Сергей Черемнов. Ипостаси Евгения Красносельского ч.2

5
Многое в передаче «10 + 20» мы делали по наитию – так, как сами представляли себе новое телевидение. Нам хотелось учиться мастерству у лучших современных специалистов. Однако телеакадемии тогда еще не изобрели и телеакадемиков еще не было.
В октябре 1990-го мы с Красносельским выпросились в Ленинград. Благо через Кемерово проходил регулярный авиарейс Владивосток – Ленинград.
Из нашего обкома позвонили в Ленинградский обком, договорились, что нам там в обкомовской гостинице бесплатно предоставят места. А на питание суточные выделили. Скромные, конечно, но с голоду умереть не успеешь.
Тяжелые времена не щадили и «Аэрофлот». Через полстраны мы летели несколько часов, но на борту получили лишь по пачке сухих галет да по крохотной упаковочке сока. «Горячее мы давали где-то в районе Читы. Придется вам потерпеть», – сообщила нам стюардесса. Что ж, мы к этому были готовы. Пересели в пустом салоне на задний ряд и достали свои домашние припасы...
Вечером разместились в гостинице, что на площади Пролетарской диктатуры. Утром пошли в Смольный – Ленинградский обком КПСС, он находился совсем рядом. Погода – дрянь: ветер задувает, мокрый снег идет. Хотя место грандиозное, историческое. Напротив входа бронзовый Ленин стоит на броневике, в левой руке зажал кепку, правую вскинул вперед. На одной из боковых площадок центральной аллеи бюст Карла Маркса, слева от него бюст Фридриха Энгельса. Женька не может без острот: «Борода у Карла побогаче будет».
Внутри широкий, бесконечный коридор с кабинетами по обеим сторонам. Ищем нужную дверь. Красносельский опять: «У меня такое ощущение, что вот-вот откуда-нибудь покажутся Троцкий, Каменев или Зиновьев...» Не соскучишься с ним.
Нашли вход в музей-квартиру, где первое время жил руководитель Советской республики Ленин. Снимаем на видео широкий двухтумбовый письменный стол с зеленым сукном, лампу с зеленым абажуром, бумаги, исписанные стремительным, малоразборчивым почерком вождя, односпальную кровать, печь...
– Можно я сяду за стол, а Сергей меня снимет? – спрашивает Евгений у хозяйки музея.
Та чуть в обморок не упала:
– Ни в коем случае!
«Лучше бы не спрашивал, – вполголоса проворчал Красносельский. – Сняли бы по-тихому».
Первый вопрос, который мы задали Юрию Павловичу Белову, секретарю Ленинградского обкома по идеологии, как раз интерьеров и касался:
– Как вы тут только работаете – среди всей этой истории и теней прошлого?
А он нас просит подробнее рассказать о шахтерских забастовках. Потом резюмирует:
– Шахтеры всю страну всколыхнули. Ясно дают понять, что надо ускорять перестройку. Трудности переживем. Уверен, они временные. Партию надо реформировать. А следом и страну...
Ладно, дискутировать не стали. Попросили помощи, чтобы попасть в Ленинградский телецентр. А уже там, у входа в главную студию, видим: возле массивной двери с круглым окном-иллюминатором толпится человек десять, большинство в пиджаках и при галстуках. «Наверное, здесь кто-то из высоких гостей», – предположила сопровождавшая нас помощница режиссера. Отошла узнать. И вскоре подвела к нам солидного мужчину.
– Председатель Ленинградского комитета по телевидению и радиовещанию Борис Михайлович Петров, – представляется тот. – Из Сибири, говорите? Из глубины сибирских руд, так сказать... Как у вас там, в провинции, работает телевидение? Наверное, спокойно и размеренно?
Мы ему: всяко бывает. Забастовки шахтеров, наверное, видели? Всю страну всколыхнули! Если судить по магазинам, то, как и у вас, ничего нет...
Оказалось, что у них сегодня на эфире первый секретарь обкома партии Борис Вениаминович Гидаспов. Мы про него слышали: легендарный мужик, химик, академик. В 1986-м был на ликвидации аварии на Чернобыльской АЭС. Говорят, схватил там лишнюю дозу...
А Петров предлагает нам посмотреть, как у них работает главная студия.
– Сейчас, – говорит, – я вас представлю, подождите.
Через мгновение мы оказались перед статным человеком с очень цепким, внимательным взглядом. Руки Гидаспов держал за спиной.
– Как настроение у шахтеров? – спросил он.
– Настроение – не очень, – отвечаем.
– В капитализм их тянут, в рынок. А он в нашей стране невозможен, – уверенно заявил первый секретарь. – Задурили мужикам головы... Ладно. Как вам у нас? Может, просьбы есть какие?
Тут Красносельский – не раздумывая:
– Помогите съездить в Кронштадт! Это ведь закрытый город.
И на другой день мы уже гуляли по территории военно-морской базы, куда в те времена попадали только по спецпропускам...
Но сначала обкомовская «Волга» долго везла нас по набережным Ленинграда, пока не выбралась на Приморское шоссе.
Примерно через полчаса уткнулись в опущенный шлагбаум на КПП перед въездом на насыпную дамбу, которая уходила в даль Финского залива (тогда на остров еще не было великолепной асфальтированной дороги, как сейчас). Патрульные с «калашниковыми» тщательно проверили письмо из обкома партии, наши паспорта.
Слева и справа от дамбы до горизонта бежали волны Балтийского моря. И от этого казалось, что море может легко размыть эту неширокую полосу рукотворной дороги. Даже в салоне машины чувствовалось, что здесь холоднее, чем в Ленинграде.
В Кронштадте водитель показал нам на купол большого собора: «Это Морской Никольский собор. Его отовсюду видно. Городок небольшой, не заблудитесь. Машина будет ждать вас здесь часа через четыре».
Огромное тело собора производило гнетущее впечатление: купола были лишены не только позолоты, но и крестов. Ободранные снаружи и внутри стены сооружения говорили о том, что оно давно переживает тяжелые времена. Вход разбит, никаких дверей будто и не существовало.
Внутри было светло и пусто, холодный сквозняк лихо закручивал мелкие бумажки и пыль. Пол завален обломками кладки, мусором, не было и намека на иконостас. На стенах с облупившейся штукатуркой кое-где угадывались грустные святые лики, проступали цвета росписи. Было ясно, что все реликвии и церковное имущество из храма давно исчезли. Мы достали камеру и снимали собор. Остро чувствовалась разруха и запустение в самом крупном когда-то морском соборе Российской империи.
Женька все восхищался и досадовал:
– Вот это махина! Зачем же ее разрушили?!
Вышли к памятнику Петру I. Фигура российского императора стоит спиной к городу – лицом к морю. Надпись на постаменте: «Петру Первому – основателю Кронштадта».
Красносельский тут же вспомнил:
– Говорят, его взгляд направлен на Стокгольм. Я где-то читал об этом.
Стоим, обсуждаем: надо бы корабли поснимать. Все же город военных моряков...
– Кто вам разрешил здесь снимать?!
Смотрим, к нам подступает тройка военных в морской форме. Повязки с надписью: «Патруль», черные шинели в талии перехвачены ремнями. У офицера на голове фуражка с крабом, на погонах по три звездочки. У матросов на бескозырках надпись: «Военно-морской флот». Суровые лица не обещают ничего хорошего.
– Кто такие? Почему ведете съемки? Кто дал разрешение?
Думаете, Евгений испугался? Ничего подобного! Он сделал лицо под простака и начал ерничать:
– Господин офицер! Считайте нас простыми сибирскими валенками...
А старлей обиделся на такое обращение, резко поправил:
– Не господин, а товарищ офицер! Ну-ка, предъявите документы!
Матросы потянули с плеча карабины.
– Все-все, парни. – Женька полез в карман за паспортом.
Офицер долго рассматривал наши документы, проверил прописку.
– Вижу, приехали из Сибири. А как проникли в закрытый город?
Начали объяснять, что мы тележурналисты, находимся в Ленинграде в командировке по приглашению обкома КПСС. Разрешение на поездку в Кронштадт дал первый секретарь обкома Гидаспов. Приехали сюда на обкомовской машине. На ней же и уедем обратно. Вот наши редакционные удостоверения.
Старший вроде бы немного смягчился:
– Ладно. Но все равно у вас нет разрешения на съемку в закрытом городе. А корабли – это вообще военные объекты.
– Кто должен дать такое разрешение?
Старлей слегка растерялся. Потом принял решение:
– Ну-у-у, хотя бы председатель Кронштадтского горсовета Виктор Леонидович Суриков. Он из военных моряков. Если он разрешит, тогда другое дело. А пока требую засветить пленку!
Я быстро сообразил, что к чему, подмигнул Красносельскому и заявляю:
– Сейчас, сделаем!
Открываю камеру, достаю видеокассету, открываю ее крышку под внимательными взглядами военных: «Все, пленка засвечена! Вы только сориентируйте нас: в какой стороне искать этого Виктора Леонидовича?»
Лейтенант начертил нам ботинком на тротуаре, как пройти в горсовет. И патруль удалился. А меня Евгений удивил своим простодушием:
– Серега, видеопленку же невозможно засветить...
Я ему:
– Догони, расскажи им. Я же сразу понял, что он видеотехнику в глаза не видел!
Посмеялись мы, потом нашли горсовет, приемную председателя с улыбчивой секретаршей. Евгений ее тут же обаял. И она сообщила, что Виктор Леонидович занят, ведет очередную сессию с депутатами. Мы рассказали, кто мы и откуда, что дело у нас срочное, а времени в обрез. Короче, с нас требуют разрешение городского начальника на видеосъемку. Уговорили девушку настрочить и занести начальнику записку.
Через тридцать секунд она вернулась в приемную:
– Сейчас сам выйдет!
Следом из кабинета к нам вышел высокий, широкоплечий мужик. Про таких говорят: настоящий богатырь. И как-то сразу в нем угадывается военная косточка.
Спрашивает басом:
– Это вы сибиряки? – и протягивает широкую ладонь. – Какие проблемы? Чем помочь?
Услышал наш рассказ, пожал плечами:
– Сроду никто таких разрешений не спрашивал. Давайте так договоримся: снимайте все что нужно. Если еще кто-нибудь у вас разрешение будет спрашивать, скажите, что я лично вам разрешение дал. Пусть сюда звонят. Договорились?
И тут мне идея пришла.
– Вы же военный?
– Ну да. В отставке.
– А форма у вас имеется?
– На работе только китель с фуражкой. Брюки я домой унес. Вам зачем?
– Мы должны взять у вас интервью. И надо, чтобы вы обязательно надели форму...
– А как же без брюк?
– Мы будем вас снимать до пояса, не о чем беспокоиться.
– Сдаюсь сибирякам. – он дурашливо поднял руки вверх. – Правда, раньше двух часов я не освобожусь.
А мы в один голос:
– Идет! Только снимать будем на берегу, чтобы было море и корабли!
И договорились с ним, где встретимся.
Ох и наснимали же мы в Кронштадте! Дом, где жил изобретатель радио Попов, где проживал герой-подводник Маринеско, памятник исследователю Новой Земли Пахтусову, Итальянский дворец с Итальянским прудом, одноэтажное здание Голландской кухни, корабли на рейде в Петровской гавани, башню маяка и много чего еще...
Потом на безлюдной гранитной набережной расположились у бетонного куба, на котором стояли два перекрещенных корабельных якоря. Я только успел выстроить кадр с видом на военные корабли, как подоспел Суриков. Он был хорош! Черный китель сидел на нем как влитой, на голове капитанская форменная фуражка с якорем, позолоченным кантом на околыше и золотым ободком на козырьке. На плечах золотистые погоны, на каждом – по три большие звездочки. Только брюки, серые, гражданские, вносили легкий диссонанс.
Он прошел путь от курсанта училища имени Фрунзе до капитана I ранга. Военно-морскому флоту отдал 30 лет, 8 лет возглавлял особый отдел в Кронштадте. В нем чувствовалась сила духа человека, который готов нести ответственность за свои поступки и слова.
Беседу вел Красносельский, я снимал.
– У нас говорят: город-форт, город-флот, – отвечал Суриков. – Поэтому в Кронштадте, как на корабле, должен быть порядок, чистота. Нам говорят: в бюджете нет денег. Мы предлагаем: давайте создадим свободную экономическую зону, она позволит привлечь в город инвестиции. На ремонт дорог асфальт возим из Ленинграда, а нужен свой асфальтобетонный завод. Новая котельная нужна. Нужен пункт сбора нефтеразливов, сейчас с кораблей все в море сливают. Но это же наше море, нам здесь жить! А сколько у нас соборов, в каком они состоянии, видели?! Хотим привлечь средства коммерческих структур для возрождения в Кронштадте православных святынь. Они же душа нашей родины...
– А можете что-нибудь сказать нашим шахтерам?
– Товарищи шахтеры, горняки! – торжественно начал было Суриков. Потом махнул рукой, улыбнулся. – Мы, кронштадтцы, с вами! Понимаем ваши требования. Надо что-то менять в этой жизни. Только просим вас об одном: про себя обязательно надо помнить, но и о родине не забывать!
Обратный рейс в Кемерово у нас был вечером. В последний день этой памятной поездки мы долго гуляли по Ленинграду, по его центру. Прошли вдоль канала Грибоедова, где ветер гонял обрывки газет, пустые бутылки, мелкий сор. Храм Спаса на Крови высился в конце улицы, и было видно, как плотно скрывают его леса реставрации.
На фоне Казанского собора Женька задумал сделать стендап. Взял микрофон, я включил запись. Он энергично, с пафосом пересказал кое-что про наше путешествие. А закончил монолог, неожиданно продекламировав:

А зодчий не был итальянец,
Но русский в Риме, – ну так что ж!
Ты каждый раз, как иностранец,
Сквозь рощу портиков идешь...

Эффектно выдержал паузу, махнул рукой:
– Это Осип Мандельштам. Вспомнилось внезапно. Выключай камеру...
По дороге в аэропорт, умудренные жизненным опытом, решили затариться. Нашли гастроном «Петровский». Выбор товаров здесь был явно бедноват. Высились унылые горки консервов из перловой каши с мясом и «Завтрака туриста», тянулась цепочка трехлитровых банок с томатным соком. В стеклянной витрине прилавка лежала картонная ячейка с тремя десятками яиц по 80 копеек за десяток. И надпись рядом: «Яйцо по талонам». Две тушки синих куриц по рубль шестьдесят за килограмм тоже снабжены предупреждением: «Куры по талонам». Только обезглавленный минтай по 35 копеек за кило без ограничительной надписи. Да еще хлеб без талонов.
Евгений к продавщице:
– А если мы сегодня улетаем на другой конец страны, что вы нам с собой в самолет посоветуете?
– А ничего, – охотно ответила та. – Вон инструкция, читайте.
На стене листок с заголовком «Выписка»: «Решением городского исполнительного комитета с 1 июля 1990 года реализация спиртного в торговых учреждениях Ленинграда переведена на талонную систему. На один талон полагается одна бутылка водки и две бутылки вина».
– А если у нас нет ваших талонов? Мы приезжие. Может, как-то договоримся?
– Не договоримся! – твердо заявила продавщица. – Вас тут много, а я одна. И местом своим дорожу... Так что летите себе спокойно.
В общем, взяли мы хлеба, «Завтрак туриста» и – в аэропорт. В самолете Евгений порылся у себя в загашнике. Вытащил завернутый в тряпицу кусок соленого сала, перочинный нож, бутылку портвейна «777». Стаканчики без проблем принесла стюардесса. Выпили, закусили и уснули.
...Мы не знали, что эта осень для Ленинграда станет последней. 6 сентября 1991 года решением Президиума Верховного Совета РСФСР городу вернут его историческое название Санкт-Петербург...
6
Наши информационные выпуски заметили. Успех нас вдохновлял. Очень хотелось сказать новое слово в кузбасской журналистике. И в какой-то момент в нашей пресс-службе начались разговоры о возможности создать свой телеканал – первое в Кузбассе негосударственное ТВ. Идею подсказал директор Кемеровского областного радиотелевизионного передающего центра (ОРТПЦ) Шая Гершкович Гандельман.
Если кто не знает, тогда в стране было всего два ТВ-канала – и оба принадлежали Центральному телевидению (Москва). На них же выходила в эфир и областная государственная редакция ТВ – в отведенное ей вечернее время. Другого телевидения не было.
А Кузбассу повезло: директор ОРТПЦ Шая Гандельман – до своей эмиграции в Израиль (где его теперь уже не стало... Светлая память!) – за счет средств ОРТПЦ начал создавать третий, не зависящий от Москвы, областной канал ТВ-вещания. И создал-таки техническую часть третьего канала ТВ. То есть новый канал уже имелся, но пока простаивал, так как транслировать по нему было нечего.
Мы с Евгением Красносельским и Александром Даньшиным решили взяться за это дело. Вскоре зарегистрировали товарищество с ограниченной ответственностью «Агентство информации Кузбасса» (ТОО АИК, название придумал Даньшин). Также к нам активно подключился руководитель кемеровского корпункта Западно-Сибирской студии кинохроники Юрий Романов.
Директором первой областной негосударственной телекомпании стал Евгений Михайлович Баранов, бывший заместитель управляющего делами Кемеровского обкома КПСС. Я получил должность главного редактора телепрограмм. Но потом мы решили, что такая же должность в АИКе будет и у Евгения, и у Александра. Чтобы демократия и равенство торжествовали у нас без всяких ограничений и обид.
Кстати, хочу отметить, что без помощи обкома партии АИК мог и не состояться. Под нашу телекомпанию выделили часть пятого этажа в главном здании обкома на Советском проспекте, 62 (сейчас там располагается департамент информационной политики правительства области). Однако главная сложность заключалась в том, что для производства телепрограмм не было профессионального оборудования. Пока что АИК держался лишь на той же единственной видеокамере бытового формата и паре бытовых видеомагнитофонов с самодельным монтажным пультом.
Обком обещал помочь с оборудованием. Хотя решить эту проблему оказалось нелегко. Технику можно купить только в Японии, но необходима валюта – несколько десятков тысяч американских долларов, например. Один доллар тогда стоил чуть больше 60 копеек, однако валюту в СССР свободно не продавали. Где ее взять?
«Ни один банк не даст такой кредит нашей компании!» – кипятился директор АИКа Баранов, обходя в обкоме кабинет за кабинетом с заветным списком техники и доказывая бывшим коллегам, что только они могут помочь. «А где мы такую кучу долларов возьмем?» – разводили те руками.
Решение пришло неожиданно. В наш регион с инспекцией собрался секретарь Центрального комитета КПСС Олег Дмитриевич Бакланов. Он курировал космическую отрасль страны и предприятия оборонной промышленности, которых в Кузбассе было немало.
И тогда первый секретарь обкома Мельников по-обещал директору АИКа:
– Я попрошу его помочь вам с покупкой оборудования. Валюта у его ведомств есть, имеется и разрешение на выход на японский рынок. Но в ответ вы должны взять у Олега Дмитриевича большое толковое интервью и показать его, пока он будет здесь, чтобы он сам увидел...
– Сделаем! – обрадовался Евгений Михайлович. – Назовите время и место.
Провести судьбоносное для нашей компании интервью поручили мне. В обкомовских кабинетах составили вопросы, они были сухими и официальными. Мне они не очень понравились, хотел добавить кое-что от себя. Но директор отговорил в интересах дела. Впрочем, секретарь ЦК отвечал на все вопросы многоречиво и обстоятельно. Словом, помощь АИКу пришла: деньги нам выделили безвозмездно, заказали оборудование в Стране восходящего солнца, оплатили заказ валютой.
Баранов, завхоз АИКа Сергей Шатилов и я дважды ездили в порты Владивосток и Находка за японской видеотехникой. Потом мы ее смонтировали, опробовали. Радости не было конца! Наконец-то АИК заключил с Кемеровским ОРТПЦ договор (о государственно-частном партнерстве, как назвали бы его сейчас) на трансляцию готовых передач. И мы начали готовиться к запуску передач нового телеканала. При этом параллельно продолжали делать и «10 + 20».
Когда в самом конце декабря мы на работе провожали 1990-й, Евгений сказал тост:
– Год был тяжелый, но интересный. Хочу, чтобы новый год тоже был интересным, но полегче!
Мы все на это надеялись. Только не угадали.
7
АИК начал телевещание сразу на всю область: Кемерово, Новокузнецк, Прокопьевск, Киселевск, Березовский и другие города получали устойчивый видеосигнал на «третьей кнопке» ТВ.
Первый раз в телеэфир мы вышли к лету 1991-го. Большую и разнообразную программу называли «Вечерний видеоканал «Для вас». Здесь были новости, телеочерк, мультик, художественный фильм. Помню, как мы намучились с этим выпуском: трое суток не выходили из монтажной. Наснимали километры материала, и хотелось все это впихнуть...
Все делали неформально, учились на ходу. Например, названия разделов программы писали на листе фломастером от руки, наклеивали лист на бок пластикового кофра и снимали перебивку. И она шла в эфир. Примитивненько? Да. Но необычно для времени, когда все было до невозможности зарегламентировано.
Потом дело пошло быстрее. Передачи шли раз в неделю, длились по нескольку часов.
Наверняка у кого-то из кузбассовцев остались в памяти позывные и логотип телекомпании «АИК», выходившей в эфир по субботним вечерам в начале 1990-х. Казалось, это смотрел весь Кузбасс. Нас, телеведущих Красносельского и Черемнова, узнавали на улицах и в общественном транспорте!
Помню, однажды в Новокузнецке стоим мы с Евгением на трамвайной остановке недалеко от кинотеатра «Коммунар», разговариваем. Вдруг женщина с противоположной стороны улицы кричит:
– Вот они, голубчики! – и прямиком к нам. – Мы их по телевизору ждем, а они по нашему городу ходят спокойненько. Вы только посмотрите!
На ее возгласы начал стягиваться народ. Пришлось нам, не дождавшись вагона, ретироваться пешком...
Наше телевидение на экранах региона действительно становилось альтернативой надоевшему официозу всесоюзных каналов. Нам с Евгением нравилось делать программы, где почти не было политики. В городах и районах мы находили и снимали талантливых, творческих людей, профессионалов своего дела. Делали репортажи, очерки, сюжеты о событиях культуры и искусства в Кузбассе, музыкальные передачи, телепоздравления, телевикторины для детей.
Завершались все наши вечерние программы мультиком и художественным фильмом из советской коллекции. И это смотрели. Семьями!
Однажды Кузбасская православная епархия передала нам мультсериал «Библия для детей». ГосТВ отказалось его показывать, а мы взяли с удовольствием. Да еще с благословения епархии объявили детскую викторину по этому мультику. Начали получать вороха писем от кузбасских ребятишек. Епархиальные батюшки с трудом перелопатили всю эту почту, чтобы установить победителей.
Простые рабочие и жители села – рядовые кузбассовцы, а также политики и артисты, служители культа были героями и участниками наших программ. Мы находили таких комментаторов событий, которых официальное ТВ себе не могло позволить, даже если бы и захотело. Хотя и чиновников привлекали к телепередачам, требуя от них только одного – говорить со зрителями не штампами, а простым и понятным языком.
АИК нащупал свою нишу, в редакцию пошли звонки и письма ведущим нового ТВ. Нам говорили, что мы хорошо дополняем в эфире друг друга. Зрителям казалось, что спокойный Сергей и взрывной, начитанный Евгений сжились так, что водой не разольешь. Хотя перед любой передачей мы кропотливо разбирали предстоящий эфир, спорили до хрипоты, порой ссорясь и называя друг друга последними словами. Но перед телекамерой демонстрировали полное взаимо-уважение.
Мы с Евгением вели новости, делали «стендап-переходы» от одного раздела программы к другому. Просто свободно разговаривали перед камерой, предваряя сюжеты, художественные фильмы и даже мультики. Со стороны казалось, что все построено на импровизации. Но мы каждый раз осознанно выбирали тему. И часто придумщиком идей становился Красносельский. А вот расписывать их в сценарий приходилось мне, так как он не любил возиться с бумагами, считал это ненужной работой. Но ведь без бумажной подсказки порой никак не обойдешься!
Кстати, у нас была своя, очень своеобразная телестудия – небольшая комната под самой крышей здания обкома. Мы соорудили для нее выгородки. Здесь записывали комментарии наших гостей. А иногда и ведущих видеоканала – Евгения и Сергея. Только чаще старались все делать не так, как принято на традиционном госТВ. Площадкой для нас служила то крыша здания обкома партии, то кромка берега Томи с соответствующей пляжной экипировкой, то просто городская аллея. Один раз мы вели программу верхом на лошадях на ипподроме в Топкинском районе.
Кандидат наук Владимир Александрович Мирошник, а тогда просто Володя, прямо с кемеровской площади Советов давал для наших телезрителей экономические и политические прогнозы о развитии страны и области. И ему ничего за это не было...
Огромную популярность имела наша рубрика «Глубинка». Мы с Женькой постоянно выезжали в сельские районы и малые города, откапывали там необычных, интересных людей – мастеров любого ремесла и через их судьбы рассказывали об истории и добрых традициях малой родины.
Все время искали какие-нибудь изюминки. Красносельский без этого просто не мог.
Интервью у председателя исполкома (по-ныне-шнему – главы администрации) Чебулинского района мы брали в жарко натопленной бане и в соответствующем бане виде. Пару дней пришлось уговаривать чиновника...
Директор картофелеводческого совхоза «Гурьевский» рассказывал нам на видеокамеру о своем житье-бытье за чисткой картошки. Целое ведро начистил, пока Красносельский своими вопросами ему «душу вынимал».
А сколько самодеятельных творческих коллективов мы записали и показали по АИК-ТВ! Им в те годы было ой как несладко. Многих бросили на произвол судьбы: мол, кому нужны ваши песни и танцы, когда страна трещит по швам?! Не хватало у области денег на их поддержку... Как же эти люди были благодарны АИКу! Чаще всего мы снимали их выступления на природе – на живописном берегу, на лесной поляне, среди белоствольных берез. Они снова наряжались в концертные костюмы, от которых, казалось, уже начали отвыкать. Чтобы было по-настоящему красиво! Мы убеждали их: держитесь, вы очень нужны Кузбассу!
Однажды к нам в АИК пришел директор студии Кемеровского областного госТВ Геннадий Михайлович Митякин. Долго ходил по нашим кабинетам, рассматривал технику, наблюдал за монтажом передач. Вздыхал:
– Вам-то хорошо... Вот если бы нам так разрешили работать...
В АИКе с удовольствием трудились телеоператоры Сергей Кузьмин, Валерий Макаров, Борис Зайченков. У нас начинали свою творческую карьеру тележурналисты Виталий Блынский, Слава Рыжевалов, режиссер Надежда Разжигаева. Трудились режиссер Александр Каретин, инженеры Виктор Скороходов, Петр Рожнев.
Помню, к нам заглянул радиожурналист Сергей Салтымаков, предложил создать в АИКе радиоканал. С его легкой руки АИК стал телерадиокомпанией. Под Сергея Николаевича оборудовали радиостудию. Его душевная программа «Завалинка» собирала большую аудиторию.
Ради необычного кадра Красносельский иногда придумывал такие трюки, которые и выполнить-то было трудно. Но если он чем-нибудь загорался, отговорить невозможно. Его упрямству, как и работоспособности, не было предела.
Однажды в начале осени мы снимали сюжет об умельце из Яшкинского района, который своими руками построил быстроходный речной катер. Дело было ранним, очень прохладным утром. Мастер дал интервью на берегу Томи. Мы поснимали его катер со всех сторон. Потом он вдруг вспомнил:
– Может, хотите на водных лыжах прокатиться? Так у меня они есть. Предлагаю...
– Нет-нет, что вы! – поежились мы с оператором Сергеем Кузьминым.
– Как это – нет?! – вскинулся Евгений. – Я хочу! Серега, сними меня как следует. Обязательно возьмем эти кадры в передачу.
Он разделся тут же, на каменистом берегу. Получил от мастера необходимые инструкции, уселся на деревянные мостки, заходящие в реку, опустил ноги в воду. Надел лыжи, взялся одной рукой за трос, другой – помахал нам на прощание. И по плечи погрузился в холодную воду.
– Готов? – послышалось с катера сквозь рокот мотора.
– Давай! – бодро крикнул Евгений.
Катер медленно отправился вперед, трос натянулся, сдвинув Евгения с места. Тело его неловко мотнулось над водой и исчезло в пучине Томи. Это было так безумно комично, что мы с Сергеем упали от хохота на гальку. Хорошо, что камера стояла на штативе, а то технике пришел бы конец...
Думали, холодная ванна Женьку успокоит и он откажется от своего замысла. Куда там! Он влез на мостки, встряхнулся, снова всунул ноги в лыжи. Катер тем временем сделал круг, снова занял исходную позицию. Женька опять весело помахал в объектив рукой, трос натянулся, сдернул лыжника с места, и тот снова полностью исчез в волнах. Мы – хохотать. А упрямый Красносельский не сдается – идет на третью попытку.
В общем, он сделал шесть или семь таких рывков. И – о чудо! – заскользил-таки за катером по водной глади. Совершил круг и снова упал возле самого берега. Но кадр вышел на славу. Когда мы просматривали эти съемки в студии, народ угорал от смеха. Но потом все жали руку упорному герою сюжета Красносельскому. Я же поражался другому: как он не заболел?