КОРНИ КОНФЛИКТА
Много разных предположений по поводу драматического конфликта Лермонтова и Мартынова. Мне же кажется, что конфликт был один: между серым и ярким. Мартынов тоже писал стихи, но слабые. Лермонтов был остроумен, а Мартынов косноязычен. И, конечно, не мог пережить лёгкости лермонтовского таланта.
Когда-то, по иронии судьбы, однофамилец убийцы, дивный поэт Леонид Мартынов написал стихотворение о Шекспире и его преследователе, которое заканчивалось мощной самохарактеристикой: «Я был ровесником Шекспира и был завистником ему», полностью применимой к данному поединку. Лермонтов был яркой фигурой. А каждый яркий человек раздражает умом своим, необычайными способностями. То, что для серости – месяцы, годы труда, то для яркого таланта – стремительный взлёт. Он, как бы шутя, всё это делает. Но никто не знает, что стоит за этим «шутя». Какая великая, неодолимая нравственная и умственная работа!
Вот откуда растут корни давнего, ещё со времён совместной учёбы конфликта.
ОБ ЭЛЕГИИ НА СТИХИ «ВЫХОЖУ ОДИН Я НА ДОРОГУ»
В дневниках Георгия Васильевича Свиридова – летучих записях, опубликованных его племянником А.С. Белоненко, под густым названием «Музыка как судьба», есть список произведений, датированных композитором, в котором указывается «Лермонтовский цикл с эскиза 1937 г. + Выхожу один я на дорогу. Элегия (ля минор)».
В комментарии к этой записи Александр Сергеевич Белоненко, племянник Свиридова пишет: «В личном архиве композитора сохранилось большое число рукописей и звукозаписей с вариантами музыкального текста элегии «Выхожу один я дорогу» на стихи М.Ю. Лермонтова. Свиридов постоянно возвращался к этому произведению, но так и не завершил его» (см.: ПСП, № 117, 251).
Можно себе представить какой внутренней силой должна бы обладать эта элегия, если гений столько лет обращался к стихам великого творца и не находил в себе силы поставить окончательную точку. Вот что он записал в своём дневнике от 13 января 1975 года: «Сижу один со своими мыслями, сочиняю, т.е. доделываю, шлифую сидящее во мне десятки лет. «Выхожу один я на дорогу», элегия для начала сочинения, концом которого должен быть отрывок из Есенина «Синий туман»».
Два любимых поэта. Их дивные стихи должны были слиться воедино светлой, жизнеутверждающей симфонией. Поистине остаётся только восхищаться мерой требовательности к своему таланту у Георгия Свиридова.
СМИРНОВА-РОССЕТИ
Последние годы я занимаюсь изучением отношений М.Ю.Лермонтова с Александрой Осиповной Россети-Смирновой, фрейлины императрицы. Удивительная фигура в истории русской культуры. О ней очень мало известно. Но какие жизнестойкие свидетельства её духовных подвигов сохранили письма Александра Иванова, знаменитого художника, автора «Явление Христа народу» и Николая Гоголя, духоподъёмного писателя! А какие необычно-ясные стихи посвящали ей Василий Жуковский, Александр Пушкин, Пётр Вяземский, Елизавета Ростопчина, Иван Мятлев, Алексей Хомяков, Иван Аксаков… Лирические и коленопреклонённые.
Я уже не говорю о том, что и сам Михаил Юрьевич Лермонтов был увлечён её очарованием и умом, посвящал ей свои стихи, и возможно, как утверждает исследовательница его творчества Лидия Белова, у них был роман. И, возможно, именно от него была дочь.
Конечно, это только предположение, но как хочется верить в то, что это было явью! Как хочется верить, что кровиночка Лермонтова не пропала даром, а где-то струится в чьих-то жилах и, возможно, взорвётся новым мощным талантом.
«А Я СКОРБЛЮ О НИХ»
Я работал тогда в журнале «Москва». В одном кабинете со мной сидела заведующая отделом искусства Наталья Борисовна Бабочкина, чей отец, знаменитый актёр Борис Бабочкин, был живым воплощением Чапаева. Однажды ко мне в отдел поэзии зашёл популярный тогда писатель Владимир Солоухин, принесший переводы известного молдавского поэта. Любивший байки Владимир Алексеевич неожиданно вспомнил, как в одной писательской компании обсуждали кинофильм «Чапаев». Зашёл разговор о драматическом эпизоде психологической атаки каппелевцев, в котором, пулемётчица Анка расстреливала в упор белогвардейских офицеров. Один из писателей спросил: «Разве не жалко расстрелянных русских офицеров?». Другой запальчиво сказал: «Мне их не жалко!». А Владимир Солоухин с горечью произнес:
– А я скорблю о них!
– Но почему?
– Потому что расстреливали Лермонтовых.
* * *
Профессор Литературного института им. М. Горького, критик Борис Леонов, остроумный человек, умеет увлекательно «травить» байки о своих коллегах. Вот один из запомнившихся мне рассказов о своём старшем товарище профессоре, литературоведе Архипове, лекции которого я имел радость слушать уже в шестидесятые годы, когда учился на факультете журналистики МГУ. Дело было вскоре после окончания Второй мировой войны. Владимир Александрович был тогда ещё аспирантом, но уже вёл лекции по отечественной литературе студентам. Очередное семинарское занятие было посвящено творчеству Лермонтова.
Шёл интересный разговор о любимом поэте. И вдруг один из студентов с заметным кавказским акцентом заявил:
– Лермонтов был шовинист.
– С чего вы это взяли? – спросил Архипов.
– А это не издевательство над другим народом: «Бежали робкие грузины»?
Владимир Александрович тут же отреагировал:
– Правильно Лермонтов писал.
– Как это правильно?
– Бежали робкие грузины, а неробкие не бежали.
КРЕМНИСТАЯ СТРОКА
Пишу в свой дневник: «Я, сын равнины, горы полюбил».
Да это так. Я действительно полюбил горы Северного Кавказа.
Вышел во двор. Свежо. Ветерок приятно обдувает сомлевшую за ночь головушку. Наконец-то звёзды, хотя и не в полном составе, но высыпали на небосвод. Небо чисто, но без той ясной глубины, которая поражала, смотрящих на него из аравийских или русских пустынь. Понимается, как никогда, библейская простота лермонтовского стихотворения «Выхожу один я на дорогу» с его поразительно естественным «Я хочу забыться и заснуть», с его неожиданным, но ещё более поразительным, желанием видеть и ощущать, следить этот дивный мир земли и космоса.
Только сейчас конкретно задумался над строкой «Кремнистый путь блестит». Конечно же, этот путь от горы Железная к Машуку по долине явственно лежал между холмами Быкогорки и Верблюдки. Уверен, что, наблюдая его, или вспоминая его, Лермонтов написал эту кремнистую строку.
А я написал стихотворение, посвящённое ему:
БЕССОНИЦА
В ночи, воспетой русским офицером,
Давно уж нет покойной тишины…
Летят ракеты – внучки Люцифера,
Предвестницы безжалостной войны.
И вспарывают небо, как кинжалы,
Сверхзвуковые лезвия беды…
Шторма, землетрясения, провалы,
Цунами и кислотные дожди…
Естественно: земля не рай небесный
И человечество – не ангелы в раю.
Но безнаказанно терзают душу бесы,
И в брате брата я не узнаю.
Неужто, наши мерзки прегрешенья,
И на мученья мы осуждены,
И даже нет надежды искупленья
Своей, чужой и прадедов вины?..
Всю ночь не сплю. Гашу в душе тревогу,
И призываю Божью Благодать.
Я так хочу внимать безгласно Богу,
Как только могут ангелы внимать!
ИСТИННЫЙ НАСЛЕДНИК
Лермонтов последние четыре года своей жизни стремительно занимал место Пушкина, первого поэта России, как истинный наследник. Он подружился с Львом Сергеевичем Пушкиным, вошёл в авторитетный круг Карамзиных, он встретился с Натальей Николаевной Пушкиной. Он стремительно становился огромным поэтом, в голове которого задумывались великие планы. Лермонтов мечтал уйти в отставку, чтобы отдаться полностью литературным задумкам. Он хотел написать несколько исторических романов, т.е. в своих произведениях исследовать историческую Россию. Но жизнь его оборвалась слишком рано. О нём скорбила вся думающая Россия. И Алексей Степанович Хомяков, выдающийся русский философ и поэт, и Николай Михайлович Языков, изящный поэт, который вначале не принял его роман «Герой нашего времени», и Юрий Фёдорович Самарин, уникальный подвижник в истории нашей культуры… Их оценки творчества поэта многого стоят для нас, для созревания русской мысли.
ПЕРЕКЛИЧКА ГЕНИЕВ
«И слышит голос: что ж? убит». От этой строки Пушкина из «Евгения Онегина» идёт интонация лермонтовского «Убит поэт, невольник чести…».
И гении аукаются в веках.
МУДРОСТЬ ПОДСОЗНАНИЯ
Часто на выступлениях меня спрашивали: «Почему вы полюбили Лермонтова и создали фонд имени его?» И каждый раз мне было невозможно ответить искренне на этот, казалось бы, простой вопрос. Что-то мешало. И, скорее всего, это «что-то» было неосознанное мною до конца, не вытащенное из подсознания, не осмысленное здравым умом, но всё же принятое когда-то мыслящей частью меня решение. Но когда я принял его, увлеченный до того творчеством Пушкина, я не знал. И даже не задумывался о том.
И вот несколько дней назад, осматривая вывезенные когда-то из дома на дачу книги, я обнаружил однотомник избранных произведений М.Ю. Лермонтова 1946 года. (ОГИЗ ГИХЛ), формата 1\8 в 43 п.л. Открываю толстую обложку и читаю на первой странице следующее:
Этот день надолго останется в памяти всех участников драматического коллектива, в котором со дня его образования занимался ты, Толик. Спасибо тебе за всё хорошее, что ты сделал для процветания нашего коллектива.
Спасибо за большой, честный и плодотворный труд и за хорошую дружбу.
Желаем тебе отличной службы. Мы все верим в тебя, Толик.
Прими наш маленький подарок в день твоего ухода в Армию. Ждем от тебя хороших вестей.
14/10 – 59 г.
Драматический коллектив д/с Д/к им. Горбунова.
Вот такое замечательное оценочное и напутственное слово моих товарищей по драмкружку. Чувствуется, что писалось коллективно моими друзьями, но с доброй коррекцией удивительного человека, нашего руководителя Виктора Александровича Стратилатова, которого я по счастливой случайности встретил в Меривялье (под Таллинном), где они с Екатериной Николаевной отдыхали.
Какой же я наивный был тогда и глупый. Эту книгу мне необходимо было захватить с собой на службу и пронести через все четыре года, тщательно изучая, а я оставил ее дома. И всё же провидение деликатно заставило меня полюбить Лермонтова не сразу, спустя три десятилетия, но полюбить и кое-что сделать для памяти этого великого юноши, сделавшего так много для русской литературы, как бы шутя. Это занятие, ставшее судьбой, делом его жизни, было как бы на периферии его деятельности. Но такое впечатление обманчиво. Возможно и у меня, предназначенного для серьёзной судьбы есть свое дело, которое я неосознанно ещё работаю, и меня ненавязчиво кто-то (надеюсь, что ангел) подталкивает. Это знак – и не заметить его я не могу. Пора уже отличать знаки судьбы от призраков.
О ТАЙНЕ ПОЭТА
Настоящее является нашим верным спутником до последних дней. Но корни
настоящего времени уходят в глубины прошлого, чтобы кроной древа жизни
шелестеть в будущем. Многие наши поступки могут быть скорректированы
знанием истории человечества. И очень важно проникновение в тайны,
надежно хранимые прошлым.
То, что Михаил Юрьевич Лермонтов – поэт мистический знают все.
И об удивительных совпадениях: 100-летие со дня его рождения наложилось
на начало Первой мировой войны, а 100-летие со дня гибели совпало с началом
Второй мировой... Из звёзд, названных именами людей, самый высокий апогей у лермонтовской звезды. Корабль, названный его именем, затонул в самой глубокой впадине Тихого океана. Ничего обычного, рядового. Всё сверх меры или точка сверхмерия.
Но жизнь творений Лермонтова продолжается непредсказуемо, таинственно,
загадочно. Как современно звучат строки стихотворения «Сон» («В полдневный жар
в долине Дагестана»), «Валерик»
Нам был обещал бой жестокий.
Из гор Ичкерии далекой
Уже в Чечню на братний зов
Толпы стекались удальцов.
Может быть именно потому, что он один из самых провидческих поэтов России:
Настанет год, России черный год,
Когда царей корона упадет...
Кто не помнит из нас эти строки пророческого стихотворения пятнадцатилетнего
юноши? Это «Предсказание» о народных волнениях трагически подтвердилось
октябрями 1905, 1917, 1964 и, конечно, 1993 годов. А что стоит за фактом гибели
Лермонтова?
Может быть, когда удастся полностью раскрыть тайну жизни и смерти
«поэта сверхчеловечества» (Д.Мережковский), мистические силы космоса оставят
Россию в покое? А для этого надо вслушаться в слова своего пророка и внимать им.
И тогда его голосом заговорит истина:
Я думал: «Жалкий человек.
Чего он хочет!.. небо ясно.
Под небом места много всем,
Но беспрестанно и напрасно
Один враждует он – зачем?»
* * *
Оказывается, существует не только лермонтовский капитан Штос (в литературе), но и живущий наяву Нусс, Яков Фёдорович, заслуженный работник культуры РСФСР -- советский и российский театральный деятель, первый директор Вологодского ТЮЗа. К тому же Яков Фёдорович ещё создатель детского театра кукол «Теремок» и Почётный гражданин города Вологды.
Так что в нашем вольном русском общении между собой на вопрос «Что-с?», мы можем смело говорить: «Ну-сс!»
А вот любопытное историческое свидетельство, опубликованное в современном еженедельнике «Литературная Россия» несколько лет назад:
«Конногвардейцы исполнили свой долг и 19 фев. 1837 на основании воинского устава Петра I приговорили Дантеса к смертной казни через повешение. Но ещё до окончания процесса Дантес узнал, что смертный приговор не будет утверждён («Проведал чрез своих друзей, в чём суть-то»). Узнал об этом и В.Г. Столыпин (двоюродный дядя Лермонтова). Об изменениях в поведении Дантеса он мог рассказать так же Лермонтову. Не с этим ли связано появление эпиграфа в стихотворении «Смерть поэта»: «Отмщенья, государь, отмщенья!.. Будь справедлив и накажи убийцу, чтоб казнь его в позднейшие века твой правый суд потомству возвестила…».
«Я БЫЛ ЗАВИСТНИКОМ ЕМУ»
Много есть разных предположений по поводу кровавого конфликта бывших сослуживцев Лермонтова и Мартынова. Мне кажется, что конфликт был один: между серым и ярким. Да, майор Мартынов писал стихи, но вялые, а поручик Лермонтов – выдающиеся. Лермонтов был остроумен, а Мартынов, конечно, остро ревновал к его умению быть душой общества. Лермонтов был яркой фигурой. А каждый яркий человек раздражает умом своим, необычайным талантом. То, что для серости – месяцы, годы труда, для яркого таланта – дело стремительное. Он, как бы шутя это делает. Но никто не знает, что стоит за этим «шутя». Бездарность всегда дружит с завистью. Талантливый поэт Леонид Мартынов ( как говорил один остроумец о нём: Леонид Николаевич даже не однофамилец убийцы») написал стихотворение, которое начиналось так:
Я жил во времена Шекспира
И видел я его в лицо.
И говорил я про Шекспира,
Что пьесы у него дрянцо…
А заканчивалось поэтическим приговором:
Но говорил я про Шекспира
Лишь только потому,
Что был ровесником Шекспира
И был завистником ему.
А зависть, как известно, – смертельное оружие в руках бывших друзей.
БАОБАБЫ ПОЭЗИИ
Последние четыре года своей жизни Лермонтов стремительно занимал место Пушкина. Он подружился с братом его Львом Сергеевичем Пушкиным, с Карамзиными, он встретился с Натальей Николаевной Пушкиной. Он стремительно вырастал в гениального поэта, который задумывался о великом. Он хотел написать несколько исторических романов, т.е. в своих произведениях проследить историческую Россию. У него были, конечно, огромные планы. Но, он ушел из жизни очень рано. О нём скорбила вся думающая Россия. И особенно Алексей Степанович Хомяков, выдающийся русский философ, и Николай Михайлович Языков, который вначале не принял его роман «Герой нашего времени», и Юрий Самарин – уникальная личность в истории нашей культуры. Должен признаться, что Михаил Юрьевич Лермонтов был редким талантом, кто так ярко, так мощно вошёл в литературу в юношеском возрасте. История мировой литературы знает немногие имена, которые также стремительно проявились и также рано ушли из жизни. К примеру, Шандор Петефи, знаменитый венгерский поэт, который в 27 лет, по одним сведениям погиб в ходе революции 1848 года, по другим сведениям был взят в плен русской армией, как революционер-разрушитель австро-венгерской империи. Оказался в Сибири. Говорят, что там благополучно женился и благополучно же, т. е. естественно, закончил свои дни.
В Японии был блистательный поэт Исакава Такубоку. Благородный поэт. Когда в 1904 году, погиб адмирал Макаров, который вместе с выдающимся художником Верещагиным ушёл на дно морское, Такубоку написал стихи, посвящённые ему, в которых провёл мысль о том, что да, адмирал – враг, но какой благородный враг! И поэт поступил сам благородно.
В жизни своей они, конечно, имели и своих врагов, что совершенно естественно, но жизнь их была замечательна. Ибо служила родному языку. Это были гигантские баобабы, питавшиеся соками родной земли, но крона их перешептывалась с небом. Перечитайте стихотворение Михаила Лермонтова «Небо и звёзды», и увидите, каким он был гениальным поэтом уже в 17 лет.
НЕЛЬЗЯ БЫТЬ НИЖЕ НАРОДНОЙ КУЛЬТУРЫ
В пятигорском государственном музее-заповеднике есть ещё и музей Александра Александровича Алябьева, автора знаменитого «Соловья» и множества великолепных песен и романсов на стихи Василия Жуковского, Александра Пушкина, Николая Языкова, Антона Дельвига, Гёте, Беранже… «Мы знаем Алябьева только по его знаменитому “Соловью”. А ведь он был великим композитором. И как же хорошо, что Вы в «Исторической газете» дали большую статью о трагической судьбе этого русского самородка». Так мне говорил о выдающемся деятеле русской культуры самый знаменитый бас нашего времени Александр Ведерников.
Коллектив музея – настоящие подвижники – регулярно устраивают выставки художников России и зарубежья тех, кого вдохновляет творчество Михаила Юрьевича Лермонтова.
Владимир Николаевич Кутявин, живущий на Украине рассказал мне один забавный случай и этим рассказом я хочу поделиться с вами, дорогие читатели.
Забрав из своей мастерской художественные полотна для персональной выставки в музее-заповеднике Пятигорска, он погрузил их на поезд. Но на украинской границе к нему подошли местные пограничники и стали требовать оплатить вывоз произведений искусства валютой. На эти требования художник ответил, что это его картины и показал соответствующий документ. Пограничники были неумолимы.
– Ещё раз повторяю, что эти картины мои.
– Ну и что! Ты же будешь их продавать?
– Нет! Я везу их к Лермонтову.
– К Ле-е-ермонтову! – Протянул старший наряда. – Тогда провози.
И художник благополучно добрался до Пятигорска.
Я спросил Владимира Николаевича не без подвоха:
– Неужели украинские пограничники так любят стихи Михаила Лермонтова? Вряд ли они помнят о том, что знаменитый их кобзарь, ровесник поэта Тарас Шевченко так боготворил русского гения, что он просил прислать ему в оренбургские степи, где он был в ссылке, «Том поэзии чудесной» - поэзии Михаила Лермонтова?
– Да нет, конечно! Просто они не хотели быть ниже.
Я понял, о чём сказал художник…
Мне вспомнилось, как ещё в 1996 году я провозил поездом через Украину группу иностранцев, писателей на первый Международный праздник Лермонтовской поэзии в Железноводске. В этой группе, состоявшей из двенадцати поэтов, представителей разных стран: Белоруссии, Македонии, Франции, Испании, Китая… бдительные украинские пограничники обнаружили (у китаянки и македонца) какие-то неточности в их личных документах.
Как один из руководителей Союза писателей России и организатор праздника поэзии, я объяснял пограничнику на границе России и Украины, что мы не торговцы, а поэты, посланники своих стран, что мы любим Шевченко. Что мы едем на международный праздник лермонтовской поэзии. Что Тарас Григорьевич называл Лермонтова богом поэзии. Что…
Но сказанное мной не убедило прапорщика. Тогда я достал из портфеля последний номер «Исторической газеты», открыл страницу, где была статья о Михаиле Грушевском. Я спросил его: «Кто это?» Тот отмахнулся: «Не знаю!» «А вот Кучма, – упрекнул я, – ваш президент, знает его. И поблагодарил меня как редактора этой газеты за мощную статью о нём». И добавил, глядя в глаза этому настойчивому прапорщику: «Как ты можешь не знать первого президента незалежной Украины? Человек, любящий родину, не может быть ниже истории своего народа».
Пограничник вздрогнул от такого напора. Видимо ему в этот момент действительно не хотелось быть ниже истории своего народа. Он тронул за плечо своего напарника и махнул небрежно рукой:
– Езжайте! Но если на следующей станции их снимут, то я не буду виноват в этом.
ЗАБЫТАЯ ПЕСНЯ
Первый Международный Лермонтовский праздник «Железноводские вечера поэзии» (сентябрь 1996-го года) мы начали с исполнения знаменитой песни «Выхожу один я на дорогу» (музыка Елизаветы Шашиной). Глава региона Кавказских минеральных вод Иван Иванович Никишин, умнейший человек и яркий администратор, очень хотел назвать наш международный фестиваль «Кавминводскими вечерами поэзии» по имени региона. Но я, озвучив название вслух, легко убедил его в том, что имя конкретного города, где зародилась идея проведения литературного праздника, благозвучнее. Он уловил фонетическую жёсткость звуков и сдался. Но стал упорствовать в нежелании начинать хорошо подготовленное действо со знаменитой песни Елизаветы Шашиной, требуя начать с нового гимна России.
И тогда я рассказал Ивану Ивановичу быль, которую лет за десять до этого, поведал нам с Михаилом Алексеевым в редакции журнала «Москва» наш давний автор, известный поэт и прозаик Владимир Солоухин.
В застолье американец русского происхождения жалуется своим советским друзьям, что не может вспомнить замечательную народную песню, которую ему пела мама в раннем детстве. Он рассказывал почти по-лермонтовски: «Мне было тогда года три. Это была песня, от которой плакал сердцем… К сожалению, я не могу теперь ничего вспомнить, но уверен, что если бы услышал её, она бы произвела на меня прежнее сердечное действие». А самое обидное для него было в том, что он всю жизнь мучается от невозможности вспомнить эту песню. А спросить было не у кого, да и забыл он все слова песни, кроме одного самого первого слова. Естественно, что друзья спросили: «Какое же это первое слово?» И тот с характерным акцентом выговорил:
– Ви-хо-жу…
И тогда хором запели ему: – Выхожу один я на дорогу…
Представляете, Иван Иванович, – сказал я – у скольких иностранцев русского происхождения (а к нам ведь приехали поэты и туристы из разных стран!) эта песня вызовет не только воспоминания, но и радость встречи с гениальным произведением!
И живое лицо Никишина тронула добрая улыбка.
ДЕВЯТЬ МЕСЯЦЕВ ЛЕРМОНТОВСКОЙ ЖИЗНИ.
Учителя, исследователи, литературоведы и мы, грешные, часто пишем, что Пушкин прожил 37 лет, а Лермонтов, убитый также на дуэли – 26. К Лермонтову иногда добавляют «Неполных 27 лет». Но и Пушкин прожил неполных 38 лет. До дня своего рождения он не дожил всего три месяца, но ведь и Лермонтову тоже не хватило трёх месяцев…
К чему я это пишу! К уточнению, может быть, никому не нужному, к тому, что приблизительность иногда необходима, когда вращаются в обиходе большие цифры. А здесь, в малой жизни Лермонтова, когда каждый день учитывается, как драгоценность – всё иначе.
Мне, много лет интересующемуся краткой, золотоносной для нашей культуры, судьбою, важно знать, что Лермонтову было отпущено не одиннадцать, а десять лет жизни, то есть в два раза меньше для творчества, чем Пушкину.
Для меня, для моего сознания, для понимания возможностей русской словесности важен этот год творчества. Отними 1841 год у Лермонтова – всего семь месяцев - и чего мы лишимся! Страшно подумать, как потощала бы лермонтовская сума, какого богатства мы лишились бы. Одно стихотворение «Выхожу один я на дорогу» стоило бы вечности, а не нескольких дней жизни.
Вы поймите, что год, месяц, даже один день жизни гения перевешивают столетия жизни поколений.
О ПЕРЕВОДАХ
В разговорах о переложении на другой язык случаются необычные происшествия, на которые редко обращает внимание широкий читатель. Перевод стихотворения Гёте «Горные вершины», сделанный Андреем Белым, точно передаёт, почти буквально вкладывает смысл поэта в ухо русскому языку, но его не считают подобным немецкому оригиналу. Почему же переложение, весьма вольное, Михаила Лермонтова тревожит читателя более, чем мастеровитая работа Белого. Какие нюансы звуковые и смысловые сумел извлечь Михаил Юрьевич в отличие от него. Или в начале девятнадцатого века воздух был чище, нежели чем в начале двадцатого?
Я не жду ответа ни от кого. И сам не ищу его. Я слушаю звуки. И отличаю один от другого, как мелодии композиторов. И слух мой впитывает лермонтовскую мелодию полнее, чем иную. И я задумываюсь, очарованный тем, что узнал, тем, что родилось во мне, благодаря этой мелодии. Я ничего более не слышу. Душа моя переполнена волнением, грустью и мудростью познаваемого.
ВОТ КОГО БЫ ПОСЛАТЬ В КОСМОС!
В марте 2011 года закончилось празднование 50-летия полёта Гагарина в космос. Мне, автору единственной в мире драматической поэмы «Гагарин или Три дня жизни космонавта» нелишне вспомнить сейчас неожиданное предложение главного конструктора космических кораблей Сергея Королёва о выборе первого космонавта на полёт вокруг Земли. Когда отбирали в 1959 году из молодых лётчиков претендентов на кресло первого космонавта, он, осматривая офицерский строй, вспомнил другого русского офицера – Михаила Лермонтова: – Вот кого бы послать в космос!
Любивший и понимавший поэзию Сергей Павлович помнил знаменитую поэму Михаила Юрьевича «Демон» и эти строки:
Печальный Демон, дух изгнанья,
Летал над грешною землёй,
И лучших дней воспоминанья
Пред ним теснилися толпой.
Да, именно Лермонтов был первооткрывателем в мировой поэзии пути в космос:
Выхожу один на дорогу:
Сквозь туман тернистый путь блестит.
Ночь тиха, пустыня внемлет Богу,
И звезда с звездою говорит.
В небесах торжественно и чудно!
Спит земля в сияньи голубом.
Космонавт Павел Попович, с которым мы работали вместе над серией книг о космонавтах, рассказывал мне, как в полёте своём он был поражён точностью описанного поэтом космоса и беспрерывно повторял эту дивную строку: «В небесах торжественно и чудно».
Так что прав был Сергей Павлович в своём желании.
Очень жаль, что ход времени необратим для человека. Может быть, наши предки что-нибудь придумают. Ведь философ Николай Фёдоров мечтал о новых возможностях будущего человека и предсказывал их уверенно и убеждённо.
г. Москва
Много разных предположений по поводу драматического конфликта Лермонтова и Мартынова. Мне же кажется, что конфликт был один: между серым и ярким. Мартынов тоже писал стихи, но слабые. Лермонтов был остроумен, а Мартынов косноязычен. И, конечно, не мог пережить лёгкости лермонтовского таланта.
Когда-то, по иронии судьбы, однофамилец убийцы, дивный поэт Леонид Мартынов написал стихотворение о Шекспире и его преследователе, которое заканчивалось мощной самохарактеристикой: «Я был ровесником Шекспира и был завистником ему», полностью применимой к данному поединку. Лермонтов был яркой фигурой. А каждый яркий человек раздражает умом своим, необычайными способностями. То, что для серости – месяцы, годы труда, то для яркого таланта – стремительный взлёт. Он, как бы шутя, всё это делает. Но никто не знает, что стоит за этим «шутя». Какая великая, неодолимая нравственная и умственная работа!
Вот откуда растут корни давнего, ещё со времён совместной учёбы конфликта.
ОБ ЭЛЕГИИ НА СТИХИ «ВЫХОЖУ ОДИН Я НА ДОРОГУ»
В дневниках Георгия Васильевича Свиридова – летучих записях, опубликованных его племянником А.С. Белоненко, под густым названием «Музыка как судьба», есть список произведений, датированных композитором, в котором указывается «Лермонтовский цикл с эскиза 1937 г. + Выхожу один я на дорогу. Элегия (ля минор)».
В комментарии к этой записи Александр Сергеевич Белоненко, племянник Свиридова пишет: «В личном архиве композитора сохранилось большое число рукописей и звукозаписей с вариантами музыкального текста элегии «Выхожу один я дорогу» на стихи М.Ю. Лермонтова. Свиридов постоянно возвращался к этому произведению, но так и не завершил его» (см.: ПСП, № 117, 251).
Можно себе представить какой внутренней силой должна бы обладать эта элегия, если гений столько лет обращался к стихам великого творца и не находил в себе силы поставить окончательную точку. Вот что он записал в своём дневнике от 13 января 1975 года: «Сижу один со своими мыслями, сочиняю, т.е. доделываю, шлифую сидящее во мне десятки лет. «Выхожу один я на дорогу», элегия для начала сочинения, концом которого должен быть отрывок из Есенина «Синий туман»».
Два любимых поэта. Их дивные стихи должны были слиться воедино светлой, жизнеутверждающей симфонией. Поистине остаётся только восхищаться мерой требовательности к своему таланту у Георгия Свиридова.
СМИРНОВА-РОССЕТИ
Последние годы я занимаюсь изучением отношений М.Ю.Лермонтова с Александрой Осиповной Россети-Смирновой, фрейлины императрицы. Удивительная фигура в истории русской культуры. О ней очень мало известно. Но какие жизнестойкие свидетельства её духовных подвигов сохранили письма Александра Иванова, знаменитого художника, автора «Явление Христа народу» и Николая Гоголя, духоподъёмного писателя! А какие необычно-ясные стихи посвящали ей Василий Жуковский, Александр Пушкин, Пётр Вяземский, Елизавета Ростопчина, Иван Мятлев, Алексей Хомяков, Иван Аксаков… Лирические и коленопреклонённые.
Я уже не говорю о том, что и сам Михаил Юрьевич Лермонтов был увлечён её очарованием и умом, посвящал ей свои стихи, и возможно, как утверждает исследовательница его творчества Лидия Белова, у них был роман. И, возможно, именно от него была дочь.
Конечно, это только предположение, но как хочется верить в то, что это было явью! Как хочется верить, что кровиночка Лермонтова не пропала даром, а где-то струится в чьих-то жилах и, возможно, взорвётся новым мощным талантом.
«А Я СКОРБЛЮ О НИХ»
Я работал тогда в журнале «Москва». В одном кабинете со мной сидела заведующая отделом искусства Наталья Борисовна Бабочкина, чей отец, знаменитый актёр Борис Бабочкин, был живым воплощением Чапаева. Однажды ко мне в отдел поэзии зашёл популярный тогда писатель Владимир Солоухин, принесший переводы известного молдавского поэта. Любивший байки Владимир Алексеевич неожиданно вспомнил, как в одной писательской компании обсуждали кинофильм «Чапаев». Зашёл разговор о драматическом эпизоде психологической атаки каппелевцев, в котором, пулемётчица Анка расстреливала в упор белогвардейских офицеров. Один из писателей спросил: «Разве не жалко расстрелянных русских офицеров?». Другой запальчиво сказал: «Мне их не жалко!». А Владимир Солоухин с горечью произнес:
– А я скорблю о них!
– Но почему?
– Потому что расстреливали Лермонтовых.
* * *
Профессор Литературного института им. М. Горького, критик Борис Леонов, остроумный человек, умеет увлекательно «травить» байки о своих коллегах. Вот один из запомнившихся мне рассказов о своём старшем товарище профессоре, литературоведе Архипове, лекции которого я имел радость слушать уже в шестидесятые годы, когда учился на факультете журналистики МГУ. Дело было вскоре после окончания Второй мировой войны. Владимир Александрович был тогда ещё аспирантом, но уже вёл лекции по отечественной литературе студентам. Очередное семинарское занятие было посвящено творчеству Лермонтова.
Шёл интересный разговор о любимом поэте. И вдруг один из студентов с заметным кавказским акцентом заявил:
– Лермонтов был шовинист.
– С чего вы это взяли? – спросил Архипов.
– А это не издевательство над другим народом: «Бежали робкие грузины»?
Владимир Александрович тут же отреагировал:
– Правильно Лермонтов писал.
– Как это правильно?
– Бежали робкие грузины, а неробкие не бежали.
КРЕМНИСТАЯ СТРОКА
Пишу в свой дневник: «Я, сын равнины, горы полюбил».
Да это так. Я действительно полюбил горы Северного Кавказа.
Вышел во двор. Свежо. Ветерок приятно обдувает сомлевшую за ночь головушку. Наконец-то звёзды, хотя и не в полном составе, но высыпали на небосвод. Небо чисто, но без той ясной глубины, которая поражала, смотрящих на него из аравийских или русских пустынь. Понимается, как никогда, библейская простота лермонтовского стихотворения «Выхожу один я на дорогу» с его поразительно естественным «Я хочу забыться и заснуть», с его неожиданным, но ещё более поразительным, желанием видеть и ощущать, следить этот дивный мир земли и космоса.
Только сейчас конкретно задумался над строкой «Кремнистый путь блестит». Конечно же, этот путь от горы Железная к Машуку по долине явственно лежал между холмами Быкогорки и Верблюдки. Уверен, что, наблюдая его, или вспоминая его, Лермонтов написал эту кремнистую строку.
А я написал стихотворение, посвящённое ему:
БЕССОНИЦА
В ночи, воспетой русским офицером,
Давно уж нет покойной тишины…
Летят ракеты – внучки Люцифера,
Предвестницы безжалостной войны.
И вспарывают небо, как кинжалы,
Сверхзвуковые лезвия беды…
Шторма, землетрясения, провалы,
Цунами и кислотные дожди…
Естественно: земля не рай небесный
И человечество – не ангелы в раю.
Но безнаказанно терзают душу бесы,
И в брате брата я не узнаю.
Неужто, наши мерзки прегрешенья,
И на мученья мы осуждены,
И даже нет надежды искупленья
Своей, чужой и прадедов вины?..
Всю ночь не сплю. Гашу в душе тревогу,
И призываю Божью Благодать.
Я так хочу внимать безгласно Богу,
Как только могут ангелы внимать!
ИСТИННЫЙ НАСЛЕДНИК
Лермонтов последние четыре года своей жизни стремительно занимал место Пушкина, первого поэта России, как истинный наследник. Он подружился с Львом Сергеевичем Пушкиным, вошёл в авторитетный круг Карамзиных, он встретился с Натальей Николаевной Пушкиной. Он стремительно становился огромным поэтом, в голове которого задумывались великие планы. Лермонтов мечтал уйти в отставку, чтобы отдаться полностью литературным задумкам. Он хотел написать несколько исторических романов, т.е. в своих произведениях исследовать историческую Россию. Но жизнь его оборвалась слишком рано. О нём скорбила вся думающая Россия. И Алексей Степанович Хомяков, выдающийся русский философ и поэт, и Николай Михайлович Языков, изящный поэт, который вначале не принял его роман «Герой нашего времени», и Юрий Фёдорович Самарин, уникальный подвижник в истории нашей культуры… Их оценки творчества поэта многого стоят для нас, для созревания русской мысли.
ПЕРЕКЛИЧКА ГЕНИЕВ
«И слышит голос: что ж? убит». От этой строки Пушкина из «Евгения Онегина» идёт интонация лермонтовского «Убит поэт, невольник чести…».
И гении аукаются в веках.
МУДРОСТЬ ПОДСОЗНАНИЯ
Часто на выступлениях меня спрашивали: «Почему вы полюбили Лермонтова и создали фонд имени его?» И каждый раз мне было невозможно ответить искренне на этот, казалось бы, простой вопрос. Что-то мешало. И, скорее всего, это «что-то» было неосознанное мною до конца, не вытащенное из подсознания, не осмысленное здравым умом, но всё же принятое когда-то мыслящей частью меня решение. Но когда я принял его, увлеченный до того творчеством Пушкина, я не знал. И даже не задумывался о том.
И вот несколько дней назад, осматривая вывезенные когда-то из дома на дачу книги, я обнаружил однотомник избранных произведений М.Ю. Лермонтова 1946 года. (ОГИЗ ГИХЛ), формата 1\8 в 43 п.л. Открываю толстую обложку и читаю на первой странице следующее:
Этот день надолго останется в памяти всех участников драматического коллектива, в котором со дня его образования занимался ты, Толик. Спасибо тебе за всё хорошее, что ты сделал для процветания нашего коллектива.
Спасибо за большой, честный и плодотворный труд и за хорошую дружбу.
Желаем тебе отличной службы. Мы все верим в тебя, Толик.
Прими наш маленький подарок в день твоего ухода в Армию. Ждем от тебя хороших вестей.
14/10 – 59 г.
Драматический коллектив д/с Д/к им. Горбунова.
Вот такое замечательное оценочное и напутственное слово моих товарищей по драмкружку. Чувствуется, что писалось коллективно моими друзьями, но с доброй коррекцией удивительного человека, нашего руководителя Виктора Александровича Стратилатова, которого я по счастливой случайности встретил в Меривялье (под Таллинном), где они с Екатериной Николаевной отдыхали.
Какой же я наивный был тогда и глупый. Эту книгу мне необходимо было захватить с собой на службу и пронести через все четыре года, тщательно изучая, а я оставил ее дома. И всё же провидение деликатно заставило меня полюбить Лермонтова не сразу, спустя три десятилетия, но полюбить и кое-что сделать для памяти этого великого юноши, сделавшего так много для русской литературы, как бы шутя. Это занятие, ставшее судьбой, делом его жизни, было как бы на периферии его деятельности. Но такое впечатление обманчиво. Возможно и у меня, предназначенного для серьёзной судьбы есть свое дело, которое я неосознанно ещё работаю, и меня ненавязчиво кто-то (надеюсь, что ангел) подталкивает. Это знак – и не заметить его я не могу. Пора уже отличать знаки судьбы от призраков.
О ТАЙНЕ ПОЭТА
Настоящее является нашим верным спутником до последних дней. Но корни
настоящего времени уходят в глубины прошлого, чтобы кроной древа жизни
шелестеть в будущем. Многие наши поступки могут быть скорректированы
знанием истории человечества. И очень важно проникновение в тайны,
надежно хранимые прошлым.
То, что Михаил Юрьевич Лермонтов – поэт мистический знают все.
И об удивительных совпадениях: 100-летие со дня его рождения наложилось
на начало Первой мировой войны, а 100-летие со дня гибели совпало с началом
Второй мировой... Из звёзд, названных именами людей, самый высокий апогей у лермонтовской звезды. Корабль, названный его именем, затонул в самой глубокой впадине Тихого океана. Ничего обычного, рядового. Всё сверх меры или точка сверхмерия.
Но жизнь творений Лермонтова продолжается непредсказуемо, таинственно,
загадочно. Как современно звучат строки стихотворения «Сон» («В полдневный жар
в долине Дагестана»), «Валерик»
Нам был обещал бой жестокий.
Из гор Ичкерии далекой
Уже в Чечню на братний зов
Толпы стекались удальцов.
Может быть именно потому, что он один из самых провидческих поэтов России:
Настанет год, России черный год,
Когда царей корона упадет...
Кто не помнит из нас эти строки пророческого стихотворения пятнадцатилетнего
юноши? Это «Предсказание» о народных волнениях трагически подтвердилось
октябрями 1905, 1917, 1964 и, конечно, 1993 годов. А что стоит за фактом гибели
Лермонтова?
Может быть, когда удастся полностью раскрыть тайну жизни и смерти
«поэта сверхчеловечества» (Д.Мережковский), мистические силы космоса оставят
Россию в покое? А для этого надо вслушаться в слова своего пророка и внимать им.
И тогда его голосом заговорит истина:
Я думал: «Жалкий человек.
Чего он хочет!.. небо ясно.
Под небом места много всем,
Но беспрестанно и напрасно
Один враждует он – зачем?»
* * *
Оказывается, существует не только лермонтовский капитан Штос (в литературе), но и живущий наяву Нусс, Яков Фёдорович, заслуженный работник культуры РСФСР -- советский и российский театральный деятель, первый директор Вологодского ТЮЗа. К тому же Яков Фёдорович ещё создатель детского театра кукол «Теремок» и Почётный гражданин города Вологды.
Так что в нашем вольном русском общении между собой на вопрос «Что-с?», мы можем смело говорить: «Ну-сс!»
А вот любопытное историческое свидетельство, опубликованное в современном еженедельнике «Литературная Россия» несколько лет назад:
«Конногвардейцы исполнили свой долг и 19 фев. 1837 на основании воинского устава Петра I приговорили Дантеса к смертной казни через повешение. Но ещё до окончания процесса Дантес узнал, что смертный приговор не будет утверждён («Проведал чрез своих друзей, в чём суть-то»). Узнал об этом и В.Г. Столыпин (двоюродный дядя Лермонтова). Об изменениях в поведении Дантеса он мог рассказать так же Лермонтову. Не с этим ли связано появление эпиграфа в стихотворении «Смерть поэта»: «Отмщенья, государь, отмщенья!.. Будь справедлив и накажи убийцу, чтоб казнь его в позднейшие века твой правый суд потомству возвестила…».
«Я БЫЛ ЗАВИСТНИКОМ ЕМУ»
Много есть разных предположений по поводу кровавого конфликта бывших сослуживцев Лермонтова и Мартынова. Мне кажется, что конфликт был один: между серым и ярким. Да, майор Мартынов писал стихи, но вялые, а поручик Лермонтов – выдающиеся. Лермонтов был остроумен, а Мартынов, конечно, остро ревновал к его умению быть душой общества. Лермонтов был яркой фигурой. А каждый яркий человек раздражает умом своим, необычайным талантом. То, что для серости – месяцы, годы труда, для яркого таланта – дело стремительное. Он, как бы шутя это делает. Но никто не знает, что стоит за этим «шутя». Бездарность всегда дружит с завистью. Талантливый поэт Леонид Мартынов ( как говорил один остроумец о нём: Леонид Николаевич даже не однофамилец убийцы») написал стихотворение, которое начиналось так:
Я жил во времена Шекспира
И видел я его в лицо.
И говорил я про Шекспира,
Что пьесы у него дрянцо…
А заканчивалось поэтическим приговором:
Но говорил я про Шекспира
Лишь только потому,
Что был ровесником Шекспира
И был завистником ему.
А зависть, как известно, – смертельное оружие в руках бывших друзей.
БАОБАБЫ ПОЭЗИИ
Последние четыре года своей жизни Лермонтов стремительно занимал место Пушкина. Он подружился с братом его Львом Сергеевичем Пушкиным, с Карамзиными, он встретился с Натальей Николаевной Пушкиной. Он стремительно вырастал в гениального поэта, который задумывался о великом. Он хотел написать несколько исторических романов, т.е. в своих произведениях проследить историческую Россию. У него были, конечно, огромные планы. Но, он ушел из жизни очень рано. О нём скорбила вся думающая Россия. И особенно Алексей Степанович Хомяков, выдающийся русский философ, и Николай Михайлович Языков, который вначале не принял его роман «Герой нашего времени», и Юрий Самарин – уникальная личность в истории нашей культуры. Должен признаться, что Михаил Юрьевич Лермонтов был редким талантом, кто так ярко, так мощно вошёл в литературу в юношеском возрасте. История мировой литературы знает немногие имена, которые также стремительно проявились и также рано ушли из жизни. К примеру, Шандор Петефи, знаменитый венгерский поэт, который в 27 лет, по одним сведениям погиб в ходе революции 1848 года, по другим сведениям был взят в плен русской армией, как революционер-разрушитель австро-венгерской империи. Оказался в Сибири. Говорят, что там благополучно женился и благополучно же, т. е. естественно, закончил свои дни.
В Японии был блистательный поэт Исакава Такубоку. Благородный поэт. Когда в 1904 году, погиб адмирал Макаров, который вместе с выдающимся художником Верещагиным ушёл на дно морское, Такубоку написал стихи, посвящённые ему, в которых провёл мысль о том, что да, адмирал – враг, но какой благородный враг! И поэт поступил сам благородно.
В жизни своей они, конечно, имели и своих врагов, что совершенно естественно, но жизнь их была замечательна. Ибо служила родному языку. Это были гигантские баобабы, питавшиеся соками родной земли, но крона их перешептывалась с небом. Перечитайте стихотворение Михаила Лермонтова «Небо и звёзды», и увидите, каким он был гениальным поэтом уже в 17 лет.
НЕЛЬЗЯ БЫТЬ НИЖЕ НАРОДНОЙ КУЛЬТУРЫ
В пятигорском государственном музее-заповеднике есть ещё и музей Александра Александровича Алябьева, автора знаменитого «Соловья» и множества великолепных песен и романсов на стихи Василия Жуковского, Александра Пушкина, Николая Языкова, Антона Дельвига, Гёте, Беранже… «Мы знаем Алябьева только по его знаменитому “Соловью”. А ведь он был великим композитором. И как же хорошо, что Вы в «Исторической газете» дали большую статью о трагической судьбе этого русского самородка». Так мне говорил о выдающемся деятеле русской культуры самый знаменитый бас нашего времени Александр Ведерников.
Коллектив музея – настоящие подвижники – регулярно устраивают выставки художников России и зарубежья тех, кого вдохновляет творчество Михаила Юрьевича Лермонтова.
Владимир Николаевич Кутявин, живущий на Украине рассказал мне один забавный случай и этим рассказом я хочу поделиться с вами, дорогие читатели.
Забрав из своей мастерской художественные полотна для персональной выставки в музее-заповеднике Пятигорска, он погрузил их на поезд. Но на украинской границе к нему подошли местные пограничники и стали требовать оплатить вывоз произведений искусства валютой. На эти требования художник ответил, что это его картины и показал соответствующий документ. Пограничники были неумолимы.
– Ещё раз повторяю, что эти картины мои.
– Ну и что! Ты же будешь их продавать?
– Нет! Я везу их к Лермонтову.
– К Ле-е-ермонтову! – Протянул старший наряда. – Тогда провози.
И художник благополучно добрался до Пятигорска.
Я спросил Владимира Николаевича не без подвоха:
– Неужели украинские пограничники так любят стихи Михаила Лермонтова? Вряд ли они помнят о том, что знаменитый их кобзарь, ровесник поэта Тарас Шевченко так боготворил русского гения, что он просил прислать ему в оренбургские степи, где он был в ссылке, «Том поэзии чудесной» - поэзии Михаила Лермонтова?
– Да нет, конечно! Просто они не хотели быть ниже.
Я понял, о чём сказал художник…
Мне вспомнилось, как ещё в 1996 году я провозил поездом через Украину группу иностранцев, писателей на первый Международный праздник Лермонтовской поэзии в Железноводске. В этой группе, состоявшей из двенадцати поэтов, представителей разных стран: Белоруссии, Македонии, Франции, Испании, Китая… бдительные украинские пограничники обнаружили (у китаянки и македонца) какие-то неточности в их личных документах.
Как один из руководителей Союза писателей России и организатор праздника поэзии, я объяснял пограничнику на границе России и Украины, что мы не торговцы, а поэты, посланники своих стран, что мы любим Шевченко. Что мы едем на международный праздник лермонтовской поэзии. Что Тарас Григорьевич называл Лермонтова богом поэзии. Что…
Но сказанное мной не убедило прапорщика. Тогда я достал из портфеля последний номер «Исторической газеты», открыл страницу, где была статья о Михаиле Грушевском. Я спросил его: «Кто это?» Тот отмахнулся: «Не знаю!» «А вот Кучма, – упрекнул я, – ваш президент, знает его. И поблагодарил меня как редактора этой газеты за мощную статью о нём». И добавил, глядя в глаза этому настойчивому прапорщику: «Как ты можешь не знать первого президента незалежной Украины? Человек, любящий родину, не может быть ниже истории своего народа».
Пограничник вздрогнул от такого напора. Видимо ему в этот момент действительно не хотелось быть ниже истории своего народа. Он тронул за плечо своего напарника и махнул небрежно рукой:
– Езжайте! Но если на следующей станции их снимут, то я не буду виноват в этом.
ЗАБЫТАЯ ПЕСНЯ
Первый Международный Лермонтовский праздник «Железноводские вечера поэзии» (сентябрь 1996-го года) мы начали с исполнения знаменитой песни «Выхожу один я на дорогу» (музыка Елизаветы Шашиной). Глава региона Кавказских минеральных вод Иван Иванович Никишин, умнейший человек и яркий администратор, очень хотел назвать наш международный фестиваль «Кавминводскими вечерами поэзии» по имени региона. Но я, озвучив название вслух, легко убедил его в том, что имя конкретного города, где зародилась идея проведения литературного праздника, благозвучнее. Он уловил фонетическую жёсткость звуков и сдался. Но стал упорствовать в нежелании начинать хорошо подготовленное действо со знаменитой песни Елизаветы Шашиной, требуя начать с нового гимна России.
И тогда я рассказал Ивану Ивановичу быль, которую лет за десять до этого, поведал нам с Михаилом Алексеевым в редакции журнала «Москва» наш давний автор, известный поэт и прозаик Владимир Солоухин.
В застолье американец русского происхождения жалуется своим советским друзьям, что не может вспомнить замечательную народную песню, которую ему пела мама в раннем детстве. Он рассказывал почти по-лермонтовски: «Мне было тогда года три. Это была песня, от которой плакал сердцем… К сожалению, я не могу теперь ничего вспомнить, но уверен, что если бы услышал её, она бы произвела на меня прежнее сердечное действие». А самое обидное для него было в том, что он всю жизнь мучается от невозможности вспомнить эту песню. А спросить было не у кого, да и забыл он все слова песни, кроме одного самого первого слова. Естественно, что друзья спросили: «Какое же это первое слово?» И тот с характерным акцентом выговорил:
– Ви-хо-жу…
И тогда хором запели ему: – Выхожу один я на дорогу…
Представляете, Иван Иванович, – сказал я – у скольких иностранцев русского происхождения (а к нам ведь приехали поэты и туристы из разных стран!) эта песня вызовет не только воспоминания, но и радость встречи с гениальным произведением!
И живое лицо Никишина тронула добрая улыбка.
ДЕВЯТЬ МЕСЯЦЕВ ЛЕРМОНТОВСКОЙ ЖИЗНИ.
Учителя, исследователи, литературоведы и мы, грешные, часто пишем, что Пушкин прожил 37 лет, а Лермонтов, убитый также на дуэли – 26. К Лермонтову иногда добавляют «Неполных 27 лет». Но и Пушкин прожил неполных 38 лет. До дня своего рождения он не дожил всего три месяца, но ведь и Лермонтову тоже не хватило трёх месяцев…
К чему я это пишу! К уточнению, может быть, никому не нужному, к тому, что приблизительность иногда необходима, когда вращаются в обиходе большие цифры. А здесь, в малой жизни Лермонтова, когда каждый день учитывается, как драгоценность – всё иначе.
Мне, много лет интересующемуся краткой, золотоносной для нашей культуры, судьбою, важно знать, что Лермонтову было отпущено не одиннадцать, а десять лет жизни, то есть в два раза меньше для творчества, чем Пушкину.
Для меня, для моего сознания, для понимания возможностей русской словесности важен этот год творчества. Отними 1841 год у Лермонтова – всего семь месяцев - и чего мы лишимся! Страшно подумать, как потощала бы лермонтовская сума, какого богатства мы лишились бы. Одно стихотворение «Выхожу один я на дорогу» стоило бы вечности, а не нескольких дней жизни.
Вы поймите, что год, месяц, даже один день жизни гения перевешивают столетия жизни поколений.
О ПЕРЕВОДАХ
В разговорах о переложении на другой язык случаются необычные происшествия, на которые редко обращает внимание широкий читатель. Перевод стихотворения Гёте «Горные вершины», сделанный Андреем Белым, точно передаёт, почти буквально вкладывает смысл поэта в ухо русскому языку, но его не считают подобным немецкому оригиналу. Почему же переложение, весьма вольное, Михаила Лермонтова тревожит читателя более, чем мастеровитая работа Белого. Какие нюансы звуковые и смысловые сумел извлечь Михаил Юрьевич в отличие от него. Или в начале девятнадцатого века воздух был чище, нежели чем в начале двадцатого?
Я не жду ответа ни от кого. И сам не ищу его. Я слушаю звуки. И отличаю один от другого, как мелодии композиторов. И слух мой впитывает лермонтовскую мелодию полнее, чем иную. И я задумываюсь, очарованный тем, что узнал, тем, что родилось во мне, благодаря этой мелодии. Я ничего более не слышу. Душа моя переполнена волнением, грустью и мудростью познаваемого.
ВОТ КОГО БЫ ПОСЛАТЬ В КОСМОС!
В марте 2011 года закончилось празднование 50-летия полёта Гагарина в космос. Мне, автору единственной в мире драматической поэмы «Гагарин или Три дня жизни космонавта» нелишне вспомнить сейчас неожиданное предложение главного конструктора космических кораблей Сергея Королёва о выборе первого космонавта на полёт вокруг Земли. Когда отбирали в 1959 году из молодых лётчиков претендентов на кресло первого космонавта, он, осматривая офицерский строй, вспомнил другого русского офицера – Михаила Лермонтова: – Вот кого бы послать в космос!
Любивший и понимавший поэзию Сергей Павлович помнил знаменитую поэму Михаила Юрьевича «Демон» и эти строки:
Печальный Демон, дух изгнанья,
Летал над грешною землёй,
И лучших дней воспоминанья
Пред ним теснилися толпой.
Да, именно Лермонтов был первооткрывателем в мировой поэзии пути в космос:
Выхожу один на дорогу:
Сквозь туман тернистый путь блестит.
Ночь тиха, пустыня внемлет Богу,
И звезда с звездою говорит.
В небесах торжественно и чудно!
Спит земля в сияньи голубом.
Космонавт Павел Попович, с которым мы работали вместе над серией книг о космонавтах, рассказывал мне, как в полёте своём он был поражён точностью описанного поэтом космоса и беспрерывно повторял эту дивную строку: «В небесах торжественно и чудно».
Так что прав был Сергей Павлович в своём желании.
Очень жаль, что ход времени необратим для человека. Может быть, наши предки что-нибудь придумают. Ведь философ Николай Фёдоров мечтал о новых возможностях будущего человека и предсказывал их уверенно и убеждённо.
г. Москва
Назад |