Дневник читателя (Встреча-онлайн с известным литературным критиком Вячеславом Лютым (г.Воронеж) на сайте «Российский писатель». Ответы на вопросы.) Подготовил С. Донбай ч. 2
Патриотическое писательское сообщество чрезвычайно разобщено, катастрофически склонно к житейскому компромиссу, во многом разучилось радоваться чужому успеху. Это не правило и не обличение, но всего лишь горькое наблюдение. Вместе с тем, определенные изменения уже начали происходить, продиктованные чувством самосохранения государственной власти. И что же – потерпеть немного, а там все устроится? Напомню, что терпение – едва ли не самая трудная из христианских добродетелей. Просто надо делать свое дело: если ты хочешь писать кровью сердца, не стоит ходить в магазин за клюквенным соком, дабы разбавить эти страшные, почти мистические красные «чернила». И тогда приросший к мели корабль русской жизни понемногу будет обретать равновесие и способность к плаванию. Организационно все будет происходить постепенно, от одного – к другому, набирая критическую массу.
Сегодня у нас есть давно позабытое чувство русской победы – победы справедливости над вероломством. И очень важно, что это переживание связано с Крымом – местом и историческим понятием, где честное выше лживого, чистое очевиднее грязного, подвиг реальней корысти. Всего и нужно от всех нас: соответствовать произошедшему, понимать этот «намек» бытия и знать, что русские дети завтрашнего дня будут задавать нам свои наивные и беспощадные вопросы. Постараемся ответить на них немногословно, и чтобы старик не опускал взгляд под ясным взором младенца.
Любови Галицкой. (…)Я совершенно согласен с Вашим взглядом на нынешних популярных авторов стихов-виршей. Но это отбор отрицательный. Человеку, возможно, способному, говорят: ты уже художник, пора выходить к людям. И он, как есть, фигурально говоря, профессионально "неумытый", "со щетиной", "с запахом изо рта" победным шагом выходит к читателям-зрителям. Далее следует раскрутка этого школяра, который полагает, что школа ему не нужна - профессионально-литературная, творческая, личностная. По телевизору показывают молодых поэтов в передаче Гаврилова. Смотреть и слушать эти выступления я не могу. С одной стороны, там делается акцент на частную жизнь в поэтических сюжетах, с другой сортируется география. А с третьей - сидит какой-нибудь нынешний кумир за столом аксакалов и судит-рядит с умным видом, хотя обсуждать, в первую очередь, нужно его самого: соответствует ли он громким похвалам, которые ему отпускаются. Но это ныне - повсеместно: молодой творческий человек - уже талант, потому что - новая кровь. Это глупость. Прежде нужно посмотреть на состоятельность дарования, на его способность откликаться на важнейшие темы - все это непременно должно быть искренним. И если вещь, которую написал молодой прозаик, отличается от произведения писателя старшего поколения некоторой поверхностностью, но чувствуется сердечное усилие автора, то здесь нужно понимать: следующее поколение должно освоить старый опыт, воспринять ушедшие события по-новому. Вот тогда литературный процесс будет двигаться естественно. Что касается меня, то я читаю и даю творческую оценку самым разным стихам - и авангардным, и традиционным по форме. Но душа моя склоняется к классическому выражению чувств и мыслей.
Александру Кердану. (…)Конечно, дела с критикой сегодня достаточно плохи. В первую очередь, потому, что критики поневоле стали чувствовать себя обслуживающим персоналом при писателях или поэтах. А это разрушительно сказывается на результатах их профессиональной деятельности. Когда я пишу статью о стихах такого-то поэта, мне важно разгадать тайну: что стоит за словами, как автор смотрит на мир, что видит, что ускользает от его внимания, а что он категорически не хочет рассматривать. По существу, речь идет о загадке творческой личности, которая отражена в ее художественных творениях. Если подходить к критической задаче таким образом, то ты удовлетворяешь собственное исследовательское любопытство, которое сродни наблюдениям прозаика за внешним миром: вошел человек, загасил сигарету, положил окурок на угол стола. И ты понимаешь, что этот небрежно одетый художник, пробавлющийся оформительским заработком в НИИ связи, живет очень трудно: сигарета "Прима", а когда уходил - взял бычок: докурить. Вот с таким вниманием к деталям и стоит смотреть на стихи. Хотя детали могут быть и огромными - и не вещами, а понятиями.
Плохие критики не продуцируют отсутствие литературных гениев. Роль критики здесь вторична. Если перебить всех критиков, как кур, то поэты и прозаики не перестанут писать - как хорошо, так и плохо. Просто на поверхность выйдут случайные произведения, но потом все самоорганизуется. Однако такой взгляд по нраву не всем. Однажды на секции театральной критики нечто подобное я сказал о театре. Московская критикесса, привыкшая составлять поле фаворитов и поле неудачников по своему вкусу, со мной категорически не согласилась. Однако в ее словах я увидел только самооправдание и защиту своего социального и творческого положения. Увы - и больше ничего.
Екатерине Козыревой. (…)Если автор дает понять читателю, что прошлое для него значимо и жизнь общая не зачеркивается трагичным человеческими судьбами давних лет, то это уже чувство истории. Если герои давно минувших лет для писателя важны, а иные фигуры - священны, это в ту же копилку. Очень часто, покрывая черной краской русское прошлое, стремятся его уничтожить, не понимая, что, сделав его другим, тем самым убирают из реальности себя или своих потомков. Бытие таких шагов не прощает. Просто дурковатые люди думают, что жизнь есть физическое преодоление пространства и времени: бегаешь, ешь, лежишь в постели с кем-то, смеешься, пьешь и т.п. Но ведь эмоции твои, печаль и радость - они из другой системы координат, в которой есть еще честь, долг, правда, терпение...
(…)Говоря о правде мужицкой и "государственных уложениях", я предлагаю вспомнить "Капитанскую дочку", где своя правда и у Гринева и у Пугачева. В свое время я прочел замечательную статью Лотмана на эту тему. Она словно сняла пелену с моих глаз, а когда я медленно читал пушкинский текст, то будто проваливался в космос, в котором все предметы взаимосвязаны. Однако правда Пугачева, в случае ее победы, уничтожила бы русское государство. А многие официальные порядки, как известно, не учитывают человеческую боль или горе. Священная русская государственность важна? Да, несомненно важна, ее стоит беречь всемерно. Но терпение народное ведь не безгранично? Да, народ порой срывается в бунт, в первичной основе которого - поруганное понятие о справедливости. Вот о чем я упомянул в той формуле.
А поэт или художник в любом случае "соревнователен" с Богом - таков онтологический изъян этой профессии или призвания. Тут важно понять свое место и не считать, что тебе - море по колено. В противном случае художник впадает в определенный демонизм.
Народному поэту прорваться сквозь толщу предвзятости и лжи чрезвычайно трудно. Кроме того, ему придется преодолеть заслон из тщеславных чувств своих более "продвинутых" коллег по литературному цеху. Тут рекомендаций быть не может. Просто читатель должен любить своего поэта и всякий раз его поддерживать, хотя бы и в разговоре с местной администрацией.
Сергею Донбаю. (…)Возможно, я покажусь слишком тенденциозным, однако считаю, что региональные журналы и держат на своих плечах всю тяжесть сегодняшнего литературного процесса. Столицы шумят, пух-перо летит, но серьезная литература создается в тишине и самоуглублении. В Москве и Питере это почти невозможно. Поэтому я исключительно высоко ценю роль провинциальных журналов в современной литературе. Я намеренно пишу "провинциальных", потому что это определение - из толщи земной, а региональность есть только проявление административного деления страны, в достаточной степени условного.
У меня есть возможность следить за публикациями в "Русском эхе" (Самара), "Страннике" (Саранск), "Суре" (Пенза), "Гостином дворе" (Оренбург), поддерживать связи с белорусской "Новой Немигой литературной" (Минск) и рядом других журналов. Сейчас мы получаем Ваши "Огни Кузбасса", отправляем в Кемерово "Подъём". Все эти издания достойны государственной поддержки, все они - жизнь современной русской литературы.(…)
Геннадию Иванову. Дорогой Геннадий, спасибо за предложение, я не возражаю возглавить секцию критики СП.
Перерегистрация членов союза чрезвычайно трудная проблема. Я знаю, что в прежние годы в состав Союза писателей было принято много авторов очень слабых произведений. Но как отделить зерна от плевел? Это ящик Пандоры: только начни делить писателей на хороших и плохих, и все писательское сообщество взорвется. В малой степени это возможно сделать на местах. А в Москве принимать решение по характеристикам писателей из регионов - вещь самоубийственная. Возможно только утверждать принятое там.
Что касается объединения Союзов, то я категорический противник этого проекта. Во многом нам не о чем говорить с писателями альтернативного союза, к этому различию в системе ценностей нужно относиться как к факту. Но участвовать отдельными идейно-художественными корпорациями в более общем литературном проекте вполне можно. В отношении изменений в работе Союза писателей России могу сказать кратко только одно: она должна иметь наступательный характер.
Помню, открывали мы мемориальную доску памяти писателей-воронежцев, погибших в годы Великой Отечественной войны. Происходило это 8 мая. И вдруг именитый воронежский литературовед стал говорить о том, что один из них злокозненно заставлял Мандельштама писать положительные рецензии на сочинения местных авторов (я же думаю, что просто давал опальному поэту возможность заработка), а другой публиковал статьи, в которых ругал стихи Осипа Эмильевича. Вот такими были эти два погибших "непозитивных" писателя. Все обомлели: здесь, в этот день и так! Пришлось мне сказать, что они могли, говоря по-современному, "откосить" от призыва в действующие части, устроиться в какую-либо тыловую газету, выхлопотать себе "бронь"... Однако они пошли на фронт и погибли.(…) Потому-то мы стоим перед мемориальной доской и кладем свои цветы.
Это был их поступок, незаметный почти для потомков из либерального постсоветского сообщества, но очень важный для каждого русского писателя.
Василию Дворцову. Василий, время сейчас связано с коротким дыханием. Оно проявляется не только в частной жизни, но и в государственной. В годы войны невозможно было с уверенностью сказать, что будет через день или месяц. Но государство неуклонно заявляло о своей жизнестойкости, несмотря на отступления и поражения. И личное короткое дыхание поэта словно "вытягивалось", становилось длинным, и появлялась эпика. Сегодня эта вторая сторона нашей жизни, государственная, отличается большой зыбкостью. И вот совпадение двух упомянутых векторов приводит к отсутствию эпических произведений в поэзии. Но это - не навсегда. Потому не принимай всерьез бредни какого-нибудь бойкого критика, который станет утверждать: дескать, теперь мы живем в эпоху, когда наступил "конец поэмы". Читали уже прежде про "конец романа" и "похороны советской литературы"...
Нине Ягодинцевой. (…)литературно-критический принцип, который вы приводите как имеющий распространение подход критика к художественному произведению, сегодня воплощается в полемике вокруг христианских поэм Юрия Кузнецова. Все "свое" критик вонзает, будто заточенную вилку, в живое тело поэзии, а затем начинает ее "разделывать", как запеченную грудинку. Для критики это катастрофический подход, потому что аналитик не замечает целого, отворачивается от деталей, не учитывает голос автора и не понимает его позиции внутри мира, который поэт живописует. Конечно, важно вписать художественное произведение в систему координат русского мира. Ты можешь делать это, когда любишь само произведение, оно тебе интересно - или ненавидишь его, оно мешает тебе жить. Но стоит отдавать себе отчет и в ненависти, и в любви - пусть они не застят тебе глаза. Мне ближе первый принцип. А в целом важно быть корректным и не переделывать художественную литературу на свой лад, в соответствии с теми умными книжками, которые ты прочел в минувшем году. Тут важна честность, внимательность и, конечно, профессионализм. И потом критик в своем рассуждении не должен заслонять автора, не быть "на всякой свадьбе - женихом"...
Валентине Коростелёвой. (…)Вы пишете о пожизненных индульгенциях на творчество, которые выдаются новым прагматичным молодым писателям. На самом-то деле ни о какой "пожизненности" тут речь не идет. Это просто мода, у которой периодически бывают обновления, а "писатели" думают, что подобный успех - навсегда. Гонорар, известность, влияние - ведь то же самое было в советское время. Но тогда все устраивалось куда прочнее, чем сегодня. Но и сейчас читатель очень благодарно отзывается на произведения тонкие, проникновенные. Нужно писать стихи и рассказы, повести, романы только потому, что писатель лишь отчасти хозяин своего дара: он ему вручен на время высшей силой. И потому такое мистическое Поручение необходимо выполнять честно, не по привычке садясь за стол перед листом чистой бумаги. Забудьте Вы про шорт-листы и "обоймы". Есть только две важные для писателя вещи: создавать художественные произведения и поддерживать свою семью. Без второго пункта первый очень скоро становится эгоистическим самовыражением: просто автору некого любить, а это - дуновение из холодной бездны.
Что касается "всего мира", то я испытываю к нему полное равнодушие. У остального мира есть много очарований, которые увлекают его неудержимо. Пусть только уважают Россию - этого вполне достаточно.
Наталье Егоровой. (…)А новое мощное поколение в русской поэзии есть, ему около 50 лет, спектр его интересов и размышлений весьма широк и независим от идеологических разнарядок. Большое видится на расстоянье, как известно, а в нас еще и сквозит ветерок эгалитарного общества, соединенный с привычной литературной соревновательностью и тщеславием. Как критику, который в первую очередь занимается поэзией, мне есть куда входить, на что обращать свой взгляд, над чем задумываться.
Для поэта важно уметь отказаться от собственного вчерашнего опыта и нащупать новые интонации и ритмы, которые адекватны реальности. Он должен любить своего читателя, потому что в отсутствии взаимной читательской любви - он мертв. Родная земля для него - во многом материнский образ, иначе он бездомный скиталец, не интересный никому.
Русская литература во многом похожа на "детоводительницу ко Христу". Не случайно в 30-е годы отечественная классика, по сути, замещала собой христианские наставления. Конечно, со многими оговорками, но тогда было, образно говоря, не до жиру. Я противник воцерковления литературы, потому что есть в литературе свобдная воля художника, которая ведет его к идеалу. Но сам путь - бесценен и поучителен. В случае воцерковления путь исчезает, на его место становится правило.
(…)Что касается современной "духовной поэзии", то она часто в поэтическом отношении очень слаба, но канонически верна. Это именно то, что случится с нашей литературой, если ее постигнет воцерковление. Стихи иеромонаха Романа (Матюшина) - отдельный феномен, а не аргумент в споре о церковной ограде и русском поле.
Дмитрию. (…)для библиотеки важно иметь на своих полках столичный журнал и несколько региональных. Это, в первую очередь, связано с тем, что "Наш современник" или "Москва" - издания независимые, негосударственные и могут позволить себе публикации резкие, показывающие правду во всей ее остроте. Региональные журналы, финансируемые из областного бюджета более осмотрительны, что не всегда плохо. В них преобладает взвешенность суждений и отсутствие "баррикадных" настроений. В этой связи могу назвать "Аргамак-Татарстан", "Огни Кузбасса", "Подъём", "Север". Какие-то из этих названий можете заменить по своему усмотрению. Но все названные издания отличаются продуманной структурой, рубрикацией и последовательностью материалов, а это - важнейшая составляющая литературного "толстого" журнала, когда читатель постепенно переходит от одного текста к другому.
Георгию Пашневу. (…)если Вы пишете в жанре фэнтэзи, то просто обязаны опираться на родовой опыт славян. Лишь в этом случае у Вас могут быть творческие удачи: есть почва. Мы говорим о том, что либеральная литература во многом безжизненна - потому что она беспочвенна, тотально эгоистична и часто безнравственна. Вам нужно нечто общее, что связало бы Вас и Ваших читателей в один круг, у которого есть подземная родовая крепь. Тогда фэнтэзи может стать не только упражнением в расхожем стиле. Что касается меня, то я не поклонник подобного рода сочинений. Тем не менее, свойство, о котором я говорю, позволит фэнтэзи стать литературой в большей степени, нежели сейчас. А жизненный опыт писателю необходим. В противном случае он не сможет создать характер литературного героя и сделать его облик убедительным.