ХАРЬКОВ. 1929. КОМАНДИРОВКА
До чего ж замечательна эта улица! Почти к каждому его приезду обновляется то один, то другой фасад. Да и как иначе? Столичные города всегда растут быстрее и благоденствуют заметнее окраинных поселений…
Бардин спешил, но даже от беглого его взгляда не ускользало ни одно приметное сооружение. А их тут кругом множество – не то что в его сорокатысячном Запорожье-Каменском.
Высится Ветеринарный институт, в котором до революции находился Институт благородных девиц. Тянется линия старинных домов, возле них когда-то студенты пытались митинговать против редакции самодержавной газеты «Южный край». Тут же в пятом году таились явочные квартиры большевиков, замаскированные под кафе и аптеки. По сохранившимся камням мостовой на празднование Первомая шли колонны демонстрантов. Ну, а в доме под несчастливым номером 13 работало первое рабоче-крестьянское правительство и располагался Центральный исполнительный комитет Советов Украины.
Взгляд остановился на здании драматического театра. Туда теперь заманивает своими постановками новоявленный театр «Березиль» под руководством Леся Курбаса. Новые времена – новые песни. Наискосок в угловом четырехэтажном доме живет сам Василий Блюхер – герой Каховки и Перекопа, ныне помощник командующего Украинским военным округом Ионы Якира.
А вот и здание строгих архитектурных форм стиля неоренессанса – это бывший Совет горнопромышленников юга России. Сразу после революции в нем размещалось студенческое общежитие и редакция журнала «Студент революции». Сейчас тут находится управление треста «Югосталь». Управляющих и технических директоров металлургических заводов в эти дни ждут здесь неотложные дела: отчеты по работе за прошедший год и планы на будущий…
Бардин облегченно вздохнул. Теперь все улажено, нет за ним никаких долгов. Позади властные кабинеты, в которых начальство любит давать указания. Розданы последние презенты и реверансы секретаршам с пальчиками, совершающими чудеса на пишущих машинках. К этим симпатичным девушкам Бардин обращался часто – когда надо было срочно перепечатать испорченный лист отчета или допечатать несколько недостающих фраз.
Директор завода Иосиф Петрович Манаенков предложил ехать домой в его легковушке. Но Бардин отказался, представив, что придется всю дорогу сидеть или возле его дражайшей Марии Стефановны, или рядом с шофером, что тоже несерьезно. К тому же надо было забежать в хозяйственный магазин и купить новую терку для овощей, уж очень просила его перед отъездом Мария.
Собрался было взять извозчика. Но увидел копошащуюся около коновязи публику и отправился пешком. Через сотню шагов, правда, пожалел: долго идти. Дорогу перед ним пересек мужчина в шляпе и в пальто с высоко поднятым воротником, под мышкой сверток; видимо, человек подался в баню. Но потом мелькнуло в голове: ведь у людей завтра православное Рождество, некоторые еще до сих пор умудряются ставить у себя в доме елочку! Хотя несколько дней назад «Правда» писала, что этот праздник советской властью навсегда отменен, а вместо него вводится новый, который будет называться Днем индустриализации.
Бардину не терпелось добраться до своего временного пристанища. Придя наконец, разделся и лег, ожидая, чтоб умиротворилось в нем все – и дух и тело. Утром домой в Каменское, а там опять нескончаемые горы работы…
Кажется, задремал. Но неожиданно в дверь постучали. Наверно, обслуга. Чего еще надо в такой час?
– Открыто!
Вкатился подвижный, как ртуть, человечек, напоминающий эстрадного конферансье. Было видно, что он откуда-то летел и спешит дальше. Здесь оказался случайно, но успел выдохнуть:
– Здравствуйте! Я не обознался: вы лично Иван Павлович Бардин?
– Совершенно так!
А сам подумал: тип не из ГПУ, оттуда приходят другие люди и обращаются совсем не так…
Приподнимаясь с кровати, произнес:
– Чем вам обязан?
– Я представляю интересы Тельбессбюро. Моя фамилия Шагаев.
– И что?
В этот момент Бардина озарила догадка. Он вспомнил о бюро с таким странным названием, по нынешним временам серьезной конторе, которая занимается строительством нового металлургического завода в Сибири. Неужели это то самое?
– И что бы вы хотели от меня, товарищ?
Нежданный гость выпалил на одном дыхании:
– Мне поручено передать вам устное приглашение поехать в Кузнецк главным инженером на строительство нового завода. В Москве вы рекомендованы ответственными работниками Совнаркома…
Это просто невероятно! Бардин совсем недавно прокручивал в голове мысль: как бы побольше узнать об этом Тельбесском заводе. А он, оказывается, сам собой вдруг приплыл в белы рученьки… Не ошибка ли?
– Но я же работаю, причем вы, наверно, знаете, где и в какой должности.
– Иван Павлович, все уже обговорено по телефону с товарищем Штокманом. Он понимает важность и остроту момента. С Москвой спорить не станет. Товарищ Манаенков тоже в курсе событий…
Бардин никогда не чувствовал себя таким растерянным. Этот человечек ставит его в глупое положение! Захотелось даже выпроводить странного вестника. Но Шагаев, похоже, говорил серьезно, хотя взгляд по-прежнему был веселым и нахальным.
– Думаю, что с вашим переводом все решится как нельзя лучше. Скажите последнее: сколько вы хотите получать за работу на новом месте?
Теперь до Бардина дошло, что это не сон и не розыгрыш. Манаенков явно был в курсе событий. И видимо, хотел что-то сказать по дороге в своем авто. Не зря ж приглашал поехать вместе с ним…
– Скажите своим людям, что я согласен! – взорвавшись, выпалил Бардин. – А деньги для меня не так важны, как вы считаете. Если дело дойдет до серьезного разговора, то могу вас заверить: Тельбесстрой из-за моего присутствия финансово не пострадает!
Было видно, что Шагаев не ожидал столь скорого благоприятного исхода. Зачем-то расстегнул, потом застегнул свой портфель.
Еще раз удовлетворенно блеснул горячим взором:
– Большое спасибо, Иван Павлович! За ваш быстрый ответ и согласие!
И он, словно ртутный комочек, выкатился за дверь.
А Бардин уже не мог успокоиться. Чувство неясности, неопределенности и, главное, недоговоренности томило его весь вечер и почти всю ночь. Хотел отмахнуться, забыть, не думать больше ни о каком Тельбесстрое. Но ничего не получалось…
Как только он появился в своем рабочем кабинете, первым к нему заглянул завкадрами Штокман:
– Иван Павлович, я вас поздравляю… Пришла телеграмма из Москвы. По-моему, что-то связано с вашим переводом на другую работу. Иосиф Петрович тоже в курсе.
Больше у Бардина никаких сомнений не было.
МОСКВА. 1929. В КАБИНЕТЕ КУЙБЫШЕВА
Сначала, наскоро позавтракав в буфете Киевского вокзала, он побывал в Главметалле, размещавшемся в начале Ногинского переулка. Получил направление и отправился с ним в Ветошный переулок: там обосновалось представительство Тельбесстроя. И только под самый вечер попал на Тверскую.
Свернул за угол. Огромное серое здание с весьма значительной вывеской: «Совнарком». Здесь работал Совет Народных Комиссаров страны. Бардину уже приходилось бывать в этих хоромах. На входе, как и раньше, двое из охраны: один с винтовкой, второй проверяет документы. Протянул телеграмму. Проверяющий скользнул взглядом – сначала по тексту, потом по лицу прибывшего.
– Второй этаж, по коридору справа.
Сжимая ручку портфеля, скорым шагом поднялся по широкой лестнице. Думал, что окажется в хвосте длинной очереди, какая нередко скапливается к вечеру перед дверями высокого начальства. Но оказалось, что у кабинета председателя ВСНХ безлюдно.
«Этого еще не хватало! – подумал Бардин, входя в приемную. – Заболел или куда-то уехал».
Так и есть. Пустота. Иван Павлович вздохнул, хотел было присесть на стул с сиденьем, обтянутым зеленым сукном, – видимо, еще из гарнитура царских времен, теперь такие никто не делает… Решил немного отдышаться.
Но в этот момент отворилась половина массивной двухстворчатой двери, показался высокий молодой человек с короткой стрижкой. Улыбнулся и, глядя Бардину в глаза, произнес:
– Товарищ Куйбышев на это время отменил все встречи. Он ждет только вас, Иван Павлович!
Значит, с проходной уже доложили о его прибытии.
Хозяин кабинета встретил Бардина почти у самого порога. Иван Павлович знал этого человека по разговорам среди начальствующей братии металлургов. Куйбышев не славился ораторством, не был бойким говоруном. Но около него и после него всегда оставался заметный след толкового, умудренного опытом хозяйственника. Жизнь страны невозможно было представить без такой фигуры. Куйбышев продавливал трудности, словно растущее дерево, вздымал землю, поднимал кверху не только прикатанный асфальт, но и уложенную на века брусчатку… Совнарком был для него настоящим домом. Он в полном смысле здесь дневал и ночевал. Квартира Куйбышева находилась в этом же здании.
Не всех руководителей страны Бардин воспринимал всерьез и с особым трепетом. Сталина, безусловно, если не обожествлял, то ставил во главу угла. Еще Серго Орджоникидзе, потом Мироныч, то есть Киров. Деловой мужик Лазарь Моисеевич Каганович… Со своего насеста Бардин видел среди руководства страны и явных прилипал. Но не ему судить: сам он всю жизнь ходил беспартийным, а до этих куда ему – все они носили на плечах умные головы и считались большевиками с огромным революционным стажем…
Бросилось в глаза, как гармонично Куйбышев вписывается в пространство кабинета. Мужчине немногим за сорок. Не красавец, зато высокий, плотный, широкоплечий, лобастый, с темным оттенком лица. Большие ясные глаза. Голову охватила шевелюра густых темно-каштановых волос. И до странности простецкая одежда по сравнению с бардиновской: не раз побывавшая в стирке гимнастерка, опоясанная узким коричневым ремешком, английские бриджи серого цвета и белые бурки.
– Вы не стесняйтесь, Иван Павлович! – проговорил Куйбышев и движением ладони указал на кресло около письменного стола.
Молча пересек кабинет по диагонали, глянул в широкое окно, будто высматривая на улице кого-то.
Не поворачиваясь к посетителю, проговорил:
– Вы, я думаю, успели вникнуть в проектные материалы по Сибирскому заводу. Скажу честно: кроме вас, мне не у кого узнать достоверно о состоянии новостройки. Буду спрашивать долго и с пристрастием.
Постоял в некоторой задумчивости.
Наконец повернулся к Бардину, улыбнулся с детской непосредственностью:
– Вообще, проблему кузнецкого строительства я знаю достаточно хорошо. Но хотел бы знать еще глубже. А вы живой свидетель этого разворачивающегося грандиозного процесса…
Бардин почувствовал себя неуютно от таких лестных слов.
– Валериан Владимирович, готов изложить свое мнение. Я, насколько мог, влез в проект только сегодня. Фактически о стройке еще ничего не знаю.
Куйбышев сел. Но слушал недолго.
Попросил:
– Изложите свое видение проекта завода в целом. Думаю, что фирма «Фрейн» сумела понять наши цели и задачи… Или все-таки имеются существенные упущения? – Не дождавшись, когда Бардин начнет отвечать, он вышел на середину кабинета и стал произносить слова, будто заученные наизусть: – Совсем недавно я видел, как первоначальный проект Тельбесского завода разваливался на глазах. Скажу честно, то была для меня драматическая ситуация. Ведь даже некоторые ответственные товарищи у нас вели открытые и закулисные игры. И до сих пор эту затею кое-кто считает никчемным делом. Но Совет Труда и Обороны, приняв общее решение о строительстве завода, потребовал от меня ускорения строительства. Вы, наверно, в курсе, что в конце марта прошлого года была образована строительная организация Тельбесстрой…
Да, примерно тогда до Бардина и докатились слухи о строительстве завода в Сибири.
– Мы постарались, чтобы в составе руководства Тельбесстроя оказались активные сторонники строительства и разработчики нового проекта, – объяснял председатель ВСНХ. – Например, председатель Сибкрайсовнархоза товарищ Терехов, профессора Томского технологического института Гутовский и Усов, член Сибплана инженер Зуев и другие. Руководить общей работой в период организации будет Петр Иванович Подзаходников. Это бывший рабочий-металлист судомеханического завода, активный участник революционных событий. В отличие от остальных он, правда, имеет только начальное образование, но проявил способности в организации производства.
Куйбышев задумчиво помолчал.
С горечью усмехнулся:
– Но, как говорится, опять у бабы заболело порося… Стройка получалась нерентабельной. По последним расчетам, запасов тельбесской руды можно наскрести кое-как на 20 лет… К тому же должен выродиться малюсенький заводик мощностью всего в 300 тысяч тонн чугуна в год – это ж совсем несерьезно. За рубежом теперь строят заводы в несколько раз крупнее… В последнее время предложено возить уголь Кузбасса на Урал, а оттуда – в тех же вагонах – руду в Кузбасс. Такая идея имеет под собой основание. Кроме того, в проект уже вложены большие деньги… Как видите, отступать больше некуда… Такое вот дело.
Снова последовала пауза.
Потом Куйбышев добавил:
– Первым делом сейчас должны решить кадровые вопросы. Подзаходникова заменим на бывшего заместителя председателя Сибкрайсовнархоза Филомея Тимофеевича Колгушкина. Ну, а главным инженером будущей стройки будете назначены вы, Иван Павлович… Какие мысли на этот счет роятся в вашей голове?
Бардин не ожидал, что Куйбышев так резко сменит направление своего, можно сказать, выступления. В тон председателю ВСНХ он ответил:
– Скажу откровенно: у меня имеется ряд вопросов к проекту. Но в целом американские специалисты правильно определились с мощностью и составом завода. У нас в России достаточно своих маломерок. А в Сибири должна расти настоящая металлургическая мощь. Вы правильно заметили, что некоторые товарищи сомневаются. И на самом деле: где найдем строителей, откуда возьмем механизмы? Как быть с недостатком квалифицированных кадров? Мол, нет даже серьезных точек сбыта товарной продукции. Но у меня на этот счет другое мнение. Стоит глянуть на карту России. Сколько километров железных дорог проложено от Москвы до Владивостока, сотни мостов… Все это скоро потребует обновления. А новые города, фабрики, трубы электростанций… Линии электропередачи. Россия во все времена была деревянной страной. Теперь понемногу становится кирпичной. Но в будущем должна стать настоящей железной державой…
Куйбышев нахмурил брови. Было видно, что он ожидал от приглашенного более конкретных слов.
– Вы, Иван Павлович, скажите лучше о выбранной заводской площадке. Она вас как металлурга устраивает? Там же сплошь одни топи, болота…
Бардин пожевал сухими губами. Про какие болота ведет речь Куйбышев? Он успел просмотреть имевшийся отчет гидрогеологов. Изыскания говорят, что грунты в основании будущего завода достаточно прочные. Да, местами есть верховодка, даже обозначены водяные линзы. Но сплошных топей нет. Возможны, конечно, непредвиденные обстоятельства… Однако при нынешнем уровне техники и технологии можно решить любой вопрос. Каких только каверз не пришлось решать русским инженерам при строительстве Транссиба! Столько великих рек смогли пересечь! Да и настоящие болота тянутся там на сотни километров. Накоплен громадный опыт сложного строительства.
Как всегда, Бардин начал заводиться. Он знал за собой это и научился сдерживаться, надеясь, что внешне его взволнованность никак не проявляется.
Но Куйбышев все-таки уловил состояние собеседника. Подошел, положил ладонь на его плечо:
– Иван Павлович, дорогой!.. Я же родом почти из тех мест. Кузнецкий край знаю по самую крышу. Там на правом берегу Томи стоит мой отчий дом… Отец не раз брал меня с собой на осеннюю охоту. Утка – дело тонкое и увлекательное… Полазили мы по этим болотам. На левом берегу истоптали столько дорог и тропинок. Все села в округе знаю наперечет. Как сейчас они перед глазами. Бессоновка, она ж Черноусово, подальше Горбуново… В Редаково и в Точилино не удалось побывать, далековато – на горе селенья… Где от дождя пришлось укрываться, где просили водички попить. До самой Старцевой горы пробирались по кочкам среди камышей. Вот мне и любопытно сравнить свое представление о местности с выводами настоящего специалиста.
У Бардина отлегло на душе. Теперь он почувствовал в Куйбышеве не просто высокого руководителя, а своего, близкого по духу человека. А тот, изредка поглядывая на большие напольные часы, продолжал:
– Меня, Иван Павлович, как хозяйственника, интересуют насущные, с первого раза невидимые проблемы. Кто все-таки конкретно станет руководить стройкой? Откуда потянется рабочая сила? И не только землекопы, а настоящие спецы и люди, склонные к строительству, к металлургии… Большой вопрос к грузовому транспорту. Не вечно ж нам возить землю в тачках да на подводах… Или, например, как будет организован быт трудящихся? Там соберется много семейного люда. Поселенцы через год-два народят новых строителей. Всем понадобится быстрое и удобное жилье… Так что проблем много. А политическими вопросами у нас есть кому заниматься. И в Москве, и, думаю, на местах. Хотя это тоже важный момент. Товарищ Сталин чуть не каждый раз заостряет внимание членов Политбюро… Нынешнее время не для расслабления. Тем более к нам скоро нахлынут тысячи иностранцев. Коминтерн работает вплотную, торговые и дипломатические каналы пришли в движение. А как же? Капиталисты хоть и являются эксплуататорами пролетарских масс, но кое в чем разбираются получше нашего. Вот и надо нам подтянуться до Америки или той же Германии. Нам нельзя упускать такого шанса: у буржуев разворачивается глубокий экономический кризис…
Куйбышев подошел к высокому книжному шкафу из красного дерева. Вытянул книгу в переплете кофейного цвета. Открыл страницу, отмеченную бумажной закладкой.
– Подумали, что Маркс или Энгельс? Нет, Александр Иванович Герцен. Человек вроде бы столетней давности. Его «Былое и думы», можно сказать, шедевр мемуарной литературы. А написано словно вчера и про нас. Вы только послушайте: «Сибирь имеет большую будущность; на нее смотрят только как на подвал, в котором много золота, много меху и другого добра, но который холоден, занесен снегом, беден средствами жизни, не изрезан дорогами, не населен. Это неверно. Мертвящее русское правительство, делающее все насилием, все палкой, не умеет сообщить тот жизненный толчок, который увлек бы Сибирь с американской быстротой вперед…» Поняли? И дальше: «Увидим, когда… Америка встретится с Сибирью». Мне кажется, что теперь намечается первая встреча Сибири с Америкой. А вот какие встречи будут в будущем – это полностью зависит от нас. И что в результате этого получится: социалистическая Америка или капиталистическая Сибирь. На этот вопрос я пока ответа не знаю…
На большом столе, заваленном разными бумагами, зазвонил телефон. Звонил он долго и настойчиво. Куйбышев как бы в ответ на это с неменьшим упорством бросал недовольные взгляды в сторону звякающего аппарата.
Наконец отворилась дверь, молодой человек из приемной произнес вполголоса, но жестко:
– Иосиф Виссарионович!
Куйбышев подошел к столу, поднял трубку:
– Да! Да! Буду как обычно! У меня все готово, товарищ Сталин. – И положил трубку на рычажки. Приблизился к Бардину, протянул широкую ладонь: – Не прощаюсь, Иван Павлович. Жизнь только начинается. Думаю, что вы еще не раз порадуете нас трудовыми успехами и достижениями. А чтобы добиться этого, желаю вам и вашим близким самого доброго здоровья!
НОВОСИБИРСК. 1929. СИБКРАЙКОМ
Прогромыхав по мосту через Обь, поезд вскоре остановился. Вот он какой, бывший Новониколаевск! Рядовой городишко, который по воле судьбы оказался на пути Транссибирской железной дороги. А теперь неожиданно для всех задает тон, сделавшись центром Сибирского края!
Деревянное одноэтажное здание вокзала, построенное по типовому проекту. Не омский, конечно, вокзалище, где в архитектуре каменного сооружения просматривалась грандиозность и уникальность постройки. Зато с двумя кирпичными двухэтажными пристройками по бокам. Эти спесивые строения напоминали, что находишься не в захудалой деревне…
После теплого вагона почувствовался холодный неуют. Бардин зашел внутрь вокзала. Небольшой и совершенно пустой зал ожидания, окошечко буфета, дверь с надписью: «Почта». В буфете попросил булочку и стакан чая. Поскольку вымыть руки было негде, пришлось использовать кусок взятой в дорогу газеты. Наскоро перекусив, достал записную книжку, отыскал телефоны секретарей крайкома партии. Эйхе – 4-65, Зайцев – 4-62. Хотел позвонить, но почта оказалась закрыта.
Бардин пошел к двери, ведущей в город. Толпа пассажиров, которая добиралась до Новосибирска, к его изумлению, почти рассосалась.
Мужичок в фуфайке под коричневым фартуком, очевидно привокзальный дворник, на вопрос Бардина: «Как, товарищ, добраться до крайкома партии?» – махнул рукой:
– Вишь, вон там напротив церковка пресвятейшего Данилы? Возле ее и толкутся извозчики… Они тебя, мил человек, за рупь хоть на тот свет свезут. – и вроде как засмеялся, обнажив ряд желтых от курева зубов.
Бардину приглянулась кошевая повозка с бритоусым парнем лет тридцати. Сел в нее.
Уже ехали по улочке со старыми одноэтажными домишками, когда возница искоса глянул на седока:
– Видать, из самой России?
– Что, очень заметно? – поинтересовался Бардин.
– А то ж нет? Загар южный на лице, и бурочки не по сезону…
– Из Москвы. Командировка.
– К нам мало кто в гости едет. В основном по нужде да по государственным делам.
Бардин продолжал разглядывать незамысловатую архитектуру деревянных построек, потому что кирпичных зданий – ни одного…
– Наверно, не по душе наша глухомань? – продолжил возница.
– Отчего ж не по душе?
А сам подумал, как хорошо, что в последний момент жена уговорила надеть бурки. Дурак же, хотел в штиблетах с галошами…
Говорливый парень при вожжах оказался еще и поэтически подкованным. Замахнувшись на лошадь плетью, изрек:
– Ничего! Здесь будет город заложен назло надменному соседу…
Бардин от таких слов даже повеселел:
– Кто же они такие – ваши надменные соседи?
Парень сдвинул меховую шапку на левое ухо:
– Как кто? А тот же Омск или Красноярск. Опять же, Томск с Барнаулом. Все хотят быть указчиками. Токо, заметьте, у нас у одних по-революционному смененное имя. Как стали после Новониколаевска Новосибирском, так сразу я подумал, что быть нашему городу главным по всей Сибири!
Через несколько минут Бардин оказался на месте.
– Ну вот и адресочек ваш, товарищ, – остановив лошадь, произнес возница. – Бывший Николаевский, теперь проспект Красный, ровно пять.
Серое трехэтажное здание не отличалось замысловатостью, но в ряду соседствующих построек выглядело даже несколько помпезно. Особенно бросался в глаза приплюснутый, словно кепка, купол с красным флагом. И, как полагается, по бокам фронтона здание украшали и одновременно стерегли местные устои двое трудящихся явно пролетарского происхождения.
По широкой лестнице Бардин поднялся к главному входу, показал командировочное направление. К сожалению, ни Эйхе, ни второго секретаря Зайцева на месте не оказалось. Зато нашелся еще один секретарь, не назвавший своей фамилии, который был в курсе почти всех дел и событий в крае. Но перво-наперво расспросил Бардина, куда и когда тот намеревается держать свой путь дальше. Узнав, что в Томск, тут же дал распоряжение забронировать место на ближайший поезд, отправляющийся завтрашним утром.
Беседа с представителем крайкома партии, которого, как выяснилось в ходе разговора, зовут Николаем Николаевичем, Бардина не воодушевила. При этом он почерпнул много полезных сведений о здешних местах, о планах краевого руководства, о положении в Кузнецке.
Наконец Николай Николаевич, дунув в телефонную трубку, попросил барышню соединить его с каким-то человеком из краевого совнархоза. Располагался совнархоз в этом же здании, и нужный для разговора товарищ вскоре прибыл.
Глядя в небритое с дороги лицо Бардина, он отрекомендовался:
– Игнашевич Сергей Павлович. Руководитель секции обработки металлов.
Сославшись на срочные дела, Николай Николаевич вышел из своего кабинета, и Бардин обрадовался, что его беседе с Игнашевичем никто не будет мешать.
– Конечно, строительство завода у нас под боком – это прозорливая политика партии, – начал представитель краевого совнархоза. – К примеру, товарищ Эйхе стоит горой, чтоб его непременно воздвигнуть в нашем крае. Причем не далее как за одну пятилетку… Только вы сами подумайте: там, в том Кузнецке, еще конь не валялся. Не скрою, Горбуновская площадка была принята не с бухты-барахты. И дело вроде кипит. Тельбессбюро шлет отчеты о большой проделанной работе. Но ежели по-толковому разобраться – с чего такая радость? Людей как не бывало там, так и нету. Матерьялы и всяческую технику никто не засылает, да и некому все это запрашивать из глуши той…
Вспомнив о «матерьялах», Игнашевич совершил безмолвный круг по чужому кабинету. Остановился, чтобы налить из графина воды.
Пояснил:
– Вчера немножко взбодрились у себя дома. У тещи юбилейный день выдался, семьдесят, не приведи господи… Что ни говорите, Иван Павлович, годы. Дал бы Он, – Игнашевич строго указал пальцем в потолок, – чтобы мы все дожили до таких годочков…
Еще налил полный стакан, опустошив крайкомовский графин. Выпил до дна и продолжил:
– Если честно, то наши товарищи из совнархоза имеют несколько иное мненьице. Вот вы, к примеру, прибыли сегодня из столицы. Утречком сядете в поезд до Томска. Потом еще раз, потом еще. И снова, проделав преогромное колечко по краю, окажетесь на этом же ровно месте. Задается естественный вопрос: а почему бы заводик воздвигнуть не в какой-то дикой глуши, а вон там, на бережку великой и могучей реки Оби? Тут вам, Иван Павлович, не то что там. И с кадрами куда наилучше, и электроток готовый почти под самым носом. По крайней мере, осветиться всегда можете и подцепить какой-нибудь насосик или другой механизьм.
Бардина царапнуло слово «механизьм», произнесенное с явно подчеркнутым мягким знаком. Он понял, что надеяться на серьезную помощь товарищей из совнархоза ему не стоит. С другой стороны, это и обрадовало: не будут влезать по всяким пустякам. Он давно знал, что хорошей помощью бывает и то, когда не суют нос в твое дело и не мешают…
Но Игнашевич не унимался и продолжал свой стратегический экскурс. Видимо, тещин юбилей наложил отпечаток.
– И подвоз людей и стройматериалов куда экономичней… Вы и сами можете подсчитать большую пользу завода в наших местах.
Бардин по ходу его речи проделывал в голове несложные расчеты. И думал только об одном: хорошо, что есть на свете дельные и понимающие люди – не зря же принято наконец Москвой решение строить завод именно в Кузнецке.
Николай Николаевич появился к концу разговора. По лицам своих гостей понял, что все интересующие их вопросы обговорены. Поблагодарил Игнашевича за участие в важной беседе и, когда тот оказался за порогом кабинета, глухо сказал:
– Думаю, вы уловили настрой совнархозовских товарищей. Это, простите, наша беда… Частный результат неорганизованности в управлении производством на местах. Бывший первый секретарь краевого комитета партии товарищ Сырцов здесь прочно укоренил мысль, что планы индустриального развития Сибири – это всего лишь промышленный романтизм. Дело, мол, очень далекого будущего. Лучше, считал, все силы сосредоточить на развитии сельского хозяйства. Хотя по крупному счету он даже прав. Для этого есть все необходимые условия. Как для земледелия, так и для молочного животноводства… Такая же позиция и сомнения прослеживаются в высказываниях товарищей Рыкова и Бухарина. А Лев Давыдович Троцкий в своей речи на встрече с сибиряками в Москве вообще заявил, что Сибирь не сможет в ближайшем будущем преодолеть то, что заложено столетиями в ее прошлом. То есть беда в нашей отсталой экономике, в отсутствии транспортных путей и, само собой, в слабой заселенности. Какое уж тут развитие в Сибири крупной промышленности! Да еще металлургии…
Кроме того, есть еще один момент. Как вы знаете, страна только примеривается к своим нуждам и потребностям. Сейчас в верхах прорабатывается вопрос эффективного переустройства и перераспределения власти. Возможно, в ближайшее время местные совнархозы вольются в состав исполкомов. Вот отсюда значится, что некоторые ответственные товарищи, в том числе и у нас, почувствовали, что под задницей становится горячо. Каждый старается себе подстелить соломку…
Николай Николаевич подошел к столу, хотел налить воды, но обнаружил пустой графин. Лицо его скривилось в саркастической улыбке.
– М-да… – коротко заключил он. И продолжил: – А вот Роберт Индрикович, считаю, имеет правильное и принципиальное направление. Тельбесский завод в Кузнецке – это то, чего не хватает сейчас нашему государству в Сибири…
Потом Николай Николаевич в виде предисловия описал московскому гостю картину проживания в заезжем доме, после чего пригласил его переночевать у себя.
Бардин не любил затруднять хозяев присутствием чужого человека. Но, подумав, все-таки согласился. Ночевать в казенной, плохо прогретой гостинице, да еще, возможно, с клопами и тараканами, ему сильно не хотелось…
Утром он отправился в Томск.
ТОМСК. 1929. ПЕРВОЕ ПОСЕЩЕНИЕ
…Проводник объявил, что поезд прибывает в Томск. В окошке показался далекий силуэт незнакомого города. Слева коптили дымом производственные постройки, скорее всего, там работал кирпичный завод. Поодаль растянулось сооружение, смахивающее на ипподром. За ним были отчетливо видны торчащие из снега кресты и памятники – надо полагать, местное кладбище.
Местность выглядела серой и унылой. Но Бардина влекло живое дело. Где-то здесь находятся ключи от его будущей работы. Поэтому мысли об увиденном он выкинул из головы…
Мартовское солнце ложилось искоса, слепило глаза. Тени не по-городскому растекались по прихваченному теплом снегу. Вот оно как, оказывается. Вот как встречает гостей глубокая Сибирь. «Томск-2», – прочитал Иван Павлович над входом станционного вокзала.
По дощатому настилу перрона направился к входу в вокзал. Перед ним предстало высокое одноэтажное сооружение с мансардным выступом, имеющим три больших окна. Деревянное здание выглядело необычно фигуристым для этих мест. Железнодорожное ведомство царской России не расщедрилось облагородить губернский город прямой дорогой на Владивосток, построив лишь небольшую ветку от промежуточной станции Тайга. Зато вокзальчик смастерило с изыском и с учетом значения столицы губернии. Правда, от глаза Бардина не ускользнули шапки неубранного снега на кровле здания, особенно над верандой; под ней летом, видать, любил посидеть в прохладе встречающий или провожающий народ.
Левее от вокзала расположилось багажное отделение, справа тянулась цепочка других мелких пристанционных построек.
В это время кто-то окликнул Бардина:
– Иван Павлович!
Метрах в десяти стоял высокий мужчина в черном полушубке. На ногах большие валенки, обтянутые самодельными резиновыми галошами.
Мужчина подошел, протянул руку:
– С приездом! Я вас свободно вычислил! – и тут же представился: – Щепочкин Викентий Николаевич, главный инженер Тельбесского бюро. Как доехали?
На его корявом, но сохранившем мужскую красоту лице проступило смущение.
– Мы ж как-никак не каждый день встречаем гостей из Москвы. Хотелось бы знать о ваших планах…
Планы у Бардина были простые: узнать все о будущем заводе.
– Везите меня к себе, знакомьте с ситуацией, рассказывайте все, что знаете. Показывайте то, что есть. Потом попрошу ответить на мои вопросы, если они возникнут по ходу дела. Ну и, конечно, надо будет побывать на Горбуновской площадке, посмотреть, прикоснуться, пощупать… Вот, собственно, и все. Как думаете: не многовато для первого раза?
– Да вы что! Так и сделаем. Надеюсь, что за неделю, максимум дней за десять управимся.
– Я тоже так думаю. Тогда в путь.
Обогнули здание вокзала. У коновязи их ожидал экипаж – гнедая лошадь, впряженная в возок с откидным верхом. Щепочкин и взялся за вожжи.
Оказалось, что вокзал располагается на отшибе. Сам город примерно в версте от него. Вскоре пошли добротные дома. Бардину они даже понравились. Не то что приземистые развалюхи в Новосибирске. Въехали на широкую улицу.
– Наша Бульварная, – пояснил Щепочкин. – Всех встречает и всех провожает!
Дальше он, видимо, не знал, о чем вести речь. Гость тоже молчал.
Прервал молчание Щепочкин при пересечении новой улочки:
– Тверская. Дальше Преображенская, Красноармейская, Торговая, Белинского… А вот эта в начале века звалась Почтамтской.
– Интересно… – сквозь зевоту сказал Бардин. – Многие, видать, раньше иначе именовались.
– А как же! – оживился Щепочкин. – Народ в городе еще к некоторым названиям не попривык. Смена эпох – нешуточный вопрос… Ну а вот наша краса и гордость – улочка Миллионная! Близ нее почти все главные учреждения и конторы. Тут центр города все ж! Потерпите немного, и въедем в пункт нашей дислокации.
Наконец подъехали к огромному бревенчатому зданию барачного типа.
До чего ж замечательна эта улица! Почти к каждому его приезду обновляется то один, то другой фасад. Да и как иначе? Столичные города всегда растут быстрее и благоденствуют заметнее окраинных поселений…
Бардин спешил, но даже от беглого его взгляда не ускользало ни одно приметное сооружение. А их тут кругом множество – не то что в его сорокатысячном Запорожье-Каменском.
Высится Ветеринарный институт, в котором до революции находился Институт благородных девиц. Тянется линия старинных домов, возле них когда-то студенты пытались митинговать против редакции самодержавной газеты «Южный край». Тут же в пятом году таились явочные квартиры большевиков, замаскированные под кафе и аптеки. По сохранившимся камням мостовой на празднование Первомая шли колонны демонстрантов. Ну, а в доме под несчастливым номером 13 работало первое рабоче-крестьянское правительство и располагался Центральный исполнительный комитет Советов Украины.
Взгляд остановился на здании драматического театра. Туда теперь заманивает своими постановками новоявленный театр «Березиль» под руководством Леся Курбаса. Новые времена – новые песни. Наискосок в угловом четырехэтажном доме живет сам Василий Блюхер – герой Каховки и Перекопа, ныне помощник командующего Украинским военным округом Ионы Якира.
А вот и здание строгих архитектурных форм стиля неоренессанса – это бывший Совет горнопромышленников юга России. Сразу после революции в нем размещалось студенческое общежитие и редакция журнала «Студент революции». Сейчас тут находится управление треста «Югосталь». Управляющих и технических директоров металлургических заводов в эти дни ждут здесь неотложные дела: отчеты по работе за прошедший год и планы на будущий…
Бардин облегченно вздохнул. Теперь все улажено, нет за ним никаких долгов. Позади властные кабинеты, в которых начальство любит давать указания. Розданы последние презенты и реверансы секретаршам с пальчиками, совершающими чудеса на пишущих машинках. К этим симпатичным девушкам Бардин обращался часто – когда надо было срочно перепечатать испорченный лист отчета или допечатать несколько недостающих фраз.
Директор завода Иосиф Петрович Манаенков предложил ехать домой в его легковушке. Но Бардин отказался, представив, что придется всю дорогу сидеть или возле его дражайшей Марии Стефановны, или рядом с шофером, что тоже несерьезно. К тому же надо было забежать в хозяйственный магазин и купить новую терку для овощей, уж очень просила его перед отъездом Мария.
Собрался было взять извозчика. Но увидел копошащуюся около коновязи публику и отправился пешком. Через сотню шагов, правда, пожалел: долго идти. Дорогу перед ним пересек мужчина в шляпе и в пальто с высоко поднятым воротником, под мышкой сверток; видимо, человек подался в баню. Но потом мелькнуло в голове: ведь у людей завтра православное Рождество, некоторые еще до сих пор умудряются ставить у себя в доме елочку! Хотя несколько дней назад «Правда» писала, что этот праздник советской властью навсегда отменен, а вместо него вводится новый, который будет называться Днем индустриализации.
Бардину не терпелось добраться до своего временного пристанища. Придя наконец, разделся и лег, ожидая, чтоб умиротворилось в нем все – и дух и тело. Утром домой в Каменское, а там опять нескончаемые горы работы…
Кажется, задремал. Но неожиданно в дверь постучали. Наверно, обслуга. Чего еще надо в такой час?
– Открыто!
Вкатился подвижный, как ртуть, человечек, напоминающий эстрадного конферансье. Было видно, что он откуда-то летел и спешит дальше. Здесь оказался случайно, но успел выдохнуть:
– Здравствуйте! Я не обознался: вы лично Иван Павлович Бардин?
– Совершенно так!
А сам подумал: тип не из ГПУ, оттуда приходят другие люди и обращаются совсем не так…
Приподнимаясь с кровати, произнес:
– Чем вам обязан?
– Я представляю интересы Тельбессбюро. Моя фамилия Шагаев.
– И что?
В этот момент Бардина озарила догадка. Он вспомнил о бюро с таким странным названием, по нынешним временам серьезной конторе, которая занимается строительством нового металлургического завода в Сибири. Неужели это то самое?
– И что бы вы хотели от меня, товарищ?
Нежданный гость выпалил на одном дыхании:
– Мне поручено передать вам устное приглашение поехать в Кузнецк главным инженером на строительство нового завода. В Москве вы рекомендованы ответственными работниками Совнаркома…
Это просто невероятно! Бардин совсем недавно прокручивал в голове мысль: как бы побольше узнать об этом Тельбесском заводе. А он, оказывается, сам собой вдруг приплыл в белы рученьки… Не ошибка ли?
– Но я же работаю, причем вы, наверно, знаете, где и в какой должности.
– Иван Павлович, все уже обговорено по телефону с товарищем Штокманом. Он понимает важность и остроту момента. С Москвой спорить не станет. Товарищ Манаенков тоже в курсе событий…
Бардин никогда не чувствовал себя таким растерянным. Этот человечек ставит его в глупое положение! Захотелось даже выпроводить странного вестника. Но Шагаев, похоже, говорил серьезно, хотя взгляд по-прежнему был веселым и нахальным.
– Думаю, что с вашим переводом все решится как нельзя лучше. Скажите последнее: сколько вы хотите получать за работу на новом месте?
Теперь до Бардина дошло, что это не сон и не розыгрыш. Манаенков явно был в курсе событий. И видимо, хотел что-то сказать по дороге в своем авто. Не зря ж приглашал поехать вместе с ним…
– Скажите своим людям, что я согласен! – взорвавшись, выпалил Бардин. – А деньги для меня не так важны, как вы считаете. Если дело дойдет до серьезного разговора, то могу вас заверить: Тельбесстрой из-за моего присутствия финансово не пострадает!
Было видно, что Шагаев не ожидал столь скорого благоприятного исхода. Зачем-то расстегнул, потом застегнул свой портфель.
Еще раз удовлетворенно блеснул горячим взором:
– Большое спасибо, Иван Павлович! За ваш быстрый ответ и согласие!
И он, словно ртутный комочек, выкатился за дверь.
А Бардин уже не мог успокоиться. Чувство неясности, неопределенности и, главное, недоговоренности томило его весь вечер и почти всю ночь. Хотел отмахнуться, забыть, не думать больше ни о каком Тельбесстрое. Но ничего не получалось…
Как только он появился в своем рабочем кабинете, первым к нему заглянул завкадрами Штокман:
– Иван Павлович, я вас поздравляю… Пришла телеграмма из Москвы. По-моему, что-то связано с вашим переводом на другую работу. Иосиф Петрович тоже в курсе.
Больше у Бардина никаких сомнений не было.
МОСКВА. 1929. В КАБИНЕТЕ КУЙБЫШЕВА
Сначала, наскоро позавтракав в буфете Киевского вокзала, он побывал в Главметалле, размещавшемся в начале Ногинского переулка. Получил направление и отправился с ним в Ветошный переулок: там обосновалось представительство Тельбесстроя. И только под самый вечер попал на Тверскую.
Свернул за угол. Огромное серое здание с весьма значительной вывеской: «Совнарком». Здесь работал Совет Народных Комиссаров страны. Бардину уже приходилось бывать в этих хоромах. На входе, как и раньше, двое из охраны: один с винтовкой, второй проверяет документы. Протянул телеграмму. Проверяющий скользнул взглядом – сначала по тексту, потом по лицу прибывшего.
– Второй этаж, по коридору справа.
Сжимая ручку портфеля, скорым шагом поднялся по широкой лестнице. Думал, что окажется в хвосте длинной очереди, какая нередко скапливается к вечеру перед дверями высокого начальства. Но оказалось, что у кабинета председателя ВСНХ безлюдно.
«Этого еще не хватало! – подумал Бардин, входя в приемную. – Заболел или куда-то уехал».
Так и есть. Пустота. Иван Павлович вздохнул, хотел было присесть на стул с сиденьем, обтянутым зеленым сукном, – видимо, еще из гарнитура царских времен, теперь такие никто не делает… Решил немного отдышаться.
Но в этот момент отворилась половина массивной двухстворчатой двери, показался высокий молодой человек с короткой стрижкой. Улыбнулся и, глядя Бардину в глаза, произнес:
– Товарищ Куйбышев на это время отменил все встречи. Он ждет только вас, Иван Павлович!
Значит, с проходной уже доложили о его прибытии.
Хозяин кабинета встретил Бардина почти у самого порога. Иван Павлович знал этого человека по разговорам среди начальствующей братии металлургов. Куйбышев не славился ораторством, не был бойким говоруном. Но около него и после него всегда оставался заметный след толкового, умудренного опытом хозяйственника. Жизнь страны невозможно было представить без такой фигуры. Куйбышев продавливал трудности, словно растущее дерево, вздымал землю, поднимал кверху не только прикатанный асфальт, но и уложенную на века брусчатку… Совнарком был для него настоящим домом. Он в полном смысле здесь дневал и ночевал. Квартира Куйбышева находилась в этом же здании.
Не всех руководителей страны Бардин воспринимал всерьез и с особым трепетом. Сталина, безусловно, если не обожествлял, то ставил во главу угла. Еще Серго Орджоникидзе, потом Мироныч, то есть Киров. Деловой мужик Лазарь Моисеевич Каганович… Со своего насеста Бардин видел среди руководства страны и явных прилипал. Но не ему судить: сам он всю жизнь ходил беспартийным, а до этих куда ему – все они носили на плечах умные головы и считались большевиками с огромным революционным стажем…
Бросилось в глаза, как гармонично Куйбышев вписывается в пространство кабинета. Мужчине немногим за сорок. Не красавец, зато высокий, плотный, широкоплечий, лобастый, с темным оттенком лица. Большие ясные глаза. Голову охватила шевелюра густых темно-каштановых волос. И до странности простецкая одежда по сравнению с бардиновской: не раз побывавшая в стирке гимнастерка, опоясанная узким коричневым ремешком, английские бриджи серого цвета и белые бурки.
– Вы не стесняйтесь, Иван Павлович! – проговорил Куйбышев и движением ладони указал на кресло около письменного стола.
Молча пересек кабинет по диагонали, глянул в широкое окно, будто высматривая на улице кого-то.
Не поворачиваясь к посетителю, проговорил:
– Вы, я думаю, успели вникнуть в проектные материалы по Сибирскому заводу. Скажу честно: кроме вас, мне не у кого узнать достоверно о состоянии новостройки. Буду спрашивать долго и с пристрастием.
Постоял в некоторой задумчивости.
Наконец повернулся к Бардину, улыбнулся с детской непосредственностью:
– Вообще, проблему кузнецкого строительства я знаю достаточно хорошо. Но хотел бы знать еще глубже. А вы живой свидетель этого разворачивающегося грандиозного процесса…
Бардин почувствовал себя неуютно от таких лестных слов.
– Валериан Владимирович, готов изложить свое мнение. Я, насколько мог, влез в проект только сегодня. Фактически о стройке еще ничего не знаю.
Куйбышев сел. Но слушал недолго.
Попросил:
– Изложите свое видение проекта завода в целом. Думаю, что фирма «Фрейн» сумела понять наши цели и задачи… Или все-таки имеются существенные упущения? – Не дождавшись, когда Бардин начнет отвечать, он вышел на середину кабинета и стал произносить слова, будто заученные наизусть: – Совсем недавно я видел, как первоначальный проект Тельбесского завода разваливался на глазах. Скажу честно, то была для меня драматическая ситуация. Ведь даже некоторые ответственные товарищи у нас вели открытые и закулисные игры. И до сих пор эту затею кое-кто считает никчемным делом. Но Совет Труда и Обороны, приняв общее решение о строительстве завода, потребовал от меня ускорения строительства. Вы, наверно, в курсе, что в конце марта прошлого года была образована строительная организация Тельбесстрой…
Да, примерно тогда до Бардина и докатились слухи о строительстве завода в Сибири.
– Мы постарались, чтобы в составе руководства Тельбесстроя оказались активные сторонники строительства и разработчики нового проекта, – объяснял председатель ВСНХ. – Например, председатель Сибкрайсовнархоза товарищ Терехов, профессора Томского технологического института Гутовский и Усов, член Сибплана инженер Зуев и другие. Руководить общей работой в период организации будет Петр Иванович Подзаходников. Это бывший рабочий-металлист судомеханического завода, активный участник революционных событий. В отличие от остальных он, правда, имеет только начальное образование, но проявил способности в организации производства.
Куйбышев задумчиво помолчал.
С горечью усмехнулся:
– Но, как говорится, опять у бабы заболело порося… Стройка получалась нерентабельной. По последним расчетам, запасов тельбесской руды можно наскрести кое-как на 20 лет… К тому же должен выродиться малюсенький заводик мощностью всего в 300 тысяч тонн чугуна в год – это ж совсем несерьезно. За рубежом теперь строят заводы в несколько раз крупнее… В последнее время предложено возить уголь Кузбасса на Урал, а оттуда – в тех же вагонах – руду в Кузбасс. Такая идея имеет под собой основание. Кроме того, в проект уже вложены большие деньги… Как видите, отступать больше некуда… Такое вот дело.
Снова последовала пауза.
Потом Куйбышев добавил:
– Первым делом сейчас должны решить кадровые вопросы. Подзаходникова заменим на бывшего заместителя председателя Сибкрайсовнархоза Филомея Тимофеевича Колгушкина. Ну, а главным инженером будущей стройки будете назначены вы, Иван Павлович… Какие мысли на этот счет роятся в вашей голове?
Бардин не ожидал, что Куйбышев так резко сменит направление своего, можно сказать, выступления. В тон председателю ВСНХ он ответил:
– Скажу откровенно: у меня имеется ряд вопросов к проекту. Но в целом американские специалисты правильно определились с мощностью и составом завода. У нас в России достаточно своих маломерок. А в Сибири должна расти настоящая металлургическая мощь. Вы правильно заметили, что некоторые товарищи сомневаются. И на самом деле: где найдем строителей, откуда возьмем механизмы? Как быть с недостатком квалифицированных кадров? Мол, нет даже серьезных точек сбыта товарной продукции. Но у меня на этот счет другое мнение. Стоит глянуть на карту России. Сколько километров железных дорог проложено от Москвы до Владивостока, сотни мостов… Все это скоро потребует обновления. А новые города, фабрики, трубы электростанций… Линии электропередачи. Россия во все времена была деревянной страной. Теперь понемногу становится кирпичной. Но в будущем должна стать настоящей железной державой…
Куйбышев нахмурил брови. Было видно, что он ожидал от приглашенного более конкретных слов.
– Вы, Иван Павлович, скажите лучше о выбранной заводской площадке. Она вас как металлурга устраивает? Там же сплошь одни топи, болота…
Бардин пожевал сухими губами. Про какие болота ведет речь Куйбышев? Он успел просмотреть имевшийся отчет гидрогеологов. Изыскания говорят, что грунты в основании будущего завода достаточно прочные. Да, местами есть верховодка, даже обозначены водяные линзы. Но сплошных топей нет. Возможны, конечно, непредвиденные обстоятельства… Однако при нынешнем уровне техники и технологии можно решить любой вопрос. Каких только каверз не пришлось решать русским инженерам при строительстве Транссиба! Столько великих рек смогли пересечь! Да и настоящие болота тянутся там на сотни километров. Накоплен громадный опыт сложного строительства.
Как всегда, Бардин начал заводиться. Он знал за собой это и научился сдерживаться, надеясь, что внешне его взволнованность никак не проявляется.
Но Куйбышев все-таки уловил состояние собеседника. Подошел, положил ладонь на его плечо:
– Иван Павлович, дорогой!.. Я же родом почти из тех мест. Кузнецкий край знаю по самую крышу. Там на правом берегу Томи стоит мой отчий дом… Отец не раз брал меня с собой на осеннюю охоту. Утка – дело тонкое и увлекательное… Полазили мы по этим болотам. На левом берегу истоптали столько дорог и тропинок. Все села в округе знаю наперечет. Как сейчас они перед глазами. Бессоновка, она ж Черноусово, подальше Горбуново… В Редаково и в Точилино не удалось побывать, далековато – на горе селенья… Где от дождя пришлось укрываться, где просили водички попить. До самой Старцевой горы пробирались по кочкам среди камышей. Вот мне и любопытно сравнить свое представление о местности с выводами настоящего специалиста.
У Бардина отлегло на душе. Теперь он почувствовал в Куйбышеве не просто высокого руководителя, а своего, близкого по духу человека. А тот, изредка поглядывая на большие напольные часы, продолжал:
– Меня, Иван Павлович, как хозяйственника, интересуют насущные, с первого раза невидимые проблемы. Кто все-таки конкретно станет руководить стройкой? Откуда потянется рабочая сила? И не только землекопы, а настоящие спецы и люди, склонные к строительству, к металлургии… Большой вопрос к грузовому транспорту. Не вечно ж нам возить землю в тачках да на подводах… Или, например, как будет организован быт трудящихся? Там соберется много семейного люда. Поселенцы через год-два народят новых строителей. Всем понадобится быстрое и удобное жилье… Так что проблем много. А политическими вопросами у нас есть кому заниматься. И в Москве, и, думаю, на местах. Хотя это тоже важный момент. Товарищ Сталин чуть не каждый раз заостряет внимание членов Политбюро… Нынешнее время не для расслабления. Тем более к нам скоро нахлынут тысячи иностранцев. Коминтерн работает вплотную, торговые и дипломатические каналы пришли в движение. А как же? Капиталисты хоть и являются эксплуататорами пролетарских масс, но кое в чем разбираются получше нашего. Вот и надо нам подтянуться до Америки или той же Германии. Нам нельзя упускать такого шанса: у буржуев разворачивается глубокий экономический кризис…
Куйбышев подошел к высокому книжному шкафу из красного дерева. Вытянул книгу в переплете кофейного цвета. Открыл страницу, отмеченную бумажной закладкой.
– Подумали, что Маркс или Энгельс? Нет, Александр Иванович Герцен. Человек вроде бы столетней давности. Его «Былое и думы», можно сказать, шедевр мемуарной литературы. А написано словно вчера и про нас. Вы только послушайте: «Сибирь имеет большую будущность; на нее смотрят только как на подвал, в котором много золота, много меху и другого добра, но который холоден, занесен снегом, беден средствами жизни, не изрезан дорогами, не населен. Это неверно. Мертвящее русское правительство, делающее все насилием, все палкой, не умеет сообщить тот жизненный толчок, который увлек бы Сибирь с американской быстротой вперед…» Поняли? И дальше: «Увидим, когда… Америка встретится с Сибирью». Мне кажется, что теперь намечается первая встреча Сибири с Америкой. А вот какие встречи будут в будущем – это полностью зависит от нас. И что в результате этого получится: социалистическая Америка или капиталистическая Сибирь. На этот вопрос я пока ответа не знаю…
На большом столе, заваленном разными бумагами, зазвонил телефон. Звонил он долго и настойчиво. Куйбышев как бы в ответ на это с неменьшим упорством бросал недовольные взгляды в сторону звякающего аппарата.
Наконец отворилась дверь, молодой человек из приемной произнес вполголоса, но жестко:
– Иосиф Виссарионович!
Куйбышев подошел к столу, поднял трубку:
– Да! Да! Буду как обычно! У меня все готово, товарищ Сталин. – И положил трубку на рычажки. Приблизился к Бардину, протянул широкую ладонь: – Не прощаюсь, Иван Павлович. Жизнь только начинается. Думаю, что вы еще не раз порадуете нас трудовыми успехами и достижениями. А чтобы добиться этого, желаю вам и вашим близким самого доброго здоровья!
НОВОСИБИРСК. 1929. СИБКРАЙКОМ
Прогромыхав по мосту через Обь, поезд вскоре остановился. Вот он какой, бывший Новониколаевск! Рядовой городишко, который по воле судьбы оказался на пути Транссибирской железной дороги. А теперь неожиданно для всех задает тон, сделавшись центром Сибирского края!
Деревянное одноэтажное здание вокзала, построенное по типовому проекту. Не омский, конечно, вокзалище, где в архитектуре каменного сооружения просматривалась грандиозность и уникальность постройки. Зато с двумя кирпичными двухэтажными пристройками по бокам. Эти спесивые строения напоминали, что находишься не в захудалой деревне…
После теплого вагона почувствовался холодный неуют. Бардин зашел внутрь вокзала. Небольшой и совершенно пустой зал ожидания, окошечко буфета, дверь с надписью: «Почта». В буфете попросил булочку и стакан чая. Поскольку вымыть руки было негде, пришлось использовать кусок взятой в дорогу газеты. Наскоро перекусив, достал записную книжку, отыскал телефоны секретарей крайкома партии. Эйхе – 4-65, Зайцев – 4-62. Хотел позвонить, но почта оказалась закрыта.
Бардин пошел к двери, ведущей в город. Толпа пассажиров, которая добиралась до Новосибирска, к его изумлению, почти рассосалась.
Мужичок в фуфайке под коричневым фартуком, очевидно привокзальный дворник, на вопрос Бардина: «Как, товарищ, добраться до крайкома партии?» – махнул рукой:
– Вишь, вон там напротив церковка пресвятейшего Данилы? Возле ее и толкутся извозчики… Они тебя, мил человек, за рупь хоть на тот свет свезут. – и вроде как засмеялся, обнажив ряд желтых от курева зубов.
Бардину приглянулась кошевая повозка с бритоусым парнем лет тридцати. Сел в нее.
Уже ехали по улочке со старыми одноэтажными домишками, когда возница искоса глянул на седока:
– Видать, из самой России?
– Что, очень заметно? – поинтересовался Бардин.
– А то ж нет? Загар южный на лице, и бурочки не по сезону…
– Из Москвы. Командировка.
– К нам мало кто в гости едет. В основном по нужде да по государственным делам.
Бардин продолжал разглядывать незамысловатую архитектуру деревянных построек, потому что кирпичных зданий – ни одного…
– Наверно, не по душе наша глухомань? – продолжил возница.
– Отчего ж не по душе?
А сам подумал, как хорошо, что в последний момент жена уговорила надеть бурки. Дурак же, хотел в штиблетах с галошами…
Говорливый парень при вожжах оказался еще и поэтически подкованным. Замахнувшись на лошадь плетью, изрек:
– Ничего! Здесь будет город заложен назло надменному соседу…
Бардин от таких слов даже повеселел:
– Кто же они такие – ваши надменные соседи?
Парень сдвинул меховую шапку на левое ухо:
– Как кто? А тот же Омск или Красноярск. Опять же, Томск с Барнаулом. Все хотят быть указчиками. Токо, заметьте, у нас у одних по-революционному смененное имя. Как стали после Новониколаевска Новосибирском, так сразу я подумал, что быть нашему городу главным по всей Сибири!
Через несколько минут Бардин оказался на месте.
– Ну вот и адресочек ваш, товарищ, – остановив лошадь, произнес возница. – Бывший Николаевский, теперь проспект Красный, ровно пять.
Серое трехэтажное здание не отличалось замысловатостью, но в ряду соседствующих построек выглядело даже несколько помпезно. Особенно бросался в глаза приплюснутый, словно кепка, купол с красным флагом. И, как полагается, по бокам фронтона здание украшали и одновременно стерегли местные устои двое трудящихся явно пролетарского происхождения.
По широкой лестнице Бардин поднялся к главному входу, показал командировочное направление. К сожалению, ни Эйхе, ни второго секретаря Зайцева на месте не оказалось. Зато нашелся еще один секретарь, не назвавший своей фамилии, который был в курсе почти всех дел и событий в крае. Но перво-наперво расспросил Бардина, куда и когда тот намеревается держать свой путь дальше. Узнав, что в Томск, тут же дал распоряжение забронировать место на ближайший поезд, отправляющийся завтрашним утром.
Беседа с представителем крайкома партии, которого, как выяснилось в ходе разговора, зовут Николаем Николаевичем, Бардина не воодушевила. При этом он почерпнул много полезных сведений о здешних местах, о планах краевого руководства, о положении в Кузнецке.
Наконец Николай Николаевич, дунув в телефонную трубку, попросил барышню соединить его с каким-то человеком из краевого совнархоза. Располагался совнархоз в этом же здании, и нужный для разговора товарищ вскоре прибыл.
Глядя в небритое с дороги лицо Бардина, он отрекомендовался:
– Игнашевич Сергей Павлович. Руководитель секции обработки металлов.
Сославшись на срочные дела, Николай Николаевич вышел из своего кабинета, и Бардин обрадовался, что его беседе с Игнашевичем никто не будет мешать.
– Конечно, строительство завода у нас под боком – это прозорливая политика партии, – начал представитель краевого совнархоза. – К примеру, товарищ Эйхе стоит горой, чтоб его непременно воздвигнуть в нашем крае. Причем не далее как за одну пятилетку… Только вы сами подумайте: там, в том Кузнецке, еще конь не валялся. Не скрою, Горбуновская площадка была принята не с бухты-барахты. И дело вроде кипит. Тельбессбюро шлет отчеты о большой проделанной работе. Но ежели по-толковому разобраться – с чего такая радость? Людей как не бывало там, так и нету. Матерьялы и всяческую технику никто не засылает, да и некому все это запрашивать из глуши той…
Вспомнив о «матерьялах», Игнашевич совершил безмолвный круг по чужому кабинету. Остановился, чтобы налить из графина воды.
Пояснил:
– Вчера немножко взбодрились у себя дома. У тещи юбилейный день выдался, семьдесят, не приведи господи… Что ни говорите, Иван Павлович, годы. Дал бы Он, – Игнашевич строго указал пальцем в потолок, – чтобы мы все дожили до таких годочков…
Еще налил полный стакан, опустошив крайкомовский графин. Выпил до дна и продолжил:
– Если честно, то наши товарищи из совнархоза имеют несколько иное мненьице. Вот вы, к примеру, прибыли сегодня из столицы. Утречком сядете в поезд до Томска. Потом еще раз, потом еще. И снова, проделав преогромное колечко по краю, окажетесь на этом же ровно месте. Задается естественный вопрос: а почему бы заводик воздвигнуть не в какой-то дикой глуши, а вон там, на бережку великой и могучей реки Оби? Тут вам, Иван Павлович, не то что там. И с кадрами куда наилучше, и электроток готовый почти под самым носом. По крайней мере, осветиться всегда можете и подцепить какой-нибудь насосик или другой механизьм.
Бардина царапнуло слово «механизьм», произнесенное с явно подчеркнутым мягким знаком. Он понял, что надеяться на серьезную помощь товарищей из совнархоза ему не стоит. С другой стороны, это и обрадовало: не будут влезать по всяким пустякам. Он давно знал, что хорошей помощью бывает и то, когда не суют нос в твое дело и не мешают…
Но Игнашевич не унимался и продолжал свой стратегический экскурс. Видимо, тещин юбилей наложил отпечаток.
– И подвоз людей и стройматериалов куда экономичней… Вы и сами можете подсчитать большую пользу завода в наших местах.
Бардин по ходу его речи проделывал в голове несложные расчеты. И думал только об одном: хорошо, что есть на свете дельные и понимающие люди – не зря же принято наконец Москвой решение строить завод именно в Кузнецке.
Николай Николаевич появился к концу разговора. По лицам своих гостей понял, что все интересующие их вопросы обговорены. Поблагодарил Игнашевича за участие в важной беседе и, когда тот оказался за порогом кабинета, глухо сказал:
– Думаю, вы уловили настрой совнархозовских товарищей. Это, простите, наша беда… Частный результат неорганизованности в управлении производством на местах. Бывший первый секретарь краевого комитета партии товарищ Сырцов здесь прочно укоренил мысль, что планы индустриального развития Сибири – это всего лишь промышленный романтизм. Дело, мол, очень далекого будущего. Лучше, считал, все силы сосредоточить на развитии сельского хозяйства. Хотя по крупному счету он даже прав. Для этого есть все необходимые условия. Как для земледелия, так и для молочного животноводства… Такая же позиция и сомнения прослеживаются в высказываниях товарищей Рыкова и Бухарина. А Лев Давыдович Троцкий в своей речи на встрече с сибиряками в Москве вообще заявил, что Сибирь не сможет в ближайшем будущем преодолеть то, что заложено столетиями в ее прошлом. То есть беда в нашей отсталой экономике, в отсутствии транспортных путей и, само собой, в слабой заселенности. Какое уж тут развитие в Сибири крупной промышленности! Да еще металлургии…
Кроме того, есть еще один момент. Как вы знаете, страна только примеривается к своим нуждам и потребностям. Сейчас в верхах прорабатывается вопрос эффективного переустройства и перераспределения власти. Возможно, в ближайшее время местные совнархозы вольются в состав исполкомов. Вот отсюда значится, что некоторые ответственные товарищи, в том числе и у нас, почувствовали, что под задницей становится горячо. Каждый старается себе подстелить соломку…
Николай Николаевич подошел к столу, хотел налить воды, но обнаружил пустой графин. Лицо его скривилось в саркастической улыбке.
– М-да… – коротко заключил он. И продолжил: – А вот Роберт Индрикович, считаю, имеет правильное и принципиальное направление. Тельбесский завод в Кузнецке – это то, чего не хватает сейчас нашему государству в Сибири…
Потом Николай Николаевич в виде предисловия описал московскому гостю картину проживания в заезжем доме, после чего пригласил его переночевать у себя.
Бардин не любил затруднять хозяев присутствием чужого человека. Но, подумав, все-таки согласился. Ночевать в казенной, плохо прогретой гостинице, да еще, возможно, с клопами и тараканами, ему сильно не хотелось…
Утром он отправился в Томск.
ТОМСК. 1929. ПЕРВОЕ ПОСЕЩЕНИЕ
…Проводник объявил, что поезд прибывает в Томск. В окошке показался далекий силуэт незнакомого города. Слева коптили дымом производственные постройки, скорее всего, там работал кирпичный завод. Поодаль растянулось сооружение, смахивающее на ипподром. За ним были отчетливо видны торчащие из снега кресты и памятники – надо полагать, местное кладбище.
Местность выглядела серой и унылой. Но Бардина влекло живое дело. Где-то здесь находятся ключи от его будущей работы. Поэтому мысли об увиденном он выкинул из головы…
Мартовское солнце ложилось искоса, слепило глаза. Тени не по-городскому растекались по прихваченному теплом снегу. Вот оно как, оказывается. Вот как встречает гостей глубокая Сибирь. «Томск-2», – прочитал Иван Павлович над входом станционного вокзала.
По дощатому настилу перрона направился к входу в вокзал. Перед ним предстало высокое одноэтажное сооружение с мансардным выступом, имеющим три больших окна. Деревянное здание выглядело необычно фигуристым для этих мест. Железнодорожное ведомство царской России не расщедрилось облагородить губернский город прямой дорогой на Владивосток, построив лишь небольшую ветку от промежуточной станции Тайга. Зато вокзальчик смастерило с изыском и с учетом значения столицы губернии. Правда, от глаза Бардина не ускользнули шапки неубранного снега на кровле здания, особенно над верандой; под ней летом, видать, любил посидеть в прохладе встречающий или провожающий народ.
Левее от вокзала расположилось багажное отделение, справа тянулась цепочка других мелких пристанционных построек.
В это время кто-то окликнул Бардина:
– Иван Павлович!
Метрах в десяти стоял высокий мужчина в черном полушубке. На ногах большие валенки, обтянутые самодельными резиновыми галошами.
Мужчина подошел, протянул руку:
– С приездом! Я вас свободно вычислил! – и тут же представился: – Щепочкин Викентий Николаевич, главный инженер Тельбесского бюро. Как доехали?
На его корявом, но сохранившем мужскую красоту лице проступило смущение.
– Мы ж как-никак не каждый день встречаем гостей из Москвы. Хотелось бы знать о ваших планах…
Планы у Бардина были простые: узнать все о будущем заводе.
– Везите меня к себе, знакомьте с ситуацией, рассказывайте все, что знаете. Показывайте то, что есть. Потом попрошу ответить на мои вопросы, если они возникнут по ходу дела. Ну и, конечно, надо будет побывать на Горбуновской площадке, посмотреть, прикоснуться, пощупать… Вот, собственно, и все. Как думаете: не многовато для первого раза?
– Да вы что! Так и сделаем. Надеюсь, что за неделю, максимум дней за десять управимся.
– Я тоже так думаю. Тогда в путь.
Обогнули здание вокзала. У коновязи их ожидал экипаж – гнедая лошадь, впряженная в возок с откидным верхом. Щепочкин и взялся за вожжи.
Оказалось, что вокзал располагается на отшибе. Сам город примерно в версте от него. Вскоре пошли добротные дома. Бардину они даже понравились. Не то что приземистые развалюхи в Новосибирске. Въехали на широкую улицу.
– Наша Бульварная, – пояснил Щепочкин. – Всех встречает и всех провожает!
Дальше он, видимо, не знал, о чем вести речь. Гость тоже молчал.
Прервал молчание Щепочкин при пересечении новой улочки:
– Тверская. Дальше Преображенская, Красноармейская, Торговая, Белинского… А вот эта в начале века звалась Почтамтской.
– Интересно… – сквозь зевоту сказал Бардин. – Многие, видать, раньше иначе именовались.
– А как же! – оживился Щепочкин. – Народ в городе еще к некоторым названиям не попривык. Смена эпох – нешуточный вопрос… Ну а вот наша краса и гордость – улочка Миллионная! Близ нее почти все главные учреждения и конторы. Тут центр города все ж! Потерпите немного, и въедем в пункт нашей дислокации.
Наконец подъехали к огромному бревенчатому зданию барачного типа.
| Далее