Константин Яценко. Записки капитана медицинской службы ч. 5
После создания Сивашского плацдарма командирами дивизии были: ген. майор Мухин Г.В., ген. майор Потапенко В.С., полковник Сиваков А.И., зам. по тылу Крылов, командир разведки Харченко. Начальники штаба Блинов М.А., Смирнов П.Я. Командиром 1003 полка в то время был: Ленивый Василий Архи-пович. После ранения Ленивого его сменил Резвый Тимофей Моисеевич. Зам. по строевой подготовке Городилов П.А. Начальники штаба: Абакумов, Гробовой, Шальнов А.А. Комбаты: Жолобов Иван, Голубцов, Цыпкин П.Я., Шеповалов, Со-ловьев. Майор Соловьев пришел к нам из штрафной роты, куда попал после того, как его 12 солдат перешли к немцам. В нашем полку случаев дезертирства, тем более перебежки к немцам, не было. Майор уцелел в штрафной роте, получив лег-кое ранение, но был убит во время атаки, ведя за собой солдат нашего полка. Вспоминаю его, как отчаянного человека. Солдатенков Иван – командир 831 арт-полка. Саркисов А.П. – зам. по хоз. части 1003 полка. Запомнившиеся героизмом военные медики:
Ком. сан. взводов:
1. Колпакова Неля,
2. Павленко Алексей,
3. Каменских Павел,
4. Подставко Стефан,
5. Решетников Евгений,
6. Лещук Иван.
Сан. инструкторы и санитары:
1. Иванова Раиса,
2.Лозовская Лидия (Синявская),
3.Скурихина Я.Н.,
4.Сковронская Ольга,
5.Шмелев – дезинфектор,
6. Комиссарова,
7. Науменко Шура,
8. Желенко Раиса – награждена орденом «Боевого Красного Знамени»,
Все эти люди, бойцы разных уровней медицинской помощи, отличались не-заметным, на фоне больших событий героизмом, но с великой самоотверженно-стью отдавали себя служению военной медицине и спасению раненых. Это люди передовой края войны, от которых зависела жизнь бойцов. Может кто-то и поду-мает, что писарь брал в руку только ручку. Совсем не так. Часто ему приходилось брать в руки и автомат, как и всем нам, военным медикам. Большинство запом-нившихся людей потерялось за войну и судеб их не знаю, но они занесены в мой личный список, как военные медики, проявившие себя героически в самые тяже-лые периоды.
Ком. сан. роты 1001 с.п. Бехер Галина Яковлевна. Была переведена эпиде-миологом дивизии. Эпидемиологическая служба в Советской Армии была на та-кой высоте, что для нас многих это сложное явление оказалось неожиданностью. Такого не было даже у противника с его организованностью, но тут, видимо, и подводило то, что «сверхчеловеки» оказались бессильны перед вшами и комара-ми, тем более, гангренами, русскими холодами и морозами. Мы на своей земле и защищали ее всеми силами, проводя на должном уровне профилактику заболева-ний. Для немцев поход в наши края оказался далек от прогулки по Европе.
Зима 1944 – 45 годы в Прибалтике была холодной. Дули северные ветры. Небо часто заволакивали лохматые тучи, постоянно сеял мелкий дождь. В непро-глядной темноте осеннего неба над окруженной группировкой противника редко, вяло поднимаясь, вспыхивают и тухнут немецкие ракеты. Тоскливо фашистам в котле, и на них снизошел мрак. Света и музыки нет. Рестораны закрыты. Публич-ные дома разбежались. Немцы из недавних пирующих хозяев превратились в го-лодных ночных призраков. Мы не слышим ни бравурных маршей, ни даже пили-кания губных гармошек.
Вечер в МСБ № 285 проходит в воспоминаниях. У нас патефон. Играем свою и трофейную музыку. Под нее танцы. Встреча проходит спокойно. Нет, как в недавнем прошлом, эксцессов и интриг. Устали, навоевались. То, что было привнесено плохого в наши отношения из мирного времени, война обрубила на-прочь. Мирное неформальное общение коллег. Люди часто произносят тосты за победу, но пьяных нет.
26.11. Смотр дивизии полковником Савинковым А.И. Приятное самочувст-вие. Экипированы и подтянуты. Дисциплина в частях на высоте.
С 5 по 6.12. полк расположен в Преэкуле. Мерзкая погода. Переношу ее, как и многие, с трудом. Часты перебои в сердце, сопровождающиеся болями. Ноют и щелкают суставы. Припухлость на руках.
Новый 1945 год встречаем среди сырых стен землянок. Война объединила нас живых и мертвых, что останется в памяти до конца жизни у каждого. Живые накрепко спаяны какой-то неведомой силой, и уже не могут воевать без этого глубокого взаимопонимания. Звучат русские песни, родная музыка. На ПМП ока-залась медсестра Лира из Казани. Когда запела на татарском языке, то мы обалде-ли от ее голоса. Решили, что попали на оперное пение. Оказалось, что Лиру до войны готовили в филармонии, а с началом войны она ушла на курсы медсестер, а оттуда на фронт. Повезло за все время пребывания в боевых условиях: жива, да ее и надо беречь. Сказал, что после войны её голос должен обязательно звучать в концертных залах. Оказалось, что командир дивизии, услышав ее голос, уже от-правлял Лиру в тыл, а она вернулась. Поддерживает нас, военных медиков, своим пением. Где и когда бы я услышал «Соловей» Алябьева, и не с пластинки, и на та-тарском языке, и во фронтовых условиях. Нас тянет, и мы соскучились по поэзии, живописи, музыке, и всему тому, что так волнует человека, взявшего на себя тя-желую обязанность лечить людей. Однако война не окончена! Но и нет такой ар-мии в мире, которая овладела бы настолько высоко опытом работы медиков, как Советская.
26.01.45 г. нелепо погибает командир батальона Петр Цыпкин. Его родовые корни в Одессе. Получил извещение о приеме на учебу в военную академию им. Фрунзе. Собирался радостный. Торопился. По дороге обнаружил, что забыл лич-ное удостоверение. Ночью вернулся в батальон, выйдя из блиндажа с документа-ми, был убит осколком шальной мины. Родители живут в Одессе. Мне казалось, что всё близится к концу и смертей близких мне людей более не будет. Та же мысль и о себе, что основное пройдено, и теперь мою жизнь никто не вправе за-брать. Однако, погибают близкие, ставшие родными мне люди, казалось бы, шаг-нувшие за порог войны. Несправедливо. Печально!
С 15.03. по 2.04. проходим специализацию по кожно-венерическим заболе-ваниям. Госпиталь в местечке Бисжерач. Начальник Глазер. Слушаем его лекцию по сложившейся обстановке. Ситуация сложная. В связи с перемещением наших войск на запад резко возросла частота венерических заболеваний. Особенно отме-чено, что зараза ползет из Польши. Польские красавицы легко завязывают связи с нашими офицерами. Есть случаи драк среди командиров из-за женщин. Привели пример дуэли двух пьяных офицеров. Друг друга не убили, но тот которому дос-талась неповторимая полька, заразился от нее гонореей. Смех среди слушателей! После чего Глазер уточняет, что все случаи вензаболеваний переходят под стро-гий контроль особого отдела. Распространение европейского сифилиса в России нужно предотвратить всеми возможными путями. В зале мгновенно наступила неимоверная тишина. Все боятся даже пошевелиться. Греховодники среди нас уж точно есть. Разрабатываем план мероприятий. Вносим корректировки. Устанав-ливаем повышенный контроль.
С 20.04. вернулся после ранения старший врач 1005 полка Парамонов Ели-зар Алексеевич, которого многие знают и уважают за степенность, понимание солдат. Солдаты между собой зовут его просто «Алексеич».
8. 05. 1945 года нам объявлено об окончании войны, а 9 мая 1945 года объ-явлен, как День Победы советского народа над фашизмом. Душа замирает, и ка-жется, что это еще не все. Долгожданный день победы наступил. Солдаты шутят, что добрый Алексеич принес из госпиталя мир.
14.06. получил письмо от врача и моего однокурсника Разумова Сергея. Его часть направили на Дальний Восток, но т.к. Япония капитулировала, то дивизию высадили на ст. Елань Свердловской области. Место расположения загрязнено, т.к. здесь постоянно всю войну готовили к отправке на фронт воинские части. Но эпидемических заболеваний не было. Однако за последнее время массовое рас-пространение получила ptirus pubis (лобковая вошь) среди солдат и офицеров. До-катилась зараза из Европы до Урала. Немцы в своем блицкриге до Волги дотяну-ли, а лобковая вошь норовит уже через Урал перевалить. Опять цивилизованная Европа очередную пакость напустила. Тщательно осматриваем всех демобили-зующихся на причастность к богине любви Венере. Даем строгие предупреждения о возможных последствиях. Европейские вошки бабам и мужикам не к чему. Войну пережили, а теперь чешись после нее… Мужики бреют свои интимные места. Мажутся соляркой. Помогают бабки с настоями трав. Объявлен негласно всенародный бой заразе.
Меня, по состоянию здоровья, направили в госпиталь на Урал для прохож-дения комиссии. 17 сентября 1945 г. был комиссован при Уральском военном ок-руге. Капитан Яценко признан ограниченно годным к военной службе: 2-ая сте-пень недостаточности митрального клапана с нарушением ритма 2, неврастения.
1.11. Свой 40 - ой день рождения встречаю в Свердловске. Узнав из моих документов о круглой дате, неожиданно пригласил начальник санитарного управ-ления УРАЛВО Лазарев. От него возвращался пешком, проклиная все на свете, а его, забулдыгу, тем более. Я спиртное не переношу. Тем более пьяную болтовню.
12.11. Еще раз подставили. Получил, как-то по дружески, приглашение в Камышлов. Оказалось, что наша встреча с начсанкором Сергеевым неспроста. Повторно попадаю в непредвиденную ситуацию мирного времени. Начальник са-нитарной службы решил приобщить меня, как опытного военного медика к экс-пертизе, по поводу смерти солдата от пневмонии. Просит разобраться. Причем тут я? Списать смерть на мой авторитет? Обратно еду на паровозе. Свет не без чудаков. И здесь покоя не дают. Я человек из войны, отвыкший от мирской суеты. Начинаю понимать, что возвращение к мирной жизни военного человека не так уж легко. На фронте пули, а здесь стрельба мерзостями может оказаться не менее опасной. Однако спал так крепко, казалось, как никогда. Разбудил машинист па-ровоза. А снилось, что еду домой, и скоро будет Кузедеево.
17.11. в 15.00. торжественный обед в офицерской столовой. Письмо от Пай-дуна из Ленинграда. Учится. Мечтает стать хорошим специалистом. Слушает све-тил науки. Я запаздываю с учебой. Нет диплома врача. Военное удостоверение для мирной жизни не подходит.
25.11. Посетил бывшего сослуживца Сергея Нефенко. Живет один. Родст-венники его поначалу приняли, но вскоре отказались. Комната затемнена. Непри-ятный застойный запах. Сергея списали из действующей армии после тяжелой контузии. Решил его поддержать, а попал на урок философствования. Хотя и ра-нее, до контузии, отмечал у него странности. Систематизирует, какой-то бред о реформах. Обосновывает его ложными доказательствами, и верит в них. Коррек-ции не поддается. Считает, что Украина, Крым, Кавказ и Прибалтика от России отделятся из-за предательства руководством страны. Что нам еще предстоит большая война. Европа будет под американцами, и они наши настоящие враги, а вовсе не союзники. Ушел, понимая, что Нефенко очень больной человек. Пути у него два: заберут в НКВД, и – бесследно исчез человек, или до конца дней будет под наблюдением психиатров, пока не превратится в овощь. На фронте я насмот-релся разных психозов, но все это были острые состояния. Вдруг мелькнула страшная для понимания мысль, что возможно действия многих, вышестоящих начальников, были бредом, а не заблуждением, тем более и ошибкой? Гоню мыс-ли прочь, но они навязчиво лезут с доказательствами объяснения весьма странных событий моих наблюдений за поведением людей в боевых условиях. От высказы-ваний Нефенко и собственных мыслей остались самые скверные впечатления. Так можно с ума сойти.
28.11.45 г. Поехал в Свердловск и посмотрел кино «Весенний вальс». На душе стало легче. Исчез из памяти заторможенный сослуживец с его мрачными предсказаниями.
30.11. в 13.00. принят заместителем наркома в Наркомздраве СССР. После чего отправился в Третьяковскую галерею. Вновь отметил, что исчезают боли в сердце и аритмия реже, когда я в покое, и соприкасаюсь с великим искусством. Побродить бы по родным местам, где-нибудь среди лип Кузедеевской рощи, по тропинкам соснового бора среди вековых деревьев, наверное, все боли исчезли бы. Кузедеевский сосновый бор. Жаль, что великий Шишкин его не видел.
Выехал из Москвы. Тула – Орел – Курск- Белгород. По прибытии в Запоро-жье делаю пересадку на Никополь. При посадке в поезд, в толпе, вырвали из руки чемодан. Очень жалел, так как в нем были нужные книги. Таскал с собой по всему фронту издания классиков медицины. Представляю разочарования ворья, когда вскроют мой обшарпанный тяжеленный чемодан. Первой сверху там лежит книга «Газовая гангрена»…
6.12. Прибыл в Никополь. В село Дмитриевка, где находятся родственники жены, привез 1-ый секретарь райкома Барков. Друг шахтерской молодости тестя. Его сын, как и я по имени Константин, погиб еще до ВОВ в Испании. Был летчи-ком. В школе учился с моей будущей супругой Ией. Сын был единственным в се-мье. Ко мне очень хорошее отношение. В Никополе меня давно ждало письмо от мамы. Сообщает, что после победы, при ликвидации немецкой группировки в Ав-стрии погиб ее племянник Александр Заверохин, единственный сын моей люби-мой тетушки Ольги. Жалко тетю Олю, а Сашку уже не вернешь. Сколько еще по-гибнет победивших русских солдат от рук бывших эсесовцев, полицаев, предате-лей и уголовников. Послевоенное время будет весьма не мирным. Уверен, что в непроходимой тайге, и вокруг Кузедеево, прячутся на заимках дезертиры, беглые уголовники и прочая сволочь, которой место в лагерях . Долго придется отлавли-вать и уничтожать эти стихийно организовавшиеся банды.
Хожу в Никополе на спектакли. Наслаждаюсь: «Наталка Полтавка», «Беста-ланная», «Ой не ходи Физа на вечерницу», «Сестра его дворецкого», «Майская ночь». Предела насыщения театром нет. Мир и театр. Восторг от жизни. Встреча Нового мирного года в кругу большой семьи родственников жены.
3.02.46 г. Выехал поездом в Одессу. Проводил тесть. В городе во время войны хозяйничали в основном румыны, венгры. Местные жители говорят, что мединститут во время оккупации работал, и в нем готовили врачей. Выдавали ди-пломы, которые ныне не действительны. На квартиру, как родного, меня приняли родители погибшего однополчанина комбата Петра Цыпкина: Яков Кириллович и Марфа Ивановна. Петр был у них единственным ребёнком в семье. После его ги-бели, случившейся за три месяца до окончания войны, Марфа Ивановна стала ве-рующей. Уверена, что лишь вера в Бога помогла ей перенести тяжелую утрату. У сына осталась беременной фронтовая подруга (санинструктор Скурихина, кото-рую хорошо знаю по совместной работе, служила и в нашем полку). Она, как го-ворит Яков Кириллович, подарила им внучку Людмилку. Брак оформили после гибели Петра. На следующий же день иду в театр. Спектакль: «Ой не ходи Гри-ца…». Одесса, как и в довоенное время, несмотря на холод и голод, очаровывает меня. Разговорами одесситов, да ежели вы попали на Привоз, можно умиленно за-слушаться, но и прозевать свои карманы. Вытащат все, что только можно. На улицах, иногда вкрадываются и сомнения, что идущие навстречу люди одесситы. Я их знал до войны, мне попадаются совсем не те лица. Кто они?
С февраля 1946 до начала марта 1947 года капитан медслужбы Яценко – студент лечебного факультета Одесского медицинского института. Директор ин-ститута Гаспорян.
Спешу на первую лекцию, но чуть запаздываю. Тихонько захожу в зал и сажусь на край первой скамейки. Рядом такой же, как и я, в воинском обмундиро-вании капитан записывает лекцию. Оборачивается ко мне. Обомлели оба. Передо мной живой и невредимый мой друг по военфаку Саша Ситниченко, которого считал погибшим. Нет предела восторгу с обеих сторон. Обнимаемся. Прервали лекцию. Извинились перед профессором. Хочется поговорить. Лекция летит мимо ушей. После лекции все выяснилось. Сашка был в первом эшелоне, а я во втором, но я оказался в тылу у немцев по приказу комиссара, а он у нас. Оказывается, он со своим ПМП сразу же драпанул при наступлении немцев. Проскочил в суматохе через нашу линию обороны. Уцелел сам. Спас свой ПМП. Воевал. Ранений не бы-ло. Награды и воинское звание, как и у меня. Рассказываю свою историю. Пред-полагаем, что, возможно, и не был это наш комиссар, который указал мне невер-ный путь. В то время было много переодетых в нашу форму врагов. Рассказал я ему и об увиденном мною однокурснике в немецкой форме. Оказывается, Сашку вызывали в спецотдел. Допрашивали об этом человеке. Мы оказались оба свиде-телями предательства, но большая вероятность, что на нашем военном факультете он работал, как агент немцев. Договорились, что больше не будем обсуждать эту тему.
3.04. Вечер встречи в актовом зале института с Сосюрой, Конурченко.
4.04. Посетили государственный художественный музей.
18.05. Слушаем «Аиду». Основное время в учебе.
7.06. Медали «За победу над Германией» нам вручили в Одессе.
6.07. Поездка в Никополь. Сначала на пароходе «Норд» из Одессы в Хер-сон. Вечером, в театре смотрю спектакль «За тех, кто в море». Переночевал в Херсоне. Утром сел на пароход «Дзержинский», идущий из Херсона в Никополь.
С сентября, и я вновь в милой душе голодной Одессе. В одесской публич-ной библиотеке им. Короленко слушаем воспоминания о Л. Н. Толстом внучки Анны Ильиничны. С ее слов «Война и мир» переписывалась 4 раза, «Анна Каре-нина» - 7, «Хаджи-Мурат» 130 раз. Прочитав рассказ Чехова «Душечка» Лев Ни-колаевич плакал навзрыд. Дочь Толстого Софья Львовна живет в Риме. После войны, из Югославии вернулись в Россию две внучки Толстого.
Вечернее посещение хирургической и детской клиник, которые построил в прошлом веке одесский купец меценат И.К. Ясиновский.
Сессия. К экзаменам готовимся группой. Чувствуем, что за войну несколько подустали наши мозги. Особенно ослабла память. У большинства выраженная бессонница. На фронте засыпали под разрывы снарядов, а в мирное время спать не можем. В поверхностной дреме всё снится война.
Мои успехи при сдаче экзаменов: организация и сантактика - 3 (Дмитреев-ский), детские болезни - 3 (проф. Скротский), инфекционные болезни - 4 (проф. Коровицкий), лор – 4 (проф. Чещелин), глазные болезни – 5 (проф. Фельтов, и проф. Кольфи).
В аудиториях института стоит невыносимый холод. Живу по прежнему у Цыпкиных.
Голод утоляем духовной пищей, хотя иногда кажется, что можно и упасть от слабости на пороге театра. Сохраняю программы: «Трубадур», «Фауст», «Сильва», «Риголетто», «Иван Сусанин», «Пиковая дама», «Царская невеста». В театре русской драмы: «Так будет», «Князь Игорь», «Лебединое озеро», «Аида», «Раймонда». Театр как-то поддерживает и придает силы.
3.03. Встреча военных врачей на квартире Саши Ситниченко. Все собрав-шиеся были призваны на фронт, не окончив институты. Нас, военных, безди-пломников, с офицерскими званиями, по отношению к основной массе студентов, небольшая группа. Чувствуем, что особого восторга, который испытывали когда-то мы, увидев военных в наградах, сегодня по отношению к нам со стороны граж-данских студентов нет. Относятся весьма настороженно, либо отчужденно. Дер-жатся обособленно, создавая какие-то свои группы. Откуда их столько набралось. Как мы понимаем, те в большинстве не доучились по причине болезней, а после окончания войны выздоровели, и стремятся получить диплом. Что сделаешь, если при объявлении войны у некоторых, а их много, ноги отнялись. НКВД точно ими не занималось. Остались же целы. Окончат мединститут. Станут профессорами. Заполнят другие медицинские вузы страны своими кадрами, а нам фронтовикам путь на периферию. Все эти проблемы мы обсуждаем между собой. Ведь еще и нас учить будут, и наших детей? Так-то…
22.03. Слушаем лекцию знаменитого академика Владимира Петровича Фи-латова. Это наш человек. Истинно русский ученый. 10.04. Общеинститутский ве-чер. После конференция научных сотрудников института. Доклад В. П. Филатова «Тканевые терапии (биогенность грязи)». После доклада гуляем в приморском парке и обсуждаем полученную от академика информацию. Потом все идем в те-атр эстрады на концерт Клавдии Ивановны Шульженко. Повторно идем слушать ее в летнем театре, и посмотреть на «синий платочек». Впечатление, что она за-душевно беседует с нами – фронтовиками. Выехал в Никополь на подпитку и от-дых. Черное море взбунтовалось противнейшей качкой. Морская болезнь сопро-вождается рвотой. Привез в Одессу кукурузы. Мои хозяева на десятом небе. Ва-рим мамалыгу.
12.12. Последние лекции читают профессора Скрицкий и Корхов. Прощаль-ные напутствия умудренных жизненным опытом педагогов. Мы внимательно слушаем их пожелания, которые вкратце можно сформулировать так: «Мы учили вас искусству врачевания, и не знаем, что у нас получилось, но, в крайнем случае, устроитесь главными врачами». Смех в зале. Ирония в словах учителей отражает реалии жизни. Получить диплом по лечебному делу, и по карьерным соображени-ям добрался до стула главного врача, считается позорным и унизительным в на-шей среде. Такого мнения придерживается наше поколение, а вот как будут мыс-лить последующие? Возможно, эта тенденция, исходящая от истоков русской культуры врачевания, сохраниться в российской медицине навечно. Невозможно представить себе врача, пропитанного до мозга костей клиническим мышлением, в роли чиновника. Для этого надо, как шутят среди нас, не мозги иметь, а особую пятую точку. Грубо, но несовместимы мы, экстремалы-практики, прошедшие вой-ну и устроившиеся удобно на гражданке. Некоторые носили не только офицер-ские погоны, но и награды, убеждая несведущих людей, что были на передовой. Хотя фронтовика можно узнать сразу и по движениям, и по речи.
Начинаем готовиться к последней сессии, которая начинается с 10 декабря. Мои итоги: стоматология – зачет, судебная медицина – 4 (проф. Шмаилович), по психиатрии – 4 (проф. Мерельсон). Подготовка к государственным экзаменам проходит в условиях полуголодного существования. Голодает вся Одесса, но не теряет присущего ей юмора.
Некоторые изречения, услышанные в Одесском институте, записываю: «ГПУ – глаз, палец, ухо». Автор проф. Шатилов. «Лечение зубов есть консерви-рование, а пломбировка - сооружение мавзолея над инфекцией». «Нет безнадеж-ных больных, есть безнадежные врачи». Автор проф. Корхов. «На сердце ледок, а на губах медок» – профессор психиатрии Мерельсон об эпилепсии. Он же: «Си-мулянт видит хуже, чем слепой, хуже слышит, чем глухой, дрожит сильнее, чем больной паркинсонизмом». И, конечно, изречения академика Филатова: «Непоко-лебимо верить в силу своей специальности», «приступая к лечению человека, врач, прежде всего сам должен быть человеком».
Голодные, обессиленные продолжаем посещать театры. «Запорожец за Ду-наем», цирк, балет труппы им. Айседоры Дункан. В городе стрельба, грабежи. Нападения бандитов на одиноких офицеров. Ходим группой. Жаль, что нет при себе оружия. Мы, фронтовики, Ростов–папу брали, а что в Одессе-маме уголовни-ков не положим? Уголовников узнаем сразу, но они к нам, тем более, если мы в группе, относятся как бы с почтением, и стараются удалиться с глаз долой.
С 27 по 23 января город накрыл снежный циклон. Видимость на расстоянии вытянутой руки. Падаем, поднимаем друг друга. Кто-то пошутил, что снег подня-ли и развеяли над городом юбки бешеных танцовщиц балета Дункан.
Государственные экзамены. Председатель приемной комиссии проф. Гни-лорыбов Тимофей Еремеевич (из Днепропетровска). Он ученик Богораза М.А. Знаменитая днепропетровская школа имени Богораза. Русский и европейский све-тила, у которого учились многие западные ученые восстановительной хирургии. Он первым начал пластику половых органов у мужчин.
7.01. Сдаю хирургию – 4 (Корхов, Нелевский, Бабский). Я не ответил пол-ностью на дополнительный вопрос. Претензия со стороны одного члена комис-сии: не знаю историю переливания крови. Да и откуда мне было знать, что когда-то где-то кому-то, перелили иногруппную кровь. Привязался доцент Нелевский, выставляя на показ свою эрудицию. Вот такими они и будут, будушие профессо-ра, что сегодня тихонько себя ведут среди нас, как бы даже пресмыкаясь. Против-но смотреть. Оказывается, больной анемией певице Вальцевой, перелили кровь от мужа, и оттого она погибла. На фронте я сделал, в зависимости от ситуации, пря-мых переливаний крови столько, что и не считал. И без осложнений! Думаю, что мне бы доцент Нелевский хирургию, тем более военно-полевую, вообще никогда бы не сдал, а, может, попер бы я его от медицины подальше.
Пройдут годы, изменится время. Прогресс медицины неизбежен. Но поняли мы основное, что отступать от наработанного, казалось бы, устаревшего, и скоро-постижно перепрыгивать в навязываемое новое, нельзя. В военной хирургии тем более не положено. Военно-медицинская доктрина не позволит. К ней приближа-ется неотложная хирургия мирного времени. Потеряешь или искалечишь больно-го.
Экзамены сданы. Наконец-то, после такой ужасной войны, оставшиеся в живых получили дипломы врачей по лечебному делу. Получилось 1 к 10. Прости-те нас, коллеги, что остались навечно на кровавых полях сражений и в нашей па-мяти.
На распределении, обращается ко мне профессор Живетов: «Вы сибиряк»? Отвечаю – «Да»! «Вручаю вам направление, по вашему настоянию, за № 155, на работу в распоряжение Кемеровского облздравотдела. Могли бы выбрать место и гораздо интересней. Вам предлагали Одессу. У вас есть диплом стоматолога. Могли бы остаться на кафедре челюстно-лицевой хирургии. Остро не хватает преподавателей. Вы фронтовик, и посмотрите на карту. В любом месте достойно вас примут, а вы в свою Сибирь рветесь». Не отвечу же я ему, что роднее Кузе-деева после стольких лет разлуки, для меня ничего нет во всей России. Благода-рю, понимая его недоумение. Пора домой!
Торжественный вечер, посвященный 46-му выпуску врачей Одесского ле-чебного факультета состоялся 5.03.47 г. в актовом зале институту. Очень холодно. Мы, группа фронтовых врачей, сидим в шинелях. Об итогах докладывает проф. Гнилорыбов. С приветствием выступил проф. Ясиновский. Приказ зачитывает проф. Волынский. Гнилорыбов говорит, что в институте доминирует еврейская национальность – 45 %, русские – 34 %, а украинцев всего – 19%. Волынский под-черкивает, что институт украинский, и должна соответственно преобладать эта национальность. Мы, фронтовики, смеемся, но это же Одесса, хотя, впрочем, и как всегда, евреи тут не причем. Для нас фронтовиков, в подавляющем большин-стве русских, делают, как положено, записи в анкетах, и в документах: русский. Прощай Одесса.
Этой же ночью выехал из Одессы в Никополь. Перевел дыхание у родст-венников жены, и подался в родную сторонушку. Дорога тяжелая, жуткие пере-садки. Давки, грабежи, убийства. В Харькове пришлось провести голодным, среди грязи и вокзальной вони 7 суток. При посадке в вагон история повторилась - вы-хватили один из чемоданов. И в нем были книги. Очень жалел, но сделать ничего не мог, так как стоял на подножке вагона. После долгих мытарств прибыл в род-ные места. Вот она, Сибирь, но не могу уехать даже из Новосибирска. Не компо-стируют билет на Сталинск-Кузнецк. Уже близко. Хоть пешком иди. Впечатле-ние, что на фронте и то было легче. Сплошная бюрократия, волокитство. Кругом жулики. Как они успели в такой массе расплодиться, пока мы воевали? К началь-нику вокзала не попадешь. Военная комендатура разводит руками. Милиции не видно. Жаль, что не прихватил пистолет. Оказывается, у них здесь не мирная жизнь, а беспредельный разгул уголовщины, и не меньший, чем в Одессе. Посте-пенно, толкаясь по вокзалу, интуитивно тянемся друг к другу, образуя боевую группу офицеров. Находим дельца, который обещает нам закомпостировать биле-ты, в разные направления. Прижали его в туалете. Один из нас пригрозил ему тро-фейным пистолетом. Пообещал пристрелить. Ему надо в Красноярск. Психологи-ческое напряжение такое, что возможен срыв. Вокзальная сволочь клянется, что все для нас сделает, но просит взятку. Сбросились. Дали. Офицер отконвоировал его, и вернулся с билетами. Можно ехать. Расстаемся. На душе весьма противно.
В Кузедеево прибыл 25 апреля 1947 года. Глотнул нашего воздуха и опья-нел. Настолько он чист. На вокзале встретили мама и тетушка Ольга. Они каждый день ходили на вокзал и встречали поезд. Всматривались в сходящих из вагонов людей в надежде, что вот и я появлюсь. Наконец-то ступил на родную землю предков. Столько лет разлуки. Горы покрыты свежим весенним цветом, знакомые с детства запахи сибирского разнотравья. Кругом ничего не изменилось, все так неповторимо родное… Мир тебе моя земля! Мама и тетушка не могут выплакать-ся от радости. Оказывается, получали извещения, что пропал без вести, и даже похоронку. Судьба сохранила меня.
Своего жилья у матери нет. Живет у брата. Идем к дяде, Осипу Матвеевичу Перевалову. Встречает нас его жена Марфа Прокопьевна. Узнаю, что их племян-ник Хорьков Герой Советского Союза. Получил героя за форсирование Днепра и освобождение Киева. Жив. Но в каждой кузедеевской семье есть потери близких и родных людей. В основном мужчин, но много и девчат погибло, особенно сан-инструкторов. Пусть же все, что окружает меня мирно живет и радует друг друга, а потомки наши никогда не испытают на себе войны. Будут ли помнить, что дос-талось нам?
Неожиданно стук в дверь и вбегает запыхавшаяся молодая женщина. «Вы уж извините меня! С возвращением Вас, Константин Родионович! Спасите наше-го сына. Его лошадь в живот лягнула. Помирает». Все ясно! И здесь фронт в борьбе за жизнь. В этом война для врача никогда не кончится. Иду в больницу. Нужно спасать мальчишку…
P.S. Спустя десятилетия, в конце своего дневника, будучи очень больным человеком (последствие войны и бессонные дни и ночи по спасению жизни лю-дей) районным хирургом подполковник запаса медицинской службы Константин Родионович Яценко. В конце своего дневника, который он продолжал до послед-него дня жизни, мой отец записал строки стихотворения дагестанского поэта Р. Гамзатова «Журавли»
Мне кажется порою, что солдаты,
С кровавых не пришедшие полей,
Не в землю нашу полегли когда-то,
А превратились в белых журавлей.
Они до сей поры с времен тех дальних
Летят и подают нам голоса.
Не потому ль так часто и печально
Мы замолкаем, глядя в небеса?
Для него война не закончилась до последнего его вздоха. Помню, когда на-чалась перестройка, он, смотря на телеэкран, много раз говорил: «Сегодня мне хочется жить, чтобы увидеть, чем вся эта очередная галиматья закончится». На-помню, что жил когда-то французский врач Гали Матье, который любил побало-вать, выписывая рецепты больным, а на их обратной стороне писал всякую чушь. Чем приводил больных в великое смятение. Я уверен, что моего отца поддержали бы миллионы людей, воевавших за нашу великую Родину, а их галиматьей не на-пугаешь. Породы они не той. Крепко и больно ответить могли. А пока скажем словами «таможни», - «за державу обидно» из любимого фильма советских кос-монавтов «Белое солнце пустыни».