****
- Моя шиншилла и то красивее бы лапкой накарябала!
Я не сомневалась, что Ксюшка смотрит именно мою тетрадь. Сама она – шиншилла! Крыса… Сгрудившиеся вокруг учительского стола девчонки противно захихикали, поглядывая в мою сторону. Попробовали бы они писать левой рукой, будучи правшами! Посмотрела б я, как они веселились бы в таком случае. Набирать текст на ноутбуке я уже приспособилась, хотя за моими фантазиями пальцы никак не поспевали. А шариковая ручка просто норовила выскочить и отпрыгнуть подальше! За урок я обязательно пару раз роняла её, и Ксюха непременно отпускала тупую остроту по этому поводу. Вроде:
- Наська опять в таракана копьё метнула! Кушать хочет!
Весь класс прямо стонал от смеха, а мне хотелось треснуть гипсом ей по башке, но я уже знала - это называется «превысить пределы допустимой самообороны». Потому что уж я вложила бы в этот удар столько… Её куриные мозги могли не выдержать. Приходилось ограничиваться репликами, типа:
- Не волнуйся, Ксюшенька, я обязательно поделюсь с тобой шашлыком из «стасиков»!
Тут она затыкалась, потому что под «стасиками» я не только тараканов имела в виду, но и пацана из восьмого класса – Стаса Бурмагина. Заметить, какие взгляды бросает на него Ксюшка, было проще простого. А вот, чтобы он смотрел ей вслед, я как-то не замечала… Хотя взглянуть было на что, с этим даже я не могла спорить.
Самый ужас случился вчера, когда этот Стас ни с того, ни с сего притормозил возле меня в коридоре и мизинцем тронул мой гипс:
- Бриллианты?
- Секретные микрочипы, - выдала я, не моргнув глазом, и это ему понравилось.
Он расхохотался так громко, что я едва не зажала ему рот рукой, ведь Ксюшка реагировала на его голос, как терьер на запах дичи. Через секунду она уже возникла рядом с нами. В её голубых глазах ясно прочитывался смертный приговор… Мне, конечно. Я только вздохнула и потопала в гардероб. Не объяснять же ей, что Стас заговорил со мной первым, а я в его обществе нисколько не нуждалась. Он, конечно, неплохо выглядел – высокий, смуглый, зеленоглазый, с удивительно прямым носом и красивым ртом. И теоретически я понимала, почему Ксюха с ума по нему сходила. Но куда ему было до моего Ромки!
Клавдия Григорьевна теперь подкарауливала меня в гардеробе и помогала упаковаться в плащ. Сделать это самостоятельно было не так-то просто!
- Чадце ты моё бедное… Долго тебе ещё с этой дурындой ходить?
Гипс обещали снять недели через две. Я уже дождаться не могла этого дня… Оказывается, быть просто здоровым человеком – такое счастье! Теперь я это точно знала, поэтому в первый вечер отводила взгляд и не могла смотреть в глаза Ваньке, моему соседу, которому невозможно было вернуть здоровье. Никакое волшебство не поможет поставить его на ноги. Какое-то всё же неполноценное у нас волшебство…
Правда, оно помогало мне проникать к Ване через закрытую дверь. Стас Якушев перед отъездом научил меня открывать любые замки прикосновением ладони. Чтобы не тратить лишнюю силу на прохождение сквозь дверь или стену! Правда, для этого приходилось выползать на лестничную площадку, а это не всегда было удобно, и пару раз мне всё-таки пришлось просочиться в соседнюю квартиру прямо из нашей прихожей, чтобы Ванька не увидел, каким образом я появилась. Я убедила себя, что это нельзя считать бесполезным расходованием волшебной силы, ведь Ваня очень даже нуждался в моей помощи.
Чтобы чем-то заполнить время общения, я начала читать ему свою сказку. Правда, при этом меня временами мучила совесть, ведь я дала слово Ромке, что он будет первым, кто её прочтёт. Но Ванькину скучную жизнь просто необходимо было наполнить чем-то хорошим! Наверное, каждый автор в тайне уверен, что лучше написанной им истории ничего в мире не существует… Ведь я могла бы притащить ему кучу интересных книжек, которые хранились у нас в нескольких шкафах. Сама всё равно электронной «читалкой» пользовалась из-за своей аллергии, заставлявшей меня чихать и от книжной пыли тоже…
Но вместо этого я распечатывала новые главы и приносила соседу - мне ужасно хотелось услышать, что он скажет о моей сказке. Ведь Ваня был неглупым мальчишкой, это я поняла в первый же вечер, когда он, отогревшись, начал показывать мне своих роботов. Он собирал радиоуправляемых жуков и крошечные ракеты, больше похожие на бескрылых стрекоз, чтобы они передвигались по квартире вместо него. Ему хотелось запустить с балкона такую ракету с крошечной камерой на пузе, чтобы она облетела город и показала хозяину все места, по которым он соскучился.
- А почему ты гулять не выходишь?
- А как? – ощетинился он. – С балкона вниз сигануть?
- У тебя же кресло в коридоре стоит! Я видела. Ну, это… инвалидное…
Почему-то мне трудно было произнести последнее слово. Хотя оно ничуть не хуже выражения, которым теперь принято его заменять – «человек с ограниченными возможностями». Звучит так, словно сам этот человек – ограниченный. Чем это лучше?
Ваня вздохнул:
- Стоит. Но оно же не спустит меня само с третьего этажа!
Мне хотелось расспросить о его матери, которую я ещё ни разу не видела, но чувствовалось, что эта тема была запретной. Может, когда Ванька привыкнет ко мне, сам расскажет, что за такая секретная работа у его мамы, которая занимает её чуть ли не целыми сутками.
Пока я обдумывала, как обставить его вылазку из дома, Ванька читал начало моей истории. Конечно, стоило сначала дописать её, потом уж показывать, но на уроках литературы нам говорили, будто и Лев Толстой читал семье только что законченные главы. Не то, чтобы я сравниваю себя с Толстым, но он ведь тоже, наверное, сам не считал себя великим писателем и живым классиком! Или считал? Интересно было бы узнать…
Хотя, если честно, встречаться с Львом Николаевичем мне бы не хотелось. На портретах он изображён таким сердитым, что у меня, наверное, язык отнялся бы при знакомстве и я выглядела бы полной дурой, которая двух слов связать не может… Хотя мне было чем поделиться с ним: когда я была помладше, то сама сняла кукольный фильм «Анна Каренина». Это была довольно муторная работа, ведь снять нужно было каждое движение куклы в отдельности, и это заняло у меня несколько дней. Но мне было интересно этим заниматься, тем более у меня всё заканчивалось по-другому: Анна осталась жива и уехала к отцу, забрав с собой детей. Укладывать на рельсы, я её не стала, тем более, и поезда игрушечного у меня не было.
Может, Толстому не понравилось бы моё отношение к его героине… Правда, его романа я до сих пор не читала, только экранизации смотрела, но Анна всегда меня просто бесила! Такого хорошего Серёжу бросила ради какого-то Вронского… Но сейчас я относилась к этой истории по-другому: после того, как наши родители поразводились и снова сошлись, я начала думать, что не стоит судить взрослых, пока ты сама ещё не была ни замужней женщиной, ни матерью. Кто знает, какие номера я начну выкидывать, когда стану такой солидной тёткой, как героиня Толстого? Ей ведь уже было почти тридцать лет! Может, в этом возрасте уже вовсю маразм начинается? Поэтому и начинают чудить?
- Странное имя – Атенаис, - заметил Ванька, отложив первую страницу моей рукописи. – Где ты его взяла?
- Мама читала одну книгу, называется «Город надежды», а мне стало интересно – о чём? - призналась я.
- Ну, и о чём?
- Об алкоголиках.
- Да ладно! – он уставился на меня. – Твоя мама читает об алкоголиках? Я думал, историческое что-то.
- Историческое там тоже есть. Разные времена переплетаются. Вот Атенаис и Гильом как раз из средневековья. А остальные герои живут в сегодняшнем дне.
У него насмешливо дрогнул уголок рта:
- Я смотрю, ты много прочитать успела!
- Да не особо. Из середины… Потом мама увидела и чуть не взорвалась. Наверное, там какие-нибудь эротические сцены имеются... Она до сих пор думает, что мы с Анькой ничего об этом не знаем.
Ваня вдруг так покраснел, что я сразу сменила тему. Наверное, эта тоже была для него слишком щекотливой. Впрочем, я и сама не собиралась развивать её. Как вообще можно говорить о таком с едва знакомым мальчишкой? Это Ксюхе Морозовой ничего не стоило обсуждать в классе достоинства нижнего белья серии «push up», хотя большинству девчонок ещё и поднимать было нечего. Они выглядели полными идиотками, когда с умным видом отпускали замечания, разглядывая глянцевые журналы, которые Ксюшка каждую неделю приносила в школу. Им так хотелось казаться взрослыми женщинами, что смотрелись они просто детсадовками. Ничего эти дурочки не знали о настоящей жизни! Если б они только могли представить, чего я насмотрелась этим летом…
Иногда после школы я выходила к Томи, надеясь вновь увидеть тех загадочных чаек, которые однажды безмолвно напророчили мне перемены в жизни. Тогда они напугали меня до смерти, хотя, как выяснилось, ничего страшного птицы, летающие тихим кругом, не предвещали. А вот от того, что сейчас их не было видно, в груди начинало щемить, как будто я потеряла больше, чем знала.
Я смотрела на высокий правый берег, поросший лесом, и мне хотелось бросить ранец и отправиться в царство сосен пешком через мост. Вдруг там тоже водятся причудливые животные, которые могли бы поселиться в моей сказке? Мне было бы не страшно гулять там одной, ведь сосны - солнечные деревья, и даже стволы их излучают тепло. Когда мы маленькими жили с бабушкой и дедом в Журавлях на даче, я обожала прижиматься к соснам щекой и ухом и слушать их шёпот. Теперь я понимаю: это чешуйки коры шуршали о мои волосы, но тогда никто не смог бы разубедить меня в том, что деревья разговаривают со мной. А вот о чём они рассказывали, как-то забылось… Но у меня было отличное утешение: я научилась сама придумывать всё, что выпало из памяти или не случилось вовсе.
Хотя иногда я просыпалась в страхе: а вдруг и Ромка, и «Кобра» и моя волшебная сила – тоже придуманы мной?! До того убедительно, что я и сама поверила… Тогда я поднимала руку и, не вставая с постели, подтягивала Анино одеяло, сброшенное сестрой во сне. Это было крошечное волшебство! Но после этого я могла спать спокойно.
****
Эта новенькая, Настя Ильина, просто нарывалась на хорошую драчку. И Ксюша уже давно затащила бы её за гаражи у школы, чтобы поучить эту мелкую козявку, постоянно смотревшую сквозь неё, но бить человека в гипсе просто рука не поднималась. Вот снимут, тогда можно будет устроить так, чтобы Ильиной загипсовали что-нибудь ещё…
В прошлом году Ксюша Морозова не обратила особого внимания на девчонку, появившуюся у «гэшек». Хоть тогда они и учились в одну смену, общаться с «простым» классом у «гуманитариев» считалось дурным тоном. У них вели разные преподаватели, и ребята почти не пересекались во время уроков. Только раз Ксюшин взгляд зацепился за длинные волосы, похожие на охапку солнечной травы, когда на физкультуре у Насти расплелась коса и она вышла в коридор, осыпанная прямыми прядями. Они стекали по спине до самого подола юбки.
- Ни фига себе – отрастила! Обрить бы её на лысо, было бы прикольно, - процедила тогда Ксения, и смешки одноклассниц прозвучали поддержкой.
Но вскоре Настя исчезла, и все забыли о ней. Кто-то потом говорил, что она вернулась в Новосибирск… Впрочем, Ксюшу не интересовали подробности. Уехала, значит, избежала расправы. За что? В ответ она пропела бы фразу из песни, которую распевал их сосед во время запоев: «Потому что нельзя быть на свете красивой такой!»
И вот Настя Ильина не просто вернулась, а ещё и внедрилась в их класс. У Ксюши просто дух перехватило от такой наглости. Она решила сразу показать, кто в доме хозяин, и совершенно не ожидала, что новенькая посмеет сопротивляться. Когда Настя ещё первого сентября двинула ей твёрдым гипсом по рёбрам, у Ксюши потемнело в глазах не только от боли, но и от внезапного страха, что этой девчонке под силу разрушить ту неустойчивую конструкцию собственного авторитета, на возведение которой она положила столько сил.
Нужно было бороться, спасать себя, и Морозова начала тихую войну. Она по себе знала, что больше всего выводят из себя насмешки, и принялась подкалывать Настю по любому поводу. Иногда та делала вид, будто не слышит обидных слов в свой адрес, хотя Ксюша была убеждена в обратном. Порой отвечала так язвительно, что Морозова начинала жалеть о начатых боевых действиях. Как в том случае, когда Ильина намекнула на её отношение к Стасу… И как только разнюхала?!
Несколько дней Ксюша проверяла всех «приближённых» - не общается ли кто-нибудь из них тайком с Ильиной? Но вроде ни у одной из девчонок даже телефона её не было, не говоря о том, что в школе они не посмели бы подходить к Насте. Тогда откуда ей стало известно про Стаса? Ведь Ксюша даже самой себе боялась признаться в том, что выходит из класса на переменах только ради того, чтобы увидеть его чеканный профиль. Неужели со стороны это бросалось в глаза? Или маленькая Ильина видела её насквозь?
От этих мыслей Ксении становилось неуютно, словно её рентгеновский снимок выставили на всеобщее обозрение. Вроде и не голая, но видно куда больше, чем ей хотелось бы показать.
«Не расслабляться! – приказала она себе. – С этой девчонкой, как с очковой коброй, всё время надо быть настороже!» О том, что это ей пришло в голову начать охоту на новенькую, Ксюша старалась не вспоминать.
- О чём вы с ней болтаете? – как бы между делом поинтересовалась она у Дуси Потапенко, делившей парту с Настей.
Ту сразу бросило в жар, и она залепетала так, будто её уличили в страшном преступлении:
- Да мы вообще не разговариваем! Очень надо! О чём с ней говорить-то?
Это было уже перебором, и Ксюша поморщилась:
- Она - не дура! Найдётся, о чём поговорить. Если желание есть.
- А у меня нету! – торопливо заверила Дуся. – Я что, виновата, что меня с ней посадили? Я не просилась.
Не справившись с отвращением, которая вызывало в ней это пресмыкающееся, Ксюша толкнула её в грудь:
- Да пошла ты! Никто тебя и не обвиняет. Чего трясёшься?
В общем-то, было понятно, почему Потапенко так боится её: в прошлом году Ксюша случайно засекла, как Дуся после школы тащится за ней, хотя всем подругам было строго-настрого запрещено ходить следом и напрашиваться в гости.
- В нашем кругу, - и Ксюша непременно уточняла, - людей богатых и влиятельных, не принято приводить посторонних в дом. Мой папа этого не одобрит. А его телохранители тем более. Мне приходится путать следы и садиться в машину вдали от школы, чтобы папины враги не выследили, где я учусь. Ещё украдут! Сами знаете, за большой выкуп чего только не сделаешь…
Слова о коварных врагах и телохранителях, конечно же, вооружённых до зубов, возымели своё действие, хотя сама Ксюша понимала, что несёт чушь несусветную! Плестись целый квартал пешком, чтобы враги не выследили? Кто в такое поверит? Только такие дуры, как девчонки их класса… Никто из них даже не пытался общаться с Ксюшей вне школы – понятно же, что недостойны! К тому же, на это имелась сеть «ВКонтакте», где они все проводили вечера. Ксения выкладывала там свои фотографии в роскошных интерьерах, но где именно находится их коттедж, никто даже примерно не представлял. Учителя теперь не ходили по домам учеников, как было во времена их бабушек, поэтому Ксюша позаботилась о том, чтобы в справке из жилищной конторы был написан адрес элитного коттеджного посёлка. Ей пришлось наплести чиновнице путанную историю, как они с мамой скрываются от отца-садиста, и расплакаться у всех на глазах, но дело того стоило. Теперь, если какой-нибудь любопытной Варваре захотелось бы сунуть нос в классный журнал и посмотреть адрес Морозовых, ни малейших подозрений не возникло бы.
Варвару вполне могли бы звать Дусей. Однажды она уже посмела нарушить установленное правило и попыталась проследить за Ксенией, но была замечена уже возле кинотеатра «Москва». Набросившись коршуном, Ксюша потащила её за деревья. Была зима, и небольшой скверик просматривался насквозь, но Морозовой было плевать на то, что могут вмешаться взрослые. Потапенко угрожала её частной жизни и должна была получить по заслугам. Искупить вину Дусе удалось сломанным передним зубом. На имплант у родителей не нашлось денег, и девочка до сих пор не решалась улыбаться. Но кто её побил, так никому и не сказала…
С тех пор у Дуси отпало желание и следить за Морозовой и дружить с нею. А у Ксюши отлегло от сердца: больше никому не придёт в голову выяснять, куда она направляется после уроков. Их классная твердила, что авторитет, основанный на страхе, ничего не стоит, но Ксения не могла с ней согласиться. Лучше такой авторитет, чем никакого. Она знала: если б её тайна стала явью, жизнь просто кончилась бы…
Новую угрозу она почуяла в Насте Ильиной, которая хоть и не выслеживала её, но всё время ходила с таким видом, как будто знает больше, чем говорит. И улыбалась таинственно, точно доморощенная Джоконда! Что Ксюшу здорово напрягало, ведь секреты этой девчонки явно было связаны с нею. А с кем ещё? Если бы кто-нибудь осмелился сообщить Ксении, будто в мире есть нечто поинтереснее её персоны, она всё равно ни за что не поверила бы.
Выведать что-то о Насте у её соседки по парте, не представлялось возможным, но Ксюша не собиралась прятать меч в ножны. Она чувствовала себя амазонкой, в одиночку вступившей в бой с невидимым чудищем. В том, что от Насти исходит угроза для неё, сомнений не было. Только непонятно было, в чём она заключалась.
И Ксюша решила использовать животный Дусин страх в своих целях, чтобы выманить новенькую из её скорлупы. На большой перемене она села на соседнюю с Настей парту и подманила Потапенко:
- Эй, Дуська! Смотри, ты мне на ногу наступила! Видишь пятно? Знаешь, сколько такие туфли стоят? Оттирай давай!
Побледнев, Дуся вытащила из кармана платок и тут же получила по руке:
- Да убери ты свой сморкальник! Языком вылизывай!
Дуся даже попятилась от неожиданности, но злорадные зрители подпирали, и отступить удалось всего на пару шагов. Озираясь, она пыталась найти сочувствующий взгляд и рвала мятый платок:
- Ты чего, Ксюха? Ты прикалываешься?
Вытянув стройную ногу, Морозова процедила:
- На колени, уродина. Вылизывай, я сказала! Будешь знать, как топтаться по ногам... Думаешь, если ты – Потапенко, так тебе всё можно?
И ухмыльнулась, скользнув взглядом по сосредоточенному Настиному лицу: «Не нравится? Будешь выпендриваться, вообще раздавлю, шмакодявка!»
- Не надо, Ксюша, - лепетала Дуся, пытаясь затесаться в толпу.
Но никто не желал прятать жертву морозовского гнева - себе дороже будет! Острое личико девочки подёргивалось от страха, который она даже не пыталась скрыть, а руки всё тискали ненужный платок. Ксюша передразнила её плаксивый тон:
- Не надо! Людей пачкать не надо, свинья!
В следующую секунду произошло то, что ещё долго, передёргиваясь от омерзения, вспоминали в шестом «Б». Бурной струёй целый фонтан рвоты выплеснулся из Ксюшиного рта, и окатил всех, кто оказался в первых рядах и не давал Дусе спрятаться. Досталось и Потапенко, которая тут же начала, как все, визжать от отвращения, встряхиваясь по-собачьи. Вскочив на ноги, Морозова так и остолбенела, широко раскрыв рот.
- Она ещё собирается блевануть! – завопил кто-то, и ребята, галдя и толкаясь, рванули из класса.
Не пытаясь стряхнуть с себя остатки завтрака, который был раз в десять меньше по объёму исторгнутого желудком, Ксюша бросилась бежать через три этажа. Ей хотелось только одного: поскорее вырваться из стен школы, пропитавшейся отвратительным запахом. На лестницах шарахались от неё и хохотали вслед… Кажется, в проходе к гардеробу мелькнуло лицо Стаса… Не забрав плащ, Ксюша вылетела из школы и помчалась через площадь Кирова к общественному туалету. Она так и не заметила, что Настя Ильина была единственной, кто остался в кабинете математики. В этот день в нём уже не проводили занятий…
****
День, когда мне сняли гипс, показался избавлением от оков. Теперь я представляла, как чувствовали себя рабы, которым даровали свободу. Весь сентябрь я прямо ощущала себя чёрной девочкой на плантации, и не терпелось выпрямить спину, чтобы почувствовать себя человеком. Хотя рабам ещё хуже приходилось – меня-то никто плетьми не стегал. И даже Морозова больше не устраивала мне пытки фотографиями.
Она вообще не появлялась в школе несколько дней после того случая, когда у меня сдали нервы, и я заставила её изойти рвотой на глазах у всего класса. Такой уж мерзостью она себя показала тогда, что наказание было в самый раз. Позавчера Ксения вернулась в класс, но сидела, не поднимая головы. Почему её богатенький папа не перевёл опозорившуюся доченьку в другую школу – от стыда подальше? Интересно…
Так что жилось мне в последнее время спокойно, и всё равно, когда мы с мамой вышли из больницы, в душе моей звучали фанфары. На свою правую руку я просто насмотреться не могла! Хотя она выглядела какой-то бледненькой и даже похудевшей после гипса.
- Что за дети у меня? – вздохнула мама и, как маленькая, подёргала меня за косу. – То одну лечу, то другую. А я ведь просто ненавижу больницы!
Сама она никогда не ходила по врачам, это точно. Правда, и болела редко: до сих пор помню, как мама свалилась с гриппом и лежала дней пять, а для нас троих это было так непривычно - мы просто поверить не могли, что она не притворяется! Я даже градусник на себе перепроверяла: ну, как это у мамы может быть температура под сорок?! Кажется, тогда я и научилась готовить своё коронное блюдо – гречневую кашу… А папа баловал нас яичницей, от которой меня уже подташнивало, честное слово! И как мы только с голоду не померли за это время?
Праздничность этого дня проявилась и в прорезавшейся сквозь октябрьскую хмарь синеве неба, отчего я то и дело подпрыгивала по дороге домой, а мама каждый раз ахала, как будто моя рука снова могла сломаться от сотрясения. Редкие золотинки берёз дрожали от смеха, наблюдая за нами. А мне казалось, это великан-невидимка просыпал монеты из дырявого кармана, когда возвращался в свою пещеру в Лысой горе, куда я отправила и свою Атенаис. Эта гора действительно существует на правом берегу Томи, и кемеровчане устраивают на ней пикники, не подозревая, что может прийти великан. Когда из его штанов просыпались золотые, он как раз тяжело вздыхал, потому что никто не ждал его дома, кроме летучих мышей с уродливыми мордочками. А монеты прилипли к оставшимся с мая клейким берёзовым почкам.
На самом деле, вряд ли почки могут сохраниться до осени… Так ведь и великаны не бродят по нашему городу! Просто я люблю воображать что-нибудь такое, чего не бывает в реальной жизни. Она ведь часто скучновата без чудесных приключений…
То, что ещё случилось в этот день, тоже можно назвать чудом. Когда мы с мамой, водившей меня в больницу, уже возвращались домой, возле самого подъезда меня окликнул незнакомый мальчишка. В гимназии я запомнила ещё далеко не всех, поэтому ничуть не удивилась, хотя и подумала, что он здорово похож на Жана Рено в детстве – почему же до сих пор это не бросилось в глаза? Ведь Рено я обожала ещё с тех пор, как тайком от родителей посмотрела «Леона»… Может, эта история о девочке, которая была не старше меня и придала уверенности, что я не пропаду, когда отец вынудил сбежать от него?
- Только одну секундочку, - пообещала я маме, и подбежала к мальчику. - Мне гипс сняли!
Я не сомневалась, что он-то видел мою белую костяную руку, её ведь трудно было не заметить Но чёрные сросшиеся брови «Жана Рено» удивлённо дрогнули:
- У тебя был перелом? Чего?
- Правой руки, - ответила я машинально.
Если он не знал этого, значит, не встречал меня до сих пор. Кто же это такой? Мама уже скрылась в подъезде, и, в случае чего, некого было позвать на помощь. А защищать себя волшебством – против правил. Драться же кулаками было ещё страшновато вдруг рука не выдержит? Впрочем, незнакомый мальчишка, кажется, и не собирался драться. Его тёмные глаза даже улыбнулись мне, когда он протянул руку:
- Я осторожно.
И, пожав мою ладонь, тихо произнёс такое, отчего у меня прямо вся кожа покрылась мурашками:
- Я из «Волнореза». Королёвский отряд. Какое-то время здесь поживу.
- Королевский отряд? – не поняла я.
Он рассмеялся:
- Не дорос пока! Я из города Королёва, это в Подмосковье. Слышала о таком?
- Это где Центр управления полётами? – обрадовалась я. – Ой, как интересно!
- Там. Только я ни разу не был в ЦУПе.
Я прямо ушам своим не поверила: жить в Королёве и не побывать в ЦУПе?! И только потом поняла, что не узнала главного:
- А зовут тебя как?
Имя у него оказалось вкусное, лесное – Лёша Орешкин. Хотя сам он ничем не напоминал жителя тайги, а выглядел вполне даже цивилизованно. Меня смутило только, что он очень высокий, даже выше Ромки Филиппова. Шея устаёт разговаривать с такими длинными мальчишками… Но это было такой ерундой в сравнении с тем, что теперь я перестала быть единственной ответственной за всё происходящее в городе, и появился человек, всегда готовый прийти на помощь!
Затащив на качели посреди двора, я заставила Лёшку сесть, чтобы мы оказались вровень и было легче разговаривать. Хотя ему явно было неловко сидеть в моём присутствии, и это радовало! Опасаясь, что мама в любую секунду потребует меня домой, я забросала Лёшку вопросами, и уже через пять минут знала о нём самое главное: ему четырнадцать лет, в «Волнорезе» аж с десяти, так что опыта – хоть отбавляй! Их отряд называется «ПОДКОВА» – это расшифровывается, как «ПОДпольная КОманда Волшебников». Лёшка продемонстрировал мне маленькую татушку подковы на запястье – под часами, чтобы никто не видел, а я показала ему свою кобру за ухом.
Ещё Лёша Орешкин обожает гоняться на картах и скакать на лошадях. Отец у него работает «на космос», но не в ЦУПе, а в корпорации «Энергия», где делают настоящие ракеты. Они с мамой приехали ухаживать за бабушкой, пережившей инсульт.
Последние слова заставили поёжиться: моя бабушка, выписавшись из больницы, целыми днями сидела у телевизора, разучившись читать и разлюбив разговаривать. По-моему, инсульт вообще отнял у неё способность любить. Даже папу, которого она обожала. Даже меня, так походившую на него. Выпуклый экран старого телевизора вытягивал из неё остатки жизни, но ей больше нечем было занять себя.
С Лёшкиной бабушкой дело обстояло ещё хуже – у неё парализовало всю левую сторону, и она не могла говорить. Его мама боялась, что не справится сама, поэтому взяла сына с собой.
- Теперь придётся здесь в школу ходить, - Лёшин голос прозвучал так, что стало ясно, как его это напрягает.
- Давай в нашу гимназию! – с ходу предложила я.
Но он мотнул бритой головой:
- Не потяну. Я учусь… так себе…
Решив не заостряться на этом, я потащила его через арку, облюбованную голубями. С детства помню, что проходить здесь надо очень быстро, лучше бегом, не то на голову прилетит сероватая клякса птичьего помёта. Я вытащила Лёшку на Весеннюю и показала, где находится та школа, в которую мне поначалу так хотелось пойти. Правда, сейчас и наша гимназия стала мне по душе. Особенно с тех пор, как Ксюшка прекратила цепляться, и остальных ребят тоже сразу точно подменили. Мне даже начало казаться, что я нравлюсь многим из них, только они боялись показать это, пока Морозова гнобила меня.
- Вот это подходит! – обрадовался Лёшка. – Мы ведь рядом с площадью Волкова живём.
Михайло Волков, в честь которого назвали площадь между Кузбасским техническим университетом и Областной научной библиотекой, больше похожей на театр с колоннами, первым нашёл уголь на Горелой горе. Точнее, Горелой она стала называться уже после того, как люди заметили, что она дымится из-за тлеющего угля. Может, и не Михайло Волков увидел это первым попробуй теперь разберись! Но он оказался самым сообразительным и отправил донесение о своей находке Петру I. Памятник изображал смышлёного рудознатца с огромным куском горючего камня в руках. Мне было тяжело на него смотреть, ведь он стоял тут с этой ношей уже десятки лет…
Мы обменялись с Лёшкой номерами телефонов, потому что обоим нужно было домой. Не удержавшись, я обняла его на прощанье, чему он очень удивился. Потом взлетела на свой третий этаж так, словно мне не гипс сняли, а крылья подарили. Теперь я была не одна, у меня появился друг, от которого не нужно было скрывать самое главное.
****
Времени обжиться в городе у него не оказалось. Едва Настя скрылась под аркой, он уловил знакомую тревогу. Что-то должно было вот-вот случиться… Что-то очень нехорошее…
Остановившись слева от пушки у входа в Краеведческий музей, Лёша прикрыл глаза, пытаясь точнее определить, откуда исходит сигнал беды. Желающих осмотреть экспозицию в этот час не было, поэтому никто не обратил внимания на долговязого подростка, видимо, кого-то поджидающего. Лёше понадобилось несколько секунд, чтобы определить направление.
Он открыл глаза и нашёл взглядом такси на стоянке. В чёрную «Шевроле Лачетти» садились трое ребят его возраста. Ничего необычного в этом не было, но тревога нарастала: «Авария? Маньяк за рулём? Что? Что?!» Лёша бросился к стоянке, но машина уже тронулась, он не успел их остановить, хотя махал рукой и кричал:
- Стой! Да стойте же вы!
Развернувшись посреди проспекта, такси поехало в сторону нового моста. Не теряя времени, Лёша бросился к другому такси и прыгнул на заднее сиденье белой «Шкоды Октавии».
- Скорее! За той машиной.
Пожилой таксист усмехнулся в моржовые усы:
- Кино насмотрелся? В шпионов играешь?
- Пожалуйста! – взмолился Лёшка. – Быстрее!
Водитель повернул ключ зажигания, но не тронулся с места:
- Деньги-то есть?
Лёша вытащил из кармана смятую сотню и помахал ею:
- Хватит?
- Смотря, сколько ты за ними гоняться собираешься, - задумчиво изрёк таксист и наконец надавил на газ.
Номер машины, на которой уехали ребята, Лёша запомнил, и легко нашёл нужное такси в потоке машин, стоявших у светофора на Кузнецком проспекте. Хотя «Шевроле» там оказалась не одна, и все чёрные, как на подбор! Мальчик вытянул руку поверх плеча таксиста:
- Вот они!
- Сам вижу, - проворчал тот. – Ты руками-то не маши! И пристегнись, тут гайцы всегда стоят.
Щёлкнув застёжкой ремня, Лёша поинтересовался:
- А что там – за мостом?
- Правый берег, - ухмыльнулся водитель.
- Это я понимаю. Там уже не Кемерово?
От удивления таксист даже обернулся:
- Ты не местный, что ли?
- Из Подмосковья.
- Понятно, - протянул он, как будто этим объяснялись все странности его пассажира. – Там тоже Кемерово, сынок. Целых два больших района – Рудничный и Кировский. Город у нас такой – разбросанный по берегам. А вон бор - наша гордость. Томь… Это река так называется – Томь. Она тоже раньше предметом гордости считалась. Только даже не на моём веку… Вода, говорят, чистейшая была! Форель водилась, хариусы. Всё загадили… Настроили тут химических заводов! Теперь рыбу из Томи даже кошки не едят.
Лёша решился вставить слово:
- Кошки чуют плохие продукты.
- А то! Я своей Маруське и сам гадость не дам. Хорошая у меня кошка, умная. Правда, со стола воровать любит. Главное, глаза зажмурит и ползёт к тарелке! Думает, что раз сама ни черта не видит, то и её не замечают! Дура! Зато красавица.
За мостом такси, за которым они следили, устремилось в гору. Больше не перебивая водителя, который, похоже, мог рассказывать о своей Маруське часами, Лёша не спускал глаз с чёрного зада «Шевроле», мрачно маячившего впереди. На расстоянии не удавалось понять: случилось ли уже что-нибудь внутри машины или у него ещё есть время, чтобы помочь? Можно было, конечно, выпустить энергетическую сеть и затормозить их машину… Но слишком много было свидетелей, которые начали бы докапываться – как да почему? И Лёшка только тихонько постанывал сзади:
- Скорее, ну, скорее…
Надежда ещё была: водитель первой машины не догадывался, что за ним погоня, и не особенно жал на газ. Поэтому у «Шкоды» были все шансы догнать и перегнать, чтобы перерезать путь. Только согласиться ли этот старый морж на такой рискованный манёвр?
Вдоль трамвайных путей они влетели в гору, миновали какой-то дворец с колоннами, фонтаном и скульптурной парой чёрных лебедей. Издали Лёша не успел прочесть, что это такое, но таксист уважительно пояснил:
- Дворец культуры шахтёров. Я тут ещё в юности в ансамбле «Шахтёрский огонёк» танцевал. Не слышал? Ну как же! По всему миру гастролировали…
- Моя шиншилла и то красивее бы лапкой накарябала!
Я не сомневалась, что Ксюшка смотрит именно мою тетрадь. Сама она – шиншилла! Крыса… Сгрудившиеся вокруг учительского стола девчонки противно захихикали, поглядывая в мою сторону. Попробовали бы они писать левой рукой, будучи правшами! Посмотрела б я, как они веселились бы в таком случае. Набирать текст на ноутбуке я уже приспособилась, хотя за моими фантазиями пальцы никак не поспевали. А шариковая ручка просто норовила выскочить и отпрыгнуть подальше! За урок я обязательно пару раз роняла её, и Ксюха непременно отпускала тупую остроту по этому поводу. Вроде:
- Наська опять в таракана копьё метнула! Кушать хочет!
Весь класс прямо стонал от смеха, а мне хотелось треснуть гипсом ей по башке, но я уже знала - это называется «превысить пределы допустимой самообороны». Потому что уж я вложила бы в этот удар столько… Её куриные мозги могли не выдержать. Приходилось ограничиваться репликами, типа:
- Не волнуйся, Ксюшенька, я обязательно поделюсь с тобой шашлыком из «стасиков»!
Тут она затыкалась, потому что под «стасиками» я не только тараканов имела в виду, но и пацана из восьмого класса – Стаса Бурмагина. Заметить, какие взгляды бросает на него Ксюшка, было проще простого. А вот, чтобы он смотрел ей вслед, я как-то не замечала… Хотя взглянуть было на что, с этим даже я не могла спорить.
Самый ужас случился вчера, когда этот Стас ни с того, ни с сего притормозил возле меня в коридоре и мизинцем тронул мой гипс:
- Бриллианты?
- Секретные микрочипы, - выдала я, не моргнув глазом, и это ему понравилось.
Он расхохотался так громко, что я едва не зажала ему рот рукой, ведь Ксюшка реагировала на его голос, как терьер на запах дичи. Через секунду она уже возникла рядом с нами. В её голубых глазах ясно прочитывался смертный приговор… Мне, конечно. Я только вздохнула и потопала в гардероб. Не объяснять же ей, что Стас заговорил со мной первым, а я в его обществе нисколько не нуждалась. Он, конечно, неплохо выглядел – высокий, смуглый, зеленоглазый, с удивительно прямым носом и красивым ртом. И теоретически я понимала, почему Ксюха с ума по нему сходила. Но куда ему было до моего Ромки!
Клавдия Григорьевна теперь подкарауливала меня в гардеробе и помогала упаковаться в плащ. Сделать это самостоятельно было не так-то просто!
- Чадце ты моё бедное… Долго тебе ещё с этой дурындой ходить?
Гипс обещали снять недели через две. Я уже дождаться не могла этого дня… Оказывается, быть просто здоровым человеком – такое счастье! Теперь я это точно знала, поэтому в первый вечер отводила взгляд и не могла смотреть в глаза Ваньке, моему соседу, которому невозможно было вернуть здоровье. Никакое волшебство не поможет поставить его на ноги. Какое-то всё же неполноценное у нас волшебство…
Правда, оно помогало мне проникать к Ване через закрытую дверь. Стас Якушев перед отъездом научил меня открывать любые замки прикосновением ладони. Чтобы не тратить лишнюю силу на прохождение сквозь дверь или стену! Правда, для этого приходилось выползать на лестничную площадку, а это не всегда было удобно, и пару раз мне всё-таки пришлось просочиться в соседнюю квартиру прямо из нашей прихожей, чтобы Ванька не увидел, каким образом я появилась. Я убедила себя, что это нельзя считать бесполезным расходованием волшебной силы, ведь Ваня очень даже нуждался в моей помощи.
Чтобы чем-то заполнить время общения, я начала читать ему свою сказку. Правда, при этом меня временами мучила совесть, ведь я дала слово Ромке, что он будет первым, кто её прочтёт. Но Ванькину скучную жизнь просто необходимо было наполнить чем-то хорошим! Наверное, каждый автор в тайне уверен, что лучше написанной им истории ничего в мире не существует… Ведь я могла бы притащить ему кучу интересных книжек, которые хранились у нас в нескольких шкафах. Сама всё равно электронной «читалкой» пользовалась из-за своей аллергии, заставлявшей меня чихать и от книжной пыли тоже…
Но вместо этого я распечатывала новые главы и приносила соседу - мне ужасно хотелось услышать, что он скажет о моей сказке. Ведь Ваня был неглупым мальчишкой, это я поняла в первый же вечер, когда он, отогревшись, начал показывать мне своих роботов. Он собирал радиоуправляемых жуков и крошечные ракеты, больше похожие на бескрылых стрекоз, чтобы они передвигались по квартире вместо него. Ему хотелось запустить с балкона такую ракету с крошечной камерой на пузе, чтобы она облетела город и показала хозяину все места, по которым он соскучился.
- А почему ты гулять не выходишь?
- А как? – ощетинился он. – С балкона вниз сигануть?
- У тебя же кресло в коридоре стоит! Я видела. Ну, это… инвалидное…
Почему-то мне трудно было произнести последнее слово. Хотя оно ничуть не хуже выражения, которым теперь принято его заменять – «человек с ограниченными возможностями». Звучит так, словно сам этот человек – ограниченный. Чем это лучше?
Ваня вздохнул:
- Стоит. Но оно же не спустит меня само с третьего этажа!
Мне хотелось расспросить о его матери, которую я ещё ни разу не видела, но чувствовалось, что эта тема была запретной. Может, когда Ванька привыкнет ко мне, сам расскажет, что за такая секретная работа у его мамы, которая занимает её чуть ли не целыми сутками.
Пока я обдумывала, как обставить его вылазку из дома, Ванька читал начало моей истории. Конечно, стоило сначала дописать её, потом уж показывать, но на уроках литературы нам говорили, будто и Лев Толстой читал семье только что законченные главы. Не то, чтобы я сравниваю себя с Толстым, но он ведь тоже, наверное, сам не считал себя великим писателем и живым классиком! Или считал? Интересно было бы узнать…
Хотя, если честно, встречаться с Львом Николаевичем мне бы не хотелось. На портретах он изображён таким сердитым, что у меня, наверное, язык отнялся бы при знакомстве и я выглядела бы полной дурой, которая двух слов связать не может… Хотя мне было чем поделиться с ним: когда я была помладше, то сама сняла кукольный фильм «Анна Каренина». Это была довольно муторная работа, ведь снять нужно было каждое движение куклы в отдельности, и это заняло у меня несколько дней. Но мне было интересно этим заниматься, тем более у меня всё заканчивалось по-другому: Анна осталась жива и уехала к отцу, забрав с собой детей. Укладывать на рельсы, я её не стала, тем более, и поезда игрушечного у меня не было.
Может, Толстому не понравилось бы моё отношение к его героине… Правда, его романа я до сих пор не читала, только экранизации смотрела, но Анна всегда меня просто бесила! Такого хорошего Серёжу бросила ради какого-то Вронского… Но сейчас я относилась к этой истории по-другому: после того, как наши родители поразводились и снова сошлись, я начала думать, что не стоит судить взрослых, пока ты сама ещё не была ни замужней женщиной, ни матерью. Кто знает, какие номера я начну выкидывать, когда стану такой солидной тёткой, как героиня Толстого? Ей ведь уже было почти тридцать лет! Может, в этом возрасте уже вовсю маразм начинается? Поэтому и начинают чудить?
- Странное имя – Атенаис, - заметил Ванька, отложив первую страницу моей рукописи. – Где ты его взяла?
- Мама читала одну книгу, называется «Город надежды», а мне стало интересно – о чём? - призналась я.
- Ну, и о чём?
- Об алкоголиках.
- Да ладно! – он уставился на меня. – Твоя мама читает об алкоголиках? Я думал, историческое что-то.
- Историческое там тоже есть. Разные времена переплетаются. Вот Атенаис и Гильом как раз из средневековья. А остальные герои живут в сегодняшнем дне.
У него насмешливо дрогнул уголок рта:
- Я смотрю, ты много прочитать успела!
- Да не особо. Из середины… Потом мама увидела и чуть не взорвалась. Наверное, там какие-нибудь эротические сцены имеются... Она до сих пор думает, что мы с Анькой ничего об этом не знаем.
Ваня вдруг так покраснел, что я сразу сменила тему. Наверное, эта тоже была для него слишком щекотливой. Впрочем, я и сама не собиралась развивать её. Как вообще можно говорить о таком с едва знакомым мальчишкой? Это Ксюхе Морозовой ничего не стоило обсуждать в классе достоинства нижнего белья серии «push up», хотя большинству девчонок ещё и поднимать было нечего. Они выглядели полными идиотками, когда с умным видом отпускали замечания, разглядывая глянцевые журналы, которые Ксюшка каждую неделю приносила в школу. Им так хотелось казаться взрослыми женщинами, что смотрелись они просто детсадовками. Ничего эти дурочки не знали о настоящей жизни! Если б они только могли представить, чего я насмотрелась этим летом…
Иногда после школы я выходила к Томи, надеясь вновь увидеть тех загадочных чаек, которые однажды безмолвно напророчили мне перемены в жизни. Тогда они напугали меня до смерти, хотя, как выяснилось, ничего страшного птицы, летающие тихим кругом, не предвещали. А вот от того, что сейчас их не было видно, в груди начинало щемить, как будто я потеряла больше, чем знала.
Я смотрела на высокий правый берег, поросший лесом, и мне хотелось бросить ранец и отправиться в царство сосен пешком через мост. Вдруг там тоже водятся причудливые животные, которые могли бы поселиться в моей сказке? Мне было бы не страшно гулять там одной, ведь сосны - солнечные деревья, и даже стволы их излучают тепло. Когда мы маленькими жили с бабушкой и дедом в Журавлях на даче, я обожала прижиматься к соснам щекой и ухом и слушать их шёпот. Теперь я понимаю: это чешуйки коры шуршали о мои волосы, но тогда никто не смог бы разубедить меня в том, что деревья разговаривают со мной. А вот о чём они рассказывали, как-то забылось… Но у меня было отличное утешение: я научилась сама придумывать всё, что выпало из памяти или не случилось вовсе.
Хотя иногда я просыпалась в страхе: а вдруг и Ромка, и «Кобра» и моя волшебная сила – тоже придуманы мной?! До того убедительно, что я и сама поверила… Тогда я поднимала руку и, не вставая с постели, подтягивала Анино одеяло, сброшенное сестрой во сне. Это было крошечное волшебство! Но после этого я могла спать спокойно.
****
Эта новенькая, Настя Ильина, просто нарывалась на хорошую драчку. И Ксюша уже давно затащила бы её за гаражи у школы, чтобы поучить эту мелкую козявку, постоянно смотревшую сквозь неё, но бить человека в гипсе просто рука не поднималась. Вот снимут, тогда можно будет устроить так, чтобы Ильиной загипсовали что-нибудь ещё…
В прошлом году Ксюша Морозова не обратила особого внимания на девчонку, появившуюся у «гэшек». Хоть тогда они и учились в одну смену, общаться с «простым» классом у «гуманитариев» считалось дурным тоном. У них вели разные преподаватели, и ребята почти не пересекались во время уроков. Только раз Ксюшин взгляд зацепился за длинные волосы, похожие на охапку солнечной травы, когда на физкультуре у Насти расплелась коса и она вышла в коридор, осыпанная прямыми прядями. Они стекали по спине до самого подола юбки.
- Ни фига себе – отрастила! Обрить бы её на лысо, было бы прикольно, - процедила тогда Ксения, и смешки одноклассниц прозвучали поддержкой.
Но вскоре Настя исчезла, и все забыли о ней. Кто-то потом говорил, что она вернулась в Новосибирск… Впрочем, Ксюшу не интересовали подробности. Уехала, значит, избежала расправы. За что? В ответ она пропела бы фразу из песни, которую распевал их сосед во время запоев: «Потому что нельзя быть на свете красивой такой!»
И вот Настя Ильина не просто вернулась, а ещё и внедрилась в их класс. У Ксюши просто дух перехватило от такой наглости. Она решила сразу показать, кто в доме хозяин, и совершенно не ожидала, что новенькая посмеет сопротивляться. Когда Настя ещё первого сентября двинула ей твёрдым гипсом по рёбрам, у Ксюши потемнело в глазах не только от боли, но и от внезапного страха, что этой девчонке под силу разрушить ту неустойчивую конструкцию собственного авторитета, на возведение которой она положила столько сил.
Нужно было бороться, спасать себя, и Морозова начала тихую войну. Она по себе знала, что больше всего выводят из себя насмешки, и принялась подкалывать Настю по любому поводу. Иногда та делала вид, будто не слышит обидных слов в свой адрес, хотя Ксюша была убеждена в обратном. Порой отвечала так язвительно, что Морозова начинала жалеть о начатых боевых действиях. Как в том случае, когда Ильина намекнула на её отношение к Стасу… И как только разнюхала?!
Несколько дней Ксюша проверяла всех «приближённых» - не общается ли кто-нибудь из них тайком с Ильиной? Но вроде ни у одной из девчонок даже телефона её не было, не говоря о том, что в школе они не посмели бы подходить к Насте. Тогда откуда ей стало известно про Стаса? Ведь Ксюша даже самой себе боялась признаться в том, что выходит из класса на переменах только ради того, чтобы увидеть его чеканный профиль. Неужели со стороны это бросалось в глаза? Или маленькая Ильина видела её насквозь?
От этих мыслей Ксении становилось неуютно, словно её рентгеновский снимок выставили на всеобщее обозрение. Вроде и не голая, но видно куда больше, чем ей хотелось бы показать.
«Не расслабляться! – приказала она себе. – С этой девчонкой, как с очковой коброй, всё время надо быть настороже!» О том, что это ей пришло в голову начать охоту на новенькую, Ксюша старалась не вспоминать.
- О чём вы с ней болтаете? – как бы между делом поинтересовалась она у Дуси Потапенко, делившей парту с Настей.
Ту сразу бросило в жар, и она залепетала так, будто её уличили в страшном преступлении:
- Да мы вообще не разговариваем! Очень надо! О чём с ней говорить-то?
Это было уже перебором, и Ксюша поморщилась:
- Она - не дура! Найдётся, о чём поговорить. Если желание есть.
- А у меня нету! – торопливо заверила Дуся. – Я что, виновата, что меня с ней посадили? Я не просилась.
Не справившись с отвращением, которая вызывало в ней это пресмыкающееся, Ксюша толкнула её в грудь:
- Да пошла ты! Никто тебя и не обвиняет. Чего трясёшься?
В общем-то, было понятно, почему Потапенко так боится её: в прошлом году Ксюша случайно засекла, как Дуся после школы тащится за ней, хотя всем подругам было строго-настрого запрещено ходить следом и напрашиваться в гости.
- В нашем кругу, - и Ксюша непременно уточняла, - людей богатых и влиятельных, не принято приводить посторонних в дом. Мой папа этого не одобрит. А его телохранители тем более. Мне приходится путать следы и садиться в машину вдали от школы, чтобы папины враги не выследили, где я учусь. Ещё украдут! Сами знаете, за большой выкуп чего только не сделаешь…
Слова о коварных врагах и телохранителях, конечно же, вооружённых до зубов, возымели своё действие, хотя сама Ксюша понимала, что несёт чушь несусветную! Плестись целый квартал пешком, чтобы враги не выследили? Кто в такое поверит? Только такие дуры, как девчонки их класса… Никто из них даже не пытался общаться с Ксюшей вне школы – понятно же, что недостойны! К тому же, на это имелась сеть «ВКонтакте», где они все проводили вечера. Ксения выкладывала там свои фотографии в роскошных интерьерах, но где именно находится их коттедж, никто даже примерно не представлял. Учителя теперь не ходили по домам учеников, как было во времена их бабушек, поэтому Ксюша позаботилась о том, чтобы в справке из жилищной конторы был написан адрес элитного коттеджного посёлка. Ей пришлось наплести чиновнице путанную историю, как они с мамой скрываются от отца-садиста, и расплакаться у всех на глазах, но дело того стоило. Теперь, если какой-нибудь любопытной Варваре захотелось бы сунуть нос в классный журнал и посмотреть адрес Морозовых, ни малейших подозрений не возникло бы.
Варвару вполне могли бы звать Дусей. Однажды она уже посмела нарушить установленное правило и попыталась проследить за Ксенией, но была замечена уже возле кинотеатра «Москва». Набросившись коршуном, Ксюша потащила её за деревья. Была зима, и небольшой скверик просматривался насквозь, но Морозовой было плевать на то, что могут вмешаться взрослые. Потапенко угрожала её частной жизни и должна была получить по заслугам. Искупить вину Дусе удалось сломанным передним зубом. На имплант у родителей не нашлось денег, и девочка до сих пор не решалась улыбаться. Но кто её побил, так никому и не сказала…
С тех пор у Дуси отпало желание и следить за Морозовой и дружить с нею. А у Ксюши отлегло от сердца: больше никому не придёт в голову выяснять, куда она направляется после уроков. Их классная твердила, что авторитет, основанный на страхе, ничего не стоит, но Ксения не могла с ней согласиться. Лучше такой авторитет, чем никакого. Она знала: если б её тайна стала явью, жизнь просто кончилась бы…
Новую угрозу она почуяла в Насте Ильиной, которая хоть и не выслеживала её, но всё время ходила с таким видом, как будто знает больше, чем говорит. И улыбалась таинственно, точно доморощенная Джоконда! Что Ксюшу здорово напрягало, ведь секреты этой девчонки явно было связаны с нею. А с кем ещё? Если бы кто-нибудь осмелился сообщить Ксении, будто в мире есть нечто поинтереснее её персоны, она всё равно ни за что не поверила бы.
Выведать что-то о Насте у её соседки по парте, не представлялось возможным, но Ксюша не собиралась прятать меч в ножны. Она чувствовала себя амазонкой, в одиночку вступившей в бой с невидимым чудищем. В том, что от Насти исходит угроза для неё, сомнений не было. Только непонятно было, в чём она заключалась.
И Ксюша решила использовать животный Дусин страх в своих целях, чтобы выманить новенькую из её скорлупы. На большой перемене она села на соседнюю с Настей парту и подманила Потапенко:
- Эй, Дуська! Смотри, ты мне на ногу наступила! Видишь пятно? Знаешь, сколько такие туфли стоят? Оттирай давай!
Побледнев, Дуся вытащила из кармана платок и тут же получила по руке:
- Да убери ты свой сморкальник! Языком вылизывай!
Дуся даже попятилась от неожиданности, но злорадные зрители подпирали, и отступить удалось всего на пару шагов. Озираясь, она пыталась найти сочувствующий взгляд и рвала мятый платок:
- Ты чего, Ксюха? Ты прикалываешься?
Вытянув стройную ногу, Морозова процедила:
- На колени, уродина. Вылизывай, я сказала! Будешь знать, как топтаться по ногам... Думаешь, если ты – Потапенко, так тебе всё можно?
И ухмыльнулась, скользнув взглядом по сосредоточенному Настиному лицу: «Не нравится? Будешь выпендриваться, вообще раздавлю, шмакодявка!»
- Не надо, Ксюша, - лепетала Дуся, пытаясь затесаться в толпу.
Но никто не желал прятать жертву морозовского гнева - себе дороже будет! Острое личико девочки подёргивалось от страха, который она даже не пыталась скрыть, а руки всё тискали ненужный платок. Ксюша передразнила её плаксивый тон:
- Не надо! Людей пачкать не надо, свинья!
В следующую секунду произошло то, что ещё долго, передёргиваясь от омерзения, вспоминали в шестом «Б». Бурной струёй целый фонтан рвоты выплеснулся из Ксюшиного рта, и окатил всех, кто оказался в первых рядах и не давал Дусе спрятаться. Досталось и Потапенко, которая тут же начала, как все, визжать от отвращения, встряхиваясь по-собачьи. Вскочив на ноги, Морозова так и остолбенела, широко раскрыв рот.
- Она ещё собирается блевануть! – завопил кто-то, и ребята, галдя и толкаясь, рванули из класса.
Не пытаясь стряхнуть с себя остатки завтрака, который был раз в десять меньше по объёму исторгнутого желудком, Ксюша бросилась бежать через три этажа. Ей хотелось только одного: поскорее вырваться из стен школы, пропитавшейся отвратительным запахом. На лестницах шарахались от неё и хохотали вслед… Кажется, в проходе к гардеробу мелькнуло лицо Стаса… Не забрав плащ, Ксюша вылетела из школы и помчалась через площадь Кирова к общественному туалету. Она так и не заметила, что Настя Ильина была единственной, кто остался в кабинете математики. В этот день в нём уже не проводили занятий…
****
День, когда мне сняли гипс, показался избавлением от оков. Теперь я представляла, как чувствовали себя рабы, которым даровали свободу. Весь сентябрь я прямо ощущала себя чёрной девочкой на плантации, и не терпелось выпрямить спину, чтобы почувствовать себя человеком. Хотя рабам ещё хуже приходилось – меня-то никто плетьми не стегал. И даже Морозова больше не устраивала мне пытки фотографиями.
Она вообще не появлялась в школе несколько дней после того случая, когда у меня сдали нервы, и я заставила её изойти рвотой на глазах у всего класса. Такой уж мерзостью она себя показала тогда, что наказание было в самый раз. Позавчера Ксения вернулась в класс, но сидела, не поднимая головы. Почему её богатенький папа не перевёл опозорившуюся доченьку в другую школу – от стыда подальше? Интересно…
Так что жилось мне в последнее время спокойно, и всё равно, когда мы с мамой вышли из больницы, в душе моей звучали фанфары. На свою правую руку я просто насмотреться не могла! Хотя она выглядела какой-то бледненькой и даже похудевшей после гипса.
- Что за дети у меня? – вздохнула мама и, как маленькая, подёргала меня за косу. – То одну лечу, то другую. А я ведь просто ненавижу больницы!
Сама она никогда не ходила по врачам, это точно. Правда, и болела редко: до сих пор помню, как мама свалилась с гриппом и лежала дней пять, а для нас троих это было так непривычно - мы просто поверить не могли, что она не притворяется! Я даже градусник на себе перепроверяла: ну, как это у мамы может быть температура под сорок?! Кажется, тогда я и научилась готовить своё коронное блюдо – гречневую кашу… А папа баловал нас яичницей, от которой меня уже подташнивало, честное слово! И как мы только с голоду не померли за это время?
Праздничность этого дня проявилась и в прорезавшейся сквозь октябрьскую хмарь синеве неба, отчего я то и дело подпрыгивала по дороге домой, а мама каждый раз ахала, как будто моя рука снова могла сломаться от сотрясения. Редкие золотинки берёз дрожали от смеха, наблюдая за нами. А мне казалось, это великан-невидимка просыпал монеты из дырявого кармана, когда возвращался в свою пещеру в Лысой горе, куда я отправила и свою Атенаис. Эта гора действительно существует на правом берегу Томи, и кемеровчане устраивают на ней пикники, не подозревая, что может прийти великан. Когда из его штанов просыпались золотые, он как раз тяжело вздыхал, потому что никто не ждал его дома, кроме летучих мышей с уродливыми мордочками. А монеты прилипли к оставшимся с мая клейким берёзовым почкам.
На самом деле, вряд ли почки могут сохраниться до осени… Так ведь и великаны не бродят по нашему городу! Просто я люблю воображать что-нибудь такое, чего не бывает в реальной жизни. Она ведь часто скучновата без чудесных приключений…
То, что ещё случилось в этот день, тоже можно назвать чудом. Когда мы с мамой, водившей меня в больницу, уже возвращались домой, возле самого подъезда меня окликнул незнакомый мальчишка. В гимназии я запомнила ещё далеко не всех, поэтому ничуть не удивилась, хотя и подумала, что он здорово похож на Жана Рено в детстве – почему же до сих пор это не бросилось в глаза? Ведь Рено я обожала ещё с тех пор, как тайком от родителей посмотрела «Леона»… Может, эта история о девочке, которая была не старше меня и придала уверенности, что я не пропаду, когда отец вынудил сбежать от него?
- Только одну секундочку, - пообещала я маме, и подбежала к мальчику. - Мне гипс сняли!
Я не сомневалась, что он-то видел мою белую костяную руку, её ведь трудно было не заметить Но чёрные сросшиеся брови «Жана Рено» удивлённо дрогнули:
- У тебя был перелом? Чего?
- Правой руки, - ответила я машинально.
Если он не знал этого, значит, не встречал меня до сих пор. Кто же это такой? Мама уже скрылась в подъезде, и, в случае чего, некого было позвать на помощь. А защищать себя волшебством – против правил. Драться же кулаками было ещё страшновато вдруг рука не выдержит? Впрочем, незнакомый мальчишка, кажется, и не собирался драться. Его тёмные глаза даже улыбнулись мне, когда он протянул руку:
- Я осторожно.
И, пожав мою ладонь, тихо произнёс такое, отчего у меня прямо вся кожа покрылась мурашками:
- Я из «Волнореза». Королёвский отряд. Какое-то время здесь поживу.
- Королевский отряд? – не поняла я.
Он рассмеялся:
- Не дорос пока! Я из города Королёва, это в Подмосковье. Слышала о таком?
- Это где Центр управления полётами? – обрадовалась я. – Ой, как интересно!
- Там. Только я ни разу не был в ЦУПе.
Я прямо ушам своим не поверила: жить в Королёве и не побывать в ЦУПе?! И только потом поняла, что не узнала главного:
- А зовут тебя как?
Имя у него оказалось вкусное, лесное – Лёша Орешкин. Хотя сам он ничем не напоминал жителя тайги, а выглядел вполне даже цивилизованно. Меня смутило только, что он очень высокий, даже выше Ромки Филиппова. Шея устаёт разговаривать с такими длинными мальчишками… Но это было такой ерундой в сравнении с тем, что теперь я перестала быть единственной ответственной за всё происходящее в городе, и появился человек, всегда готовый прийти на помощь!
Затащив на качели посреди двора, я заставила Лёшку сесть, чтобы мы оказались вровень и было легче разговаривать. Хотя ему явно было неловко сидеть в моём присутствии, и это радовало! Опасаясь, что мама в любую секунду потребует меня домой, я забросала Лёшку вопросами, и уже через пять минут знала о нём самое главное: ему четырнадцать лет, в «Волнорезе» аж с десяти, так что опыта – хоть отбавляй! Их отряд называется «ПОДКОВА» – это расшифровывается, как «ПОДпольная КОманда Волшебников». Лёшка продемонстрировал мне маленькую татушку подковы на запястье – под часами, чтобы никто не видел, а я показала ему свою кобру за ухом.
Ещё Лёша Орешкин обожает гоняться на картах и скакать на лошадях. Отец у него работает «на космос», но не в ЦУПе, а в корпорации «Энергия», где делают настоящие ракеты. Они с мамой приехали ухаживать за бабушкой, пережившей инсульт.
Последние слова заставили поёжиться: моя бабушка, выписавшись из больницы, целыми днями сидела у телевизора, разучившись читать и разлюбив разговаривать. По-моему, инсульт вообще отнял у неё способность любить. Даже папу, которого она обожала. Даже меня, так походившую на него. Выпуклый экран старого телевизора вытягивал из неё остатки жизни, но ей больше нечем было занять себя.
С Лёшкиной бабушкой дело обстояло ещё хуже – у неё парализовало всю левую сторону, и она не могла говорить. Его мама боялась, что не справится сама, поэтому взяла сына с собой.
- Теперь придётся здесь в школу ходить, - Лёшин голос прозвучал так, что стало ясно, как его это напрягает.
- Давай в нашу гимназию! – с ходу предложила я.
Но он мотнул бритой головой:
- Не потяну. Я учусь… так себе…
Решив не заостряться на этом, я потащила его через арку, облюбованную голубями. С детства помню, что проходить здесь надо очень быстро, лучше бегом, не то на голову прилетит сероватая клякса птичьего помёта. Я вытащила Лёшку на Весеннюю и показала, где находится та школа, в которую мне поначалу так хотелось пойти. Правда, сейчас и наша гимназия стала мне по душе. Особенно с тех пор, как Ксюшка прекратила цепляться, и остальных ребят тоже сразу точно подменили. Мне даже начало казаться, что я нравлюсь многим из них, только они боялись показать это, пока Морозова гнобила меня.
- Вот это подходит! – обрадовался Лёшка. – Мы ведь рядом с площадью Волкова живём.
Михайло Волков, в честь которого назвали площадь между Кузбасским техническим университетом и Областной научной библиотекой, больше похожей на театр с колоннами, первым нашёл уголь на Горелой горе. Точнее, Горелой она стала называться уже после того, как люди заметили, что она дымится из-за тлеющего угля. Может, и не Михайло Волков увидел это первым попробуй теперь разберись! Но он оказался самым сообразительным и отправил донесение о своей находке Петру I. Памятник изображал смышлёного рудознатца с огромным куском горючего камня в руках. Мне было тяжело на него смотреть, ведь он стоял тут с этой ношей уже десятки лет…
Мы обменялись с Лёшкой номерами телефонов, потому что обоим нужно было домой. Не удержавшись, я обняла его на прощанье, чему он очень удивился. Потом взлетела на свой третий этаж так, словно мне не гипс сняли, а крылья подарили. Теперь я была не одна, у меня появился друг, от которого не нужно было скрывать самое главное.
****
Времени обжиться в городе у него не оказалось. Едва Настя скрылась под аркой, он уловил знакомую тревогу. Что-то должно было вот-вот случиться… Что-то очень нехорошее…
Остановившись слева от пушки у входа в Краеведческий музей, Лёша прикрыл глаза, пытаясь точнее определить, откуда исходит сигнал беды. Желающих осмотреть экспозицию в этот час не было, поэтому никто не обратил внимания на долговязого подростка, видимо, кого-то поджидающего. Лёше понадобилось несколько секунд, чтобы определить направление.
Он открыл глаза и нашёл взглядом такси на стоянке. В чёрную «Шевроле Лачетти» садились трое ребят его возраста. Ничего необычного в этом не было, но тревога нарастала: «Авария? Маньяк за рулём? Что? Что?!» Лёша бросился к стоянке, но машина уже тронулась, он не успел их остановить, хотя махал рукой и кричал:
- Стой! Да стойте же вы!
Развернувшись посреди проспекта, такси поехало в сторону нового моста. Не теряя времени, Лёша бросился к другому такси и прыгнул на заднее сиденье белой «Шкоды Октавии».
- Скорее! За той машиной.
Пожилой таксист усмехнулся в моржовые усы:
- Кино насмотрелся? В шпионов играешь?
- Пожалуйста! – взмолился Лёшка. – Быстрее!
Водитель повернул ключ зажигания, но не тронулся с места:
- Деньги-то есть?
Лёша вытащил из кармана смятую сотню и помахал ею:
- Хватит?
- Смотря, сколько ты за ними гоняться собираешься, - задумчиво изрёк таксист и наконец надавил на газ.
Номер машины, на которой уехали ребята, Лёша запомнил, и легко нашёл нужное такси в потоке машин, стоявших у светофора на Кузнецком проспекте. Хотя «Шевроле» там оказалась не одна, и все чёрные, как на подбор! Мальчик вытянул руку поверх плеча таксиста:
- Вот они!
- Сам вижу, - проворчал тот. – Ты руками-то не маши! И пристегнись, тут гайцы всегда стоят.
Щёлкнув застёжкой ремня, Лёша поинтересовался:
- А что там – за мостом?
- Правый берег, - ухмыльнулся водитель.
- Это я понимаю. Там уже не Кемерово?
От удивления таксист даже обернулся:
- Ты не местный, что ли?
- Из Подмосковья.
- Понятно, - протянул он, как будто этим объяснялись все странности его пассажира. – Там тоже Кемерово, сынок. Целых два больших района – Рудничный и Кировский. Город у нас такой – разбросанный по берегам. А вон бор - наша гордость. Томь… Это река так называется – Томь. Она тоже раньше предметом гордости считалась. Только даже не на моём веку… Вода, говорят, чистейшая была! Форель водилась, хариусы. Всё загадили… Настроили тут химических заводов! Теперь рыбу из Томи даже кошки не едят.
Лёша решился вставить слово:
- Кошки чуют плохие продукты.
- А то! Я своей Маруське и сам гадость не дам. Хорошая у меня кошка, умная. Правда, со стола воровать любит. Главное, глаза зажмурит и ползёт к тарелке! Думает, что раз сама ни черта не видит, то и её не замечают! Дура! Зато красавица.
За мостом такси, за которым они следили, устремилось в гору. Больше не перебивая водителя, который, похоже, мог рассказывать о своей Маруське часами, Лёша не спускал глаз с чёрного зада «Шевроле», мрачно маячившего впереди. На расстоянии не удавалось понять: случилось ли уже что-нибудь внутри машины или у него ещё есть время, чтобы помочь? Можно было, конечно, выпустить энергетическую сеть и затормозить их машину… Но слишком много было свидетелей, которые начали бы докапываться – как да почему? И Лёшка только тихонько постанывал сзади:
- Скорее, ну, скорее…
Надежда ещё была: водитель первой машины не догадывался, что за ним погоня, и не особенно жал на газ. Поэтому у «Шкоды» были все шансы догнать и перегнать, чтобы перерезать путь. Только согласиться ли этот старый морж на такой рискованный манёвр?
Вдоль трамвайных путей они влетели в гору, миновали какой-то дворец с колоннами, фонтаном и скульптурной парой чёрных лебедей. Издали Лёша не успел прочесть, что это такое, но таксист уважительно пояснил:
- Дворец культуры шахтёров. Я тут ещё в юности в ансамбле «Шахтёрский огонёк» танцевал. Не слышал? Ну как же! По всему миру гастролировали…