А дела у Мотьки с бабкой Марьей благодаря Инге Владимировне дей-ствительно шли. Заказы поступали без простоев, даже из столицы гости стали наезжать. Тогда имя «Матильда» и вызолотилось дорогим тиснением, чтоб со-лидней выглядело! Инга после того как помогла организовать фирму, сотруд-ничала с ними, получая немалую зарплату. Бабка Марья с Мотькой не жалова-лись. Им на жизнь хватало, а без такого верткого и хваткого человека ничего бы у них не вышло. После выставки Мотькиной коллекции в столице привезли они оттуда не-сколько выгодных контрактов, и стала «Матильда» модным брендом. Никто и предположить не мог, что создает всю эту красоту нелепая девочка, которая замкнулась в своем мире и вряд ли когда его покинет. В фирму пришлось нанять еще мастериц для работы по Мотькиным эскизам. Авторские же укра-шения уходили за очень хорошие деньги. Тем временем, Мотька окончила училище народных промыслов, где от нее требовались умелые руки, а что у нее в голове - никого не волновало. Так они и жили да по пятницам в баню ходили. Только Василины более не встречали. - А сказка-то у Васьки с Эдиком ее сложилась. А ты говорила! Глядишь, и дет-ки скоро пойдут… - Не может с Кощеем быть счастья! – мотнула головой внучка. - Видать, не все в жизни по сказкам-то пишется, - пожала плечами бабка. - Ты же знаешь, - объясняла Мотька. – «Сказка ложь, да в ней намек…» Из-вестно, сказки еще правильно толковать надо. - Это как? – не поняла бабка. - Ну, не все, что кажется, так и есть, - развивала мысль внучка. – Кто знает, как оно в конце обернется?
Раз понадобилось бабке Марье раньше из бани уйти, а Мотька только добралась туда. Вот допоздна и засиделась. Все одно, до десяти вечера баня работает. Успеет и помыться, и волосы высушить. - Ты давай только сразу домой, как помоешься! – наказала бабка. – Нигде не задерживайся! Волноваться буду. Мотька кивнула в ответ. Как всегда, бросила взгляд на банных товарок, про себя выдумывая их истории. Завораживало ее женское тело. Думалось: «Вот бы создать картину такую из бисера да бусинку к бусинке подобрать! Чтобы, как живая, женщина получилась! А сверху непременно чтобы вода ли-лась. Красота!» Мотька словно бы слышала журчание незримых струй, видела чудесное белое тело юной купальщицы, плавными изгибами освещавшее всю сцену. Мечтательница вдруг открыла глаза. Перед ней стояло отражение де-вушки в зеркале. Тело ее, смуглое, светившееся изнутри каким-то необъясни-мым сиянием, ничуть не уступало своими очертаниями купальщице из фанта-зий мастерицы. Волосы, пусть не золотистые, густыми каштановыми волнами обрисовывали линии покатых плеч, обнимали округлые груди. А ведь она, Мотька – гадкий утенок, выросла и стоит себе перед зеркалом изящным чер-ным лебедем. И кто сказал, что только белые птицы прекрасны?! - Бабы-ы! – раздался из-за двери мужской голос. – Оделись там? Время подхо-дит. Мотька не откликнулась. Не получив ответа, банщик толкнул дверь.
Кривой Колька с недавних пор работал в бане. Из-за поврежденного в детстве глаза на приличное место устроиться не мог. Кто ж возьмет этакого Бармалея? С личной жизнью тоже не складывалось. Хоть было ему 22 года, и, если со здорового бока поглядеть, вполне ничего себе и душа у него добрая, – а все одно: девки в его сторону глаз не казали. Отчаялся уже половинку свою сыскать. Так и прижился Кривой Колька в бане. Кому есть дело до обслужи-вающего персонала, особенно, если попусту не маячит?
Дверь распахнулась, а Мотька так и стояла перед зеркалом неодетая. «Можно, конечно, метнуться к платью и прикрыться какой-нибудь тряпкой, но ведь стыдно: мужчина смотрит, а ты голая! Потом на поселке засмеют. Опять скажут, у Мотьки не как у людей!» Где-то прочитала она, что если в баню вдруг вошел мужчина, то, какое место ни прикрой, а так и останешься голой. В той истории девка взяла да и за-слонила лицо руками. Ну, стоит голая баба, а кто – неведомо! Так Мотька и поступила. Прижала ладони к лицу покрепче да еще зажмурилась для верно-сти, и голоса решила не подавать, чтоб остаться неузнанной. «Походит-походит, да и уйдет». Со стороны двери отдернулась занавеска. Потянуло сквозняком. Мотька поежилась, но не двинулась с места, словно статуя, застыла. Вошедший замер на пороге, завидев ее, потоптался на месте в нерешительности. После шаги двинулись к ней. Он оглядывал ее с головы до ног. Мужчина стоял рядом, и она чувствовала его частое дыхание. Тронув ее за плечо, он произнес: «Ты, может, оденешься?» Она молчала, продолжая стоять. «Время уже! – сделал он еще одну роб-кую попытку вернуть нежданное происшествие в нормальное русло. Ответа не последовало. – Ну, как хочешь!» - проговорил голос. Колька мог бы, наверное, уйти, но разве отвернешься запросто от такой юной красоты? Она не отвечает, не кричит, не убегает, просто молчит – и есть в этом затаенном молчании свое очарование. Когда Колька тронул ее за плечо, рука его ощутила нежную шелковистость девичьей кожи. Она будто излучала сияние, и пальцы, казалось, начинали светиться от прикосновения. «А вдруг эта девушка – единственная, с кем ему суждено быть? Разве можно отказаться от близости с таким чудесным существом?» Мужская рука была теплой и чуть шершавой. Мотьке нежданно захоте-лось, чтобы он коснулся ее еще. Она плотнее прижала к лицу ладони. «Будь, что будет! Пусть только он ее не узнает! А сама она никому про эту встречу не скажет». Мужчина и не думал уходить. Бесконечно долгий миг он молчал, разглядывая ее. Потом тяжело перевел дух: «Какая ты красивая!» Его руки снова легли Мотьке на плечи, сначала робко, потом все более по-хозяйски сжимая их, он привлек девушку к себе. Чуть раздвинув ее ладони, он коснулся ее губ, настойчиво заставляя ответить на поцелуй. И она поддалась. А руки его скользили далее по ее телу, накрыв собой упругие груди, чуть сжав их, глади-ли ее живот, бедра, касаясь самого сокровенного. Мотька немного стыдилась, но это новое ощущение было таким чудесным, что она не в силах была пре-рвать вдруг замедливший свое течение сон. Колька старался быть нежным со странной девушкой, не обидеть, не спугнуть. «Вдруг она исчезнет так же неожиданно, как появилась? Пусть это будет всего раз в его жизни! Пусть никогда после ни одна женщина не согла-сится разделить ложе с таким уродом! Сейчас девушка не видит его, а значит, может лишь чувствовать. И для нее он станет лучшим из мужчин!» И она не-смело прильнула к нему с застенчивой простотой невинности, впервые дове-рившей себя мужчине. Он осторожно перенес ее на кушетку, где бабы отдыхали после парной, постелил там ее полотенце. Девушка по-прежнему скрывала лицо ладонями, но так было даже уютнее, ведь она не могла его рассмотреть. В сильных руках мужчины смутный образ, давно рисовавшийся в созна-нии Мотьки, обрел голос, и плоть, и запах, налился теплом, теперь властно во-рвавшимся в нее. Неведомое чувство, словно горячий ветер, перевернуло все ее существо, ее детскую жизнь, до сих пор обставленную ученической мебелью и игрушками. Что-то неуловимое чудилось в воздухе, входящем в ее легкие. Этот воздух был его дыханием, и сама она теперь дышала по-другому. Когда все закончилось, в мозгу Кольки мелькнула шальная мысль: «Если б это могло повториться!» Он прильнул губами к ее руке, словно благодарил девушку за проведенные вместе мгновения. На запястье вспыхнула небольшая родинка в форме звездочки. «Как красиво! – подумалось ему, но следом при-шло сожаление. – И это проходит». Девушка продолжала молчать, скрывая лицо ладонями. Колька горько вздохнул: - Конечно. Ты не хочешь меня видеть или чтоб я мог узнать тебя. Не бойся! О нашем свидании никто не узнает. Я не болтливый, - еще раз взглянув на свою случайную возлюбленную, он сказал. – Не стану тебя смущать. Одевайся спо-койно. Я не смотрю. Мотька какое-то время лежала на кушетке, не отнимая рук от лица, при-слушиваясь к шагам Мужчины, к своим внутренним ощущениям. Тело еще хранило Его тепло, что так приятно было чувствовать в себе. «Но действитель-но, пора идти. Бабка Марья, наверное, потеряла ее и места себе не находит». Мотька быстро натянула свитер, джинсы и ветровку. Чтобы Он ее не разгля-дел, решила спрятаться поглубже в капюшон и рукавом прикрыть лицо. По-лумрак вокруг, и пробежит она быстро. Осторожно спустившись с лестницы, девушка выглянула из-за поворота. Он сидел спиной к выходу. Видимо, чтобы «ее не смущать», как он сказал. Светлые, слегка вьющиеся волосы топорщились на затылке. «Погладить бы этот хохолок, - подумалось Мотьке. – И тогда Мужчина перестанет грустить». Отчего-то он казался ей очень несчастным, да и самой уходить не хотелось. Он сгорбил спину и даже втянул голову в плечи. «Не старый, - решила Мотька. – Такой большой и могучий, как богатырь. Только не любит его никто, вот и со-гнула тоска». Она кралась по ступеням. Его напряженная спина будто смотре-ла и слушала. Ему так хотелось обернуться и взглянуть ей в глаза, а она боя-лась, что он обернется. Наконец торопливые шаги простучали по коридорчику к двери, словно за плотной шторой, скрывшись за грохотом проливного до-ждя. «Осень наступает», - горько вздохнул Колька и отправился запирать дверь.
С тех пор образ прекрасной купальщицы настолько прочно угнездился в голове Мотьки, что ни о чем больше думать она не могла. Так и представляла себе, как сказочная дева поворачивается, повторяя плавные изгибы водяных струй. Вот она проводит рукой по волосам. Светится, переливается все ее тело. «Где его очертания переходят в воду? Не разобрать. Может, она и есть вода? А еще где-то там, в глубине, скрывается Он, ее Мужчина. Пока не разобрать лица, но ясно угадывается его присутствие. Может, Она существует только по-тому, что есть Он?» Мотька повсюду собирала бусинки, рассматривала их на просвет, рас-кладывала по коробочкам. Каждому творению надо дать срок вызреть. Даже если ты в мельчайших деталях видишь его в своей голове, может статься, не все готово к его появлению. Иметь терпение также важно для мастера, как и навы-ки созидания. Мотька давно это поняла. Поэтому порой надолго задумыва-лась, любовалась будущим творением, копила силы. - Мотька! Спишь, что ли? – толкнула ее бабка Марья. – Работы не меряно, а она ворон ловит! - Что? – очнулась та. - Бледная ты чего-то, говорю. Нездорова никак? - Да вроде все хорошо. - Дык делом займись! За эскизы-то – не бралась еще. Люди в мастерской ждут. Садись уже за работу! – бабка Марья пощупала внучкин лоб. – Нет, правда, зеленая просто! Есть плохо стала. Мотька и сама замечала в себе какие-то изменения. «Может, оттого, что перестала быть маленькой девочкой? Наверное, у взрослых баб так бывает. Василина тоже изменилась, как с мужчинами встречаться стала. Интересно, как было у нее? - представила себе Мотька, и сладкое тепло непрошеной волной разлилось по телу. Какой он, Мотькин мужчина?» Она до сих пор слышала его голос, ощущала прикосновение, хранила в памяти его запах. Только образ по-прежнему оставался безликим. Им мог оказаться любой. Да нужно ли ей это знать? Ведь так таинственней. Мотька звала его просто «Мужчина».
А Василина жила в одиноком богатом «тереме». Наверное, так и выгля-дит счастье, когда поймаешь свою жар-птицу. Да только не хватает чего-то. Уже задумывалась о ребенке. От нечего делать чего не подумается? И Эдик все настойчивей намекал. Но, видно, дети от любви родятся, а не от изобилия. Вот и не дал Господь. Да и сомнения случались у жены местного олигарха: «Ро-дишь, а отец возьмет да и отберет. Не бывало такого разве? И к чему ей ребе-нок, если самой не хочется и не по любви замуж шла?» Отчего-то всплыл в па-мяти образ одноклассника Левки и тот июнь, когда все ярче было. Недаром го-ворят, что первый мужчина на всю жизнь накладывает отпечаток на судьбу женщины, будто ставит свое клеймо. Вот она попыталась убежать от пред-определения. Удалось? А что оставалось? Разве был выбор? Ведь это он ее бросил. Ну, проплачешь красу свою, и что? Ему хуже сделаешь? Нет. А о себе самой печься надо! Вот и строила существование по кирпичику, да окна оста-вить забыла. И стало ей темно и холодно, так, что сил нет! Ну, было пару раз со всякой мелкой сошкой: тренер по фитнесу и массажист. Только это в сердце дыру не закроет. А если муж узнает, убьет. Сам-то тоже на работе задержива-ется, поди, не на совещаниях? Она понимала, что таковы правила игры, и либо принимаешь их как есть и живешь, либо уходишь. И она оставалась, прогибаясь под нападками мужа по поводу «невыполнения своих обязанностей», то есть рождения наследника. Старалась не посрамить, вписываться, соответствовать… А маму как давно не видела! Почитай, год. Даже с днем рождения не поздравила. Как она там? Наверное, обижается? И не съездишь к ней - Эдик запретил. Отец болел – не помогла, не навестила. Хоть денег бы послала! Не дает муж столько. Скажет: «Есть у тебя все. А родню свою забудь! Сиротой тебя взял!» И не объяснишь, что не предательница, а жизнь так повернулась. Да и нужно ли объяснять? 3
Всю осень Мотька кисла. Бабка Марья уж не знала, что и думать. Внучка все отнекивалась: мол, погода сырая, тяжело. Хотя дел на фирме было множе-ство, работа у Мотьки как-то продвигалась. В хлопотах многое забывается. «Если и правда плохо, лежала бы. Она вон рук не покладает». Мотька рисова-ла эскизы для мастерской и плела свою картину. - Чего там делаешь-то? Что твоя паучиха! – интересовалась бабка Марья. – И без эскиза. Материал, поди, попортишь? - Потом увидишь, - отмахивалась внучка. – Когда сложится все. Неведомая купальщица потихоньку обретала форму, следуя волнам све-та, изливающимся на полотно из-под пальцев мастерицы. Прикосновение Мотьки создавало новый образ, пока видимый только ей. С первым снегом Мотьку отпустило. Недомогания как рукой сняло. Только спать хотелось очень, и аппетит неожиданно возрос. - Эвона! – удивилась бабка Марья. – То поесть не заставишь – худа, как хво-ща, а то бросается, не накормишь! Этак в двери скоро не пролезешь. Мотька только улыбалась чему-то своему с удовлетворением кошки, дремлющей на солнышке. А ближе к Новому году она вдруг почувствовала внутри необьяснимый щекоток и, приложив руку к животу, изумленно при-слушалась. Это было приятно и одновременно почему-то тревожило. С тех пор она ощущала этот щекоток регулярно, даже немного волновалась, если он не появлялся с ее пробуждением. Легкий шорох становился настойчивей, словно маленькое зернышко, однажды пробудившись, росло и крепло с каждым днем. И девушка, еще не зная его, уже любила.
Василина сидела в баре, потягивая «Маргариту». Эдик уехал в команди-ровку, по его словам. Пустой дом. Прислугу отпустила. В общем, предостав-лена сама себе. Можно бы маму навестить, да отвыкла как-то. Когда долго не видишь близких, поневоле все больше их теряешь. Вот и отправилась скоро-тать вечерок за стойкой. Как же она устала от этого «счастливого» брака! Позади долгие месяцы хождения по врачам, изнурительных обследова-ний, и – неопределенная резолюция: «Ждите!» Упреки мужа, мечтавшего о наследнике. Его в принципе могла бы родить любая, но он «оказал честь» ей, а она не оправдала его чаяний. Что она такое в этом пустом и холодном доме? Красивая, но бесполезная вещь! Поговорить бы с кем-то по душам! Но подруг в новой среде обитания не завела, а в качестве наперстника – бокал с дежур-ным коктейлем. Обещанная сказка выветрилась, словно сквозняком вынесло. Золушкам ведь никакой Шарль Перро не объяснил, что волшебство рождается с первым ударом курантов, когда ты спешно теряешь туфельку, и развеивается – с по-следним. Это может случиться после первой брачной ночи, десятой или даже сотой – никогда не знаешь, который удар отмерит последнюю каплю твоего счастья. Давно пора бы усвоить: «Чудес на свете не бывает!» - Василинка! Ты, что ли? – раздался голос, смутно бередящий память. Она обернулась, хватаясь за спасительную соломинку. О, его она узнала бы из ты-сячи голосов! - Левка? – он стоял перед ней, раскинув руки, совсем такой же, только чуть по-взрослевший. - Как я рад! Сто лет не виделись! Как живешь? - Нормально, - кивнула она. – Замуж вышла. - Удачно? – поднял бровь он. - Говорят, да. - Счастлива? - Да как сказать?! - Короче, нет, - заключил он. - А ты? - В смысле женился? – усмехнулся он. – Дурак я, что ли? Родители хотели ко-го-то втюхнуть, но я свалил. Я – ветер! - Звучит неплохо, - опустила она глаза. Так они и провели весь вечер, болтая ни о чем, и тоска, казалось, улетучилась. - К тебе или ко мне? – просто спросил он. - Я не могу. Забыл? Я замужем. - Кому это когда мешало? – фыркнул он. - Нет, Левка. - А наша любовь? Помнишь, как нам было хорошо? Не поверю, что забыла! - Давно это все, в позапрошлой жизни затерялось, - вздохнула она. – Ты уехал. Я осталась. Пришлось самой что-то делать со своей жизнью. - Раньше ты веселее была. Обновим? «А почему бы и нет? - подумалось ей. – Что я теряю? Расстанемся здесь, сей-час, может, и не увидимся больше. Даже вспомнить нечего! Муж давно меня позабросил, так что я и не чувствую себя обязанной». - Хорошо, - решилась Василина. – К тебе. Его руки, такие теплые и родные, казалось, никогда не отпускали ее, и не было всех бесцельных лет, где сквозняк завывал в каждом укромном закоулке ее души. Не было ни вереницы никчемных кавалеров, заполнявших простран-ство, ни постылого мужа с его упреками. Был только сияющий июнь, с его буйной и пышной зеленью, готовой принять юных любовников в свои объятья.
- Ну, и девка! – всплеснула руками бабка Марья, заглянув в Мотькину работу. – Кака красивуща! А чего голая? Опять срамотищу развела? Ох, Мотька! - Да нет же! – отмахнулась внучка, бросив взгляд через плечо. – Купается она. - Да ну! – прищурилась бабка. – Не может быть! С тобой навроде схожа. - Скажешь тоже, - одними глазами улыбнулась Мотька. - Какая-то ты другая стала. Взрослеешь, может, - наморщила лоб бабка Марья. - Случилось чаво? - Кажется тебе, - отмела ее сомнения внучка. Соседка Татьяна зашла за солью. Тоже подивилась на картину Мотькину. - ЧуднО! Вроде баба голая спиной стоит, ан нет, - красота! Руки у тебя золо-тые! – А про себя вздохнула: «Счастья бы еще!» Мотька благодарно улыбнулась и бессознательно погладила себя по жи-воту. Соседка озадаченно посмотрела на нее и пожала плечами. А работа продвигалась. Серебряные струи нежно обнимали купальщицу, заставляя ее сиять. Бабка Марья частенько любовалась новым произведением. - А энто чего? – спросила она однажды, указав на непонятное изображение на плече и талии купальщицы. Внучка не ответила. - Ох ты, батюшки! – дошло до нее. – Так и думала, что срам разведешь. Му-жик с ней, значит. Да как у тебя ума хватило на такое материалу столько изво-дить? - Но ведь красиво! – настаивала Мотька. – А разве бывает красота без любви? - И откуда только набралась? - возмущалась бабка. – А почему только руки на картине из темноты тянутся? - Лица-то я и не разглядела, - огорченно ответила Мотька. Позже поделилась бабка Марья с соседкой, что у девки с взрослением совсем мозги набекрень пошли. - Если б не знала, что ты за ней смотришь денно и нощно, - ответила та. – По-думала бы, что Мотька твоя брюхата, к бабке не ходи!
Она проснулась рано поутру. С чего бы? Василина обычно любила понежиться в постели. С мужем в последнее время вроде наладилось. Он не за-держивался на работе, ужинал с ней. Болезненная тема нерожденного наслед-ника словно сама собой выветрилась из их разговоров. Ей показалось даже, что этот безнадежный брак неожиданно получил второй шанс. Их совместные ночи вернулись. У девушки почти не было возможности видеться с Левкой. Встречались урывками. - Ты меня разлюбила? – обиженно спросил он как-то. - Нет. Просто муж дома. - Так ты у нас – многостаночница, - усмехнулся он. - Понимаешь, супружеские обязанности… - замялась она. - Ну-ну, - хмыкнул молодой любовник. А сегодня ей было не по себе. Тошнило, и вообще, ощущения были, как после «американских горок». Потихоньку прокралась на кухню. Сделала себе апельсиновый фреш. Желудок тут же подпрыгнул. Еле дождалась, когда про-водит мужа. Прощальный поцелуй, и – пулей в аптеку. Тест дал предполагае-мый, но все же пугающий ответ. Две полоски больше не оставляли сомнений: она ждет ребенка. Что хуже - это радостное событие никак не связывалось с мужем.
- Левка! – сказала она при очередной встрече, – нам надо поговорить. - Начало настораживает, - повернулся он на локте, поигрывая ее локоном. - Я жду ребенка, - выпалила Василина. - И что с того? – поднял бровь «счастливый папаша». - Твоего ребенка, - сделала она акцент на первом слове. - С чего ты взяла? - отстранился Левка. – С мужиком своим спишь, а ребенок, значит, от меня? За придурка держишь? - Но, Левка, сроки не совпадают! – настаивала Василина. – С мужем мы вместе всего месяц, а срок уже два с половиной. - Ну, не знаю, - пожал плечами тот. – Я под это не подписывался. - И что мне делать? - поежилась женщина. - Навесь приплод своему, - ухмыльнулся он. – Хотел же детей, вот и получи! - А мы с тобой как же? - А нам, дорогая, - погладил он ее плечо. – Лучше расстаться. Теперь для бу-дущего папаши все должно выглядеть правдоподобно. «И зачем только она снова связалась с ним? Ведь он однажды ее предал. На то и дуры, чтоб у жизни ничему не учиться!»
- Ох, не нравишься ты мне, Мотька! – нахмурилась бабка Марья. - А чего? – внучка продолжала работать над своей картиной. - То не ешь ничего, то толстеешь вроде. - Да ну! Показалось, - отмахнулась та. - Пошли-ка к врачу! – настаивала бабка. – Тревожусь я. Одна ты у меня. Так, буквально за руку, и отвела бабка Мотьку в больницу. После осмотра и УЗИ спросила у врача: - Что с ней, доктор? - Известно что, - усмехнулась та. – Случается иногда у женщин. - То есть? – не поняла бабка. - Ребенок у нее будет. - Как так? - А вы уже забыли? Более того, скажу, что к лету правнучку ждите. - Быть не может! - Нормальный, здоровый ребенок, - словно приговор подписала врач. - Пойдем! – взяв за руку внучку, увела бабка домой будущую маму. – Ну, - подбоченилась она, – отвечай, где нагуляла, бесстыдница? - Давно, - пожала плечами Мотька с глуповато-счастливой улыбкой. - Ты не понимаешь, как к тебе все относиться станут? - А что такого? Мы ее любить будем, жить снова втроем станем. Так же весе-лее! - Ой, Господи! – завела глаза к потолку бабка. – Кто ж тебя осчастливил-то? - Мужчина, - лучилась улыбкой Мотька. - Вот дура!
Василина ждала мужа с работы. Нервно вздрагивала, настраивалась, чтобы выглядеть естественней. Тихий семейный ужин. Лучше зажечь свечи. Что может быть уютнее мягкого отсвета пламени, танцующего в полумраке? И го-лос вкрадчивее кажется, и взгляд - искреннее. Она встретила его у дверей и сразу повлекла наверх, в располагающую обстановку гостиной. После еды муж, должно быть, находился в самом пра-вильном настроении. Развалившись на диванных подушках, он обнимал жену, следя глазами за огнем. В его зрачках танцевали две искры. - Любимый! Мне надо с тобой поговорить, - начала супруга. - Я так и понял, - взгляд его потяжелел. - Все жду, когда дойдет до самого главного. - Не знаю, как ты к этому отнесешься, - замялась жена. - Ну, не тяни за хвост! В чем дело? - У нас будет ребенок, - выпалила она. - У нас? – переспросил он после неловкой паузы. - Ну да. - Ты в этом уверена? - Мне врач сказал. - В этом я как раз не сомневаюсь, - казалось, смертоносная рептилия, наметив добычу, неторопливо поднялась на лапы. – Только ребенок будет у тебя, доро-гая! - Почему? – не поняла она. - Кого ты хотела обмануть? - Я тебя не понимаю, - захлопала она ресницами. - Да ну? – крокодил, которого ошибочно считают медлительным, устремился к жертве огромными скачками. – Здесь, на мой взгляд, не только я поработал. - Как ты можешь? – обиделась она. - Неужто забыла своего любовника, Левку? – ее участь разверзлась перед Ва-силиной неотвратимой зубастой пастью. – Тоже мне, лев! Кошак драный! Что, не нужна ему с приплодом? – намотал он на руку ее длинный хвост. Она почти не сомневалась, что этот момент легко мог стать для нее последним. - Отпусти! – пыталась вырваться она. – С чего ты взял, что это не твой ребе-нок? Мы же с тобой были каждую ночь! - Да потому, что у меня… - капало жгучими слезинками безжалостного живот-ного каждое слово. – Не может быть детей! Думаешь, ты одна по врачам ходи-ла? – И отшвырнул ее от себя. Он о чем-то коротко поговорил по телефону. После бросил ей: - Живо собирай свои манатки, и чтобы духу твоего поганого здесь не было! - Прости меня! – простонала Василина. - Да. Вот еще. Я не зверь, чтобы беременную ночью на мороз выбросить, - он кинул на кровать пачку банкнот. – Снимешь номер в гостинице, а утром вали, куда хочешь! Мне больше нет до тебя дела!