Развитие советской пилотируемой космонавтики шло по ясному научно-политическому плану. Каждый полёт давал какое-либо новое научно-техническое достижение и в то же время создавал пропагандистскую сенсацию, призванную восхитить мир, чтобы он оценил приоритет СССР перед США. Первый из космических кораблей серии «Восток» вынес на орбиту Земли Юрия Гагарина, а последний, в июне 1963 года, – «Гагарина в юбке», то есть Валентину Терешкову с позывным «Чайка», поэтому Валентину так любовно и называли – Чайкой. Корабли «Восток» рассчитывались на одно место человека в скафандре, причём пилот приземлялся не в спускаемом аппарате, а катапультировался с парашютом. В 1964 году уже вовсю разрабатывалась более совершенная модель под названием «Союз», однако временно, года на два, отказались от неё в пользу «Восходов», чтобы форсировать некоторые частные успехи перед лицом мощно рвущихся в космос Соединённых Штатов. «Восходы» строились по сферическому принципу тех же «Востоков», но могли вместить трёх космонавтов без скафандров или двух в скафандрах и приземлялись с людьми на борту. Старт «Восхода-1» в октябре 1964 года ознаменовал очередную космическую победу СССР. Он стал первым в мире коллективным полётом, принеся славу командиру корабля Владимиру Комарову, учёному-конструктору Константину Феоктистову и врачу Борису Егорову, который впоследствии обрёл легендарный ореол как покоритель сердец советских кинодив. Интересно, что взлетели космонавты с напутствием первого секретаря ЦК КПСС Н. С. Хрущёва, а через день вернулись на Землю уже при Брежневе, и у командира корабля возникло опасение, как бы чего не напутать с рапортом об успешном выполнении задания. Сразу же нашлись остряки, которые советовали В. Комарову доложить Брежневу не то, что космонавты готовы выполнить любое задание партии и правительства, а «задание любого советского правительства». С технической стороны полёт «Восхода-1» прошёл благополучно, но он преследовал скорее показательную цель, чем серьёзное углубление в проблемы покорения космоса. По-настоящему великую цель Главный конструктор ОКБ-1 Сергей Павлович Королёв поставил перед «Восходом-2», один из космонавтов которого должен был впервые в истории человечества шагнуть в открытый космос. В то время даже учёным космос представлялся таинственной, жуткой бездной, как некий иной мир с не совсем понятными физическими свойствами. Теоретически были известны температурные условия, степени радиоактивности, понятия глубокого вакуума и невесомости. Но... вдруг там человека ждёт что-то такое, что несовместимо с жизнью даже в скафандре? Вдруг, например, перчатка космонавта приварится к обшивке космического корабля?.. Перед устрашающей неизвестностью эмоциональное напряжение у Главного зашкаливало. Для выхода в открытый космос создали скафандр «Беркут». Тренировки основного и дублирующего экипажей проводились в самолёте Ту-104, в салоне которого установили макет «Восхода-2» в натуральную величину. Состояние невесомости (всего 25 секунд) возникало при полёте по параболической траектории. Приятно сознавать, что в Первом отряде космонавтов двое именно наших земляков-кузбассовцев выделялись особенной атлетической статью: Борис Волынов и Алексей Леонов, на котором и остановили выбор для важнейшей миссии С. П. Королёв и Н. П. Каманин, помощник главкома ВВС в роли куратора Центра космической подготовки. Волынову предстояло ещё четыре года терпеливо ждать своего звёздного часа. А Леонов готовился по программе «Выход» как кандидатура номер 1. В дублёры ему назначили Евгения Хрунова. В напарники себе, командиром корабля, Алексей сам выбрал Павла Беляева. По своему характеру, на редкость хладнокровному, Беляев идеально уравновешивал горячий пыл Леонова. Родом из вологодской деревни, Павел Иванович был на 8 лет старше напарника и успел повоевать в Корее, где СССР помогал выстоять КНДР против США. В военном небе ему случалось попадать в такие передряги, в которых, наверное, выжил бы не каждый лётчик. В отряде космонавтов Беляеву плохо удавались парашютные прыжки, он даже лежал в госпитале с очень сложным переломом ноги, но благодаря воле и оптимизму справился с этой бедой и вернулся к космической подготовке. Однако не сразу Павел преодолел страх перед парашютом. Прыгать уверенно он начал благодаря помощи Алексея как внештатного инструктора по парашютным прыжкам. Леонов и в дальнейшем с самым страстным энтузиазмом боролся за друга. Как только над Павлом нависала угроза отстранения от космического полёта (врачи иногда сгущали краски), Алексей мчался к Каманину спорить, убеждать, отстаивать, в чём ему помогал и Юрий Гагарин. Тренировался экипаж Беляев-Леонов тяжело и упорно, моделируя самые разные ситуации. Поскольку выход в открытый космос изначально считался крайне рискованным мероприятием с возможной гибелью человека вне корабля, командир должен был отработать навык затаскивания трупа внутрь, подтягивая его фалом. Учитывая тесные объёмы корабельных конструкций и необходимость открывать-закрывать люки, это была нелёгкая работа. Позже ходили слухи, что Королёв на всякий случай якобы предусмотрел отстрел шлюза, но Беляев категорически отверг досужие вымыслы, заявив, что погиб бы сам, но не оставил Алексея в космосе, пусть и бездыханного. Главный настраивал Леонова на героический лад, в то же время советуя не пускаться в ненужное геройство. Он просил вести из космоса непрерывный репортаж, «чтобы мы знали, где оборвётся песня... если она оборвётся». Пришла пора отправляться на космодром. Леонов собрал чемоданчик с нужными вещами и попрощался с семьёй: женой Светланой и четырехлетней дочкой Викой, подарившей ему свой рисунок с красной лошадкой. Папа-шутник радовался её «лирическому таланту», в отличие от его собственного, «сатирического» (в отряде космонавтов он исполнял общественную должность редактора стенгазеты, где веселил читателей забавными карикатурками).
17 марта 1965 года рано утром ракету и корабль вывезли из монтажно-испытательного корпуса и установили на стартовой площадке. В 16 часов в полусотне метров от ракеты провели встречу экипажа со стартовой командой, учёными, инженерами. На митинге стояли человек 600–700, в том числе Королёв, Келдыш, маршал авиации Руденко, представитель ЦК КПСС генерал Тюлин, председатель Госкомиссии Керимов, конструкторы Ишлинский, Пилюгин и десятки других виднейших деятелей космической кооперации. Беляев выступил с нужным подъёмом, а Леонов разволновался. Он оправдывался: «...Я волнуюсь не от того, что завтра мне предстоит трудный космический полёт, а потому, что трудно подобрать слова благодарности всем вам, товарищи, всем тем, кто создал ракету, корабль, оборудование, кто подготовил нас к полёту...» Да так ли уж стоило волноваться из-за слов благодарности? Конечно, нет. Алексея била дрожь от сознания предстоящего выхода за грань самого бытия человечества. Рядом с кораблём для проверки герметичности на лебёдке повесили шлюзовую камеру. В сложенном состоянии она имела размер 70 см по ширине и 77 см по длине. В надутом виде: 1,2 м по внешнему диаметру и 1 м по внутреннему, с длиной 2,5 м. Вес – 250 кг. Солдат-охранник, скучая, шлёпал пальцем по креплению. Шлёп, шлёп – защёлка выскочила, шлюз сорвался и лопнул в нескольких местах. Остался единственный, на котором космонавты тренировались. Его и поставили срочно на корабль. В день старта, 18 марта, на космодроме Леонов с Беляевым столкнулись в дверях гостиницы с рыжеволосой дамой, что означало дурную примету. Королёв запрещал женщинам появляться на космодроме. Но эта особа была директором фильма, который здесь снимался. Поплевали через левое плечо... В 8:30 космонавты надели скафандры. Через 50 минут – объятия, рукопожатия, поцелуи, и экипаж поднимается в корабль. Леонов продолжал заметно волноваться. Перед лифтом к нему подошёл Королёв: «Я прошу одно. Ты, Лёша, только выйди из корабля и войди в корабль. Пусть солнечный ветер будет тебе попутным!» Старт. Для внешних наблюдателей первые 40 секунд текли мучительно долго (авария до 40-й секунды обрекала бы экипаж на гибель). Да и все 526 секунд (почти 10 минут) выведения корабля на орбиту тревожно давили на нервы. Королёв вообще-то не курил. Но после отсчета 530-й секунды он дрожащими руками схватил папиросу и пыхнул дымом. «Восход-2» стартовал в 10:00 по московскому времени. На орбиту вышли со сравнительно небольшими перегрузками. В зоне 60–70 секунд корабль немного вибрировал. Через 2–3 минуты после выведения на орбиту приступили к операции по выходу в открытый космос. Включили наддув шлюзовой камеры. Когда она полностью надулась, корабль качнулся, как от рывка. Полностью один раз обогнули Землю. Выход в открытый космос начался на втором витке. Леонов подсоединил ранец к шлангу подачи кислорода, закрыл шлем, надел перчатки, занял исходную позицию для открытия люка-лаза спускаемого аппарата (СА). Он не совсем верил заверениям учёных, что всё будет хорошо видно, и оставил в светофильтре щель миллиметров 30. В программе выхода не учли эмоционального возбуждения Леонова и не подумали о возможности плавного перехода от одного действия к другому. Но командир, олицетворяя само хладнокровие, некоторое время выжидал, чтобы стопроцентно оценить обстановку в корабле и дать Леонову успокоиться. Алексей слишком рьяно рвался в космос, Беляев придерживал его, следя за пульсом и дыханием. – Я уже могу выходить! – торопил Леонов. – Подожди, Лёша, ещё успеем. Время будет – выйдешь. Павел посмотрел на табло – всё в норме – и щелчком тумблера открыл люк шлюзовой камеры. – Давай! Леонов проплыл в шлюз, люк-лаз СА закрылся за ним. Он определился, где верх, где низ, проверил все коммуникации скафандра. Небольшая лампочка освещала замкнутое пространство. Павел повернул тумблер, открывая внешний люк, отделяющий космос от человека. Сначала Леонов в серповидную щель увидел перед собой контур Австралии, словно на киноэкране, сидя в первом ряду. Полностью открывшееся отверстие показало уже Африку. И Леонов выплыл в безвоздушное пространство. Беляев немедленно передал сообщение в эфир: «Человек вышел в космическое пространство! Человек вышел в космическое пространство! Находится в свободном плавании!» – Как здесь светло! Как хорошо! – непроизвольно вырвалось у Алексея. В первую минуту у него захватило дух: океан света и тишина, абсолютная тишина! Он совсем закрыл ту, оставленную на всякий случай щель светофильтра – пространство сияло ослепительно, будто в свете театральных юпитеров. В перспективе бесконечности небо чернело. А внизу голубела Земля. Над головой медленно вращался корабль-громадина, как будто он больше планеты. Леонов оторвал одну руку от поручня, другую, отплыл. В наушниках ожили голоса наблюдателей с Земли: «Смотри-ка, живой...» Он увидел Черноморское побережье Кавказа и радостно доложил: – В Сочи хорошая погода. – Без тебя знаем. Выполняй задание, – коротко пресекли его лирические излияния. При движении из СА Алексей зацепился манипулятором от камеры Ф-21, он обломился. И теперь, к сожалению, эта камера, разработка КГБ, маленькая, как пуговка, закреплённая на поясе, работать не могла. Командир наблюдал за Леоновым по прибору ВКУ (визуальному контролю управления). Он давал чёткое изображение, даже выражение лица легко читалось. На все касания Леоновым шлюза корабль реагировал, как лодка на воде. И отличная слышимость, словно из соседней квартиры в панельном доме. Стрекотали кинокамеры, установленные снаружи корабля. Один раз Павел испугался, потеряв Алексея из виду, когда он оказался ниже камер. – Давай поднимайся скорей! Как ты себя чувствуешь? Слышишь меня? – Слышу отлично. Я здесь, внизу. Леонов снял одну из кинокамер с крепления в шлюзе, корабль начал вращаться. Это сбило его с толку, он не знал о возможности вращения. Крышку от камеры Алексей выбросил в сторону Земли, следя за ней взглядом, пока не исчезла из виду. Земля медленно вращалась с востока на запад, как большой глобус. Он видел Новороссийск и Цемесскую бухту, Керченский полуостров, Кавказские горы со снеговыми вершинами. Две полосы облачности, которые слились в одну. Реки, овраги, лесные массивы. Горизонт-парабола. Чёрное море однотонное, тёмно-синее с переходом в воронёный. Хотелось увидеть морское судно, но почти 500 километров расстояния – это слишком много для таких мелких объектов. Проплыли и ушли на закруглениях горизонта огромные чёрные пашни Кубани, серебряная лента Волги, тёмная зелень тайги, Обь... Грандиозная картина. Бесконечный простор. Торжественный вид корабля. Башня реактивного двигателя с двумя мощными видиконами без теней. Яркий-яркий солнечный день! Небо, небо... Тёмно-тёмно-фиолетовое с чёрным переходом. Яркие немигающие звёзды. Солнце без короны – раскалённый диск, вклёпанный прямо в плоскость пространства. Бесконечность пространства вселяла чувство одиночества и ничтожности человеческого существа перед космосом. Дух поддерживало присутствие рядом друга. Корабль был освещён равномерно. Виделись хорошо даже царапины на обшивке корпуса. При попадании в иллюминатор гермошлема солнечных лучей ощущался заметный прирост температуры – на 10–15 градусов. Алексей начал отход от корабля. Рывок – и он снова понёсся к борту. Испугался, что разобьёт шлем, выставил левую руку. Она спружинила, тело отлетело назад. Малейшая неточность при отталкивании приводила к вращению тела вокруг какой-либо оси, которое можно остановить только при вытягивании фала на всю длину. При этом сила отдачи отшвыривала, заставляя вернуться к шлюзу. Он боялся: как будет сматывать фал одной рукой, если во второй кинокамера? К тому же любое сгибание ладони в перчатке стоило усилия в 15–20 килограммов. Однако... стоило подойти к шлюзовой камере, как фал сам заходил в него. Это было очень хорошо! Уже легче, наматывать на карабин не надо. На Земле связь с ним держал Гагарин. Хотя до полёта договорились с Королёвым вести непрерывный репортаж, Алексей решил: говорить не буду, расскажу всё потом. Павел дал команду войти в корабль. Первая попытка у Алексея не получилась. На Земле при невесомости 25 секунд сил хватало, чтобы справиться со скафандром. Здесь же он провёл в этом жёстком коконе около 20 минут. Руки занемогли, ослабели. Он сделал еще один отход от корабля, чтобы подумать о том, как справиться с вращением тела. Почему оно происходит? Вращение приводило к тому, что он беспомощно барахтался, его опрокидывало, как букашку, и он не видел корабля, а лишь звёзды. Последний отход, плавный, на всю длину фала, получился без вращения. Вся трудность происходила из-за отсутствия опоры. Правой рукой Алексей удерживал камеру, и все усилия по фиксации и изменению положения тела приходилось выполнять левой рукой. Жёсткость скафандра не позволяла свободно двигаться. Необходимо было преодолевать его сопротивление. Словно сидишь в бочке, которую болтает из стороны в сторону, и не можешь ею управлять. Вновь попытка войти в люк. «Нет, не могу!» Надо что-то решить. Доложил о переходе на второй режим скафандра и начал снижать давление в нём с 0,39 до 0,27 атмосфер. Бросить камеру в космосе? Нет, нельзя! Всунул камеру в люк, взялся двумя руками за его обрез, подлёг... прижался к обрезу животом... требовалось заставить скафандр согнуться. Алексей ощутил грань между остатком сил и изнеможением. Ещё немного, и тело будет бессильным, как мокрая тряпка. «Помоги, Господи!..» – пронеслось в голове. В мозгу тут же вспыхнуло картинкой: надо не ногами, а головой вперед, пусть и против инструкции. Плавно толкнул камеру. Если сильно её толкнуть, может разбить прибор под названием «Взор»! Его успокоила мысль, что на «Взоре» ведь есть крышка. И он бросил камеру внутрь. После чего влез сам головой вперёд благодаря освобождению правой руки. Вдруг увидел, что камера выплывает в космос! Схватил и опять бросил. Как бы не ушла! Пощупал её ногой. Вроде здесь. Как всё-таки хорошо, что фал пошёл впереди... Войдя в шлюз, он посмотрел, не остался ли трос на обрезе люка, и сказал Павлу, что его можно закрыть. В шлюзе без давления он мог свободно разворачиваться через голову. Через три минуты начался наддув воздуха. После наполнения шлюза воздухом и открытия люка-лаза Леонов быстро снял ранец, отсоединил его, развернулся лицом к СА. Пот выедал глаза. Спросил Павла, можно ли открыть шлем. – Пожалуйста. Что же делать! Открыл шлем и протер лицо перчаткой. Пот лился как из ведра. Всё... Зашёл... Привет, командир. Привет. И Павел доложил Земле, что «Алмаз-один» и «Алмаз-два» находятся на корабле, задание выполнено. Алексей начал эвакуировать камеры. Наполовину влез в СА и стал ставить их на кронштейны. Левая, С-08, встала быстро. Правую, С-97, ставил долго, минут 10, с большими усилиями. Затем вернулся в шлюз, сделал разворот. Развернуться было тяжело из-за потери сил, пот заливал глаза, он ничего не видел, температура поднялась сразу на 1,8, а если здоровое тело нагреть на два градуса – смерть. Он это знал и об этом думал... Развернулся и вошёл в СА ногами, штатно. Включил блок В-2. Занял своё рабочее место, отсоединился от коммуникаций шлюза, подключился к блоку В-2. Не сразу включил вентиляцию, боясь простыть. Снял крышку со «Взора». Выход состоялся...
На КП три-четыре часа провели в сильном напряжении, ожидая сообщений от экипажа. Каманин верил в успех «Выхода», но такого триумфа не ожидал. Каждый шаг Леонова в открытом космосе волновал... Бурный и незабываемый день! Впервые в истории человек вышел из корабля в космическое пространство, и это сделал советский человек – Леонов Алексей Архипович. В Центре управления полётом не ощущали тех мучений, с какими Алексей Леонов возвращался в корабль. На телеэкране он плавно парил на фоне Земли и помахал земным наблюдателям сперва левой, а затем правой рукой, несколько раз специально переворачивался, отходил и подходил к кораблю, действуя в 3–5 метрах от него. Пять раз Леонов удалялся от корабля и возвращался к нему. Вне корабля он находился 12 минут и 9 секунд. Некоторая проблема, как понял Николай Петрович Каманин, возникла у него с возвращением в корабль, но теперь всё самое сложное осталось позади. Немного беспокоило лишь вращение корабля со скоростью 20 градусов в секунду (в несколько раз больше нормы) и высокое содержание кислорода (45 процентов) в кабине. На седьмом витке Беляев задремал, и Леонов доложил по радиосвязи: «Самочувствие отличное, корабль делает один оборот за 20–40 секунд, это нас не беспокоит, все параметры корабля в норме».
Посадка корабля должна была состояться после 17 витков в автоматическом режиме. Командир повернул тумблер «отстрел ШК» – шлюз отскочил от корабля со звуком, будто лопнул шар. За иллюминатором полетели кусочки материи и светящаяся пыль, проплыло лёгкое облачко дымка, удалялся сам цилиндр шлюза в резко-контрастной светотени. ЦУП связал экипаж с генеральным секретарём ЦК КПСС Леонидом Ильичом Брежневым. Иногда связь затухала, но в целом слышимость была настолько хороша, что доносились звуки аплодисментов в помещении и разговоры людей, находящихся в отдалении от микрофона. Леонова до глубины души тронуло, когда он услышал в наушниках проникновенно-заботливый голос: «Алексей, возвращайся скорей на Землю!» Экипаж в полёте почти не спал из-за отсутствия спокойного времени. Дремали урывками. Заметили нарастание парциального давления кислорода, но не могли понять причину. Малейшая искра – и пожар, тогда корабль превратился бы в сгусток плазмы. Оба сидели в оцепенении. До конца убрали влажность, снизили температуру до плюс 10, но давление росло... 7 часов сидели в таком состоянии и от стресса заснули. Проснувшись, разобрались, что Леонов шлангом от скафандра задел тумблер наддува... Через 7 часов полёта рост общего давления до 920 мм ртутного столба привёл к срабатыванию аварийного клапана перепуска, возник вибрационный толчок, после чего состав воздушной смеси и давление в кабине стали приходить в норму. Через иллюминаторы хорошо наблюдались города США и Канады, шоссе, реки и озёра, на седьмом витке был отчётливо виден аэродром... Леонов рисовал звёзды в бортовом журнале. Рисовалось в невесомости не так уж трудно. Питались жареным мясом, куриным филе, которые вызывали сильную жажду. К 15-му витку угловое вращение снизилось с 20 до 55. По команде с Земли устранить вращение удалось включением ручного управления и последующим выключением. Корабль успокоился. На 17-м витке, витке посадки, включили автоматическую ориентацию. Загорелось табло, что она началась. Да и по закрутке корабля было видно, что солнечная ориентация всё же сработала. Но после первой и второй команд он вновь начал вращаться с угловой скоростью 22 секунды... И третья команда – включение ТДУ (тормозной двигательной установки) – не дала результата. Никто не знал, чем это кончится. В ЦУПе повисла тревога. Та самая рыжеволосая дама сидела в кулуарах здания и рыдала: «Это я виновата, это я виновата, из-за меня всё!» В корабле было тихо... Как ни в чем не бывало в иллюминаторе вращался земной шар. Леонов испытал приступ малодушия: «Господи, где-то там дочка сейчас бегает, семья ждёт. Им невдомек, что у нас такая драма. Системы жизнеобеспечения корабля только на три дня рассчитаны, а орбита, на которую его забросили, – на три года. В 1968 году на Землю вернемся...» А в отчётливо работающей голове Беляева созревал план посадки с ручным управлением. Он запросил Землю, боясь одного – что не разрешат. Но «добро» немедленно дали. И экипаж сразу приступил к действиям, на 18-м витке. Командир попросил Алексея покинуть кресло. Тот залез почти ко «Взору» и лёг вниз. Беляев перевернулся поперек кресел и лежал перпендикулярно над Алексеем, который его держал, чтобы он не всплывал. Павел снял шлем, так как голову в нём нагнуть нельзя, и приступил к ориентации по «Взору». В правом иллюминаторе он увидел Землю. Развернул послушный корабль почти на 180 градусов. Топливные ресурсы позволяли ориентировать его только один раз и совершенно точно. Ошибка стоила бы невозвращения с орбиты. Три движения, и грубая ориентация сделана. Но второй этап требовал ювелирной работы, чтобы сесть на территории СССР. Павел работал не спеша, до полной уверенности. – Включай ТДУ, – бросил Алексею. Установка сразу же заработала, и корабль стало разворачивать к Земле. – Срочно занять места в креслах! Командир схватил ручку управления и вытащил корабль по вектору скорости. Потянул ручку вниз и снова выровнял. ТДУ работала около 39 секунд. То, что они шли к Земле, а не от неё, заметили по движению пылинок, падавших вниз, – радостный сигнал выхода из невесомости. – Паша! Домой идём! И сила земного тяготения вжала их в кресла. Росла температура внешней обшивки корабля, за бортом замелькали расплавленные брызги, светящиеся струи, послышались хлопки и треск. Перегрузки постепенно уменьшались, позволяя разговаривать, двигать руками и ногами. Друзья радостно хлопали друг друга по плечам. С дымком в кабине взвелись кресла. Включилась парашютная система. По затемнению в иллюминаторах у самой земли в сознании мелькнуло, что попали в лес. Сели, как в пуховую перину, почти шеститонная сфера плавно проваливалась сквозь слой снега. Космонавты заранее сняли с себя шлемы, ботинки и перчатки. Беляев быстро отстрелил одну стренгу и нажал кнопку открывания люка, но он открылся только наполовину. Павел двинул крышку плечом, и тогда она откинулась, скользя по стволу берёзы. Командир помог освободить правую ногу Леонова, прижатую в рамке ВКУ при взведении кресла, и оба выскочили наружу, чуть не по плечи погрузившись в снег. Огромное оранжевое полотнище парашюта висело на раздвоенной берёзе. Вокруг тёмной стеной высились ели. Между ними пестрели заячьи и лисьи следы, что не исключало и появления волков. 19 марта, 12:02 по московскому времени. Дремучая тайга. Удивительно, как корабль при посадке не наткнулся на вершину одной из елей, теснившихся друг к другу. Операция по поиску и спасению героев космоса заняла целых два дня... Но это уже другая страница космической одиссеи.