8.
Летом шестидесятого нас с Лейбензоном поощрили бесплатной поездкой в Москву, якобы на ВДНХ - Выставку достижений народного хозяйства. Поощрили, было написано в приказе по тресту «Сталинскметаллургстрой», за активное участие в рационализаторском движении. Мои, правда, «рацухи» всё ещё оставались на подходе, зато у Лейбензона их было-о!
Неужели, и впрямь, не поделился бы, тем более, что его слесари-сантехники, так вышло, надолго стали главными моими героями: ну, как летом – без воды? Как зимой – без тепла?
А «первого металла» нам ещё ждать и ждать.
Решение семейных проблем мы сочетали в столице с каждодневной дегустацией чешского пива. В Кузне его можно было видеть только в ресторане на столах у шахтёров в день получки: само собой, доставали из-под земли.
Но только ли это отличало столичную жизнь от нашей, «ударной-комсомольской»?
Ни приличной одежды, ни крепкой обуви, ни модных пластинок и – ни хороших книжек. Всё это – пресловутый дефицит.
Тогда мы ещё не называли это предательством, но некое чувство обиды в душе имелось, правда, оно было сильно приправлено ощущением всеобщей сибирской солидарности и как бы даже сообщало нам и некий кураж, и дополнительную энергию, которой в старых городах многим так не хватало… И - чувство превосходства офицеров-окопников – недаром же нам постоянно талдычили о переднем крае! – над вылощенными столичными штабистами.
В один из дней от Алика Роганова узнал, что к нам на стройку отправляется эшелон добровольцев, и решил сделать репортаж для родной своей газеты отсюда – из Москвы. На Казанский вокзал со мной поехал и Юрец, как его звали на стройке, – «Робинзон».
Громкие речи и тихие слёзы, стихийные танцы в кругу провожавших, со всех сторон музыка, плакаты и транспаранты, улыбки, цветы – всё это придавало проводам некую слегка нервическую торжественность, а нам, двум новостроечным волкам, рыцарям в погнутых латах и бродягам с пылью дальних дорог на башмаках – ну, как же о себе думать иначе после года в нашем поселке? – придавало ещё и горечи от официальной фальши, которую эти парни и девчата пока не замечали… погодите-ка! Пройдет месячишко-другой, съедите щедрые родительские припасы, и – зубы на полку. Потому что нет пока того самого «разворота работ», о котором всюду кричат, а, значит, нет и заработка, строителей пока набирают впрок – сколькие из вас вскоре побегут обратно, ребята!..
А народу всё прибывало, на перроне было не протолкнуться, и мы с Юрцом потерялись. Сколько я не пытался привставать на цыпочки и поверх голов вглядываться в толпу: не видать Лейбензона! Это с его-то приметным «рубильником»… тоже небось, как балерина, привстаёт: где там его друг Гарюша с торчащим как у попугая былым факультетским коком, постепенно превращённом местными мастерицами в обыкновенную раздёрганную копну?
У нас же как тогда: была в Москве парикмахершей – тут бери в руки лом. Был поваром в «Национале»? Пойдёшь грузчиком.
А бывшие грузчики будут тебя и кормить, и стричь – хорошо, если отмахнут пол-уха, а не всё целиком.
Из развешанных на перроне по случаю большого торжества громкоговорителей то и дело неслось: «Добровольцы из типографии « Красный пролетарий»! Вас разыскивают работники вашего месткома!» «Наташа Крылова! Коллеги из общества «Знание» ожидают вас у седьмого вагона!»
Кого-то ищут мама и бабушка, кого-то – друг.
Я пробрался к будке, откуда всё это говорилось, продиктовал текст будущего своего обращения, сверил фамилию.
И вскоре над перроном громко разнеслось:
- Товарищ Лейбензон Юрий! У штаба отряда отъезжающих на ударную стройку вас ожидает брат. Повторяем: товарищ…
И вскоре я его увидал.
Глаза у него сперва были удивлённые, потом, когда заметил меня, в них полыхнула радость: он всё понял.
Приподнял руки и пошел ко мне, мы крепко обнялись и от избытка чувств слегка хлюпнули носами на плече друг у дружки…
Недаром же он тогда выпрыгнул из вагона и остался на Запсибе!
Недаром я потом вернулся туда и прожил там добрый десяток лет!
Может, частенько я теперь думаю, вот этого почти восторженного ощущения всеобщего братства нам нынче больше всего и не хватает?
И – чистых слёз, когда провожаем как бы уходящие в никуда поезда со своими ровесниками…
И – другие: с детьми, которых неизвестно что ждёт.
9.
Кто-то скажет: да что это он всё – слёзы, слёзы…
Почему – нет?
Дело известное: римские центурионы не брали в свой легион воина, который искусно владел мечом, но не умел плакать.
Так что – учитесь.
В непростой нашей, трагической истории нам ещё многое предстоит…
16 сентября – 19 октября, 2008 г.
Москва – Звенигород
Летом шестидесятого нас с Лейбензоном поощрили бесплатной поездкой в Москву, якобы на ВДНХ - Выставку достижений народного хозяйства. Поощрили, было написано в приказе по тресту «Сталинскметаллургстрой», за активное участие в рационализаторском движении. Мои, правда, «рацухи» всё ещё оставались на подходе, зато у Лейбензона их было-о!
Неужели, и впрямь, не поделился бы, тем более, что его слесари-сантехники, так вышло, надолго стали главными моими героями: ну, как летом – без воды? Как зимой – без тепла?
А «первого металла» нам ещё ждать и ждать.
Решение семейных проблем мы сочетали в столице с каждодневной дегустацией чешского пива. В Кузне его можно было видеть только в ресторане на столах у шахтёров в день получки: само собой, доставали из-под земли.
Но только ли это отличало столичную жизнь от нашей, «ударной-комсомольской»?
Ни приличной одежды, ни крепкой обуви, ни модных пластинок и – ни хороших книжек. Всё это – пресловутый дефицит.
Тогда мы ещё не называли это предательством, но некое чувство обиды в душе имелось, правда, оно было сильно приправлено ощущением всеобщей сибирской солидарности и как бы даже сообщало нам и некий кураж, и дополнительную энергию, которой в старых городах многим так не хватало… И - чувство превосходства офицеров-окопников – недаром же нам постоянно талдычили о переднем крае! – над вылощенными столичными штабистами.
В один из дней от Алика Роганова узнал, что к нам на стройку отправляется эшелон добровольцев, и решил сделать репортаж для родной своей газеты отсюда – из Москвы. На Казанский вокзал со мной поехал и Юрец, как его звали на стройке, – «Робинзон».
Громкие речи и тихие слёзы, стихийные танцы в кругу провожавших, со всех сторон музыка, плакаты и транспаранты, улыбки, цветы – всё это придавало проводам некую слегка нервическую торжественность, а нам, двум новостроечным волкам, рыцарям в погнутых латах и бродягам с пылью дальних дорог на башмаках – ну, как же о себе думать иначе после года в нашем поселке? – придавало ещё и горечи от официальной фальши, которую эти парни и девчата пока не замечали… погодите-ка! Пройдет месячишко-другой, съедите щедрые родительские припасы, и – зубы на полку. Потому что нет пока того самого «разворота работ», о котором всюду кричат, а, значит, нет и заработка, строителей пока набирают впрок – сколькие из вас вскоре побегут обратно, ребята!..
А народу всё прибывало, на перроне было не протолкнуться, и мы с Юрцом потерялись. Сколько я не пытался привставать на цыпочки и поверх голов вглядываться в толпу: не видать Лейбензона! Это с его-то приметным «рубильником»… тоже небось, как балерина, привстаёт: где там его друг Гарюша с торчащим как у попугая былым факультетским коком, постепенно превращённом местными мастерицами в обыкновенную раздёрганную копну?
У нас же как тогда: была в Москве парикмахершей – тут бери в руки лом. Был поваром в «Национале»? Пойдёшь грузчиком.
А бывшие грузчики будут тебя и кормить, и стричь – хорошо, если отмахнут пол-уха, а не всё целиком.
Из развешанных на перроне по случаю большого торжества громкоговорителей то и дело неслось: «Добровольцы из типографии « Красный пролетарий»! Вас разыскивают работники вашего месткома!» «Наташа Крылова! Коллеги из общества «Знание» ожидают вас у седьмого вагона!»
Кого-то ищут мама и бабушка, кого-то – друг.
Я пробрался к будке, откуда всё это говорилось, продиктовал текст будущего своего обращения, сверил фамилию.
И вскоре над перроном громко разнеслось:
- Товарищ Лейбензон Юрий! У штаба отряда отъезжающих на ударную стройку вас ожидает брат. Повторяем: товарищ…
И вскоре я его увидал.
Глаза у него сперва были удивлённые, потом, когда заметил меня, в них полыхнула радость: он всё понял.
Приподнял руки и пошел ко мне, мы крепко обнялись и от избытка чувств слегка хлюпнули носами на плече друг у дружки…
Недаром же он тогда выпрыгнул из вагона и остался на Запсибе!
Недаром я потом вернулся туда и прожил там добрый десяток лет!
Может, частенько я теперь думаю, вот этого почти восторженного ощущения всеобщего братства нам нынче больше всего и не хватает?
И – чистых слёз, когда провожаем как бы уходящие в никуда поезда со своими ровесниками…
И – другие: с детьми, которых неизвестно что ждёт.
9.
Кто-то скажет: да что это он всё – слёзы, слёзы…
Почему – нет?
Дело известное: римские центурионы не брали в свой легион воина, который искусно владел мечом, но не умел плакать.
Так что – учитесь.
В непростой нашей, трагической истории нам ещё многое предстоит…
16 сентября – 19 октября, 2008 г.
Москва – Звенигород
Назад |