2
Ленка у мамы росла одна. Из десяти ее двоюродных братьев и сестер некоторые заменили родных. Сестра Ольга была Ленкиной ровесницей.
На последнем курсе университета Олька вышла замуж за одногруппника Олега, и они родили троих детей, любимых Ленкиных племянников. Двоих сыновей и девочку, которую Ольга назвала Леной «понятно, в честь кого». Быстро и легко Ольга с Олегом выстроили большой дом в пригородном поселке, разбили огромный газон, поставили качели и завели большую лохматую собаку. И вот сейчас Ленка тряслась в пригородном автобусе – она ехала в гости.
Когда кто-то в редакции начинал рассуждать про «идеальную женщину» или «идеальную мать», в Ленкиной голове тут же всплывало вполне конкретное лицо – лицо сестры. Когда принимались рассуждать о зыбкости понятия «идеальная семья», рядом с лицом Ольги появлялось широкое и спокойное лицо ее мужа, как шутили они сами, тёзки - Олега. Именно эта пара была для Ленки с самого дня свадьбы идеалом и образцом, и в минуты самого ужасного душевного раздрая она приезжала в этот дом, чтобы, как она сама это назвала, погреться душой о чужое счастье. Да и просто посмотреть, что так бывает. Бывает, черт возьми!
Лена ни разу не видела, чтобы Олька жаловалась или хотя бы просто была не в духе. Она, мать троих детей, выглядела всегда лучше и моложе нее, свободной и ничем в общем-то, кроме раздумий о смысле жизни, не обремененной. В своем поселке Ольга ухитрялась заниматься восточными танцами и как-то нашептала Ленке, что на это занятие ее подбил Олег, которому очень уж нравятся вот такие заигрывающие танцы с раскачиванием бедер. Восточного в худощавой, белокожей и рыжеволосой Ольге было мало, а точнее – ничего. Разве что бедра – они были на месте. Муж от ее домашних выступлений приходил в экстаз. Ольга успевала работать в городе, раз в неделю ходить на маникюр, а раз в месяц – к косметологу. Дети ходили в школу и садик, росли без мамок и нянек, разве что пару раз в месяц из города приезжали повидаться бабушки.
Олег работал много, часто ездил в командировки, приходил поздно, но и его Ленка ни разу не видела мрачным или раздраженным. Уставшим – да, бывало. В эти моменты он лежал на диване, а по нему ползали и прыгали, как мартышки, дети.
Самое главное, от чего Ленка тихо млела, сидя за столом в большой, но уютной кухне Ольги и Олега, – от их взаимного притяжения. Со дня свадьбы прошло почти десять лет, а она готова была поклясться, что они смотрят друг на друга так же, как за свадебным столом. Сидя рядом на диване, они непременно держались за руки. Если Ольга проходила мимо мужа, тот не мог удержаться, чтобы не шлепнуть ее легонько по мягкому месту или не ущипнуть за бок. Ольга смеялась шуткам мужа до слез и всегда – искренне. Никогда не перебивала его и не давала перебивать детям. И все в этих отношениях было настолько естественно и легко, что, казалось, нет у этих людей никаких детей, никаких проблем и трудностей, будто они недавно встретились, влюблены, и остальное неважно.
На этот раз Ленка ехала к Ольге за консультацией. Трясясь в автобусе, она и так и сяк складывала слова первого вопроса, который ей надо было задать. Вопрос был про то, как родить троих детей и, став матерью, не перестать быть женщиной. Она сравнивала свою сестру и свою новую клиентку, пытаясь найти в них общее, но оно, кроме наличия детей, никак не находилось. А Ленке надо было найти и, так сказать, подтянуть одну до другой.
Сестра готовила обед на своей светлой кухне, негромко играла нежная инструментальная музыка. Ольга пританцовывала и раскачивала бёдрами. В очередной раз Ленка полюбовалась женственной фигурой сестры с тонкой талией и широкими бедрами, домашний трикотажный костюм сидел на этой фигуре, как парадная одежда.
Ленка коротенько наврала, что пишет материал про многодетных женщин, включила для виду диктофон, но с чего начать – так и не придумала. Выдохнула и начала с того, что на самом деле ее интересовало:
– Оль, скажи, ты устаешь от своих детей?
– Конечно! – ни на секунду не задумываясь и не вкладывая в свои слова и доли трагичности, ответила та и полезла в шкаф за солью.
– Ты так легко об этом говоришь… – Ленка удивилась и даже как-то немного обиделась за племянников.
– А что в этом такого? Мне кажется, это очень нормально – уставать от суеты и постоянных забот, заботы о собственных детях – это все равно заботы. Знаешь… – Ольга повернулась к сестре и хохотнула. – Больше всего я уставала, когда у нас появился Мишка. Временами мне казалось, что я вот прямо сейчас лягу и умру от недосыпа и усталости. Мне сейчас вспоминается, что я все время ныла. В зеркало не смотрелась, потому что за собой не следила, помыть голову было за счастье. С Олегом ругались, наверное, каждый день…
– Вы ругались с Олегом?! – поразилась Ленка.
– Конечно. Мы и сейчас ругаемся, мне кажется, ругаются в любой нормальной семье.
Ольга была спокойна и весела. А Ленка – в сильном удивлении.
– Продолжай!
– Ну и вот. О чем я? Ах, да! Ругались с Олегом. Я ныла. Мне было тяжело. Я видела, что он старается терпеть, как-то оправдывает меня в своих глазах, но мне этого было мало… А чего мне надо было – я не понимала. Да и сейчас не понимаю. Наверное, чтобы он меня жалел постоянно. Не знаю. Пеленать и кормить ребенка я бы ему все равно не доверила. Гулять он и так с ним гулял, когда мог… Ну и вот. И однажды – так хорошо помню этот день – у меня с утра было хорошее настроение, весна, солнышко в окно светило. И я подошла к зеркалу, посмотрела на свое серо-зеленое лицо и, знаешь, что поняла? Что меня вот это нытье затягивает. Что я становлюсь не я какая-то. Что я – другая, жизнерадостная, веселая, мужа люблю безумно. И так четко увидела, что со стороны я выгляжу совершенно потерянной, неухоженной, мрачной тёткой. И вот это оправдание: у меня же маленький ребенок – оно такое… условное, что ли. Лень это всё. И я, Лен, так явно это поняла, как озарение. И сразу все в голове у меня сложилось: как постричься, какую зарядку дома делать и когда, в какие дни маму вызывать, чтоб с Мишкой посидела, а мы в кино сходили… И недосып, ну а что недосып, он проходит, да и спать надо раньше ложиться, а не в телевизор смотреть. И такой подъем был внутри! Надо же, так хорошо помню…
Ольга засмеялась, потом отвлеклась, чтобы перемешать в сковородке что-то скворчащее.
– И что? И вот прям сразу взяла и изменилась?
– Конечно, не сразу, – отозвалась Ольга буднично, не поворачивая головы. – Но я в себе это состояние душевного подъема пыталась сохранить, как барон Мюнхгаузен, ежедневно вытягивала себя за волосы из болота. Которое сама и создала, если разобраться. Постриглась тогда коротко, помнишь? Впервые в жизни, помнишь?
Ленка помнила, как ахнула, когда увидела сестру впервые без длинных волос, а с коротким и так идущим ей каре.
– У подружки, кажется, взяла видеокассету с упражнениями Синди Кроуфорд. Мишка сидит в кроватке, а я на коврике перед кроваткой пыхчу, потом обливаюсь, ногами машу. Опять же, ребенка развлекаю. Мишке нравилось наблюдать.
Ольга снова засмеялась.
– Самое главное, Лен, было упорядочить свою жизнь и усилием воли прекратить ныть, даже когда сильно хотелось. Зато знаешь, как Олег оценил? Он даже как-то вдохновился, что ли, мне показалось, что и меня как-то немного заново полюбил. Многие женщины думают, что мужики ничего не понимают и не замечают. Но на самом деле, я давно это поняла, они гораздо тоньше все чувствуют и видят, ну, может, не все, но многие. Можно про любовь не говорить, а просто беречь мужа и не ныть без повода.
– А по поводу?
– По поводу можно, но один раз. Один раз – один повод.
– Это как?
– Ну, предположим, ребенок всю ночь не спал, ты не выспалась и у тебя плохое настроение. И вот ты по дому ходишь и нудишь. Муж все понимает, тебя жалеет. Потом ребенок засыпает, и муж говорит тебе: ложись тоже, поспи. Но тебе же надо тут постирать, тут приготовить, тут еще что-то. И ты спать не ложишься, а устаешь еще больше и ходишь мрачная до вечера. И, думаешь, муж будет тебя жалеть в этом случае? Нет, он уже злится.
Для Ленкиной жизни пример был далек и непонятен, и Ольга увидела это на ее лице. Захихикала.
– Ладно, придет время – поймешь!
– Когда оно придет, это время? – вздохнула Ленка и подумала про Романа.
3
Роман не был красивым мужчиной. Смуглый брюнет невысокого роста, коренастый и в свои «под 40» уже начинавший лысеть. Ленка полюбила его за взгляд. Пристальный взгляд в упор, который проникал внутрь и сразу цеплял, как на крючок. И моментально казалось, что человек – как на ладони, открыт тебе и совершенно искренен. Невозможно было разговаривать с ним и не дрожать от прямого и горячего взгляда его зелено-карих глаз.
Они познакомились у кофе-машины в холле их офисного здания, и Роман о чем-то спросил Ленку, она не помнила, о чем, потому что его неприкрыто глядящие прямо в душу глаза просто парализовали ее. Она ни разу не видела, чтобы едва знакомый мужчина ТАК смотрел. И даже когда он улыбался, взгляд его оставался прямым и пронизывающим.
Поначалу Ленка считала его просто симпатичным, но несколько недель бегала за кофе в три раза чаще, чем обычно, чтобы снова обжечься о его удивительные глаза. Потом он попросил ее телефон якобы для коллеги, которому понадобились контакты в редакции, но через пару дней позвонил сам.
– Елена, – начал он тихо, – не хотите провести сегодняшний вечер в очень уютном месте?
– С вами?
– Со мной.
– Очень хочу, – выдохнула Ленка в трубку, потому что и тон, и само предложение показались недвусмысленными.
Уютное место оказалось загородным кафе над рекой. Роман ждал ее на парковке, стоял и смотрел, как она выходит из такси. Лена как могла элегантно выползла из низкой машины и пошла ему навстречу. Начало лета, предзакатное розовое небо, свежий ветер от реки, запах новенькой зелени и фигура этого мужчины на краю асфальтового прямоугольника моментально опьянили ее. Он стоял, широко расставив ноги, спрятав руки в карманы дорогих офисных брюк, без привычного галстука, верхняя пуговица белой рубашки расстегнута. Чуть наклонив голову, Роман в упор смотрел на нее. Взгляд был красноречив как никогда раньше. У Ленки горячей волной от затылка к пояснице пробежали мурашки.
– Привет, – сказала она, подойдя к нему вплотную и неожиданно для себя перейдя на «ты».
– Здравствуй. Я… ждал… тебя, - сказал Роман.
От того, как были сказаны эти слова, волна мурашек кубарем скатилась по шее еще раз.
– Давно ждешь?
– Не знаю, – Роман помолчал и, по-прежнему неотрывно глядя в глаза, серьезно добавил: – Может быть, всю жизнь.
Несколько секунд они молча взирали друг на друга. И тут Ленка, в висках которой давно невыносимо стучало и ноги подгибались от волнения, не выдержала и воскликнула:
- Господи, да поцелуй ты меня уже!!!
Роман молча шагнул к ней и, запустив одну руку в волосы на затылке, а другой притянув к себе за талию, поцеловал.
Ей понравилось в нем все. Широкие плечи, чуть кривые ноги, большие руки и хриплый голос. Его смех и манера начинать фразу с полушепота. Его парфюм. То, как он целует в шею. Как гладит волосы. Как делает все остальное – медленно и точно, спокойно и уверенно, словно читает мысли или умеет угадывать желания. Именно с Романом она вспомнила, что такое страсть, настоящая, животная, когда трясущимися руками развязываешь его галстук в лифте, а едва ступив за порог квартиры, лихорадочно расстегиваешь пуговицы на своей рубашке и одновременно отвечаешь на его жаркий, пожирающий поцелуй.
Через неделю после первой совместной ночи Роман сказал ей за завтраком, глядя своим притягательным взглядом: «Наверно, я люблю тебя, малыш». И от этой фразы внутри у Ленки все оборвалось и ухнуло куда-то вниз, и там, внизу запульсировало так, что отдавало в виски. В то утро она была абсолютно счастлива. И следующие два месяца тоже. Рома заговорил про свадьбу. Предлагал подумать о том, куда рвануть в свадебное путешествие. Спрашивал, как назвать будущих детей. И впервые в жизни Ленка начала мечтать вслух. Они лежали голыми на огромной кровати в его маленькой спальне и разговаривали о будущем, потом любили друг друга остервенело, потом спали и опять разговаривали.
Когда Ленка отмечала свой день рождения, Роман сделал то, чего не делал ни один мужчина в ее жизни, – подарил ей путевку в Прагу. В город ее мечты. В город, о котором она знала очень много, но никогда в нем не была. Сам он поехать не мог – дела, работа, но это лишь на секунду огорчило Ленку. Это же Прага!!! И она поехала.
Стоял золотой, тихий сентябрь, она бродила по старым улочкам древнего города и упивалась их запахами и звуками. Толпы туристов не мешали ей. Рома слал длинные, переполненные нежностью смс, писал, что не может работать без нее, дышать без нее. Эти десять дней стали днями немыслимого счастья.
…В аэропорту Роман не встретил. На звонки не отвечал. Через два дня после Ленкиного возвращения и полного непонимания, что происходит, он подкараулил ее все у того же кофе-автомата в холле и без улыбки сказал:
– Здравствуй, Лена! Как долетела?
Ленка молча смотрела на него. Её затрясло мелкой дрожью и застучали зубы. Трудно было стоять из-за сотрясающих тело ударов сердца. Она соскучилась до безумия. Она представляла, как он встретит ее у трапа самолета, как они вцепятся друг в друга губами и станут одним, жарким и задыхающимся целым. И вот это – «здравствуй, Лена» - ударило по лицу.
– Хорошо долетела, Рома, – ответила она, стараясь не лязгнуть зубами.
– Я рад.
И стал наливать себе кофе. Ленка тогда подумала, что прямо здесь сойдет с ума. Или грохнется в обморок. Но нет, мозг не смилостивился и не отключил от реальности.
– А что происходит, Рома? – спросила она, пытаясь поймать его взгляд, но он смотрел в пластиковый стакан с кофе.
– Всё нормально.
– Я звонила тебе. Я думала, мы встретимся.
– Да, я увидел поздно, телефон был на беззвучном режиме.
«У него раздвоение личности! – мелькнула спасительная мысль. – Он забыл, что любит меня».
– Ты не любишь меня больше? – спросила она и сама неприятно поразилась, насколько жалко прозвучал этот вопрос.
– Давай не здесь и не сейчас, - ответил Рома, оглянувшись по сторонам, и впервые посмотрел на нее прямым взглядом. И тогда Ленка с ужасом, от которого стало холодно затылку, поняла, что это не душа, которая смотрит в душу. Что его взгляд – это ПРОСТО ВЗГЛЯД. И ничего больше.
Она поняла, что почти ничего не знает об этом человеке. Что когда они «разговаривали», на самом деле – говорила лишь она. Он только задавал вектор ее монологу и слушал. Говорил редко и мало – о себе.
Ленка стояла со стаканчиком кофе в руках и в оцепенении смотрела на любимого и совершенно незнакомого мужчину. Ей показалось, что она даже моргать перестала, и глаза заболели от напряжения.
– Я просто не понимаю, что происходит, Рома! Я даже не знаю, что у тебя спросить. Я просто не понимаю.
– Все нормально будет, Лен. Просто у меня небольшие проблемы. И нет настроения. Но все будет нормально.
Будничный тон, которым он говорил, причинил Ленке такую боль, что она заморгала часто-часто, как от удара по щеке. Никогда он не говорил с ней так. Как будто… как будто с коллегой по работе, которой незачем знать лишнее. А ведь она готова кинуться на решение любых его проблем. Она готова для него на все. Но надо ли это ему?
– Рома, может, я могу тебе помочь? – снова будто проблеяла она и в миг стала сама себе противна.
– Нет. Не можешь. Не заморачивайся. Просто я сложный человек, Лен, и проблем у меня много. Вряд ли тебе это нужно.
И пока Ленка соображала, что ответить, ее собеседник сказал: «Созвонимся», развернулся и зашел в открывшийся лифт, который бесшумно закрылся. Роман уехал. Смутно сознавая, что она в офисе и вокруг люди, Ленка заревела. Вышла на улицу, села на лавку, уставясь в кофейный стаканчик, и плакала. Ей вспоминался брошенный муж – не бумеранг ли то, что происходит сейчас?
Через неделю Роман позвонил и пригласил поужинать. Голос его был ласков, а взгляд при встрече – так же обезоруживающе открыт. И все было почти, как раньше, но все-таки не так. Расслабиться Ленка не могла, перемена казалась ей подвохом и загадкой, разгадки которой она ждала со страхом. Первый ужин после недельного игнорирования она воспринимала как ребус, который надо разгадать.
Роман спрашивал про Прагу. Спрашивал очень заинтересованно и в подробностях. Слушал внимательно, уточнял и восторгался. Ленка изо всех сил старалась рассказывать так, как рассказывала бы ему, если бы этот ужин состоялся в день ее возвращения. В итоге ее немного отпустило, она повеселела, но каждый раз, когда хотела пошутить – язвила. На каждую ее злую остроту Рома чуть с укоризной смотрел, но молчал.
Затем он отвез ее к себе и снова любил, всю ночь обнимал, целовал в шею. Утром сказал, что любит. И слово «малыш» произнес. Но Ленка чувствовала, что это уже не то. Она ему больше не доверяла. Говорить теперь о свадьбе было противоестественно. Да Рома ни разу и не заикнулся про нее, про свадьбу. Дверь в светлое будущее закрылась. Ленка надеялась, что на время. Что какие-то тайные проблемы у Романа закончатся – и все вернется.
Но ничего не вернулось, хотя, казалось бы, ничего и не ушло. Только встречи стали реже. Она сама звала Рому куда-то сходить или встретиться. Изредка он соглашался на «встретиться», от походов по кино и кафе отказывался под предлогом отсутствия настроения или времени.
Во время таких встреч они сначала напивались на его уютной кухне с видом на город, потом валялись на двуспальной кровати и смотрели какое-нибудь кино, потом занимались любовью. Бывало, что после фильма Рома щелкал пультом, выключая огромный прямоугольник телевизора, целовал Ленку долгим поцелуем, который означал: «Секса не будет. Спокойной ночи» - и, отвернувшись, засыпал. В такие ночи она не спала совсем, горько и беззвучно плакала, стараясь не шмыгать носом, уходила на кухню смотреть в ночное окно, допивала недопитый мартини и отчаянно страдала, в очередной раз не понимая, что происходит.
4
Вечер, когда Ленка примчалась к нему после проведенного у сестры прекрасного дня, оказался таким же пустым и горьким. Роман заснул уже на просмотре фильма и не проснулся к финальным титрам. Ленка посмотрела на часы.
– Детское время! – не удержалась она от восклицания вслух. Бездушные цифры показывали 22.02.
Ей вдруг чуть не физически захотелось сохранить тепло и душевность прошедшего дня, пусть и закончившегося так по-дурацки. Захотелось поделиться теплом с той, которой, вероятно, оно очень нужно. В ответ на эту мысль ее мужчина смешно и громко всхрапнул.
Она вышла в прихожую, нарочно громко порылась в своей сумке и достала «конспиративный» телефон. Пошла на кухню и набрала номер Маши, раздумывая, рискует ли она разбудить ее детей или нет. Гудки шли долго, громко и неприветливо.
– Здравствуйте, Елена, – сказал в трубке голос.
– Здравствуйте, Маша, – как можно более радостно поздоровалась Лена. – Я не слишком поздно?
– Мы как раз укладываемся спать.
– Маша, я думаю, нам надо встретиться, – затараторила Ленка полушепотом, но вдохновенно. – Мне кажется, я знаю, как мы вернем мужа. Как вы вернете мужа, Маша. У меня к вам большой разговор, вам придется чуть больше думать о себе, но, наверное, это будет вам на пользу… Сегодня я встречалась с очень мудрой и очень счастливой женщиной, мне кажется, ее советы могут вам помочь… Когда мы сможем встретиться?
– Елена, – Маша помолчала. – Нам не надо встречаться. Муж уже вернулся.
– Да?! – не нашлась что ответить Лена. Потом опомнилась: – Это же здорово, поздравляю! А как вам это удалось? Или он сам?..
– Я сказала ему, что, если он не вернется, я запрещу ему видеться с детьми. И подам в суд на лишение родительских прав. И он вернулся.
Лена уловила в тоне Марии мстительные нотки. Мол, получи, горе-психолог, я получше тебя знаю, как со своим мужиком управляться.
Лена сказала, удивившись металлу в собственном голосе:
– Надеюсь, Маша, вы понимаете, что делаете.
– Понимаю.
– Удачи вам.
– И вам.
Только после того как телефон замолк, Лена крикнула в него то, что на самом деле хотела сказать:
– Дура!!!
Но никто ее не услышал. Ни далекая и упрямая в стремлении к железобетонному семейному счастью Маша. Ни спящий и некрасиво храпящий Роман. Ленке в очередной раз за этот долгий день захотелось зареветь. Разрыдаться от души. Но руки тряслись от злости и бессилия, и она не смогла выдавить из себя ни слезинки. Ей захотелось уехать. Вызвать такси, прыгнуть в него, исчезнуть. Чтобы утром Рома удивился и, чем черт не шутит, расстроился. Но надежда на утреннее продолжение прерванного на самом интересном месте вечернего сценария оставила Ленку в этой квартире, уложила рядом со спящим мужчиной на широкую кровать и даже дала уснуть.
Глава 4
Клиент третий. Татьяна
1.
Встреча с Татьяной была назначена в парке. Это место выбрала сама Татьяна, женщина, судя по тону разговора, волевая. Март баловал теплом, и Лена охотно согласилась. Они прогуливались по тропинкам старого парка.
– Вы знаете, особо рассказывать нечего, – решительно и как-то мстительно начала Татьяна, – я просто ненавижу свою жизнь. Ненавижу свою работу. Своих друзей. Свои выходные. Себя, короче, ненавижу.
Лена остановилась и со страхом посмотрела на эту красивую, длинноволосую женщину. На секунду она увидела в ней себя и слегка отшатнулась от этого своего отражения. По выражению лица Татьяны, по сжатым, аккуратно накрашенным губам она поняла, что эта ненависть застарелая, как болезнь. Ненависть, принятая своей обладательницей, с которой она научились жить и которую научилась не замечать, но которая, как старый шрам, ноет перед грозой.
– Почему? – через значительную паузу спросила Лена.
Тут замолчала Татьяна. Какое-то время они шли молча, потом Татьяна заговорила:
– У меня вроде бы все хорошо. Нормально. У меня есть работа, хорошая работа, я, чтоб на это место попасть, по головам пары знакомых прошла, многие о такой мечтают… Статус, зарплата, офис как на картинке. И я мозгами это понимаю, но каждое утро как будто камни с собой на работу несу. Ненавижу её. Коллег своих видеть не могу. Подчиненных презираю. Единственный нормальный человек – мой босс, ради него, наверное, и работаю ещё. Хотя нет… Если честно, я понимаю, что мне важно все это – статус, зарплата, машина служебная. И за это я себя тоже ненавижу.
– А что с семьей? Как дома дела? – пыталась Лена увести разговор от коробившего ее слова «ненавижу» и от агрессии, которую излучала эта симпатичная женщина.
– О, с семьей у меня и вовсе шоколад, – усмехнулась Татьяна и поправила сережку, – из семьи у меня кот Матвей. У меня перед ним чувство вины, что я ему мало времени уделяю, что дома редко бываю… Перед котом чувство вины! Я, наверное, похожа на сумасшедшую? – она весело рассмеялась.
– Я понимаю, – продолжала Татьяна, – что мне нужны дети. Ребенок. Но себе одной рожать не хочу. Я хочу, чтобы семья, чтобы отец воспитывал, чтобы все вместе в отпуск, на море. Чтобы по воскресеньям втроем в бассейн, а потом в пиццерию… Чтобы фотки семейные по всему дому стояли… Одинокие мамаши наводят на меня тоску и ужас. И я понимаю, что я ещё более одинокая, чем они, но тем не менее… А мне уже 36. И первому встречному я рожать не буду. А пока я найду того, кто мне нужен, мне будет уже 50! – и она снова рассмеялась и откинула назад длинные волосы, переливающиеся медовыми оттенками на солнце.
Они какое-то время шли молча. Ленка никак не могла собрать обрывки мыслей в одну. Было слишком много солнца – в бликах луж на асфальте, в окнах проезжающих за деревьями машин, волосы ее спутницы тоже как будто аккумулировали солнце и рассеивали его ровным светом вокруг. Приходилось жмуриться, набегали слезы, и это было и приятно, и не давало сосредоточиться. Спрашивать у Татьяны ничего не хотелось. Лена чувствовала себя так, будто столкнулась со смертельно больным человеком и боится поранить его ненужным словом.
– Сдохну в одиночестве, – сказала вдруг Татьяна, как бы подводя итог какому-то внутреннему монологу.
– Ну, подождите сдыхать, – отозвалась Ленка. – Уверена, что что-то можно предпринять. Как вы проводите свободное время?
– Лежу на диване в обнимку с котом, смотрю сериалы, пью вино и никого не хочу видеть. Не подумайте, что я алкоголичка, я пью только хорошее и дорогое вино. Его мне привозят из Испании несколько раз в год. Кстати, у меня есть любовник. Я забыла сказать.
Дело приобретало интересный оборот, появилась «зацепка».
– Расскажите про него.
– Он испанец, партнер нашей компании, приезжает раз в три месяца по делам. Молодой, очень обаятельный, бог в постели. Ключевое слово – женат.
– От него нельзя родить ребенка?
– Можно, но зачем? Мне нужна идеальная ситуация: мама, папа, я – счастливая семья. Я же говорила. Совместные вечера, совместные выходные, фотки в Инстаграме, отпуск, семейные праздники… Причем мне кажется, что это не сверхзадача, это минимум! Ну что в этом такого уж невероятного? Ничего! Миллионы семей такие. Почему мне не дано – я не понимаю.
– Есть мнение, что идеальных семей не существует, - робко сказала Лена.
– Ладно. Меня устроит и нормальная семья, без идеальности.
Они еще несколько минут шли молча.
– Я к психологу ходила какое-то время, – Татьяна усмехнулась. – До смешного. У меня даже никаких травм в детстве не было. Никто не обижал меня, не насиловал, не приставал. Семья полная – мама, папа, сестра. Меня любили, баловали. Училась хорошо. Защитилась в Москве. Зацепиться не за что. Все хорошо у меня. Было когда-то. А сейчас ненавижу все.
Они снова пошли молча. Лена не знала, о чем спрашивать эту красивую, отливающую золотом женщину. Татьяна остановилась.
– Вот говорю с вами… Елена? Да, извините. Так вот, Елена. Говорю и понимаю. Наверное, мне слишком много было дано с самого начала. Высокий старт. К тридцати годам должность, положение. Я добилась какой-то вершины. А выше мне не надо, я не карьеристка. На этом верху меня все устраивает. Я шла по головам, добивалась и добилась. Потому что было надо, а не потому что мне так хотелось. Все шли – и я шла. И чего я могла добиться – я добилась. Как добиваться семейного счастья? Где искать этого мужа, черт бы его побрал? По каким головам пройти? Покажите – я пройду. А хотеть чего-то другого… я не хочу хотеть другого. Я хочу семью. И этого… душевного покоя. Остальное у меня есть. Я понятно сказала?
– Вы добились того, чего смогли. А чего у вас нет – вы не знаете, как добиваться. Хотите, но не умеете. И, похоже, циклите на этом, – подытожила Лена, впрочем, не особенно уверенно.
– Циклю? Да, пожалуй.
В очередной раз воцарилось молчание. Стучали две пары каблуков по весеннему асфальту.
– Так что мы будем со мной делать? – совершенно по-деловому спросила наконец Татьяна.
– Вытаскивать вас из замкнутого круга, – неожиданно для себя ответила Лена, потому что решение пришло к ней молниеносно, вместе с очередной сверкнувшей прямо в глаз лужей.
– Какого круга?
– Ну, как у всех круг: дом – работа – дом. Вы еще где-нибудь бываете?
Татьяна прищурилась, вспоминая. Она была серьёзна и настроена весьма решительно.
– Иногда после работы пью кофе или пиво с двумя подружками в центре. Такими же, как я, неприкаянными старыми перечницами. Обсуждаем подчиненных, цены на нефть, бывших мужей.
– Так все-таки был бывший муж?
– У них был, у меня нет. А у вас?
Вопрос был задан не просто так. Татьяна критически осмотрела Лену, именно так – осмотрела, как осматривают автомобиль перед покупкой. Сравнила рост, вес, общую стать и харизму. Очевидно, Лена проигрывала своей клиентке по всем параметрам, имея преимущество разве что в размере груди. Но у неё, у Ленки, был в прошлом муж. В этот момент под пристальным взглядом у неё возникло чувство жалости к этой потерявшейся в пространстве жизни женщине. И она соврала:
– Нет. У меня тоже нет бывшего мужа.
– Ну вот, видите, – удовлетворенно кивнула Татьяна, и Лена поняла, что сделала правильно, утаив факт замужества: красивая, ухоженная женщина из клиентки, требующей перемен, тут же превратилась в соратницу.
2
На следующий день Лена отправила Татьяне на электронный адрес план действий. Первым пунктом ей рекомендовалось выбрать секцию по интересам и начать ее посещать. «Желательно, чтобы это было место, которое посещают мужчины». Второй пункт – зарегистрироваться на сайте знакомств. Третий пункт состоял из номера телефона – Лена отправила клиентке контакты Нади.
Надя – худая, очень бледная женщина с мальчишеской стрижкой, пятью серьгами в одном ухе и тайфунообразной энергией. Она содержала приют для кошек, названный в ее честь «Надеждой». Но на самом деле, как всегда говорила Надя, приют назван в честь просто «надежды» – надежды на то, что когда-нибудь все кошки, коты и котята найдут свой дом. С Надей Лена столкнулась когда-то в доисторические времена прохождения производственной практики в газете, регулярно писала о ее приюте материалы, помогала с текстами для сайта. Несчастных, обмороженных, подранных собаками, выброшенных умирать кошек Надя подбирала сама, ей приносили их десятками. Над всеми она тряслась и плакала. Возила их к ветеринару. Ставила им уколы и капельницы. Она бросила все свои работы и, когда Всемирная Сеть позволила искать удаленные проекты, перешла на фриланс. Чтобы иметь время на кошек. Надя была мастером фотографии и краудфандинга: самых тощих и страшных своих подопечных она умела снять так, что не восхититься мордашкой, окрасом или изяществом было невозможно. Приют располагался в однокомнатной квартире, которую Наде оставила ее бабушка. Сама Надя жила над этой квартирой, двумя этажами выше, в такой же «однушке». У неё жили три своих кота и три десятка приютских.
Она всегда нуждалась в деньгах и волонтерах. Людей ненавидела настолько же сильно, насколько любила кошачьих. С каждым котенком, которого не удалось выходить, Надя все больше не выносила род человеческий, всех людей оптом. Но все же острая нужда в помощниках заставляла их терпеть.
Лена умышленно решила свести этих двух – хрупкую и яростную в исполнении своей миссии пацанку Надю и холеную Татьяну.
Татьяна позвонила через неделю. Лена ожидала услышать в трубке деловой голос, но оттуда раздавались всхлипы. Голос срывался.
– Я не смогу там… помогать, Елена. Это ужасно, ужасно всё.
– Татьяна, что случилось? – воскликнула Лена.
– Я пришла. А там как раз кот, похож на моего Матвея… Его машина переехала… Я даже не знаю, как это описать… Его принесли… Мы его в клинику повезли… А он лежал молча, смотрел на меня и плакал… Настоящими слезами, понимаете? И я не знала, как взять его, чтобы не сделать больно. И не знала, что делать вообще… Из наркоза не вышел. Я не смогу еще раз… Честно. Не смогу.
Суровая реальность приюта обрушилась на Татьяну в самом своем страшном варианте. Покалеченного кота кто-то подобрал с дороги, принес, и кота не спасли. Такие вещи случались, по рассказам Нади, регулярно. И именно в очередной виток такой регулярности попала Татьяна.
– Таня, успокойтесь, – сказала Лена как можно более мягко. – Я понимаю, как это ужасно.
– У вас есть кот или кошка?
– Нет, у меня нет никого.
– Тогда вы не можете меня понять, Елена, - сказала Татьяна, снова всхлипнула и положила трубку.
3
Вечером позвонила мама и сказала сухо:
- У Ирины завтра день рождения. Она приглашала. И тебя тоже. Приходи в шесть.
В тесном зале хрущевки, в которой жили Ленкина тётка Ира с мужем Петей и сыном Петром Петровичем, был накрыт стол. Стол у тёти Иры всегда был одинаков: салат огурцы-помидоры, колбаса, будто порубленная топором, на большой тарелке, картофельное пюре и свиные отбивные. Блюда всегда одинаковые, но нескончаемые: ни колбаса, ни отбивные, ни пюре никогда не заканчивались. Муж Петя гнал самогон, любовно настаивал его на разных травах, шиповнике и кедровых орехах, поэтому со спиртным проблем никогда не возникало. Ленка всегда удивлялась, что строгая и даже где-то пуритански настроенная мама и её сестры пили этот самогон, от которой у самой Ленки желудок горел огнем.
Тете Ирине исполнялось 50 лет. Она предстала в том же платье, что и в предыдущую пару лет – коричневом, с крупными бусинами на груди. Короткие, как полинялые, волосы небрежно зачесаны назад, однако веки и губы накрашены. Юбилейный сбор и стол ничем не отличались от прошлогодних, сорокадевятилетних. Петр Петрович, поздний ребенок, болезненный и до неприличия избалованный школьник, посидел за столом, поковырял вилкой и ушел к себе в комнату. В приоткрытую дверь Ленка видела белобрысый вихор, торчащий над трогательной пацанячьей макушкой. Петр-младший надел наушники и пропал из этой реальности.
За столом остались его отец Петька, именно так этот суховатый седой мужичок с тонким и длинным носом и живыми, почти черными глазами именовался в их семье; Ленкина мама, худощавая, с прямой спиной; сама Ленка; тётка Полина, самая младшая из сестер и самая многодетная. С мужем Полина была в разводе уже с десяток лет, однако весь этот десяток жила с ним в одной квартире и, кажется, достаточно мирно. Рядом с Полиной – та самая Олька, ее мать - тётка Марина, сын Петьки от первого брака Димка. Он вот уже несколько лет пребывал в возрасте «чуть-чуть за 20», был весел, подкачан и всё же – Ленка видела по глазам – одинок.
Гости уже наелись, но еще не напились. Вечер перестал быть томным в одно мгновение.
– А вот Петр Николаич, – сказала вдруг виновница торжества неожиданно высоким и совсем девичьим голосом, кивнув в сторону благоверного, – сумки собрал у нас. Подарок жене на юбилей сделал.
– Уезжаете, что ли, куда? – весело поинтересовалась Олька.
– Ага, уезжаем, – театрально ответила тётка Ира. – Но не все. Уйти от нас он решил. Нажился. Всё. Развода хочет.
Муж Петька, впервые, может быть, за всю совместную жизнь названный по имени-отчеству, застыл на секунду. Но тут же схватился за бутылку с самогоном, начал разливать по и без того полным рюмкам, не глядя на жену.
Ленка у мамы росла одна. Из десяти ее двоюродных братьев и сестер некоторые заменили родных. Сестра Ольга была Ленкиной ровесницей.
На последнем курсе университета Олька вышла замуж за одногруппника Олега, и они родили троих детей, любимых Ленкиных племянников. Двоих сыновей и девочку, которую Ольга назвала Леной «понятно, в честь кого». Быстро и легко Ольга с Олегом выстроили большой дом в пригородном поселке, разбили огромный газон, поставили качели и завели большую лохматую собаку. И вот сейчас Ленка тряслась в пригородном автобусе – она ехала в гости.
Когда кто-то в редакции начинал рассуждать про «идеальную женщину» или «идеальную мать», в Ленкиной голове тут же всплывало вполне конкретное лицо – лицо сестры. Когда принимались рассуждать о зыбкости понятия «идеальная семья», рядом с лицом Ольги появлялось широкое и спокойное лицо ее мужа, как шутили они сами, тёзки - Олега. Именно эта пара была для Ленки с самого дня свадьбы идеалом и образцом, и в минуты самого ужасного душевного раздрая она приезжала в этот дом, чтобы, как она сама это назвала, погреться душой о чужое счастье. Да и просто посмотреть, что так бывает. Бывает, черт возьми!
Лена ни разу не видела, чтобы Олька жаловалась или хотя бы просто была не в духе. Она, мать троих детей, выглядела всегда лучше и моложе нее, свободной и ничем в общем-то, кроме раздумий о смысле жизни, не обремененной. В своем поселке Ольга ухитрялась заниматься восточными танцами и как-то нашептала Ленке, что на это занятие ее подбил Олег, которому очень уж нравятся вот такие заигрывающие танцы с раскачиванием бедер. Восточного в худощавой, белокожей и рыжеволосой Ольге было мало, а точнее – ничего. Разве что бедра – они были на месте. Муж от ее домашних выступлений приходил в экстаз. Ольга успевала работать в городе, раз в неделю ходить на маникюр, а раз в месяц – к косметологу. Дети ходили в школу и садик, росли без мамок и нянек, разве что пару раз в месяц из города приезжали повидаться бабушки.
Олег работал много, часто ездил в командировки, приходил поздно, но и его Ленка ни разу не видела мрачным или раздраженным. Уставшим – да, бывало. В эти моменты он лежал на диване, а по нему ползали и прыгали, как мартышки, дети.
Самое главное, от чего Ленка тихо млела, сидя за столом в большой, но уютной кухне Ольги и Олега, – от их взаимного притяжения. Со дня свадьбы прошло почти десять лет, а она готова была поклясться, что они смотрят друг на друга так же, как за свадебным столом. Сидя рядом на диване, они непременно держались за руки. Если Ольга проходила мимо мужа, тот не мог удержаться, чтобы не шлепнуть ее легонько по мягкому месту или не ущипнуть за бок. Ольга смеялась шуткам мужа до слез и всегда – искренне. Никогда не перебивала его и не давала перебивать детям. И все в этих отношениях было настолько естественно и легко, что, казалось, нет у этих людей никаких детей, никаких проблем и трудностей, будто они недавно встретились, влюблены, и остальное неважно.
На этот раз Ленка ехала к Ольге за консультацией. Трясясь в автобусе, она и так и сяк складывала слова первого вопроса, который ей надо было задать. Вопрос был про то, как родить троих детей и, став матерью, не перестать быть женщиной. Она сравнивала свою сестру и свою новую клиентку, пытаясь найти в них общее, но оно, кроме наличия детей, никак не находилось. А Ленке надо было найти и, так сказать, подтянуть одну до другой.
Сестра готовила обед на своей светлой кухне, негромко играла нежная инструментальная музыка. Ольга пританцовывала и раскачивала бёдрами. В очередной раз Ленка полюбовалась женственной фигурой сестры с тонкой талией и широкими бедрами, домашний трикотажный костюм сидел на этой фигуре, как парадная одежда.
Ленка коротенько наврала, что пишет материал про многодетных женщин, включила для виду диктофон, но с чего начать – так и не придумала. Выдохнула и начала с того, что на самом деле ее интересовало:
– Оль, скажи, ты устаешь от своих детей?
– Конечно! – ни на секунду не задумываясь и не вкладывая в свои слова и доли трагичности, ответила та и полезла в шкаф за солью.
– Ты так легко об этом говоришь… – Ленка удивилась и даже как-то немного обиделась за племянников.
– А что в этом такого? Мне кажется, это очень нормально – уставать от суеты и постоянных забот, заботы о собственных детях – это все равно заботы. Знаешь… – Ольга повернулась к сестре и хохотнула. – Больше всего я уставала, когда у нас появился Мишка. Временами мне казалось, что я вот прямо сейчас лягу и умру от недосыпа и усталости. Мне сейчас вспоминается, что я все время ныла. В зеркало не смотрелась, потому что за собой не следила, помыть голову было за счастье. С Олегом ругались, наверное, каждый день…
– Вы ругались с Олегом?! – поразилась Ленка.
– Конечно. Мы и сейчас ругаемся, мне кажется, ругаются в любой нормальной семье.
Ольга была спокойна и весела. А Ленка – в сильном удивлении.
– Продолжай!
– Ну и вот. О чем я? Ах, да! Ругались с Олегом. Я ныла. Мне было тяжело. Я видела, что он старается терпеть, как-то оправдывает меня в своих глазах, но мне этого было мало… А чего мне надо было – я не понимала. Да и сейчас не понимаю. Наверное, чтобы он меня жалел постоянно. Не знаю. Пеленать и кормить ребенка я бы ему все равно не доверила. Гулять он и так с ним гулял, когда мог… Ну и вот. И однажды – так хорошо помню этот день – у меня с утра было хорошее настроение, весна, солнышко в окно светило. И я подошла к зеркалу, посмотрела на свое серо-зеленое лицо и, знаешь, что поняла? Что меня вот это нытье затягивает. Что я становлюсь не я какая-то. Что я – другая, жизнерадостная, веселая, мужа люблю безумно. И так четко увидела, что со стороны я выгляжу совершенно потерянной, неухоженной, мрачной тёткой. И вот это оправдание: у меня же маленький ребенок – оно такое… условное, что ли. Лень это всё. И я, Лен, так явно это поняла, как озарение. И сразу все в голове у меня сложилось: как постричься, какую зарядку дома делать и когда, в какие дни маму вызывать, чтоб с Мишкой посидела, а мы в кино сходили… И недосып, ну а что недосып, он проходит, да и спать надо раньше ложиться, а не в телевизор смотреть. И такой подъем был внутри! Надо же, так хорошо помню…
Ольга засмеялась, потом отвлеклась, чтобы перемешать в сковородке что-то скворчащее.
– И что? И вот прям сразу взяла и изменилась?
– Конечно, не сразу, – отозвалась Ольга буднично, не поворачивая головы. – Но я в себе это состояние душевного подъема пыталась сохранить, как барон Мюнхгаузен, ежедневно вытягивала себя за волосы из болота. Которое сама и создала, если разобраться. Постриглась тогда коротко, помнишь? Впервые в жизни, помнишь?
Ленка помнила, как ахнула, когда увидела сестру впервые без длинных волос, а с коротким и так идущим ей каре.
– У подружки, кажется, взяла видеокассету с упражнениями Синди Кроуфорд. Мишка сидит в кроватке, а я на коврике перед кроваткой пыхчу, потом обливаюсь, ногами машу. Опять же, ребенка развлекаю. Мишке нравилось наблюдать.
Ольга снова засмеялась.
– Самое главное, Лен, было упорядочить свою жизнь и усилием воли прекратить ныть, даже когда сильно хотелось. Зато знаешь, как Олег оценил? Он даже как-то вдохновился, что ли, мне показалось, что и меня как-то немного заново полюбил. Многие женщины думают, что мужики ничего не понимают и не замечают. Но на самом деле, я давно это поняла, они гораздо тоньше все чувствуют и видят, ну, может, не все, но многие. Можно про любовь не говорить, а просто беречь мужа и не ныть без повода.
– А по поводу?
– По поводу можно, но один раз. Один раз – один повод.
– Это как?
– Ну, предположим, ребенок всю ночь не спал, ты не выспалась и у тебя плохое настроение. И вот ты по дому ходишь и нудишь. Муж все понимает, тебя жалеет. Потом ребенок засыпает, и муж говорит тебе: ложись тоже, поспи. Но тебе же надо тут постирать, тут приготовить, тут еще что-то. И ты спать не ложишься, а устаешь еще больше и ходишь мрачная до вечера. И, думаешь, муж будет тебя жалеть в этом случае? Нет, он уже злится.
Для Ленкиной жизни пример был далек и непонятен, и Ольга увидела это на ее лице. Захихикала.
– Ладно, придет время – поймешь!
– Когда оно придет, это время? – вздохнула Ленка и подумала про Романа.
3
Роман не был красивым мужчиной. Смуглый брюнет невысокого роста, коренастый и в свои «под 40» уже начинавший лысеть. Ленка полюбила его за взгляд. Пристальный взгляд в упор, который проникал внутрь и сразу цеплял, как на крючок. И моментально казалось, что человек – как на ладони, открыт тебе и совершенно искренен. Невозможно было разговаривать с ним и не дрожать от прямого и горячего взгляда его зелено-карих глаз.
Они познакомились у кофе-машины в холле их офисного здания, и Роман о чем-то спросил Ленку, она не помнила, о чем, потому что его неприкрыто глядящие прямо в душу глаза просто парализовали ее. Она ни разу не видела, чтобы едва знакомый мужчина ТАК смотрел. И даже когда он улыбался, взгляд его оставался прямым и пронизывающим.
Поначалу Ленка считала его просто симпатичным, но несколько недель бегала за кофе в три раза чаще, чем обычно, чтобы снова обжечься о его удивительные глаза. Потом он попросил ее телефон якобы для коллеги, которому понадобились контакты в редакции, но через пару дней позвонил сам.
– Елена, – начал он тихо, – не хотите провести сегодняшний вечер в очень уютном месте?
– С вами?
– Со мной.
– Очень хочу, – выдохнула Ленка в трубку, потому что и тон, и само предложение показались недвусмысленными.
Уютное место оказалось загородным кафе над рекой. Роман ждал ее на парковке, стоял и смотрел, как она выходит из такси. Лена как могла элегантно выползла из низкой машины и пошла ему навстречу. Начало лета, предзакатное розовое небо, свежий ветер от реки, запах новенькой зелени и фигура этого мужчины на краю асфальтового прямоугольника моментально опьянили ее. Он стоял, широко расставив ноги, спрятав руки в карманы дорогих офисных брюк, без привычного галстука, верхняя пуговица белой рубашки расстегнута. Чуть наклонив голову, Роман в упор смотрел на нее. Взгляд был красноречив как никогда раньше. У Ленки горячей волной от затылка к пояснице пробежали мурашки.
– Привет, – сказала она, подойдя к нему вплотную и неожиданно для себя перейдя на «ты».
– Здравствуй. Я… ждал… тебя, - сказал Роман.
От того, как были сказаны эти слова, волна мурашек кубарем скатилась по шее еще раз.
– Давно ждешь?
– Не знаю, – Роман помолчал и, по-прежнему неотрывно глядя в глаза, серьезно добавил: – Может быть, всю жизнь.
Несколько секунд они молча взирали друг на друга. И тут Ленка, в висках которой давно невыносимо стучало и ноги подгибались от волнения, не выдержала и воскликнула:
- Господи, да поцелуй ты меня уже!!!
Роман молча шагнул к ней и, запустив одну руку в волосы на затылке, а другой притянув к себе за талию, поцеловал.
Ей понравилось в нем все. Широкие плечи, чуть кривые ноги, большие руки и хриплый голос. Его смех и манера начинать фразу с полушепота. Его парфюм. То, как он целует в шею. Как гладит волосы. Как делает все остальное – медленно и точно, спокойно и уверенно, словно читает мысли или умеет угадывать желания. Именно с Романом она вспомнила, что такое страсть, настоящая, животная, когда трясущимися руками развязываешь его галстук в лифте, а едва ступив за порог квартиры, лихорадочно расстегиваешь пуговицы на своей рубашке и одновременно отвечаешь на его жаркий, пожирающий поцелуй.
Через неделю после первой совместной ночи Роман сказал ей за завтраком, глядя своим притягательным взглядом: «Наверно, я люблю тебя, малыш». И от этой фразы внутри у Ленки все оборвалось и ухнуло куда-то вниз, и там, внизу запульсировало так, что отдавало в виски. В то утро она была абсолютно счастлива. И следующие два месяца тоже. Рома заговорил про свадьбу. Предлагал подумать о том, куда рвануть в свадебное путешествие. Спрашивал, как назвать будущих детей. И впервые в жизни Ленка начала мечтать вслух. Они лежали голыми на огромной кровати в его маленькой спальне и разговаривали о будущем, потом любили друг друга остервенело, потом спали и опять разговаривали.
Когда Ленка отмечала свой день рождения, Роман сделал то, чего не делал ни один мужчина в ее жизни, – подарил ей путевку в Прагу. В город ее мечты. В город, о котором она знала очень много, но никогда в нем не была. Сам он поехать не мог – дела, работа, но это лишь на секунду огорчило Ленку. Это же Прага!!! И она поехала.
Стоял золотой, тихий сентябрь, она бродила по старым улочкам древнего города и упивалась их запахами и звуками. Толпы туристов не мешали ей. Рома слал длинные, переполненные нежностью смс, писал, что не может работать без нее, дышать без нее. Эти десять дней стали днями немыслимого счастья.
…В аэропорту Роман не встретил. На звонки не отвечал. Через два дня после Ленкиного возвращения и полного непонимания, что происходит, он подкараулил ее все у того же кофе-автомата в холле и без улыбки сказал:
– Здравствуй, Лена! Как долетела?
Ленка молча смотрела на него. Её затрясло мелкой дрожью и застучали зубы. Трудно было стоять из-за сотрясающих тело ударов сердца. Она соскучилась до безумия. Она представляла, как он встретит ее у трапа самолета, как они вцепятся друг в друга губами и станут одним, жарким и задыхающимся целым. И вот это – «здравствуй, Лена» - ударило по лицу.
– Хорошо долетела, Рома, – ответила она, стараясь не лязгнуть зубами.
– Я рад.
И стал наливать себе кофе. Ленка тогда подумала, что прямо здесь сойдет с ума. Или грохнется в обморок. Но нет, мозг не смилостивился и не отключил от реальности.
– А что происходит, Рома? – спросила она, пытаясь поймать его взгляд, но он смотрел в пластиковый стакан с кофе.
– Всё нормально.
– Я звонила тебе. Я думала, мы встретимся.
– Да, я увидел поздно, телефон был на беззвучном режиме.
«У него раздвоение личности! – мелькнула спасительная мысль. – Он забыл, что любит меня».
– Ты не любишь меня больше? – спросила она и сама неприятно поразилась, насколько жалко прозвучал этот вопрос.
– Давай не здесь и не сейчас, - ответил Рома, оглянувшись по сторонам, и впервые посмотрел на нее прямым взглядом. И тогда Ленка с ужасом, от которого стало холодно затылку, поняла, что это не душа, которая смотрит в душу. Что его взгляд – это ПРОСТО ВЗГЛЯД. И ничего больше.
Она поняла, что почти ничего не знает об этом человеке. Что когда они «разговаривали», на самом деле – говорила лишь она. Он только задавал вектор ее монологу и слушал. Говорил редко и мало – о себе.
Ленка стояла со стаканчиком кофе в руках и в оцепенении смотрела на любимого и совершенно незнакомого мужчину. Ей показалось, что она даже моргать перестала, и глаза заболели от напряжения.
– Я просто не понимаю, что происходит, Рома! Я даже не знаю, что у тебя спросить. Я просто не понимаю.
– Все нормально будет, Лен. Просто у меня небольшие проблемы. И нет настроения. Но все будет нормально.
Будничный тон, которым он говорил, причинил Ленке такую боль, что она заморгала часто-часто, как от удара по щеке. Никогда он не говорил с ней так. Как будто… как будто с коллегой по работе, которой незачем знать лишнее. А ведь она готова кинуться на решение любых его проблем. Она готова для него на все. Но надо ли это ему?
– Рома, может, я могу тебе помочь? – снова будто проблеяла она и в миг стала сама себе противна.
– Нет. Не можешь. Не заморачивайся. Просто я сложный человек, Лен, и проблем у меня много. Вряд ли тебе это нужно.
И пока Ленка соображала, что ответить, ее собеседник сказал: «Созвонимся», развернулся и зашел в открывшийся лифт, который бесшумно закрылся. Роман уехал. Смутно сознавая, что она в офисе и вокруг люди, Ленка заревела. Вышла на улицу, села на лавку, уставясь в кофейный стаканчик, и плакала. Ей вспоминался брошенный муж – не бумеранг ли то, что происходит сейчас?
Через неделю Роман позвонил и пригласил поужинать. Голос его был ласков, а взгляд при встрече – так же обезоруживающе открыт. И все было почти, как раньше, но все-таки не так. Расслабиться Ленка не могла, перемена казалась ей подвохом и загадкой, разгадки которой она ждала со страхом. Первый ужин после недельного игнорирования она воспринимала как ребус, который надо разгадать.
Роман спрашивал про Прагу. Спрашивал очень заинтересованно и в подробностях. Слушал внимательно, уточнял и восторгался. Ленка изо всех сил старалась рассказывать так, как рассказывала бы ему, если бы этот ужин состоялся в день ее возвращения. В итоге ее немного отпустило, она повеселела, но каждый раз, когда хотела пошутить – язвила. На каждую ее злую остроту Рома чуть с укоризной смотрел, но молчал.
Затем он отвез ее к себе и снова любил, всю ночь обнимал, целовал в шею. Утром сказал, что любит. И слово «малыш» произнес. Но Ленка чувствовала, что это уже не то. Она ему больше не доверяла. Говорить теперь о свадьбе было противоестественно. Да Рома ни разу и не заикнулся про нее, про свадьбу. Дверь в светлое будущее закрылась. Ленка надеялась, что на время. Что какие-то тайные проблемы у Романа закончатся – и все вернется.
Но ничего не вернулось, хотя, казалось бы, ничего и не ушло. Только встречи стали реже. Она сама звала Рому куда-то сходить или встретиться. Изредка он соглашался на «встретиться», от походов по кино и кафе отказывался под предлогом отсутствия настроения или времени.
Во время таких встреч они сначала напивались на его уютной кухне с видом на город, потом валялись на двуспальной кровати и смотрели какое-нибудь кино, потом занимались любовью. Бывало, что после фильма Рома щелкал пультом, выключая огромный прямоугольник телевизора, целовал Ленку долгим поцелуем, который означал: «Секса не будет. Спокойной ночи» - и, отвернувшись, засыпал. В такие ночи она не спала совсем, горько и беззвучно плакала, стараясь не шмыгать носом, уходила на кухню смотреть в ночное окно, допивала недопитый мартини и отчаянно страдала, в очередной раз не понимая, что происходит.
4
Вечер, когда Ленка примчалась к нему после проведенного у сестры прекрасного дня, оказался таким же пустым и горьким. Роман заснул уже на просмотре фильма и не проснулся к финальным титрам. Ленка посмотрела на часы.
– Детское время! – не удержалась она от восклицания вслух. Бездушные цифры показывали 22.02.
Ей вдруг чуть не физически захотелось сохранить тепло и душевность прошедшего дня, пусть и закончившегося так по-дурацки. Захотелось поделиться теплом с той, которой, вероятно, оно очень нужно. В ответ на эту мысль ее мужчина смешно и громко всхрапнул.
Она вышла в прихожую, нарочно громко порылась в своей сумке и достала «конспиративный» телефон. Пошла на кухню и набрала номер Маши, раздумывая, рискует ли она разбудить ее детей или нет. Гудки шли долго, громко и неприветливо.
– Здравствуйте, Елена, – сказал в трубке голос.
– Здравствуйте, Маша, – как можно более радостно поздоровалась Лена. – Я не слишком поздно?
– Мы как раз укладываемся спать.
– Маша, я думаю, нам надо встретиться, – затараторила Ленка полушепотом, но вдохновенно. – Мне кажется, я знаю, как мы вернем мужа. Как вы вернете мужа, Маша. У меня к вам большой разговор, вам придется чуть больше думать о себе, но, наверное, это будет вам на пользу… Сегодня я встречалась с очень мудрой и очень счастливой женщиной, мне кажется, ее советы могут вам помочь… Когда мы сможем встретиться?
– Елена, – Маша помолчала. – Нам не надо встречаться. Муж уже вернулся.
– Да?! – не нашлась что ответить Лена. Потом опомнилась: – Это же здорово, поздравляю! А как вам это удалось? Или он сам?..
– Я сказала ему, что, если он не вернется, я запрещу ему видеться с детьми. И подам в суд на лишение родительских прав. И он вернулся.
Лена уловила в тоне Марии мстительные нотки. Мол, получи, горе-психолог, я получше тебя знаю, как со своим мужиком управляться.
Лена сказала, удивившись металлу в собственном голосе:
– Надеюсь, Маша, вы понимаете, что делаете.
– Понимаю.
– Удачи вам.
– И вам.
Только после того как телефон замолк, Лена крикнула в него то, что на самом деле хотела сказать:
– Дура!!!
Но никто ее не услышал. Ни далекая и упрямая в стремлении к железобетонному семейному счастью Маша. Ни спящий и некрасиво храпящий Роман. Ленке в очередной раз за этот долгий день захотелось зареветь. Разрыдаться от души. Но руки тряслись от злости и бессилия, и она не смогла выдавить из себя ни слезинки. Ей захотелось уехать. Вызвать такси, прыгнуть в него, исчезнуть. Чтобы утром Рома удивился и, чем черт не шутит, расстроился. Но надежда на утреннее продолжение прерванного на самом интересном месте вечернего сценария оставила Ленку в этой квартире, уложила рядом со спящим мужчиной на широкую кровать и даже дала уснуть.
Глава 4
Клиент третий. Татьяна
1.
Встреча с Татьяной была назначена в парке. Это место выбрала сама Татьяна, женщина, судя по тону разговора, волевая. Март баловал теплом, и Лена охотно согласилась. Они прогуливались по тропинкам старого парка.
– Вы знаете, особо рассказывать нечего, – решительно и как-то мстительно начала Татьяна, – я просто ненавижу свою жизнь. Ненавижу свою работу. Своих друзей. Свои выходные. Себя, короче, ненавижу.
Лена остановилась и со страхом посмотрела на эту красивую, длинноволосую женщину. На секунду она увидела в ней себя и слегка отшатнулась от этого своего отражения. По выражению лица Татьяны, по сжатым, аккуратно накрашенным губам она поняла, что эта ненависть застарелая, как болезнь. Ненависть, принятая своей обладательницей, с которой она научились жить и которую научилась не замечать, но которая, как старый шрам, ноет перед грозой.
– Почему? – через значительную паузу спросила Лена.
Тут замолчала Татьяна. Какое-то время они шли молча, потом Татьяна заговорила:
– У меня вроде бы все хорошо. Нормально. У меня есть работа, хорошая работа, я, чтоб на это место попасть, по головам пары знакомых прошла, многие о такой мечтают… Статус, зарплата, офис как на картинке. И я мозгами это понимаю, но каждое утро как будто камни с собой на работу несу. Ненавижу её. Коллег своих видеть не могу. Подчиненных презираю. Единственный нормальный человек – мой босс, ради него, наверное, и работаю ещё. Хотя нет… Если честно, я понимаю, что мне важно все это – статус, зарплата, машина служебная. И за это я себя тоже ненавижу.
– А что с семьей? Как дома дела? – пыталась Лена увести разговор от коробившего ее слова «ненавижу» и от агрессии, которую излучала эта симпатичная женщина.
– О, с семьей у меня и вовсе шоколад, – усмехнулась Татьяна и поправила сережку, – из семьи у меня кот Матвей. У меня перед ним чувство вины, что я ему мало времени уделяю, что дома редко бываю… Перед котом чувство вины! Я, наверное, похожа на сумасшедшую? – она весело рассмеялась.
– Я понимаю, – продолжала Татьяна, – что мне нужны дети. Ребенок. Но себе одной рожать не хочу. Я хочу, чтобы семья, чтобы отец воспитывал, чтобы все вместе в отпуск, на море. Чтобы по воскресеньям втроем в бассейн, а потом в пиццерию… Чтобы фотки семейные по всему дому стояли… Одинокие мамаши наводят на меня тоску и ужас. И я понимаю, что я ещё более одинокая, чем они, но тем не менее… А мне уже 36. И первому встречному я рожать не буду. А пока я найду того, кто мне нужен, мне будет уже 50! – и она снова рассмеялась и откинула назад длинные волосы, переливающиеся медовыми оттенками на солнце.
Они какое-то время шли молча. Ленка никак не могла собрать обрывки мыслей в одну. Было слишком много солнца – в бликах луж на асфальте, в окнах проезжающих за деревьями машин, волосы ее спутницы тоже как будто аккумулировали солнце и рассеивали его ровным светом вокруг. Приходилось жмуриться, набегали слезы, и это было и приятно, и не давало сосредоточиться. Спрашивать у Татьяны ничего не хотелось. Лена чувствовала себя так, будто столкнулась со смертельно больным человеком и боится поранить его ненужным словом.
– Сдохну в одиночестве, – сказала вдруг Татьяна, как бы подводя итог какому-то внутреннему монологу.
– Ну, подождите сдыхать, – отозвалась Ленка. – Уверена, что что-то можно предпринять. Как вы проводите свободное время?
– Лежу на диване в обнимку с котом, смотрю сериалы, пью вино и никого не хочу видеть. Не подумайте, что я алкоголичка, я пью только хорошее и дорогое вино. Его мне привозят из Испании несколько раз в год. Кстати, у меня есть любовник. Я забыла сказать.
Дело приобретало интересный оборот, появилась «зацепка».
– Расскажите про него.
– Он испанец, партнер нашей компании, приезжает раз в три месяца по делам. Молодой, очень обаятельный, бог в постели. Ключевое слово – женат.
– От него нельзя родить ребенка?
– Можно, но зачем? Мне нужна идеальная ситуация: мама, папа, я – счастливая семья. Я же говорила. Совместные вечера, совместные выходные, фотки в Инстаграме, отпуск, семейные праздники… Причем мне кажется, что это не сверхзадача, это минимум! Ну что в этом такого уж невероятного? Ничего! Миллионы семей такие. Почему мне не дано – я не понимаю.
– Есть мнение, что идеальных семей не существует, - робко сказала Лена.
– Ладно. Меня устроит и нормальная семья, без идеальности.
Они еще несколько минут шли молча.
– Я к психологу ходила какое-то время, – Татьяна усмехнулась. – До смешного. У меня даже никаких травм в детстве не было. Никто не обижал меня, не насиловал, не приставал. Семья полная – мама, папа, сестра. Меня любили, баловали. Училась хорошо. Защитилась в Москве. Зацепиться не за что. Все хорошо у меня. Было когда-то. А сейчас ненавижу все.
Они снова пошли молча. Лена не знала, о чем спрашивать эту красивую, отливающую золотом женщину. Татьяна остановилась.
– Вот говорю с вами… Елена? Да, извините. Так вот, Елена. Говорю и понимаю. Наверное, мне слишком много было дано с самого начала. Высокий старт. К тридцати годам должность, положение. Я добилась какой-то вершины. А выше мне не надо, я не карьеристка. На этом верху меня все устраивает. Я шла по головам, добивалась и добилась. Потому что было надо, а не потому что мне так хотелось. Все шли – и я шла. И чего я могла добиться – я добилась. Как добиваться семейного счастья? Где искать этого мужа, черт бы его побрал? По каким головам пройти? Покажите – я пройду. А хотеть чего-то другого… я не хочу хотеть другого. Я хочу семью. И этого… душевного покоя. Остальное у меня есть. Я понятно сказала?
– Вы добились того, чего смогли. А чего у вас нет – вы не знаете, как добиваться. Хотите, но не умеете. И, похоже, циклите на этом, – подытожила Лена, впрочем, не особенно уверенно.
– Циклю? Да, пожалуй.
В очередной раз воцарилось молчание. Стучали две пары каблуков по весеннему асфальту.
– Так что мы будем со мной делать? – совершенно по-деловому спросила наконец Татьяна.
– Вытаскивать вас из замкнутого круга, – неожиданно для себя ответила Лена, потому что решение пришло к ней молниеносно, вместе с очередной сверкнувшей прямо в глаз лужей.
– Какого круга?
– Ну, как у всех круг: дом – работа – дом. Вы еще где-нибудь бываете?
Татьяна прищурилась, вспоминая. Она была серьёзна и настроена весьма решительно.
– Иногда после работы пью кофе или пиво с двумя подружками в центре. Такими же, как я, неприкаянными старыми перечницами. Обсуждаем подчиненных, цены на нефть, бывших мужей.
– Так все-таки был бывший муж?
– У них был, у меня нет. А у вас?
Вопрос был задан не просто так. Татьяна критически осмотрела Лену, именно так – осмотрела, как осматривают автомобиль перед покупкой. Сравнила рост, вес, общую стать и харизму. Очевидно, Лена проигрывала своей клиентке по всем параметрам, имея преимущество разве что в размере груди. Но у неё, у Ленки, был в прошлом муж. В этот момент под пристальным взглядом у неё возникло чувство жалости к этой потерявшейся в пространстве жизни женщине. И она соврала:
– Нет. У меня тоже нет бывшего мужа.
– Ну вот, видите, – удовлетворенно кивнула Татьяна, и Лена поняла, что сделала правильно, утаив факт замужества: красивая, ухоженная женщина из клиентки, требующей перемен, тут же превратилась в соратницу.
2
На следующий день Лена отправила Татьяне на электронный адрес план действий. Первым пунктом ей рекомендовалось выбрать секцию по интересам и начать ее посещать. «Желательно, чтобы это было место, которое посещают мужчины». Второй пункт – зарегистрироваться на сайте знакомств. Третий пункт состоял из номера телефона – Лена отправила клиентке контакты Нади.
Надя – худая, очень бледная женщина с мальчишеской стрижкой, пятью серьгами в одном ухе и тайфунообразной энергией. Она содержала приют для кошек, названный в ее честь «Надеждой». Но на самом деле, как всегда говорила Надя, приют назван в честь просто «надежды» – надежды на то, что когда-нибудь все кошки, коты и котята найдут свой дом. С Надей Лена столкнулась когда-то в доисторические времена прохождения производственной практики в газете, регулярно писала о ее приюте материалы, помогала с текстами для сайта. Несчастных, обмороженных, подранных собаками, выброшенных умирать кошек Надя подбирала сама, ей приносили их десятками. Над всеми она тряслась и плакала. Возила их к ветеринару. Ставила им уколы и капельницы. Она бросила все свои работы и, когда Всемирная Сеть позволила искать удаленные проекты, перешла на фриланс. Чтобы иметь время на кошек. Надя была мастером фотографии и краудфандинга: самых тощих и страшных своих подопечных она умела снять так, что не восхититься мордашкой, окрасом или изяществом было невозможно. Приют располагался в однокомнатной квартире, которую Наде оставила ее бабушка. Сама Надя жила над этой квартирой, двумя этажами выше, в такой же «однушке». У неё жили три своих кота и три десятка приютских.
Она всегда нуждалась в деньгах и волонтерах. Людей ненавидела настолько же сильно, насколько любила кошачьих. С каждым котенком, которого не удалось выходить, Надя все больше не выносила род человеческий, всех людей оптом. Но все же острая нужда в помощниках заставляла их терпеть.
Лена умышленно решила свести этих двух – хрупкую и яростную в исполнении своей миссии пацанку Надю и холеную Татьяну.
Татьяна позвонила через неделю. Лена ожидала услышать в трубке деловой голос, но оттуда раздавались всхлипы. Голос срывался.
– Я не смогу там… помогать, Елена. Это ужасно, ужасно всё.
– Татьяна, что случилось? – воскликнула Лена.
– Я пришла. А там как раз кот, похож на моего Матвея… Его машина переехала… Я даже не знаю, как это описать… Его принесли… Мы его в клинику повезли… А он лежал молча, смотрел на меня и плакал… Настоящими слезами, понимаете? И я не знала, как взять его, чтобы не сделать больно. И не знала, что делать вообще… Из наркоза не вышел. Я не смогу еще раз… Честно. Не смогу.
Суровая реальность приюта обрушилась на Татьяну в самом своем страшном варианте. Покалеченного кота кто-то подобрал с дороги, принес, и кота не спасли. Такие вещи случались, по рассказам Нади, регулярно. И именно в очередной виток такой регулярности попала Татьяна.
– Таня, успокойтесь, – сказала Лена как можно более мягко. – Я понимаю, как это ужасно.
– У вас есть кот или кошка?
– Нет, у меня нет никого.
– Тогда вы не можете меня понять, Елена, - сказала Татьяна, снова всхлипнула и положила трубку.
3
Вечером позвонила мама и сказала сухо:
- У Ирины завтра день рождения. Она приглашала. И тебя тоже. Приходи в шесть.
В тесном зале хрущевки, в которой жили Ленкина тётка Ира с мужем Петей и сыном Петром Петровичем, был накрыт стол. Стол у тёти Иры всегда был одинаков: салат огурцы-помидоры, колбаса, будто порубленная топором, на большой тарелке, картофельное пюре и свиные отбивные. Блюда всегда одинаковые, но нескончаемые: ни колбаса, ни отбивные, ни пюре никогда не заканчивались. Муж Петя гнал самогон, любовно настаивал его на разных травах, шиповнике и кедровых орехах, поэтому со спиртным проблем никогда не возникало. Ленка всегда удивлялась, что строгая и даже где-то пуритански настроенная мама и её сестры пили этот самогон, от которой у самой Ленки желудок горел огнем.
Тете Ирине исполнялось 50 лет. Она предстала в том же платье, что и в предыдущую пару лет – коричневом, с крупными бусинами на груди. Короткие, как полинялые, волосы небрежно зачесаны назад, однако веки и губы накрашены. Юбилейный сбор и стол ничем не отличались от прошлогодних, сорокадевятилетних. Петр Петрович, поздний ребенок, болезненный и до неприличия избалованный школьник, посидел за столом, поковырял вилкой и ушел к себе в комнату. В приоткрытую дверь Ленка видела белобрысый вихор, торчащий над трогательной пацанячьей макушкой. Петр-младший надел наушники и пропал из этой реальности.
За столом остались его отец Петька, именно так этот суховатый седой мужичок с тонким и длинным носом и живыми, почти черными глазами именовался в их семье; Ленкина мама, худощавая, с прямой спиной; сама Ленка; тётка Полина, самая младшая из сестер и самая многодетная. С мужем Полина была в разводе уже с десяток лет, однако весь этот десяток жила с ним в одной квартире и, кажется, достаточно мирно. Рядом с Полиной – та самая Олька, ее мать - тётка Марина, сын Петьки от первого брака Димка. Он вот уже несколько лет пребывал в возрасте «чуть-чуть за 20», был весел, подкачан и всё же – Ленка видела по глазам – одинок.
Гости уже наелись, но еще не напились. Вечер перестал быть томным в одно мгновение.
– А вот Петр Николаич, – сказала вдруг виновница торжества неожиданно высоким и совсем девичьим голосом, кивнув в сторону благоверного, – сумки собрал у нас. Подарок жене на юбилей сделал.
– Уезжаете, что ли, куда? – весело поинтересовалась Олька.
– Ага, уезжаем, – театрально ответила тётка Ира. – Но не все. Уйти от нас он решил. Нажился. Всё. Развода хочет.
Муж Петька, впервые, может быть, за всю совместную жизнь названный по имени-отчеству, застыл на секунду. Но тут же схватился за бутылку с самогоном, начал разливать по и без того полным рюмкам, не глядя на жену.