Заметив, что Анна уснула, Варвара Авдеевна перекрестила ее, пригасила лампу и сама легла в постель. Но долго еще не могла уснуть, хотя времени было уже далеко за полночь и вставать надо было утром рано – не потому, что дело есть какое-то срочное, а просто по привычке. Русский человек не лежебока, он трудиться привык.
То ли молитвы, то ли успокоительные настои, которыми Варвара Авдеевна поила Анну, помогли. И хоть не было уже, как раньше, жизнерадостного блеска в глазах Анны, но чувствовать она стала себя гораздо лучше, чужие голоса в голове слышать перестала, не оглядывалась по сторонам на каждый шорох. Но все же не перестала ждать и верить. Ведь сама баба Варя ей нагадала, что явится гость в ее дом.
А через трое суток, когда уже вернулась с пасеки домой, слегла Анна с воспалением. Видать, простудилась, пока сидела в колодце с холодной водой. Долго боролся организм с хворью и не сумел выстоять. Лучше бы ей, конечно, было в больничку лечь, да ни в какую не захотела из дома уходить. Потому что знала: должен сын вернуться, должен. «Надо скорее на ноги встать, – шептала она беззвучно, – а то сынок вернется, увидит мамку больную, расстроится». От такого душевного настроя она, действительно, вскоре почувствовала себя лучше. Температура спала, в горле першить перестало, голова уже не раскалывалась на части. Вот только слабость во всем теле еще оставалась.
В тот день к ней зашла Татьяна, принесла молока козьего да супчику куриного.
– Накось, подкрепись, – приказала Татьяна не терпящим возражения тоном, потому что знала: если без строгости скажешь, так и останется все нетронутым.
– Спасибочки, да я не хочу сильно-то, аппетита чего-то нет, – начала отнекиваться Анна.
– Ешь, кому говорю! Зря я, что ли, суп варила?
В этот момент во входную дверь кто-то не-уверенно постучал.
– Входите, открыто! – сердито крикнула Татьяна, досадуя, что не вовремя гость незваный явился.
Никто дверь не открыл, но робкий стук повторился.
– Да входите же, говорят вам, открыто! – Татьяна подошла к двери и распахнула ее. – Чего там топчетесь в сенцах?
В темноте сеней послышалось боязливое шушуканье, и наконец в комнату вошла молодая женщина со свертком в руках, в котором безошибочно угадывался завернутый в пеленки младенец.
– Здравствуйте, – едва слышно проговорила она. – Я Валя, а это Ванечка.
Следом за ней в комнату вошла еще одна женщина, тоже молодая и тоже с маленьким ребенком на руках.
– Здравствуйте, – так же робко произнесла она. – Я Юля, а это Марьюшка.
– Вот мы приехали, – едва слышно проговорила Валя и потупила глаза.
– Здравствуйте! – по-прежнему не понимая, кто эти люди и зачем они здесь, Татьяна переводила взгляд то на Валю, то на Юлю. – Вы к кому?
– Мы из города, – пояснила Юля.
– Из техникума, – добавила Валя.
– Значит, из города, из техникума, – кивнула Татьяна. – Ну, говорите же, чего замолчали? Каким ветром занесло вас в нашу глухомань?
Молодые мамы, сами еще девчонки, похоже, совсем растерялись. Они стояли в дверях, опустив головы, крепко прижимая к себе свертки, в которых уже принялись попискивать младенцы.
– Понимаете, – начала объяснять Валя, – мы были у вас на практике год назад.
– А потом мы уехали, – добавила Юля.
– А потом война началась, – продолжила Валя.
– А детки-то чьи? – поинтересовалась Татьяна.
– Это Иван Тимофеевич, – сказала Валя.
– А это Марья Егоровна, – добавила Юля.
– Так, понятно, – тряхнула головой Татьяна. – Ну, а чего вы встали, как неродные? Проходите, не стесняйтесь. Я сейчас вашу бабушку приведу, вот она, Анна Матвеевна, личной персоной. Только приболела немножко, но это уже в прошлом.
– Вставай, подруга, вставай, – затормошила она Матвеевну, подойдя к кровати. – У тебя двое внучат, оказывается. Это ведь твое продолжение. Теперь тебе есть о ком заботиться и кого любить. Козу, кстати, я накормила, напоила и на лужке привязала. Аленка ее приведет. Молоко будет малюткам. А ну-ка, девоньки, покажите-ка нам Ванюшку и Марьюшку. Ох какие розовощекие! Вот ради них-то и стоит жить.
18
Весна сорок третьего года на Алтае выдалась не самая ранняя и теплая. Но потом вдруг спохватилась и взялась за работу, так что снег растаял очень скоро.
Настька возвращалась с работы домой быстрым шагом. Впереди нее шел невысокого роста мужчина с солдатским вещмешком, закинутым за спину, прихрамывающий на одну ногу, с костылем в руке.
«Нездешний, – подумала Настька, рассматривая его со спины. – Часто останавливается, оглядывается, словно пытается сообразить, куда идти дальше. Наверное, приехал к кому-то, да не может найти».
Настьке стало любопытно, тем более что мужчина, оглянувшись, остановился метрах в десяти от ее калитки и, видимо, ждал, когда она подойдет. На нем была выцветшая гимнастерка, подпоясанная солдатским ремнем с блестящей пряжкой, на груди – медаль.
«Точно, нездешний, – подумала Настька. – Сейчас спросит: «Эй, девушка, а где тут у вас такие-то проживают?»
– Вы, наверное, ищете кого-то? Я могу подсказать, – обратилась она к приезжему, с интересом рассматривая его: короткие стриженые волосы с проседью, лицо вроде молодое, но какого-то неестественно землистого цвета, с множеством черных точек и несколькими зарубцевавшимися шрамами.
– Здравствуй, Настя. – незнакомец улыбнулся какой-то по-детски застенчивой улыбкой.
– А откуда вы меня... Вася, ты?!
– Что, сильно изменился? – на Настю глядел незнакомец с Васиными глазами, с Васиным голосом, но с чужим лицом. – Страшный стал?
Настя не ответила, она подошла к нему и обняла крепко-крепко. Он почувствовал, что щека его вдруг стала мокрой.
– Ну что ты, все ведь хорошо, – прошептал он. – Я из госпиталя не так давно выписался. Долечиваться домой отправили.
– Милый мой, прости, что я тебя слезами встречаю. Это же такая радость. Ты из нашего поселка первый, кто вернулся. Так все больше похоронки тетя Клава приносит. Что же мы стоим-то тут с тобой посреди улицы? Мама, мама, смотри, кто к нам в гости пришел! – крикнула она, увидев мать, вышедшую из дома.
– Васенька! – всплеснула руками Евдокия Петровна, и слезы брызнули у нее из глаз. – Дорогой ты мой!
– Вот, Евдокия Петровна, наказ Виктора Степановича выполняю, – проговорил Васька. – Весточка вам от него. Мы с ним в медсанбате встретились. Он туда раненых из своего взвода привозил. Жив-здоров, всех целует, соскучился по вас. Просил передать, чтобы не волновались за него. Он со своим взводом в саперах, дороги строит, мосты через реки наводит. В общем, все нормально.
– Ну, а как там другие? – спросила Евдокия Петровна и улыбнулась, но какой-то жалкой улыбкой, явно боялась услышать что-то плохое.
– Сашку ранило, но не опасно, в госпитале он. Придется ему, конечно, полежать, так это и к лучшему. Меня вот осколками немного похлестало: мина рядом взорвалась. В госпитале почти месяц отвалялся. Повезло еще. Отделался легким испугом. Лицо заживет, нога тоже. Хотел после госпиталя снова в полк вернуться, да сразу не пустили, сказали, что подлечиться надо. Так что я целый месяц в отпуске буду. Вы приходите сегодня к нам.
Когда Вася рассказал матери, как он обрадовал Евдокию Петровну и Настьку доброй весточкой о Викторе Степановиче, мать обняла его голову, притянула к своей груди и сказала:
– Лучше бы ты, сыночек, домой сначала пришел да мне бы все рассказал. Запоздала твоя весточка. Им ведь на прошлой неделе письмо с фронта пришло. Пропал без вести Виктор Степанович. Они, конечно, ждут, надеются. На войне всякое бывает. Дай бог, чтобы ошибка вышла.
19
В январе сорок четвертого года командир разведгруппы, стоя по колено в снегу на краю поляны за расщепленным стволом березы, внимательно рассматривал в бинокль рощицу напротив. Расстояние до нее было небольшое, всего-то метров пятьдесят. Вроде бы какое-то движение почудилось ему в той рощице. Приглядевшись, он различил прячущихся за стволами деревьев солдат в серых шинелях и шапках-ушанках. Дал команду залечь, а сам приник к окулярам, да вот только глаза уже не те, заслезились. Крутил окуляры, крутил, но все бесполезно.
Тогда он подозвал бойца:
– Ефимка, не вижу ничего, плывет все перед глазами. Глянь вон туда, видишь, солдаты за деревьями прячутся? Различаешь, что там у них на шапках, звезды или...
– Товарищ старшина, форма вроде наша, и автоматы нашенские, с дисками.
– Ты, это... не верь глазам своим. Фрицы хитрые пошли, запросто могут переодеться в нашу форму и оружие подобрать. Тут надо как-то по-другому. В общем, бойцы, слушай мою команду. К бою готовься, только не стрелять, пока не прикажу. Держите их на мушках. Ну, что там видишь, рассказывай, не молчи.
– Вижу, что их командир руку вверх поднял, сейчас пулять в нас начнут.
– Ложись все! – крикнул старшина и рухнул в сугроб. – А ты чего стоишь, приглашения особого ждешь? – и он дернул за штанину Ефимку, продолжавшего стоять и смотреть в бинокль.
Но парень, вместо того чтобы зарыться в снег, вдруг закричал во все горло:
– Эй, ты, доходяга с Андреевска! Ты зачем моей девчонке письма пишешь? Поймаю – уши оборву!
– Бляха муха, ты чего разорался, ложись! – выругался старшина. – Демаскируешь нас всех!
Но с противоположной стороны донесся ответный крик:
– Сам ты доходяга, крот рудничный! Появись только в нашем поселке, я тебе самому...
Голос внезапно осекся. Тишина повисла в воздухе, но через несколько томительных мгновений тот же голос неуверенно крикнул:
– Ефимка, то есть Ефим, с рудника, это ты, что ли?
– А кто же еще, я, конечно! – крикнул Ефимка. – А ты ведь Сашка, с поселка?
– Ну да, я. Так вы что, свои, что ли?
– Отставить разговоры! – раздался грозный окрик. – Эй, на той стороне, не стреляйте. Какая часть? Кто командир?
– Так я тебе и сказал! – крикнул в ответ старшина разведчиков. – Сами из какой части будете?
– Ленинградский фронт, а вы?
– А мы с Волховского.
– Не может быть. До Волховского фронта еще километров двадцать с гаком будет.
– Мы тоже думали, что до Ленинградского фронта как до Луны пешком. Оказывается, уже нет. Вот мы здесь.
– А не врешь, случайно? Кто командующий фронтом?
– Нашел о чем спросить. Да это любой немецкий солдат знает. Скажи лучше: ты своему крикуну какую награду выпишешь?
– Пять нарядов вне очереди впаяю! – послышался ответ.
– Кажись, нашенский. Я своему хотел шесть нарядов влепить. Да уж ладно, прощу. Ну так как? Поздороваемся фронтами? Я выйду, и ты выходи, только давай без оружия.
Эпилог
На этой счастливой ноте можно было бы закончить повесть о таежном взводе сибиряков, воевавших на Волховском фронте. Но осталось какое-то непонятное послевкусие, совсем не веселящее душу, ведь всегда хочется знать – чем дело кончилось и чем сердце успокоилось?
Настька и Василий в июле того же года поженились, к зиме домик небольшой построили, ребеночка на следующий год ждали. Но в конце года Васю снова забрали в действующую армию, потому что надо было кому-то фашистскую гидру добивать, командиром назначили, старшим сержантом стал. В марте сорок пятого у них дочка родилась, Алисой назвали.
Евдокия Петровна сохранила адресок, который ей дал в госпитале артиллерист Кирилл, так, на всякий случай дал. Вот случай и наступил. Перебрались Евдокия Петровна с Настей и Алиской туда, где в начале пятидесятых годов жизнь по-особому закипела, где шахты росли как грибы, где металлургические гиганты силу набирали, – в город Сталинск. Поселились они втроем в большом бараке с двумя входами, разделенными тонкой дощатой перегородкой, – по двадцать квартир с каждой стороны. По соседству с ними жила с мужем тетя Даша, у которой были культи вместо рук. Женщиной она была не вздорной, даже приветливой, но когда встречала маленькую Алиску, произносила тихо, почти шепотом: «Осколок войны».
– Мама, почему меня тетя Даша осколком войны зовет? – спросила как-то смышленая Алиска, лежа в постельке. – Я что, осколочная?
– Спи, детка, никакая ты не осколочная, ты у меня нормальная, – прошептала Настя, смахнув набежавшую слезу. – Тетя Даша не по злобе это сказала. Она на войне наших раненых солдатиков с поля боя вытаскивала. И дядю Толю, сильно раненного, долго на себе тащила, а на улочке холодно было, вот она себе руки и отморозила. Ты же знаешь дядю Толю?
– Да, знаю, – сонно проговорила Алиска. – Он муж ее, он хороший.
Бабушка Евдокия Петровна ждала Виктора Степановича с войны до самой смерти, но так и не дождалась. И Настя не дождалась своего Василия, которого по документам посчитали без вести пропавшим в январе сорок пятого.
Алиска выросла, вышла замуж, родила двух сыновей и всю жизнь прожила в Новокузнецке. И только внуки ее, после того как в начале двадцать первого века Министерство обороны Российской Федерации рассекретило часть военных архивов, нашли сведения о том, что их прадед, старший сержант Василий Афанасьевич, не пропал без вести, а погиб в борьбе с немецко-фашистскими захватчиками и был посмертно награжден орденом Красной Звезды.
Вот теперь можно было бы поставить точку в этой повести о таежном взводе, но все равно слишком рано. Ведь остаются еще ненайденными в волховских болотах тысячи наших земляков. А это значит, что нам, живущим, не будет покоя.
2021
То ли молитвы, то ли успокоительные настои, которыми Варвара Авдеевна поила Анну, помогли. И хоть не было уже, как раньше, жизнерадостного блеска в глазах Анны, но чувствовать она стала себя гораздо лучше, чужие голоса в голове слышать перестала, не оглядывалась по сторонам на каждый шорох. Но все же не перестала ждать и верить. Ведь сама баба Варя ей нагадала, что явится гость в ее дом.
А через трое суток, когда уже вернулась с пасеки домой, слегла Анна с воспалением. Видать, простудилась, пока сидела в колодце с холодной водой. Долго боролся организм с хворью и не сумел выстоять. Лучше бы ей, конечно, было в больничку лечь, да ни в какую не захотела из дома уходить. Потому что знала: должен сын вернуться, должен. «Надо скорее на ноги встать, – шептала она беззвучно, – а то сынок вернется, увидит мамку больную, расстроится». От такого душевного настроя она, действительно, вскоре почувствовала себя лучше. Температура спала, в горле першить перестало, голова уже не раскалывалась на части. Вот только слабость во всем теле еще оставалась.
В тот день к ней зашла Татьяна, принесла молока козьего да супчику куриного.
– Накось, подкрепись, – приказала Татьяна не терпящим возражения тоном, потому что знала: если без строгости скажешь, так и останется все нетронутым.
– Спасибочки, да я не хочу сильно-то, аппетита чего-то нет, – начала отнекиваться Анна.
– Ешь, кому говорю! Зря я, что ли, суп варила?
В этот момент во входную дверь кто-то не-уверенно постучал.
– Входите, открыто! – сердито крикнула Татьяна, досадуя, что не вовремя гость незваный явился.
Никто дверь не открыл, но робкий стук повторился.
– Да входите же, говорят вам, открыто! – Татьяна подошла к двери и распахнула ее. – Чего там топчетесь в сенцах?
В темноте сеней послышалось боязливое шушуканье, и наконец в комнату вошла молодая женщина со свертком в руках, в котором безошибочно угадывался завернутый в пеленки младенец.
– Здравствуйте, – едва слышно проговорила она. – Я Валя, а это Ванечка.
Следом за ней в комнату вошла еще одна женщина, тоже молодая и тоже с маленьким ребенком на руках.
– Здравствуйте, – так же робко произнесла она. – Я Юля, а это Марьюшка.
– Вот мы приехали, – едва слышно проговорила Валя и потупила глаза.
– Здравствуйте! – по-прежнему не понимая, кто эти люди и зачем они здесь, Татьяна переводила взгляд то на Валю, то на Юлю. – Вы к кому?
– Мы из города, – пояснила Юля.
– Из техникума, – добавила Валя.
– Значит, из города, из техникума, – кивнула Татьяна. – Ну, говорите же, чего замолчали? Каким ветром занесло вас в нашу глухомань?
Молодые мамы, сами еще девчонки, похоже, совсем растерялись. Они стояли в дверях, опустив головы, крепко прижимая к себе свертки, в которых уже принялись попискивать младенцы.
– Понимаете, – начала объяснять Валя, – мы были у вас на практике год назад.
– А потом мы уехали, – добавила Юля.
– А потом война началась, – продолжила Валя.
– А детки-то чьи? – поинтересовалась Татьяна.
– Это Иван Тимофеевич, – сказала Валя.
– А это Марья Егоровна, – добавила Юля.
– Так, понятно, – тряхнула головой Татьяна. – Ну, а чего вы встали, как неродные? Проходите, не стесняйтесь. Я сейчас вашу бабушку приведу, вот она, Анна Матвеевна, личной персоной. Только приболела немножко, но это уже в прошлом.
– Вставай, подруга, вставай, – затормошила она Матвеевну, подойдя к кровати. – У тебя двое внучат, оказывается. Это ведь твое продолжение. Теперь тебе есть о ком заботиться и кого любить. Козу, кстати, я накормила, напоила и на лужке привязала. Аленка ее приведет. Молоко будет малюткам. А ну-ка, девоньки, покажите-ка нам Ванюшку и Марьюшку. Ох какие розовощекие! Вот ради них-то и стоит жить.
18
Весна сорок третьего года на Алтае выдалась не самая ранняя и теплая. Но потом вдруг спохватилась и взялась за работу, так что снег растаял очень скоро.
Настька возвращалась с работы домой быстрым шагом. Впереди нее шел невысокого роста мужчина с солдатским вещмешком, закинутым за спину, прихрамывающий на одну ногу, с костылем в руке.
«Нездешний, – подумала Настька, рассматривая его со спины. – Часто останавливается, оглядывается, словно пытается сообразить, куда идти дальше. Наверное, приехал к кому-то, да не может найти».
Настьке стало любопытно, тем более что мужчина, оглянувшись, остановился метрах в десяти от ее калитки и, видимо, ждал, когда она подойдет. На нем была выцветшая гимнастерка, подпоясанная солдатским ремнем с блестящей пряжкой, на груди – медаль.
«Точно, нездешний, – подумала Настька. – Сейчас спросит: «Эй, девушка, а где тут у вас такие-то проживают?»
– Вы, наверное, ищете кого-то? Я могу подсказать, – обратилась она к приезжему, с интересом рассматривая его: короткие стриженые волосы с проседью, лицо вроде молодое, но какого-то неестественно землистого цвета, с множеством черных точек и несколькими зарубцевавшимися шрамами.
– Здравствуй, Настя. – незнакомец улыбнулся какой-то по-детски застенчивой улыбкой.
– А откуда вы меня... Вася, ты?!
– Что, сильно изменился? – на Настю глядел незнакомец с Васиными глазами, с Васиным голосом, но с чужим лицом. – Страшный стал?
Настя не ответила, она подошла к нему и обняла крепко-крепко. Он почувствовал, что щека его вдруг стала мокрой.
– Ну что ты, все ведь хорошо, – прошептал он. – Я из госпиталя не так давно выписался. Долечиваться домой отправили.
– Милый мой, прости, что я тебя слезами встречаю. Это же такая радость. Ты из нашего поселка первый, кто вернулся. Так все больше похоронки тетя Клава приносит. Что же мы стоим-то тут с тобой посреди улицы? Мама, мама, смотри, кто к нам в гости пришел! – крикнула она, увидев мать, вышедшую из дома.
– Васенька! – всплеснула руками Евдокия Петровна, и слезы брызнули у нее из глаз. – Дорогой ты мой!
– Вот, Евдокия Петровна, наказ Виктора Степановича выполняю, – проговорил Васька. – Весточка вам от него. Мы с ним в медсанбате встретились. Он туда раненых из своего взвода привозил. Жив-здоров, всех целует, соскучился по вас. Просил передать, чтобы не волновались за него. Он со своим взводом в саперах, дороги строит, мосты через реки наводит. В общем, все нормально.
– Ну, а как там другие? – спросила Евдокия Петровна и улыбнулась, но какой-то жалкой улыбкой, явно боялась услышать что-то плохое.
– Сашку ранило, но не опасно, в госпитале он. Придется ему, конечно, полежать, так это и к лучшему. Меня вот осколками немного похлестало: мина рядом взорвалась. В госпитале почти месяц отвалялся. Повезло еще. Отделался легким испугом. Лицо заживет, нога тоже. Хотел после госпиталя снова в полк вернуться, да сразу не пустили, сказали, что подлечиться надо. Так что я целый месяц в отпуске буду. Вы приходите сегодня к нам.
Когда Вася рассказал матери, как он обрадовал Евдокию Петровну и Настьку доброй весточкой о Викторе Степановиче, мать обняла его голову, притянула к своей груди и сказала:
– Лучше бы ты, сыночек, домой сначала пришел да мне бы все рассказал. Запоздала твоя весточка. Им ведь на прошлой неделе письмо с фронта пришло. Пропал без вести Виктор Степанович. Они, конечно, ждут, надеются. На войне всякое бывает. Дай бог, чтобы ошибка вышла.
19
В январе сорок четвертого года командир разведгруппы, стоя по колено в снегу на краю поляны за расщепленным стволом березы, внимательно рассматривал в бинокль рощицу напротив. Расстояние до нее было небольшое, всего-то метров пятьдесят. Вроде бы какое-то движение почудилось ему в той рощице. Приглядевшись, он различил прячущихся за стволами деревьев солдат в серых шинелях и шапках-ушанках. Дал команду залечь, а сам приник к окулярам, да вот только глаза уже не те, заслезились. Крутил окуляры, крутил, но все бесполезно.
Тогда он подозвал бойца:
– Ефимка, не вижу ничего, плывет все перед глазами. Глянь вон туда, видишь, солдаты за деревьями прячутся? Различаешь, что там у них на шапках, звезды или...
– Товарищ старшина, форма вроде наша, и автоматы нашенские, с дисками.
– Ты, это... не верь глазам своим. Фрицы хитрые пошли, запросто могут переодеться в нашу форму и оружие подобрать. Тут надо как-то по-другому. В общем, бойцы, слушай мою команду. К бою готовься, только не стрелять, пока не прикажу. Держите их на мушках. Ну, что там видишь, рассказывай, не молчи.
– Вижу, что их командир руку вверх поднял, сейчас пулять в нас начнут.
– Ложись все! – крикнул старшина и рухнул в сугроб. – А ты чего стоишь, приглашения особого ждешь? – и он дернул за штанину Ефимку, продолжавшего стоять и смотреть в бинокль.
Но парень, вместо того чтобы зарыться в снег, вдруг закричал во все горло:
– Эй, ты, доходяга с Андреевска! Ты зачем моей девчонке письма пишешь? Поймаю – уши оборву!
– Бляха муха, ты чего разорался, ложись! – выругался старшина. – Демаскируешь нас всех!
Но с противоположной стороны донесся ответный крик:
– Сам ты доходяга, крот рудничный! Появись только в нашем поселке, я тебе самому...
Голос внезапно осекся. Тишина повисла в воздухе, но через несколько томительных мгновений тот же голос неуверенно крикнул:
– Ефимка, то есть Ефим, с рудника, это ты, что ли?
– А кто же еще, я, конечно! – крикнул Ефимка. – А ты ведь Сашка, с поселка?
– Ну да, я. Так вы что, свои, что ли?
– Отставить разговоры! – раздался грозный окрик. – Эй, на той стороне, не стреляйте. Какая часть? Кто командир?
– Так я тебе и сказал! – крикнул в ответ старшина разведчиков. – Сами из какой части будете?
– Ленинградский фронт, а вы?
– А мы с Волховского.
– Не может быть. До Волховского фронта еще километров двадцать с гаком будет.
– Мы тоже думали, что до Ленинградского фронта как до Луны пешком. Оказывается, уже нет. Вот мы здесь.
– А не врешь, случайно? Кто командующий фронтом?
– Нашел о чем спросить. Да это любой немецкий солдат знает. Скажи лучше: ты своему крикуну какую награду выпишешь?
– Пять нарядов вне очереди впаяю! – послышался ответ.
– Кажись, нашенский. Я своему хотел шесть нарядов влепить. Да уж ладно, прощу. Ну так как? Поздороваемся фронтами? Я выйду, и ты выходи, только давай без оружия.
Эпилог
На этой счастливой ноте можно было бы закончить повесть о таежном взводе сибиряков, воевавших на Волховском фронте. Но осталось какое-то непонятное послевкусие, совсем не веселящее душу, ведь всегда хочется знать – чем дело кончилось и чем сердце успокоилось?
Настька и Василий в июле того же года поженились, к зиме домик небольшой построили, ребеночка на следующий год ждали. Но в конце года Васю снова забрали в действующую армию, потому что надо было кому-то фашистскую гидру добивать, командиром назначили, старшим сержантом стал. В марте сорок пятого у них дочка родилась, Алисой назвали.
Евдокия Петровна сохранила адресок, который ей дал в госпитале артиллерист Кирилл, так, на всякий случай дал. Вот случай и наступил. Перебрались Евдокия Петровна с Настей и Алиской туда, где в начале пятидесятых годов жизнь по-особому закипела, где шахты росли как грибы, где металлургические гиганты силу набирали, – в город Сталинск. Поселились они втроем в большом бараке с двумя входами, разделенными тонкой дощатой перегородкой, – по двадцать квартир с каждой стороны. По соседству с ними жила с мужем тетя Даша, у которой были культи вместо рук. Женщиной она была не вздорной, даже приветливой, но когда встречала маленькую Алиску, произносила тихо, почти шепотом: «Осколок войны».
– Мама, почему меня тетя Даша осколком войны зовет? – спросила как-то смышленая Алиска, лежа в постельке. – Я что, осколочная?
– Спи, детка, никакая ты не осколочная, ты у меня нормальная, – прошептала Настя, смахнув набежавшую слезу. – Тетя Даша не по злобе это сказала. Она на войне наших раненых солдатиков с поля боя вытаскивала. И дядю Толю, сильно раненного, долго на себе тащила, а на улочке холодно было, вот она себе руки и отморозила. Ты же знаешь дядю Толю?
– Да, знаю, – сонно проговорила Алиска. – Он муж ее, он хороший.
Бабушка Евдокия Петровна ждала Виктора Степановича с войны до самой смерти, но так и не дождалась. И Настя не дождалась своего Василия, которого по документам посчитали без вести пропавшим в январе сорок пятого.
Алиска выросла, вышла замуж, родила двух сыновей и всю жизнь прожила в Новокузнецке. И только внуки ее, после того как в начале двадцать первого века Министерство обороны Российской Федерации рассекретило часть военных архивов, нашли сведения о том, что их прадед, старший сержант Василий Афанасьевич, не пропал без вести, а погиб в борьбе с немецко-фашистскими захватчиками и был посмертно награжден орденом Красной Звезды.
Вот теперь можно было бы поставить точку в этой повести о таежном взводе, но все равно слишком рано. Ведь остаются еще ненайденными в волховских болотах тысячи наших земляков. А это значит, что нам, живущим, не будет покоя.
2021
Назад |
