда родом. – И если дети с юмором указывают ему на недостатки, это не преступление. Лучше задумайтесь, чем подвергать их инициативу обструкции!

- Чему? – с ужасом переспросил Мишка.

Незнакомые слова пугали не только меня…

- Понятия не имею, - призналась я. – Давай дальше послушаем, может, что и поймём.

Хотя, в общем, всё было ясно. Завуч требовала наши головы на блюде, а Зоя Константиновна ни в какую не соглашалась их отсечь. Из учительской обе вылетели красные и злые, бросили на нас взгляды – полярные по значению – и побежали к кабинету директора. А мне вдруг вспомнилось, с какой странной интонацией директор произнесла моё имя, когда я спасала мальчишку во дворе школы. Как будто знала обо мне больше, чем предполагалось… Может, она за меня вступится? Или я уж чересчур перегнула палку с этими пародиями, и Тамара Семёновна тоже злится на меня?

Ксюха со своими моськами прямо от восторга умирали, наблюдая, как мы с Мишкой трясёмся под дверью теперь уже директорского кабинета. Знала бы она, на что я уже тогда собиралась пойти ради неё! Хотя в тот день меня так и подмывало ухватить Морозову за волосы и протащить по коридору на глазах её ненаглядного Стаса. Но мне только этих неприятностей ещё не хватало…

Поэтому я отвернулась от девчонок и шепнула Мишке:

- Мы им потом накостыляем!

Он посмотрел на меня, как на сумасшедшую. Наверное, Фролов никогда в жизни не дрался. Миша был из тех редких людей, к которым никто не лезет, потому что с первого взгляда видно, какая в нём сила. И не только физическая… И почему я раньше не присмотрелась к нему? А вдруг он подойдёт для нашего «Ключа»? Люди нам нужны позарез… Но думать об этом под дверью директорского кабинета не получалось, и я только велела себе не забыть про Мишку. В том, что он был храбрым, можно было не сомневаться: это ему в голову пришла идея сочинить пародии, и Мишка не свалил всю ответственность на меня – автора. А отправился на гильотину вместе со мной…

Когда мы с ним вместе вышли из школы и вынесли свои головы на плечах, а не подмышками, Мишка с чувством произнёс:

- Повезло нам с Зоей! Она и вправду – классная!

Конечно, точку в этой истории поставила директор, предложившая нам с Мишкой ещё и войти в состав редколлегии школьного журнала. Где, кстати, предложила напечатать мои эпиграммы, чтобы «остались для истории»! Но мы понимали, что до неё это скандальное дело могло просто не дойти, если б Зоя Константиновна не билась за нас на смерть. С виду она совсем не походила на бойца – вся круглая и мягкая. И пучок на макушке постоянно сползает на бок… Но я уже знала, что никогда нельзя угадать, каков человек на самом деле только по тому, как он выглядит.

Маме я об этой заварухе не стала рассказывать ни в тот день, ни в этот, когда она оставила меня в постели. Но мы с ней просто суперски провели время! Папа с ноющей от зависти Аней ушли, а мама в халате забралась ко мне, и мы с ней позавтракали прямо в постели. Впервые в жизни! Раньше она не разрешала даже выносить еду из кухни, чтобы мы не крошили по комнатам. А тут сама притащила поднос со всякой вкуснятиной! Я даже не знала, что где-то по кухонным шкафчикам прячутся такие штучки…

А потом мы с ней пересмотрели на её большом ноутбуке наш любимый фильм «Мост в Террабитию». Моя голова лежала у мамы на плече, и это было таким приятным ощущением – лучше не придумаешь! Особенно, когда её пальцы легонько перебирали мои волосы. И даже то, что мы с ней вместе расплакались в финале, когда погибла Лесли, ничего не испортило. Мы ведь заранее знали, что не удержимся от слёз… Но это сблизило нас ещё больше, честное слово. Оказывается, вместе поплакать бывает так же хорошо, как вместе посмеяться.

- Я так тебя люблю, - неожиданно шепнула мама, когда фильм закончился. – Ты совсем как эта девочка – от тебя исходит свет… Береги себя, пожалуйста!

И мне опять показалось, что мама догадывается о той тайной жизни, которую я веду…

- Наверное, Лесли тоже не могла дождаться, когда вырастет, чтобы зажить по-настоящему. А ведь настоящая жизнь бывает только в детстве.

Голос у неё стал низким, околдовывающим. Наверное, папа влюбился по уши, когда она вот так заговорила с ним… От её слов у меня опять защипало в носу, но всё же удалось прошептать:

- Значит, хорошо, что она умерла до того, как выросла?

- Нет! – мама даже отпрянула от меня и посмотрела испуганно. – Я вовсе не это имела… Просто надо наслаждаться своим детством, понимаешь? Я тоже думала, что вырасту и начнётся необыкновенная жизнь, полная путешествий и приключений! Но ничего такого со мной так и не произошло… А в детстве я умела путешествовать, сидя под берёзой за домом… И придумывать для своих игрушек такие приключения – о-о!

- А почему сейчас перестала придумывать?

Мне вдруг стало ужасно жаль её. Точнее, ту маленькую девочку, которая до сих пор жила в ней и всё ждала, когда же начнётся самое интересное!

Мама с виноватым видом пожала плечами:

- Разучилась…

- А я не разучусь! – вырвалось у меня. – Я ведь стану писателем. Они никогда не взрослеют по-настоящему. Ты знала?





****

На уроке литературы Андрей Викторович обвёл класс ледяными рыбьими глазами и задал «вопрос на засыпку»:

- Кто назовёт место рождения русского поэта Андрея Чернова?

Близорукая да вдобавок ещё и самая маленькая Настя Ильина, именно поэтому сидевшая на первой парте, оглянулась, вытаращив глаза. Это значило: «Что это за поэт такой?!» Уж она-то знала литературу…

- Чернов, - выдохнул кто-то сидевший позади Ксюши Морозовой. – Это же он и есть – Андрей Чернов. Вот придурок…

«Совсем крыша поехала, что ли? – раздражённо подумала Ксения. – С какого перепугу мы обязаны знать, где он родился?»

- Ильина?

Вздрогнув, Настя поднялась и поправила очки, которые надевала только на уроках. Ксюша опустила ресницы, чтобы не встретиться с ней взглядом. Ей никак не удавалось понять, почему в последние дни она не испытывает обычного раздражения на новенькую? Как будто что-то изменилось между ними, только отчего возникло это ощущение, было совершенно непонятно. Казалось, ей просто не удаётся вспомнить нечто очень хорошее, случившееся на днях… Оно было и осталось в душе теплом, только Ксюша почему-то забыла, в чём дело.

- Ты не знаешь ответа на этот вопрос?

Андрей Викторович уставился на Ильину в упор, и Ксюша физически ощутила, как у той мурашки по спине забегали. У неё самой точно забегали бы, если б учитель литературы так смотрел ей в глаза.

- Я даже не знаю такого поэта, - простодушно призналась Настя.

Ксюша затаила дыхание: «Всё, хана… Он её живьём сожрёт сейчас…» Выдержав многозначительную паузу, Чернов обвёл пустым взглядом весь класс.

- Кто ещё не знает такого поэта?

Самые догадливые и самые трусливые отмалчивались, а в результате в классе повисла тишина. Почуяв подвох, Настя растерянно обернулась и неуверенно улыбнулась, точно ища поддержки. И в этот момент будто некий защитный пузырь лопнул вокруг Ксюши. Она не встала – вскочила из-за парты и выпалила, храбро глядя учителю в лицо:

- Я не знаю! А это хороший поэт?

Глаза его совсем остекленели. На мгновенье Ксюше почудилось, будто сейчас Андрей Викторович пронзит её пластиковой указкой, похожей на сосульку.

«Какого чёрта я её спасаю?! – в отчаянии взвыла Ксюша про себя. – Мне-то что за дело?»

- Этому поэту в его родном селе собираются установить памятник при жизни, - медленно процедил Чернов. – Как вы думаете, плохих поэтов стремятся увековечить?

Тут Настю опять дёрнуло за язык:

- А может, в этом селе никто особенно не разбирается в литературе? Им хочется хоть кем-то гордиться, вот они его и выбрали. Моя мама говорит, что графоманы – самые пробивные! Может, и этот сам добился, чтоб ему памятник поставили?

У Ксюши даже заныло в груди от страха: «Вот теперь ей точно не жить…» И вдруг услышала свой собственный голос:

- Да сто процентов! Настоящий талант никогда бы не согласился на памятник при жизни.

Настя обернулась и улыбнулась ей так, словно они только что поклялись друг другу в вечной дружбе. «Ничего подобного», - вяло возразила Ксюша про себя, но тут же поняла, что ничего не имеет против. Ей ведь нужен хоть один-единственный друг… А Настя Ильина, кажется, из тех, кто не продаст. Ведь не свалила же вину на Мишку Фролова, хотя могла бы отовраться, будто это он заставил её написать эпиграммы на учителей. Кстати, суперские получились… Ксюше вдруг вспомнилось, как они с девчонками злорадно ехидничали над ожидающими расправы Настей и Мишкой, и стало стыдно.

А на жаркой волне стыда вырвалось:

- А вы, Андрей Викторович, почитайте нам стихи этого самого Чернова! И мы сразу поймём – хороший это поэт или графоман.

- Вы? – задохнулся он яростью и, пошатнувшись, схватился за стол. – Да кто вы такие?! Как вы смеете…

И вдруг, пошатываясь, вышел из класса. Потянувшись, Настя приподняла небольшой томик, лежавший на учительском столе, рядом с которым стояла её парта, и прочла вслух:

- Андрей Чернов. Берёзовое раздолье.

- Ты – дура? – спросила вслух Дуся, всё это время не поднимавшая голову. – Это же Андрей Викторович и есть тот самый поэт!

- К директрисе поскакал, - хмыкнули сзади.

- Чтоб сопли утёрла!

Настя уже раскрыла книгу и уставилась на фотографию автора:

- Точно он... Ну, я забыла, что он – Чернов! Хотя видела же какую-то его книжку… Мама ещё сказала, что стихи – полный отстой! Не так, конечно, сказала…

И она обернулась к Ксюше:

- А ты знала, что это он о себе?

- Знала, - буркнула она, села за партой вполоборота и уставилась в окно.

За ним маленькая синичка за что-то неслышно ругала снегиря, надувшегося от обиды. «И там разборки», - вздохнула Ксения и вдруг услышала Настин голос:

- Это круто, честное слово! Я-то сдуру ляпнула, а ты по-настоящему смелая.

Не поверив себе, Ксюша обернулась, прокручивая эти слова в голове, и, сама не ожидая, улыбнулась Насте:

- Да просто достал этот придурок! Носится со своими стихами, как курица с яйцом! А стихи-то паршивые…

- А вдруг нет? – Настя посмотрела на неё задумчиво. – Вдруг мы, правда, не особо соображаем? Мама моя всё-таки не литературный критик… Знаете что? Надо какому-нибудь настоящему поэту показать эту книжку!

Дуся фыркнула:

- А где ты его возьмёшь?

- Так тут же Дом литераторов рядом! Там наверняка найдётся хоть один хороший поэт.

Настя сунула сборник в свою сумку и объявила вслух:

- Я потом назад положу! Мне его стихи сто лет не нужны.

До конца урока Андрей Викторович так и не вернулся, и Мишка предположил, что учитель повесился в туалете, не вынеся позора.

- Дождёшься! – мрачно откликнулась Ксюша и первой выскочила на перемену. Страшновато было остаться с Настей наедине, ведь она ещё не решила, как с ней держаться.

Но, возвращаясь из столовой, Ксюша натолкнулась на неё у гардероба – Настя о чём-то беседовала с их школьной техничкой. О чём можно с ней разговаривать?! Малограмотная старуха… Ксения попыталась пройти мимо, но, заметив её, Настя пристроилась рядом и заглянула ей в лицо:

- Слушай, говорят, твой отец разработал какой-то уникальный метод очистки Томи?

Ксюша сразу подобралась:

- Кто говорит?

- Мой папа! Он ведь тоже учёный. Только немножко в другой области.

- Да было дело. Когда-то…

- А где его разработка? Надо же её пристроить! Знаешь, у моего папы есть выход на губернатора, он может показать ему эту диссертацию. Или что там было…

- Диссертация, - машинально подтвердила Ксюша и спохватилась. – Ой, да это было сто лет назад!

Удлинённые Настины глазки блестели так невинно… Ксюша выругалась про себя: «Чёрт! Значит, ей известно, что никакой он не миллионер. Что ей ещё известно?»

Решив устроить маленькую проверку, она заносчиво тряхнула головой:

- У него уже давно свой бизнес, он – состоятельный человек. Не слышала, что ли? Недавно меня даже похитили ради выкупа.

Настина рука крепко сжала её локоть и потянула в закуток под лестницей, хотя им пора было подняться на второй этаж. Повернув Ксюшу лицом к себе, Настя тихо произнесла:

- Я никому не скажу никогда в жизни. Но ты сама должна знать: Пинчук будет годами расплачиваться на зоне за всё, что сделал с твоим отцом. Считай, ты ему отомстила. Только не спрашивай, откуда мне это известно! Тайна следствия, понимаешь?

Ксюша кивнула и тут ощутила, что не может вдохнуть – ком в горле разбухал с каждой секундой. Задыхаясь, она рванула ворот белой водолазки, но легче не стало. И только когда слёзы прорвались наружу горячим потоком, излившимся Насте на плечо, Ксюша почувствовала, как тяжесть последних месяцев оставляет её душу…





****

Эту девочку Никита Паппас не сразу и разглядел среди рослых ребят литературной студии, занятия которой вёл в последний будний день, и потому часто в шутку называл себя греческим Робинзоном, у которого целое племя Пятниц. Дожидаясь руководителя, талантливые дикари толкались возле Дома литераторов, двери которого выходили прямо на центральную улицу города – Советский проспект.

Прохожие обходили стайку подростков с понятной опаской, хотя юные поэты всю агрессию вкладывали в обсуждение рукописей друг друга. Иногда дело едва не доходило до потасовки, но на то и существовал Никита Паппас, чтобы во время развести бойцов по углам ринга (читай – кабинета). Он учил их говорить по делу, не переходя на личности. Сперва похвалить, потом делать замечания. Предлагать свои варианты исправления отдельного эпизода или всей сюжетной линии. И, главное, искренне радоваться удачам друг друга!

- Ругать проще простого, у вас у всех ещё – поле не паханное для критики, - внушал Никита Матвеевич студийцам. – А вот найти, за что похвалить начинающего автора, порой задача посложнее.

Кареглазую девочку с длинной косой он заметил лишь, когда та подала голос на обсуждении нового рассказа Лены Бондюгиной, которую сам Паппас считал самой способной из ребят.

- Ну да, почти все предложения начинаются с подлежащего, и это надоедает, - согласилась новенькая с нападками Жоры Степаненко, от которого все старались сесть подальше, потому что он брызгал слюной, когда входил в раж. – Но это исправить – проще простого!

- Кстати, Лена, мы уже говорили об этом, - напомнил Паппас.

Кареглазая девочка вежливо помолчала, а потом заспорила сразу со всеми:

- Зато этот рассказ – он… настоящий! И герои – живые. Прямо, как ребята из нашего класса. И всему, что с ними случилось – веришь. И слушать интересно: что там дальше?

Приподнявшись из-за стола, Паппас вгляделся в девочку, прятавшуюся в уголке:

- Это кто у нас там появился?

- Настя, - произнесла она застенчиво, хотя только что голос её звучал весьма уверенно. – Ильина.

- Привет, Настя Ильина! – улыбнулся он. – Что сама пишешь? Или послушать зашла? Это тоже можно.

У неё порозовели щёки:

- Пишу вообще-то… Но я хотела…

Она выбралась из своего угла и протянула ему книгу. Это был сборник стихов некоего Чернова. Только увидев фамилию, Паппас едва не застонал от досады.

- Вы же настоящий поэт!

- Это смелое утверждение…

- Так мне сказал сам председатель Союза писателей, - удивилась Настя.

Откинувшись в рабочем кресле, Никита Матвеевич рассмеялся:

- Ну, если Сам сказал… И что дальше?

- Вы можете сказать – хорошие это стихи или нет? – она ткнула пальцем в сборник.

Паппас заметил, сбоку палец измазан зелёной краской, и это отозвалось в душе теплом: его очень утомляли глянцевые девочки в розовом, пишущие одинаковые, пустые стихи.

- Что ты рисовала, Настя? – спросил он, застав её врасплох.

Она растерянно заморгала, потом догадалась, взглянула на руку и спрятала её за спину.

- По лету соскучилась, - вздохнула она. – Вообще-то я не умею рисовать… У меня сестра классно рисует. А я сочиняю истории.

«Как просто она это произнесла, - поразился Никита. – Словно для неё это самое обычное дело! Самое естественное. Может, так и есть?»

- Принесла?

- Нет, - смутилась Настя. – Я не думала, что можно так сразу… Но я принесу. Перечитаю только…

Кивнув, Паппас побарабанил пальцами по книге:

- А этот Чернов… Он тебе – кто? Отец? Дядюшка?

- Никто, - даже не задумавшись, отреклась она.

- Хорошо, - выдохнул он с облегчением. – Потому что я знаю этого… человека. И книги его читал.

Паппас высоко поднял пухлый томик:

- Если хотите наверняка знать, как не надо писать стихи – вот лучший образец. Нет, вру! Даже в этом он не тянет на первенство. Середнячок среди графоманов.

Громко сдув светлую чёлку с глаз, Настя просияла:

- Я так и знала! А ему ещё памятник при жизни ставят!

- Ой, я тебя умоляю! – отмахнулся Никита. – Он всем местным властям в своём районе плешь проел с этим памятником… «Бездарности пробьются сами!» - это про него. Перефразируя незабвенного профессора Преображенского, скажу: не читайте, дети, перед обедом стихов Андрея Чернова. И после обеда тоже не читайте.

- А он их нам вслух читает на уроках. Андрей Викторович у нас литературу ведёт.

Ругнувшись про себя, Паппас воскликнул в голос:

- О, ужас! Его же близко к детям подпускать нельзя!

- И ещё запрещает мне писать в сочинениях то, что я думаю на самом деле, - радостно нажаловалась Настя.

И утянув книжку, вернулась на своё место рядом с Леной, одобрительно ей улыбнувшейся. Настя наклонилась к ней и спросила шёпотом:

- А кто такой профессор Преображенский?

- Ты не читала «Собачье сердце»? – не поверила Лена. – И фильм не смотрела? Ну, я тебе принесу книжку.

Между тем Паппас жалобно протянул, запустив обе руки в густые тёмные волосы:

- Вот как бороться с этой нечистью? Их в дверь – они в окно. Однажды я написал разгромную рецензию на книжонки одной жутко пробивной графоманки, так она в суд на меня подала! Компенсацию за моральный ущерб требовала…Только с меня взять нечего было! Да и в суде не идиоты сидят, понимают, что отзыв о книге не может быть признан преступлением. Но эта дамочка добилась, чтобы та же газета напечатала хвалебную статью в её адрес. И новые книжки строчит! В твёрдых переплётах выходят. Теснённые золотом. Просто классика! Пока внутрь не заглянешь…

Настя снова наклонилась к Лене:

- А интересно тут у вас!

Серые глаза Лены заискрились надеждой:

- Придёшь ещё? Тебе сколько лет?

- Двенадцать.

- Я тебя всего на год старше, - обрадовалась она. – Мне показалось, ты помладше…

Вздохнув, Настя подтвердила:

- Всем так кажется.

- Дашь своё почитать?

От смущения Настя куснула измазанный краской палец:

- Ну, не знаю… Может, тебе не понравится. Ты совсем другое пишешь – про школьную жизнь. А у меня такие… фантастические истории.

- И что? Я и фэнтези читаю! Только драконы всякие и мечи надоели уже. Одно и тоже… Скучно!

- Драконов у меня нет, - заверила Настя. – Но всяких существ – целая толпа.

- Эй, девчонки! – окликнул их Паппас. – Хватит болтать. Сегодня я расскажу вам об одном писателе, которого знают все и не знает никто. Потому что широкому кругу читателей он больше известен, как автор одной повести «Алые паруса». Его зовут…

- Александр Грин! – выкрикнула Лена.

Улыбнувшись ей, Никита Матвеевич взял старенький томик, лежавший на столе, и раскрыл его в том месте, где торчал обрывок бумажки. Читал он очень тихо, чтобы заставить ребят прислушаться, и все сразу умолкли, внимая простым и великим словам:

- «Я понял одну нехитрую истину. Она в том, чтобы делать так называемые чудеса своими руками. Когда для человека главное - получить дражайший пятак, легко дать этот пятак, но, когда душа таит зерно пламенного растения - чуда, сделай ему это чудо, если ты в состоянии. Новая душа будет у него и новая у тебя. Когда жокей хоть раз попридержит лошадь ради другого коня, которому не везёт, - тогда все поймут, как это приятно, как невыразимо чудесно. Но есть не меньшие чудеса: улыбка, веселье, прощение, и - вовремя сказанное, нужное слово. Владеть этим - значит владеть всем».

Поэт медленно опустил книгу и встретился взглядом с Настей Ильиной. В первый момент Паппас даже не поверил увиденному, но из её блестящих глаз неудержимо лились самые настоящие слёзы. Спрашивать, почему девочка плачет, он не стал…