В течение всего последующего дня противник не предпринимал никаких активных действий. Из пяти посланных на разведку групп три вернулись с донесениями о скоплении сил противника – где до роты, где до батальона. Две группы разведчиков с задания не вернулись.
На совещании в штабе полка обсуждали сложившуюся обстановку. Полк вонзился в глубокоэшелонированную оборону противника, и командир чувствовал опасную шаткость создавшегося положения.
– Наши тылы могут быть отрезаны вот здесь и вот здесь. – комполка провел карандашом по разложенной на столе карте. – Если это случится, то не противник, а мы окажемся в окружении. Командиры батальонов, доложите обстановку.
– На нашем участке обороны противник находится на расстоянии трех – пяти километров.
– На нашем участке такое же дело.
– Где командир третьего батальона?
– Убит, товарищ командир полка. Я принял командование батальоном – лейтенант Васильев. Раньше ротой командовал.
– Ну и что на вашем участке? Разведку провели?
– Никак нет, товарищ командир полка, – отрапортовал лейтенант. – Ее и проводить смысла нет никакого. Солдаты противника в бинокль видны. В соседнем лесочке засели, на расстоянии до километра. Я планировал ночную атаку провести, чтобы выбить их оттуда.
– Подожди с атакой, – остановил его начальник штаба. – Похоже, это уже случилось.
– Что случилось? – переспросил его комполка.
– Окружение случилось. – он склонился над картой. – Вот смотрите: здесь и здесь противник. И здесь противник. – карандаш начштаба рисовал на карте легкие линии. – Вот здесь его нет, но здесь болото шириной от двух до трех километров, которое, как вы понимаете, простреливается отсюда и отсюда. Если мы будем отходить по болоту, то попадем под огонь с двух сторон. Вывод: мы в полукольце. Выход через болото под огнем противника возможен, но потери могут быть большими.
– Спасибо за разъяснение, товарищ майор, – кивнул ему комполка. – Прояснил ситуацию. Так что, товарищи командиры? В каком направлении противник меньше всего ожидает нас увидеть?
– Да это понятно, где он нас вообще не ожидает увидеть, – хмыкнул начштаба. – Вот на этой высотке располагается опорный пункт противника, окруженный несколькими линиями заграждений и, скорее всего, минным полем. В бинокль просматриваются минометные гнезда, несколько пушек, здесь дзоты с пулеметами. Но вот про эту совсем неширокую ложбинку, маленькую складочку в рельефе, заросшую кустарником, они, скорее всего, не знают, потому что сверху ее трудно разглядеть. Но даже если и знают про нее, все равно можно пройти по ней и выйти прямо...
– Прямо на пулеметы, товарищ майор, – перебил его комполка.
– Нет, не на пулеметы. Мы можем по этой ложбине выйти им в тыл и ударить оттуда. Здесь, конечно, тоже стоят пулеметы, но их меньше, чем в этом и этом направлениях.
– Что ж, товарищи командиры, давайте обсудим это предложение и разработаем план действий. Атаку начнем сегодня ночью. Сколько там рядов заграждения?
– Три ряда, товарищ командир полка, – ответил инженер полка. – Саперы должны снять колючку, разминировать проходы до начала наступления.
– Итак, первый батальон штурмует вражеский опорный пункт, второй батальон наступает в направлении населенного пункта, а третий батальон пытается перерезать дорогу, и если это получится сделать, то тем самым мы перекроем противнику подвоз боеприпасов и техники к его частям, закрепившимся на этом участке.
Ночь. Пурга. В молочном мареве весь белый свет. Колючий холодный ветер обжигает лицо. Растереть бы рукавицей побелевшие щеки и нос, да возможности нет. Руки заняты делом. Саперы в белых маскхалатах, растянувшись в линию с интервалом в полтора-два метра, осторожно продвигаются вверх по склону. Снег не то чтобы уж слишком твердый, он проваливается под тяжестью ползущих по нему саперов, давится локтями, но неглубоко. Саперы внимательно осматривают каждый бугорок, ведь под ним может скрываться смерть. Проверяют каждую былинку, торчащую из-под снега, – не металлический ли это усик от установленной мины?
– Мину могут к столбу привязать. Ищите растяжки, – шепчет Виктор Степанович, когда подползли к первым столбам с несколькими рядами колючей проволоки.
Он то и дело поглядывает по сторонам, как там его ребятушки: вроде и не первый раз со смертью играют, опыт есть, а все равно опасается за них. Вон у Петьки на лбу капли пота выступили, видно, что чуток робеет парняга. Сашка – тот спокоен, деловит, лишнего движения не сделает, все у него рассчитано: оглядел пространство на метр вперед, и если глаз ни за какую неровность не зацепился, не заметил подозрительно торчащих из-под снега пучков травы, веточек, только тогда аккуратно протыкает щупом снежную толщу и еще на метр вперед продвигается. Рядом с ним Андрей ползет, тоже внимательно осматривает пространство перед собой, и даже если чувствует страх в душе, то вида не показывает. Страх, конечно, работе сапера мешает, но совсем без страха тоже нельзя, всего должно быть в меру.
Пройден первый рубеж немецких оборонительных сооружений, вроде все спокойно, сняли пару-тройку мин, обезвредили несколько растяжек. Но маловато что-то. Не к добру это. Значит, впереди будет основная работа.
Вдруг щуп в руке Виктора Степановича наталкивается на что-то твердое, и он сразу замирает, осторожно смахивает рукавицей снег. «Она, родимая! Ну, где тут у тебя взрыватель? Так, увидел. Теперь успокой дыхание. Сердце, не колотись. Без дерганья. Вынимаем. Фу, ползем дальше».
Вот и второй ряд колючей проволоки позади. Осталось-то совсем немного, брустверы окопные уже видны, гнезда пулеметные. И вроде тихо все в тех окопах, враг спит крепким сном, не чует приближающейся опасности, не ведает, что скоро его сон прервут громкие крики «ура!» и треск винтовочных выстрелов. Осталось немного, совсем чуток... И в этот момент что-то громыхнуло сбоку. Вот так хрупко, недолговечно саперское счастье... И тут же небо озарилось заревом осветительных ракет. Теперь-то уж точно терять нечего!
– Бойцы! В атаку! Впе-ре-о-од! – комбат поднимает батальон в бой, зная, что скоро обрушится на них ливень свинцовый и не доживет до утра тот боец, который испугается сейчас, не встанет и не побежит навстречу смерти, но только так можно обмануть «костлявую».
Виктор Степанович тоже понимает, что пришла пора ему и его ребятам подниматься в полный рост и бежать со всех ног к вражеским окопам, навстречу пулям, по минному полю, до конца не разминированному. Эти оставшиеся несколько десятков метров бойцы пробегут по колено снегу, быть может, всего за одну минуту. И для кого-то из них это время может оказаться последним в жизни.
– Мужики, бегом к проволоке! – крикнул бригадир, чувствуя за спиной накатывающее волной гулкое «ур-ра-а-а!», это батальон пошел в атаку.
Уже подбегая к колючке, он услышал справа и слева от себя несколько взрывов, машинально подумав: «Кому же так не повезло?» – и перебрав в памяти лица своих ребят, ведь за каждого в ответе.
С этим громким «ур-ра!» не так страшно бежать под пулями. Одолевает какое-то бесшабашное чувство неуязвимости, когда и рядом с тобой, и слева, и справа, и сзади – отовсюду несется громовой боевой клич.
– Ур-ра! – кричит вместе со всеми Гошка, молодой боец, до конца еще не обстрелянный, еще робеющий, пулям кланяющийся. – Ур-ра!
А спереди затараторили часто-часто несколько вражеских пулеметов и этим выдали себя. Две 45-миллиметровые пушки, выжившие в прошлом бою, выставленные на прямую наводку, ударили беглым огнем по пулеметам, спрятанным в дзотах с маленькими окошками, попасть в которые снарядом можно только чудом. Но вот после одного из пушечных выстрелов пулемет, косивший кинжальным огнем наступавших бойцов прямо перед Гошкой, вдруг смолк, а следом раздался громкий взрыв, и крыша дзота подлетела вверх на несколько метров и затем рухнула вниз, придавив собой всех, кто в тот момент под ней находился.
– Молодцы артиллеристы! – воскликнул бегущий рядом с Гошкой боец. – Прямо в глаз фашисту угодили. В самую амбразуру влепили снаряд!
Не все бойцы добежали до вражеских окопов, но Гошка добежал и тут же столкнулся лицом к лицу с огромным фрицем, выскочившим из блиндажа в одном кителе, с оскаленным перекошенным лицом и выпученными глазами. К его винтовке был примкнут штык-нож, и Гошка растерянно смотрел, как смертоносная сталь приближалась к его груди.
– Кого ждешь? Коли или стреляй! – пробегавший мимо солдат выстрелил из винтовки во фрица, и тот упал, не успев пронзить Гошку штыком, а солдат побежал дальше.
Вечером в землянке оставшиеся в живых саперы собрались возле едва горящего фитилька в гильзе вместо керосиновой лампы. Петька привел с собой Гошку, сказав, что это его давний приятель, что встречались они, еще когда в школе учились и Гошка приезжал из Барнаула в поселок к тетке на каникулы. Все слушали восторженно-сбивчивый Гошкин рассказ о первом его бое, и Сашка хлопнул его дружески по плечу: «Показал ты себя, молодец». После этих слов Петька наклонился к Гошке и проговорил шепотом: «Видишь, приглянулся ты. Если от твоего взвода никого уже не осталось, так просись к нам. Вон бугор наш в углу сидит, ус грызет, Виктором Степановичем его кличут. Он мужик свойский, возьмет».
На следующий день противник подтянул свежие силы, бросил в бой три танка и, непрерывно атакуя в течение последующих нескольких суток, сумел отбить опорный пункт, давшийся нашим бойцам с таким трудом. Пришлось батальону отступить на прежнюю позицию. Рисковать оставшимися людьми за один опорный пункт комбат не стал. И это было верное решение.
А на командном пункте дивизии дежурный среди ночи разбудил комдива:
– Товарищ полковник, разрешите доложить, Первый на проводе.
– Давай сюда. – сон у комдива как ветром сдуло. – Здравия желаю, товарищ Первый.
– Как дела в дивизии? – поинтересовался командарм.
– Хорошие дела, товарищ Первый, – отрапортовал комдив. – Вчера полки провели успешную операцию, выбили противника с занимаемых им позиций, заняли превалирующую высоту, наладили оборону.
– Какого хрена ты мне заливаешь! – Грозный голос командарма сорвался на крик. – Твои соседи звонили. Их разведка доносит, что в том квадрате, где один из твоих полков стоит, идет сильный бой. Немецкие танки прорвались. А ты мне об успехах докладываешь? Что у тебя с полком? У тебя есть с ним связь?
– Никак нет, товарищ Первый, но я приказал...
– Кому ты чего приказал? – перебил его командарм. – Это я тебе приказываю. Немедленно установи связь с полком, подтяни свежие части, введи их в бой. Созвонись с соседями. Выполнять немедленно!
– Так точно, – шепнул комдив в телефонную трубку и, повернувшись к дежурному со связистом, крикнул: – Что смотрите? Где начштаба? Срочно ко мне. Связь с полком восстановить. Чтобы через полчаса у меня была полная информация о противнике.
После жестоких непрерывных боев в течение нескольких дней батальонам удалось ненамного продвинуться вперед, отвоевав у противника несколько сотен метров. Начальник штаба полка собрал совещание.
– Товарищи командиры, мы понесли большую утрату. Вчера, поднимая бойцов в атаку, геройски погиб командир полка. Я, как старший по званию, принял командование полком на себя. – он сделал паузу. – Положение у нас сейчас непростое. Разведка донесла, что мы в окружении. В штабе дивизии и в штабе армии знают о нашем положении и помогают всеми силами. Соседняя дивизия непрерывно атакует противника с целью оттянуть на себя часть сил и дать нам возможность пробиться к своим. Нам надо выстоять. Как с боеприпасами и продуктами?
– Патронами мы трошки у фрицев разжились, а вот с питанием неважнецки дело обстоит. Пайки уже урезали, если подвоза в ближайшие день-два не будет, придется еще сократить. Фуража для лошадей совсем нет. А без лошадей нам туго придется. Раненых много, как их без лошадей вывезти?
– Сегодня должен прилететь первый самолет с продуктами и сбросить груз в заданной точке, – сказал комполка. – Сами понимаете, что в один самолет много продуктов не войдет, поэтому экономить всяко придется.
Следующий день прошел относительно спокойно. Противник вел вялый минометный обстрел, иногда пулеметная очередь трассирующими пулями вспарывала низкое серое небо. Ребята из поредевшего взвода Виктора Степановича соорудили в лесочке под деревьями новую землянку взамен старой, разрушенной после прямого попадания в нее снаряда, и радовались тому, что есть возможность выспаться после нескольких бессонных ночей. За несколько суток бойцы вполне обжились на новом месте. Петька все свободное время пропадал в медсанбате, видать, присмотрел там себе медсестричку.
Сашка с Андреем и еще несколько человек сидели кружком возле костерка и вполголоса о чем-то разговаривали. И вдруг общий хохот раздался так громко, так раскатисто, что снег с потолка землянки посыпался.
– Вот если бы сейчас немецкий разведчик подполз к нашей землянке, – сказал Виктор Степанович, – вот он бы был озадачен. Сидят советские бойцы в окружении, на морозе, снарядов нет, жратвы нет, а они хохочут. Чего смеетесь?
– Весело!
– А чего весело-то?
– Да Сашка рассказывает, как они с Петькой сержанту НКВД фонарь под глазом ставили.
– Ну да, конечно, это было весело, – согласился Виктор Степанович. – Он с девушкой милуется, а в это время двое в окно лезут. Здрасте, можно мы пройдем мимо вас, нам бухнуть не хватило. Может, нальете? Налили? Налили! Га-га-га! Ох, дети... – его слова вызвали еще один взрыв хохота.
«На войне как на войне, – подумал Виктор Степанович. – Сколько времени мы уже воюем? Полутора месяцев еще не прошло, а такое ощущение, что полтора года пролетело».
Затишье кончилось в один миг. Под утро где-то далеко заухали пушки, раздался вой летящих снарядов, следом буханье взрывов, металлическое так-таканье автоматных очередей, грозное дык-дыканье пулеметов.
– К бою-бою-бою! – раздались крики ротных командиров, и следом тихая брань бегущих в подготовленные прошлым днем окопы бойцов в незастегнутых шинелях и полушубках, с автоматами и винтовками в руках: – Ах вы, черти полосатые! В бога душу мать! Уж мы вам покажем!
Жестокий бой не прекращался целый день, на отдельных направлениях переходя в рукопашную схватку. Противник использовал и танки, но в большей степени для психологического воздействия, так как курсировали они только вдоль дороги и не углублялись в заснеженный лес, где могли застрять. К вечеру из штаба полка в батальоны поступил приказ отходить через болото или другими возможными путями, оставив по одной роте прикрывать отход. Тридцатиградусные морозы хоть и сковали трясину, превратив ее верхний слой в твердый бетон, но ниже как была топь, так и осталась. Человек пройдет, лошадь с санями проедет, а танк неминуемо провалится. Поэтому оставалась только надежда вывести остатки потрепанного батальона из окружения по редколесью, прячась за невысокими кустами, заметенными снегом.
Под огнем вражеских пулеметов короткими перебежками наши бойцы устремились в пока еще не перекрытый врагом проход. Идущие первыми протаптывали дорогу в глубоком снегу и менялись каждые пятьдесят – сто метров, буквально падая от усталости. Но, полежав две-три минуты, поднимались, и снова вставали в строй, и снова пробивали дорогу через заметенное снегом болото. На нескольких санях с запряженными в них полудохлыми клячами друг на друге лежали тяжелораненые бойцы, один раз уже почти обманувшие смерть, но неизвестно, повезет ли им еще раз. В серой мгле сани скользили по снегу, подталкиваемые руками солдат. Истощенные от бескормицы кони падали от перенапряжения на колени, тыкаясь заиндевевшими мордами в снег.
– Но, милые, поднатужьтесь немного, – уговаривали их солдаты и поднимали измученных животных за оглобли. – Потерпите, родные.
Танки противника не погнались вслед за ускользающими из окружения остатками батальона, только выстрелили несколько раз им вдогонку. Один из снарядов лег совсем близко от колонны, посеяв панику. От взрыва содрогнулась почва под ногами. Комьями мерзлой земли и горячими осколками стегануло по оказавшимся рядом бойцам. Раздались крики раненых. Виктора Степановича ударной волной откинуло в сторону, и он упал в воронку, заполненную болотной жижей вперемешку с льдинками. Сашка с Андреем кинулись на помощь, вытащили его на сухое место.
– Голова гудит, мочи нет, – простонал Виктор Степанович.
– Держись, Степаныч, держись.
они подхватили его под руки. К этому моменту мокрая одежда на бригадире уже вся покрылась коркой льда.
– Постой-ка. – Андрей скинул с себя шинель и набросил ее на плечи Виктора Степановича, потом кивнул Сашке: – Пошли потихоньку.
– Мужики, я сам, – в беспамятстве засопротивлялся Виктор Степанович.
– Конечно, сам, – согласился Сашка. – Вот как только оклемаешься, так и пойдешь сам, а сейчас, бригадир, не ерепенься.
– Слышь, Сашок, – вдруг остановился Андрей. – А где у него валенок?
– Вот невезуха, – сплюнул в сердцах Сашка. – Похоже, в трясине остался. Погоди, я в санях пошукаю. Эй, мужики, валенок нужен или тряпка какая.
– На, возьми! – крикнул кто-то из проезжавших мимо саней и кинул им кирзовый сапог. – Все равно уже без ноги.
– Спасибо, браток, – поблагодарил Сашка. – Ну что, Андрюха, обувай командира.
– Да сапог-то не на ту ногу.
– Какой дали. Другого нет. Натягивай. Нам бы только до стоянки добраться. На привале найдем что-нибудь подходящее.
К утру колонна дошла до края заснеженного болота, но была встречена плотным автоматным огнем противника.
– Ах ты, ядрена вошь! – воскликнул кто-то из солдат. – Откуда здесь немцы?
– Ложись! – раздался крик ротного. – Открыть огонь по противнику. А вы куда прете? Разворачивайтесь, уходите обратно.
– Куда обратно? Там же немцы!
– Держите направление на северо-восток, к линии фронта.
– Сзади немцы, спереди немцы, везде немцы...
– Так ты что, еще ничего не понял? В окружении мы, в окружении.
– Прекратить пораженческие разговоры! Под трибунал отдам! Развели здесь панику, мать вашу!
Противник хоть и постреливал из автоматов, но не атаковал. Возможно, скрывавшихся в кустарнике и за чахлыми деревцами вражеских автоматчиков было немного, а может, в их планах было не разбить выходивший из окружения батальон, а лишь задержать окруженцев до подхода более крупных сил.
Но для наших бойцов и эта краткая передышка была почти что спасением. Когда основная колонна вместе с ранеными на санях вышла из-под обстрела, первая рота, принявшая бой, отступила вслед за ней. Правда, погода при этом стала резко портиться. Стихшая было ночью метель снова набирала силу.
На третьи сутки колонна остановилась в небольшой рощице, где можно было перевести дух. Как впоследствии выяснилось, это был островок посреди замерзшего болота. Боясь вражеских самолетов, больших огней не разводили, однако, чтобы совсем не замерзнуть, в сугробе выкопали яму до самой земли и в ней разожгли костерок, а сверху на вбитые колья натянули кусок брезента.
Виктор Степанович, к этому времени уже вполне отошедший от контузии, присел на обрубок дерева рядом с костром, снял с одной ноги валенок, а с другой – сапог. С огорчением заметил, что в оставшемся валенке подошва окончательно прохудилась. Потом развернул портянки и пододвинул замерзшие ноги поближе к огню.
К нему подсел военврач.
– Табачком не богат, Степаныч? – спросил он.
– Закуривай, Михалыч. – Виктор Степанович достал из кармана шинели кисет с табаком и протянул его военврачу. – Много работы?
– Немало, – устало ответил военврач, и его случайный взгляд упал на разутые ноги Виктора Степановича.
– Командир, так что, может, по маленькой? – спросил Сашка. – Для сугреву?
– Это можно, – поддержал Виктор Степанович. – Андрюшка, булькает во фляжке-то еще?
– Есть маленько. – Андрей достал из-за пазухи заветную фляжку, поднес ее к уху и легонько потряс.
– А у меня уже обезболивающего не осталось, – вдруг ни с того ни с сего проговорил задумчиво военврач, будто делясь своими мыслями с теми, кто сидел у костра.
– Сильно нужно? – спросил Виктор Степанович. – Кому-то срочная операция требуется? До своих не дотянем?
– Нет, не дотянем, – печальным голосом подтвердил военврач и кивнул на голые ступни Виктора Степановича с почерневшими пальцами: – Вот так выглядит сухая гангрена. Сейчас только пальчиками рискуем, а если чуть промедлим, придется ступни ампутировать.
Андрей сразу протянул фляжку военврачу:
– Вот обезболивающее. Полфляжки еще. Чистый спирт.
– Должно хватить, – признал военврач и посмотрел на Виктора Степановича: – Ну что, пойдем?
– Пойдем, коли так, – вздохнул Виктор Степанович, наворачивая портянки на начавшие отогреваться ступни и чувствуя усиливающуюся боль. – Андрей, Сашка, пройдите по бойцам, пусть каждый проверит обувку.
Через две недели после окружения полка в расположение соседней дивизии выехало из туманной мглы трое саней с тяжелоранеными. Каждые сани тянули несколько человек, у которых еще оставались силы двигаться. Перед ними шли легкораненые бойцы и тропили путь, чтобы сани не застряли в снегу.
– Стой, кто идет? – раздался требовательный голос часового, завидевшего бойцов, выходящих из болота.
– А сам не видишь, кто идет? – крикнул Сашка, не особо расположенный к разговорам. – Слепой, что ли? Или нюх потерял? Так сейчас быстро восстановим.
– Тише, Сашок, тише, не нервничай, он же на посту стоит, – остановил его Виктор Степанович и поднял руку, чтобы привлечь внимание часового. – Свои идут, кто же еще? Командира позови.
– Стойте, а то стрелять буду, – приказал часовой и свистнул два раза. – Сейчас доложим о вас.
Через некоторое время появился младший лейтенант, увидел подходивших бойцов, окинул их подозрительным взглядом.
– Кто такие, откуда? – спросил он.
– Здравия желаю, товарищ младший лейтенант, – козырнул Виктор Степанович. – Разрешите доложить. С боями вышли из окружения. Комбат тяжело ранен. Комполка убит. Замещавший его начальник штаба тоже убит. Из штабных никого почти не осталось. Надо бы комдива известить.
– Разберемся, – грубовато ответил младший лейтенант. – Документы предъяви. Чего хромаешь? Ранило? Сразу в обе ноги?
– Обморозил малость, – пояснил Виктор Степанович. – Вот пальчики военврач на ногах и отхватил.
– Сейчас много групп из окружения выходит, вот типа как ваша группа, в три калеки, – проворчал младший лейтенант. – Немцы тоже не дураки, они в нашу одежду переодеваются. Пойди разберись, где свои, а где чужие. Поэтому ждите здесь, пока лейтенант из особого отдела не придет.
– Слышь, ты, крыса тыловая, – гневно проговорил Андрей. – А ничего, что мы с оружием вышли? И патроны мы еще не все расстреляли. Вот на таких, как ты...
– Отставить разговоры! – раздался властный окрик, и к ним подошел майор. – Здравствуй, Виктор Степанович. Не признаешь? Месяц назад в штабе полка встречались. Когда лед на реке укрепляли, чтобы танки прошли.
– Конечно, помню, товарищ майор.
– Свои это, пропусти, – приказал майор младшему лейтенанту и снова обратился к Виктору Степановичу: – Вы на него не серчайте. Действительно, проблема есть. Не вы одни из окружения выходите. Сегодня с утра уже три группы вышли. Я вчера из окружения свой батальон вывел, точнее, то, что от него осталось. Чтобы нам помочь, командир дивизии все вспомогательные службы под ружье поставил. Сам их в бой повел.
– Хороший у нас комдив, – уважительно проговорил Виктор Степанович. – Боевой, нечего сказать.
– Был хороший комдив, – вздохнул майор и пояснил: – Погиб он в том бою. Вот так-то, ребята. Ну, бывайте.
14
После февральских боев дивизию, потерявшую убитыми и ранеными почти половину боевого состава, перевели в резерв фронта, дали несколько недель отдыха, пополнили новобранцами и снова вернули на фронт. К тому времени наступила весна. Снег на пригорках быстро сошел, стек ручьями в лощины, заполнил болотины, но лежал еще темной серой массой в лесных чащобах и под кустами. По виду он был похож на бетон, а в натуре, если наступишь на него всем весом, так и провалишься по самые карманы, а под снегом ледяная вода. И хлюпает потом эта вода в обувках целый день, а переобуваться смысла нет. Потому что через десяток шагов по болоту ноги опять мокрые. Вечером разуешься – ступни все распухшие от сырости.
Но с этим еще можно было как-то мириться, ноги рано или поздно просохнут. Хуже было то, что развезло дороги, да так, что единственным транспортным средством в эту пору стали лошади. Груженные провиантом и боеприпасами, истощенные, полуживые от голода животные еле-еле брели по лесной дороге, а точнее – по жидкой грязи. Преодолевая топкие участки, они нередко проваливались по брюхо, и тогда людям приходилось их разгружать и вытягивать из трясины за хвост и гриву.
Подвоз боеприпасов на передовую превратился в настоящую битву с природой. В тех частях, где уже не осталось лошадей, снаряды для орудий и провиант приходилось таскать солдатам на своих плечах, иногда за пять – десять километров. В самых гиблых местах саперы прокладывали гати через болотную трясину, делали настилы из бревен, по которым могла проехать конная повозка, груженная снарядами, и пройти пехота, наводили мосты через ручьи, превратившиеся во время весеннего половодья в настоящие реки. В таких нелегких, прямо скажем, условиях фронт готовился перейти в наступление.
– Боевая задача поставлена перед нами сложная, – говорил комполка на совещании, – прорвать оборону противника, закрепиться на новом рубеже и обеспечить проход другим частям Красной армии. За нами пойдут в бой танки. Они будут основной силой, которая сомнет вражеские укрепления и заставит противника отступить.
– Товарищ командир полка, разрешите вопрос, – встал командир одного из батальонов. – Перед нашими позициями болото.
– Я знаю об этом, – прервал его комполка. – Где командир саперной роты? Лейтенант, подойдите ближе. Приказываю вам на основных участках наступления обеспечить проход через болото. Как будете выполнять поставленную задачу?
– Есть одна задумка, товарищ командир полка, разрешите доложить. – Ротный подошел к столу, на котором была развернута карта, и что-то стал говорить шепотом, водя по карте тупым концом карандаша. – Я думаю, должно сработать. – ротный положил карандаш на стол. – А мы таким образом силы сэкономим и время выиграем.
– Хм, толково придумал, – похвалил его комполка. – О ходе работ докладывать мне лично. Выполняйте.
Вернувшись из штаба полка в роту, ротный первым делом построил взвод Виктора Степановича на краю болота.
– Вот место вашей дислокации. Задача простая: к началу наступления дорогу через болото проложить, да такую, чтобы танки могли по ней пройти.
– Гать придется делать, – проговорил Виктор Степанович.
– В два слоя, не меньше, – заметил Сашка. – Тогда, может, и выдержит.
– Это если из лиственницы мастрячить, – уточнил Петька. – Лиственница – она как железо. А если сосну использовать, так она быстро в щепу превратится.
– Откуда здесь лиственница? – пожал плечами Андрей. – Елки много растет, а лиственницы ни одной не видел.
– Посмотреть бы, какой тут лес, – произнес Петька, глядя в сторону.
Ясно было, что хотелось парню от войны хоть немного отдохнуть, вспомнить родные места, где тайга стоит нетронутая, где речушка щебечет, освободившись от снежного плена, где на лесных прогалинах подснежники цветут.
– Вот завтра и посмотрите, – согласился ротный. – С утра ваш взвод направляется на разведку. Узнайте обстановку. Все толком изучите. Вечером доложите.
На следующий день Виктор Степанович поднял бойцов спозаранку и повел их кромкой леса в обход болота. Лес здесь был изрядно прорежен немецкими бомбардировками и артобстрелами. Толстые стволы деревьев, переломанные нечеловеческой силой, лежали навалом. Выкорчеванные взрывами пни торчали из земли, подобно обломкам выбитых зубов.
– Стройматериалов здесь хоть отбавляй, – хмыкнул Сашка. – Постаралась немчура.
Они прошли уже несколько километров по уничтоженному лесу, как вдруг Сашка воскликнул:
– Смотрите, какое чудо!
В стороне от них посреди посеченного осколками подлеска рос куст рябины, а на нем висели гроздья оранжевых ягод.
– Какая красотища! – восхитился Петька. – Нарву-ка я букет для медсестрички.
– Хорошая дивчина. Для нее нарви, – одобрительно кивнул Виктор Степанович. – Пойдемте, мужики, попробуем лесного угощения. Андрейка, у тебя в сидоре неприкосновенный запас спрятан. Выдели по глоточку, под витамины.
На подходе к части им попался командирский газик, застрявший в одной из заполненных грязью рытвин на дороге. Из машины вылез грузный подполковник из штаба дивизии и следом за ним ротный.
– Бойцы, ко мне! – крикнул подполковник. – Помогите вытащить.
– Ну что, мужики, навались дружнее, – скомандовал Виктор Степанович. – А ты, Петька, букетом-то не маячь, спрячь за спину.
– Кстати, почему не в расположении части? – спросил подполковник, когда газик был вытянут из грязевого плена на относительно ровный участок дороги. – Кто разрешил?
– Разрешите доложить, товарищ подполковник. Это разведчики, – вступился за них ротный. – Командир полка приказал разузнать, что да как. Наступление скоро.
– Тогда ладно, – смилостивился подполковник и вдруг увидел у Петьки рябиновый букет: – А это что там у тебя за спиной? Ох, какая прелесть! Я гляжу, романтические натуры у тебя в роте, лейтенант. Ну-ка, дай-ка сюда!
Он взял у Петьки букет, сорвал несколько ягод и бросил их в рот.
– Горечь, сорт, что ли, такой? – он поморщился, выплюнул ягоды и швырнул букет в грязь. – Поехали, лейтенант!
– Штабист, мать твою, – процедил сквозь зубы Виктор Степанович и схватил за руку Петьку, который как бы ненароком сдернул с плеча винтовку. – Ты что, сдурел?
Андрей подошел к Петьке, достал из-за пазухи веточку рябины с гроздью ягод и протянул ему:
– Не горюй, Петька! Есть подарок для твоей медсестрички.
На совещании в штабе полка обсуждали сложившуюся обстановку. Полк вонзился в глубокоэшелонированную оборону противника, и командир чувствовал опасную шаткость создавшегося положения.
– Наши тылы могут быть отрезаны вот здесь и вот здесь. – комполка провел карандашом по разложенной на столе карте. – Если это случится, то не противник, а мы окажемся в окружении. Командиры батальонов, доложите обстановку.
– На нашем участке обороны противник находится на расстоянии трех – пяти километров.
– На нашем участке такое же дело.
– Где командир третьего батальона?
– Убит, товарищ командир полка. Я принял командование батальоном – лейтенант Васильев. Раньше ротой командовал.
– Ну и что на вашем участке? Разведку провели?
– Никак нет, товарищ командир полка, – отрапортовал лейтенант. – Ее и проводить смысла нет никакого. Солдаты противника в бинокль видны. В соседнем лесочке засели, на расстоянии до километра. Я планировал ночную атаку провести, чтобы выбить их оттуда.
– Подожди с атакой, – остановил его начальник штаба. – Похоже, это уже случилось.
– Что случилось? – переспросил его комполка.
– Окружение случилось. – он склонился над картой. – Вот смотрите: здесь и здесь противник. И здесь противник. – карандаш начштаба рисовал на карте легкие линии. – Вот здесь его нет, но здесь болото шириной от двух до трех километров, которое, как вы понимаете, простреливается отсюда и отсюда. Если мы будем отходить по болоту, то попадем под огонь с двух сторон. Вывод: мы в полукольце. Выход через болото под огнем противника возможен, но потери могут быть большими.
– Спасибо за разъяснение, товарищ майор, – кивнул ему комполка. – Прояснил ситуацию. Так что, товарищи командиры? В каком направлении противник меньше всего ожидает нас увидеть?
– Да это понятно, где он нас вообще не ожидает увидеть, – хмыкнул начштаба. – Вот на этой высотке располагается опорный пункт противника, окруженный несколькими линиями заграждений и, скорее всего, минным полем. В бинокль просматриваются минометные гнезда, несколько пушек, здесь дзоты с пулеметами. Но вот про эту совсем неширокую ложбинку, маленькую складочку в рельефе, заросшую кустарником, они, скорее всего, не знают, потому что сверху ее трудно разглядеть. Но даже если и знают про нее, все равно можно пройти по ней и выйти прямо...
– Прямо на пулеметы, товарищ майор, – перебил его комполка.
– Нет, не на пулеметы. Мы можем по этой ложбине выйти им в тыл и ударить оттуда. Здесь, конечно, тоже стоят пулеметы, но их меньше, чем в этом и этом направлениях.
– Что ж, товарищи командиры, давайте обсудим это предложение и разработаем план действий. Атаку начнем сегодня ночью. Сколько там рядов заграждения?
– Три ряда, товарищ командир полка, – ответил инженер полка. – Саперы должны снять колючку, разминировать проходы до начала наступления.
– Итак, первый батальон штурмует вражеский опорный пункт, второй батальон наступает в направлении населенного пункта, а третий батальон пытается перерезать дорогу, и если это получится сделать, то тем самым мы перекроем противнику подвоз боеприпасов и техники к его частям, закрепившимся на этом участке.
Ночь. Пурга. В молочном мареве весь белый свет. Колючий холодный ветер обжигает лицо. Растереть бы рукавицей побелевшие щеки и нос, да возможности нет. Руки заняты делом. Саперы в белых маскхалатах, растянувшись в линию с интервалом в полтора-два метра, осторожно продвигаются вверх по склону. Снег не то чтобы уж слишком твердый, он проваливается под тяжестью ползущих по нему саперов, давится локтями, но неглубоко. Саперы внимательно осматривают каждый бугорок, ведь под ним может скрываться смерть. Проверяют каждую былинку, торчащую из-под снега, – не металлический ли это усик от установленной мины?
– Мину могут к столбу привязать. Ищите растяжки, – шепчет Виктор Степанович, когда подползли к первым столбам с несколькими рядами колючей проволоки.
Он то и дело поглядывает по сторонам, как там его ребятушки: вроде и не первый раз со смертью играют, опыт есть, а все равно опасается за них. Вон у Петьки на лбу капли пота выступили, видно, что чуток робеет парняга. Сашка – тот спокоен, деловит, лишнего движения не сделает, все у него рассчитано: оглядел пространство на метр вперед, и если глаз ни за какую неровность не зацепился, не заметил подозрительно торчащих из-под снега пучков травы, веточек, только тогда аккуратно протыкает щупом снежную толщу и еще на метр вперед продвигается. Рядом с ним Андрей ползет, тоже внимательно осматривает пространство перед собой, и даже если чувствует страх в душе, то вида не показывает. Страх, конечно, работе сапера мешает, но совсем без страха тоже нельзя, всего должно быть в меру.
Пройден первый рубеж немецких оборонительных сооружений, вроде все спокойно, сняли пару-тройку мин, обезвредили несколько растяжек. Но маловато что-то. Не к добру это. Значит, впереди будет основная работа.
Вдруг щуп в руке Виктора Степановича наталкивается на что-то твердое, и он сразу замирает, осторожно смахивает рукавицей снег. «Она, родимая! Ну, где тут у тебя взрыватель? Так, увидел. Теперь успокой дыхание. Сердце, не колотись. Без дерганья. Вынимаем. Фу, ползем дальше».
Вот и второй ряд колючей проволоки позади. Осталось-то совсем немного, брустверы окопные уже видны, гнезда пулеметные. И вроде тихо все в тех окопах, враг спит крепким сном, не чует приближающейся опасности, не ведает, что скоро его сон прервут громкие крики «ура!» и треск винтовочных выстрелов. Осталось немного, совсем чуток... И в этот момент что-то громыхнуло сбоку. Вот так хрупко, недолговечно саперское счастье... И тут же небо озарилось заревом осветительных ракет. Теперь-то уж точно терять нечего!
– Бойцы! В атаку! Впе-ре-о-од! – комбат поднимает батальон в бой, зная, что скоро обрушится на них ливень свинцовый и не доживет до утра тот боец, который испугается сейчас, не встанет и не побежит навстречу смерти, но только так можно обмануть «костлявую».
Виктор Степанович тоже понимает, что пришла пора ему и его ребятам подниматься в полный рост и бежать со всех ног к вражеским окопам, навстречу пулям, по минному полю, до конца не разминированному. Эти оставшиеся несколько десятков метров бойцы пробегут по колено снегу, быть может, всего за одну минуту. И для кого-то из них это время может оказаться последним в жизни.
– Мужики, бегом к проволоке! – крикнул бригадир, чувствуя за спиной накатывающее волной гулкое «ур-ра-а-а!», это батальон пошел в атаку.
Уже подбегая к колючке, он услышал справа и слева от себя несколько взрывов, машинально подумав: «Кому же так не повезло?» – и перебрав в памяти лица своих ребят, ведь за каждого в ответе.
С этим громким «ур-ра!» не так страшно бежать под пулями. Одолевает какое-то бесшабашное чувство неуязвимости, когда и рядом с тобой, и слева, и справа, и сзади – отовсюду несется громовой боевой клич.
– Ур-ра! – кричит вместе со всеми Гошка, молодой боец, до конца еще не обстрелянный, еще робеющий, пулям кланяющийся. – Ур-ра!
А спереди затараторили часто-часто несколько вражеских пулеметов и этим выдали себя. Две 45-миллиметровые пушки, выжившие в прошлом бою, выставленные на прямую наводку, ударили беглым огнем по пулеметам, спрятанным в дзотах с маленькими окошками, попасть в которые снарядом можно только чудом. Но вот после одного из пушечных выстрелов пулемет, косивший кинжальным огнем наступавших бойцов прямо перед Гошкой, вдруг смолк, а следом раздался громкий взрыв, и крыша дзота подлетела вверх на несколько метров и затем рухнула вниз, придавив собой всех, кто в тот момент под ней находился.
– Молодцы артиллеристы! – воскликнул бегущий рядом с Гошкой боец. – Прямо в глаз фашисту угодили. В самую амбразуру влепили снаряд!
Не все бойцы добежали до вражеских окопов, но Гошка добежал и тут же столкнулся лицом к лицу с огромным фрицем, выскочившим из блиндажа в одном кителе, с оскаленным перекошенным лицом и выпученными глазами. К его винтовке был примкнут штык-нож, и Гошка растерянно смотрел, как смертоносная сталь приближалась к его груди.
– Кого ждешь? Коли или стреляй! – пробегавший мимо солдат выстрелил из винтовки во фрица, и тот упал, не успев пронзить Гошку штыком, а солдат побежал дальше.
Вечером в землянке оставшиеся в живых саперы собрались возле едва горящего фитилька в гильзе вместо керосиновой лампы. Петька привел с собой Гошку, сказав, что это его давний приятель, что встречались они, еще когда в школе учились и Гошка приезжал из Барнаула в поселок к тетке на каникулы. Все слушали восторженно-сбивчивый Гошкин рассказ о первом его бое, и Сашка хлопнул его дружески по плечу: «Показал ты себя, молодец». После этих слов Петька наклонился к Гошке и проговорил шепотом: «Видишь, приглянулся ты. Если от твоего взвода никого уже не осталось, так просись к нам. Вон бугор наш в углу сидит, ус грызет, Виктором Степановичем его кличут. Он мужик свойский, возьмет».
На следующий день противник подтянул свежие силы, бросил в бой три танка и, непрерывно атакуя в течение последующих нескольких суток, сумел отбить опорный пункт, давшийся нашим бойцам с таким трудом. Пришлось батальону отступить на прежнюю позицию. Рисковать оставшимися людьми за один опорный пункт комбат не стал. И это было верное решение.
А на командном пункте дивизии дежурный среди ночи разбудил комдива:
– Товарищ полковник, разрешите доложить, Первый на проводе.
– Давай сюда. – сон у комдива как ветром сдуло. – Здравия желаю, товарищ Первый.
– Как дела в дивизии? – поинтересовался командарм.
– Хорошие дела, товарищ Первый, – отрапортовал комдив. – Вчера полки провели успешную операцию, выбили противника с занимаемых им позиций, заняли превалирующую высоту, наладили оборону.
– Какого хрена ты мне заливаешь! – Грозный голос командарма сорвался на крик. – Твои соседи звонили. Их разведка доносит, что в том квадрате, где один из твоих полков стоит, идет сильный бой. Немецкие танки прорвались. А ты мне об успехах докладываешь? Что у тебя с полком? У тебя есть с ним связь?
– Никак нет, товарищ Первый, но я приказал...
– Кому ты чего приказал? – перебил его командарм. – Это я тебе приказываю. Немедленно установи связь с полком, подтяни свежие части, введи их в бой. Созвонись с соседями. Выполнять немедленно!
– Так точно, – шепнул комдив в телефонную трубку и, повернувшись к дежурному со связистом, крикнул: – Что смотрите? Где начштаба? Срочно ко мне. Связь с полком восстановить. Чтобы через полчаса у меня была полная информация о противнике.
После жестоких непрерывных боев в течение нескольких дней батальонам удалось ненамного продвинуться вперед, отвоевав у противника несколько сотен метров. Начальник штаба полка собрал совещание.
– Товарищи командиры, мы понесли большую утрату. Вчера, поднимая бойцов в атаку, геройски погиб командир полка. Я, как старший по званию, принял командование полком на себя. – он сделал паузу. – Положение у нас сейчас непростое. Разведка донесла, что мы в окружении. В штабе дивизии и в штабе армии знают о нашем положении и помогают всеми силами. Соседняя дивизия непрерывно атакует противника с целью оттянуть на себя часть сил и дать нам возможность пробиться к своим. Нам надо выстоять. Как с боеприпасами и продуктами?
– Патронами мы трошки у фрицев разжились, а вот с питанием неважнецки дело обстоит. Пайки уже урезали, если подвоза в ближайшие день-два не будет, придется еще сократить. Фуража для лошадей совсем нет. А без лошадей нам туго придется. Раненых много, как их без лошадей вывезти?
– Сегодня должен прилететь первый самолет с продуктами и сбросить груз в заданной точке, – сказал комполка. – Сами понимаете, что в один самолет много продуктов не войдет, поэтому экономить всяко придется.
Следующий день прошел относительно спокойно. Противник вел вялый минометный обстрел, иногда пулеметная очередь трассирующими пулями вспарывала низкое серое небо. Ребята из поредевшего взвода Виктора Степановича соорудили в лесочке под деревьями новую землянку взамен старой, разрушенной после прямого попадания в нее снаряда, и радовались тому, что есть возможность выспаться после нескольких бессонных ночей. За несколько суток бойцы вполне обжились на новом месте. Петька все свободное время пропадал в медсанбате, видать, присмотрел там себе медсестричку.
Сашка с Андреем и еще несколько человек сидели кружком возле костерка и вполголоса о чем-то разговаривали. И вдруг общий хохот раздался так громко, так раскатисто, что снег с потолка землянки посыпался.
– Вот если бы сейчас немецкий разведчик подполз к нашей землянке, – сказал Виктор Степанович, – вот он бы был озадачен. Сидят советские бойцы в окружении, на морозе, снарядов нет, жратвы нет, а они хохочут. Чего смеетесь?
– Весело!
– А чего весело-то?
– Да Сашка рассказывает, как они с Петькой сержанту НКВД фонарь под глазом ставили.
– Ну да, конечно, это было весело, – согласился Виктор Степанович. – Он с девушкой милуется, а в это время двое в окно лезут. Здрасте, можно мы пройдем мимо вас, нам бухнуть не хватило. Может, нальете? Налили? Налили! Га-га-га! Ох, дети... – его слова вызвали еще один взрыв хохота.
«На войне как на войне, – подумал Виктор Степанович. – Сколько времени мы уже воюем? Полутора месяцев еще не прошло, а такое ощущение, что полтора года пролетело».
Затишье кончилось в один миг. Под утро где-то далеко заухали пушки, раздался вой летящих снарядов, следом буханье взрывов, металлическое так-таканье автоматных очередей, грозное дык-дыканье пулеметов.
– К бою-бою-бою! – раздались крики ротных командиров, и следом тихая брань бегущих в подготовленные прошлым днем окопы бойцов в незастегнутых шинелях и полушубках, с автоматами и винтовками в руках: – Ах вы, черти полосатые! В бога душу мать! Уж мы вам покажем!
Жестокий бой не прекращался целый день, на отдельных направлениях переходя в рукопашную схватку. Противник использовал и танки, но в большей степени для психологического воздействия, так как курсировали они только вдоль дороги и не углублялись в заснеженный лес, где могли застрять. К вечеру из штаба полка в батальоны поступил приказ отходить через болото или другими возможными путями, оставив по одной роте прикрывать отход. Тридцатиградусные морозы хоть и сковали трясину, превратив ее верхний слой в твердый бетон, но ниже как была топь, так и осталась. Человек пройдет, лошадь с санями проедет, а танк неминуемо провалится. Поэтому оставалась только надежда вывести остатки потрепанного батальона из окружения по редколесью, прячась за невысокими кустами, заметенными снегом.
Под огнем вражеских пулеметов короткими перебежками наши бойцы устремились в пока еще не перекрытый врагом проход. Идущие первыми протаптывали дорогу в глубоком снегу и менялись каждые пятьдесят – сто метров, буквально падая от усталости. Но, полежав две-три минуты, поднимались, и снова вставали в строй, и снова пробивали дорогу через заметенное снегом болото. На нескольких санях с запряженными в них полудохлыми клячами друг на друге лежали тяжелораненые бойцы, один раз уже почти обманувшие смерть, но неизвестно, повезет ли им еще раз. В серой мгле сани скользили по снегу, подталкиваемые руками солдат. Истощенные от бескормицы кони падали от перенапряжения на колени, тыкаясь заиндевевшими мордами в снег.
– Но, милые, поднатужьтесь немного, – уговаривали их солдаты и поднимали измученных животных за оглобли. – Потерпите, родные.
Танки противника не погнались вслед за ускользающими из окружения остатками батальона, только выстрелили несколько раз им вдогонку. Один из снарядов лег совсем близко от колонны, посеяв панику. От взрыва содрогнулась почва под ногами. Комьями мерзлой земли и горячими осколками стегануло по оказавшимся рядом бойцам. Раздались крики раненых. Виктора Степановича ударной волной откинуло в сторону, и он упал в воронку, заполненную болотной жижей вперемешку с льдинками. Сашка с Андреем кинулись на помощь, вытащили его на сухое место.
– Голова гудит, мочи нет, – простонал Виктор Степанович.
– Держись, Степаныч, держись.
они подхватили его под руки. К этому моменту мокрая одежда на бригадире уже вся покрылась коркой льда.
– Постой-ка. – Андрей скинул с себя шинель и набросил ее на плечи Виктора Степановича, потом кивнул Сашке: – Пошли потихоньку.
– Мужики, я сам, – в беспамятстве засопротивлялся Виктор Степанович.
– Конечно, сам, – согласился Сашка. – Вот как только оклемаешься, так и пойдешь сам, а сейчас, бригадир, не ерепенься.
– Слышь, Сашок, – вдруг остановился Андрей. – А где у него валенок?
– Вот невезуха, – сплюнул в сердцах Сашка. – Похоже, в трясине остался. Погоди, я в санях пошукаю. Эй, мужики, валенок нужен или тряпка какая.
– На, возьми! – крикнул кто-то из проезжавших мимо саней и кинул им кирзовый сапог. – Все равно уже без ноги.
– Спасибо, браток, – поблагодарил Сашка. – Ну что, Андрюха, обувай командира.
– Да сапог-то не на ту ногу.
– Какой дали. Другого нет. Натягивай. Нам бы только до стоянки добраться. На привале найдем что-нибудь подходящее.
К утру колонна дошла до края заснеженного болота, но была встречена плотным автоматным огнем противника.
– Ах ты, ядрена вошь! – воскликнул кто-то из солдат. – Откуда здесь немцы?
– Ложись! – раздался крик ротного. – Открыть огонь по противнику. А вы куда прете? Разворачивайтесь, уходите обратно.
– Куда обратно? Там же немцы!
– Держите направление на северо-восток, к линии фронта.
– Сзади немцы, спереди немцы, везде немцы...
– Так ты что, еще ничего не понял? В окружении мы, в окружении.
– Прекратить пораженческие разговоры! Под трибунал отдам! Развели здесь панику, мать вашу!
Противник хоть и постреливал из автоматов, но не атаковал. Возможно, скрывавшихся в кустарнике и за чахлыми деревцами вражеских автоматчиков было немного, а может, в их планах было не разбить выходивший из окружения батальон, а лишь задержать окруженцев до подхода более крупных сил.
Но для наших бойцов и эта краткая передышка была почти что спасением. Когда основная колонна вместе с ранеными на санях вышла из-под обстрела, первая рота, принявшая бой, отступила вслед за ней. Правда, погода при этом стала резко портиться. Стихшая было ночью метель снова набирала силу.
На третьи сутки колонна остановилась в небольшой рощице, где можно было перевести дух. Как впоследствии выяснилось, это был островок посреди замерзшего болота. Боясь вражеских самолетов, больших огней не разводили, однако, чтобы совсем не замерзнуть, в сугробе выкопали яму до самой земли и в ней разожгли костерок, а сверху на вбитые колья натянули кусок брезента.
Виктор Степанович, к этому времени уже вполне отошедший от контузии, присел на обрубок дерева рядом с костром, снял с одной ноги валенок, а с другой – сапог. С огорчением заметил, что в оставшемся валенке подошва окончательно прохудилась. Потом развернул портянки и пододвинул замерзшие ноги поближе к огню.
К нему подсел военврач.
– Табачком не богат, Степаныч? – спросил он.
– Закуривай, Михалыч. – Виктор Степанович достал из кармана шинели кисет с табаком и протянул его военврачу. – Много работы?
– Немало, – устало ответил военврач, и его случайный взгляд упал на разутые ноги Виктора Степановича.
– Командир, так что, может, по маленькой? – спросил Сашка. – Для сугреву?
– Это можно, – поддержал Виктор Степанович. – Андрюшка, булькает во фляжке-то еще?
– Есть маленько. – Андрей достал из-за пазухи заветную фляжку, поднес ее к уху и легонько потряс.
– А у меня уже обезболивающего не осталось, – вдруг ни с того ни с сего проговорил задумчиво военврач, будто делясь своими мыслями с теми, кто сидел у костра.
– Сильно нужно? – спросил Виктор Степанович. – Кому-то срочная операция требуется? До своих не дотянем?
– Нет, не дотянем, – печальным голосом подтвердил военврач и кивнул на голые ступни Виктора Степановича с почерневшими пальцами: – Вот так выглядит сухая гангрена. Сейчас только пальчиками рискуем, а если чуть промедлим, придется ступни ампутировать.
Андрей сразу протянул фляжку военврачу:
– Вот обезболивающее. Полфляжки еще. Чистый спирт.
– Должно хватить, – признал военврач и посмотрел на Виктора Степановича: – Ну что, пойдем?
– Пойдем, коли так, – вздохнул Виктор Степанович, наворачивая портянки на начавшие отогреваться ступни и чувствуя усиливающуюся боль. – Андрей, Сашка, пройдите по бойцам, пусть каждый проверит обувку.
Через две недели после окружения полка в расположение соседней дивизии выехало из туманной мглы трое саней с тяжелоранеными. Каждые сани тянули несколько человек, у которых еще оставались силы двигаться. Перед ними шли легкораненые бойцы и тропили путь, чтобы сани не застряли в снегу.
– Стой, кто идет? – раздался требовательный голос часового, завидевшего бойцов, выходящих из болота.
– А сам не видишь, кто идет? – крикнул Сашка, не особо расположенный к разговорам. – Слепой, что ли? Или нюх потерял? Так сейчас быстро восстановим.
– Тише, Сашок, тише, не нервничай, он же на посту стоит, – остановил его Виктор Степанович и поднял руку, чтобы привлечь внимание часового. – Свои идут, кто же еще? Командира позови.
– Стойте, а то стрелять буду, – приказал часовой и свистнул два раза. – Сейчас доложим о вас.
Через некоторое время появился младший лейтенант, увидел подходивших бойцов, окинул их подозрительным взглядом.
– Кто такие, откуда? – спросил он.
– Здравия желаю, товарищ младший лейтенант, – козырнул Виктор Степанович. – Разрешите доложить. С боями вышли из окружения. Комбат тяжело ранен. Комполка убит. Замещавший его начальник штаба тоже убит. Из штабных никого почти не осталось. Надо бы комдива известить.
– Разберемся, – грубовато ответил младший лейтенант. – Документы предъяви. Чего хромаешь? Ранило? Сразу в обе ноги?
– Обморозил малость, – пояснил Виктор Степанович. – Вот пальчики военврач на ногах и отхватил.
– Сейчас много групп из окружения выходит, вот типа как ваша группа, в три калеки, – проворчал младший лейтенант. – Немцы тоже не дураки, они в нашу одежду переодеваются. Пойди разберись, где свои, а где чужие. Поэтому ждите здесь, пока лейтенант из особого отдела не придет.
– Слышь, ты, крыса тыловая, – гневно проговорил Андрей. – А ничего, что мы с оружием вышли? И патроны мы еще не все расстреляли. Вот на таких, как ты...
– Отставить разговоры! – раздался властный окрик, и к ним подошел майор. – Здравствуй, Виктор Степанович. Не признаешь? Месяц назад в штабе полка встречались. Когда лед на реке укрепляли, чтобы танки прошли.
– Конечно, помню, товарищ майор.
– Свои это, пропусти, – приказал майор младшему лейтенанту и снова обратился к Виктору Степановичу: – Вы на него не серчайте. Действительно, проблема есть. Не вы одни из окружения выходите. Сегодня с утра уже три группы вышли. Я вчера из окружения свой батальон вывел, точнее, то, что от него осталось. Чтобы нам помочь, командир дивизии все вспомогательные службы под ружье поставил. Сам их в бой повел.
– Хороший у нас комдив, – уважительно проговорил Виктор Степанович. – Боевой, нечего сказать.
– Был хороший комдив, – вздохнул майор и пояснил: – Погиб он в том бою. Вот так-то, ребята. Ну, бывайте.
14
После февральских боев дивизию, потерявшую убитыми и ранеными почти половину боевого состава, перевели в резерв фронта, дали несколько недель отдыха, пополнили новобранцами и снова вернули на фронт. К тому времени наступила весна. Снег на пригорках быстро сошел, стек ручьями в лощины, заполнил болотины, но лежал еще темной серой массой в лесных чащобах и под кустами. По виду он был похож на бетон, а в натуре, если наступишь на него всем весом, так и провалишься по самые карманы, а под снегом ледяная вода. И хлюпает потом эта вода в обувках целый день, а переобуваться смысла нет. Потому что через десяток шагов по болоту ноги опять мокрые. Вечером разуешься – ступни все распухшие от сырости.
Но с этим еще можно было как-то мириться, ноги рано или поздно просохнут. Хуже было то, что развезло дороги, да так, что единственным транспортным средством в эту пору стали лошади. Груженные провиантом и боеприпасами, истощенные, полуживые от голода животные еле-еле брели по лесной дороге, а точнее – по жидкой грязи. Преодолевая топкие участки, они нередко проваливались по брюхо, и тогда людям приходилось их разгружать и вытягивать из трясины за хвост и гриву.
Подвоз боеприпасов на передовую превратился в настоящую битву с природой. В тех частях, где уже не осталось лошадей, снаряды для орудий и провиант приходилось таскать солдатам на своих плечах, иногда за пять – десять километров. В самых гиблых местах саперы прокладывали гати через болотную трясину, делали настилы из бревен, по которым могла проехать конная повозка, груженная снарядами, и пройти пехота, наводили мосты через ручьи, превратившиеся во время весеннего половодья в настоящие реки. В таких нелегких, прямо скажем, условиях фронт готовился перейти в наступление.
– Боевая задача поставлена перед нами сложная, – говорил комполка на совещании, – прорвать оборону противника, закрепиться на новом рубеже и обеспечить проход другим частям Красной армии. За нами пойдут в бой танки. Они будут основной силой, которая сомнет вражеские укрепления и заставит противника отступить.
– Товарищ командир полка, разрешите вопрос, – встал командир одного из батальонов. – Перед нашими позициями болото.
– Я знаю об этом, – прервал его комполка. – Где командир саперной роты? Лейтенант, подойдите ближе. Приказываю вам на основных участках наступления обеспечить проход через болото. Как будете выполнять поставленную задачу?
– Есть одна задумка, товарищ командир полка, разрешите доложить. – Ротный подошел к столу, на котором была развернута карта, и что-то стал говорить шепотом, водя по карте тупым концом карандаша. – Я думаю, должно сработать. – ротный положил карандаш на стол. – А мы таким образом силы сэкономим и время выиграем.
– Хм, толково придумал, – похвалил его комполка. – О ходе работ докладывать мне лично. Выполняйте.
Вернувшись из штаба полка в роту, ротный первым делом построил взвод Виктора Степановича на краю болота.
– Вот место вашей дислокации. Задача простая: к началу наступления дорогу через болото проложить, да такую, чтобы танки могли по ней пройти.
– Гать придется делать, – проговорил Виктор Степанович.
– В два слоя, не меньше, – заметил Сашка. – Тогда, может, и выдержит.
– Это если из лиственницы мастрячить, – уточнил Петька. – Лиственница – она как железо. А если сосну использовать, так она быстро в щепу превратится.
– Откуда здесь лиственница? – пожал плечами Андрей. – Елки много растет, а лиственницы ни одной не видел.
– Посмотреть бы, какой тут лес, – произнес Петька, глядя в сторону.
Ясно было, что хотелось парню от войны хоть немного отдохнуть, вспомнить родные места, где тайга стоит нетронутая, где речушка щебечет, освободившись от снежного плена, где на лесных прогалинах подснежники цветут.
– Вот завтра и посмотрите, – согласился ротный. – С утра ваш взвод направляется на разведку. Узнайте обстановку. Все толком изучите. Вечером доложите.
На следующий день Виктор Степанович поднял бойцов спозаранку и повел их кромкой леса в обход болота. Лес здесь был изрядно прорежен немецкими бомбардировками и артобстрелами. Толстые стволы деревьев, переломанные нечеловеческой силой, лежали навалом. Выкорчеванные взрывами пни торчали из земли, подобно обломкам выбитых зубов.
– Стройматериалов здесь хоть отбавляй, – хмыкнул Сашка. – Постаралась немчура.
Они прошли уже несколько километров по уничтоженному лесу, как вдруг Сашка воскликнул:
– Смотрите, какое чудо!
В стороне от них посреди посеченного осколками подлеска рос куст рябины, а на нем висели гроздья оранжевых ягод.
– Какая красотища! – восхитился Петька. – Нарву-ка я букет для медсестрички.
– Хорошая дивчина. Для нее нарви, – одобрительно кивнул Виктор Степанович. – Пойдемте, мужики, попробуем лесного угощения. Андрейка, у тебя в сидоре неприкосновенный запас спрятан. Выдели по глоточку, под витамины.
На подходе к части им попался командирский газик, застрявший в одной из заполненных грязью рытвин на дороге. Из машины вылез грузный подполковник из штаба дивизии и следом за ним ротный.
– Бойцы, ко мне! – крикнул подполковник. – Помогите вытащить.
– Ну что, мужики, навались дружнее, – скомандовал Виктор Степанович. – А ты, Петька, букетом-то не маячь, спрячь за спину.
– Кстати, почему не в расположении части? – спросил подполковник, когда газик был вытянут из грязевого плена на относительно ровный участок дороги. – Кто разрешил?
– Разрешите доложить, товарищ подполковник. Это разведчики, – вступился за них ротный. – Командир полка приказал разузнать, что да как. Наступление скоро.
– Тогда ладно, – смилостивился подполковник и вдруг увидел у Петьки рябиновый букет: – А это что там у тебя за спиной? Ох, какая прелесть! Я гляжу, романтические натуры у тебя в роте, лейтенант. Ну-ка, дай-ка сюда!
Он взял у Петьки букет, сорвал несколько ягод и бросил их в рот.
– Горечь, сорт, что ли, такой? – он поморщился, выплюнул ягоды и швырнул букет в грязь. – Поехали, лейтенант!
– Штабист, мать твою, – процедил сквозь зубы Виктор Степанович и схватил за руку Петьку, который как бы ненароком сдернул с плеча винтовку. – Ты что, сдурел?
Андрей подошел к Петьке, достал из-за пазухи веточку рябины с гроздью ягод и протянул ему:
– Не горюй, Петька! Есть подарок для твоей медсестрички.
