Третьего августа, опять же с Драганом, мы отправились в столицу Черногории Цетинье. Здесь находится официальная резиденция президента страны – Голубой дворец (мы его так и не увидели). Кроме осмотра столицы, нашей главной целью было посещение Цетинского монастыря, где хранится десница Иоанна Крестителя. После этого мы должны были ехать в деревню Негоши, на родину Петра II Петровича Негоши. Он – настоящий кумир черногорцев: князь, владыка, философ, поэт.
Мы поехали по той же дороге вдоль Будванской ривьеры. Когда проезжаешь мимо приморских городков и сел, кажется, что построены они для отдыха и беззаботной жизни. В наших деревнях возле каждого двора приметы тяжелого крестьянского труда: сложены большие поленницы дров, высятся стога сена, тянутся нескончаемые огороды, на задворках - навозные кучи, По всей округе – кладбище доисторической сельхозтехники. Здесь же не увидишь никаких следов тяжелой деревенской работы. Дворики засажены цветами, зеленеют ухоженные газоны, гнутся ветви от плодов фруктовых деревьев. Затейливые балкончики и террасы увиты плющом и виноградом. Это обязательно. А где прикажете пить вино и ракию после того, как все цветы и газоны политы? Мы видели, конечно, обливающихся потом мужчин, которые сидят под куцыми зонтами возле машин с арбузами где-нибудь на пустынных окраинных улицах. Но и только.
При этом все те, с кем мы разговаривали, считают, что жизнь стала труднее.
– Раньше, – говорила Маша, – собирались родственники, чтобы попить кофе, пообщаться, поболтать, а теперь только работа, работа и работа. Я работаю с 9 и до 10 вечера, с перерывом на сиесту с 12 до 4, хотя и в это время часто здесь сижу. Но и после работы до 11-12 вечера заполняю бумаги. Ребенка своего я не вижу, выходных у меня нет. Ну, когда сезон заканчивается, становится немного легче.
Могу добавить, что при этом Маша была беременна, примерно так на 6-7 месяце. С грустной иронией о чудовищных нагрузках людей, работающих в сезон в туристическом бизнесе, говорил и гид Филипп.
Сама столица и разочаровывает, и подкупает своим патриархальным видом. Когда Цетинье стала резиденцией князя и столицей Черногории, в ней было 34 дома. И сейчас Цетинье – небольшой захолустного вида городок с населением, как уже упоминалось, в 16 тысяч человек, застроенный двух-трехэтажными домами. Он расположен в небольшой долинке и поэтому насквозь просматривается с севера на юг и с запада на восток. Архитектура несколько отличается от приморской. Здесь выпадает и лежит снег, поэтому крыши домов островерхие, железные, а не черепичные. В Цетинье располагается резиденция правительства Черногории. Городок, тем не менее, депрессивный, работы нет. Было здесь два предприятия, но теперь они не существуют, мы видели их руины. Люди едут искать работу на побережье и в Подгорицу. Еще в Цетинье очень низкие цены на сувениры.
Сильное впечатление на меня произвел дворец черногорского короля Николая I Негоши, не потому, что он был роскошный, а потому, что удивительно скромный: небольшое светло-зеленое двухэтажное здание, окна с белыми деревенскими ставнями. Единственное украшение – портик с балюстрадой, лепниной на фризе. За домом – небольшой сад с одной круговой аллеей, засыпанной крупной, неудобной для ходьбы щебенкой. Более скромных королевских резиденций я не видела. Многие дома на побережье затейливее и краше этого дворца. Так случилось, что Николай был первым и последним королем Черногории. Тем не менее, он из числа своих дочерей наделил женами многих принцев и королевичей Европы, так что его даже стали называть «свекром всей Европы». Его прах и прах его супруги Милены покоятся неподалеку в Рождественском храме.
Цетинский монастырь считается и религиозным центром Черногории, основан в 15 веке, но неоднократно разрушался и перестраивался, последний раз – в 1927 году. Восстановлен был на новом месте. Он строгий, простой, светло-серого цвета. Неподалеку, на его развалинах, в 19 веке построили еще одну Рождественскую церковь. Она расписана неизвестным и довольно умелым русским иконописцем.
Драган, ведя нас в монастырь, заявил: «Как только мы войдем в монастырь, считайте, что меня нет, я растворился в воздухе. Я не совсем понимаю их требования и ни на что повлиять не смогу. Вам скажут, чтобы вы подождали 20 минут, даже если храм, где выставлена десница Иоанна Крестителя, будет совсем пуст».
Цель посещения Цетинского монастыря, конечно, поклонение самой драгоценной святыне, которой обладает монастырь – деснице Иоанна Крестителя, руке, которая благословляла Иисуса Христа. Попала она в Черногорию вместе с частичкой голгофского креста и чудотворной иконой Божией Матери «Одигитрия Филермская» из России.
На крыльцо вышел монах и, как предупреждал нас Драган, сказал, что нам надо подождать минут 20-30, приготовиться, подать записочки. Говорил по-русски с легким акцентом. И другие монахи в монастыре знали русский. В притворе было много платков, которыми чрезмерно оголенные дамы укутывали плечи и колени. Ну, а голову в черногорских церквях женщины не покрывают. Но все русские паломницы по своему обычаю надели шарфы и платки. В открытом дворе стояли большие, покрытые крышей поддоны с водой для свечей, над поддонами таблички: слева – «за мертве», справа – «за живых». В одном из притворов мы стали писать по-русски записочки с именами родных и близких. Монах из пожертвований от каждого паломника брал несколько монеток и кидал их отдельно.
И вот, когда образовалась большая очередь, нас стали запускать в храм.
Справа под иконостасом стояла рака с мощами черногорского святого Петра I Цетинского. В этой раке – ковчег с десницей Иоанна Крестителя. Это ссохшаяся черная рука, на ней нет двух пальцев – мизинца и безымянного. Положена она так, что этого не заметно, кажется, что рука сложена в двуперстном благословении. Она покоится как будто бы на белой вате.
Сам храм небольшой, даже тесный, с большим количеством прекрасных икон.
У меня от посещения монастыря остался некоторый осадок и несколько неприятных вопросов. Почему святыню – икону «Одигитрия Филермская» –держат в музее, пусть даже и монастырском, и показывают за деньги? Этот образ – один из древнейших, если верить легенде, ему около двух тысяч лет. Почему десница Иоанна Крестителя положена в раку черногорского святого (хочешь – не хочешь, а поклонишься ему)? Почему непочтительно ведет себя стоящий при святынях служитель? Он так оживленно болтал с монахом, что было заметно: отнюдь не богословские темы они обсуждают. Почему появляются крепко выпившие мужчины в храме? Перед нами в очереди стояли, «источая» сильный перегар, двое краснолицых сербов. Подойдя к раке, они так и не приложились к святыням, а просто поглазели на них. Почему искусственно создается почти получасовое ожидание? И я вспомнила о монастыре Острог, где люди по два часа выстаивали на жаре в отнюдь не искусственной очереди.
В деревню Негоши мы ехали по великолепной горной дороге. С перевалов нам открывались деревеньки, «каменные моря», каменные башни-цистерны для сбора дождя.
Петр II Негоши является для черногорцев, так же, как для нас Пушкин «их всем»: поэтом, правителем, красавцем, мыслителем, духовным лидером. Рано умер от туберкулеза, не дожив и до сорока лет. Он завещал похоронить себя на самой высокой горе Ловчен. С нее, как утверждают, в хорошую погоду видна вся Черногория.
Прежде, чем попасть в Негоши, мы остановились перекусить, вернее, попробовать пршут в небольшом кафе, примостившемся на горной террасе. Негошский пршут считается самым лучшим. Рядом с кафе специально для посещения туристами стояла коптильня. В коптильне Драган произнес настоящий поэтический гимн и пршуту, и его приготовлению. В этот день наш гид был в ударе, в отличном настроении, в чем он нам признался. Драган шутил, вдохновенно рассказывал. Во-первых, среди его слушательниц на этот раз были только женщины и дети. Во-вторых, мне кажется, его вдохновляла сама тема: черногорский кумир, старинная деревня, традиционный черногорский уклад, что вызывало и у нас неподдельную заинтересованность.
Коптильня состояла из двух уровней. Окорока подвешивали под крышу, на втором уровне, внизу стоял железный чан, в котором разводили дым, именно дым, а не огонь. Для хорошего пршута важны не только и даже не столько состав дыма – чем дымить и коптить, но воздух, его аромат, которым пропитывается мясо. Самое благоприятное время для копчения - это осень, в этот сезон меняются ветра, смешиваются северный и южный воздух, и все многообразие их ароматов впитывается мясом. Именно в Негоши такие благоприятные потоки воздуха, направления ветров, позволяющие готовить самый лучший пршут. Это все нам рассказал Драган. Чем не поэзия! Мне на самом деле больше понравился негошский пршут, чем магазинный. Правда, вокруг мы не увидели никаких свиноферм.
– Свиней теперь закупают в Сербии, – пояснил Драган.
В коптильне стоял поднос с ракией, кофемолка, турка для кофе. Во время длительного процесса копчения здесь жарят зерна кофе, мелют их, заваривают, угощаются свежим кофе, попивают ракию, ведут неспешные беседы. Драган и нам предложил попробовать ракию, мы не отказались. Пршут – это чуть ли не национальная идея Черногории. Если вы уважаете гостя, то непременно должны подать к столу пршут.
Кульминацией нашего пребывания в Негоши являлось посещение родового дома Петра II Петровича. Это был совсем простой деревенский традиционный дом из камня в виде длинного барака, комнаты располагались «трамвайчиком». Там все устроено так, как при Петре в XIX веке: очаг, сундуки, поставцы. В витринах подлинное оружие Петра – кинжал и пистолет, его книги. В доме очень приятно находиться из-за прохладного особенного воздуха. А в подвальном помещении и вовсе холодно, здесь и без холодильников продукты хранились долго. Мы с удовольствием рассматривали деревенскую утварь, орудия труда, посуду, приспособление для изготовления сыра и прочее.
Перед отъездом в Тиват мы обедали в ресторанчике в Негоши. Я подсела к Драгану, и он любезно рассказал мне краткую историю Югославии, историю появления Черногории, и о том, как судьба свела его с русским языком. Меня поразило в его рассказе то обстоятельство, что Югославское королевство (как Королевство Сербов, Хорватов и Словенцев) образовалось в начале ХХ века на основе добровольного объединения балканских славян. В наши дни, когда все стремятся отделиться, это впечатляет.
От Драгана я наконец-то узнала, чем черногорский язык отличается от сербского. Ничем.
– Это один и тот же язык, просто в связи разделением стран пытаются выдумать и особый черногорский язык, – сказал он. – Вытаскивают какие-то старинные слова и объявляют их черногорскими.
В настроениях Драгана тоже чувствовалась ностальгия по югославским временам.
На причале рядом с «Ядраном» каждый вечер пришвартовывалась прогулочная яхта «Весна». Матрос Желько из команды «Весна» прямо на набережной до 12 ночи продавал однодневные экскурсии по Бока-Каторской бухте. Володя очень рекомендовал путешествие по Каторскому заливу, он считается одним из самых красивых на черногорском побережье. У Желько мы купили путевки.
Рано утром 4 августа я с дочерью поднялась на борт «Весны». Мы были первыми пассажирами и заняли самые удобные места на лежаках на верхней палубе. Вскоре мы увидели, что такое всечерногорский туристический «чес». Большими толпами стали прибывать пассажиры. Их привозили на автобусах с окрестных курортных городков: Радановичей, Петроваца, в том числе несколько автобусов из Будвы. И когда все уже под завязку было заполнено людьми, прибыла еще одна большая толпа. Пассажиры стали высказывать недоумение по поводу численности туристов.
– Ничего, дрюжба, – успокаивал их толстый усатый матрос. – Триста человек можно.
Мы-то лежали на верхней палубе, а на нижней плотно сидели на деревянных скамьях. А что вы хотите за 15 евро?
Среди пассажиров было много сербов, их присутствовало даже больше, чем представителей остальных народов. Еще до отправления разговорилась с одним пожилым усатым сербом. Он меня спросил на ломаном русском:
– А сколько сейчас в России? 144?
Я поняла, что речь идет о численности населения. Смотри-ка, следят. Правда, данные устаревшие, за 2004 года.
– 143 миллиона, – уточнила я
– Нас с Россией миллионы, – начал усач знаменитую черногорскую присказку.
– А без русских полвагона, – закончила я.
– О! Знает! – восхитился усач.
А как же, готовилась! Столько сайтов прочесала. Меня умилило такое непосредственное и трогательно приобщение черногорцев к российской державности.
Нашим гидом на корабле был веселый молодой парень Филипп. Экскурсию он вел на трех языках: сначала на русском, потом этот же текст повторял на сербском, потом на английском. Мне этот приоритет нравился. Круиз был хорошо продуман, предлагалась разнообразная программа: посещение города Герцег-Нови, экзотическое купание в пещере, высадка на искусственный остров и посещение храма и музея. По ходу гид рассказывал о прибрежных достопримечательностях, мимо которых мы проплывали: городки, крепости, острова. В Бока-Каторской бухте остались приметы проигранного с капиталистической системой соревнования. Филипп указывал на брошенные военно-морские базы бывшей Югославии, тоннели для подводных лодок, которых уже нет, ржавеющие на приколе военные корабли, купленные когда-то у Советского Союза. Югославской армии нет – подвел он итог. И как мне показалось, Филипп говорил об этом с сожалением. Все-таки Югославия была державой со своей идеей, культурным разнообразием, независимой политикой – даже СССР ей был не указ.
Показал нам Филипп и дачу Батуриной на горном склоне побережья, не помню, в каком месте. Помпезно-вычурное, очень большое строение желтого цвета издали представлялось как беспорядочное нагромождение архитектурных деталей. Драган говорил, что Батуриной приписывают застройки всех больших отелей на побережье. Достоверно лишь, что пятизвездочный отель «Splendid» в Бечичах наполовину принадлежит Батуриной. Это говорят сами черногорцы, и по стилю похоже – вычурный, гигантский, с архитектурными нагромождениями.
Первая остановка была в Герцег-Нови.
– Кто хочет, идет со мной на экскурсию по городу и в крепость, – сообщил Филипп. – У остальных – свободный режим. Стоянка в городе один час двадцать минут. Просьба не опаздывать. Но для тех, кто опоздает, есть хорошая новость: завтра ровно в 12.00 мы опять будем здесь, – шутил Филипп. – Обратите внимание на вон того грустного парня в желтой майке на берегу. Вчера он отстал от нас, сильно измучился, всю ночь ждал корабль у причала, и сейчас мы его возьмем на борт, – парень в желтой майке, действительно, стоял у причала, возможно, это был матрос.
На берег нас вышло человек сто.
– Все русские, белорусы, украинцы, буряты, чукчи – за мной, – шутил Филипп, показывая хорошее знание постсоветской реальности.
«Как он будет управляться с такой оравой? И что мы услышим из его рассказа? Ведь у него даже нет микрофона?» – думала я. Но у Филиппа было все отработано. Он занимал на местности самую высокую точку, голос у него был громкий. Поджидая последних туристов, балагурил с теми, кто подошел первым, выбирал себе условных помощников из числа детей. Говорил четко, очерчивал картину крупными штрихами, держал внимание, в общем – профи.
Когда мы шли по причалу, Филипп объявил:
– Сейчас я вам покажу, как в Герцег-Нови уважают русскоговорящих туристов.
Он подвел нас к лотку с мороженым. На нем было написано на трех языках: «sladoled» (сербский), «ice-cream» (английский) и «МОРОЖЭНОЭ».
Конечно, смешно. Однако в Черногории сплошь и рядом встречаешься с ошибками в русском тексте на флаерах, в рекламных листовках, в буклетах. Что далеко ходить, на флаере, который мы взяли на яхте «Весна» и текст которого, наверное, написан был не без участия Филиппа, я нашла кучу ошибок. Начать с того, что в заголовке было написано «однодневная эксскурсия». Потом предупреждалось: «За обзор этого города у вас один час», а «Перерив на острове 40 минут».
То же я обнаружила в рекламных листовках агентства «Феникс». Я подчеркнула все стилистические и грамматические ошибки и указала их Марии. Мне казалось, что безупречный русский будет бонусом для их туристической печатной продукции. Но я заметила, что Марию не очень-то беспокоило правописание. Мы на что-то отвлеклись и потом так и не вернулись к урокам русского языка.
Как было написано в рекламном листке Герцег-Нови – это город мимоз и лестниц. Я бы добавила: и любителей русских песен. Когда мы поднимались по длинной лестнице к крепости, на одном из поворотов вдруг послышались «Подмосковные вечера». Крепкий дедок в шортах стоял на углу, играл на гитаре и пел на ужасном русском эти «Вечера». Перед ним стоял лоток для денег. Он хорошо устроился – приличный прикорм каждый день. По этой лестнице ежедневно проходят толпы русских туристов. Запомнив три аккорда и пару строк, дед, думаю, зашибал хорошую деньгу на русском патриотизме. Когда мы возвращались обратно, он изображал «Катюшу», именно изображал: слов не знал, просто что-то невнятное мурчал под знакомый мотив.
Филипп преподал нам азы черногорской истории. Мы узнали, что в Которской бухте 370 лет владычествовала Венецианская республика, Герцег-Нови и другие города находились под ее защитой и покровительством. Венецианцы построили множество крепостей, в том числе и ту, которую мы посетили. История Восточных Балкан – это история смены завоевателей. Сначала доминировали венецианцы, в основном на побережье, затем 400 лет - турки, следом на западе хозяйничала Австро-Венгрия, здесь проходили наполеоновские войска, войска Третьего рейха. И лишь теперь земли бывшей Югославии переживают подлинную независимость, кроме, конечно, независимости от евро.
С крепостных стен Герцег-Нови открывался прекрасный вид на бухту. Чтобы не повторяться, сразу скажу, что прекрасный вид на бухту, море, побережья, мысы, острова, горы, прибрежные города сопровождал нас всегда.
Мы взяли курс на пляж Жаниц, естественно, самый-самый чистый в Черногории. В каждом городе, районе, местности было обязательно что-нибудь самое-самое: самое большое, самое чистое, глубокое или высокое – вот, учитесь, туроператоры! В Жанице желающие пересели на катера и поплыли к Голубой пещере. Мы выплыли из Бока-Которской бухты в открытое море. Слева и справа мысы были одеты в крепостные стены, а посредине находился небольшой остров Мамула, на котором возвышалась неприступная цитадель в виде цилиндра с маленькими бойницами. Она охраняла вход в бухту.
Голубая пещера – это огромный грот в скалах над поверхностью воды. Лучи света льются через проем, преломляются в воде, придают удивительный бирюзово-голубой цвет воде. Все четыре катера загнали в пещеру, заглушили моторы. И тут под сводами пещеры грянул вальс Штрауса «Голубой Дунай». Акустика была прекрасная. Мы стали прыгать в темную, теплую воду и плавать между катерами. Впечатление незабываемое. Плавали недолго, минут через тридцать с катеров раздались свистки, все стали подниматься на борт. И в обратный путь.
Следующей остановкой стал остров Богородицы на рифах или по-черногорски «церковь Госпа от шкрпьела». Как нам сказал Филипп, это единственный в мире искусственный (самый искусственный!) остров, на котором построена церковь. Храм католический, но история его возникновения обнаруживает интересные культурные и религиозные влияния. А именно: здесь в католических церквях отчетливо чувствуется православный культ икон. И сама история обретения иконы Богородицы в скалах напоминает многие истории об обретении православных чудотворных икон. История такова: 22 июля 1452 года два брата на рифах – прибрежных скалах – обнаружили икону Богоматери с младенцем Христом. Они перенесли ее на берег, в город Пераст, поместили в церковь, но через некоторое время она опять оказалась на рифах. И так было еще два раза. Жители поняли, что икона хочет остаться на рифах. Горожане стали создавать искусственный остров. Они затапливали у рифов вражеские корабли, по преданию, под островом их покоится около 100 штук. Сыпали сверху песок и камни. А глубина была внушительная – 24 метра. В конце концов возник остров, на котором построили церковь и поместили туда икону. Капитаны, матросы по сложившейся традиции делали особенные подарки церкви – серебряные таблички или слитки с надписями. И теперь этими потемневшими табличками выложен высокий фриз внутри храма.
Каждый день 22 июля жители Пераста устраивают праздник: плывут в украшенных цветами лодках к острову, бросают камни в воду, представляя то древнее сакральное событие, которое случилось когда-то у берегов их города. В этой церкви очень любят венчаться, здесь проходит до сотни венчаний в год. Справа от алтаря вся стена увешана букетами невест.
Пераст интересен тем, что здесь была известная мореходная школа. И сюда Петр I отправил несколько десятков своих сподвижников, таким образом, из нее вышли первые российские мореплаватели. Недалеко от Пераста есть город, в котором традиционно строят свои богатые дома капитаны и боцманы.
Дальше мы поплыли к Котору. Поскольку экскурсии по городу не предвиделось, мы в Котор потом съездили самостоятельно. Но с моря открывался впечатляющий вид на которскую крепостную стену. Эта стена взбирается по отвесным склонам, каким-то фантастическим образом прилепляется к скалам, общая протяженность ее – 4 километра. Которская крепость с уникальными крепостными стенами относится к мировому наследию ЮНЕСКО. Через несколько дней в изнуряющую жару по солнцепеку я буду преодолевать 1,5 тысячи ступеней вдоль этой стены.
В Которе и Филипп, и большая часть туристов оставили корабль, на автобусах их увозили в Будву. На прощание Филипп сказал:
– В Которе находится единственная в бухте психиатрическая больница, и после окончания сезона я, капитан судна, матросы и повар пойдем подлечиться в эту больницу. А кто хочет к нам присоединиться, пусть подходит и записывается.
В его словах была грустная ирония. Судя по тому, что я уже знала, работали в сезон на износ, каждый день без выходных, с 7 часов, когда судно надо было готовить к отплытию и до 12 ночи, когда заканчивали продавать туры на набережной.
Хотя мы много раз проезжали Будву, видели ее отели, все же хотелось съездить туда специально: посетить Старый город, искупаться на будванском пляже. Старый город Будвы, небольшой, почти игрушечный, на расстоянии производит чудесное впечатление, как будто вот-вот попадешь в сказку. Но когда оказываешься внутри – все это впечатление рассеивается. Испытываешь недоумение. Здесь остро чувствуются катастрофические последствия отсутствия общественных туалетов. На крепостных стенах устойчивый запах мочи. Но по-настоящему шокирует все тот же мерзкий запах мочи у алтарной части маленького, но очень ладного храма святого Саввы, между прочим, основателя Черногорской Православной Церкви. Храм примостился на каменистом берегу моря. В его старых, покрытых потеками стенах, заросшем мхом и илом фундаменте сквозило Время. Как можно было гадить возле этого храма!? Неподалеку от него торчала высохшая сосна – красноречивый символ «мерзости запустения».
Потом, во время прогулки, мы прошлись по территории некоторых отелей. Контраст меня поразил: трудно было отыскать соринку, да что там соринку, на идеально подстриженных газонах не отыщешь и травинку, которая бы поднималась на миллиметр выше другой.
Позже Володя мне сказал, что в Будве очень слабый муниципалитет, который не может навести порядок в городе. Однако то, что творится в Старом городе – не просто беспорядок, а кощунство.
Мы остановились около уличного торговца турами Душко. Он долго агитировал нас поехать в Сербскую республику, которая и не Сербия, а особое государственное образование на территории Боснии и Герцеговины. Мы пообещали подумать, а пока попросили показать дорогу на пляж.
– На этом берегу грязно очень, не ходите туда. Здесь недалеко причал, садитесь на катер и плывите на остров святого Николая, – решительно советовал Душко. – Три евро стоит билет туда и обратно.
Мы так и сделали. Остров очень красивый, с него открывается панорама города, над проливом летают на больших цветных парапланах отдыхающие. Правда, берег неудобный, в крупных острых камнях, но вода относительно чистая. А вот воздух… Ну, такого мы не ожидали. Он был пропитан бензиновым запахом. Без конца туда-сюда шныряли катера, рассекали моторные лодки, которые поднимали в воздух парапланы. Может быть, неблагоприятые потоки воздуха были в этот день над проливом, но до самого нашего отплытия в город бензиновый запах не рассеивался.
Несмотря на противоречивые впечатления, мы остались довольны поездкой в Будву
Мы поехали по той же дороге вдоль Будванской ривьеры. Когда проезжаешь мимо приморских городков и сел, кажется, что построены они для отдыха и беззаботной жизни. В наших деревнях возле каждого двора приметы тяжелого крестьянского труда: сложены большие поленницы дров, высятся стога сена, тянутся нескончаемые огороды, на задворках - навозные кучи, По всей округе – кладбище доисторической сельхозтехники. Здесь же не увидишь никаких следов тяжелой деревенской работы. Дворики засажены цветами, зеленеют ухоженные газоны, гнутся ветви от плодов фруктовых деревьев. Затейливые балкончики и террасы увиты плющом и виноградом. Это обязательно. А где прикажете пить вино и ракию после того, как все цветы и газоны политы? Мы видели, конечно, обливающихся потом мужчин, которые сидят под куцыми зонтами возле машин с арбузами где-нибудь на пустынных окраинных улицах. Но и только.
При этом все те, с кем мы разговаривали, считают, что жизнь стала труднее.
– Раньше, – говорила Маша, – собирались родственники, чтобы попить кофе, пообщаться, поболтать, а теперь только работа, работа и работа. Я работаю с 9 и до 10 вечера, с перерывом на сиесту с 12 до 4, хотя и в это время часто здесь сижу. Но и после работы до 11-12 вечера заполняю бумаги. Ребенка своего я не вижу, выходных у меня нет. Ну, когда сезон заканчивается, становится немного легче.
Могу добавить, что при этом Маша была беременна, примерно так на 6-7 месяце. С грустной иронией о чудовищных нагрузках людей, работающих в сезон в туристическом бизнесе, говорил и гид Филипп.
Сама столица и разочаровывает, и подкупает своим патриархальным видом. Когда Цетинье стала резиденцией князя и столицей Черногории, в ней было 34 дома. И сейчас Цетинье – небольшой захолустного вида городок с населением, как уже упоминалось, в 16 тысяч человек, застроенный двух-трехэтажными домами. Он расположен в небольшой долинке и поэтому насквозь просматривается с севера на юг и с запада на восток. Архитектура несколько отличается от приморской. Здесь выпадает и лежит снег, поэтому крыши домов островерхие, железные, а не черепичные. В Цетинье располагается резиденция правительства Черногории. Городок, тем не менее, депрессивный, работы нет. Было здесь два предприятия, но теперь они не существуют, мы видели их руины. Люди едут искать работу на побережье и в Подгорицу. Еще в Цетинье очень низкие цены на сувениры.
Сильное впечатление на меня произвел дворец черногорского короля Николая I Негоши, не потому, что он был роскошный, а потому, что удивительно скромный: небольшое светло-зеленое двухэтажное здание, окна с белыми деревенскими ставнями. Единственное украшение – портик с балюстрадой, лепниной на фризе. За домом – небольшой сад с одной круговой аллеей, засыпанной крупной, неудобной для ходьбы щебенкой. Более скромных королевских резиденций я не видела. Многие дома на побережье затейливее и краше этого дворца. Так случилось, что Николай был первым и последним королем Черногории. Тем не менее, он из числа своих дочерей наделил женами многих принцев и королевичей Европы, так что его даже стали называть «свекром всей Европы». Его прах и прах его супруги Милены покоятся неподалеку в Рождественском храме.
Цетинский монастырь считается и религиозным центром Черногории, основан в 15 веке, но неоднократно разрушался и перестраивался, последний раз – в 1927 году. Восстановлен был на новом месте. Он строгий, простой, светло-серого цвета. Неподалеку, на его развалинах, в 19 веке построили еще одну Рождественскую церковь. Она расписана неизвестным и довольно умелым русским иконописцем.
Драган, ведя нас в монастырь, заявил: «Как только мы войдем в монастырь, считайте, что меня нет, я растворился в воздухе. Я не совсем понимаю их требования и ни на что повлиять не смогу. Вам скажут, чтобы вы подождали 20 минут, даже если храм, где выставлена десница Иоанна Крестителя, будет совсем пуст».
Цель посещения Цетинского монастыря, конечно, поклонение самой драгоценной святыне, которой обладает монастырь – деснице Иоанна Крестителя, руке, которая благословляла Иисуса Христа. Попала она в Черногорию вместе с частичкой голгофского креста и чудотворной иконой Божией Матери «Одигитрия Филермская» из России.
На крыльцо вышел монах и, как предупреждал нас Драган, сказал, что нам надо подождать минут 20-30, приготовиться, подать записочки. Говорил по-русски с легким акцентом. И другие монахи в монастыре знали русский. В притворе было много платков, которыми чрезмерно оголенные дамы укутывали плечи и колени. Ну, а голову в черногорских церквях женщины не покрывают. Но все русские паломницы по своему обычаю надели шарфы и платки. В открытом дворе стояли большие, покрытые крышей поддоны с водой для свечей, над поддонами таблички: слева – «за мертве», справа – «за живых». В одном из притворов мы стали писать по-русски записочки с именами родных и близких. Монах из пожертвований от каждого паломника брал несколько монеток и кидал их отдельно.
И вот, когда образовалась большая очередь, нас стали запускать в храм.
Справа под иконостасом стояла рака с мощами черногорского святого Петра I Цетинского. В этой раке – ковчег с десницей Иоанна Крестителя. Это ссохшаяся черная рука, на ней нет двух пальцев – мизинца и безымянного. Положена она так, что этого не заметно, кажется, что рука сложена в двуперстном благословении. Она покоится как будто бы на белой вате.
Сам храм небольшой, даже тесный, с большим количеством прекрасных икон.
У меня от посещения монастыря остался некоторый осадок и несколько неприятных вопросов. Почему святыню – икону «Одигитрия Филермская» –держат в музее, пусть даже и монастырском, и показывают за деньги? Этот образ – один из древнейших, если верить легенде, ему около двух тысяч лет. Почему десница Иоанна Крестителя положена в раку черногорского святого (хочешь – не хочешь, а поклонишься ему)? Почему непочтительно ведет себя стоящий при святынях служитель? Он так оживленно болтал с монахом, что было заметно: отнюдь не богословские темы они обсуждают. Почему появляются крепко выпившие мужчины в храме? Перед нами в очереди стояли, «источая» сильный перегар, двое краснолицых сербов. Подойдя к раке, они так и не приложились к святыням, а просто поглазели на них. Почему искусственно создается почти получасовое ожидание? И я вспомнила о монастыре Острог, где люди по два часа выстаивали на жаре в отнюдь не искусственной очереди.
В деревню Негоши мы ехали по великолепной горной дороге. С перевалов нам открывались деревеньки, «каменные моря», каменные башни-цистерны для сбора дождя.
Петр II Негоши является для черногорцев, так же, как для нас Пушкин «их всем»: поэтом, правителем, красавцем, мыслителем, духовным лидером. Рано умер от туберкулеза, не дожив и до сорока лет. Он завещал похоронить себя на самой высокой горе Ловчен. С нее, как утверждают, в хорошую погоду видна вся Черногория.
Прежде, чем попасть в Негоши, мы остановились перекусить, вернее, попробовать пршут в небольшом кафе, примостившемся на горной террасе. Негошский пршут считается самым лучшим. Рядом с кафе специально для посещения туристами стояла коптильня. В коптильне Драган произнес настоящий поэтический гимн и пршуту, и его приготовлению. В этот день наш гид был в ударе, в отличном настроении, в чем он нам признался. Драган шутил, вдохновенно рассказывал. Во-первых, среди его слушательниц на этот раз были только женщины и дети. Во-вторых, мне кажется, его вдохновляла сама тема: черногорский кумир, старинная деревня, традиционный черногорский уклад, что вызывало и у нас неподдельную заинтересованность.
Коптильня состояла из двух уровней. Окорока подвешивали под крышу, на втором уровне, внизу стоял железный чан, в котором разводили дым, именно дым, а не огонь. Для хорошего пршута важны не только и даже не столько состав дыма – чем дымить и коптить, но воздух, его аромат, которым пропитывается мясо. Самое благоприятное время для копчения - это осень, в этот сезон меняются ветра, смешиваются северный и южный воздух, и все многообразие их ароматов впитывается мясом. Именно в Негоши такие благоприятные потоки воздуха, направления ветров, позволяющие готовить самый лучший пршут. Это все нам рассказал Драган. Чем не поэзия! Мне на самом деле больше понравился негошский пршут, чем магазинный. Правда, вокруг мы не увидели никаких свиноферм.
– Свиней теперь закупают в Сербии, – пояснил Драган.
В коптильне стоял поднос с ракией, кофемолка, турка для кофе. Во время длительного процесса копчения здесь жарят зерна кофе, мелют их, заваривают, угощаются свежим кофе, попивают ракию, ведут неспешные беседы. Драган и нам предложил попробовать ракию, мы не отказались. Пршут – это чуть ли не национальная идея Черногории. Если вы уважаете гостя, то непременно должны подать к столу пршут.
Кульминацией нашего пребывания в Негоши являлось посещение родового дома Петра II Петровича. Это был совсем простой деревенский традиционный дом из камня в виде длинного барака, комнаты располагались «трамвайчиком». Там все устроено так, как при Петре в XIX веке: очаг, сундуки, поставцы. В витринах подлинное оружие Петра – кинжал и пистолет, его книги. В доме очень приятно находиться из-за прохладного особенного воздуха. А в подвальном помещении и вовсе холодно, здесь и без холодильников продукты хранились долго. Мы с удовольствием рассматривали деревенскую утварь, орудия труда, посуду, приспособление для изготовления сыра и прочее.
Перед отъездом в Тиват мы обедали в ресторанчике в Негоши. Я подсела к Драгану, и он любезно рассказал мне краткую историю Югославии, историю появления Черногории, и о том, как судьба свела его с русским языком. Меня поразило в его рассказе то обстоятельство, что Югославское королевство (как Королевство Сербов, Хорватов и Словенцев) образовалось в начале ХХ века на основе добровольного объединения балканских славян. В наши дни, когда все стремятся отделиться, это впечатляет.
От Драгана я наконец-то узнала, чем черногорский язык отличается от сербского. Ничем.
– Это один и тот же язык, просто в связи разделением стран пытаются выдумать и особый черногорский язык, – сказал он. – Вытаскивают какие-то старинные слова и объявляют их черногорскими.
В настроениях Драгана тоже чувствовалась ностальгия по югославским временам.
На причале рядом с «Ядраном» каждый вечер пришвартовывалась прогулочная яхта «Весна». Матрос Желько из команды «Весна» прямо на набережной до 12 ночи продавал однодневные экскурсии по Бока-Каторской бухте. Володя очень рекомендовал путешествие по Каторскому заливу, он считается одним из самых красивых на черногорском побережье. У Желько мы купили путевки.
Рано утром 4 августа я с дочерью поднялась на борт «Весны». Мы были первыми пассажирами и заняли самые удобные места на лежаках на верхней палубе. Вскоре мы увидели, что такое всечерногорский туристический «чес». Большими толпами стали прибывать пассажиры. Их привозили на автобусах с окрестных курортных городков: Радановичей, Петроваца, в том числе несколько автобусов из Будвы. И когда все уже под завязку было заполнено людьми, прибыла еще одна большая толпа. Пассажиры стали высказывать недоумение по поводу численности туристов.
– Ничего, дрюжба, – успокаивал их толстый усатый матрос. – Триста человек можно.
Мы-то лежали на верхней палубе, а на нижней плотно сидели на деревянных скамьях. А что вы хотите за 15 евро?
Среди пассажиров было много сербов, их присутствовало даже больше, чем представителей остальных народов. Еще до отправления разговорилась с одним пожилым усатым сербом. Он меня спросил на ломаном русском:
– А сколько сейчас в России? 144?
Я поняла, что речь идет о численности населения. Смотри-ка, следят. Правда, данные устаревшие, за 2004 года.
– 143 миллиона, – уточнила я
– Нас с Россией миллионы, – начал усач знаменитую черногорскую присказку.
– А без русских полвагона, – закончила я.
– О! Знает! – восхитился усач.
А как же, готовилась! Столько сайтов прочесала. Меня умилило такое непосредственное и трогательно приобщение черногорцев к российской державности.
Нашим гидом на корабле был веселый молодой парень Филипп. Экскурсию он вел на трех языках: сначала на русском, потом этот же текст повторял на сербском, потом на английском. Мне этот приоритет нравился. Круиз был хорошо продуман, предлагалась разнообразная программа: посещение города Герцег-Нови, экзотическое купание в пещере, высадка на искусственный остров и посещение храма и музея. По ходу гид рассказывал о прибрежных достопримечательностях, мимо которых мы проплывали: городки, крепости, острова. В Бока-Каторской бухте остались приметы проигранного с капиталистической системой соревнования. Филипп указывал на брошенные военно-морские базы бывшей Югославии, тоннели для подводных лодок, которых уже нет, ржавеющие на приколе военные корабли, купленные когда-то у Советского Союза. Югославской армии нет – подвел он итог. И как мне показалось, Филипп говорил об этом с сожалением. Все-таки Югославия была державой со своей идеей, культурным разнообразием, независимой политикой – даже СССР ей был не указ.
Показал нам Филипп и дачу Батуриной на горном склоне побережья, не помню, в каком месте. Помпезно-вычурное, очень большое строение желтого цвета издали представлялось как беспорядочное нагромождение архитектурных деталей. Драган говорил, что Батуриной приписывают застройки всех больших отелей на побережье. Достоверно лишь, что пятизвездочный отель «Splendid» в Бечичах наполовину принадлежит Батуриной. Это говорят сами черногорцы, и по стилю похоже – вычурный, гигантский, с архитектурными нагромождениями.
Первая остановка была в Герцег-Нови.
– Кто хочет, идет со мной на экскурсию по городу и в крепость, – сообщил Филипп. – У остальных – свободный режим. Стоянка в городе один час двадцать минут. Просьба не опаздывать. Но для тех, кто опоздает, есть хорошая новость: завтра ровно в 12.00 мы опять будем здесь, – шутил Филипп. – Обратите внимание на вон того грустного парня в желтой майке на берегу. Вчера он отстал от нас, сильно измучился, всю ночь ждал корабль у причала, и сейчас мы его возьмем на борт, – парень в желтой майке, действительно, стоял у причала, возможно, это был матрос.
На берег нас вышло человек сто.
– Все русские, белорусы, украинцы, буряты, чукчи – за мной, – шутил Филипп, показывая хорошее знание постсоветской реальности.
«Как он будет управляться с такой оравой? И что мы услышим из его рассказа? Ведь у него даже нет микрофона?» – думала я. Но у Филиппа было все отработано. Он занимал на местности самую высокую точку, голос у него был громкий. Поджидая последних туристов, балагурил с теми, кто подошел первым, выбирал себе условных помощников из числа детей. Говорил четко, очерчивал картину крупными штрихами, держал внимание, в общем – профи.
Когда мы шли по причалу, Филипп объявил:
– Сейчас я вам покажу, как в Герцег-Нови уважают русскоговорящих туристов.
Он подвел нас к лотку с мороженым. На нем было написано на трех языках: «sladoled» (сербский), «ice-cream» (английский) и «МОРОЖЭНОЭ».
Конечно, смешно. Однако в Черногории сплошь и рядом встречаешься с ошибками в русском тексте на флаерах, в рекламных листовках, в буклетах. Что далеко ходить, на флаере, который мы взяли на яхте «Весна» и текст которого, наверное, написан был не без участия Филиппа, я нашла кучу ошибок. Начать с того, что в заголовке было написано «однодневная эксскурсия». Потом предупреждалось: «За обзор этого города у вас один час», а «Перерив на острове 40 минут».
То же я обнаружила в рекламных листовках агентства «Феникс». Я подчеркнула все стилистические и грамматические ошибки и указала их Марии. Мне казалось, что безупречный русский будет бонусом для их туристической печатной продукции. Но я заметила, что Марию не очень-то беспокоило правописание. Мы на что-то отвлеклись и потом так и не вернулись к урокам русского языка.
Как было написано в рекламном листке Герцег-Нови – это город мимоз и лестниц. Я бы добавила: и любителей русских песен. Когда мы поднимались по длинной лестнице к крепости, на одном из поворотов вдруг послышались «Подмосковные вечера». Крепкий дедок в шортах стоял на углу, играл на гитаре и пел на ужасном русском эти «Вечера». Перед ним стоял лоток для денег. Он хорошо устроился – приличный прикорм каждый день. По этой лестнице ежедневно проходят толпы русских туристов. Запомнив три аккорда и пару строк, дед, думаю, зашибал хорошую деньгу на русском патриотизме. Когда мы возвращались обратно, он изображал «Катюшу», именно изображал: слов не знал, просто что-то невнятное мурчал под знакомый мотив.
Филипп преподал нам азы черногорской истории. Мы узнали, что в Которской бухте 370 лет владычествовала Венецианская республика, Герцег-Нови и другие города находились под ее защитой и покровительством. Венецианцы построили множество крепостей, в том числе и ту, которую мы посетили. История Восточных Балкан – это история смены завоевателей. Сначала доминировали венецианцы, в основном на побережье, затем 400 лет - турки, следом на западе хозяйничала Австро-Венгрия, здесь проходили наполеоновские войска, войска Третьего рейха. И лишь теперь земли бывшей Югославии переживают подлинную независимость, кроме, конечно, независимости от евро.
С крепостных стен Герцег-Нови открывался прекрасный вид на бухту. Чтобы не повторяться, сразу скажу, что прекрасный вид на бухту, море, побережья, мысы, острова, горы, прибрежные города сопровождал нас всегда.
Мы взяли курс на пляж Жаниц, естественно, самый-самый чистый в Черногории. В каждом городе, районе, местности было обязательно что-нибудь самое-самое: самое большое, самое чистое, глубокое или высокое – вот, учитесь, туроператоры! В Жанице желающие пересели на катера и поплыли к Голубой пещере. Мы выплыли из Бока-Которской бухты в открытое море. Слева и справа мысы были одеты в крепостные стены, а посредине находился небольшой остров Мамула, на котором возвышалась неприступная цитадель в виде цилиндра с маленькими бойницами. Она охраняла вход в бухту.
Голубая пещера – это огромный грот в скалах над поверхностью воды. Лучи света льются через проем, преломляются в воде, придают удивительный бирюзово-голубой цвет воде. Все четыре катера загнали в пещеру, заглушили моторы. И тут под сводами пещеры грянул вальс Штрауса «Голубой Дунай». Акустика была прекрасная. Мы стали прыгать в темную, теплую воду и плавать между катерами. Впечатление незабываемое. Плавали недолго, минут через тридцать с катеров раздались свистки, все стали подниматься на борт. И в обратный путь.
Следующей остановкой стал остров Богородицы на рифах или по-черногорски «церковь Госпа от шкрпьела». Как нам сказал Филипп, это единственный в мире искусственный (самый искусственный!) остров, на котором построена церковь. Храм католический, но история его возникновения обнаруживает интересные культурные и религиозные влияния. А именно: здесь в католических церквях отчетливо чувствуется православный культ икон. И сама история обретения иконы Богородицы в скалах напоминает многие истории об обретении православных чудотворных икон. История такова: 22 июля 1452 года два брата на рифах – прибрежных скалах – обнаружили икону Богоматери с младенцем Христом. Они перенесли ее на берег, в город Пераст, поместили в церковь, но через некоторое время она опять оказалась на рифах. И так было еще два раза. Жители поняли, что икона хочет остаться на рифах. Горожане стали создавать искусственный остров. Они затапливали у рифов вражеские корабли, по преданию, под островом их покоится около 100 штук. Сыпали сверху песок и камни. А глубина была внушительная – 24 метра. В конце концов возник остров, на котором построили церковь и поместили туда икону. Капитаны, матросы по сложившейся традиции делали особенные подарки церкви – серебряные таблички или слитки с надписями. И теперь этими потемневшими табличками выложен высокий фриз внутри храма.
Каждый день 22 июля жители Пераста устраивают праздник: плывут в украшенных цветами лодках к острову, бросают камни в воду, представляя то древнее сакральное событие, которое случилось когда-то у берегов их города. В этой церкви очень любят венчаться, здесь проходит до сотни венчаний в год. Справа от алтаря вся стена увешана букетами невест.
Пераст интересен тем, что здесь была известная мореходная школа. И сюда Петр I отправил несколько десятков своих сподвижников, таким образом, из нее вышли первые российские мореплаватели. Недалеко от Пераста есть город, в котором традиционно строят свои богатые дома капитаны и боцманы.
Дальше мы поплыли к Котору. Поскольку экскурсии по городу не предвиделось, мы в Котор потом съездили самостоятельно. Но с моря открывался впечатляющий вид на которскую крепостную стену. Эта стена взбирается по отвесным склонам, каким-то фантастическим образом прилепляется к скалам, общая протяженность ее – 4 километра. Которская крепость с уникальными крепостными стенами относится к мировому наследию ЮНЕСКО. Через несколько дней в изнуряющую жару по солнцепеку я буду преодолевать 1,5 тысячи ступеней вдоль этой стены.
В Которе и Филипп, и большая часть туристов оставили корабль, на автобусах их увозили в Будву. На прощание Филипп сказал:
– В Которе находится единственная в бухте психиатрическая больница, и после окончания сезона я, капитан судна, матросы и повар пойдем подлечиться в эту больницу. А кто хочет к нам присоединиться, пусть подходит и записывается.
В его словах была грустная ирония. Судя по тому, что я уже знала, работали в сезон на износ, каждый день без выходных, с 7 часов, когда судно надо было готовить к отплытию и до 12 ночи, когда заканчивали продавать туры на набережной.
Хотя мы много раз проезжали Будву, видели ее отели, все же хотелось съездить туда специально: посетить Старый город, искупаться на будванском пляже. Старый город Будвы, небольшой, почти игрушечный, на расстоянии производит чудесное впечатление, как будто вот-вот попадешь в сказку. Но когда оказываешься внутри – все это впечатление рассеивается. Испытываешь недоумение. Здесь остро чувствуются катастрофические последствия отсутствия общественных туалетов. На крепостных стенах устойчивый запах мочи. Но по-настоящему шокирует все тот же мерзкий запах мочи у алтарной части маленького, но очень ладного храма святого Саввы, между прочим, основателя Черногорской Православной Церкви. Храм примостился на каменистом берегу моря. В его старых, покрытых потеками стенах, заросшем мхом и илом фундаменте сквозило Время. Как можно было гадить возле этого храма!? Неподалеку от него торчала высохшая сосна – красноречивый символ «мерзости запустения».
Потом, во время прогулки, мы прошлись по территории некоторых отелей. Контраст меня поразил: трудно было отыскать соринку, да что там соринку, на идеально подстриженных газонах не отыщешь и травинку, которая бы поднималась на миллиметр выше другой.
Позже Володя мне сказал, что в Будве очень слабый муниципалитет, который не может навести порядок в городе. Однако то, что творится в Старом городе – не просто беспорядок, а кощунство.
Мы остановились около уличного торговца турами Душко. Он долго агитировал нас поехать в Сербскую республику, которая и не Сербия, а особое государственное образование на территории Боснии и Герцеговины. Мы пообещали подумать, а пока попросили показать дорогу на пляж.
– На этом берегу грязно очень, не ходите туда. Здесь недалеко причал, садитесь на катер и плывите на остров святого Николая, – решительно советовал Душко. – Три евро стоит билет туда и обратно.
Мы так и сделали. Остров очень красивый, с него открывается панорама города, над проливом летают на больших цветных парапланах отдыхающие. Правда, берег неудобный, в крупных острых камнях, но вода относительно чистая. А вот воздух… Ну, такого мы не ожидали. Он был пропитан бензиновым запахом. Без конца туда-сюда шныряли катера, рассекали моторные лодки, которые поднимали в воздух парапланы. Может быть, неблагоприятые потоки воздуха были в этот день над проливом, но до самого нашего отплытия в город бензиновый запах не рассеивался.
Несмотря на противоречивые впечатления, мы остались довольны поездкой в Будву