В душной палате Алёна упорно отрицала пользу свежего воздуха. Соседкам по палате приходилось с этим мириться.
- Там новенькую спустили из реанимации, - сообщила мне во время прогулки по коридору Люда. – Москвичка. Вся из себя.
- Здравствуйте, - улыбнулась я новой соседке, заходя в палату. – А мы уже переживать начали. У медсестер интересовались, почему вас к нам обратно не переводят. Наталья!
- Светлана, - взмахнув модными длиннющими ресницами, представилась в свою очередь новая знакомая.
- Как дела? – поинтересовалась я.
- Всё по плану, - с улыбкой откликнулась Света. – Долго не переводили, потому что операция сложная была. Сетку металлическую убрали. Год назад оперировали первый раз. Ну и поставили тогда. Для профилактики рецидивов. Хотели сохранить женские органы. Сказали: «Такие молодые и красивые должны размножаться!»
- Кто бы спорил! – подтвердила я.
- Не получилось сохранить. К сожаленью!
- А почему здесь оперируетесь? В Москве медицина не на должном уровне? – съехидничала я.
- Ну почему? На должном, - не обиделась женщина. – Так я же – местная. В Москве деньги зарабатываю на жизнь. Предпринимательством. Ещё подзаработаю и вернусь в Сибирь. Здесь люди лучше. Хотя, если сын захочет остаться учиться, наверное, никуда не уеду.
- Сыну сколько?
- Шестнадцать.
- А моему - двадцать, - сказала я. – Учится, кстати, в Москве. В МГУ. И к москвичам относится очень даже лояльно. Так что, может, и Ваш захочет остаться в Москве. Ещё детей хотели?
- Не знаю. Так, на всякий случай. Я – девушка в поиске. Брат в столицу переманил три года назад. «Здесь, - говорит, - перспективы, Светка! Отдадим тебя замуж. Такие, как ты, на дороге не валяются!» А тут эта онкология приключилась, будь она неладна! И главное, рецидив, так обидно! Волосы зря наращивала, столько денег отдала! Но, вообще, я настроена на победу! Может, на «ты» перейдем? – предложила она. – А то как-то я себя неловко чувствую.
- Перейдем! – согласилась я.
- Наташа, можно тебя попросить подать мне халат? Попробую встать.
- А можно?
- Нужно! – улыбнулась Света.
- Помочь?
- Сама! Тебе нельзя после операции. Забыла?
Света откинула одеяло. Её тело обмотано эластичными бинтами, как мумия египетского лежальца под стеклом в Эрмитаже. Света спрятала бинты под шелковый халат. Стараясь не показывать, что ей больно, женщина встала и несколько минут стояла, держась за спинку кровати.
Алёна замерла в позе эмбриона в своей постели, глядя на столичную красавицу. На лице отражалась сложная гамма чувств: неприязнь, зависть, тоска. Алёна напоминала затравленного, загнанного в угол зверька.
Новенькая, к счастью, не заметила этого взгляда. Она была сосредоточена на том, чтобы не рухнуть, а по возможности аккуратно опуститься на кровать. Тяжело дыша, как после подъема по лестнице, женщина вернулась в свое ложе.
- Четыре операции уже перенесла, - произнесла Света. – В прошлом году две и сейчас двойную.
- Наркоз каждый раз эндотрахеальный? – спросила я. – И каждый раз чувство, что снится кошмарный сон, когда очнешься? Ни крикнуть, ни пошевелиться?
- Да… Действительно, похоже на кошмар. Но у меня паника была только после первой операции. Потом уже поняла, что это временно. Главное, не сопротивляться. Ты – верующая? Я «Отче наш» всегда читаю.
- И я - «Отче наш», - поддержала я.
За полночь, обливаясь слезами, я дочитывала «Великого Гэтсби». Было ужасно жаль главного героя, обманувшегося в своих мечтах и жизнью заплатившего за свои иллюзии. Я хотела было погасить ночник, как услышала, что кто-то ещё всхлипывает.
- Алёнушка, что ты? – подходя, обратилась я к женщине. – Болит? Ты дрожишь! Холодно, морозит? Укрыть тебя Катиным одеялом?
- Не знаю… Нет…
Алёна смотрела на меня голубыми, не в меру большими глазами. Кожа обтягивала скулы. Вспомнилась фотография ребёнка с дистрофией третьей степени из учебника педиатрии.
- Я боюсь! – плача, созналась она. – Все повторяют «всё будет хорошо, всё будет хорошо!» А вдруг не будет?! У меня температура уже семь дней и расстройство стула. Ни есть, ни спать толком не могу. Посмотри на меня! На кого я стала похожа?! Так и растаю, как свечечка! И по сыну очень скучаю. Что с ним будет, если я умру?!
Женщина подавила рыдание.
- А Эльвира Эдуардовна что говорит? – спросила я.
- Вот и говорит «всё будет хорошо», - передразнила врача Алёна. – Говорит: «Операцию сделали идеально. Это последствия консервативного лечения». А ничего из назначенного не помогает!
- Завтра профессорский обход. Давай подождем до завтра! Спи, Алёнка, утро вечера мудреней! Раз по гинекологии всё, как надо сделано, действительно, жизнь наладится! – успокаивала я её, укрывая вторым одеялом.
Я выключила свет. Плакать старалась тихо, чтобы не волновать бедную женщину. Вспомнились Борькины глаза за две недели до смерти. Тоска и обреченность… Я думала, как сладко оплакивать книжного персонажа! И как горько плакать по женщине на соседней кровати… «Нет! Не может быть! Завтра профессорский обход! Всё будет хорошо!» - уговорила я себя и стала молиться за Алёну.
Утро понедельника ознаменовалось звуками иерихонской трубы.
- Встаем, встаем, выходим в коридор! – трубно вопила мощная санитарка средних лет. – Генеральная уборка! Первая, выметайтесь поскорей! Мне перед профессорским обходом все палаты прогенералить нужно! Господи, как вы здесь живете? А духотища, а вонища!
- О-о-о-о! Шурка припёрлась, - недовольно, но тихо простонала в сторону Света. – Единственная халда в этом отделении.
- Александра Васильевна, - продолжила она, обращаясь к санитарке, - подождите окна открывать, я выйти не могу! Наташа, укроешь?
Алёна, не посмевшая и рта открыть, поплелась в коридор, кутаясь в толстую шерстяную кофту. Мы с Людой поспешили за ней. Запахло дезсредствами.
Часов в девять в нашу идеально чистую палату потянулись доктора разных специальностей. Инфекционист и терапевт к Алёне, уролог к Светлане, которая отвечала на звонок брата, уже (или ещё?) не спавшего ранним московским утром.
- Женя, извини, разговаривать не могу, - кокетливо улыбаясь доктору, пропела она в телефон. – Ко мне здесь пришел молодой симпатичный мужчина, лежу голая. В общем, сам понимаешь, ты не вовремя! Перезвоню. Да, и я тебя!
- Юмор – это замечательно! – не смутившись, сказал симпатичный доктор. – Как дела, Светлана Ивановна?
В десять часов наше скромное жилище посетили высокие гости. Возглавляла процессию сухопарая пожилая заведующая отделением, безупречно одетая и причесанная. Царственной походкой она вошла в нашу палату. За ней ординарцем следовала медсестра Галина в накрахмаленном колпачке, держа наготове истории болезни и влажное полотенце. В качестве свиты выступали наши уважаемые доктора, студенты и ординаторы в белоснежных отутюженных одеждах. Мы благоговейно замерли в своих постелях, не смея приветствовать столь важную персону поклонами и книксенами. Профессор остановилась возле кровати Людмилы и слегка повернула гордо поднятую голову в сторону свиты.
- Больная Петрова, семидесятого года рождения, - алея щеками, бодро начала доклад Алла Геннадьевна. – Рак яичника справа первой стадии, оперирована… повторная операция… послеоперационный период… Готовится к выписке с рекомендациями для онкодиспансера по месту жительства.
Елизавета Андреевна удовлетворенно кивнула, поинтересовалась жалобами Петровой, осмотрела швы, пощупала живот, грациозным жестом вытерла руки о полотенце и перешла к следующей пациентке.
Наконец, очередь дошла до Алёны.
- Больная Парамонова, семьдесят восьмого года рождения, - доложила Эльвира Эдуардовна. – Рак шейки матки второй стадии, оперирована… послеоперационный период… жалобы на гипертермию, жидкий стул до десяти раз в сутки… анализы… лечение… положительная динамика отсутствует… консультирована терапевтом, инфекционистом…
Выслушав жалобы и осмотрев пациентку, профессор произнесла со значением:
- По Вашему поводу, Алёна Романовна, сегодня состоится консилиум. Будем решать вопрос о переводе Вас в терапевтическое или инфекционное отделение. В гинекологическом плане у Вас всё удовлетворительно.
- Я никуда не поеду, - негромко раздражённо ответила Алёна. – Выписывайте меня домой! Буду лечиться в поликлинике.
- Алёна Романовна, - спокойно глядя в глаза бунтующей пациентке, чеканя слова, продолжила завотделением, - нам не хотелось бы, чтобы после прекрасно проведённой операции Ваша история болезни закончилась печально. Из-за Вашего недопонимания серьёзности ситуации. Позвольте Вам помочь!
Алёнка, не смея продолжить спор, досадливо кусала губы.
- Елизавета Андреевна, - решила разрядить обстановку Светлана. – Могу я выразить благодарность Алле Геннадьевне, Галочке и Вам лично? С наступающим Новым годом! Здоровья вам и благодарных пациентов!
- Да, Елизавета Андреевна, Эльвира Эдуардовна, счастья вам, Галчонок, с наступающим! Здоровья, любви близких! – наперебой стали поздравлять мы.
Строгое аристократичное лицо профессора расцвело. Улыбка залучилась морщинками у губ и глаз. Стало понятно, что величественная Елизавета Первая, как все её называли за глаза, не такая уж строгая. И почему-то захотелось увидеть её, облепленную внуками.
- Никуда не поеду! – Алёну захлестнул новый приступ злого упрямства, когда профессор с окружением покинули нашу палату. – Лечат, лечат, а толку-то! Всё к концу близится! Я чувствую! А я Ванечке нужна.
- Алён, не глупи, а? – попыталась урезонить я соседку по палате. – Не всегда всё идёт, как задумано. Представь, тебя выпишут. Тебе самой придётся и за собой ухаживать, и за Ванечкой: и приготовить, и уборку сделать, и постирать. А ты сидеть-то устаешь! Полечат тебя в другой больнице и выпишут. Это же не навсегда!
- Полечат они! Не верю я им! Я не хочу умирать в больнице! – рыдала несчастная женщина. – Я Ванюшку напоследок обнять хочу и маму!
- Алёна… - начала, было, я.
- А ты кто такая? – набросилась на меня она. – Всех жизни учишь! То Катю, то меня! Учительница, что ли?!
- Врач, - ответила я.
- Какой? Онколог? Гинеколог?!
- Нет.
- Вот и молчи! И не лезь со своими советами! Ты, вообще, как сюда попала? У тебя-то рака нет. Ты разве способна меня понять?! – крикнула женщина.
- Попала, как все, девочка моя, по направлению гинеколога. Я должна чувствовать себя виноватой, что у меня нет рака?! Мне легче всех. Конечно! Потому и помочь каждой из вас мне проще! Вы же сами ко мне с просьбами обращаетесь! – резко ответила я.
- Вот и помогай тому, кто просит! Я не просила! – снизила тон женщина.
Я замолчала. «И правда, чего я полезла? Да что я, мама ей?! Пусть с ней Эльвира Эдуардовна нянчится», - мысленно с досадой оценивала я перепалку, глядя в окно на падающий сухой снег. «Колючий, наверное», - подумала я.
Минут пять все молчали, слушая всхлипывания Алёны. Потом ко мне обратилась Светлана:
- Наташа, ты видела витраж в нашем отделении?
- Да. Все витражи на нашем этаже посмотрела. Замечательно, - ответила я.
- А историю создания их знаешь?
- Нет. Интересно!
- Понимаешь, - стала рассказывать Света, - я знакома с заказчиком этих витражей. Женькин друг. Валера тоже в Москве сейчас живет. Семь лет назад, они с женой ещё здесь жили, и Алина попала в это отделение. Диагноз был неутешительный – рак шейки матки третьей стадии. Знаешь, её сама Елизавета Андреевна оперировала. Возилась с ней, как с собственной дочкой. Химиотерапия, рентгенотерапия, в общем, по полной программе лечение. И произошло чудо. Хотя, говорят, что их не бывает. Через три года Валера уже из Москвы прилетел к профессорше с благодарностью. Не знаю, как там у них разговор происходил, но Валера нанял местного художника, широко известного в узких кругах. И появились эти витражи. Алина жива по сей день. Не могу сказать, что здорова. Но жива. Вот я и поверила этим докторам. И лечиться буду только здесь!
Я краем глаза заметила, что Алёна лежала на спине, смотря сквозь потолок. В её светлом взгляде мне чудилось смирение. Хотелось верить, что она передумала умирать в ближайшее время.
Через два часа за мной приехала машина. Угостив медицинский персонал самыми что ни на есть новогодними фруктами - мандаринами, принесёнными моим мужем, я тепло распрощалась с медсестрами и врачами. Напоследок обнялась с новыми родственницами. Алёне пожала руку. Она улыбнулась. Перед тем как спуститься вниз, я ещё раз постояла возле уникального витража. Матка расцветала, благодаря добрым умелым рукам медиков и возрождалась словно птица Феникс. Ну что ж, как говорится в рекламе, пусть здоровые не болеют, а больные выздоравливают! Будьте, девчонки! Просто будьте!
Фламенко
Накануне концерта мы с подругой Ольгой узнали, что наш общий знакомый уезжает в Испанию. Навсегда. Концерт был танцевальным спектаклем театра фламенко из Севильи. Бывают же такие совпадения?
«Перед вами выступят артисты, не просто владеющие древним танцем фламенко, но являющиеся носителями этого искусства, - возвестил хорошо поставленный баритон. – Многие поколения предков наших артистов танцевали фламенко».
Круги света выявили на сцене три сидящие, испанские, без сомненья, фигуры. Тревожно забили по струнам пальцы бородатого гитариста, завывающе запел другой бородач, слегка встряхивая длинными черными с проседью кудрями. «Этот стон у них песней зовется», - подумала я. Длинноволосый продолжал убиваться по ком-то, его стоны перемежались с негромкими репликами толстой певицы. Страстный завораживающий голос будоражил, притягивал к себе, заставляя забыть о чем-либо вне сцены. Он затягивал к себе в черноту площадки для выступления не только внимание зрителей, но и носителей фламенко. Они нехотя выдвинулись из темноты втроем и картинно замерли. Но дробь гитары, дуэт голосов мужчины и женщины, ритм их ладоней не давали этим красавцам недвижно демонстрировать свою стать. И вот они, заводясь по очереди, стали перебирать ногами. Руки медленными движениями кобры поднимались вверх и совершали резкий бросок вниз, потом, поняв обманчивость цели, опять ползли вверх… поворот с легким наклоном корпуса… Как божественно прекрасны эти молодые мужчины и женщина! Хотя божественно - это покорно… кротко… душевно… Здесь же была дерзость молодых горячих тел. Но всё же дух танца вёл их по определенной траектории. Странно было предположить заученность. Напротив, каждое движение подчинялось естеству плоти.
Андрей уезжает, а к нам Испания пришла сама и раскрывается в танце-знакомстве! Тр-р-рак - бабочка веера трепещет крыльями над голубым цветком банта в косе танцовщицы. С каким обожанием смотрит на неё партнер! Ещё бы! Как изящен изгиб её стройного стана! А голубая бабочка, прервав полет, сложила крылья. Её хозяйка, белозубо улыбаясь, манит взглядом молодого танцора. Веер переходит в руки партнера и, тр-р-рак, раскрывшись в мужских руках, начинает порхать над черноволосыми головами пары. Свидание в апельсиновой роще, не иначе… Оранжевый цвет костюма очаровательной испанки, разлившийся по залу зной взглядов и цитрусовый запах!.. «Наверное, кто-то с галерки принес с собой апельсин», - подумалось вскользь.
Перед следующим номером баритон пояснил, что в танце речь пойдет об мужчине сердце которого обожжено страстью. Толстая певица поправила блузку с открытым воротом, обнажив плечо. Немного позже вступления звонких переливов гитары и вокальных заклинаний толстухи, по залу рассыпались мелкие горошинки звуков кастаньет. Упруго, стелющимися шагами прокрался на сцену танцор фламенко с заведенными за спину руками. Как гремучая змея, наметившая жертву, вползла бы в дом, изящно раскачивая своё длинное стройное тело в серой шкурке и сопровождая свое появление звуками трещотки на хвосте. О, несомненно, красавец знает, кто должен ответить за его страдания! И пепельный цвет костюма лишь прикрывает тлеющие пока, готовые вот-вот разгореться, угли страсти. Нарастает ритм танца, звонче гитара, яростней завывания певцов, отрывистей звук кастаньет! Носок-пятка, носок-пятка, носок-пятка – дробь шагов, упругие вращения, взмахи рук… Внешняя сдержанность вот-вот готова прорваться гейзером, бурлящим внутри! И вправду становится жарко… Движениями рук танцор похож на тореадора, дразнящего красным плащом быка. Хочу увидеть корриду! Бой безумного храбреца со свирепым животным!
У испанцев не забалуешь! Короткий и точный удар стилета в сердце, такой же энергичный, как короткий взмах руки во фламенко, и – уходить не к кому! Испанская цыганка Кармен… Мериме знал, о чем писал.
Далее шел танец счастливой женщины. Белое платье, белая шаль с кистями, в центре которой вышит красный цветок. Красавица напоминала в танце белую птицу. Какую? Не лебедушку… не голубку… нет, нет… эти пернатые слишком кротки, нежны… И вдруг я поняла: «Чайку!» Конечно же! Белая птица с хищными стремительно точными движениями! Крылья платка взлетают, идут вниз, чтобы вновь набрать высоту. Чайкауверена, что добыча не уйдет от неё. Радость обладания любимым мужчиной слишком велика, чтобы суметь сдержать её, скрыть от любопытных соседок, чей охотничий полет над бирюзовым морем ещё не завершился удачей. Взмах ноги резкий, четкий. Убрать длинный хвост платья и показать грацию хищницы одновременно! И пение вокалистов тревожно как крики чаек…
Фламенко – модное сейчас танцевальное направление в России. Но можно ли научить в танцевальном клубе этой точности движений, владению бешенным ритмом, задающимся гитаристом-цыганом и внутренней силе? Нееет, пожалуй, нужно родиться в Севилье, в семье носителей фламенко, чтобы страстное тело само понимало, как должно выразить любовную тоску, горечь или, напротив, счастье взаимной любви.
После антракта нас ждал удивительный танец «Запах крови». Поразила дородная испанка, половину концерта просидевшая в тени коллег-танцоров. Она вышла к микрофонуи заголосила пуще прежнего. Переживания были неподдельны. Певица со страстной мольбой протягивала свою полную руку с растопыренными короткими пальцами к кому-то, затаившемуся в зрительном зале, жестом вытягивая его на авансцену. Она отчаянно пыталась предупредить об опасности, обращаясь к будущим свидетелям трагедии. Поняв, наконец, тщетность словесных призывов, испанская тетушка стала рассказывать о губительности страсти с помощью танца.
Я поняла, почему билеты на выступления зрелых танцовщиц фламенко стоят в Испании гораздо дороже, чем на концерты молодых артисток. Несмотря на свою дородность, женщина резво перебирала ногами, чувственные руки вспоминали горячность любви. От резких встряхиваний головой заколки с черных волос немолодой дамы разлетелись по сцене. Ей было всё равно. И зал тоже забыл рассыпавшиеся заколки, изъяны фигуры и отсутствие молодости у этой преобразившейся статной женщины, отчаянно молотящей ногами по сцене. Она была прекрасна и понятна замершим в восторге русским зрителям. Бурей оваций и криками одобрения они отблагодарили артистку.
Но это была только прелюдия к выступлению молодежного танцевального трио. Она была в красном, эта любительница опасной игры. А два сосуда с огнем, которыми она крутила, как в современном файер-шоу, были в черных атласных костюмах. Лукавая испанка наслаждалась вниманием двух красавцев, борьбой их жгучих взглядов, скрещивающихся, как два клинка. В отчаянных движениях мужчин чувствовался запах крови. Но кого девушка в итоге предпочла, и чем там дело кончилось, было непонятно. Они вдруг втроем канули в темноту испанской ночи. «И сия пучина поглотила ея».
Однако ничего криминального не произошло. Это стало понятно, когда свет зажегся. Выяснилось, что танцовщица осталась с тем, который с обожженным сердцем. Конечно, можно было предположить, что счастливый избранник под покровом ночи физически расправился с соперником. Но в движениях обладателя вожделенной красавицы не было нервозности человека, готовящегося к облавам на него, побегам и заключению под стражу. Угрызения совести тоже не были заметны. Впрочем, откуда мне знать, какие чувства испытывает мачо, прикончив соперника? Может, ему, как победившему вепрю, не присущи муки совести. Только радость обладания самкой. Да и тюрьмы у них там, в Европе, весьма комфортные. Сидишь себе, колу потягиваешь, закусывая лобстером, по интернету с родными общаешься…
Впрочем, жизнь на сцене продолжалась. Танцор был похож на удачливого
рыбака, поймавшего редкую вуалехвостую рыбку. Впрочем, она чувствовала себя вполне комфортно в бредне его рук, плыла то в одну, то в другую сторону, периодически взмахивая плавниками и длинным хвостом. А может, это сверкающая пятнистая обитательница моря заманила юношу, приглянувшегося ей во время вечерних прогулок к пляжу, и тянет в пучину вод? Как бы там ни было, отношения «земля-вода» были восхитительно гармоничными.
Счастливая пара уплыла за горизонт танцевальных фантазий, а на сцене появился отвергнутый партнер. Он был живее всех живых в своей красной атласной рубашке: красив, страстен. Мужчина в поиске. Женская половина зала затаила дыхание, любуясь его ловкими движениями потенциального тореро. Это был заключительный номер испанского театра, стало быть, кульминационный момент. И носитель фламенко не разочаровал! Яростные крики вокалистов, стремительный бой гитары, звонкий ритм ладоней, как шум ливня… Атласный огонь нерастраченного желания полыхал вовсю! Любовная лихорадка просто колотила беднягу. Он встряхивал головой, меча крупные капли пота с черных волос. Неистовый танец, танец на грани человеческих возможностей, казалось, убьет неуемного красавца. Напряжение в зале было таким сильным, будто зрители наблюдали как артист засовывает голову в пасть льва!.. И вдруг ливень звуков стих. Логично предположить, что мужчина должен в изнеможении рухнуть на пол, как бегун на финише. Но испанец лишь застыл, будто окаменел внезапно под взглядом медузы Горгоны. Или под взглядом отвергнувшей его мечты?..
Изумление зрителей продлилось недолгой паузой и разразилось бурей рукоплесканий. Вновь возникший ливень звуков оживил танцора, но крики «бис» были напрасны. Он действительно отдал все силы финальному выступлению.
Выход и заключительный поклон артистов театра фламенко под восторженные крики и овации публики… Цветы (розы, конечно)… Танец молодой танцовщицы на бис… Люди, это другой мир – Испания! Совершенно другой мир!
Братья и сестры по созерцанию восхитительного спектакля, негромко переговариваясь, потекли ручейками в обе стороны. Я опустилась в кресло. Как Андрей может ехать туда жить? Вот так запросто?! Боже, это же другая планета! Её нужно изучить вначале! Понять, подходит ли тебе климат, можешь ли ты дышать этим воздухом, любить инопланетянок?
Мы с подругой Ольгой вышли из филармонии. Навязчивые белые мухи липли к рукам, шубам и меховым шапкам, садились на разгоряченные щеки, губы, холодно напоминая, что жаркая Испания осталась за дверью концертного
зала…
Ночью мне снилось, что мы с Ольгой сидим на берегу реки. На ярко-зеленой траве расстелено старенькое покрывало с крупными синими маками, на нем два целлофановых мешочка с едой: яйца вкрутую, бутерброды с маслом и запотевшая трехлитровая банка со смородиновым морсом. Очень близко парят вертолетики стрекоз с черными, будто из рентгеновской пленки, пропеллерами. Одна из них приземлилась на высокую травинку, перестав работать блестящими крыльями. Тепло, спокойно и радостно.
По Томи нескончаемым потоком плывут рыжие апельсины. Солнечные блики отражаются в их мокрых боках. А наш знакомый Андрей на другом берегу руками вылавливает фрукты и складывает в большую корзину из ивовых прутьев, предлагая нам добраться до него и вкусить плоды.
Может, это был знак? Знак, что мы непременно побываем там, в Испании, и вновь окунемся в атмосферу знойного танца? И, хотелось бы верить, что-то сумеем понять об удивительных испанских цыганах, их страстном искусстве и танцевальной жизни... Ола, Испания!
Назад |