Наверное, возьму только себе и ему – в благодарность за вчерашнее. Или все-таки не брать и вообще держаться от Черкасова подальше?
Так я и торчала в бесконечных пустых размышлениях перед запотевшей изнутри витриной, пока меня не потыкали пальцем в плечо:
– Ты чего тут зависла?
Обернувшись, обнаружила перед собой вышеупомянутого Черкасова. Он искушающе провел перед моим носом двумя упаковками кофе:
– Пошли, я уже все и на всех взял!
И двинулся передо мной ледоколом, разрезающим озабоченные утренние людские волны и сумеречные хляби ноября. За Черкасовым тянулся шлейф свежего парфюма, смешанного со свежайшим же ароматом кофе. За последним в рабочее утро я готова бежать куда угодно. Да и первый тоже весьма и весьма...
В забитом лифте Артему пришлось держать упаковки повыше, практически над головами людей, чтоб не раздавили.
Я так жадно следила за маячившим передо мной утренним наркотиком, что Черкасов изобразил движение «ну-ка, отними!» и скомандовал:
– Служи!
Я ткнула его пальцем в бок.
– С чего это ты вдруг сегодня на кофе расщедрился?
– Знаю же, что после нашего вчерашнего ты не выспалась! – во всеуслышание объявил Черкасов.
Я увидела, как несколько человек оглянулись на нас с улыбками, и двинула его уже кулаком. От души.
– Ох! – Артем покачнулся и укоризненно посмотрел на меня сверху. – И это благодарность за заботу? А если б я прямиком все это на тебя уронил? Кстати, как там моя сорочка поживает?
И вовсе даже не «кстати»!
– Чистится, – сквозь зубы соврала я.
Что ж такое, опять забыла! Хотя где бы я вчера ночью искала химчистку? Наверное, спасать несчастную одежку уже поздно, надо глянуть на ярлык и прикупить такую же новую. А ту просто выбросить!
Черкасов в роли доставщика кофе имел в офисе большой успех, фурор практически. Народ с радостными возгласами живенько расхватал подписанные маркером стаканы. Последние – мой бичерин и свой эспрессо – «курьер» почему-то вручил мне.
– Зачем два-то?
– Пей оба! А то ты сегодня прямо на панду похожа, не спала, однако, всю ночь?
И этак участливо на меня смотрит. Испугавшись, что он опять, как в лифте, разовьет тему, я выдала речитативом: «Ага, почему-то спалось плохо, погода, что ли, меняется, спасибо тебе большое!»
И поскорее убралась за свой стол.
Многослойный кофе я обычно не размешиваю и даже не пью – потихоньку черпаю ложечкой. Добравшись через взбитые сливки, эспрессо и темный шоколад до самого нижнего слоя белого, я уже почти мурлыкала от удовольствия. Перехватила взгляд Черкасова: сунув руки в карманы пальто, тот обсуждал что-то с Кристиной. Я показала ему сразу два больших пальца: ты меня просто спас! Не прерывая разговора, ведущий постучал указательным пальцем по краю своего рта: ясно, опять у меня «усы» от сливок! Стерев с губ вкусные воспоминания, я запила бичерин Артемовым эспрессо, бодрящим и горьким, как брошенный на меня через плечо взгляд Кристины.
Ладно-ладно, все, уже работаю!
* * *
– Дочь, – произнесла мама внушительно, опять невольно напомнив мне Черкасова: тот тоже не тратит время на бессмысленные вежливости типа «привет-как дела-здоровье-настроение», а сразу переходит к делу. К своему делу. – Мне нужно...
– Ма-ам! – прошипела я, прикрывая ладонью телефон: ее по-учительски поставленный голос преодолевал все офисные перегородки. – Я же говорила не звонить мне в рабочее время! У нас не поощряются личные разговоры...
– И что?! Ты даже не имеешь права поговорить с родной матерью? А если у меня что-то случилось? А если что-то очень срочное?
– Хорошо-хорошо, – сдалась я. – Только сейчас выйду из кабинета...
Кидая по сторонам извиняющиеся взгляды, я выскочила в коридор. Как назло, редкий гость – генеральный – сегодня заявился с какими-то перспективными девелоперами. Важные переговоры Михаил Юрьевич традиционно проводит именно в нашем маленьком офисе: мол, это место приносит удачу, ведь он здесь когда-то начинал. А может, просто не желает светить встречу в головном: сглазят, переманят, уведут!
Вообще-то шеф у нас неплохой, по мелочам не придирается, не самодур, но нападает на него иногда стих «всех построить», особенно в присутствии значимых гостей. Так что мы в такие дни стараемся не высовываться и соблюдать все писаные, а пуще всего – неписаные правила офисного этикета.
Я направилась к лестнице, но оттуда мощно тянуло сигаретным дымом и многоголосым разговором. На другом конце коридора из открытой двери конференц-зала лился звучный микрофонный голос докладчика. У лифта и чуть ли не у каждой офисной двери толпился народ – когда вообще работают, только и снуют туда-сюда!
Пришлось вернуться к нашему офису, а чтобы не торчать за прозрачной стеной (вон Юлька уже делает страшные глаза и машет на меня обеими руками: уйди, не маячь!) – присесть на корточки у пальмовой кадки рядом с дверью. Мобильник в моей руке уже раскалился от гневного маминого: «Але! Але-о! Нет, ты погляди, просто взяла и трубку бросила! Что хочет, то и делает! Але-о, говорю!»
– Але, здесь я, мам! Что там у тебя случилось?
– Обязательно должно что-нибудь случиться, чтобы я могла с тобой просто поговорить? – сварливо отозвалась родительница.
Я попыталась исправить положение:
– Ты вроде сказала, что-то срочное...
– Не срочное, а неотложное! – поправила собеседница. – Мне нужно сегодня передвинуть шифоньер!
– О не-е-ет! – простонала я.
Материн, вернее бабушкин, шифоньер – это наша семейная легенда, реликвия, но главное – семейное мучение! Натурально-деревянный, несокрушимо-монументальный, изготовления этак годов сороковых прошлого века, весит он целую тонну и непременно хотя бы раз в год отодвигается, чтобы наша мама (а в предках у нее явно был енот-полоскун) могла за ним убраться.
– Что значит «нет»?! Уже Новый год на носу...
Ага, всего-то полтора месяца этого «носа» осталось! Вот потому у меня в квартире если кто и убирается, то только робот-пылесос. Когда я вспоминаю его включать. Хватило мне в детстве всех этих генеральных уборок, регулярного выбивания ковров и еженедельного мытья крашеных панелей, дверей и окон!
– Ма-ам, ты же опять будешь потом по стеночке ходить и мазью спину натирать!
Про себя уже молчу, потому что на все мои жалобы на здоровье мама отрезает: «Рано тебе еще болеть!»
– Вот потому вы с Димой и нужны мне сего-дня!
– Что, и Димка придет?
– А куда он денется?
Зная своего братца, не сомневаюсь, что он-то как раз и может легко «деться». Диман с малых лет выбрал правильную тактику выживания в нашей семье: родительнице не прекословит, не настаивает на своем, но практически всегда мастерски выскальзывает из напряжных и не-удобных для него ситуаций. Да и мама – как бы она это ни отрицала – относится к нему куда благосклоннее, чем ко мне: еще бы, младшенький, да еще с хрупким здоровьем! А ничего, что все эти «хрупкости» остались в пятнадцатилетней давности прошлом и сейчас наш младшо́й – оря-сина ростом под два метра, говорящая басом и меняющая девок как перчатки!
– Ма-ам, ну давай я тебе грузчиков вызову и оплачу, а? – безнадежно предложила я. – Двух... нет, для нашего фамильного «гроба» лучше сразу четверых!
– Еще чего! – взъерепенилась родительница. – Не хватало мне еще чужих людей в доме! Оглянуться не успеешь – что-нибудь сопрут! Даже на порог не пущу!
– Да что там у тебя переть-то?!
Из драгоценностей – старое обручальное кольцо и парочка еще советских сережек с янтарем. Родительница до сих пор искренне, по-учительски, считает, что золотые украшения и дорогие вещи – это вульгарно. Домашняя техника – без слез не взглянешь, хорошо хоть, мы с Димкой на телевизор приличный скинулись... Остальное «работает, а мне больше ничего и не нужно, отстаньте».
– Короче, я жду тебя к семи! И не вздумай опоздать, ясно?
И, как всегда вовремя, поставила точку в нашем споре – отключившись. Не услышав или попросту проигнорировав мое категорическое: «Нет, я сегодня точно никуда не пойду!» Стиснув замолкший мобильник, я сквозь зубы выдала несколько нецензурных слов – не о маме, конечно (хотя иногда очень тянет!), а о ситуации в целом: до стольких лет дожила, а все не могу настоять на своем, подобрать разумные аргументы! Хотя кто вообще руководствуется в спорах разумом? Сплошные эмоции и кидание банановой кожурой!
– Разрешите пройти? – прохладно осведомились над моей головой.
Я задрала голову и с ужасом обнаружила, что в разъехавшихся дверях за моей спиной торчат четверо: наши гости, наш директор и наш ведущий. Причем последний строит мне зверские рожи, чуть ли ни ребром ладони по шее водит: ну все, каюк тебе, Самохина!
– Да-да, конечно! Извините...
Попытавшись скоренько вскочить, обнаружила, что за время сидения на корточках ноги онемели, да еще разбитое колено никак не желало разгибаться. Пришлось опереться о кадку пальмы, но рука соскользнула, и я случайно – и намертво – вцепилась в твердую ногу ведущего архитектора. Оставалось только подниматься, перебирая по ней руками, как по той самой пальме; хорошо, Черкасов вовремя это действие пресек – наклонившись, подхватил меня под локоть железными пальцами и вздернул на ноги.
– Спасибо, – пробормотала я. – И до свиданья!
Ероша рукой челку, чтобы не видеть, с каким выражением на меня смотрят, и чтобы гости-клиенты точно не запомнили моего пылающего лица, ретировалась на рабочее место. Сжавшая губы Кристина обреченно покачала головой: мол, ты совершенно безнадежна!
Юлька хихикала, Макс оценил лениво:
– Это было эффектно!
– Заткнись, а? – огрызнулась я.
Уставилась на экран, вспоминая, что вообще до злосчастного звонка делала. Уже практически вспомнила, как опять все вышибло внезапно раздавшимся гласом небесным. То есть рыком Черкасова.
– Самохина, зайди ко мне!
А я-то надеялась, что ведущий вместе с директором и гостями свалит либо на объект, либо уже на обмытие удачной сделки! Поплелась, собирая взгляды коллег: насмешливый – Кристины, сочувственный – Юли. Макс вскинул в воздух сжатый кулак: держись, мол!
Я вяло «отнопасаранила» в ответ и, приоткрыв дверь, заискивающе спросила через микроскопическую щелку:
– Можно, Артем Игоревич?
– Нужно!
Мне кранты. С утра можно было хотя бы с кофе вперед войти, сейчас не поможет, разве что со свежевыпеченным пирогом на рушнике: время-то практически обеденное... Я просочилась в кабинет и максимально бесшумно притворила дверь.
– Ну, и что это такое было?! – с места в карьер начал ведущий.
– Мне надо было срочно переговорить с... ну, кое с кем, я и ушла из офиса, чтобы не мешать и не на глазах...
Скрестивший на груди руки Черкасов переспросил язвительно:
– С глаз долой, значит? Никому не мешать, значит? Мы этих му... мужиков полгода окучивали, Михаил Юрьевич на встречах уже всю печень посадил! Вроде уболтали, внушили, что у нас наикрутейшая фирма, где работают исключительно суперпрофессионалы! И тут выходим такие и видим, как одна из «крутых» сидит на полу и матюкается на все здание! Гоп-стоп натуральный! Тебе бы еще семки в зубы и кепуху на голову, и готово: пацаны, да я ж только-только с зоны откинулась!
Черкасов слишком хорошо живописал – пришлось закусить губу, чтобы не засмеяться: не та ситуация! Но смешок, хоть и нервный, все равно вырвался.
Артем дернулся:
– Ты еще и ржешь?!
Я развела руками:
– Артем, ну прости меня! На самом деле срочный телефонный звонок...
– Самохина, если нас из-за тебя кинут, я просто не знаю, что с тобой Юрьич сделает! Ты можешь свои личные дела дома решать? – Тут Черкасов, видимо, что-то припомнил и поспешно добавил: – Но только не ночью!
– Да я бы рада! – взвыла я. – Но ты же знаешь мою маму! Хотя нет, откуда...
Черкасов меня удивил:
– Почему это не знаю? Знаю, конечно. Так ты это мамочке своей так «нежно» в свидании отказывала?
– Да я уже потом ругалась, она не слышала. Надеюсь... – Я пригорюнилась и тут же встрепенулась: – А ты откуда вдруг ее знаешь?
– Здра-асте! Мы же на третьем курсе вместе проект делали, у тебя тогда зависали, не помнишь?
– А-а-а...
А ведь точно, совсем забыла! За давностью лет, хе-хе.
Выслушав мой оправдательный доклад о шифоньере, Артем задумчиво почесал бровь:
– Да-а... Помню я ее. Светлана... Алексеевна, кажется? С места не сдвинешь.
– Александровна... А шифоньер еще тяжелее! – поспешила я оправдать свое нецензурное поведение.
Черкасов вздохнул:
– Ладно. Иди работать. Сидишь сегодня до последнего, пока я сам домой не пойду! И больше никаких телефонных переговоров: хоть мама, хоть папа, хоть этот... мужик твой! Ясно?
– Йес, сэр! – гаркнула я радостно, но ведущий только раздраженно отмахнулся.
Легко отделалась. Пока. Если заказчики, не дай бог, отвалятся (пусть даже не по моей вине!), всех собак именно на меня повесят.
Кстати, в отсутствие директора все преспокойно болтают по телефону: Юлька вон даже уроки делает с дочкой, Макс со своей очередной воркует, Алексеич неразборчиво препирается с женой...
Опять ко мне исключительное отношение!
* * *
– Самохина, вставай, пошли!
– Куда? – озадачилась я, оглядываясь на натягивающего пальто Артема.
Все, кроме нас, уже отправились по домам или еще куда, а я тянула время, честно исполняя черкасовский приказ. Вот почему сегодня, как назло, никто не дал мне никакого срочного задания, было б чем оправдаться перед родительницей! Хотя никакие отмазки с моей бдительной мамой, как правило, не проходят...
– Как куда? – удивился Артем. – Ваш шкап двигать!
Я чуть опять не села.
– Ты – собрался – двигать – наш – шифоньер?!
– Ну да, а что? А то будешь кивать завтра на отстегнувшуюся спину: ах-ах, не могу работать, у меня так все болит! Давай-давай, мое время дорого стоит!
И вышел – невыносимо элегантный, с высокомерно задранным носом. Я подобрала челюсть и, наскоро похватав свои вещички, бросилась за ним следом. Чудеса!
Как ни странно, добрались мы через два района куда быстрее, чем с тем ночным таксистом – до моего ближнего. Черкасов только один раз заплутал – не смог проехать через дворы. Оно и понятно: был здесь много лет назад, к тому же в студенчестве мы пользовались исключительно общественным транспортом...
– Ну наконец-то, дотелепала! – приветливо встретила меня добрая родительница.
Я вздохнула, переступая порог:
– И тебе добрый вечер, мамочка! Ты понежнее давай, а то я не одна, спугнешь еще добровольца!
Родительница поправила очки, всматриваясь в маячившего за моей спиной Черкасова.
– Здравствуйте-здравствуйте... О, это же Артем, твой бывший однокурсник, да?
Вот что значит учительская память: столько лет не виделись, а опознала с первого взгляда! Артем заулыбался и закивал, польщенный.
– Сколько лет, сколько зим! – продолжала соловьем заливаться мама. – Как ты вырос...
– Он и тогда был не метр с кепкой, – скидывая куртку и обувь, вставила я.
– ...похорошел!
– Бу-га-га! – прокомментировала я, зайдя в мамину спальню и осматривая поле деятельности.
Или, скорее, поле боя: безжалостно выпотрошенный мебельный монстр стоял с распахнутыми дверями, его вынутые наружу внутренности грудами и стопками возвышались на кровати и на полу.
– Мама, ты же еще в прошлый раз обещала разобрать старую одежду и отдать на переработку или в социальную службу! Пальто какой давности? Тридцатилетней? Или что, еще бабушкино?!
– Что бы ты понимала! – Родительница отобрала у меня тяжелый, неопределенно-сизого цвета лапсердак. – Это ведь еще советского производства! Посмотри, какой драп, теперь такого не выпускают, один Китай кругом! Если перелицевать и пуговицы заменить...
Я безнадежно махнула рукой. Сотни раз слушала эти песни!
– Да ладно, как хочешь, мо́ли тоже надо чем-то питаться... А где Димка? Уже, поди, на кухне наш ужин приканчивает?
Мама забегала глазами:
– У Димы ЧП...
Вот так и знала!
– И какое же? – насмешливо поинтересовалась я. – Пальчик заболел? Носик потек?
– Машина сломалась...
– Он не в курсе, что общественный транспорт в городе еще никто не отменял?
– ...и ему обязательно нужно сегодня на СТО!
– Конечно-конечно! Мам, ну почему опять все я? Детей у тебя, между прочим, двое!
Родительница сделала страшные глаза:
– Евгения, давай перестанем обсуждать наши семейные дела в присутствии посторонних!
– Да какой Черкасов посторонний! – отмахнулась я. – Вон ты, оказывается, сколько лет хранила в памяти его светлый образ!
Ухмылявшийся Артем, слушая нашу обычную перепалку, уже снял пиджак и теперь закатывал рукава рубашки.
– Ну, раз я уже буквально свой, надеюсь, меня потом накормят ужином? Светлана Александровна, я ведь до сих пор ваши пироги помню!
Знает, чем взять мою несгибаемую маму – похвалами в адрес ее кулинарного таланта! Кстати, вполне заслуженными. Я вот не в нее, фастфуд – мое все! Родительница от удовольствия буквально превратилась в желе.
Засуетилась:
– Конечно-конечно, вы же оба с работы, голодные! Давайте быстренько передвинем шифоньер, потом я буду тут убираться, а вы как раз покушаете!
– Быстренько, как же! – скептически вставила я.
Мама шлепнула меня подвернувшейся кофтой. И работа закипела!
Схема у нас отработана уже десятилетиями: намазать хозяйственным мылом или свечкой паркет, подложить под основание мебели тряпку, а для этого нужно приподнять край шифоньера, что опять-таки «ой!». И потом только беспрерывно тянуть и толкать... Причем мама будет периодически вскрикивать: «Ай, пол не поцарапайте, ой, сейчас дверца отвалится!» Ага, отвалится! Этот «гроб» еще к ее внукам перейдет в совершенно цветущем состоянии! Если мы с Димкой сподобимся когда-нибудь родить наследников, конечно.
Наконец шифоньер сдвинули настолько, чтобы в пространстве между ним и стенами могла свободно сновать корпулентная хозяйка с кучей моющих принадлежностей. Отпыхиваясь и потирая натруженные спины-плечи, мы с Черкасовым с облегчением переместились в кухню, откуда давно тянуло завлекательными запахами. Мама, правильный эксплуататор, знает, что занимающихся тяжким физическим трудом работников следует хорошо кормить!
– Опять на целую роту наготовила! – ворчала я, изучая плотно загруженные тарелки. – Будешь месяц потом доедать? Или завтра Димочка наконец освободится, с судками за припасами припрется?
– Приятного аппетита! – с нажимом произнесла мама.
Вот уж чего желать не стоило: после такой физнагрузки аппетит и без того был зверский! Гора еды на тарелке исчезла быстро, пришлось лезть в сковородки-кастрюли за следующей порцией. Периодически выныривая из спальни, мама ревниво интересовалась: «Ну как, нравится?»; Артем, не переставая жевать, с восторженным мычанием закатывал глаза, я показывала большие пальцы, и довольная хозяйка с «кушайте-кушайте» вновь убегала на конкурс за звание самого чистоплотного енота.
Кстати, управилась она сегодня в рекордные сроки – обычно до полуночи уборку развозит, а тут за каких-то два часа – и пожалуйте, дорогие грузчики, двигать фамильное чудовище обратно!
– Знаете, что вам надо? – осенило Черкасова, без сил прислонившегося к янтарно отмытому боку установленного на законное место шифоньера. – Мебельный транспортер!
– Чего-чего? – подозрительно спросила я, поднимая голову с кровати, на которой валялась поверх всех маминых тряпичных запасов в живописной позе умирающей морской звезды.
– Это такое устройство с рычагом и четырьмя прорезиненными роликами на платформе. Поднимаешь мебель, как домкратом, вставляешь по углам ролики и катай сколько душе угодно! Светлана Александровна, хотите – найду, где продается?
– Ну какой же ты умница, Артем! – умилилась та. – Настоящий мужчина! Идемте, вы ведь еще не попробовали сладкий пирог!
– Ох, – простонала я, потирая живот и сползая на край кровати. – Мама, такими темпами я в зимнее не влезу!
– Я тебе помогу! – неожиданно вызвался Артем. Я томно протянула ему руку, Черкасов глянул на нее с недоумением, легонько пожал мои пальцы и пояснил: – В смысле – помогу с пирогом справиться!
– Ах ты ж!.. – Я запульнула в него первой попавшейся под руку вещичкой, но Черкасов ловко ускользнул в прихожую.
И насчет помощи наврал! Мамин пирог со сливами, конечно, супервкусный, но реально было уже некуда. Под нашими осоловелыми взглядами мурлыкающая хозяйка – как будто и не устала вовсе! – сновала по кухне, накладывая каждому судки. Первое, второе, десерт...
Прощаясь в прихожей, Черкасов истово прижимал к груди пакет с припасами на добрую неделю и призывал «дорогую Светлану Александровну» бросить на фиг эту школу и идти поваром-пекарем в столовую нашего офисного центра, он поспособствует. Расчувствовавшаяся маман заставила его наклониться и троекратно расцеловала, в промежутках между чмоканьем приглашая заходить в гости, когда захочется чего-нибудь вкусненького.
– Ты давай поосторожнее с такими предложениями! – предостерегла я Черкасова уже в машине. – Мы с братом и так молимся, чтобы она, не дай бог, из школы не уволилась! Куда будет свою кипучую энергию девать? Только на нас!
– Ну и дура ты, Самохина! – констатировал Артем. – Это же здорово, когда ты кому-то нужен, когда тебя так кормят, воспитывают и... даже заставляют двигать фамильные шкапы!
Пораженная его неожиданной серьезностью, я молчала всю дорогу, поглядывая на сосредоточенный черкасовский профиль.
Только уже у своего дома нерешительно спросила:
– А твои родители – что?.. Они...
– Да живы, живы, слава богу! – буркнул Артем. – Только взяли и развелись на старости лет, прикинь?! Еще и разменялись. Теперь отец над своей молодухой трясется, мама своему новому диетическую кашку варит...
Искоса глянул на меня.
– Да знаю, что ты скажешь! Я уже давно взрослый и самостоятельный, а мать-отец имеют право на счастье... новое. Но дома родного у меня теперь нет... Так, все, вылезай уже, устал я с вашей мебелью до чертиков!
Не подобрав, что сказать утешительного в ответ на такую неожиданную откровенность (мы ведь никогда не беседовали о жизни-проблемах самого Черкасова), я вылезла из машины.
Спохватилась:
– Спасибо, что выручил! А то мы бы с мамой реально себе грыжи заработали!
– Сочтемся, – буркнул Артем и уехал.
Я поднималась по лестнице, прикидывая, что бы чувствовала, если б мама – подумать смешно (и страшно!) – завела себе на старости лет... хахаля. Нет уж, пусть лучше продолжает нас с Димкой строить и дергать!
А мебельный транспортер я ей куплю.
* * *
Как ни странно, родительница позвонила
тут же.
– Ма-ам? Ничего не случилось? Шифоньер там на тебя, случайно, не рухнул?
– Вот типун тебе на язык, чего родной матери желаешь! Звоню узнать, как вы добрались. Артем же тебя до самого дома довез?
– Ага.
– Что ж ты раньше не сказала, что с ним работаешь?
– Здра-асте, я ведь говорила, что меня в эту фирму сокурсник рекомендовал!
– Но я же не знала, что это тот самый Артем Черкасов!
– А если бы знала, то что? – скептически воп-росила я. – Запретила бы в «Орионе» работать?
– Помню, помню его, хороший мальчик. И кушал всегда хорошо...
Я фыркнула. А какой нормальный студент, тем более живущий в общаге, вообще харчами пренебрегает? Подозреваю, что как раз мамина стряпня и предопределила место подготовки
нашего проекта!
Однако задумчивая интонация родительницы настораживала.
Интуиция меня не подвела, следующий воп-рос был задан якобы небрежным тоном:
– Женат уже, наверное?
– Нет, – коротко ответила я. И, предвосхищая продолжение, торопливо добавила: – Но встречается! С серьезными намерениями!
– Ну во-от, опоздали! – опечалилась мама. – Что ж, правильно, такие на дороге не валяются, умные девушки их сразу подбирают!
– Ты уж определись: если «не валяются», то откуда же их «подбирают»?
– Не умничай! Спать иди! – рыкнула ро-дительница. – Завтра рабочий день, вставать рано! Спокойной ночи!
– Спокойной, – вздохнула я в замолкшую трубку.
Тебе бы, мамочка, самой не мешало помнить об этом, когда затеваешь великие перестановки средь трудовой недели!
Я подержала мобильник в руке, борясь с
неожиданным и глупейшим желанием в свою очередь позвонить Черкасову – спросить, благополучно ли он добрался до дому. Только понятно, куда меня пошлют. И причем вполне справедливо!
Так я и торчала в бесконечных пустых размышлениях перед запотевшей изнутри витриной, пока меня не потыкали пальцем в плечо:
– Ты чего тут зависла?
Обернувшись, обнаружила перед собой вышеупомянутого Черкасова. Он искушающе провел перед моим носом двумя упаковками кофе:
– Пошли, я уже все и на всех взял!
И двинулся передо мной ледоколом, разрезающим озабоченные утренние людские волны и сумеречные хляби ноября. За Черкасовым тянулся шлейф свежего парфюма, смешанного со свежайшим же ароматом кофе. За последним в рабочее утро я готова бежать куда угодно. Да и первый тоже весьма и весьма...
В забитом лифте Артему пришлось держать упаковки повыше, практически над головами людей, чтоб не раздавили.
Я так жадно следила за маячившим передо мной утренним наркотиком, что Черкасов изобразил движение «ну-ка, отними!» и скомандовал:
– Служи!
Я ткнула его пальцем в бок.
– С чего это ты вдруг сегодня на кофе расщедрился?
– Знаю же, что после нашего вчерашнего ты не выспалась! – во всеуслышание объявил Черкасов.
Я увидела, как несколько человек оглянулись на нас с улыбками, и двинула его уже кулаком. От души.
– Ох! – Артем покачнулся и укоризненно посмотрел на меня сверху. – И это благодарность за заботу? А если б я прямиком все это на тебя уронил? Кстати, как там моя сорочка поживает?
И вовсе даже не «кстати»!
– Чистится, – сквозь зубы соврала я.
Что ж такое, опять забыла! Хотя где бы я вчера ночью искала химчистку? Наверное, спасать несчастную одежку уже поздно, надо глянуть на ярлык и прикупить такую же новую. А ту просто выбросить!
Черкасов в роли доставщика кофе имел в офисе большой успех, фурор практически. Народ с радостными возгласами живенько расхватал подписанные маркером стаканы. Последние – мой бичерин и свой эспрессо – «курьер» почему-то вручил мне.
– Зачем два-то?
– Пей оба! А то ты сегодня прямо на панду похожа, не спала, однако, всю ночь?
И этак участливо на меня смотрит. Испугавшись, что он опять, как в лифте, разовьет тему, я выдала речитативом: «Ага, почему-то спалось плохо, погода, что ли, меняется, спасибо тебе большое!»
И поскорее убралась за свой стол.
Многослойный кофе я обычно не размешиваю и даже не пью – потихоньку черпаю ложечкой. Добравшись через взбитые сливки, эспрессо и темный шоколад до самого нижнего слоя белого, я уже почти мурлыкала от удовольствия. Перехватила взгляд Черкасова: сунув руки в карманы пальто, тот обсуждал что-то с Кристиной. Я показала ему сразу два больших пальца: ты меня просто спас! Не прерывая разговора, ведущий постучал указательным пальцем по краю своего рта: ясно, опять у меня «усы» от сливок! Стерев с губ вкусные воспоминания, я запила бичерин Артемовым эспрессо, бодрящим и горьким, как брошенный на меня через плечо взгляд Кристины.
Ладно-ладно, все, уже работаю!
* * *
– Дочь, – произнесла мама внушительно, опять невольно напомнив мне Черкасова: тот тоже не тратит время на бессмысленные вежливости типа «привет-как дела-здоровье-настроение», а сразу переходит к делу. К своему делу. – Мне нужно...
– Ма-ам! – прошипела я, прикрывая ладонью телефон: ее по-учительски поставленный голос преодолевал все офисные перегородки. – Я же говорила не звонить мне в рабочее время! У нас не поощряются личные разговоры...
– И что?! Ты даже не имеешь права поговорить с родной матерью? А если у меня что-то случилось? А если что-то очень срочное?
– Хорошо-хорошо, – сдалась я. – Только сейчас выйду из кабинета...
Кидая по сторонам извиняющиеся взгляды, я выскочила в коридор. Как назло, редкий гость – генеральный – сегодня заявился с какими-то перспективными девелоперами. Важные переговоры Михаил Юрьевич традиционно проводит именно в нашем маленьком офисе: мол, это место приносит удачу, ведь он здесь когда-то начинал. А может, просто не желает светить встречу в головном: сглазят, переманят, уведут!
Вообще-то шеф у нас неплохой, по мелочам не придирается, не самодур, но нападает на него иногда стих «всех построить», особенно в присутствии значимых гостей. Так что мы в такие дни стараемся не высовываться и соблюдать все писаные, а пуще всего – неписаные правила офисного этикета.
Я направилась к лестнице, но оттуда мощно тянуло сигаретным дымом и многоголосым разговором. На другом конце коридора из открытой двери конференц-зала лился звучный микрофонный голос докладчика. У лифта и чуть ли не у каждой офисной двери толпился народ – когда вообще работают, только и снуют туда-сюда!
Пришлось вернуться к нашему офису, а чтобы не торчать за прозрачной стеной (вон Юлька уже делает страшные глаза и машет на меня обеими руками: уйди, не маячь!) – присесть на корточки у пальмовой кадки рядом с дверью. Мобильник в моей руке уже раскалился от гневного маминого: «Але! Але-о! Нет, ты погляди, просто взяла и трубку бросила! Что хочет, то и делает! Але-о, говорю!»
– Але, здесь я, мам! Что там у тебя случилось?
– Обязательно должно что-нибудь случиться, чтобы я могла с тобой просто поговорить? – сварливо отозвалась родительница.
Я попыталась исправить положение:
– Ты вроде сказала, что-то срочное...
– Не срочное, а неотложное! – поправила собеседница. – Мне нужно сегодня передвинуть шифоньер!
– О не-е-ет! – простонала я.
Материн, вернее бабушкин, шифоньер – это наша семейная легенда, реликвия, но главное – семейное мучение! Натурально-деревянный, несокрушимо-монументальный, изготовления этак годов сороковых прошлого века, весит он целую тонну и непременно хотя бы раз в год отодвигается, чтобы наша мама (а в предках у нее явно был енот-полоскун) могла за ним убраться.
– Что значит «нет»?! Уже Новый год на носу...
Ага, всего-то полтора месяца этого «носа» осталось! Вот потому у меня в квартире если кто и убирается, то только робот-пылесос. Когда я вспоминаю его включать. Хватило мне в детстве всех этих генеральных уборок, регулярного выбивания ковров и еженедельного мытья крашеных панелей, дверей и окон!
– Ма-ам, ты же опять будешь потом по стеночке ходить и мазью спину натирать!
Про себя уже молчу, потому что на все мои жалобы на здоровье мама отрезает: «Рано тебе еще болеть!»
– Вот потому вы с Димой и нужны мне сего-дня!
– Что, и Димка придет?
– А куда он денется?
Зная своего братца, не сомневаюсь, что он-то как раз и может легко «деться». Диман с малых лет выбрал правильную тактику выживания в нашей семье: родительнице не прекословит, не настаивает на своем, но практически всегда мастерски выскальзывает из напряжных и не-удобных для него ситуаций. Да и мама – как бы она это ни отрицала – относится к нему куда благосклоннее, чем ко мне: еще бы, младшенький, да еще с хрупким здоровьем! А ничего, что все эти «хрупкости» остались в пятнадцатилетней давности прошлом и сейчас наш младшо́й – оря-сина ростом под два метра, говорящая басом и меняющая девок как перчатки!
– Ма-ам, ну давай я тебе грузчиков вызову и оплачу, а? – безнадежно предложила я. – Двух... нет, для нашего фамильного «гроба» лучше сразу четверых!
– Еще чего! – взъерепенилась родительница. – Не хватало мне еще чужих людей в доме! Оглянуться не успеешь – что-нибудь сопрут! Даже на порог не пущу!
– Да что там у тебя переть-то?!
Из драгоценностей – старое обручальное кольцо и парочка еще советских сережек с янтарем. Родительница до сих пор искренне, по-учительски, считает, что золотые украшения и дорогие вещи – это вульгарно. Домашняя техника – без слез не взглянешь, хорошо хоть, мы с Димкой на телевизор приличный скинулись... Остальное «работает, а мне больше ничего и не нужно, отстаньте».
– Короче, я жду тебя к семи! И не вздумай опоздать, ясно?
И, как всегда вовремя, поставила точку в нашем споре – отключившись. Не услышав или попросту проигнорировав мое категорическое: «Нет, я сегодня точно никуда не пойду!» Стиснув замолкший мобильник, я сквозь зубы выдала несколько нецензурных слов – не о маме, конечно (хотя иногда очень тянет!), а о ситуации в целом: до стольких лет дожила, а все не могу настоять на своем, подобрать разумные аргументы! Хотя кто вообще руководствуется в спорах разумом? Сплошные эмоции и кидание банановой кожурой!
– Разрешите пройти? – прохладно осведомились над моей головой.
Я задрала голову и с ужасом обнаружила, что в разъехавшихся дверях за моей спиной торчат четверо: наши гости, наш директор и наш ведущий. Причем последний строит мне зверские рожи, чуть ли ни ребром ладони по шее водит: ну все, каюк тебе, Самохина!
– Да-да, конечно! Извините...
Попытавшись скоренько вскочить, обнаружила, что за время сидения на корточках ноги онемели, да еще разбитое колено никак не желало разгибаться. Пришлось опереться о кадку пальмы, но рука соскользнула, и я случайно – и намертво – вцепилась в твердую ногу ведущего архитектора. Оставалось только подниматься, перебирая по ней руками, как по той самой пальме; хорошо, Черкасов вовремя это действие пресек – наклонившись, подхватил меня под локоть железными пальцами и вздернул на ноги.
– Спасибо, – пробормотала я. – И до свиданья!
Ероша рукой челку, чтобы не видеть, с каким выражением на меня смотрят, и чтобы гости-клиенты точно не запомнили моего пылающего лица, ретировалась на рабочее место. Сжавшая губы Кристина обреченно покачала головой: мол, ты совершенно безнадежна!
Юлька хихикала, Макс оценил лениво:
– Это было эффектно!
– Заткнись, а? – огрызнулась я.
Уставилась на экран, вспоминая, что вообще до злосчастного звонка делала. Уже практически вспомнила, как опять все вышибло внезапно раздавшимся гласом небесным. То есть рыком Черкасова.
– Самохина, зайди ко мне!
А я-то надеялась, что ведущий вместе с директором и гостями свалит либо на объект, либо уже на обмытие удачной сделки! Поплелась, собирая взгляды коллег: насмешливый – Кристины, сочувственный – Юли. Макс вскинул в воздух сжатый кулак: держись, мол!
Я вяло «отнопасаранила» в ответ и, приоткрыв дверь, заискивающе спросила через микроскопическую щелку:
– Можно, Артем Игоревич?
– Нужно!
Мне кранты. С утра можно было хотя бы с кофе вперед войти, сейчас не поможет, разве что со свежевыпеченным пирогом на рушнике: время-то практически обеденное... Я просочилась в кабинет и максимально бесшумно притворила дверь.
– Ну, и что это такое было?! – с места в карьер начал ведущий.
– Мне надо было срочно переговорить с... ну, кое с кем, я и ушла из офиса, чтобы не мешать и не на глазах...
Скрестивший на груди руки Черкасов переспросил язвительно:
– С глаз долой, значит? Никому не мешать, значит? Мы этих му... мужиков полгода окучивали, Михаил Юрьевич на встречах уже всю печень посадил! Вроде уболтали, внушили, что у нас наикрутейшая фирма, где работают исключительно суперпрофессионалы! И тут выходим такие и видим, как одна из «крутых» сидит на полу и матюкается на все здание! Гоп-стоп натуральный! Тебе бы еще семки в зубы и кепуху на голову, и готово: пацаны, да я ж только-только с зоны откинулась!
Черкасов слишком хорошо живописал – пришлось закусить губу, чтобы не засмеяться: не та ситуация! Но смешок, хоть и нервный, все равно вырвался.
Артем дернулся:
– Ты еще и ржешь?!
Я развела руками:
– Артем, ну прости меня! На самом деле срочный телефонный звонок...
– Самохина, если нас из-за тебя кинут, я просто не знаю, что с тобой Юрьич сделает! Ты можешь свои личные дела дома решать? – Тут Черкасов, видимо, что-то припомнил и поспешно добавил: – Но только не ночью!
– Да я бы рада! – взвыла я. – Но ты же знаешь мою маму! Хотя нет, откуда...
Черкасов меня удивил:
– Почему это не знаю? Знаю, конечно. Так ты это мамочке своей так «нежно» в свидании отказывала?
– Да я уже потом ругалась, она не слышала. Надеюсь... – Я пригорюнилась и тут же встрепенулась: – А ты откуда вдруг ее знаешь?
– Здра-асте! Мы же на третьем курсе вместе проект делали, у тебя тогда зависали, не помнишь?
– А-а-а...
А ведь точно, совсем забыла! За давностью лет, хе-хе.
Выслушав мой оправдательный доклад о шифоньере, Артем задумчиво почесал бровь:
– Да-а... Помню я ее. Светлана... Алексеевна, кажется? С места не сдвинешь.
– Александровна... А шифоньер еще тяжелее! – поспешила я оправдать свое нецензурное поведение.
Черкасов вздохнул:
– Ладно. Иди работать. Сидишь сегодня до последнего, пока я сам домой не пойду! И больше никаких телефонных переговоров: хоть мама, хоть папа, хоть этот... мужик твой! Ясно?
– Йес, сэр! – гаркнула я радостно, но ведущий только раздраженно отмахнулся.
Легко отделалась. Пока. Если заказчики, не дай бог, отвалятся (пусть даже не по моей вине!), всех собак именно на меня повесят.
Кстати, в отсутствие директора все преспокойно болтают по телефону: Юлька вон даже уроки делает с дочкой, Макс со своей очередной воркует, Алексеич неразборчиво препирается с женой...
Опять ко мне исключительное отношение!
* * *
– Самохина, вставай, пошли!
– Куда? – озадачилась я, оглядываясь на натягивающего пальто Артема.
Все, кроме нас, уже отправились по домам или еще куда, а я тянула время, честно исполняя черкасовский приказ. Вот почему сегодня, как назло, никто не дал мне никакого срочного задания, было б чем оправдаться перед родительницей! Хотя никакие отмазки с моей бдительной мамой, как правило, не проходят...
– Как куда? – удивился Артем. – Ваш шкап двигать!
Я чуть опять не села.
– Ты – собрался – двигать – наш – шифоньер?!
– Ну да, а что? А то будешь кивать завтра на отстегнувшуюся спину: ах-ах, не могу работать, у меня так все болит! Давай-давай, мое время дорого стоит!
И вышел – невыносимо элегантный, с высокомерно задранным носом. Я подобрала челюсть и, наскоро похватав свои вещички, бросилась за ним следом. Чудеса!
Как ни странно, добрались мы через два района куда быстрее, чем с тем ночным таксистом – до моего ближнего. Черкасов только один раз заплутал – не смог проехать через дворы. Оно и понятно: был здесь много лет назад, к тому же в студенчестве мы пользовались исключительно общественным транспортом...
– Ну наконец-то, дотелепала! – приветливо встретила меня добрая родительница.
Я вздохнула, переступая порог:
– И тебе добрый вечер, мамочка! Ты понежнее давай, а то я не одна, спугнешь еще добровольца!
Родительница поправила очки, всматриваясь в маячившего за моей спиной Черкасова.
– Здравствуйте-здравствуйте... О, это же Артем, твой бывший однокурсник, да?
Вот что значит учительская память: столько лет не виделись, а опознала с первого взгляда! Артем заулыбался и закивал, польщенный.
– Сколько лет, сколько зим! – продолжала соловьем заливаться мама. – Как ты вырос...
– Он и тогда был не метр с кепкой, – скидывая куртку и обувь, вставила я.
– ...похорошел!
– Бу-га-га! – прокомментировала я, зайдя в мамину спальню и осматривая поле деятельности.
Или, скорее, поле боя: безжалостно выпотрошенный мебельный монстр стоял с распахнутыми дверями, его вынутые наружу внутренности грудами и стопками возвышались на кровати и на полу.
– Мама, ты же еще в прошлый раз обещала разобрать старую одежду и отдать на переработку или в социальную службу! Пальто какой давности? Тридцатилетней? Или что, еще бабушкино?!
– Что бы ты понимала! – Родительница отобрала у меня тяжелый, неопределенно-сизого цвета лапсердак. – Это ведь еще советского производства! Посмотри, какой драп, теперь такого не выпускают, один Китай кругом! Если перелицевать и пуговицы заменить...
Я безнадежно махнула рукой. Сотни раз слушала эти песни!
– Да ладно, как хочешь, мо́ли тоже надо чем-то питаться... А где Димка? Уже, поди, на кухне наш ужин приканчивает?
Мама забегала глазами:
– У Димы ЧП...
Вот так и знала!
– И какое же? – насмешливо поинтересовалась я. – Пальчик заболел? Носик потек?
– Машина сломалась...
– Он не в курсе, что общественный транспорт в городе еще никто не отменял?
– ...и ему обязательно нужно сегодня на СТО!
– Конечно-конечно! Мам, ну почему опять все я? Детей у тебя, между прочим, двое!
Родительница сделала страшные глаза:
– Евгения, давай перестанем обсуждать наши семейные дела в присутствии посторонних!
– Да какой Черкасов посторонний! – отмахнулась я. – Вон ты, оказывается, сколько лет хранила в памяти его светлый образ!
Ухмылявшийся Артем, слушая нашу обычную перепалку, уже снял пиджак и теперь закатывал рукава рубашки.
– Ну, раз я уже буквально свой, надеюсь, меня потом накормят ужином? Светлана Александровна, я ведь до сих пор ваши пироги помню!
Знает, чем взять мою несгибаемую маму – похвалами в адрес ее кулинарного таланта! Кстати, вполне заслуженными. Я вот не в нее, фастфуд – мое все! Родительница от удовольствия буквально превратилась в желе.
Засуетилась:
– Конечно-конечно, вы же оба с работы, голодные! Давайте быстренько передвинем шифоньер, потом я буду тут убираться, а вы как раз покушаете!
– Быстренько, как же! – скептически вставила я.
Мама шлепнула меня подвернувшейся кофтой. И работа закипела!
Схема у нас отработана уже десятилетиями: намазать хозяйственным мылом или свечкой паркет, подложить под основание мебели тряпку, а для этого нужно приподнять край шифоньера, что опять-таки «ой!». И потом только беспрерывно тянуть и толкать... Причем мама будет периодически вскрикивать: «Ай, пол не поцарапайте, ой, сейчас дверца отвалится!» Ага, отвалится! Этот «гроб» еще к ее внукам перейдет в совершенно цветущем состоянии! Если мы с Димкой сподобимся когда-нибудь родить наследников, конечно.
Наконец шифоньер сдвинули настолько, чтобы в пространстве между ним и стенами могла свободно сновать корпулентная хозяйка с кучей моющих принадлежностей. Отпыхиваясь и потирая натруженные спины-плечи, мы с Черкасовым с облегчением переместились в кухню, откуда давно тянуло завлекательными запахами. Мама, правильный эксплуататор, знает, что занимающихся тяжким физическим трудом работников следует хорошо кормить!
– Опять на целую роту наготовила! – ворчала я, изучая плотно загруженные тарелки. – Будешь месяц потом доедать? Или завтра Димочка наконец освободится, с судками за припасами припрется?
– Приятного аппетита! – с нажимом произнесла мама.
Вот уж чего желать не стоило: после такой физнагрузки аппетит и без того был зверский! Гора еды на тарелке исчезла быстро, пришлось лезть в сковородки-кастрюли за следующей порцией. Периодически выныривая из спальни, мама ревниво интересовалась: «Ну как, нравится?»; Артем, не переставая жевать, с восторженным мычанием закатывал глаза, я показывала большие пальцы, и довольная хозяйка с «кушайте-кушайте» вновь убегала на конкурс за звание самого чистоплотного енота.
Кстати, управилась она сегодня в рекордные сроки – обычно до полуночи уборку развозит, а тут за каких-то два часа – и пожалуйте, дорогие грузчики, двигать фамильное чудовище обратно!
– Знаете, что вам надо? – осенило Черкасова, без сил прислонившегося к янтарно отмытому боку установленного на законное место шифоньера. – Мебельный транспортер!
– Чего-чего? – подозрительно спросила я, поднимая голову с кровати, на которой валялась поверх всех маминых тряпичных запасов в живописной позе умирающей морской звезды.
– Это такое устройство с рычагом и четырьмя прорезиненными роликами на платформе. Поднимаешь мебель, как домкратом, вставляешь по углам ролики и катай сколько душе угодно! Светлана Александровна, хотите – найду, где продается?
– Ну какой же ты умница, Артем! – умилилась та. – Настоящий мужчина! Идемте, вы ведь еще не попробовали сладкий пирог!
– Ох, – простонала я, потирая живот и сползая на край кровати. – Мама, такими темпами я в зимнее не влезу!
– Я тебе помогу! – неожиданно вызвался Артем. Я томно протянула ему руку, Черкасов глянул на нее с недоумением, легонько пожал мои пальцы и пояснил: – В смысле – помогу с пирогом справиться!
– Ах ты ж!.. – Я запульнула в него первой попавшейся под руку вещичкой, но Черкасов ловко ускользнул в прихожую.
И насчет помощи наврал! Мамин пирог со сливами, конечно, супервкусный, но реально было уже некуда. Под нашими осоловелыми взглядами мурлыкающая хозяйка – как будто и не устала вовсе! – сновала по кухне, накладывая каждому судки. Первое, второе, десерт...
Прощаясь в прихожей, Черкасов истово прижимал к груди пакет с припасами на добрую неделю и призывал «дорогую Светлану Александровну» бросить на фиг эту школу и идти поваром-пекарем в столовую нашего офисного центра, он поспособствует. Расчувствовавшаяся маман заставила его наклониться и троекратно расцеловала, в промежутках между чмоканьем приглашая заходить в гости, когда захочется чего-нибудь вкусненького.
– Ты давай поосторожнее с такими предложениями! – предостерегла я Черкасова уже в машине. – Мы с братом и так молимся, чтобы она, не дай бог, из школы не уволилась! Куда будет свою кипучую энергию девать? Только на нас!
– Ну и дура ты, Самохина! – констатировал Артем. – Это же здорово, когда ты кому-то нужен, когда тебя так кормят, воспитывают и... даже заставляют двигать фамильные шкапы!
Пораженная его неожиданной серьезностью, я молчала всю дорогу, поглядывая на сосредоточенный черкасовский профиль.
Только уже у своего дома нерешительно спросила:
– А твои родители – что?.. Они...
– Да живы, живы, слава богу! – буркнул Артем. – Только взяли и развелись на старости лет, прикинь?! Еще и разменялись. Теперь отец над своей молодухой трясется, мама своему новому диетическую кашку варит...
Искоса глянул на меня.
– Да знаю, что ты скажешь! Я уже давно взрослый и самостоятельный, а мать-отец имеют право на счастье... новое. Но дома родного у меня теперь нет... Так, все, вылезай уже, устал я с вашей мебелью до чертиков!
Не подобрав, что сказать утешительного в ответ на такую неожиданную откровенность (мы ведь никогда не беседовали о жизни-проблемах самого Черкасова), я вылезла из машины.
Спохватилась:
– Спасибо, что выручил! А то мы бы с мамой реально себе грыжи заработали!
– Сочтемся, – буркнул Артем и уехал.
Я поднималась по лестнице, прикидывая, что бы чувствовала, если б мама – подумать смешно (и страшно!) – завела себе на старости лет... хахаля. Нет уж, пусть лучше продолжает нас с Димкой строить и дергать!
А мебельный транспортер я ей куплю.
* * *
Как ни странно, родительница позвонила
тут же.
– Ма-ам? Ничего не случилось? Шифоньер там на тебя, случайно, не рухнул?
– Вот типун тебе на язык, чего родной матери желаешь! Звоню узнать, как вы добрались. Артем же тебя до самого дома довез?
– Ага.
– Что ж ты раньше не сказала, что с ним работаешь?
– Здра-асте, я ведь говорила, что меня в эту фирму сокурсник рекомендовал!
– Но я же не знала, что это тот самый Артем Черкасов!
– А если бы знала, то что? – скептически воп-росила я. – Запретила бы в «Орионе» работать?
– Помню, помню его, хороший мальчик. И кушал всегда хорошо...
Я фыркнула. А какой нормальный студент, тем более живущий в общаге, вообще харчами пренебрегает? Подозреваю, что как раз мамина стряпня и предопределила место подготовки
нашего проекта!
Однако задумчивая интонация родительницы настораживала.
Интуиция меня не подвела, следующий воп-рос был задан якобы небрежным тоном:
– Женат уже, наверное?
– Нет, – коротко ответила я. И, предвосхищая продолжение, торопливо добавила: – Но встречается! С серьезными намерениями!
– Ну во-от, опоздали! – опечалилась мама. – Что ж, правильно, такие на дороге не валяются, умные девушки их сразу подбирают!
– Ты уж определись: если «не валяются», то откуда же их «подбирают»?
– Не умничай! Спать иди! – рыкнула ро-дительница. – Завтра рабочий день, вставать рано! Спокойной ночи!
– Спокойной, – вздохнула я в замолкшую трубку.
Тебе бы, мамочка, самой не мешало помнить об этом, когда затеваешь великие перестановки средь трудовой недели!
Я подержала мобильник в руке, борясь с
неожиданным и глупейшим желанием в свою очередь позвонить Черкасову – спросить, благополучно ли он добрался до дому. Только понятно, куда меня пошлют. И причем вполне справедливо!