***
От своих невеселых дум Рита очнулась только тогда, когда подошла к некоему освещенному зданию, на котором читалось «Три сосны».
Основательно стемнело, порывами налетал холодный ветер, а внутри, наверно, было тепло, там, было видно, ели и пили, и, кажется, играла музыка. Вдобавок к тому, что Рита озябла, она была еще и голодна: из-за матери с ее очередным женихом, засевшими в кухне, Рита никак не могла пробраться к холодильнику, и все, что она сегодня съела – это бутерброд с утренним чаем. Деньги у Риты имелись, и она, поколебавшись, решила зайти внутрь заведения.
Шум, гвалт и грохот оглушили Риту, едва только она переступила порог. Девушка растерянно застыла у порога, и стала осматриваться.
Под визг музыки на эстрадке выплясывали три полуголые девицы. Несколько явно пьяных мужчин суетились рядом, старательно пытаясь повторить все то, что выделывали девицы: у мужчин ничего не получалось, они скользили, оступались и падали, а публика смотрела на все это и хохотала. Возле столиков с выражением равнодушия на лицах торчали официанты. За столиками сидели посетители: какие-то мрачные типы, размалеванные женщины, старик в широкополой драной шляпе, и еще один старик – с обнаженным торсом…
На столах много водки, под столами – пустые бутылки, а вот свободных мест, сколько Рита не приглядывалась, похоже, не было. Только за крайним столиком одиноко сидел какой-то мужчина, держал в руках стакан, и мрачно смотрел в окно. К этому-то столику она робко и направилась.
- Извините, - обратилась Рита к мрачному мужчине, - у вас здесь не занято? – И неожиданно для самой себя жалобным голосом добавила. - Здесь столько много всяких людей… и сесть негде…
Мужчина оторвался от созерцания тьмы за окном, взглянул на Риту, затем взглянул еще раз, основательнее, и сделал жест рукой: садись, дескать, если хошь.
Рита присела на краешек стула, зябко повела плечами… Зря она сюда пришла, честное слово. Уйти, что ли? Наверно, она так бы и сделала, если бы не голод, не холодный ветер за окном, а теперь еще и дождь, оставлявший на черном стекле длинные мокрые следы.
Рита понимала, что коль уж она сюда пришла и, тем более, уселась за столик, следует, вероятно, подозвать официанта и сделать заказ. Однако как именно здесь подзывались официанты – голосом, жестом или как-то еще – Рита не имела никакого понятия. В конце концов она решила, что, вероятно, официант обязан ее заметить сам, а, заметив, подойти – но прошло пять минут, прошло десять минут, прошло и пятнадцать, а к ней никто не подходил.
- Послушайте… - преодолевая робость, обратилась, наконец, Рита к своему мрачному соседу, - а эти… официанты… они сами подходят или как?..
Мужчина длинно посмотрел на Риту, хмыкнул, поднял руку и щелкнул пальцами. И тут же у столика, будто из воздуха вылепившись, возник официант.
- Должен тебе сказать, Сохатый, - произнес мужчина, обращаясь к официанту, - что ты – дурно воспитанный персонаж. Барышня ждет твоего прихода уже полчаса. Куда это годится, Сохатый?
- А разве барышня не того… - официант сделал замысловатый жест рукой. – Я думал…
- А ты поменьше думай, Сохатый, - сказал мужчина. – Тебе это противопоказано. Сказано тебе – ты дурно воспитан, ну и не возникай.
- Виноват, - сказал официант с чудным прозвищем Сохатый. – Что барышня желает кушать? Что будет пить?
- Я не знаю, - растерянно сказала Рита. – Что-нибудь… то, что у вас есть…
- У нас много чего есть, - сказал официант.
- Послушай, Сохатый, - неожиданно вмешался мужчина. – Я так думаю, что барышня полностью доверяет твоему вкусу. Вы ведь доверяете его вкусу, барышня?
- Да, да… - закивала Рита.
- Ну, и действуй, - сказал мужчина, обращаясь к официанту. – Разве ты не видишь, что барышня просто-таки изнемогает из-за твоей медлительности?
Официант сделал понимающее лицо, и мгновенно исчез. Вскоре он материализовался вновь – с подносом, заставленным закусками.
- Желаю барышне приятного аппетита, - сказал он, расставляя закуски. – Что же касается напитков… вина, коньяка и всего прочего…
- Нет-нет, что вы! – испуганно воскликнула Рита. – Этого – не надо!
- Я так и понял, - сказал официант. – Еще раз – приятного аппетита.
- Первый раз в этом гадюшнике? – наблюдая, как Рита ест, спросил мужчина.
- Да, - ответила Рита. – Первый…
- Да-да, - рассеянно сказал мужчина. – В первый раз… Все бывает в жизни в первый раз… А вы что же – и в самом деле не пьете вина?
- Нет, - сказала Рита, - не пью…
- Да-да, - повторил мужчина, и щелкнул ногтем по стоявшей напротив бутылке. – А я вот – пью.
- Зачем? – спросила Рита.
- Ну, это вопрос философский, - сказал мужчина. – А на философские вопросы ответов обычно не бывает. Философия, барышня, состоит из одних вопросов… в том, вероятно, и есть ее предназначение в этом поганом мире.
- Понимаю, - сказала Рита.
- Неужели? – прищурился мужчина. – Вы и вправду понимаете?
- Да, - сказала Рита, и смущаясь его пристального взгляда: - У этого официанта такое чудное прозвище. Как у оленя…
- Скорее, как у лося, - усмехнувшись, сказал мужчина. – Здесь у каждого свои прозвища.
- Почему? – спросила Рита.
- Почему? – вдруг задумался мужчина. – Вы, барышня, задали очень непростой вопрос. Да-да, очень даже непростой. Ну, наверно, потому, что такова жизнь.
- А вот этого я не понимаю.
- Мне кажется, - сказал мужчина, - что прозвище гораздо больше определяет сущность человека, чем его имя. Ну, например, если бы я вам сказал, что вашего официанта на самом деле зовут Иван Иванович – что бы вы подумали по такому поводу?
- Ничего, - сказала Рита.
- Вот видите – ничего. А то, что он Сохатый – вы, сами того не желая, запомнили. Прозвище – потаенная сущность человека. Оттого и запоминается.
- Так что же – у этого официанта потаенная сущность лося?
- В какой-то мере, - впервые засмеялся мужчина, и Рита поневоле отметила, что смех у ее собеседника хороший, а вот глаза – грустные. – Должен вам сказать, - отсмеявшись, продолжил мужчина, - что вы – очень неглупая барышня, коль задаете такие вопросы. И потому напрасно вы пришли в этот гадюшник.
- Почему же напрасно? – спросила девушка.
- Потому что умному привыкать ко всему этому свинству гораздо тяжелее, – непонятно сказал мужчина, и неожиданно вернулся к прежней теме разговора: - Здесь у всякого свои прозвища… Он – Сохатый, вон тот – Собака, вон тот – Кореец, а, например, старик в рваной шляпе – Мыка… Привыкайте, барышня.
- Зачем? – удивленно спросила Рита.
- Затем, что… - начал мужчина, но не закончил.
У их столика стоял какой-то тип – прилизанный, вкрадчиво-изящный, весь глянцевый и лощеный. Тип, улыбаясь, смотрел на Риту.
- Ах, какая ягодка выросла в нашем палисаднике! – заговорил тип, заметив, что Рита недоуменно взглянула на него. – Каким же ветром занесло к нам такую ягодку? Черт меня побери! Нераспустившийся бутон в нашем изрядно заросшем сорняками огороде! Как же я завидую тому, кто этот бутон сегодня сорвет!
И лощеный вдруг полез Рите за пазуху.
- Что вам надо? – испуганно спросила Рита, отталкивая его руку.
- Тебя, дитя мое, - певуче сказал тот, - исключительно тебя! Это же так ясно! Ведь ты же пришла сюда ради меня, не так ли? Учти, что я всегда расплачиваюсь щедро и честно – сей факт может подтвердить кто угодно! Ну, так как, ягодка, – пообщаемся ко взаимному удовольствию?
И рука лощеного совсем уже откровенно стала подбираться к Ритиной груди. Пытаясь защититься, Рита испуганно и умоляюще взглянула на своего недавнего собеседника.
- Ты ошибся адресом, землячок, - сказал мужчина лощеному. – И намерениями ты ошибся тоже. Этот цветочек – со мной.
- Неужели? – в притворном испуге схватился за голову лощеный. – Неужели я ошибся и адресом, и намерениями? Неужели меня опередили? Неужели у меня имеется соперник, прежде меня покусившийся на сей прелестный бутончик? Ай-ай-ай… И кто же он такой, мой таинственный соперник? Ба, да это же писатель! Давненько нам не доводилось встречаться!
- Давненько, - сказал мужчина. – Бывай здоров.
- Нет, но это же несправедливо! – капризно сказал лощеный. – Почему ты, а не я? Где здесь логика, и где тут смысл? В чем тут, так сказать, философия? Предлагаю компромисс: вначале – я, ну а затем – ты. Договорились? Чувствую, что договорились. А потому – вот тебе моя рука…
- На! – выдохнул мужчина, и лощеный вдруг оторвался от земли и всем телом грохнулся прямо на недоеденный Ритой ужин. Столик опрокинулся, зазвенела посуда, кто-то в зале взвизгнул, кто-то взревел, какие-то мрачные личности тут же устремились к месту побоища.
- А теперь – бежим! – сказал мужчина, хватая Риту за руку. – Бежим, барышня, бежим!..
***
- Вообще-то трезвым, - сказал мужчина, когда они остановились, чтобы отдышаться, - я бегаю намного быстрее… Фу!
- Значит, мне повезло, что вы нетрезвый, - сказала Рита. – Иначе бы я за вами не успела.
- Да уж, - хмыкнул мужчина, осматриваясь. – И куда это нас с испугу занесло? А, черт… темно, и еще дождь… Ого… ну и ну! Сдается, барышня, мы с вами находимся где-то в окрестностях железнодорожного вокзала. Точно! Слышите – вдалеке гудки?
- Да… - прислушалась Рита.
- Далеко же мы с вами убежали – с перепугу-то, - сказал мужчина. – Вот ведь незадача…
- А кто он такой… этот… который?.. – спросила Рита.
- Красавчик, - нехотя сказал мужчина. – Мразь.
- Красавчик – это его кличка?
- У них там у всех клички.
- Это мы от него убегали?
- От них, - поправил мужчина. – Их там таких – не перечесть. Компания. С ножами, кастетами и прочими удовольствиями.
- И все из-за меня. Зачем я только туда пошла?
- И зачем же вы туда пошли?
- На улице было холодно, а там – тепло. И еще я хотела есть…
- И – все?
- Конечно.
- Разве вы не эта… не шлюха? – удивленно спросил мужчина.
- Что? – вспыхнула в темноте Рита.
- А, черт! – крякнул мужчина. – Действительно… А я вас поначалу принял именно за такую… Да и Красавчик, сдается, тоже. Из-за этого и вся катавасия… Простите. Должен, вам, барышня сказать, что неудачное место вы выбрали, чтобы поужинать. Туда из женского пола, кроме этих самых… никто и не заходит. Не удивительно, что Красавчик принял вас за одну из них.
- Но я же ничего не знала, - откликнулась девушка, чувствуя, что вот-вот заплачет.
- Ладно… Вас как хоть звать?
- Ритой, - буркнула Рита.
- А меня – Андреем… Андреем Васильевичем. Вы все-таки на меня сердитесь, Рита?
- Нет, я на себя сержусь.
- Вот это – правильно. Это – сколько угодно. Это – занятие полезное. Кстати говоря, где вы живете?
- В поселке Веселом, - сказала Рита.
- Да-а, - присвистнул мужчина. – Далековато нас занесло с испугу. Но – дело даже не в том, что далековато, а в том, что возвращаться-то нам придется через город, и никак иначе. Вот в чем дело-то, барышня…
- Ну и что? – спросила Рита.
- А то, что эти волки нас наверняка сейчас ищут. Знаю я их повадки. Они очень не любят, когда кого-нибудь из них бьют по морде. Это роняет их авторитет в глазах окружающих. И потому, если они нас с вами случайно встретят, то…
- А, может, они меня не узнают, - предположила Рита.
- А если узнают?
- И что же теперь делать? – в совершенном расстройстве прошептала Рита.
- Относиться ко всему как к нестандартному приключению, - сказал Андрей. – У вас, барышня, бывали когда-нибудь в жизни нестандартные приключения?
- В моей жизни не бывало вообще никаких приключений. Холодно здесь… и темно.
- Значит, будем искать ночлег. Доживем до утра, а утром я попытаюсь все расставить по своим местам. Такое у меня будет к вам, барышня, предложение.
- И где же мы его найдем, этот ночлег? – спросила Рита испуганно. – Холодно-то как…
- Возьми мою куртку. Возьми, возьми…
- А вы сами как же?
- А я – пьяный. А пьяному холодно не бывает. Оделась? Тогда – пошли.
- Куда?
- Только вперед! – как можно бодрее произнес Андрей. – В поисках ночлега.
- Только вперед! – покорно повторила Рита, и на душе ее вдруг стало легко и как-то по-особенному тревожно…
3.
На старый, на веки вечные забытый вагончик, закоченевший на заброшенных путях, они наткнулись совершенно случайно: шли-шли, и вдруг впереди замаячило что-то черное и неподвижное.
- Так, - сказал Андрей, обойдя вагончик кругом. – Терем-теремок… Эй! Кто в тереме живет, кто в невысоком живет? Отзовись! А в ответ – тишина… Барышня, как вам нравится такой теремок в качестве места для ночлега?
- Я не знаю, - растерянно сказала Рита. – Это же вагон… А вдруг там внутри – что-нибудь такое…
- А вот мы сейчас увидим, что там, - сказал Андрей. – Отыщем дверь, отворим теремок – и посмотрим.
Несмотря на темноту, дверь отыскалась легко, и еще быстрее она открылась.
- Сено, - сказал Андрей. – Слышите, барышня, внутри – свежее сено. Почти полвагона. Чем не место для ночлега? Ах, какой запах! Нет ничего лучше запаха свежего сена. Барышня, как вы считаете – есть что-нибудь на свете лучше, чем запах свежего сена? Вам когда-нибудь доводилось ночевать на сене? Эй ты, дух, обитающий внутри! Отзовись! Похоже, никого… Барышня, там, внутри, никого нет. Ну, что вы скажете, барышня?
- Я не знаю, - повторила Рита. – Это же вагон…
- Разумеется, - сказал Андрей. – Именно вагон. Вас что-то в этом смущает? А, ну да… Вы боитесь ночевать со мной в одном вагоне! Я угадал ваши мысли?
- Я не боюсь. Просто…
- Как это так – не боитесь? – притворно-возмущенно сказал Андрей. – Обязаны бояться! А то даже как-то обидно. Я – пьяный и почти не знакомый вам тип, который единым ударом кулака уложил пристававшего к вам мерзавца – и вы меня после этого не боитесь? Честное слово – мне обидно!
- Потому и не боюсь! – невольно рассмеялась Рита. – Мне кажется, что вы – хороший… Мне это показалось еще там, в кафе.
- Неужели? Мне кажется, что у вас все-таки маловато обо мне информации, чтобы сделать такой лестный для меня вывод. Да будем вам известно, барышня, что все люди постоянно ходят в масках. Не судите о человеке по его маске, ой, не судите… Однако же, сударыня, и впрямь холодновато. И – дождь. Так что, если вы меня и впрямь не боитесь, давайте продолжим разговор о человеческих масках и лицах внутри вагона. Такое у меня к вам будет предложение.
- Давайте, - поколебавшись, сказала Рита.
***
- Как здесь тепло! – удивилась девушка. - Будто в жаркий день на лугу.
- Солнце за день нагрело вагон, и он не успел еще остыть, - сказал Андрей. – К тому же сено, насколько мне известно, отлично сохраняет тепло. Все на этом свете просто, барышня. Так что – располагайтесь. А дверку, если вы не возражаете, я прикрою. Чтобы тепло не выходило.
Они уселись на теплую, пахнущую тысячью соцветий траву, и долго молчали, слушая, как по крыше вагончика нескончаемо барабанит дождь.
- Интересно, откуда здесь сено? – первой заговорила Рита.
- Не знаю, - ответил Андрей. – Может, натаскали какие-нибудь бродяги. А, может, путевой обходчик. Для своей козы. Чем не сенохранилище? Сухо и никто не украдет.
- Наверно, путевой обходчик, - сказала Рита.
- Наверно, - согласился Андрей.
Они опять надолго замолчали, и опять первой заговорила Рита.
- Я хочу вас спросить, - сказала она. – Скажите, зачем вы заступились за меня там… ну, в том кафе?
- Честно говоря, сам не знаю, - сказал Андрей. – Так получилось…
- Спасибо вам...
- Пожалуйста. Хотя на месте вашего отца я бы вас выдрал, как следует. Чтобы вы не болтались по вечерам по всяким двусмысленным местам.
- У меня нет отца.
- Ну, на месте матери.
- А ей – все равно, где бы я ни была, и что бы со мной ни случилось.
- То есть как это – все равно?
- Ну, она постоянно выходит замуж. Выходит – и все никак не выйдет. Сколько себя помню, столько она и выходит… И из-за этого она всегда расстроенная, и почти не обращает на меня внимания.
- Да, бывает… - неопределенно хмыкнул Андрей.
- А у вас есть жена? – спросила Рита.
- Уж не хотите ли вы меня сосватать за вашу маму? – усмехнулся он во тьме.
- Нет, - сказала Рита. – Не знаю, почему, но – нет… И все-таки – у вас жена есть?
- И да, и нет. Вы, наверно, этого не поймете.
- Почему же? Я понимаю.
- Ну, это вряд ли. В ваши-то годы… Сколько вам – семнадцать, восемнадцать?
- Шестнадцать.
- Вот видите – всего лишь шестнадцать. Моей дочери – восемнадцать, и то…
- А я – понимаю.
- Ну-ну…
- Хватятся, наверно, вас жена с дочерью?
- Не думаю.
- И меня моя мать тоже не хватится. Наверно, даже и не заметит, что я не ночевала дома. А вы говорите – я вас не понимаю. Что ж тут понимать? И вас никто не хватится, и меня никто не хватится… все просто и понятно.
- Вы, наверно, хотите спать? – спросил Андрей.
- Нет, - сказала Рита. – В вагоне хоть и тепло, а все равно – зябко…
- Это – он мокрой одежды, - сказал Андрей. – Снять бы ее да просушить… одежду-то. А то ведь так и простудиться недолго.
- Да где же ее тут просушишь? – удивилась Рита.
- А тут и просушишь. До утра – высохнет.
- Но как же… - недоуменно спросила Рита. – А во что же мне переодеться?
- Укутайтесь в мою куртку. Затем – заройтесь в сено. Оно – теплое.
- Но… - в нерешительности сказала Рита.
- В вагоне темно и я ничего не увижу, - усмехнулся Андрей. – Так что – не бойтесь.
Какое-то время Рита сидела неподвижно, затем зашуршала сеном. Она шуршала долго, затем шуршание прекратилось.
- Ну и как, получается? – спросил Андрей.
- Уже получилось, - сказала Рита, и вдруг рассмеялась. – Сено-то какое… щекотливое. Я ужас как боюсь щекотки.
- Но, по крайней мере, тепло? – спросил Андрей.
- Еще не знаю, - сказала Рита.
Они опять надолго замолчали, и опять первой заговорила Рита.
- Я хочу вас спросить… еще один вопрос, - сказала она. – Там, в том кафе… этот Красавчик назвал вас писателем. Вы что же, и вправду писатель?
- Да нет. Какой там писатель? Журналист.
- Ух, ты, - сказала Рита. – Первый раз в жизни разговариваю с настоящим журналистом! А журналист – интересная работа?
- Нет, - ответил Андрей. – Омерзительная.
- Тогда зачем же вы этим занимаетесь?
- Точно такой же вопрос я задаю себе и сам. Но… Знаете, когда тебе за сорок, то менять уже ничего не хочется. Ни работы, ни жены, ни места проживания, ни привычек, ни… Короче говоря, ничего.
- Почему?
- Почему? Наверно, потому, что уже бессмысленно. И чем ты старше, тем бессмысленнее.
- Я не понимаю…
- Это потому, барышня, что вам – всего шестнадцать. Вот когда вам будет сорок один…
- Мне иногда кажется, что мне совсем не шестнадцать, а целая тысяча лет. Как, например, сейчас. И еще мне сейчас кажется, что и вам не сорок один год, а также тысяча лет. И что мы – ровесники. И что кроме нас на всей земле больше никого нет. И что именно от нас зависит, будет ли кто-нибудь жить на земле, или мы с вами так и останемся – первыми и последними…
- А вот теперь, барышня, я не понимаю вас.
- Меня зовут Рита, и мне страшно жить на земле одной. И – холодно… Одиночество создано из холода и страха. Холод и страх – и больше ничего… Можно, я приду сейчас к тебе? И тогда мы будем вдвоем, и ты меня согреешь, и мне не будет страшно…
- Рита…
- Что?
- Мне – сорок один год. У меня дочь старше тебя на два года…
- Неправда. Зачем ты мне врешь? Нам с тобой – по тысяче лет. Мы – единственные люди на всей земле. Целую тысячу лет – все одни и одни… Сегодня ты спас меня от смерти. На меня напало жуткое чудовище… саблезубый тигр, а ты меня – спас. Зачем же ты меня спас, если мне – по-прежнему холодно и одиноко? И тебе тоже – холодно и одиноко… это – неправильно. Согрей меня, пожалуйста. А я – согрею тебя…
- А говоришь, что ты не проститутка… - брякнул Андрей, и тут же пожалел о сказанном.
Но Рита ничего не ответила. Она зашуршала сеном, и Андрей услышал, что она идет к нему. Она подошла, несколько мгновений постояла, опустилась на колени, затем легла рядом и свернулась калачиком. От ее тела веяло теплом и пахло дождем и летним лугом.
- Рита, - в третий раз сказал Андрей.
- Что? – спросила она.
- Зачем тебе это надо? – спросил Андрей. – Ты не понимаешь, что делаешь…
- Молчи, - сказала Рита. – Не говори ничего… не надо. Зачем говорить, когда можно понять друг дружку без слов? Давай будем разговаривать не словами, а молчанием. Я тебя молча спрошу, ты мне молча ответишь. Ты меня молча спросишь – я тебе молча отвечу… Молчание – лучше, чем слова. Не спрашивай, зачем мне это нужно. Просто – я так хочу. Я хочу… а все остальное – не имеет значения. Ничто не имеет значения, когда нас – лишь двое на всей земле…
…Потом она лежала у него на плече и плакала. Дождь закончился, и в вагончике было слышно, как на вокзале перекликаются ночные гудки. Только гудки да плач Риты – и никаких более звуков не было в мире.
- Почему ты плачешь? – спросил Андрей.
- Не знаю. Мне кажется, что сейчас внутри меня поселился какой-то таинственный голос, и он мне говорит, что женщина после этого… ну, когда в самый первый раз… обязательно должна плакать… что так бывает со всеми.
- Со всеми? – усмехнулся Андрей в темноте. – Разве мы с тобой не одни на земле?
- Нет, - убежденно сказала Рита, всхлипывая. – Какие же мы одни? Десять минут назад… ну, до того… мы и вправду были одни… но за эти десять минут столько изменилось и мы теперь не одни. Теперь таких, как мы, много… они там, далеко… они везде… Это мы заселили ими всю землю. - И что же именно изменилось за эти десять минут? – спросил Андрей.
- Я изменилась, - сказала Рита. – И, наверно, ты тоже… А коль так, то, значит, изменился и весь мир. Весь мир – от одного края до другого края. А сейчас мне хочется спать. Можно, я немножко посплю?
- Конечно, - сказал Андрей, целуя ее влажное от слез лицо. – Спи. А я тебя буду охранять и согревать.
- Когда я подходила к тебе, - сказала Рита, - то почему-то боялась, что ты встанешь и выкинешь меня из вагона… туда, в темноту, где холодно и дождь. Скажи, у тебя было такое желание – выкинуть меня в темноту?
- Нет, - сказал Андрей.
- Значит, ты не презираешь меня… за все это?
- Тогда мне надо было бы презирать и себя самого, - сказал Андрей.
- И ты больше не считаешь меня шлюхой?
- Вот ведь дуреха…
Они помолчали, прислушиваясь к стучащему по крыше дождю.
- Я тебя люблю, - сказала Рита. – Слышишь, я тебя люблю… Потому что – мне так же одиноко, как и тебе. И – так же холодно. Хоть мы с тобой и заселили всю землю. Я тебя люблю. Согрей меня… скорее меня согрей, слышишь?
***
Утром они проснулись одновременно и по одной и той же причине. Оказывается, в самом верху вагончика было оконце, сквозь которое сейчас пробивались утренние солнечные лучи. Лучи упали на лица спящих Андрея и Риты, что и послужило причиной их пробуждения.
- Доброе утро, барышня… то есть Рита, - сказал Андрей, взглянул на Риту, не выдержал и рассмеялся.
- Я такая смешная? – спросила Рита, смущенно улыбаясь в ответ.
- Как полевая русалка, - сказал Андрей. – Обнаженная, вся в цветах и траве…
- Да, - вспыхнула Рита. – Отвернитесь… отвернись, мне надо одеться. И не смотри, пока я не скажу… Все, можешь смотреть.
- Теперь отвернись ты, - сказал Андрей. – И – также не смотри, пока я не скажу.
Одевшись, Андрей подошел к двери вагончика и распахнул ее. Умытое ночным дождем и освещенное солнцем летнее утро ворвалось в вагончик. Андрей помедлил, спрыгнул на землю и протянул Рите руки – прыгай, мол, и ты. Рита прыгнула, Андрей подхватил ее на лету, удержал, прижал к себе…
- Пусти, - сказала Рита, встала на землю и отошла на несколько шагов в сторону.
Помолчали. Воспоминания о минувшей ночи невидимой стеной стояло между ними, и непонятно было, как разрушить эту стену, да и стоит ли ее разрушать вообще. Ночь с ее колдовскими чарами прошла, наступил день.
- Ты, наверно, хочешь есть? – спросил Андрей у Риты.
- Хочу, - едва кивнула Рита.
- Значит, сейчас мы пойдем на вокзал, - сказал Андрей. – Там мы поедим, затем мне нужно будет кое-куда позвонить, затем… а затем посмотрим.
- Пойдем, - опять едва слышно сказала Рита.
Идти до вокзала оказалось и впрямь не так долго. Они шли, не разговаривая и не касаясь друг друга. Вышеупомянутая незримая стена шествовала вместе с ними и разделяла их. По одну сторону стены был Андрей, по другую – Рита.
- Вот, - сказал Андрей, - шашлычная. Хочешь шашлык?
- Хочу.
Они ели, стараясь не смотреть друг на друга. У Риты горели щеки, и она то и дело касалась их ладонями.
- Мне надо позвонить, - вспомнил Андрей, когда они закончили есть. – Где-то я видел телефон.
- Разве у тебя нет мобильника? – спросила Рита.
- Ненавижу мобильник, - сказал Андрей. – Он похож на веревку. Куда бы ты не пошел, эта веревка тянется за тобой. И всяк, кому не лень, дергает за эту веревку. Дергает, и дергает – хочешь ты того или нет…
- Да, - сказала Рита. – Мобильник похож на веревку… Я пойду с тобой.
- Пойдем, - Андрей внимательно взглянул на Риту, хотел что-то добавить, но промолчал.
Андрей позвонил своему редактору Якову Ефимовичу. Яков Ефимович слыл человеком в городе известным, у него был широкий круг знакомств, и если люди Красавчика Андрея действительно разыскивали, то Яков Ефимович мог урегулировать дело.
- Это я, - сказал Андрей после того, как Яков Ефимович поднял трубку.
- А то кто же еще на мою голову? – недовольно отозвался шеф. – Ты откуда?
- Так, из одного места, - сказал Андрей. – А что такое?
- Он еще меня спрашивает, что такое! – возмутился шеф. – Сломал челюсть Красавчику из-за какой-то девки – и еще имеешь нахальство спрашивать, что такое! Кстати, что это за девка?
- Понятия не имею, - сказал Андрей.
- Он не имеет понятия! Сломал челюсть главному городскому бандиту – и не имеет понятия! Ой, ой… Так откуда ты сейчас звонишь?
- Из одного места, я же сказал.
- Вот и сиди в своем одном месте – денька два, а, может, и все три. Пока они не успокоятся, и пока я не встречусь с серьезными людьми, и кое о чем с ними побеседую. Потому что это же просто удивительное дело – сломать бандиту челюсть из-за гулящей девки! Если бы они нашли тебя вчера, то точно бы застрелили!
- Ефимыч, все было совсем не так…
- Он мне будет говорить, что все было совсем не так! Они тебя искали всю ночь и даже сегодня приходили в редакцию, а ты мне будешь говорить, что все было совсем не так! Сиди, говорят тебе, и не смей казать своего скандального носа в общественное присутствие! Я уже объявил, что ты в командировке.
- А эту самую девицу – они не ищут?
- Он говорит мне о девице! Ой, ой… Они ищут тебя, халамидника! Для чего им девица? Разве это девица сломала челюсть Красавчику?
- Ладно, Ефимыч, спасибо. Я еще позвоню…
- Что? – спросила Рита, когда Андрей повесил трубку.
- В общем – ничего. Все, как я и предполагал. О тебе они даже и не вспоминают. Им нужен я. Так что можешь спокойно идти домой.
- А ты? – глядя в землю, спросила Рита.
- А мне нужно где-нибудь отсидеться. Денька два, а лучше – три…
- И где же ты будешь отсиживаться? – по-прежнему не поднимая глаз, спросила Рита.
- Где-нибудь, - сказал Андрей. – Например, в том же вагончике…
- Значит, ты будешь отсиживаться в вагончике, а мне можно идти домой?
- Именно так.
- Я не хочу домой, - сказала Рита, глядя в сторону. – Я хочу остаться с тобой… Вот…
- Понимаешь, Рита, я – опасный компаньон, - не сразу откликнулся Андрей. – Если они меня найдут…
- Я думаю, что они ни за что не догадаются искать нас в нашем вагончике, - взглянула на Андрея Рита. – Как они могут догадаться? Конечно, если ты задумал меня прогнать… то – тогда, конечно…
- Рита, - сказал Андрей, - ах ты ж, Рита… Замри! Слышишь, замри… и старайся не обращать на себя внимания!
- Что? – испуганно спросила девушка.
- Видишь тех двух типов? Я их знаю. Они – из банды Красавчика. Не исключено, что они ищут меня… нас. Значит, так. Сейчас мы встанем из-за столика и постараемся затеряться в толпе. Только не бойся… вставай.
- А я и не боюсь.
- Умница. Пойдем… вот так…
Типы из банды Красавчика их не заметили. Андрей и Рита смешались с выходящей из электрички толпой, вместе с толпой прошли привокзальную площадь, затем свернули за угол и остановились.
- Уф! – сказал Андрей. – Вроде как пронесло. Нет уж, барышня… Рита, вокзал сейчас не для нас. Лучше уж и впрямь вагончик… Ты еще не передумала идти со мной в вагончик?
- Я – не передумала, - с подчеркнутым вызовом сказала Рита.
- Тогда сделаем так, - взглянул на Риту Андрей. – Сейчас мы забежим вон в тот магазин, ну а затем – уже в вагончик.
- А в магазин-то – зачем? – спросила Рита.
- Должен же я тебя чем-нибудь кормить, - улыбнулся Андрей. – И – надо же нам чем-то укрываться по ночам!
- Да, - согласилась Рита, - конечно…
***
До вагончика они добрались никем не замеченные. Время близилось к полудню. Стены вагончика были горячи от солнца.
- А вдруг сюда кто-нибудь все же явится? –подумалось Андрею вслух. – Ну, например, хозяин сена…
- Не явится, - очень уверенно заявила Рита.
- Это почему же ты так уверена? – удивился Андрей.
- Потому, что я этого не хочу, - сказала Рита. – Пока я сама не захочу, никто сюда не явится.
- Да? – смеясь, сказал Андрей. – Тогда – прошу в купе. Подоспело время обеда!
Обеденным столом им служило расстеленное на сене одеяло. На одеяле лежало копченое мясо, хлеб, огромная вяленая рыбина, фрукты и стояла бутылка вина.
- Я хочу вина, - сказала Рита. – Налей мне вина.
Андрей налил, протянул Рите стакан.
- Нет, - сказала Рита. – Не так. Я хочу, чтобы было иначе… чтобы ты держал стакан в своих руках, а я из него пила. И чтобы вино пролилось мне на грудь. И чтобы вся моя блузка пропиталась вином… и грудь также была в вине… а затем ты снимешь с меня блузку и станешь пить вино с моей груди. Вот так… Совместными стараниями Андрея и Риты вина на Ритину грудь вылилось изрядно.
- Ну же! – сказала Рита. – Разве ты не видишь… уже можно… снимай же с меня блузку!
У Ритиной груди был едва распустившихся березовых почек. Запрокинув голову, зажмурив глаза и вытянувшись в струнку, Рита лежала на сене, изнемогая от поцелуев и стремясь навстречу рукам Андрея. Она подставляла его рукам и губам каждую частичку своего вытянутого струной, благоухающего вином и березовыми почками тела. Ей казалось, что она – это не совсем она, а кто-то иной, не имеющий к ней никакого отношения, а сама она лишь наблюдает откуда-то сверху за этим иным… а затем Рита стала завидовать этому иному, ей захотелось с ним слиться и стать с ним единым целым – и она тотчас же так и сделала, слилась, и растворилась сама в себе…
- Мне хочется говорить, - прерывистым шепотом сказала она. – Мне хочется говорить, не умолкая… мне кажется, что в это самое время я должна говорить и говорить… мне этого хотелось еще ночью… но я не знала, можно или нельзя… может быть, в это самое время полагается молчать…
- Можно, - сказал Андрей, - можно все, что ты хочешь…
- Тогда я буду говорить. Знаешь, когда я была совсем маленькой… рядом с нашим домом росло большое дерево… рябина. На этом дереве каждой осенью было много красных ягод… много-много красных ягод… так много, что не было видно даже самого дерева… так мне казалось тогда, в детстве… и каждую осень на это дерево садились птицы… это были большие, черные и строгие птицы… их было очень много. Они сидели на рябине и внимательно смотрели на меня… и мне было так странно от их взглядов. Черные птицы – и красные ягоды… птицы и ягоды, птицы и ягоды… ягоды, ягоды…
… - Откуда это все в тебе? – спросил Андрей, когда они, уставшие и потные, лежали рядышком на превращенном из пиршественного стола в любовное ложе одеяле. – Откуда ты столько всего умеешь?
- Я ничего не умею, - сказала Рита. – Это все – не я… это кто-то внутри меня… и тот, кто внутри меня, говорит мне, как нужно делать и что нужно делать… это все не я, а тот, кто внутри у меня. Вот.
- Ты становишься женщиной, - улыбнувшись, сказал Андрей.
- Правда? – подняла голову Рита. – Именно так и становятся женщинами? Все-все так и становятся женщинами?
- Насчет всех-всех не знаю, - сказал Андрей, - а вот насчет тебя – теперь знаю.
- Как странно, - сказала Рита. – Будто бы кто-то меня выпотрошил и оставил от меня одну лишь мою кожу, и в эту кожу вложил меня другую… И сейчас это я и не я…
- Прекрасной женщиной, - добавил Андрей.
- А ты хотел отправить меня домой, - укоризненно сказала Рита. – Отправил бы – и одной женщиной на свете сейчас было бы меньше…
Потом они спали, и проснулись уже тогда, когда мир укутали вечерние сумерки.
- Единственное, чего мне сейчас не хватает, - сказала Рита, - это ванны или душа. Ах, как мне нужен душ!
- Потерпи до утра. Утром тебе будет душ, - сказал Андрей.
- Вправду? – радостно удивилась Рита. – И где же ты его возьмешь?
- А вот увидишь, - улыбнулся Андрей. – Только чур, душ будет холодным.
- Это ничего, - сказала Рита. – Ведь ты меня потом согреешь.
…Ночью они говорили об одиночестве.
Тема одиночества была понятна и близка обоим.
От своих невеселых дум Рита очнулась только тогда, когда подошла к некоему освещенному зданию, на котором читалось «Три сосны».
Основательно стемнело, порывами налетал холодный ветер, а внутри, наверно, было тепло, там, было видно, ели и пили, и, кажется, играла музыка. Вдобавок к тому, что Рита озябла, она была еще и голодна: из-за матери с ее очередным женихом, засевшими в кухне, Рита никак не могла пробраться к холодильнику, и все, что она сегодня съела – это бутерброд с утренним чаем. Деньги у Риты имелись, и она, поколебавшись, решила зайти внутрь заведения.
Шум, гвалт и грохот оглушили Риту, едва только она переступила порог. Девушка растерянно застыла у порога, и стала осматриваться.
Под визг музыки на эстрадке выплясывали три полуголые девицы. Несколько явно пьяных мужчин суетились рядом, старательно пытаясь повторить все то, что выделывали девицы: у мужчин ничего не получалось, они скользили, оступались и падали, а публика смотрела на все это и хохотала. Возле столиков с выражением равнодушия на лицах торчали официанты. За столиками сидели посетители: какие-то мрачные типы, размалеванные женщины, старик в широкополой драной шляпе, и еще один старик – с обнаженным торсом…
На столах много водки, под столами – пустые бутылки, а вот свободных мест, сколько Рита не приглядывалась, похоже, не было. Только за крайним столиком одиноко сидел какой-то мужчина, держал в руках стакан, и мрачно смотрел в окно. К этому-то столику она робко и направилась.
- Извините, - обратилась Рита к мрачному мужчине, - у вас здесь не занято? – И неожиданно для самой себя жалобным голосом добавила. - Здесь столько много всяких людей… и сесть негде…
Мужчина оторвался от созерцания тьмы за окном, взглянул на Риту, затем взглянул еще раз, основательнее, и сделал жест рукой: садись, дескать, если хошь.
Рита присела на краешек стула, зябко повела плечами… Зря она сюда пришла, честное слово. Уйти, что ли? Наверно, она так бы и сделала, если бы не голод, не холодный ветер за окном, а теперь еще и дождь, оставлявший на черном стекле длинные мокрые следы.
Рита понимала, что коль уж она сюда пришла и, тем более, уселась за столик, следует, вероятно, подозвать официанта и сделать заказ. Однако как именно здесь подзывались официанты – голосом, жестом или как-то еще – Рита не имела никакого понятия. В конце концов она решила, что, вероятно, официант обязан ее заметить сам, а, заметив, подойти – но прошло пять минут, прошло десять минут, прошло и пятнадцать, а к ней никто не подходил.
- Послушайте… - преодолевая робость, обратилась, наконец, Рита к своему мрачному соседу, - а эти… официанты… они сами подходят или как?..
Мужчина длинно посмотрел на Риту, хмыкнул, поднял руку и щелкнул пальцами. И тут же у столика, будто из воздуха вылепившись, возник официант.
- Должен тебе сказать, Сохатый, - произнес мужчина, обращаясь к официанту, - что ты – дурно воспитанный персонаж. Барышня ждет твоего прихода уже полчаса. Куда это годится, Сохатый?
- А разве барышня не того… - официант сделал замысловатый жест рукой. – Я думал…
- А ты поменьше думай, Сохатый, - сказал мужчина. – Тебе это противопоказано. Сказано тебе – ты дурно воспитан, ну и не возникай.
- Виноват, - сказал официант с чудным прозвищем Сохатый. – Что барышня желает кушать? Что будет пить?
- Я не знаю, - растерянно сказала Рита. – Что-нибудь… то, что у вас есть…
- У нас много чего есть, - сказал официант.
- Послушай, Сохатый, - неожиданно вмешался мужчина. – Я так думаю, что барышня полностью доверяет твоему вкусу. Вы ведь доверяете его вкусу, барышня?
- Да, да… - закивала Рита.
- Ну, и действуй, - сказал мужчина, обращаясь к официанту. – Разве ты не видишь, что барышня просто-таки изнемогает из-за твоей медлительности?
Официант сделал понимающее лицо, и мгновенно исчез. Вскоре он материализовался вновь – с подносом, заставленным закусками.
- Желаю барышне приятного аппетита, - сказал он, расставляя закуски. – Что же касается напитков… вина, коньяка и всего прочего…
- Нет-нет, что вы! – испуганно воскликнула Рита. – Этого – не надо!
- Я так и понял, - сказал официант. – Еще раз – приятного аппетита.
- Первый раз в этом гадюшнике? – наблюдая, как Рита ест, спросил мужчина.
- Да, - ответила Рита. – Первый…
- Да-да, - рассеянно сказал мужчина. – В первый раз… Все бывает в жизни в первый раз… А вы что же – и в самом деле не пьете вина?
- Нет, - сказала Рита, - не пью…
- Да-да, - повторил мужчина, и щелкнул ногтем по стоявшей напротив бутылке. – А я вот – пью.
- Зачем? – спросила Рита.
- Ну, это вопрос философский, - сказал мужчина. – А на философские вопросы ответов обычно не бывает. Философия, барышня, состоит из одних вопросов… в том, вероятно, и есть ее предназначение в этом поганом мире.
- Понимаю, - сказала Рита.
- Неужели? – прищурился мужчина. – Вы и вправду понимаете?
- Да, - сказала Рита, и смущаясь его пристального взгляда: - У этого официанта такое чудное прозвище. Как у оленя…
- Скорее, как у лося, - усмехнувшись, сказал мужчина. – Здесь у каждого свои прозвища.
- Почему? – спросила Рита.
- Почему? – вдруг задумался мужчина. – Вы, барышня, задали очень непростой вопрос. Да-да, очень даже непростой. Ну, наверно, потому, что такова жизнь.
- А вот этого я не понимаю.
- Мне кажется, - сказал мужчина, - что прозвище гораздо больше определяет сущность человека, чем его имя. Ну, например, если бы я вам сказал, что вашего официанта на самом деле зовут Иван Иванович – что бы вы подумали по такому поводу?
- Ничего, - сказала Рита.
- Вот видите – ничего. А то, что он Сохатый – вы, сами того не желая, запомнили. Прозвище – потаенная сущность человека. Оттого и запоминается.
- Так что же – у этого официанта потаенная сущность лося?
- В какой-то мере, - впервые засмеялся мужчина, и Рита поневоле отметила, что смех у ее собеседника хороший, а вот глаза – грустные. – Должен вам сказать, - отсмеявшись, продолжил мужчина, - что вы – очень неглупая барышня, коль задаете такие вопросы. И потому напрасно вы пришли в этот гадюшник.
- Почему же напрасно? – спросила девушка.
- Потому что умному привыкать ко всему этому свинству гораздо тяжелее, – непонятно сказал мужчина, и неожиданно вернулся к прежней теме разговора: - Здесь у всякого свои прозвища… Он – Сохатый, вон тот – Собака, вон тот – Кореец, а, например, старик в рваной шляпе – Мыка… Привыкайте, барышня.
- Зачем? – удивленно спросила Рита.
- Затем, что… - начал мужчина, но не закончил.
У их столика стоял какой-то тип – прилизанный, вкрадчиво-изящный, весь глянцевый и лощеный. Тип, улыбаясь, смотрел на Риту.
- Ах, какая ягодка выросла в нашем палисаднике! – заговорил тип, заметив, что Рита недоуменно взглянула на него. – Каким же ветром занесло к нам такую ягодку? Черт меня побери! Нераспустившийся бутон в нашем изрядно заросшем сорняками огороде! Как же я завидую тому, кто этот бутон сегодня сорвет!
И лощеный вдруг полез Рите за пазуху.
- Что вам надо? – испуганно спросила Рита, отталкивая его руку.
- Тебя, дитя мое, - певуче сказал тот, - исключительно тебя! Это же так ясно! Ведь ты же пришла сюда ради меня, не так ли? Учти, что я всегда расплачиваюсь щедро и честно – сей факт может подтвердить кто угодно! Ну, так как, ягодка, – пообщаемся ко взаимному удовольствию?
И рука лощеного совсем уже откровенно стала подбираться к Ритиной груди. Пытаясь защититься, Рита испуганно и умоляюще взглянула на своего недавнего собеседника.
- Ты ошибся адресом, землячок, - сказал мужчина лощеному. – И намерениями ты ошибся тоже. Этот цветочек – со мной.
- Неужели? – в притворном испуге схватился за голову лощеный. – Неужели я ошибся и адресом, и намерениями? Неужели меня опередили? Неужели у меня имеется соперник, прежде меня покусившийся на сей прелестный бутончик? Ай-ай-ай… И кто же он такой, мой таинственный соперник? Ба, да это же писатель! Давненько нам не доводилось встречаться!
- Давненько, - сказал мужчина. – Бывай здоров.
- Нет, но это же несправедливо! – капризно сказал лощеный. – Почему ты, а не я? Где здесь логика, и где тут смысл? В чем тут, так сказать, философия? Предлагаю компромисс: вначале – я, ну а затем – ты. Договорились? Чувствую, что договорились. А потому – вот тебе моя рука…
- На! – выдохнул мужчина, и лощеный вдруг оторвался от земли и всем телом грохнулся прямо на недоеденный Ритой ужин. Столик опрокинулся, зазвенела посуда, кто-то в зале взвизгнул, кто-то взревел, какие-то мрачные личности тут же устремились к месту побоища.
- А теперь – бежим! – сказал мужчина, хватая Риту за руку. – Бежим, барышня, бежим!..
***
- Вообще-то трезвым, - сказал мужчина, когда они остановились, чтобы отдышаться, - я бегаю намного быстрее… Фу!
- Значит, мне повезло, что вы нетрезвый, - сказала Рита. – Иначе бы я за вами не успела.
- Да уж, - хмыкнул мужчина, осматриваясь. – И куда это нас с испугу занесло? А, черт… темно, и еще дождь… Ого… ну и ну! Сдается, барышня, мы с вами находимся где-то в окрестностях железнодорожного вокзала. Точно! Слышите – вдалеке гудки?
- Да… - прислушалась Рита.
- Далеко же мы с вами убежали – с перепугу-то, - сказал мужчина. – Вот ведь незадача…
- А кто он такой… этот… который?.. – спросила Рита.
- Красавчик, - нехотя сказал мужчина. – Мразь.
- Красавчик – это его кличка?
- У них там у всех клички.
- Это мы от него убегали?
- От них, - поправил мужчина. – Их там таких – не перечесть. Компания. С ножами, кастетами и прочими удовольствиями.
- И все из-за меня. Зачем я только туда пошла?
- И зачем же вы туда пошли?
- На улице было холодно, а там – тепло. И еще я хотела есть…
- И – все?
- Конечно.
- Разве вы не эта… не шлюха? – удивленно спросил мужчина.
- Что? – вспыхнула в темноте Рита.
- А, черт! – крякнул мужчина. – Действительно… А я вас поначалу принял именно за такую… Да и Красавчик, сдается, тоже. Из-за этого и вся катавасия… Простите. Должен, вам, барышня сказать, что неудачное место вы выбрали, чтобы поужинать. Туда из женского пола, кроме этих самых… никто и не заходит. Не удивительно, что Красавчик принял вас за одну из них.
- Но я же ничего не знала, - откликнулась девушка, чувствуя, что вот-вот заплачет.
- Ладно… Вас как хоть звать?
- Ритой, - буркнула Рита.
- А меня – Андреем… Андреем Васильевичем. Вы все-таки на меня сердитесь, Рита?
- Нет, я на себя сержусь.
- Вот это – правильно. Это – сколько угодно. Это – занятие полезное. Кстати говоря, где вы живете?
- В поселке Веселом, - сказала Рита.
- Да-а, - присвистнул мужчина. – Далековато нас занесло с испугу. Но – дело даже не в том, что далековато, а в том, что возвращаться-то нам придется через город, и никак иначе. Вот в чем дело-то, барышня…
- Ну и что? – спросила Рита.
- А то, что эти волки нас наверняка сейчас ищут. Знаю я их повадки. Они очень не любят, когда кого-нибудь из них бьют по морде. Это роняет их авторитет в глазах окружающих. И потому, если они нас с вами случайно встретят, то…
- А, может, они меня не узнают, - предположила Рита.
- А если узнают?
- И что же теперь делать? – в совершенном расстройстве прошептала Рита.
- Относиться ко всему как к нестандартному приключению, - сказал Андрей. – У вас, барышня, бывали когда-нибудь в жизни нестандартные приключения?
- В моей жизни не бывало вообще никаких приключений. Холодно здесь… и темно.
- Значит, будем искать ночлег. Доживем до утра, а утром я попытаюсь все расставить по своим местам. Такое у меня будет к вам, барышня, предложение.
- И где же мы его найдем, этот ночлег? – спросила Рита испуганно. – Холодно-то как…
- Возьми мою куртку. Возьми, возьми…
- А вы сами как же?
- А я – пьяный. А пьяному холодно не бывает. Оделась? Тогда – пошли.
- Куда?
- Только вперед! – как можно бодрее произнес Андрей. – В поисках ночлега.
- Только вперед! – покорно повторила Рита, и на душе ее вдруг стало легко и как-то по-особенному тревожно…
3.
На старый, на веки вечные забытый вагончик, закоченевший на заброшенных путях, они наткнулись совершенно случайно: шли-шли, и вдруг впереди замаячило что-то черное и неподвижное.
- Так, - сказал Андрей, обойдя вагончик кругом. – Терем-теремок… Эй! Кто в тереме живет, кто в невысоком живет? Отзовись! А в ответ – тишина… Барышня, как вам нравится такой теремок в качестве места для ночлега?
- Я не знаю, - растерянно сказала Рита. – Это же вагон… А вдруг там внутри – что-нибудь такое…
- А вот мы сейчас увидим, что там, - сказал Андрей. – Отыщем дверь, отворим теремок – и посмотрим.
Несмотря на темноту, дверь отыскалась легко, и еще быстрее она открылась.
- Сено, - сказал Андрей. – Слышите, барышня, внутри – свежее сено. Почти полвагона. Чем не место для ночлега? Ах, какой запах! Нет ничего лучше запаха свежего сена. Барышня, как вы считаете – есть что-нибудь на свете лучше, чем запах свежего сена? Вам когда-нибудь доводилось ночевать на сене? Эй ты, дух, обитающий внутри! Отзовись! Похоже, никого… Барышня, там, внутри, никого нет. Ну, что вы скажете, барышня?
- Я не знаю, - повторила Рита. – Это же вагон…
- Разумеется, - сказал Андрей. – Именно вагон. Вас что-то в этом смущает? А, ну да… Вы боитесь ночевать со мной в одном вагоне! Я угадал ваши мысли?
- Я не боюсь. Просто…
- Как это так – не боитесь? – притворно-возмущенно сказал Андрей. – Обязаны бояться! А то даже как-то обидно. Я – пьяный и почти не знакомый вам тип, который единым ударом кулака уложил пристававшего к вам мерзавца – и вы меня после этого не боитесь? Честное слово – мне обидно!
- Потому и не боюсь! – невольно рассмеялась Рита. – Мне кажется, что вы – хороший… Мне это показалось еще там, в кафе.
- Неужели? Мне кажется, что у вас все-таки маловато обо мне информации, чтобы сделать такой лестный для меня вывод. Да будем вам известно, барышня, что все люди постоянно ходят в масках. Не судите о человеке по его маске, ой, не судите… Однако же, сударыня, и впрямь холодновато. И – дождь. Так что, если вы меня и впрямь не боитесь, давайте продолжим разговор о человеческих масках и лицах внутри вагона. Такое у меня к вам будет предложение.
- Давайте, - поколебавшись, сказала Рита.
***
- Как здесь тепло! – удивилась девушка. - Будто в жаркий день на лугу.
- Солнце за день нагрело вагон, и он не успел еще остыть, - сказал Андрей. – К тому же сено, насколько мне известно, отлично сохраняет тепло. Все на этом свете просто, барышня. Так что – располагайтесь. А дверку, если вы не возражаете, я прикрою. Чтобы тепло не выходило.
Они уселись на теплую, пахнущую тысячью соцветий траву, и долго молчали, слушая, как по крыше вагончика нескончаемо барабанит дождь.
- Интересно, откуда здесь сено? – первой заговорила Рита.
- Не знаю, - ответил Андрей. – Может, натаскали какие-нибудь бродяги. А, может, путевой обходчик. Для своей козы. Чем не сенохранилище? Сухо и никто не украдет.
- Наверно, путевой обходчик, - сказала Рита.
- Наверно, - согласился Андрей.
Они опять надолго замолчали, и опять первой заговорила Рита.
- Я хочу вас спросить, - сказала она. – Скажите, зачем вы заступились за меня там… ну, в том кафе?
- Честно говоря, сам не знаю, - сказал Андрей. – Так получилось…
- Спасибо вам...
- Пожалуйста. Хотя на месте вашего отца я бы вас выдрал, как следует. Чтобы вы не болтались по вечерам по всяким двусмысленным местам.
- У меня нет отца.
- Ну, на месте матери.
- А ей – все равно, где бы я ни была, и что бы со мной ни случилось.
- То есть как это – все равно?
- Ну, она постоянно выходит замуж. Выходит – и все никак не выйдет. Сколько себя помню, столько она и выходит… И из-за этого она всегда расстроенная, и почти не обращает на меня внимания.
- Да, бывает… - неопределенно хмыкнул Андрей.
- А у вас есть жена? – спросила Рита.
- Уж не хотите ли вы меня сосватать за вашу маму? – усмехнулся он во тьме.
- Нет, - сказала Рита. – Не знаю, почему, но – нет… И все-таки – у вас жена есть?
- И да, и нет. Вы, наверно, этого не поймете.
- Почему же? Я понимаю.
- Ну, это вряд ли. В ваши-то годы… Сколько вам – семнадцать, восемнадцать?
- Шестнадцать.
- Вот видите – всего лишь шестнадцать. Моей дочери – восемнадцать, и то…
- А я – понимаю.
- Ну-ну…
- Хватятся, наверно, вас жена с дочерью?
- Не думаю.
- И меня моя мать тоже не хватится. Наверно, даже и не заметит, что я не ночевала дома. А вы говорите – я вас не понимаю. Что ж тут понимать? И вас никто не хватится, и меня никто не хватится… все просто и понятно.
- Вы, наверно, хотите спать? – спросил Андрей.
- Нет, - сказала Рита. – В вагоне хоть и тепло, а все равно – зябко…
- Это – он мокрой одежды, - сказал Андрей. – Снять бы ее да просушить… одежду-то. А то ведь так и простудиться недолго.
- Да где же ее тут просушишь? – удивилась Рита.
- А тут и просушишь. До утра – высохнет.
- Но как же… - недоуменно спросила Рита. – А во что же мне переодеться?
- Укутайтесь в мою куртку. Затем – заройтесь в сено. Оно – теплое.
- Но… - в нерешительности сказала Рита.
- В вагоне темно и я ничего не увижу, - усмехнулся Андрей. – Так что – не бойтесь.
Какое-то время Рита сидела неподвижно, затем зашуршала сеном. Она шуршала долго, затем шуршание прекратилось.
- Ну и как, получается? – спросил Андрей.
- Уже получилось, - сказала Рита, и вдруг рассмеялась. – Сено-то какое… щекотливое. Я ужас как боюсь щекотки.
- Но, по крайней мере, тепло? – спросил Андрей.
- Еще не знаю, - сказала Рита.
Они опять надолго замолчали, и опять первой заговорила Рита.
- Я хочу вас спросить… еще один вопрос, - сказала она. – Там, в том кафе… этот Красавчик назвал вас писателем. Вы что же, и вправду писатель?
- Да нет. Какой там писатель? Журналист.
- Ух, ты, - сказала Рита. – Первый раз в жизни разговариваю с настоящим журналистом! А журналист – интересная работа?
- Нет, - ответил Андрей. – Омерзительная.
- Тогда зачем же вы этим занимаетесь?
- Точно такой же вопрос я задаю себе и сам. Но… Знаете, когда тебе за сорок, то менять уже ничего не хочется. Ни работы, ни жены, ни места проживания, ни привычек, ни… Короче говоря, ничего.
- Почему?
- Почему? Наверно, потому, что уже бессмысленно. И чем ты старше, тем бессмысленнее.
- Я не понимаю…
- Это потому, барышня, что вам – всего шестнадцать. Вот когда вам будет сорок один…
- Мне иногда кажется, что мне совсем не шестнадцать, а целая тысяча лет. Как, например, сейчас. И еще мне сейчас кажется, что и вам не сорок один год, а также тысяча лет. И что мы – ровесники. И что кроме нас на всей земле больше никого нет. И что именно от нас зависит, будет ли кто-нибудь жить на земле, или мы с вами так и останемся – первыми и последними…
- А вот теперь, барышня, я не понимаю вас.
- Меня зовут Рита, и мне страшно жить на земле одной. И – холодно… Одиночество создано из холода и страха. Холод и страх – и больше ничего… Можно, я приду сейчас к тебе? И тогда мы будем вдвоем, и ты меня согреешь, и мне не будет страшно…
- Рита…
- Что?
- Мне – сорок один год. У меня дочь старше тебя на два года…
- Неправда. Зачем ты мне врешь? Нам с тобой – по тысяче лет. Мы – единственные люди на всей земле. Целую тысячу лет – все одни и одни… Сегодня ты спас меня от смерти. На меня напало жуткое чудовище… саблезубый тигр, а ты меня – спас. Зачем же ты меня спас, если мне – по-прежнему холодно и одиноко? И тебе тоже – холодно и одиноко… это – неправильно. Согрей меня, пожалуйста. А я – согрею тебя…
- А говоришь, что ты не проститутка… - брякнул Андрей, и тут же пожалел о сказанном.
Но Рита ничего не ответила. Она зашуршала сеном, и Андрей услышал, что она идет к нему. Она подошла, несколько мгновений постояла, опустилась на колени, затем легла рядом и свернулась калачиком. От ее тела веяло теплом и пахло дождем и летним лугом.
- Рита, - в третий раз сказал Андрей.
- Что? – спросила она.
- Зачем тебе это надо? – спросил Андрей. – Ты не понимаешь, что делаешь…
- Молчи, - сказала Рита. – Не говори ничего… не надо. Зачем говорить, когда можно понять друг дружку без слов? Давай будем разговаривать не словами, а молчанием. Я тебя молча спрошу, ты мне молча ответишь. Ты меня молча спросишь – я тебе молча отвечу… Молчание – лучше, чем слова. Не спрашивай, зачем мне это нужно. Просто – я так хочу. Я хочу… а все остальное – не имеет значения. Ничто не имеет значения, когда нас – лишь двое на всей земле…
…Потом она лежала у него на плече и плакала. Дождь закончился, и в вагончике было слышно, как на вокзале перекликаются ночные гудки. Только гудки да плач Риты – и никаких более звуков не было в мире.
- Почему ты плачешь? – спросил Андрей.
- Не знаю. Мне кажется, что сейчас внутри меня поселился какой-то таинственный голос, и он мне говорит, что женщина после этого… ну, когда в самый первый раз… обязательно должна плакать… что так бывает со всеми.
- Со всеми? – усмехнулся Андрей в темноте. – Разве мы с тобой не одни на земле?
- Нет, - убежденно сказала Рита, всхлипывая. – Какие же мы одни? Десять минут назад… ну, до того… мы и вправду были одни… но за эти десять минут столько изменилось и мы теперь не одни. Теперь таких, как мы, много… они там, далеко… они везде… Это мы заселили ими всю землю. - И что же именно изменилось за эти десять минут? – спросил Андрей.
- Я изменилась, - сказала Рита. – И, наверно, ты тоже… А коль так, то, значит, изменился и весь мир. Весь мир – от одного края до другого края. А сейчас мне хочется спать. Можно, я немножко посплю?
- Конечно, - сказал Андрей, целуя ее влажное от слез лицо. – Спи. А я тебя буду охранять и согревать.
- Когда я подходила к тебе, - сказала Рита, - то почему-то боялась, что ты встанешь и выкинешь меня из вагона… туда, в темноту, где холодно и дождь. Скажи, у тебя было такое желание – выкинуть меня в темноту?
- Нет, - сказал Андрей.
- Значит, ты не презираешь меня… за все это?
- Тогда мне надо было бы презирать и себя самого, - сказал Андрей.
- И ты больше не считаешь меня шлюхой?
- Вот ведь дуреха…
Они помолчали, прислушиваясь к стучащему по крыше дождю.
- Я тебя люблю, - сказала Рита. – Слышишь, я тебя люблю… Потому что – мне так же одиноко, как и тебе. И – так же холодно. Хоть мы с тобой и заселили всю землю. Я тебя люблю. Согрей меня… скорее меня согрей, слышишь?
***
Утром они проснулись одновременно и по одной и той же причине. Оказывается, в самом верху вагончика было оконце, сквозь которое сейчас пробивались утренние солнечные лучи. Лучи упали на лица спящих Андрея и Риты, что и послужило причиной их пробуждения.
- Доброе утро, барышня… то есть Рита, - сказал Андрей, взглянул на Риту, не выдержал и рассмеялся.
- Я такая смешная? – спросила Рита, смущенно улыбаясь в ответ.
- Как полевая русалка, - сказал Андрей. – Обнаженная, вся в цветах и траве…
- Да, - вспыхнула Рита. – Отвернитесь… отвернись, мне надо одеться. И не смотри, пока я не скажу… Все, можешь смотреть.
- Теперь отвернись ты, - сказал Андрей. – И – также не смотри, пока я не скажу.
Одевшись, Андрей подошел к двери вагончика и распахнул ее. Умытое ночным дождем и освещенное солнцем летнее утро ворвалось в вагончик. Андрей помедлил, спрыгнул на землю и протянул Рите руки – прыгай, мол, и ты. Рита прыгнула, Андрей подхватил ее на лету, удержал, прижал к себе…
- Пусти, - сказала Рита, встала на землю и отошла на несколько шагов в сторону.
Помолчали. Воспоминания о минувшей ночи невидимой стеной стояло между ними, и непонятно было, как разрушить эту стену, да и стоит ли ее разрушать вообще. Ночь с ее колдовскими чарами прошла, наступил день.
- Ты, наверно, хочешь есть? – спросил Андрей у Риты.
- Хочу, - едва кивнула Рита.
- Значит, сейчас мы пойдем на вокзал, - сказал Андрей. – Там мы поедим, затем мне нужно будет кое-куда позвонить, затем… а затем посмотрим.
- Пойдем, - опять едва слышно сказала Рита.
Идти до вокзала оказалось и впрямь не так долго. Они шли, не разговаривая и не касаясь друг друга. Вышеупомянутая незримая стена шествовала вместе с ними и разделяла их. По одну сторону стены был Андрей, по другую – Рита.
- Вот, - сказал Андрей, - шашлычная. Хочешь шашлык?
- Хочу.
Они ели, стараясь не смотреть друг на друга. У Риты горели щеки, и она то и дело касалась их ладонями.
- Мне надо позвонить, - вспомнил Андрей, когда они закончили есть. – Где-то я видел телефон.
- Разве у тебя нет мобильника? – спросила Рита.
- Ненавижу мобильник, - сказал Андрей. – Он похож на веревку. Куда бы ты не пошел, эта веревка тянется за тобой. И всяк, кому не лень, дергает за эту веревку. Дергает, и дергает – хочешь ты того или нет…
- Да, - сказала Рита. – Мобильник похож на веревку… Я пойду с тобой.
- Пойдем, - Андрей внимательно взглянул на Риту, хотел что-то добавить, но промолчал.
Андрей позвонил своему редактору Якову Ефимовичу. Яков Ефимович слыл человеком в городе известным, у него был широкий круг знакомств, и если люди Красавчика Андрея действительно разыскивали, то Яков Ефимович мог урегулировать дело.
- Это я, - сказал Андрей после того, как Яков Ефимович поднял трубку.
- А то кто же еще на мою голову? – недовольно отозвался шеф. – Ты откуда?
- Так, из одного места, - сказал Андрей. – А что такое?
- Он еще меня спрашивает, что такое! – возмутился шеф. – Сломал челюсть Красавчику из-за какой-то девки – и еще имеешь нахальство спрашивать, что такое! Кстати, что это за девка?
- Понятия не имею, - сказал Андрей.
- Он не имеет понятия! Сломал челюсть главному городскому бандиту – и не имеет понятия! Ой, ой… Так откуда ты сейчас звонишь?
- Из одного места, я же сказал.
- Вот и сиди в своем одном месте – денька два, а, может, и все три. Пока они не успокоятся, и пока я не встречусь с серьезными людьми, и кое о чем с ними побеседую. Потому что это же просто удивительное дело – сломать бандиту челюсть из-за гулящей девки! Если бы они нашли тебя вчера, то точно бы застрелили!
- Ефимыч, все было совсем не так…
- Он мне будет говорить, что все было совсем не так! Они тебя искали всю ночь и даже сегодня приходили в редакцию, а ты мне будешь говорить, что все было совсем не так! Сиди, говорят тебе, и не смей казать своего скандального носа в общественное присутствие! Я уже объявил, что ты в командировке.
- А эту самую девицу – они не ищут?
- Он говорит мне о девице! Ой, ой… Они ищут тебя, халамидника! Для чего им девица? Разве это девица сломала челюсть Красавчику?
- Ладно, Ефимыч, спасибо. Я еще позвоню…
- Что? – спросила Рита, когда Андрей повесил трубку.
- В общем – ничего. Все, как я и предполагал. О тебе они даже и не вспоминают. Им нужен я. Так что можешь спокойно идти домой.
- А ты? – глядя в землю, спросила Рита.
- А мне нужно где-нибудь отсидеться. Денька два, а лучше – три…
- И где же ты будешь отсиживаться? – по-прежнему не поднимая глаз, спросила Рита.
- Где-нибудь, - сказал Андрей. – Например, в том же вагончике…
- Значит, ты будешь отсиживаться в вагончике, а мне можно идти домой?
- Именно так.
- Я не хочу домой, - сказала Рита, глядя в сторону. – Я хочу остаться с тобой… Вот…
- Понимаешь, Рита, я – опасный компаньон, - не сразу откликнулся Андрей. – Если они меня найдут…
- Я думаю, что они ни за что не догадаются искать нас в нашем вагончике, - взглянула на Андрея Рита. – Как они могут догадаться? Конечно, если ты задумал меня прогнать… то – тогда, конечно…
- Рита, - сказал Андрей, - ах ты ж, Рита… Замри! Слышишь, замри… и старайся не обращать на себя внимания!
- Что? – испуганно спросила девушка.
- Видишь тех двух типов? Я их знаю. Они – из банды Красавчика. Не исключено, что они ищут меня… нас. Значит, так. Сейчас мы встанем из-за столика и постараемся затеряться в толпе. Только не бойся… вставай.
- А я и не боюсь.
- Умница. Пойдем… вот так…
Типы из банды Красавчика их не заметили. Андрей и Рита смешались с выходящей из электрички толпой, вместе с толпой прошли привокзальную площадь, затем свернули за угол и остановились.
- Уф! – сказал Андрей. – Вроде как пронесло. Нет уж, барышня… Рита, вокзал сейчас не для нас. Лучше уж и впрямь вагончик… Ты еще не передумала идти со мной в вагончик?
- Я – не передумала, - с подчеркнутым вызовом сказала Рита.
- Тогда сделаем так, - взглянул на Риту Андрей. – Сейчас мы забежим вон в тот магазин, ну а затем – уже в вагончик.
- А в магазин-то – зачем? – спросила Рита.
- Должен же я тебя чем-нибудь кормить, - улыбнулся Андрей. – И – надо же нам чем-то укрываться по ночам!
- Да, - согласилась Рита, - конечно…
***
До вагончика они добрались никем не замеченные. Время близилось к полудню. Стены вагончика были горячи от солнца.
- А вдруг сюда кто-нибудь все же явится? –подумалось Андрею вслух. – Ну, например, хозяин сена…
- Не явится, - очень уверенно заявила Рита.
- Это почему же ты так уверена? – удивился Андрей.
- Потому, что я этого не хочу, - сказала Рита. – Пока я сама не захочу, никто сюда не явится.
- Да? – смеясь, сказал Андрей. – Тогда – прошу в купе. Подоспело время обеда!
Обеденным столом им служило расстеленное на сене одеяло. На одеяле лежало копченое мясо, хлеб, огромная вяленая рыбина, фрукты и стояла бутылка вина.
- Я хочу вина, - сказала Рита. – Налей мне вина.
Андрей налил, протянул Рите стакан.
- Нет, - сказала Рита. – Не так. Я хочу, чтобы было иначе… чтобы ты держал стакан в своих руках, а я из него пила. И чтобы вино пролилось мне на грудь. И чтобы вся моя блузка пропиталась вином… и грудь также была в вине… а затем ты снимешь с меня блузку и станешь пить вино с моей груди. Вот так… Совместными стараниями Андрея и Риты вина на Ритину грудь вылилось изрядно.
- Ну же! – сказала Рита. – Разве ты не видишь… уже можно… снимай же с меня блузку!
У Ритиной груди был едва распустившихся березовых почек. Запрокинув голову, зажмурив глаза и вытянувшись в струнку, Рита лежала на сене, изнемогая от поцелуев и стремясь навстречу рукам Андрея. Она подставляла его рукам и губам каждую частичку своего вытянутого струной, благоухающего вином и березовыми почками тела. Ей казалось, что она – это не совсем она, а кто-то иной, не имеющий к ней никакого отношения, а сама она лишь наблюдает откуда-то сверху за этим иным… а затем Рита стала завидовать этому иному, ей захотелось с ним слиться и стать с ним единым целым – и она тотчас же так и сделала, слилась, и растворилась сама в себе…
- Мне хочется говорить, - прерывистым шепотом сказала она. – Мне хочется говорить, не умолкая… мне кажется, что в это самое время я должна говорить и говорить… мне этого хотелось еще ночью… но я не знала, можно или нельзя… может быть, в это самое время полагается молчать…
- Можно, - сказал Андрей, - можно все, что ты хочешь…
- Тогда я буду говорить. Знаешь, когда я была совсем маленькой… рядом с нашим домом росло большое дерево… рябина. На этом дереве каждой осенью было много красных ягод… много-много красных ягод… так много, что не было видно даже самого дерева… так мне казалось тогда, в детстве… и каждую осень на это дерево садились птицы… это были большие, черные и строгие птицы… их было очень много. Они сидели на рябине и внимательно смотрели на меня… и мне было так странно от их взглядов. Черные птицы – и красные ягоды… птицы и ягоды, птицы и ягоды… ягоды, ягоды…
… - Откуда это все в тебе? – спросил Андрей, когда они, уставшие и потные, лежали рядышком на превращенном из пиршественного стола в любовное ложе одеяле. – Откуда ты столько всего умеешь?
- Я ничего не умею, - сказала Рита. – Это все – не я… это кто-то внутри меня… и тот, кто внутри меня, говорит мне, как нужно делать и что нужно делать… это все не я, а тот, кто внутри у меня. Вот.
- Ты становишься женщиной, - улыбнувшись, сказал Андрей.
- Правда? – подняла голову Рита. – Именно так и становятся женщинами? Все-все так и становятся женщинами?
- Насчет всех-всех не знаю, - сказал Андрей, - а вот насчет тебя – теперь знаю.
- Как странно, - сказала Рита. – Будто бы кто-то меня выпотрошил и оставил от меня одну лишь мою кожу, и в эту кожу вложил меня другую… И сейчас это я и не я…
- Прекрасной женщиной, - добавил Андрей.
- А ты хотел отправить меня домой, - укоризненно сказала Рита. – Отправил бы – и одной женщиной на свете сейчас было бы меньше…
Потом они спали, и проснулись уже тогда, когда мир укутали вечерние сумерки.
- Единственное, чего мне сейчас не хватает, - сказала Рита, - это ванны или душа. Ах, как мне нужен душ!
- Потерпи до утра. Утром тебе будет душ, - сказал Андрей.
- Вправду? – радостно удивилась Рита. – И где же ты его возьмешь?
- А вот увидишь, - улыбнулся Андрей. – Только чур, душ будет холодным.
- Это ничего, - сказала Рита. – Ведь ты меня потом согреешь.
…Ночью они говорили об одиночестве.
Тема одиночества была понятна и близка обоим.