Виктор Коняев. Из Сибири в Крым. По России! (Заметки неравнодушного) ч. 3
У нас с ней сходные взгляды на наше недавнее прошлое. Она рассказывала о том, как начинала работать в войну, какие хорошие люди встречались ей в жизни, с любовью вспоминала 50-60 годы, и я еще раз убеждался в том, что мы жили в самом прекрасном государстве.
Украинские каналы баба Маша не любит, а некоторые из них еще остались в телеэфире. Вообще, отношение к Украине в Крыму сейчас, после начала войны в Донбассе, крайне отрицательное, и если раньше, весной некоторые сожалели о разрыве с Украиной, то теперь абсолютное большинство радуется воссоединению с Россией. К тому же пенсионерам и бюджетникам подняли выплаты. Баба Маша стала получать 12 тысяч рублей пенсии, а к зиме, по моим уверениям, ей еще существенно прибавят, потому что ее трудовой стаж начинается с военных лет, а такие заслуженные люди получают в России не менее двадцати тысяч.
В последний день отдыха много купался, наслаждаясь морем и солнцем про запас.
Утром повезло еще раз увидеть солнечную сетку на песчаном дне. Восходящее солнышко преломленными лучами нарисовало на мелком песке косую колеблющуюся сеть, солнышко поднималось выше, и кривые клетки бледнели, словно растворялись, пока не исчезли совсем. Но пока оно было невысоко, я успел насладиться – вставал ногами на пересечения золотых нитей и ощущал нежное щекотанье ступней солнечными прядями.
Итак, утром 15 августа я собрался, разбудил бабу Машу, обнял ее, она сморгнула слезу, и в половине седьмого начался мой прерывистый путь домой. Из Феодосии до Керчи добрался уже проверенным способом - «полузайцем». Зашел в Керчи на паром и от души пощелкал фотоаппаратом, ибо вид открывался захватывающий – слияние двух морей и не в предрасветье, как в первый раз, а полноцветно, при солнце. В порту Кавказ начались проблемы, которых я счастливо избежал, едучи в Крым по единому билету. Проходящие из Крыма автобусы зайцев, хоть и оплачивающих свой проезд, не брали – в материковой России контроль на высоте. Побегал я с тяжелой сумкой (опять тяжелой, подарки родным - не лебяжий пух) от парома к автобусной остановке и обратно. Все неопределенно, много народу и суеты, в кассу (одна!) очередь немалая. Наконец удалось узнать, что до поста ДПС ходит маршрутка, надо ехать, а там видно будет.
Шоссе вьется по узкой низкой косе меж двух морей, и почти всю дорогу до поста (километров двенадцать) мы ехали мимо нескончаемой очереди из легковых машин, а вдоль обочины с нашей стороны через недлинные интервалы мелькали биотуалеты и киоски с водой и фруктами. У поста стоят несколько частных такси и просто «калымщики», в сам порт гаишники их не пускают. Торг здесь неуместен – две «штуки» за машину до Анапы, хочешь – один садись, а не хочешь много платить, тогда жди попутчика. А все же мы сбили по сотне с носа вдвоем с молодой хмурой бабенкой, отдав в Анапе водителю по девятьсот рублей.
До Анапы полтора часа быстрой езды. Места вокруг обихоженные, много культурных посадок: кукуруза, виноград, подсолнечник. Справа в туманной дали величественно являют себя предгорья Кавказа. Анапа – город сутолоки и торговли, много автомобильного транспорта и пробок. На железнодорожном вокзале, куда нас привез хозяин «иномарки», режим жесточайшего контроля, неудобно, но, понимая необходимость таких мер, все относятся к неудобствам спокойно. Мне нужно было сообщить дежурному по вокзалу, что я сяду на поезд не в Анапе, как указано в билете, а в Краснодаре. Отсюда до автовокзала добирался на автобусе долго и в духоте.
Автобус, который заходит во все попутные поселки с обязательной остановкой, будет еще через полтора часа после того, на который я беру билет, но я и так проторчал уже три, и мне сегодня нужно быть в Ильском, поэтому и беру до Краснодара, а выйду в неведомом мне Ильском, где он проскоком и соизволит притормозить, чтобы ссадить меня. Но в двери автобуса меня остановила улыбчивая, с мощным, как круп лошади, тазом, ответственная за посадку дама и велела купить багажный билет на сумку. Пришлось просить очередь разрешить мне приобрести нужную бумажку побыстрее, так как идет уже посадка на мой автобус.
Подбегаю в запале, подаю оба билета. Говорю: «Мне в Ильском сходить». А она мне еще шире улыбнулась: «Тогда Вам придется в Абинской попросить шофера достать Вашу сумку и заплатить ему пятьдесят рублей, потому что в Ильском мы будем проездом, и он ради Вас не будет открывать багажник». Надо же, а ведь я при первой попытке сесть в автобус сказал ей, что мне до Ильской! Ну народ, южный, от отдыхающих кормящийся! В ответ на мое раздраженно-неуместное предложение закинуть сумку на крышу и заплатить шоферу сто рублей за снятие ее оттуда, обладательница очень солидного таза оскалилась: «А поговорите мне еще, я Вас совсем не посажу». Пришлось схлопнуть роток и замкнуть его на замок.
Движение на трассе Анапа-Краснодар очень интенсивное, а если учесть, что дорога только на выезде из Анапы и ближе к Краснодару достаточно широкая, то можно представить, как тащился междугородний автобус в сплошном потоке легковых и грузовых автомобилей. Заселен Краснодарский край плотно, едва заканчивается один поселок, как тут же начинается следующий. Густые леса покрывают окрестные холмы и горушки, а на равнинах сплошь распаханные земли, много строек и цементных заводов.
Четыре часа, с одной остановкой на десять минут, утомительной поездки, и шофер притормозил в Ильском. Местные подсказали, где стоянка такси и цену, за которую здесь развозят по поселку, на 5 километров растянувшемуся вдоль трассы. Но меня довезли не за 50 рублей, а за 100, водитель старенькой «жиги» не таксист, а частный извозчик, и он был с парализованными маленькими безвольными ножками, но с сильными умелыми руками, которыми он уверенно управлял своим кормильцем и довез меня прямо до объятий давно не виденной сестры.
… Мое желание на другой день съездить на Азовское море оказалось неосуществимым. Уже август, жара несусветная, в море появилась кишечная инфекция, пляж закрыли. Ну что ж, тогда посетим столицу края и его главную библиотеку. В поездке на начальном этапе меня сопровождала Таня, жена племянника, они живут в соседнем поселке, сам племяш работает шофером на грузовике и сейчас на уборке урожая, страда, домой вырывается очень редко, с ним мы так и не встретились. От того места, где я вчера вышел из автобуса, здесь как раз остановка, до Краснодара можно доехать на рейсовом автобусе за 78 рублей, но его надо ждать, и в нем душно, и долго ехать, а частные извозчики рядом, за сто рублей с человека домчат с ветерком за полтора часа. Мы так и сделали, молоденький парнишка к нам подсел. Шофер, смуглый упитанный мужик с чернющей щетиной на полных щеках и золотом зубов за улыбающимися губами, армянин по национальности, очень дружелюбен, ко мне обращался не иначе, как «брат». Разговорились, он бывал в Сибири, в Томской области, с бригадой шабашников еще в советские времена. Узнав, что я оттуда, из Сибири, и знаю Томскую область, поездил по ней, шофер просто пришел в восторг и расспрашивал меня о тамошней жизни. Попутно он рассказывал о здешних местах. Ильский долго не кончался, проехали местный нефтеперерабатывающий завод. Его реконструировали, увеличили мощность, но зарплаты на этом вредном производстве невелики, в среднем двадцать тысяч рублей. За станицей Афинской въехали в Адыгею, она здесь клинышком врезается в Краснодарский край, порядки здесь несколько иные, хотя административно она подчиняется Краснодару. Городок или поселок чистенький, много гостинец и развлекательных учреждений. Края эти всегда служили местом паломничества для туристов из других регионов России, местный народ на этом зарабатывает. Но рассказанный словоохотливым водителем случай наглядно свидетельствует о том, что у жажды наживы должен быть предел, а если его нет, это плохо кончается.
Однажды к зданию поселкового ГАИ, отличающегося непомерными поборами, подъехала ассенизаторская машина, шустрые ребята быстренько сунули гофрированный толстый шланг в форточку одного из помещений и качнули с куб фекалий прямо на столы тружеников автоинспекции. Так же быстро шутники выдернули шланг, «газанули» и растворились в потоке машин. Видимо, предел соблюден не был. Через какое-то время на этом же посту ГАИ вечером были застрелены пятеро или шестеро автоинспекторов.
… На окраине столицы края мы с Таней расстались, она поехала к дочери, которая работала здесь парикмахером и снимала комнату, а я пошел в библиотеку. Парнишка, ехавший с нами, сопровождал меня, ему было в ту же сторону, на трамвае мы доехали до парка, в нем знаменитый памятник Екатерине Второй - собственно, это целая скульптурная композиция, очень впечатляющая - хлопец сопроводил меня до самой библиотеки и даже сфотографировал на ее фоне.
Да, порядки на материке иные, чем в Крыму, не враз оценишь, лучше или хуже, но иные. Дальше вахтера меня не пустили, а вызванный заместитель директора долго и подозрительно рассматривал и меня, и книги, а я в это время убеждал его в том, что это не порнуха и не чернуха, а проза о жизни сибиряков. О чернухе и порнухе он сам мягко намекнул, вот, мол, ходят всякие и носят разное непотребство, еще и денег просят. Я сказал, что денег не беру, а книги дарю, а когда подарил еще и отпечатанный в листах экземпляр статьи о русском языке и подписал книги, он свои подозрения поборол.
Краснодар впечатляет, очень много зелени и много парков, старый трамвай возил меня и по улочкам начала XX века - их сохраняют с любовью, это заметно - и по современным проспектам.
Следующий день мы с сестрой посвятили домашним делам. У сестры дом большой, четырехкомнатный, кирпичный, с подвалом. Под одной крышей с домом летняя кухня с газовой печкой, к ней с одной стороны примыкает гараж, а с другой – баня, за ней сарай, дальше огород. Муж сестры умер полтора года назад, без хозяина дом и все хозяйство по-тихоньку ветшают, огород сиротеет. При мне сестра попросила соседского мальчишку собрать ежевику, ягода крупная, почти черная и кислющая.
Целый день на солнце дался мне нелегко – и чурбаки персикового дерева кололись неохотно, и металлические уголки с трудом вбивались в местную землю. Она здесь цвета глины, сухая и рассыпчатая, но, что удивительно на мой взгляд, все в ней растет. Правда, в последние годы, после того, как в ближних горах нашли мергель, минерал для производства цемента, помидоры стали загнивать на корню, в лесах резко убавилось косуль, кабанов, медведей и … грибов. Вот это и есть оборотная сторона прогресса.
Сестра трижды звала пообедать, притом были пельмени домашнего приготовления, но аппетит начисто отсутствовал, и я только глотал обжигающе горячий зеленый чай. Облегчение наступило, лишь когда подкралась быстролетная южная ночь, тогда и аппетит разыгрался отменно, потом допоздна сидели под виноградным навесом. Рядом с моим стулом лежал пудель Чапа, до этого тоже не находивший себе места от духоты. Комары здешние, не в пример севастопольским, захудалые и их мало, они почти не мешали беседе.
За несколько последних лет немало семей переехали сюда из Новокузнецка, не в Ильский конкретно, но в эти края, поэтому мне было интересно узнать и увидеть воочию, каким же медом здесь намазано. Меда я никакого не обнаружил, скорее заметил много дегтя, но взгляд мой предвзятый, так что объективным себя не считаю. Но все же выскажу некоторые наблюдения и замечания. В поселке немало бомжей, очень много одиноких стариков, по большей части выходцев из Сибири, особенно почему-то из Кузбасса, дети разъезжаются по крупным городам, а старые люди доживают свой век в одиночестве, видел и брошенные после смерти хозяев дома. С работой в поселках проблема, а зарплаты крошечные. Климат тоже не комфортный – летом душное пекло, слякоть и сырость зимой. Нет, меня Краснодарский край никогда не вдохновит на постоянное жительство. Зря разве русским народом сказано: «Где родился, там и пригодился». Очень хочется домой.
… Такси подъехало ровно в двенадцать, как заказывали. Сестра часто моргала за стеклами очков, стряхивая слезы, и махала рукой, пока «жигули» не скрылись за поворотом. На почти родной уже мне остановке у павильона, где продавали билеты на рейсовые автобусы, стояла приземистая черная иномарка, а ее хозяин, с длинным сухим и смуглым лицом мужик, нервно расхаживал рядом и курил. Увидев меня, явного пассажира, судя по большой сумке (снова она полна, сестра прямо принудила меня взять варенье из фруктов, здесь произрастающих, и целый мешок грецких орехов), длиннолицый «водила» подошел ко мне и предоложил свои услуги по доставке. Я согласился.
Здесь, на юге, приезжие из далекой Сибири всегда вызывают неподдельный интерес. И сейчас водителю Ашоту было небезразлично узнать, как там живут люди. Я отвечал на его вопросы, рассказал и о встречах в далекой юности с армянами-строителями. Ашот пришел в радостное возбуждение, часто оборачивался в ущерб нашему движению, а поток машин на трассе был очень плотный, так что мне пришлось тактично сделать ему замечание. Сам он воевал в Нагорном Карабахе еще совсем юным парнем, живет в Армении, а здесь работает в курортный сезон.
Вот уже и мост через Кубань, за ней Краснодар. Река неширокая и мутная, берега заросли высокой травой. За разговорами доехали быстро. Вышли все около остановки уже знакомого мне трамвайного маршрута №4.
Вход в здание вокзала только через одну дверь, много полицейских, контроль серьезный. До поезда около трех часов, решил сдать сумку в камеру хранения, она в подвальном помещении, здесь попрохладнее, но оплата за одно место взгревает своей тяжестью – 160 рублей, а в Анапе всего 50. Сзади меня стоял лейтенант, у него сумка и три пакета. Я еще не успел отойти от окошка далеко и слышал, как лейтенант, не стесняясь женщин, матерно завернул в том смысле, что вот так родное государство заботится о своих защитниках. Он не стал сдавать багаж и пошел обратно со своими вещами. Я его потом видел на площадке перед вокзалом, он пил лимонад у столика и курил, вещи были рядом.
Вышел в раскаленный солнцем город. Направо за углом, как раз у трамвайных путей, находилось небольшое кафе, там я вчера перекусывал наспех. Дело в том, что в предыдущую поездку мне пришлось посетить вокзал, чтобы точно узнать, что поезд Анапа-Новокузнецк поедет через Краснодар, а сомнения в этом зародили слова дежурной по вокзалу в Анапе, у которой я выяснял, можно ли мне сесть не в Анапе, а в Краснодаре. Она сказала, что можно, если данный поезд точно идет этим маршрутом.
Посидел в кафе, попил холодного лимонаду, пару бутылок захватил с собой. Время, когда его торопишь, наоборот идет медленно, послонялся по вокзалу, поглазел на людей. За полчаса до прибытия поезда я уже стоял у выхода на перрон. Перрон-сковородка, стоящая на включенной конфорке печи, укрыться негде. Нулевой вагон в конце состава. В нем даже не парилка, а душегубка. На моем месте молодая скуластая женщина и совсем молоденькая, но уже пышногрудая девушка. Скуластая улыбнулась на мое «Здравствуйте»: «А мы уже гадаем, где же наш четвертый пассажир». Опять я попал в «цветник» - в купе одни женщины. Все, поехали. Храни всех Господь, с кем довелось познакомиться в Орджоникидзе. Я вас никогда не забуду. Вот пишу сейчас о вас, и лица ваши всплывают в моей памяти и согревают сердце добротой.
В Волгоград этим разом прибыли днем, в отличие от Жигулевского моря, которое ночью увидеть не удалось. Прямо на ходу, через вагонное окно я фотографировал статую Родины-матери из нескольких точек. На одной фотографии православный храм, находящийся сзади и слева от скульптуры, получился словно плывущий в солнечном сиянии. А за Волгоградом горели леса и поля со стерней, в одном месте дуга низкого, будто прижимающегося к земле пламени, приблизилась к бегущему поезду метров до пятидесяти.
В Уфе мы с попутчиком Виталей тоже помчались по высокому пешеходному мосту в город. В небольшом магазине очередь в основном из пассажиров нашего поезда, сзади меня встал невысокий плотный мужчина лет тридцати с обнаженным торсом и шрамом на плече, рядом с ним мальчишка лет пяти-шести. В городе продукты дешевле, к тому же в поезде не разносят никакой еды, по крайней мере до нашего нулевого вагона не доносят. В первый день носили в основном выпечку, сладости и воду. Я тогда попросил полногубую разносчицу принести беляши, она обещала, но не пришла. На одной из остановок позже я увидел ее на перроне у вагона-ресторана с сигаретой, в ответ на мой укор она сказала, что в нашем поезде два вагона с беженцами, и они не успевают жарить-парить, чтобы накормить их, не до остальных нынче.
Из разговоров людей в очереди, по их украинским словам, я понял, что это они как раз и есть. Спросил у мужчины, куда их везут, он ответил, что в Красноярск. На вопрос, как кормят, слегка поморщился и не совсем охотно сообщил, что горячим один раз в день и что им приходится самим покупать продукты. Знаю, видел и разговаривал со многими людьми в нашем далеком от воюющего Донбасса городе, которые готовы поехать туда и сражаться в рядах ополченцев, защищать Россию на рубежах Новороссии, не дать фашизму прийти к нам. Поэтому я и спросил его совсем не тактично.
- А ты почему здесь, почему не защищаешь свою землю?
Он прижал рукой сына к себе и глаза опустил вниз.
- У меня двое маленьких детей.
Следующая моя фраза была услышана всеми в магазине, чего я и хотел, потому что шум сразу стих.
- Надеюсь, ты отвезешь семью в Красноярск, а сам вернешься туда уничтожать бандеровцев, иначе у твоих детей не будет Родины.
Ответа не последовало. Я купил беляшей, квасу и вышел.
На Урале стало немного прохладнее, но настроение поднялось не от этого. За окном проплывали родные березки и осинки, такие родные и милые, аж сердце захолонуло в счастливой истоме. Оказывается, глаза устали от созерцания непривычных, колючих южных растений, они словно искололись об них и сейчас отдыхали.
… За Омском, в последний день пути, случилось одно происшествие, очень показательное. Днем еще было душно, вагон за долгую дневную жару разогревался, как банная парилка, а за ночь не успевал остыть. Я не заметил, как эти двое прошли по вагону, в конец его, к тамбуру, хотя разговоры о какой-то комиссии ходили. Наша проводница Вика, высокая полно-рыхловатая молодица, с самого утра наводила блеск во вверенном ей помещении – подметала веником пол, потом мыла его, чистила туалеты и тамбуры. Вдруг Виталька заскочил к нам: «Федорыч, комиссия прошла, вон они, в начале вагона. Ты бы сказал им пару ласковых слов о том, в каких условиях едем». Его поддержала Жанна: «Правильно, Вы должны поговорить с ними, это же ужас, ехать в такой духоте». Ну что же, народ требует, да мне и самому хотелось пообщаться с официальным лицом, донести до него претензии пассажиров. Надел майку, негоже разговаривать с официальным лицом при голом пузе, причесался. И вот они подошли к нам, я встал навстречу. Представился стоявшему первым высокому полному мужчине в форменной рубашке с короткими рукавами, у него одутловатое усталое лицо. Сказал, что я литератор из Новокузнецка, отдыхал в Крыму и собирал материал для очерка, протянул ему визитку. Он тоже назвал себя и попросил разрешения включить диктофон, я не возражал. Они со спутником представляют Федеральную Транспортную Компанию. Мною были высказаны от коллектива пассажиров претензии: отсутствие вентиляции и плохая работа работников ресторана. Ответственный товарищ весьма убедительно пояснил мне и моим соседям ситуацию на железных дорогах страны в период массового наплыва на юг отдыхающих. Не хватает вагонов, и поэтому для полнейшего обеспечения всех желающих местами в поездах приходится задействовать уже фактически списанные вагоны, но скоро наплыв начнет спадать и ситуация нормализуется. Обещал разобраться с работой ресторана. Затем он спросил, есть ли претензии к проводникам. Я ответил, еще и повторил настойчиво, что к проводникам претензий нет. Вопросы были исчерпаны, пожатие рук, и ответственное лицо в сопровождении молчаливого спутника прошествовало к выходу. Примерно через час, проходя мимо служебного помещения проводников, я заметил в нем плачущую Вику. На вопрос, отчего она плачет, Вика, всхлипывая и утирая ладонями слезы, рассказала, что вслед за представителями ФТК незаметно прошел ревизор. Не найдя никаких нарушений, просто за свое посещение потребовал тысячу рублей. Так мало этого, те самые представители ФТК объявили ей, что за найденный в туалете фантик от конфеты она будет лишена премии. И это еще не все, сейчас они сидят в соседнем вагоне и решают, брать или не брать с нее мзду, они в опаске, ведь в вагоне едет писатель, вдруг он узнает и вынесет это на страницы какого-нибудь печатного издания. Пришла проводница из того вагона и все это рассказала Вике. Ах вы, мародеры! Проводники за свой тяжелый труд получают по 15-16 тысяч рулей, а вы их еще и обираете! Яростно-настойчиво я убеждал Вику сказать мне потом, если они все же решатся вымогать у нее деньги, а она испуганно просила меня не предпринимать никаких действий, ей же будет хуже. Все же я дал ей визитку и просил хотя бы позвонить потом.
… Да, совсем забыл рассказать об одной запомнившейся встрече. Дело было в Омске. Поезд стоял долго, но в город я не пошел, не было надобности, так, прогулялся по перрону. Уже шел обратно, когда мне повстречалась Жанна, она быстро шла и, оказывается, искала меня. «Там у вагона писательница книги продает, Вам, наверное, будет интересно с ней поговорить». Подходим. Сухонькая бабушка в очках, в руках у нее три книги. Познакомились. Она пятнадцать лет прожила в Штатах, сначала как журналистка, правда, не сказала, какого журнала или газеты, а я не спросил, потом жила, как частное лицо. Сейчас живет в Омске, книги продает, чтобы оплатить ремонт квартиры. Я попросил подождать немного, зашел в вагон и вынес последнюю оставшуюся книгу, подарил ей с автографом. Она обещала послать по электронному адресу свой отзыв. Книг ее я не стал покупать. Не уважаю, как я их называю, кусочных эмигрантов. Две книжки купила Жанна, одну она читала, пока было светло. Я спросил ее о содержании, так, ответила она, легкое чтиво, о жизни американцев, о их бытовых проблемах и меркантильных интересах. Я потом долго думал об этой старой литераторше. Искала земного счастья за морями-океанами, а обрести последний покой приехала на Родину. Вот такая судьба - каждый выбирает ее сам.
… И вот Барабинск, осталась последняя ночь, она уже опустила свои крыла на землю. Дынек никто не продавал, не знаю уж почему мне подумалось, что здесь я куплю в подарок домашним узкую оранжевую сетку с четырьмя дыньками. Наверное, перепутал, такие наборы продавали в Сальске, но это уже далеко позади, там я побоялся покупать и правильно поступил. Виталька именно в Сальске купил, а сегодня из четырех дынек три выбросил, они уже запахли нехорошо.
У местных жителей мы накупили вкусной рыбы, копченой и соленой: жереха, пеляди и чехони.
… Я стою в конечном тамбуре, вагон сильно раскачивается, две ниточки рельсов весело посверкивают в дальнем свете станции и убегают назад, тоже покачиваясь, словно прощаясь.
Скоро Новокузнецк, моя малая родина, самая милая, самая любимая, частичка большой родины, России, по которой проехал, которую вдыхал и наполнял ею сердце.