11
А ведь самое трудное было еще впереди. И заключалось оно не только в том, чтоб срочно переделать учебники по географии и карты.
2 января 1992 года в России завязалась экономическая реформа правительства Егора Гайдара, получившая название «шоковой терапии».
Впрочем, было ясно, что одному Гайдару не под силу сломать основы советской экономики и промышленности. Ему на помощь пришел Чубайс. Первое, что они сделали, – отказались от государственного регулирования цен, предоставили право производителям устанавливать их самостоятельно. Президент подписал указ «О свободе торговли». И началось: неуправляемый рост цен и безудержная инфляция.
Бывало, утром перед работой заглянешь в магазин – хлеб продается по одной цене, вечером идешь с работы – цена уже выше. Так что продукты стали закупать с утра. Хотя угадать трудно, кисло шутили мы с Евгением: может, они ночью стоимость продуктов накручивают?
В Кемеровской области как грибы вырастали торговые точки. Теперь, куда бы мы ни приехали на съемки, повсюду в глаза бросались свежеиспеченные лотки, прилавки, киоски, базарчики, рынки и большие базары – на площадях, вдоль автотрасс, у остановок, перед магазинами, на стадионах и спортплощадках, в кинотеатрах, дворцах культуры.
Складывалось впечатление, что на производстве никого нет – все только торгуют. И неважно при этом, инженер ты или рабочий, учитель, врач или журналист, нет у тебя диплома или три высших образования. Сберкассы переименовали в Сбербанк, а советские сбережения, которые граждане хранили в них, просто обнулили.
Новый российский рубль измельчал до такой степени, что Центробанк начал печатать новые купюры с немыслимым количеством нулей. В АИКе зарплату стали выдавать толстыми пачками денег, которых едва хватало на неделю. Благодаря гиперинфляции мы все враз стали миллионерами. «Нищие миллионеры» – как вам такое словосочетание?
Как-то надо было выживать.
Большинство наших людей умело приспосабливаться к трудностям, выживая назло строителям рыночного капитализма в интересах тонкой прослойки. Народ активно выращивал все, что только можно: кур и кроликов – на балконах, поросят и бычков – в сараюшках, овощи – в садах и огородах...
Я, выросший в своем доме в шахтерском Прокопьевске, с раннего детства видел, как родители на любом свободном клочке приусадебного участка сажали картошку. А на исходе весны – обязательно еще и на поле. Отцу на шахте, где он работал подземным электрослесарем, как и другим шахтерам, выделяли на колхозном поле делянку – обычно пять-шесть соток.
Мы с женой и после переезда в Кемерово продолжали сами выращивать овощи для семейного стола. Так же поступали и Красносельские. А тут, глядя на разгул новорыночной экономики, мы с Евгением решили посадить побольше картошки за городом. И чтобы делянки наши были рядом. Пошли с предложением к директору АИКа. Вскоре он сообщил, что насчет земли договорился.
– Заводу одному на лето поле под картошку выделили, а мы старые знакомцы с их генеральным. Я ему про вас сказал, он – «за». Только сюжетик про завод сделаете...
Я взял себе пять соток: хватит нам урожая на зиму. Евгений решил засеять десять соток.
– Излишки всегда можно продать, – философски прикинул он. – Да и детей кормить надо три раза в день!
Стали ждать весны, продолжая делать эфир АИКа. Следили, конечно, за мировыми и российскими новостями. 1 февраля 1992 года Ельцин и президент США Джордж Буш – старший подписали декларацию о прекращении холодной войны. Тогда нам казалось, что это всерьез и надолго.
К весне подковерная борьба между Верховным Советом и президентом/правительством России перешла в открытую фазу: депутаты в открытую критиковали рыночные реформы Ельцина – Гайдара, считали их неприемлемыми. Поговаривали, что президент должен или подмять парламент страны под себя, или распустить непокорных депутатов.
Жизнь простых людей от этого не становилась лучше. Оттого в конце мая мы семьями выехали на поле.
Водитель АИКа Алик на редакционном «москвиче»-каблучке отвез нас на место. На поле, размеченном деревянными колышками, отыскали свои делянки. На колышках химическим карандашом незнакомая рука вывела наши фамилии. Участки, как мы и просили, были рядом.
Женька в процессе посевной приотстал. Во-первых, участок у него вдвое больше. Во-вторых, он же любитель разговорного жанра. А тут пусть маленькая, но стабильная аудитория. И вот Евгений то наляжет на лопату, то бросит ее, увлекательно повествуя очередную историю, вычитанную в газете или подслушанную по телевизору. Излагает с юмором, с остротами. Мы с Галиной хохочем, а жена Евгения Татьяна подгоняет мужа...
Сибирское лето пролетело быстро. У нас с Красносельским шли бесконечные съемки, монтажи, командировки. А ближе к концу августа наметилось необычное путешествие: снова предложили посетить заграницу. Пусть и бывшую республику Советского Союза, но все же! А дело было так.
Позвонил помощник начальника Кемеровской железной дороги Сергей и сказал, что с нами хочет встретиться начальник дороги Анатолий Михайлович Корячкин. Мы с Евгением этого Сергея знали давно: товарищ он серьезный, зря звонить не будет. Не откладывая, прибыли в высокий кабинет железнодорожного начальства.
Корячкин – немолодой симпатичный мужик в темно-синей с иголочки форме с золотистыми звездными нашивками на рукавах – налил чаю, предложил печенек. И когда мы приступили к чаепитию, произнес: «Помогите!»
Он предложил нам, тележурналистам, бесплатное путешествие на поезде в ближнее зарубежье – за счет Министерства путей сообщения. В ответ мы должны снять что-то вроде фильма-репортажа о творящемся в этом самом зарубежье беспределе. Дело в том, что пассажирские поезда с российской территории (а конкретно – из Кузбасса) в республики Средней Азии уходили надраенные, блестя стеклами вагонов, а возвращались обратно с разбитыми окнами, сломанными дверьми и полками, с избитыми проводниками.
– С этим надо что-то делать! – удрученно говорил начальник дороги. – Мы несем огромные убытки, люди не хотят идти в рейсы, увольняются, а руководство страны не принимает мер. Однако тут нужны меры международного плана. Ваши съемки должны дать понять, что нам самим с этим беспределом не справиться.
Договорились, что мы с Евгением выезжаем в начале сентября на поезде Новокузнецк – Ташкент. В нашем полном распоряжении будет купе в резервном вагоне, где нет пассажиров и отдыхают свободные от смены проводники.
Первые сутки ехали тихо-спокойно. По очереди снимали на видеокамеру порядок в вагонах, пейзаж за окном, четкую работу проводников. Записали интервью с начальником поезда, проводниками, несколько реплик пассажиров. Многие из них ехали в гости к проживающим в Казахстане или Узбекистане родственникам, которые теперь оказались за границей.
Как только отъехали от станции Локоть, что в Алтайском крае, и пересекли российско-казахстанскую границу (причем свободно, без всяких задержек, ведь никаких пограничных пунктов тогда еще не было), проводники забегали по составу, готовясь к худшему. Начальник поезда – с седыми висками, в форменной фуражке – заглянул в наше купе, тревожно вздыхая, сказал:
– Скоро начнется! Вы уж не высовывайтесь на всякий случай. Мы ваш вагон открывать не будем, пассажиров сюда не пустим.
– А как же договор? – напомнили мы. – Мы же по заказу дороги едем. Должны снять фильм, как разбивают российские поезда...
– Парни, вы о здоровье и безопасности прежде думайте! – перебил он. – Не снимете – и ладно, главное, чтобы головы были целы.
– Неужели так серьезно? – спросил Евгений.
– Сами всё увидите...
Первая станция на казахской земле называлась Аул. Подъезжая к ней, машинист дал протяжный гудок и резко затормозил состав. Мы прилипли к окну в проходе. Видим, на перроне толпа местных жителей. В основном молодые парни с раскосыми глазами, многие в темных кожаных куртках. Размахивают руками, громко кричат. Женька приподнял стекло. Я взял камеру, осторожно приставил к окну, начал снимать.
Видим, как проводник соседнего вагона, у которого вчера брали интервью, пытается что-то объяснить наседавшим на него парням, загораживая вход в вагон. Те его медленно оттирают от входа, окружают со всех сторон и начинают бить. В воздухе мелькают кулаки, железные пруты. Слышим звон разбиваемых окон, в том числе у нас в вагоне. Местные кричат:
– Это наша земля! Нам не нужны билеты на этот вонючий поезд! Нам надо ехать, и мы поедем!
Местные штурмовали вагоны, по одному просачиваясь внутрь. Мы заметили, что некоторые из нападавших уже присматриваются и к нашему вагону, поэтому осторожно закрыли окно. Вернулись в купе, заперли дверь на замок. Из коридора доносился звон разбиваемых стекол, гул толпы. Неприятные ощущения...
Через несколько минут раздался гудок электровоза, состав двинулся вперед. А мы боимся нос высунуть. Минут через десять в дверь купе постучали. Мы молча смотрим друг на друга. Потом слышим скрежет ключа в дверном замке, и... На пороге начальник поезда. Вид у него взъерошенный: фуражка на затылке, волосы всклокочены, галстук сбился в сторону, ворот рубашки надорван.
– Ну что, видели?! – возмущался он. – Опять все разбили, билетов ни у кого нет! Шестерых проводников избили... Понабились в вагоны. До Семипалатинска будут ехать или до Аягоза. И никакой милиции! Кому нужна такая работа? Сколько на железке служу, никогда такого не было...
– Да, – ответили мы. – Видели. Даже снимали кое-что...
Вышли в коридор: под ногами хрустит стекло, в разбитые окна дует ветер. В соседних купе обрабатывают ссадины пострадавшим проводникам.
Спустя некоторое время я осторожно прошел по вагонам. Молодые люди восточной внешности из независимой республики заполнили нижние полки. Они громко обсуждали что-то на родном языке, хохотали и вызывающе поглядывали вокруг на других пассажиров, испуганно жавшихся друг к другу. Кое-кто даже курил, выпуская дым в потолок.
Мы с Женькой почти не выходили из купе. Снимали пейзажи за окном, питались домашними припасами и обсуждали, что страна на удивление быстро разбежалась по национальным квартирам и ездить в ближнее зарубежье вообще стало небезопасным.
...К середине вторых суток проехали Капчагайское водохранилище, на десятки километров раскинувшееся в степи. На краю горизонта красиво белели снеговые вершины гор. Казалось, что они висят в прозрачном воздухе, лишенные всякой опоры...
В Алма-Ате состав стоял минут сорок. Здесь вовсю жарило солнце. Мы походили вдоль вагонов, сняли кадры пустых вагонных глазниц и пробитых в стекле дыр с паутиной трещин. Записали эмоциональные мнения пассажиров-очевидцев и пострадавших проводников. Удалось записать возмущенный монолог машиниста, который очень переживал за техническое состояние поезда.
До конечной точки – Ташкента – добрались без приключений. На земле Узбекистана никаких эксцессов не произошло. Нам сказали, что состав на четыре часа поставят на запасной путь. За это время поездная бригада проверит техническую часть, получит продукты для вагона-ресторана и постельное белье, сделает уборку в вагонах, наскоро залатает разбитые окна.
– Давай устроим путешествие под Ташкентом, – предложил Женька.
...Вывеска гласила: «Ташкентский метрополитен имени Ленина». В кассе приняли наши российские рубли, выдали жетоны для прохода. Станций вроде бы немного, всего на двух ветках – синей и красной.
Прошли на платформу станции «Ташкентская». Она выглядела грязновато, темновато и малолюдно, однако отделана была красиво, с вязью восточных узоров на стенах и потолке.
Думаем: надо поснимать. Только начали расставлять наш небольшой штатив, подошел милиционер, козырнул и вежливо предупредил на чистом русском, что снимать в метро запрещено. Осталось нам просто прокатиться. Едем, слушаем, смотрим. Некоторые станции носят привычные названия: «Комсомольская», «Площадь имени Ленина». На стенах станции «50 лет СССР» гербы всех пятнадцати – еще совсем недавно! – союзных республик...
Катанием в метро наше знакомство с Ташкентом и закончилось.
На обратном пути мы сначала доехали до Капчагая, где задержались на пару дней у моих родственников, проживавших в ту пору в Казахстане. Они поведали, что город Капчагай покинули все военные российского гарнизона. В их доме проживало много семей офицеров, но теперь все они выехали, бросив жилье, мебель и другие пожитки. Квартиры стоят пустые, их грабят банды из местной молодежи, ломают замки, выбивают стекла. Часть пустых квартир самовольно заняли семьи местных.
– На работе тоже неладно, – вздыхала наша тетушка. – На нас местные смотрят искоса. Говорят, что мы захватчики, что Россия много лет выкачивала отсюда все богатства. Многих наших увольняют с работы, особо тех, кто занимал хоть мало-мальскую должность. Люди теряют работу и бегут в Россию. Мы тут десятки лет живем, честно работаем. Среди местных столько друзей было! Сейчас никого нет, отвернулись. Мы и сами начали подумывать переехать в Россию... Только тут работа, дом. А там что? Кто нас ждет? Бросила нас Россия...
Через два дня мы, отягощенные капчагайскими фруктами и овощами, погрузились в состав Ташкент – Новокузнецк. Начальник этого поезда, моложе прежнего, в своем купе угостил нас чаем и рассказал, что наша с Евгением поездка уже дала результат. Хотя мы еще и домой не успели вернуться.
Оказывается, именно в день нашего отъезда из Новокузнецка Министерство путей сообщения России подписало соглашение с Казахстаном о взаимной охране пассажирских поездов. Составы теперь впервые сопровождает служба охраны. Вроде бы приступила к делу и казахская транспортная милиция. Инциденты, правда, были, но порядка за эти несколько дней сразу стало больше: окна почти не бьют, проводников не трогают. А бесплатный проезд своих граждан на наших поездах казахстанские власти теперь не приветствуют: деньги-то пошли в их казну...
Говорит:
– У нас в отделении дороги про вашу командировку все знают. Все считают, мол, это телевизионщики помогли проблемы исправить. Вроде как с вашей легкой руки.
– Да мы еще ничего не сделали, – смущенно развели мы руками. – Нам чужой славы не надо!
А он нам:
– У нас говорят, что, если бы наш начальник дороги не пригрозил показать документальный фильм на всю страну, ничего бы не изменилось.
Вот такой итог получился у нашей командировки. К сожалению, для меня она стала последней большой совместной поездкой с Евгением. Через два месяца наши трудовые стежки-дорожки разойдутся.
Но мы еще пока не знали об этом. И вскоре после возвращения из Средней Азии поехали семьями копать картошку. Ведь сентябрь уже перевалил за середину, и все нормальные граждане собрали урожай.
Я ушел из АИКа в ноябре 1992 года. Но еще раньше перешел на другую работу Александр Даньшин. Потом Евгению Михайловичу Баранову предложили вновь встать на путь чиновника – возглавить управление делами областной администрации, и он согласился.
В нашем творческом коллективе возникли проблемы: начались разногласия с новым руководством. В результате я тоже ушел из компании, с тяжелым сердцем покинул любимое детище. После этого занимался рекламой и маркетингом в ВАО «Кузбассимпэкс», которым руководил Михаил Иванович Найдов.
В отделе рекламы этого внешнеэкономического акционерного общества работал популярный журналист Виктор Иванович Сохарев. Он предложил мне совместно организовать выпуск спортивной информационной передачи для Кемеровской студии телевидения. Я согласился. Передачу мы назвали «Овертайм».
С Красносельским виделись теперь редко. Иногда созванивались. Причем все время повторяли в телефонном разговоре одну и ту же подначку, которую когда-то придумал Женька. Если он звонил мне, то вкрадчиво приветствовал с иностранным акцентом:
– Здравствуй, Сергей Иоганович...
Если звонил я, то говорил ему, слегка картавя:
– Пгиветствую Евгения таки Богисовича!
Мы смеялись, довольные этим дурачеством.
Евгений продолжал трудиться в АИКе еще два года – до перехода в городскую газету «Кемерово».
Я почти не помню передач, которые он делал в одиночестве. Разве что телеочерк памяти Аркадия Дахненко, заслуженного артиста РСФСР, актера Кемеровского драмтеатра, умершего 7 апреля 1993 года. Мы с ним вместе ездили в Ригу. И вот сейчас Женька на полную катушку использовал те сокровенные видеокадры, которые мы снимали в Латвии и в купе поезда. Очерк вышел душевным, теплым, пронзительным и насыщенным по содержанию, как это умел делать Красносельский.
Потом покинул АИК и Женя. Агентство информации Кузбасса еще некоторое время как-то просуществовало и тихо прекратило свою деятельность...
12
Когда вспоминаешь о Красносельском, первым делом приходит на ум его общительность. Об этой черте Женькиной натуры рассказывают многие коллеги. Он мог, например, запросто подойти к любому незнакомцу или известному человеку, хлопнуть по плечу и заявить что-нибудь типа: «Как считает твой лучший американский друг Марлон Брандо, все коренные американцы – это выходцы из Германии. Твои предки наверняка тоже были немцами. Не веришь? Хочешь, докажу?» И полчаса доказывал ему, ошеломленному, что его предки могли попасть в Сибирь только из Поволжья.
В дальних поездках он так увлекался, расписывая невероятные, часто смешные истории, что мог часами говорить без умолку, порой перескакивая с одной темы на другую. Про эту его особенность среди знакомых работников пера и микрофона ходила шутка: если едешь в командировку в одной машине с Красносельским, радио можно не включать. И будьте уверены, вся компания в автомобиле, включая водителя, хохотала от души, слушая его остроумные были и небылицы. Такой уж характер: ему всегда нужны были «свободные уши», неважно, внимают они его сентенциям или нет...
Между прочим, его любовь к «устному творчеству», бывало, по-настоящему выручала людей. Татьяна Красносельская, вспоминая о совместных с мужем студенческих годах, делилась в одной из газетных публикаций:
«Обожала Женю за ум, за готовность протянуть руку, когда человек в отчаянии. Однажды вечером, когда он шел в свою комнату студенческого общежития, увидел в коридоре парня. Лицо его... Скорее, не было лица. Все сразу ясно: плохо человеку. Женя задержался. Стал рассказывать, какие люди есть на свете. Какие были. Читал ему стихи. Он будто бы боялся замолчать и стать неинтересным парню. Но нет, парнишка стал преображаться. У меня прошел сон, сама заслушалась. К утру парень воспрял духом, согласившись, что самое страшное – это смерть. Все остальное относительно. Они разошлись. Парень – спать. Женя – на экзамен. Я часто говорила своим детям, что, наверное, проще откупиться или выглядеть добреньким, дав денег взаймы. Труднее, когда ты отдаешь душу. Папа – отдавал...»
Умение Красносельского обаять любого собеседника всегда поражало и меня. Один случай мы с Бединым до сих пор вспоминаем с добрым смехом.
Когда в мае 91-го наша рижская командировка подходила к концу, Евгений вдруг предложил сдать в пункт приема пустую стеклотару, которая скопилась у нас в туалете гостиничного номера. Мы с Владимиром Ивановичем не смогли его отговорить. Все наши аргументы – про Ригу и про пустые бутылки из-под спиртного – разбивались о его железобетонное упрямство: «Не пропадать же добру!»
Да, существовала такая традиция в СССР – сдавать стеклопосуду. И ничего постыдного в этом не было. Короче, нагрузили мы пустыми бутылками сумки и пошли: Красносельский впереди, я и Бедин – за ним.
Нашли один пункт приема – закрыт. Идем дальше. Обнаружили другой – не принимают, ящики кончились. Выявили третий – берут только молочные стеклобутылки.
Евгений не сдается. Взял за фалды какого-то мужичка, поведал ему про нашу нужду.
– Знаю! – встрепенулся мужик. – На улицу Негю, на Центральный рынок ехать надо. Там идеальная точка, всегда принимают. – и начал сбивчиво объяснять, как доехать до заветного места: – На трамвае! Тут недалеко десятый номер останавливается. В полчаса доберетесь. Там павильоны, в них не ходите. Рядом есть открытая территория. Вот тут и спросите...
Бедин кричит:
– Парни, давайте вернемся, пока не поздно!
Женька отмахнулся. Короче, рванули на остановку. Бело-голубой рижский трамвай домчал нас до места. Центральный рынок города – это грандиозное сооружение из пяти огромных полукруглых павильонов. Возле крайнего павильона большая площадка огорожена забором, на ней цепь палаток и забегаловок с овощами, фруктами, одеждой, цветами, сувенирами, спиртным. Везде скамейки. В самом конце площадки мы обнаружили искомый объект с вывеской: «Прием стеклотары». А очередь из трех человек давала надежду на благополучное завершение предпринятой Евгением операции. Мы поставили сумки на землю.
– Я пойду к воротам, – сообщил Бедин, кисло улыбаясь. – Дурак я старый, что ввязался! В общем, у тебя, Женя, на все про все двадцать минут, иначе мы из Риги сегодня не уедем.
Он направился к выходу, я за ним. Вышли на площадь перед рынком, осмотрелись. Огромные павильоны впечатляли своими размерами, у каждого из них толчея. Это был самый крупный рынок Прибалтики.
Владимир Иванович без конца поглядывал на часы:
– Ну, что он там тянет? Опоздаем на поезд... – и вдруг как захохочет: – Бегаем по Европе с пустыми бутылками... Ха-ха-ха! А у них тары нету... Ха-ха-ха!
А Женька все не появляется.
– Сходи-ка ты за ним, – послал меня Бедин. – Пусть он бросает к черту эту затею. Иначе опоздаем.
Я помчался к пункту приема. Подбегаю и с удивлением обнаруживаю, что на входной двери висит замок. Но знакомый затылок выглядывает из-за спинки ближайшей скамьи. Обогнул я скамейку и увидел такую картину: Красносельский сидит вместе с долговязым парнем, который стоял впереди него в очереди. На лицах благодушные улыбки. Между ними лежит газета, на ней наполовину пустая бутылка портвейна, два бумажных стаканчика, половинка сырка «Дружба» и остатки белого батона. Асфальт перед скамейкой заставлен пустой стеклотарой. Женька энергично размахивает руками перед лицом собеседника: «Если к нам приедешь, я тебе...»
Я ему:
– Ты что, забыл? Нам же срочно надо ехать! Там Бедин весь на нервах...
А он:
– Погоди-ка. Знакомься, это Василий. Вася, это Сергей, мой товарищ и коллега. – вид у него расслабленный, будто торопиться некуда.
Я озверел было. А он:
– Погоди, сядь. Я контролирую время. Послушай лучше, что Вася рассказывает. – А сам не дает ему рта раскрыть. – Мы же не просто так сидим! Здесь тоже ящики закончились. Хорошо, Василий нас выручил и взял всю нашу посуду оптом. Правда, чуть подешевле. Васе – спасибо! Кстати, он из местных, родился здесь. На автозаводе «РАФ» работает слесарем. Сейчас, говорит, только и разговоров, что о выходе из Союза. Латыши – за, русские – кто как! Думают, что с Европой лучше жить станут. А Василий считает, что превратятся они в никому не нужную европейскую глубинку. Уже сейчас у завода проблемы начались: заказов все меньше...
Видно, что собеседника он успел обаять по полной. Вася смотрит на Евгения влюбленными глазами.
– Понял, – киваю. – Только нам надо бежать, опаздываем!
– Согласен, – говорит Женька. – Разливай, Вася, по последней. Чур, ты первый. – И подает мне свой стакан.
Я попытался увернуться.
– А вот тут ты не прав, – настаивает Красносельский. – Давай-ка выпей за Василия, за то, чтобы у него все было хорошо. За это ты не имеешь права не выпить!
Делать было нечего... В общем, в гостиницу мы прибежали минут за двадцать до отправления автобусов с нашей делегацией...
Евгений серьезно увлекался литературой, много читал, умело цитировал прочитанное. Со школы сочинял стихи.
В середине 1980-х он написал строчки «Гимна кузбасских журналистов», посвященные памяти редактора газеты «Кузбасс» Анатолия Игнатьевича Бельчика:
О том, что жизнь борьба,
пусть голосят политики.
У нас с тобой судьба
едина – журналистика.
И заповедь чиста,
как слеза на щеке:
Сегодня – со щитом,
а завтра – на щите.
Работая в «Комсомольце Кузбасса», Евгений регулярно ходил на заседания литературной студии «Притомье», которая начала действовать с октября 1979 года. Об этом вспоминал известный кузбасский поэт и писатель Геннадий Евлампиевич Юров. Он-то и приравнял поэтические «выплески» Евгения к литературному творчеству, а самого Красносельского – к «третьему поколению писателей Кузбасса», воспитавшемуся в «Притомье».
В самые первые недели работы литстудии здесь вели тетрадь, где записывали информацию о заседаниях. Юров этот документ сохранил:
«Храню в своем архиве «Бортовой журнал» студии, общую тетрадь в клеточку, где заполнены лишь несколько первых страниц, – пишет он в своих записках «История общения друг с другом (три фрагмента воспоминаний)» в журнале «Огни Кузбасса» за 2007 год, № 2. – Жанр документа и отчета как-то у нас не прижился. Мечтаю подарить эту тетрадь молодым литераторам будущего поколения, если они студию сберегут. А сейчас интересно вернуться к истоку – обратиться к этим первым записям в «Бортовом журнале», ставшем историей.
...Следующая запись в «Бортовом журнале» сделана рукой поэтессы Нины Павлушиной. На заседании 19 ноября 1979 года отчитывался руководитель кемеровской литгруппы Владимир Ширяев, актер В. Мирошниченко призывал писать для театра, лектор В. Плющев рассказал о международном положении... Читали стихи Виталий Крёков, Геннадий Чупин, Александр Катков, Владимир Советов, Семен Печеник. Евгений Красносельский порадовал своими пародиями...»
Вот так: «порадовал своими пародиями». Ни больше ни меньше!
Газета «Московский комсомолец» в Кузбассе» в 2019 году – к 40-летию рождения «Притомья» – выпускала на своих страницах разворот «Родная литература». В феврале, в первом выпуске – стихи. Студию представили те, кто застал ее начало и становление: А. Глазырин, Р. Евсеенко, Т. Рубцова, Е. Красносельский.
«И в поэзии Женя был своим человеком, – уверен ветеран журналистики, поэт Олег Курочкин. – Хотя старался этого не афишировать».
Отмечу, что подвизался Евгений и на ниве прозы. Я вычитал на одном из интернет-сайтов, что он автор написанного в 1981 году фантастического рассказа «Последний солдат». Но найти этот рассказ мне не удалось...
13
Еще одной его страстью был спорт. Например, шахматы, в которые он при случае с удовольствием играл. Но больше других Женька любил игровые виды спорта. И прежде всего, конечно, футбол. Он гонял мяч с детства – во дворе, на улице, возле школы. Причем его действия на поле часто напоминали работу капитана или играющего тренера: расставлял игроков, руководил действиями команды.
Ветеран газеты «Комсомолец Кузбасса» Владимир Михеев в эссе «Курсом первого капитана» написал о Евгении Красносельском: «Организатор и вдохновитель всех наших побед и ряда поражений, первый на евразийском пространстве капитан-редактор, имея мариинскую закваску, обрел почетное звание и олимпийский характер... В пылу борьбы капитан умел дойти до каждого и найти действенные слова».
Вадим Антонов, спортивный обозреватель газеты «Кузбасс»:
«Евгений Красносельский – игрок по натуре, а настоящий игрок на дух не переносит чинопочитания, не лебезит, не признает формальных авторитетов, в его табели о рангах равны и начальник, и работяга. Его работа в газете, футбол в его исполнении – большая игра с корневыми шутками-прибаутками. «Десять лет Бутырки, старичок!» – фраза уроженца Мариинска, где открыт музей истории ГУЛАГа, не о сроке наказания, пусть и виртуальном, а о бесстрашно-философском отношении к жизненным катаклизмам».
Подлинную известность – уже в масштабе всей страны – принесла неистощимому на выдумки Красносельскому идея проведения спартакиад журналистов Сибири.
Первая из них прошла в мае 1984 года. Ее организаторы и участники до сих пор не забыли, сколько было приложено усилий и задействовано служб, чтобы в Кемерове, на спортивной базе производственного объединения «Азот», вступили в борьбу команды Барнаула, Новосибирска, Томска, Омска, Кемерова и даже Кургана! Волейбол, футбол, шахматы – такова была программа этих игр. А еще профессиональный конкурс – кто лучше напишет репортаж обо всем происходящем. И первым победителем в этой номинации стал Евгений Красносельский!
Кто только из легендарных кузбасских журналистов не соучаствовал в памятной спартакиаде! Редактор газеты «Кузбасс» Анатолий Бельчик вместе с тогдашним председателем областной организации Союза журналистов Виталием Банниковым командовали парадом открытия. Им активно помогали завотделом «Кузбасса» Виктор Моисеев, в то время собкор ТАСС Виктор Кладчихин и еще многие. Евгений в эти дни старался успеть всюду.
Потом эстафету журналистского братства подхватили работники пера и микрофона Новосибирска, Омска, Барнаула, Красноярска, Иркутска, Томска. Такие поездки со спортивными состязаниями представителей профессионального сообщества продолжались в течение шести лет. Увы, в лихие девяностые о спартакиаде журналистов Сибири пришлось забыть. Последняя состоялась в 1989-м. Не до нее стало. Постепенное возрождение журналистских спартакиад начнется гораздо позже...
Еще одно спортивное детище Красносельского, о котором, уверен, в Кемеровской области знают все журналисты, – футбольная команда «Гонорар-82».
Вот как об этом рассказывает активный участник игровых баталий, спортивный журналист, сотрудник газет «Комсомолец Кузбасса», «Кузбасс», «Кемерово», «Земляки» Олег Курочкин:
«В начале мая 1982-го в одном из прокуренных кабинетов на седьмом этаже, где располагалась редакция газеты «Комсомолец Кузбасса», произошло событие, ставшее знаковым. Поиграв как-то в футбол на асфальтированной площадке редакционно-издательского корпуса «Кузбасса», группа журналистов: Евгений Красносельский, Лев Попов, Владимир Михеев, Константин Крекнин, Евгений Худобин, Александр Недашковский и автор этих воспоминаний – пришла к мысли создать команду. Генератором идеи выступил Женя. Именно с его подачи и родился «Гонорар» с пометкой «82». А тесное содружество журналистов и полиграфистов (ныне, к сожалению, забытое, вытесненное новыми технологиями производства газет) привело в команду и работников издательства».
Боевое крещение журналистской дружины состоялось 15 июня 1982 года на стадионе «Химик» – в матче с артистами Государственного академического Малого театра Союза ССР. Вскоре подобные матчи-шоу стали традиционными. Спустя год соперником «Гонорара-82» выступил другой столичный гость – Государственный академический театр имени Моссовета.
Особо следует выделить встречу 14 июля 1986-го с московским «Ленкомом», который прибыл на гастроли в Кемерово. Знаменитые актеры Евгений Леонов, Олег Янковский, Николай Караченцов, Александр Абдулов и другие вышли на поле, чтобы сразиться с кузбасскими журналистами.
Кстати, желание организовать матч с этим театром возникло у Евгения Красносельского еще и потому, что работники «Ленкома» – и артисты, и работники технических служб – в начале 1980-х тоже организовали свою футбольную команду «Авось» (по названию постановки «"Юнона" и "Авось"»). Даже несколько раз занимали первые места в турнирах между командами театров.
И вот кузбасские журналисты вызвали «Авось» на поединок.
«Помню встречу капитанов команд – Красносельского и Абдулова – накануне матча в холле гостиницы «Кузбасс», – продолжает Курочкин. – Это была остроумная словесная перепалка двух темпераментов, достойная масляковского КВНа. Продолжилась она и в игре, между прочим, корректной. И после – во время «третьего тайма»...»
А это – строки из публикации о памятном матче, которые написал для газеты «Кузнецкий рабочий» известный журналист Михаил Гревнев:
«Гастрольный график «Ленкома» был плотнейший – по одному-два спектакля ежедневно. Но – по инициативе журналистов – театру удалось устроить и спортивные представления... «Ленком» приехал в Кузбасс в ранге не только самого популярного театра Москвы, но и чемпиона столицы по футболу среди театральных коллективов. «Гонорар» тоже был не лыком шит – победил на спартакиаде журналистов Сибири. Поединок двух чемпионов, как говорится, был неизбежен, тем более ленкомовцы, как выяснилось, и спортивную форму с собой прихватили – «на всякий случай».
Инициативу проявил известный журналист, капитан «Гонорара», замечательный, фееричный Евгений Красносельский. Он написал несколько рецензий на ленкомовские спектакли и по-человечески сошелся, а затем и подружился с Николаем Караченцовым, который и помог Жене организовать те матчи.
...Сам я матч не видел, потому живописать его не буду. Скажу только, что – по рассказам коллег – получился он очень упорным и завершился ничьей. И что не последние роли в «Гонораре» играли новокузнечане – вратарь Сергей Чугурян и нападающий Валерий Немиров, забивший один из голов».
Матч состоялся на кемеровском стадионе «Химик». Погода тогда выдалась жаркой. Игрокам пришлось трудно – бегать по большому полю, обливаясь потом, атаковать и защищаться, не имея при этом профессиональной подготовки. Хотя, как вспоминал потом Александр Абдулов, игравший под необычным номером «99», в Москве их команда часто тренировалась после спектаклей в футбольном манеже «Спартак».
«Поначалу возникли разногласия с директором стадиона «Химик», – вспоминает актер, член команды «Авось» Игорь Фокин. – Он не хотел выпускать нас на ухоженное зеленое поле, предназначенное только для игр команд мастеров. Капитан «Гонорара» Красносельский пытался уговорить директора, но без толку. Наконец были выдвинуты условия: определенное количество билетов на каждый спектакль. И конфликт был улажен».
Было очень интересно наблюдать за великими артистами. Евгений Леонов ввел мяч в игру – первым сделал удар. Но потом на поле не играл, а сидел с Татьяной Пельтцер и Марком Захаровым на трибуне. Оттуда они и другие работники театра болели, кричали, поддерживали коллег. Комментировал матч журналист, режиссер, спортивный обозреватель Илья Ляхов. Смешно импровизировал, шутил, зрители постоянно хохотали.
Как гласит футбольная летопись, счет открыл кузбасский журналист Олег Курочкин. Но затем два гола подряд в ворота соперников забил работник сцены театра Александр Стаханов. Равновесие восстановил кемеровчанин Олег Бизянов. Третий гол в ворота ленкомовцев забил журналист Валерий Немиров. А сравнял счет Александр Абдулов. В основное время результат – 3:3. Серия пенальти тоже не выявила победителя – 4:4.
Во время матча капитаны команд Красносельский и Абдулов постоянно вели своих игроков в атаку. Абдулов был очень раскрепощенным на поле. Брал игру на себя, но и частенько терял мяч. Александр Гаврилович так яростно хотел выиграть, что спорил и с судьями, и с соперниками, и с собственными товарищами...
После этой игры команды решили, что нужно сыграть еще одну. На этот раз матч состоялся на поле у кемеровской школы № 62.
– Абдулов и Алферова привезли с собой в Кемерово крохотную собачонку Авоську. И так получилось, что весь матч она была за воротами нашего вратаря Валеры Качина и яростно его облаивала, – воскресил тот день в памяти Владимир Михеев. – Не знаю, раздражало это Качина или нет, но он пропустил два мяча именно от Абдулова. Однако победа тогда осталась за нами!
Женька не скрывал радости. Он ведь тоже не любил проигрывать. Нигде и никогда. Будь то футбольное поле, волейбольная площадка или шахматный столик, не говоря уже о сугубо профессиональном соперничестве. Он играл так же, как работал: неистово, отдаваясь делу без остатка, не щадя своего сердца...
Неудивительно, что в память о Евгении Красносельском, организаторе и капитане уникального «Гонорара-82», в Кемерове больше двадцати лет регулярно проводились футбольные матчи. В них, продолжая семейную традицию, в майках «Гонорара» не раз выходили на поле сыновья Красносельского – Евгений и Андрей.
А ведь самое трудное было еще впереди. И заключалось оно не только в том, чтоб срочно переделать учебники по географии и карты.
2 января 1992 года в России завязалась экономическая реформа правительства Егора Гайдара, получившая название «шоковой терапии».
Впрочем, было ясно, что одному Гайдару не под силу сломать основы советской экономики и промышленности. Ему на помощь пришел Чубайс. Первое, что они сделали, – отказались от государственного регулирования цен, предоставили право производителям устанавливать их самостоятельно. Президент подписал указ «О свободе торговли». И началось: неуправляемый рост цен и безудержная инфляция.
Бывало, утром перед работой заглянешь в магазин – хлеб продается по одной цене, вечером идешь с работы – цена уже выше. Так что продукты стали закупать с утра. Хотя угадать трудно, кисло шутили мы с Евгением: может, они ночью стоимость продуктов накручивают?
В Кемеровской области как грибы вырастали торговые точки. Теперь, куда бы мы ни приехали на съемки, повсюду в глаза бросались свежеиспеченные лотки, прилавки, киоски, базарчики, рынки и большие базары – на площадях, вдоль автотрасс, у остановок, перед магазинами, на стадионах и спортплощадках, в кинотеатрах, дворцах культуры.
Складывалось впечатление, что на производстве никого нет – все только торгуют. И неважно при этом, инженер ты или рабочий, учитель, врач или журналист, нет у тебя диплома или три высших образования. Сберкассы переименовали в Сбербанк, а советские сбережения, которые граждане хранили в них, просто обнулили.
Новый российский рубль измельчал до такой степени, что Центробанк начал печатать новые купюры с немыслимым количеством нулей. В АИКе зарплату стали выдавать толстыми пачками денег, которых едва хватало на неделю. Благодаря гиперинфляции мы все враз стали миллионерами. «Нищие миллионеры» – как вам такое словосочетание?
Как-то надо было выживать.
Большинство наших людей умело приспосабливаться к трудностям, выживая назло строителям рыночного капитализма в интересах тонкой прослойки. Народ активно выращивал все, что только можно: кур и кроликов – на балконах, поросят и бычков – в сараюшках, овощи – в садах и огородах...
Я, выросший в своем доме в шахтерском Прокопьевске, с раннего детства видел, как родители на любом свободном клочке приусадебного участка сажали картошку. А на исходе весны – обязательно еще и на поле. Отцу на шахте, где он работал подземным электрослесарем, как и другим шахтерам, выделяли на колхозном поле делянку – обычно пять-шесть соток.
Мы с женой и после переезда в Кемерово продолжали сами выращивать овощи для семейного стола. Так же поступали и Красносельские. А тут, глядя на разгул новорыночной экономики, мы с Евгением решили посадить побольше картошки за городом. И чтобы делянки наши были рядом. Пошли с предложением к директору АИКа. Вскоре он сообщил, что насчет земли договорился.
– Заводу одному на лето поле под картошку выделили, а мы старые знакомцы с их генеральным. Я ему про вас сказал, он – «за». Только сюжетик про завод сделаете...
Я взял себе пять соток: хватит нам урожая на зиму. Евгений решил засеять десять соток.
– Излишки всегда можно продать, – философски прикинул он. – Да и детей кормить надо три раза в день!
Стали ждать весны, продолжая делать эфир АИКа. Следили, конечно, за мировыми и российскими новостями. 1 февраля 1992 года Ельцин и президент США Джордж Буш – старший подписали декларацию о прекращении холодной войны. Тогда нам казалось, что это всерьез и надолго.
К весне подковерная борьба между Верховным Советом и президентом/правительством России перешла в открытую фазу: депутаты в открытую критиковали рыночные реформы Ельцина – Гайдара, считали их неприемлемыми. Поговаривали, что президент должен или подмять парламент страны под себя, или распустить непокорных депутатов.
Жизнь простых людей от этого не становилась лучше. Оттого в конце мая мы семьями выехали на поле.
Водитель АИКа Алик на редакционном «москвиче»-каблучке отвез нас на место. На поле, размеченном деревянными колышками, отыскали свои делянки. На колышках химическим карандашом незнакомая рука вывела наши фамилии. Участки, как мы и просили, были рядом.
Женька в процессе посевной приотстал. Во-первых, участок у него вдвое больше. Во-вторых, он же любитель разговорного жанра. А тут пусть маленькая, но стабильная аудитория. И вот Евгений то наляжет на лопату, то бросит ее, увлекательно повествуя очередную историю, вычитанную в газете или подслушанную по телевизору. Излагает с юмором, с остротами. Мы с Галиной хохочем, а жена Евгения Татьяна подгоняет мужа...
Сибирское лето пролетело быстро. У нас с Красносельским шли бесконечные съемки, монтажи, командировки. А ближе к концу августа наметилось необычное путешествие: снова предложили посетить заграницу. Пусть и бывшую республику Советского Союза, но все же! А дело было так.
Позвонил помощник начальника Кемеровской железной дороги Сергей и сказал, что с нами хочет встретиться начальник дороги Анатолий Михайлович Корячкин. Мы с Евгением этого Сергея знали давно: товарищ он серьезный, зря звонить не будет. Не откладывая, прибыли в высокий кабинет железнодорожного начальства.
Корячкин – немолодой симпатичный мужик в темно-синей с иголочки форме с золотистыми звездными нашивками на рукавах – налил чаю, предложил печенек. И когда мы приступили к чаепитию, произнес: «Помогите!»
Он предложил нам, тележурналистам, бесплатное путешествие на поезде в ближнее зарубежье – за счет Министерства путей сообщения. В ответ мы должны снять что-то вроде фильма-репортажа о творящемся в этом самом зарубежье беспределе. Дело в том, что пассажирские поезда с российской территории (а конкретно – из Кузбасса) в республики Средней Азии уходили надраенные, блестя стеклами вагонов, а возвращались обратно с разбитыми окнами, сломанными дверьми и полками, с избитыми проводниками.
– С этим надо что-то делать! – удрученно говорил начальник дороги. – Мы несем огромные убытки, люди не хотят идти в рейсы, увольняются, а руководство страны не принимает мер. Однако тут нужны меры международного плана. Ваши съемки должны дать понять, что нам самим с этим беспределом не справиться.
Договорились, что мы с Евгением выезжаем в начале сентября на поезде Новокузнецк – Ташкент. В нашем полном распоряжении будет купе в резервном вагоне, где нет пассажиров и отдыхают свободные от смены проводники.
Первые сутки ехали тихо-спокойно. По очереди снимали на видеокамеру порядок в вагонах, пейзаж за окном, четкую работу проводников. Записали интервью с начальником поезда, проводниками, несколько реплик пассажиров. Многие из них ехали в гости к проживающим в Казахстане или Узбекистане родственникам, которые теперь оказались за границей.
Как только отъехали от станции Локоть, что в Алтайском крае, и пересекли российско-казахстанскую границу (причем свободно, без всяких задержек, ведь никаких пограничных пунктов тогда еще не было), проводники забегали по составу, готовясь к худшему. Начальник поезда – с седыми висками, в форменной фуражке – заглянул в наше купе, тревожно вздыхая, сказал:
– Скоро начнется! Вы уж не высовывайтесь на всякий случай. Мы ваш вагон открывать не будем, пассажиров сюда не пустим.
– А как же договор? – напомнили мы. – Мы же по заказу дороги едем. Должны снять фильм, как разбивают российские поезда...
– Парни, вы о здоровье и безопасности прежде думайте! – перебил он. – Не снимете – и ладно, главное, чтобы головы были целы.
– Неужели так серьезно? – спросил Евгений.
– Сами всё увидите...
Первая станция на казахской земле называлась Аул. Подъезжая к ней, машинист дал протяжный гудок и резко затормозил состав. Мы прилипли к окну в проходе. Видим, на перроне толпа местных жителей. В основном молодые парни с раскосыми глазами, многие в темных кожаных куртках. Размахивают руками, громко кричат. Женька приподнял стекло. Я взял камеру, осторожно приставил к окну, начал снимать.
Видим, как проводник соседнего вагона, у которого вчера брали интервью, пытается что-то объяснить наседавшим на него парням, загораживая вход в вагон. Те его медленно оттирают от входа, окружают со всех сторон и начинают бить. В воздухе мелькают кулаки, железные пруты. Слышим звон разбиваемых окон, в том числе у нас в вагоне. Местные кричат:
– Это наша земля! Нам не нужны билеты на этот вонючий поезд! Нам надо ехать, и мы поедем!
Местные штурмовали вагоны, по одному просачиваясь внутрь. Мы заметили, что некоторые из нападавших уже присматриваются и к нашему вагону, поэтому осторожно закрыли окно. Вернулись в купе, заперли дверь на замок. Из коридора доносился звон разбиваемых стекол, гул толпы. Неприятные ощущения...
Через несколько минут раздался гудок электровоза, состав двинулся вперед. А мы боимся нос высунуть. Минут через десять в дверь купе постучали. Мы молча смотрим друг на друга. Потом слышим скрежет ключа в дверном замке, и... На пороге начальник поезда. Вид у него взъерошенный: фуражка на затылке, волосы всклокочены, галстук сбился в сторону, ворот рубашки надорван.
– Ну что, видели?! – возмущался он. – Опять все разбили, билетов ни у кого нет! Шестерых проводников избили... Понабились в вагоны. До Семипалатинска будут ехать или до Аягоза. И никакой милиции! Кому нужна такая работа? Сколько на железке служу, никогда такого не было...
– Да, – ответили мы. – Видели. Даже снимали кое-что...
Вышли в коридор: под ногами хрустит стекло, в разбитые окна дует ветер. В соседних купе обрабатывают ссадины пострадавшим проводникам.
Спустя некоторое время я осторожно прошел по вагонам. Молодые люди восточной внешности из независимой республики заполнили нижние полки. Они громко обсуждали что-то на родном языке, хохотали и вызывающе поглядывали вокруг на других пассажиров, испуганно жавшихся друг к другу. Кое-кто даже курил, выпуская дым в потолок.
Мы с Женькой почти не выходили из купе. Снимали пейзажи за окном, питались домашними припасами и обсуждали, что страна на удивление быстро разбежалась по национальным квартирам и ездить в ближнее зарубежье вообще стало небезопасным.
...К середине вторых суток проехали Капчагайское водохранилище, на десятки километров раскинувшееся в степи. На краю горизонта красиво белели снеговые вершины гор. Казалось, что они висят в прозрачном воздухе, лишенные всякой опоры...
В Алма-Ате состав стоял минут сорок. Здесь вовсю жарило солнце. Мы походили вдоль вагонов, сняли кадры пустых вагонных глазниц и пробитых в стекле дыр с паутиной трещин. Записали эмоциональные мнения пассажиров-очевидцев и пострадавших проводников. Удалось записать возмущенный монолог машиниста, который очень переживал за техническое состояние поезда.
До конечной точки – Ташкента – добрались без приключений. На земле Узбекистана никаких эксцессов не произошло. Нам сказали, что состав на четыре часа поставят на запасной путь. За это время поездная бригада проверит техническую часть, получит продукты для вагона-ресторана и постельное белье, сделает уборку в вагонах, наскоро залатает разбитые окна.
– Давай устроим путешествие под Ташкентом, – предложил Женька.
...Вывеска гласила: «Ташкентский метрополитен имени Ленина». В кассе приняли наши российские рубли, выдали жетоны для прохода. Станций вроде бы немного, всего на двух ветках – синей и красной.
Прошли на платформу станции «Ташкентская». Она выглядела грязновато, темновато и малолюдно, однако отделана была красиво, с вязью восточных узоров на стенах и потолке.
Думаем: надо поснимать. Только начали расставлять наш небольшой штатив, подошел милиционер, козырнул и вежливо предупредил на чистом русском, что снимать в метро запрещено. Осталось нам просто прокатиться. Едем, слушаем, смотрим. Некоторые станции носят привычные названия: «Комсомольская», «Площадь имени Ленина». На стенах станции «50 лет СССР» гербы всех пятнадцати – еще совсем недавно! – союзных республик...
Катанием в метро наше знакомство с Ташкентом и закончилось.
На обратном пути мы сначала доехали до Капчагая, где задержались на пару дней у моих родственников, проживавших в ту пору в Казахстане. Они поведали, что город Капчагай покинули все военные российского гарнизона. В их доме проживало много семей офицеров, но теперь все они выехали, бросив жилье, мебель и другие пожитки. Квартиры стоят пустые, их грабят банды из местной молодежи, ломают замки, выбивают стекла. Часть пустых квартир самовольно заняли семьи местных.
– На работе тоже неладно, – вздыхала наша тетушка. – На нас местные смотрят искоса. Говорят, что мы захватчики, что Россия много лет выкачивала отсюда все богатства. Многих наших увольняют с работы, особо тех, кто занимал хоть мало-мальскую должность. Люди теряют работу и бегут в Россию. Мы тут десятки лет живем, честно работаем. Среди местных столько друзей было! Сейчас никого нет, отвернулись. Мы и сами начали подумывать переехать в Россию... Только тут работа, дом. А там что? Кто нас ждет? Бросила нас Россия...
Через два дня мы, отягощенные капчагайскими фруктами и овощами, погрузились в состав Ташкент – Новокузнецк. Начальник этого поезда, моложе прежнего, в своем купе угостил нас чаем и рассказал, что наша с Евгением поездка уже дала результат. Хотя мы еще и домой не успели вернуться.
Оказывается, именно в день нашего отъезда из Новокузнецка Министерство путей сообщения России подписало соглашение с Казахстаном о взаимной охране пассажирских поездов. Составы теперь впервые сопровождает служба охраны. Вроде бы приступила к делу и казахская транспортная милиция. Инциденты, правда, были, но порядка за эти несколько дней сразу стало больше: окна почти не бьют, проводников не трогают. А бесплатный проезд своих граждан на наших поездах казахстанские власти теперь не приветствуют: деньги-то пошли в их казну...
Говорит:
– У нас в отделении дороги про вашу командировку все знают. Все считают, мол, это телевизионщики помогли проблемы исправить. Вроде как с вашей легкой руки.
– Да мы еще ничего не сделали, – смущенно развели мы руками. – Нам чужой славы не надо!
А он нам:
– У нас говорят, что, если бы наш начальник дороги не пригрозил показать документальный фильм на всю страну, ничего бы не изменилось.
Вот такой итог получился у нашей командировки. К сожалению, для меня она стала последней большой совместной поездкой с Евгением. Через два месяца наши трудовые стежки-дорожки разойдутся.
Но мы еще пока не знали об этом. И вскоре после возвращения из Средней Азии поехали семьями копать картошку. Ведь сентябрь уже перевалил за середину, и все нормальные граждане собрали урожай.
Я ушел из АИКа в ноябре 1992 года. Но еще раньше перешел на другую работу Александр Даньшин. Потом Евгению Михайловичу Баранову предложили вновь встать на путь чиновника – возглавить управление делами областной администрации, и он согласился.
В нашем творческом коллективе возникли проблемы: начались разногласия с новым руководством. В результате я тоже ушел из компании, с тяжелым сердцем покинул любимое детище. После этого занимался рекламой и маркетингом в ВАО «Кузбассимпэкс», которым руководил Михаил Иванович Найдов.
В отделе рекламы этого внешнеэкономического акционерного общества работал популярный журналист Виктор Иванович Сохарев. Он предложил мне совместно организовать выпуск спортивной информационной передачи для Кемеровской студии телевидения. Я согласился. Передачу мы назвали «Овертайм».
С Красносельским виделись теперь редко. Иногда созванивались. Причем все время повторяли в телефонном разговоре одну и ту же подначку, которую когда-то придумал Женька. Если он звонил мне, то вкрадчиво приветствовал с иностранным акцентом:
– Здравствуй, Сергей Иоганович...
Если звонил я, то говорил ему, слегка картавя:
– Пгиветствую Евгения таки Богисовича!
Мы смеялись, довольные этим дурачеством.
Евгений продолжал трудиться в АИКе еще два года – до перехода в городскую газету «Кемерово».
Я почти не помню передач, которые он делал в одиночестве. Разве что телеочерк памяти Аркадия Дахненко, заслуженного артиста РСФСР, актера Кемеровского драмтеатра, умершего 7 апреля 1993 года. Мы с ним вместе ездили в Ригу. И вот сейчас Женька на полную катушку использовал те сокровенные видеокадры, которые мы снимали в Латвии и в купе поезда. Очерк вышел душевным, теплым, пронзительным и насыщенным по содержанию, как это умел делать Красносельский.
Потом покинул АИК и Женя. Агентство информации Кузбасса еще некоторое время как-то просуществовало и тихо прекратило свою деятельность...
12
Когда вспоминаешь о Красносельском, первым делом приходит на ум его общительность. Об этой черте Женькиной натуры рассказывают многие коллеги. Он мог, например, запросто подойти к любому незнакомцу или известному человеку, хлопнуть по плечу и заявить что-нибудь типа: «Как считает твой лучший американский друг Марлон Брандо, все коренные американцы – это выходцы из Германии. Твои предки наверняка тоже были немцами. Не веришь? Хочешь, докажу?» И полчаса доказывал ему, ошеломленному, что его предки могли попасть в Сибирь только из Поволжья.
В дальних поездках он так увлекался, расписывая невероятные, часто смешные истории, что мог часами говорить без умолку, порой перескакивая с одной темы на другую. Про эту его особенность среди знакомых работников пера и микрофона ходила шутка: если едешь в командировку в одной машине с Красносельским, радио можно не включать. И будьте уверены, вся компания в автомобиле, включая водителя, хохотала от души, слушая его остроумные были и небылицы. Такой уж характер: ему всегда нужны были «свободные уши», неважно, внимают они его сентенциям или нет...
Между прочим, его любовь к «устному творчеству», бывало, по-настоящему выручала людей. Татьяна Красносельская, вспоминая о совместных с мужем студенческих годах, делилась в одной из газетных публикаций:
«Обожала Женю за ум, за готовность протянуть руку, когда человек в отчаянии. Однажды вечером, когда он шел в свою комнату студенческого общежития, увидел в коридоре парня. Лицо его... Скорее, не было лица. Все сразу ясно: плохо человеку. Женя задержался. Стал рассказывать, какие люди есть на свете. Какие были. Читал ему стихи. Он будто бы боялся замолчать и стать неинтересным парню. Но нет, парнишка стал преображаться. У меня прошел сон, сама заслушалась. К утру парень воспрял духом, согласившись, что самое страшное – это смерть. Все остальное относительно. Они разошлись. Парень – спать. Женя – на экзамен. Я часто говорила своим детям, что, наверное, проще откупиться или выглядеть добреньким, дав денег взаймы. Труднее, когда ты отдаешь душу. Папа – отдавал...»
Умение Красносельского обаять любого собеседника всегда поражало и меня. Один случай мы с Бединым до сих пор вспоминаем с добрым смехом.
Когда в мае 91-го наша рижская командировка подходила к концу, Евгений вдруг предложил сдать в пункт приема пустую стеклотару, которая скопилась у нас в туалете гостиничного номера. Мы с Владимиром Ивановичем не смогли его отговорить. Все наши аргументы – про Ригу и про пустые бутылки из-под спиртного – разбивались о его железобетонное упрямство: «Не пропадать же добру!»
Да, существовала такая традиция в СССР – сдавать стеклопосуду. И ничего постыдного в этом не было. Короче, нагрузили мы пустыми бутылками сумки и пошли: Красносельский впереди, я и Бедин – за ним.
Нашли один пункт приема – закрыт. Идем дальше. Обнаружили другой – не принимают, ящики кончились. Выявили третий – берут только молочные стеклобутылки.
Евгений не сдается. Взял за фалды какого-то мужичка, поведал ему про нашу нужду.
– Знаю! – встрепенулся мужик. – На улицу Негю, на Центральный рынок ехать надо. Там идеальная точка, всегда принимают. – и начал сбивчиво объяснять, как доехать до заветного места: – На трамвае! Тут недалеко десятый номер останавливается. В полчаса доберетесь. Там павильоны, в них не ходите. Рядом есть открытая территория. Вот тут и спросите...
Бедин кричит:
– Парни, давайте вернемся, пока не поздно!
Женька отмахнулся. Короче, рванули на остановку. Бело-голубой рижский трамвай домчал нас до места. Центральный рынок города – это грандиозное сооружение из пяти огромных полукруглых павильонов. Возле крайнего павильона большая площадка огорожена забором, на ней цепь палаток и забегаловок с овощами, фруктами, одеждой, цветами, сувенирами, спиртным. Везде скамейки. В самом конце площадки мы обнаружили искомый объект с вывеской: «Прием стеклотары». А очередь из трех человек давала надежду на благополучное завершение предпринятой Евгением операции. Мы поставили сумки на землю.
– Я пойду к воротам, – сообщил Бедин, кисло улыбаясь. – Дурак я старый, что ввязался! В общем, у тебя, Женя, на все про все двадцать минут, иначе мы из Риги сегодня не уедем.
Он направился к выходу, я за ним. Вышли на площадь перед рынком, осмотрелись. Огромные павильоны впечатляли своими размерами, у каждого из них толчея. Это был самый крупный рынок Прибалтики.
Владимир Иванович без конца поглядывал на часы:
– Ну, что он там тянет? Опоздаем на поезд... – и вдруг как захохочет: – Бегаем по Европе с пустыми бутылками... Ха-ха-ха! А у них тары нету... Ха-ха-ха!
А Женька все не появляется.
– Сходи-ка ты за ним, – послал меня Бедин. – Пусть он бросает к черту эту затею. Иначе опоздаем.
Я помчался к пункту приема. Подбегаю и с удивлением обнаруживаю, что на входной двери висит замок. Но знакомый затылок выглядывает из-за спинки ближайшей скамьи. Обогнул я скамейку и увидел такую картину: Красносельский сидит вместе с долговязым парнем, который стоял впереди него в очереди. На лицах благодушные улыбки. Между ними лежит газета, на ней наполовину пустая бутылка портвейна, два бумажных стаканчика, половинка сырка «Дружба» и остатки белого батона. Асфальт перед скамейкой заставлен пустой стеклотарой. Женька энергично размахивает руками перед лицом собеседника: «Если к нам приедешь, я тебе...»
Я ему:
– Ты что, забыл? Нам же срочно надо ехать! Там Бедин весь на нервах...
А он:
– Погоди-ка. Знакомься, это Василий. Вася, это Сергей, мой товарищ и коллега. – вид у него расслабленный, будто торопиться некуда.
Я озверел было. А он:
– Погоди, сядь. Я контролирую время. Послушай лучше, что Вася рассказывает. – А сам не дает ему рта раскрыть. – Мы же не просто так сидим! Здесь тоже ящики закончились. Хорошо, Василий нас выручил и взял всю нашу посуду оптом. Правда, чуть подешевле. Васе – спасибо! Кстати, он из местных, родился здесь. На автозаводе «РАФ» работает слесарем. Сейчас, говорит, только и разговоров, что о выходе из Союза. Латыши – за, русские – кто как! Думают, что с Европой лучше жить станут. А Василий считает, что превратятся они в никому не нужную европейскую глубинку. Уже сейчас у завода проблемы начались: заказов все меньше...
Видно, что собеседника он успел обаять по полной. Вася смотрит на Евгения влюбленными глазами.
– Понял, – киваю. – Только нам надо бежать, опаздываем!
– Согласен, – говорит Женька. – Разливай, Вася, по последней. Чур, ты первый. – И подает мне свой стакан.
Я попытался увернуться.
– А вот тут ты не прав, – настаивает Красносельский. – Давай-ка выпей за Василия, за то, чтобы у него все было хорошо. За это ты не имеешь права не выпить!
Делать было нечего... В общем, в гостиницу мы прибежали минут за двадцать до отправления автобусов с нашей делегацией...
Евгений серьезно увлекался литературой, много читал, умело цитировал прочитанное. Со школы сочинял стихи.
В середине 1980-х он написал строчки «Гимна кузбасских журналистов», посвященные памяти редактора газеты «Кузбасс» Анатолия Игнатьевича Бельчика:
О том, что жизнь борьба,
пусть голосят политики.
У нас с тобой судьба
едина – журналистика.
И заповедь чиста,
как слеза на щеке:
Сегодня – со щитом,
а завтра – на щите.
Работая в «Комсомольце Кузбасса», Евгений регулярно ходил на заседания литературной студии «Притомье», которая начала действовать с октября 1979 года. Об этом вспоминал известный кузбасский поэт и писатель Геннадий Евлампиевич Юров. Он-то и приравнял поэтические «выплески» Евгения к литературному творчеству, а самого Красносельского – к «третьему поколению писателей Кузбасса», воспитавшемуся в «Притомье».
В самые первые недели работы литстудии здесь вели тетрадь, где записывали информацию о заседаниях. Юров этот документ сохранил:
«Храню в своем архиве «Бортовой журнал» студии, общую тетрадь в клеточку, где заполнены лишь несколько первых страниц, – пишет он в своих записках «История общения друг с другом (три фрагмента воспоминаний)» в журнале «Огни Кузбасса» за 2007 год, № 2. – Жанр документа и отчета как-то у нас не прижился. Мечтаю подарить эту тетрадь молодым литераторам будущего поколения, если они студию сберегут. А сейчас интересно вернуться к истоку – обратиться к этим первым записям в «Бортовом журнале», ставшем историей.
...Следующая запись в «Бортовом журнале» сделана рукой поэтессы Нины Павлушиной. На заседании 19 ноября 1979 года отчитывался руководитель кемеровской литгруппы Владимир Ширяев, актер В. Мирошниченко призывал писать для театра, лектор В. Плющев рассказал о международном положении... Читали стихи Виталий Крёков, Геннадий Чупин, Александр Катков, Владимир Советов, Семен Печеник. Евгений Красносельский порадовал своими пародиями...»
Вот так: «порадовал своими пародиями». Ни больше ни меньше!
Газета «Московский комсомолец» в Кузбассе» в 2019 году – к 40-летию рождения «Притомья» – выпускала на своих страницах разворот «Родная литература». В феврале, в первом выпуске – стихи. Студию представили те, кто застал ее начало и становление: А. Глазырин, Р. Евсеенко, Т. Рубцова, Е. Красносельский.
«И в поэзии Женя был своим человеком, – уверен ветеран журналистики, поэт Олег Курочкин. – Хотя старался этого не афишировать».
Отмечу, что подвизался Евгений и на ниве прозы. Я вычитал на одном из интернет-сайтов, что он автор написанного в 1981 году фантастического рассказа «Последний солдат». Но найти этот рассказ мне не удалось...
13
Еще одной его страстью был спорт. Например, шахматы, в которые он при случае с удовольствием играл. Но больше других Женька любил игровые виды спорта. И прежде всего, конечно, футбол. Он гонял мяч с детства – во дворе, на улице, возле школы. Причем его действия на поле часто напоминали работу капитана или играющего тренера: расставлял игроков, руководил действиями команды.
Ветеран газеты «Комсомолец Кузбасса» Владимир Михеев в эссе «Курсом первого капитана» написал о Евгении Красносельском: «Организатор и вдохновитель всех наших побед и ряда поражений, первый на евразийском пространстве капитан-редактор, имея мариинскую закваску, обрел почетное звание и олимпийский характер... В пылу борьбы капитан умел дойти до каждого и найти действенные слова».
Вадим Антонов, спортивный обозреватель газеты «Кузбасс»:
«Евгений Красносельский – игрок по натуре, а настоящий игрок на дух не переносит чинопочитания, не лебезит, не признает формальных авторитетов, в его табели о рангах равны и начальник, и работяга. Его работа в газете, футбол в его исполнении – большая игра с корневыми шутками-прибаутками. «Десять лет Бутырки, старичок!» – фраза уроженца Мариинска, где открыт музей истории ГУЛАГа, не о сроке наказания, пусть и виртуальном, а о бесстрашно-философском отношении к жизненным катаклизмам».
Подлинную известность – уже в масштабе всей страны – принесла неистощимому на выдумки Красносельскому идея проведения спартакиад журналистов Сибири.
Первая из них прошла в мае 1984 года. Ее организаторы и участники до сих пор не забыли, сколько было приложено усилий и задействовано служб, чтобы в Кемерове, на спортивной базе производственного объединения «Азот», вступили в борьбу команды Барнаула, Новосибирска, Томска, Омска, Кемерова и даже Кургана! Волейбол, футбол, шахматы – такова была программа этих игр. А еще профессиональный конкурс – кто лучше напишет репортаж обо всем происходящем. И первым победителем в этой номинации стал Евгений Красносельский!
Кто только из легендарных кузбасских журналистов не соучаствовал в памятной спартакиаде! Редактор газеты «Кузбасс» Анатолий Бельчик вместе с тогдашним председателем областной организации Союза журналистов Виталием Банниковым командовали парадом открытия. Им активно помогали завотделом «Кузбасса» Виктор Моисеев, в то время собкор ТАСС Виктор Кладчихин и еще многие. Евгений в эти дни старался успеть всюду.
Потом эстафету журналистского братства подхватили работники пера и микрофона Новосибирска, Омска, Барнаула, Красноярска, Иркутска, Томска. Такие поездки со спортивными состязаниями представителей профессионального сообщества продолжались в течение шести лет. Увы, в лихие девяностые о спартакиаде журналистов Сибири пришлось забыть. Последняя состоялась в 1989-м. Не до нее стало. Постепенное возрождение журналистских спартакиад начнется гораздо позже...
Еще одно спортивное детище Красносельского, о котором, уверен, в Кемеровской области знают все журналисты, – футбольная команда «Гонорар-82».
Вот как об этом рассказывает активный участник игровых баталий, спортивный журналист, сотрудник газет «Комсомолец Кузбасса», «Кузбасс», «Кемерово», «Земляки» Олег Курочкин:
«В начале мая 1982-го в одном из прокуренных кабинетов на седьмом этаже, где располагалась редакция газеты «Комсомолец Кузбасса», произошло событие, ставшее знаковым. Поиграв как-то в футбол на асфальтированной площадке редакционно-издательского корпуса «Кузбасса», группа журналистов: Евгений Красносельский, Лев Попов, Владимир Михеев, Константин Крекнин, Евгений Худобин, Александр Недашковский и автор этих воспоминаний – пришла к мысли создать команду. Генератором идеи выступил Женя. Именно с его подачи и родился «Гонорар» с пометкой «82». А тесное содружество журналистов и полиграфистов (ныне, к сожалению, забытое, вытесненное новыми технологиями производства газет) привело в команду и работников издательства».
Боевое крещение журналистской дружины состоялось 15 июня 1982 года на стадионе «Химик» – в матче с артистами Государственного академического Малого театра Союза ССР. Вскоре подобные матчи-шоу стали традиционными. Спустя год соперником «Гонорара-82» выступил другой столичный гость – Государственный академический театр имени Моссовета.
Особо следует выделить встречу 14 июля 1986-го с московским «Ленкомом», который прибыл на гастроли в Кемерово. Знаменитые актеры Евгений Леонов, Олег Янковский, Николай Караченцов, Александр Абдулов и другие вышли на поле, чтобы сразиться с кузбасскими журналистами.
Кстати, желание организовать матч с этим театром возникло у Евгения Красносельского еще и потому, что работники «Ленкома» – и артисты, и работники технических служб – в начале 1980-х тоже организовали свою футбольную команду «Авось» (по названию постановки «"Юнона" и "Авось"»). Даже несколько раз занимали первые места в турнирах между командами театров.
И вот кузбасские журналисты вызвали «Авось» на поединок.
«Помню встречу капитанов команд – Красносельского и Абдулова – накануне матча в холле гостиницы «Кузбасс», – продолжает Курочкин. – Это была остроумная словесная перепалка двух темпераментов, достойная масляковского КВНа. Продолжилась она и в игре, между прочим, корректной. И после – во время «третьего тайма»...»
А это – строки из публикации о памятном матче, которые написал для газеты «Кузнецкий рабочий» известный журналист Михаил Гревнев:
«Гастрольный график «Ленкома» был плотнейший – по одному-два спектакля ежедневно. Но – по инициативе журналистов – театру удалось устроить и спортивные представления... «Ленком» приехал в Кузбасс в ранге не только самого популярного театра Москвы, но и чемпиона столицы по футболу среди театральных коллективов. «Гонорар» тоже был не лыком шит – победил на спартакиаде журналистов Сибири. Поединок двух чемпионов, как говорится, был неизбежен, тем более ленкомовцы, как выяснилось, и спортивную форму с собой прихватили – «на всякий случай».
Инициативу проявил известный журналист, капитан «Гонорара», замечательный, фееричный Евгений Красносельский. Он написал несколько рецензий на ленкомовские спектакли и по-человечески сошелся, а затем и подружился с Николаем Караченцовым, который и помог Жене организовать те матчи.
...Сам я матч не видел, потому живописать его не буду. Скажу только, что – по рассказам коллег – получился он очень упорным и завершился ничьей. И что не последние роли в «Гонораре» играли новокузнечане – вратарь Сергей Чугурян и нападающий Валерий Немиров, забивший один из голов».
Матч состоялся на кемеровском стадионе «Химик». Погода тогда выдалась жаркой. Игрокам пришлось трудно – бегать по большому полю, обливаясь потом, атаковать и защищаться, не имея при этом профессиональной подготовки. Хотя, как вспоминал потом Александр Абдулов, игравший под необычным номером «99», в Москве их команда часто тренировалась после спектаклей в футбольном манеже «Спартак».
«Поначалу возникли разногласия с директором стадиона «Химик», – вспоминает актер, член команды «Авось» Игорь Фокин. – Он не хотел выпускать нас на ухоженное зеленое поле, предназначенное только для игр команд мастеров. Капитан «Гонорара» Красносельский пытался уговорить директора, но без толку. Наконец были выдвинуты условия: определенное количество билетов на каждый спектакль. И конфликт был улажен».
Было очень интересно наблюдать за великими артистами. Евгений Леонов ввел мяч в игру – первым сделал удар. Но потом на поле не играл, а сидел с Татьяной Пельтцер и Марком Захаровым на трибуне. Оттуда они и другие работники театра болели, кричали, поддерживали коллег. Комментировал матч журналист, режиссер, спортивный обозреватель Илья Ляхов. Смешно импровизировал, шутил, зрители постоянно хохотали.
Как гласит футбольная летопись, счет открыл кузбасский журналист Олег Курочкин. Но затем два гола подряд в ворота соперников забил работник сцены театра Александр Стаханов. Равновесие восстановил кемеровчанин Олег Бизянов. Третий гол в ворота ленкомовцев забил журналист Валерий Немиров. А сравнял счет Александр Абдулов. В основное время результат – 3:3. Серия пенальти тоже не выявила победителя – 4:4.
Во время матча капитаны команд Красносельский и Абдулов постоянно вели своих игроков в атаку. Абдулов был очень раскрепощенным на поле. Брал игру на себя, но и частенько терял мяч. Александр Гаврилович так яростно хотел выиграть, что спорил и с судьями, и с соперниками, и с собственными товарищами...
После этой игры команды решили, что нужно сыграть еще одну. На этот раз матч состоялся на поле у кемеровской школы № 62.
– Абдулов и Алферова привезли с собой в Кемерово крохотную собачонку Авоську. И так получилось, что весь матч она была за воротами нашего вратаря Валеры Качина и яростно его облаивала, – воскресил тот день в памяти Владимир Михеев. – Не знаю, раздражало это Качина или нет, но он пропустил два мяча именно от Абдулова. Однако победа тогда осталась за нами!
Женька не скрывал радости. Он ведь тоже не любил проигрывать. Нигде и никогда. Будь то футбольное поле, волейбольная площадка или шахматный столик, не говоря уже о сугубо профессиональном соперничестве. Он играл так же, как работал: неистово, отдаваясь делу без остатка, не щадя своего сердца...
Неудивительно, что в память о Евгении Красносельском, организаторе и капитане уникального «Гонорара-82», в Кемерове больше двадцати лет регулярно проводились футбольные матчи. В них, продолжая семейную традицию, в майках «Гонорара» не раз выходили на поле сыновья Красносельского – Евгений и Андрей.
Назад | Далее
