Петр Петрович не мог ни минуты оставаться без работы и, получив в отделе кадров трудовую книжку, тут же бросился к телефону и начал звонить своему приятелю Тришкину, с которым когда-то учился вместе в институте. Тот работал ветеринарным врачом на птицефабрике «Петушок - золотой гребешок» и часто приглашал Петра перейти работать на любую птицефабрику треста «Ни пуха, ни пера».
И уже через неделю Пётр работал ветврачом куриного цеха на птицефабрике «Курочка ряба». Петру сначала показалось, что он попал в рай, рабочий день был всего лишь восемь часов. Не нужно было спать со штанами в руках, по тревоге никто не будил. Не нужно было делать родовспоможение курам, так как цыплята рождались в инкубаторе. Не нужно было бояться бруцеллёза и конкурентов-санитаров. Нужно было лишь следить за соблюдением санитарного режима в корпусах и за своевременной дачей витаминов и других ингредиентов.
Но прошло недели две, и Пётр заскучал, для него этой работы было мало. Он начал метаться по птицефабрике в поисках дополнительной нагрузки и однажды попал на глаза директору Дикому Титу Владимировичу. Тит Владимирович позвал к себе начальника цеха Лысого Александра Владимировича и задал прямой вопрос:
- Скажи мне, товарищ Лысый, а почему это ветврач твоего цеха товарищ Неугомонный мечется по птицефабрике в рабочее время, вместо того чтобы сидеть за отведённым ему столом и думать о повышении продуктивности кур-несушек?
- Уважаемый Тит Владимирович, ветврач Неугомонный привык в совхозе круглые сутки метаться и тут всё ещё не может остановиться. А думает он, в отличие от нас, на ходу.
- Ладно, иди на место, – сказал Тит Владимирович и подумал: «Надо к этому врачу присмотреться, как это - думать на ходу?»
Через некоторое время Тит Владимирович снова вызвал к себе Лысого.
- Ну, что, товарищ Лысый, мечется ли ветврач Неугомонный по птицефабрике или перестал?
- Уважаемый Тит Владимирович, отвечаю без всякой утайки: мечется.
- А продолжает ли он думать на ходу и придумал ли он что-нибудь для повышения продуктивности кур-несушек?
- Думает на ходу, подлец, и придумал, продуктивность повысилась на двадцать процентов.
- И что же он придумал, умный человек? – спросил довольный директор.
- Придумал он проверять птичниц, когда они уходят после работы домой, и изымать яйца из их сумок, а виновных в хищении лишать месячной премии. И вот результат налицо, как говорится.
- А почему же ты, сидя за столом, не додумался до этого, товарищ Лысый? Значит, думать на ходу гораздо лучше, чем сидя в конторе, – строго сказал Дикий и пригласил в кабинет инспектора отдела кадров.
- Скажи мне, инспектор, кем является по образованию товарищ Лысый? Ветврачом. Отлично, пиши приказ. Поменяй местами Неугомонного и Лысого. С сего дня Неугомонный будет начальником цеха, а Лысый ветврачом, пусть и он помечется, может, и ему какая добрая идея придёт в голову на ходу. А Неугомонный, может, наконец, угомонится за столом начальника.
Так, сам того не подозревая, Пётр Петрович нажил себе врага своим метанием по территории птицефабрики.
И опять пролетел определённый отрезок времени. Казалось бы, пора привыкнуть думать сидя за столом. Но не такой был Пётр, он, как и прежде, продолжал метаться по птицефабрике и иногда ему приходили в голову добрые идеи. В одном из таких метаний он был замечен председателем фабричного профсоюзного комитета товарищем Зырянкиным, который тут же побежал к Дикому с предложением:
- Уважаемый Тит Владимирович, а не взвалить ли нам на Неугомонного общественную нагрузку по линии профсоюза? Глядишь, и в этой области ему придёт в голову хорошая мысль.
- А почему бы не взвалить, давай взвалим, – оживился Тит Владимирович. – А то в профсоюзных рядах чувствуется какой-то застой. Пусть он будет твоим заместителем по совместительству, то есть не освобождённым от основных обязанностей начальника цеха.
Трудовой коллектив птицефабрики на 99, 99 процента состоял из членов профсоюза. А где же эта 0, 01 потерялась? А потерялась она именно в цеху, возглавляемом Петром. И этой одной сотой был слесарь-сантехник Волкогонов Василий, все профсоюзники, а он один нет, какая-то ошибка. И с этой ошибки начал свою профсоюзную деятельность Пётр.
«Работает Василий хорошо, хищением продукции не занимался, не дебоширит и в пьянке замечен не был. В чём причина»? – думал вновь испечённый заместитель председателя. И начал активно пробивать путь Волкогонову в профсоюз, а как же иначе, всем профсоюзникам положены льготные путёвки на курорт, а Василию нет, всем скидки в столовой на пятьдесят процентов, а Василию нет.
И не знал Неугомонный причину, по которой слесарю-сантехнику не давали рекомендацию в профсоюз, а бывший начальник цеха Лысый знал, это он не давал рекомендации, но, затаив злобу на Петра, не сказал ему об этом, а наоборот подхваливал Волкогонова. И, когда (уже по рекомендации Петра) Волкогонов был принят в тесные ряды профсоюза, вся его подлая сущность, глубоко затаённая внутри сантехнических мозгов, выплыла в один день наружу, не без помощи бывшего начальника цеха.
Оказывается, Волкогонов был несусветный пьяница и когда уходил в запой, мог натворить всё что угодно, не приведи господь тебе это видеть, а в данное время на пять лет закодировался, вот почему Петр и не видел его пьяным. Но так уж получилось, что как раз последний день кодирования совпал с днем приёма этого индивида в профсоюз. Лысый, зная об этом, подговорил другого слесаря, Сволочного Захара, чтобы тот предложил Волкогонову отметить два события сразу. Профсоюзник? Да! Раскодировался? Да! Ну, и поехали, чего тянуть кота за хвост. И этот новый профсоюзник Волкогонов, видимо, сильно соскучившийся по своему хобби, тут же, не отходя от сантехнических принадлежностей, согласился принять стопочку со слесарем Сволочным.
Ну, а там, где стопочка, там и другая, третья, и пошло-поехало. Ехало, ехало, и вдруг у Волкогонова кончились деньги, а душа, измаявшись за пять лет, просит ещё, и так просит, что прямо некуда деваться, хоть в петлю лезь. И тогда поступило предложение:
- Слушай, профсоюзник Вася, вот если ты пройдёшь от слесарного цеха до проходной голый, зуб даю, куплю ещё литр водки, – глаголит слесарь Захар, не иначе Лысый научил.
И что ты думаешь, читатель? Вася обиделся? А вот и не угадал. Василий, и минуты не сомневаясь, скинул старенький комбинезон и, оставшись, в чём его родила мать, распахнул дверь слесарки и двинулся в сторону проходной, а это почти через всю фабричную территорию. Был обеденный перерыв, народ валом валил в столовую, где собирался откушать пищу за 50-процентную профсоюзную скидку. В их желудках уже закипал желудочный сок в предвкушении наслаждения от приёма творения рук столовских поваров.
И вдруг, как обухом по голове, наперерез проголодавшимся профсоюзникам прет громадный детина с гордо поднятой головой и совершенно голой фигурой, непроходимо обросшей волосами. Желудочный сок, обиженный таким зрелищем, перестаёт кипеть, а закипает уже возмущение. Правда надо отметить, что такой процесс происходил не у всех, некоторые смотрели с присущим им одним только юмором, но находились и такие (из разряда птичниц), которые взирали на данный театральный акт с удовольствием. Кончилось тем, что основная масса слесарей и птичниц вместо столовой кинулась по своим рабочим корпусам, чтобы не видеть этого хамства, так и не отведав приготовленной для них пищи. Некоторые слесаря хотели начистить физиономию вновь испечённому профсоюзнику, но им стыдно было подойти к этому обезьяноподобному голому телу. Вызвали милицию, и, пока доблестные опера ехали на птицефабрику, Волкогонов обошел её территорию три раза. Но обещанной водки ему выпить не удалось. Опера его быстро скрутили и за неимением одежды упаковали в большой мешок, завязав верёвкой в районе пустой головы, в таком виде и доставили в КПЗ.
Кончилось это происшествие довольно прозаически: Василию Волкогонову дали пять лет лагерей. Сволочному Захару за подстрекательство три года условно. Неугомонного за выданные рекомендации Волкогонову освободили от должности заместителя председателя и перевели в простого члена фабкома, а Лысый остался с носом, так как он надеялся на то, что Петра теперь снимут и вернут должность ему. Не вышло! Держи карман шире, товарищ Лысый!
2
Оставшись простым членом профсоюзного комитета, Пётр, однако, обороты активности не сбавлял и на очередном заседании предложил поставить на обсуждение вопрос: «О соблюдении санитарных норм на птицефабрике». Остальные члены его поддержали единогласно. Конечно, на территории этой самой куриной фабрики была идеальная чистота, в её корпусах тоже, и это, отчасти, стараниями самого же Неугомонного. Но так как столовая находилась за территорией, в административном, как сейчас говорят, офисе (а попросту в конторе), то некоторые профсоюзники, чтобы не делать крюк через проходную, наделали дырок в заборе и бессовестно лазали через них туда и обратно. Были разные предложения:
- Давайте заколотим эти дыры горбылем, – внёс предложение один из членов.
- Это бесполезно, – не поддержал его другой, – уже забивали, только горбыль зря потратили, на второй день дыры зияли снова, да ещё и горбыль спёрли.
- Тогда давайте обратимся к совести наших профсоюзников, - сделал предложение председатель Зырянкин, – давайте напишем плакаты со словами «Лаз для свиней» и развешаем их над этими дырками. Глядя на них, может, и пробьёт эта самая совесть членов нашего коллектива.
На том и порешили. Но Пётр Петрович, не надеясь на эту самую совесть, не посоветовавшись с остальными членами комитета, взял ведро солидола (если ты не знаешь, дорогой читатель, что такое солидол, поясняю – им смазывают оси в дрожках, чтобы они не скрипели) и, вымазав густо им бывшие дыры, а теперь «Лазы для свиней», прикрепил прямо к солидолу бумажные ленты с напечатанным на них текстом: «Бог шельму метит», и всё бы было хорошо, но случилось непредвиденное.
На птицефабрику приехал директор треста «Птицепром» Мукомолов Юрий Иванович. И приехал он как раз поговорить об укреплении санитарного порядка, так как в соседней области вспыхнуло заразное заболевание кур. Все работники цеха собрались в бригадном домике и точили лясы в ожидании большого начальства. А начальство в это время наслаждалось трапезой в столовой птицефабрики. Плотно пообедав, товарищ Мукомолов, поглядел на часы и с криком «Ох, ё…, опаздываю!» метнулся на территорию. Через проходную нужно было делать крюк метров двести, при его комплекции это будет потеряно ещё минут двадцать, и тут он увидел дырку в заборе. Быстро огляделся – никого - и юркнул в дырку, не обратив внимания на то, что это не простая дырка, а «Лаз для свиней», и, хотя он был чрезмерно откормлен, но, тем не менее, на свинью похож не был, пока чуть-чуть не дотягивал.
Увидев приближающегося директора треста, все быстро заняли свои места, в надежде на то, что Мукомолов выдаст им рецепт спасения от надвигающейся из другой области беды. И он долго рассказывал о необходимых мерах и в том числе о санитарном состоянии. И когда дошёл до замечаний по обнаруженным нарушениям, после слов:
- А у вас безобразные нарушения санитарии, в заборе зияют огромные дыры… - с его спины отвалился приличный ком солидола и громко шмякнулся на пол. Директор треста обернулся, увидел кусок бесформенной массы и ленту, на которой красовалась надпись: «Бог шельму метит».
Мукомолов хоть и был довольно ожиревшим, но догадка о том, что он попал в какую-то липкую неприятность, быстро достигла его мозгов. Он, не подав вида, закончил свою речь и, распрощавшись с рабочими, двинулся к забору, где и разгадал тайну борьбы с нарушителями санитарного режима, но так как был испорчен его дорогой костюм, он не принял такие методы борьбы за основу и влепил директору Дикому строгий выговор.
Но Дикий тоже не остался в долгу перед настоящим виновником происшедшего. Выяснив в концеконцов, кто им является, он пригласил Неугомонного в кабинет и дал окончательное напутственное слово и по производству, и по профсоюзной линии:
- А не пошёл бы ты, товарищ Неугомонный, на все четыре стороны, то есть в трест «Птицепром» на перераспределение? И пусть дальнейшую твою судьбу решает Мукомолов. А здесь я тебя больше чтобы не видел! Ишь, думает он на ходу! Думал бы за отведённым тебе столом, так, может, и не додумался до такой дури!
Вот так опять, теперь уже профсоюзная деятельность, вылезла для Петра боком, поэтому-то Леваков глубоко был неправ, заподозрив его в большой любви к общественно-политической и административной деятельности.
Директор треста, может, и выгнал бы взашей своего обидчика, но в это время как раз на птицефабрике «Золотое яйцо» не стало ветеринарного врача. Почему не стало? А кто его знает, не стало и всё тут! И Мукомолов подумал так: «Золотое яйцо» находится на самом севере Энской области. Кто туда пойдёт добровольно? Да и работник он вроде хороший, Дикий его всегда хвалил. И костюм мне профсоюзники новый купили. Поэтому дьявол с ним, пусть валит к Колотозову, тот мужик строгий, у него не разгуляешься по территории со своими идиотскими идеями.
Вот так Неугомонный попал на птицефабрику «Золотое яйцо» Цементно-Шиферного района. И многих удивило, что они с Колотозовым быстро поняли друг друга, тот хотя и был крутой мужик, но умных людей уважал.
И надо же было такому случиться, что по неблагоприятному стечению обстоятельств на шею Неугомонного свалилась эта администрация села, чёрт бы её побрал, с одного раза и не выговоришь.
«Если всё будет нормально, обязательно переименую этот Забытый путь… И Павел Иванович при расставании об этом просил», – успел додумать Неугомонный.
И вдруг Рыжка встал как вкопанный. Петр Петрович очнулся от своих воспоминаний, и мы, уважаемый читатель, оставим в покое его мысли. А умная лошадка как раз остановилась, упершись в ограду администрации села Забытый путь к коммунизму.
Часть вторая
Ветер перемен
Событие пятое. Новое место назначения
1
Ограда администрации напоминала о недавно ушедшей сельсоветской роскоши, была сделана из добротного металла. Но в то же время её коснулась уже неотвратимая убогость свалившегося на село капитализма, вместо краски ограду покрывал толстый слой бурой ржавчины.
Здание действительно располагалось поперёк улицы, все дома стояли фасадом к дороге, а оно наваливалось на дорогу боком, как бы впритык. Построено было из кирпича лет этак сорок назад и поэтому крыша его сгорбилась от старости, но стены снаружи возраста своего не выдавали.
Петр Петрович, осмотрев внешний вид своего учреждения, задумался. Несмотря на то, что отношения с общественно-политическими организациями у него не складывались, жизнь его, несомненно, удалась. Он любил свою работу, любил жену Вареньку, своих детей. «Научный коммунизм»… Хотя и появились некоторые сомнения в здравом уме автора этой замечательной книги, но всё не так просто. И вроде люди жили бедновато: и зарплаты были невелики, и в магазинах взять было нечего, но зато жили дружно, строили новое, коммунистическое общество, ни черта в этом не понимали, но строили с большим энтузиазмом, не за рубль, а за совесть, как говорится. Обращались друг к другу - товарищ!
А что сейчас? А сейчас все стали господами, да ещё какими, все более-менее образованные люди стали ни кому не нужны, обнищали, а некоторые вообще стали бомжами. На поверхность выплыли наглые хамы, без образования и совести, они, кто рэкетом, кто хамской хитростью, быстро завладев государственным имуществом и финансами, стали представителями нового класса – олигархов. Образовалось новое общество не пойми что, ни капитализма, ни социализма. Так бомжово-буржуазный сброд.
Вновь испечённый глава, опершись на ограду своего теперь уже учреждения, глядел на обшарпанную дверь, на которой был прикреплён листок бумаги с пояснением, что это не что-то пустяшное, а:
СЕЛЬСКАЯ АДМИНИСТРАЦИЯ СЕЛА
Забытый путь к коммунизму
«Даже на нормальную вывеску денег нет, – горестно подумал Петр Петрович, – а что уж говорить о благоустройстве села и других серьёзных затратах. Но ничего не поделаешь, взялся за гуж - не говори, что не дюж».
И, глубоко вздохнув, новый хозяин широко открыл дверь своего дворца ЗАКОНОДАТЕЛЬНОЙ и одновременно ИСПОЛНИТЕЛЬНОЙ ВЛАСТЕЙ.
2
Открывая дверь, он надеялся увидеть что-то такое, что ласкало бы взгляд посетителя. И увидел! Напротив открывшейся двери, через узкий коридор, бросилась в глаза покосившаяся дверца. «Туалет», – догадался Пётр, но не эта дверца своей убогостью привлекла его внимание, прямо посреди коридорчика, упершись одним концом в потолок, а другим в пол, стояла плохо отёсанная деревянная подпорка, держащая на себе часть потолка, с которого отвалилась часть штукатурки.
И тут же по другую сторону подпорки появились обитатели данного учреждения, озабоченно выпучив глаза и открыв рот от изумления. Их, конечно, предупредили заранее, но глава появился так неожиданно и тихо, как будто к ним свалился с луны ревизор.
Обитателями были четыре женщины. Одна из них преклонного, очень преклонного возраста, с вытянутым усталым лицом и недоверчивым взглядом. Пробуравив этим взглядом Петра, она представилась:
- Лесоедова Авдотья Павловна, главный бухгалтер. – И, громко высморкавшись в носовой платок, добавила: – В данный момент я здесь самая главная и попрошу впредь по окончании рабочего дня отчитываться передо мной о проделанной за день работе!
«Что за бред? – подумал Пётр Петрович, где бы он ни работал, отчитываться перед бухгалтером, будь он трижды главный, ему ещё не приходилось, тем более, что он теперь являлся хозяином и этого учреждения и этого бухгалтера. – Ну да чёрт с ней, пусть пока потешится», – решил он и обратил свой взор к следующей даме.
- Недотёпина Любовь Сергеевна, кассир, – представилась полная моложавая женщина, слегка наклонив свою белобрысую голову и потупив воловатый взгляд. Лицо её выглядело озабоченным, как будто она в уме решала какую-то задачу и не могла никак решить.
Следующей, стоящей за кассиром, была женщина гораздо шире неё и голову её покрывали жгучие чёрные волосы. Лицо довольно симпатичное, глаза тёмно-коричневые, и в них с ума сходил какой-то бес, было похоже на то, что их обладательница хочет расхохотаться в лицо новому начальству, но усилием воли, которым она уж точно обладала, себя сдерживает.
- Еремейкина Полина Ивановна, специалист первой категории, – твердо, с ударением на слове «первой» произнесла она.
И Петру Петровичу представились сразу куры, это они, убитые на мясо, в магазине делились на первую, вторую и нестандартную категории.
За ней стояла высокая, не только симпатичная, но просто красивая, стройная женщина лет двадцати пяти с тёмно-каштановыми волосами, заплетёнными в длинную косу. В больших её синих глазах затаилась дремучая грусть, тоска, какой ещё Петру не приходилось видеть в своей жизни.
- Вьюгина Марина Викторовна, специалист второй категории, – грустно представилась она и зачем-то добавила: – Бракосочетание в нашей администрации провожу я. – При этих словах в глазах её вспыхнул луч надежды, и она ласково посмотрела на Неугомонного.
«Ну, слава богу, до нестандартной категории мы не дошли», – лукаво подумал Пётр, а вслух сказал:
– Ну что же, специалисты, покажите мне внутреннее содержание этого дворца, в котором проводятся даже бракосочетания. - При этих словах Вьюгина опять с надеждой посмотрела на своего нового шефа.
Начали осмотр помещения с кабинета, который располагался со стороны дороги, окна выходили непосредственно на проезжую часть, а два боковых позволяли обозревать улицу со всех сторон.
- Это кабинет бывшего участкового инспектора, – пояснила Еремейкина.
Следующие два кабинета никаких достопримечательностей не имели, в каждом из них стояло по два стола. И вот, наконец, очередь дошла до кабинета самого главы. Чтобы попасть в него, нужно было осторожно миновать неотёсанную подпорку, протиснувшись между ней и туалетной дверью. Увидев, как у нового хозяина отвалилась челюсть от увиденного, остальные быстро высыпали за дверь.
Да! Челюсть отвалилась не зря. Было чему удивиться. Видимо, здание за долгие годы набралось достаточного опыта и точно определило, кто в нём главный. И всю свою изношенность и убогость перенесло именно в этот кабинет, как бы прося экстренного капитального ремонта.
Кабинет был обширный. Наверное, от давления утеплителя потолок его куполообразно просел. А пол наоборот, под давлением стен прогнулся в обратном направлении и устремился навстречу потолку. Пётр Петрович присел на обшарпанное кресло, стоящее у старинного двухтумбового стола, и крепко задумался.
Событие шестое
«Москвич» и Рыжка. Территория села
1
В этот момент задумчивости Петр Петрович, вспомнив о своем верном друге Рыжке и выйдя во двор, увидел, что тот, утомлённый дорогой и разморившись на солнышке, спит, мирно посапывая и подрагивая кожей из-за назойливых мух. Петр Петрович опять задумался: куда же пристроить лошадку? И хотел уже пойти отыскивать своего приятеля Тришкина, который, как мы помним, работал ветврачом на птицефабрике, но тут заметил угол гаража позади здания администрации и вспомнил, что Леваков намекал на «Москвич». Он вернулся в помещение и спросил:
- У кого ключ от гаража?
- У меня, – отозвалась Лесоедова. – А зачем он вам? – спросила она и пристально посмотрела в глаза Петра Петровича, так, будто в гараже хранится не только «Москвич», а и весь золотой запас Цементно-Шиферного района.
- Что значит зачем?! – возмутился Неугомонный. – Должен же я осмотреть своё хозяйство!
- Ваше хозяйство у вас дома, а здесь всё пока ещё принадлежит государству и мне, так как находится у меня на подотчёте, – не унималась Лесоедова.
Петру Петровичу начинал надоедать этот цирк, и он уже хотел стукнуть кулаком по столу и послать куда-нибудь подальше главного бухгалтера с её принципами. Но в это время кассир Недотёпина, видимо, решив добиться расположения нового начальника, открыла сейф и подала ему ключ. Лесоедова кинула в её сторону испепеляющий взгляд, поймав который, Недотёпина покраснела и обречённо рухнула на свой стул. По этой немой сцене Неугомонный понял, что действием одного взгляда кассиру не отделаться.
Петр Петрович с ключом наперевес двинулся к гаражу, заинтригованный необычным поведением бухгалтера и ожидая увидеть необыкновенные ценности – например, новенький «Мерседес». За ним неотступно следовала Лесоедова, выкрикивая лозунги о чести и совести муниципального бухгалтера.
Под пристальным взглядом Лесоедовой, Пётр с большим трудом открыл огромный амбарный замок, успевший заржаветь, и распахнул двери. То, что он увидел, повергло его в глубочайшее уныние и заставило усомниться в здравом уме главбуха. Его взору предстала коробушка сорокалетнего возраста с треснувшим стеклом, побитыми фарами, на разъехавшихся в разные стороны колёсах и с выдавленной на металле облицовки надписью «Москвич-401» «Во вторчермете рублей пятьсот дадут», - подумал Пётр, а вслух спросил:
– И какова же балансовая стоимость этой ценности?
- Большая, – с ударением на букве «о» ответила Лесоедова.
- Ну, в таком случае пусть она остается у вас на подотчёте, а я похожу пешком либо проедусь на лошадке.
После этих слов бухгалтерша облегчённо вздохнула, но в кабинет не ушла, а продолжала намётанным взглядом следить за действиями нового шефа.
Петр Петрович осмотрел гараж и остался этим осмотром доволен. «Ну, вот и временное прибежище для Рыжки», – подумал он и, хитро улыбнувшись, представляя какой сейчас разразится грандиозный скандал, пошел за конем. Лесоедова, почуяв недоброе, неотступно следовала за ним. Петр Петрович распряг коня и, намотав на руку вожжи, подвел его к гаражу. Рыжка, увидев чудище в образе «Москвича», от удивления вылупил глаза. Но хозяин, повернув его задом к этой странной конструкции, привязал вожжи к хомуту, а другим концом зацепил агрегат, и Рыжка, поняв, что от него хочет хозяин, легко вытащил «автомобиль» из гаража. Вся эта процедура сопровождалась скрипом и визгом, исходившими от движущихся частей машины. И громкими воплями бухгалтера. Она даже кричала «Караул!», но, видя, что на помощь никто не приходит, замолчала и, не заходя в администрацию, пошла домой. Рыжка же расположился в новой, отвоёванной у главбуха конюшне.
Настало время и Петру Петровичу отправиться на ночлег в отведённую его семье квартиру. Намаявшись за день, он осмотрел жильё и, не найдя никаких недостатков, бросил под голову куртку и тут же уснул крепким сном прямо на полу. Ну и бог с ним, пусть спит, набирается сил, они ему ещё пригодятся на новом поприще.
2
Солнышко своим ярким краем только ещё показалось за горизонтом, а Пётр был уже на ногах. Перекусить было нечем, и он, надеясь зайти в магазин попозже, двинулся на обход территории.
Как оказалось, не он был первым, кто нарушил топотом шагов первозданную тишину окружающей среды. Беспризорные коровы и быки, агрессивно выставив рога и вылупив безразличные бесцветные глаза, гуськом брели вдоль заборов, выискивая слабые места в них, чтобы проникнуть в огород и утолить ненасытный аппетит. И, не найдя таких мест, группировались в небольшое стадо с намереньем проломить любую преграду для удовлетворения своих потребностей.
На центральной улице Пётр, дойдя до перекрёстка, недалеко от администрации, попытался обойти огромную лужу, которая полностью захватила этот перекрёсток в свои зелёные вонючие объятья. Попытка с первого раза не увенчалась успехом, так же как и со второго. Он бы ещё долго пытался, но тут из переулка вывалил огромный боров с загнутыми до самых глаз клыками, настоящий вепрь. Его сопровождали свиноматки и поросята разных размеров. Боров презрительно посмотрел на Петра Петровича и, мотнув головою, как бы приглашая за собой, с размаху плюхнулся в лужу. Сопровождавшие его «дамы» и их потомки последовали его примеру, создав при этом массу брызг и вони. Тут уж было не до сохранения обуви и вообще внешнего вида, и хозяин территории, которую заняли оккупанты в лице бродячего скота, рванул напрямую по грязной жиже, сопровождаемый, как ему показалось, насмешливым взглядом наглого борова. Преодолев препятствие, он долго чистил об траву, чудом сохранившуюся от прожорливых коров, свои туфли и оттирал брызги грязи с одежды, которыми его окропили свиньи, видимо, почувствовав в нем непримиримого врага.
В этот момент из переулка, постукивая тростью, на перекрёсток выплыла старуха и презрительно, прямо, как тот боров, осмотрев незнакомца, ехидно пропела:
- Опять новава партейца чёрт принёс, ишь какой щеголь, в ботинках выпендрился, тута и в сапогах не пролезешь! Опоздал, деятель, все партейные подвалы уже заняты. Зря обтирался-то, ета лужа не последняя. – И, ткнув борова своей тяжёлой тростью, поплыла дальше, громыхая тяжелыми резиновыми сапогами.
О каких партийцах и о каких подвалах говорила бабка, была пока загадка, что же касается выбоин и луж, в этом она оказалась права.
Дойдя до центральной площади, Пётр Петрович обнаружил огромные кучи мусора, в которых основное место занимали листы бумаги с напечатанным на них текстом. Подняв несколько листков и пробежав по ним глазами, он понял, что это не просто листки, а листовки различных общественных и политических организаций. Особенно много мусора, непроходимые горы, было навалено у школы и дома культуры.
Село было большое и располагалось недалеко от города. И местные бездельники, опираясь на городской опыт и поддержку городских основателей новых партий, наперебой друг другу начали создавать свои организации. И вроде винить их нет смысла, так как во всех странах в переходный период от одного режима к другому возникновение таких бездельников и возглавляемых ими организаций - дело необходимое. В созданной ими мутной воде рыба, как говорится, ловится лучше.
Вскоре обнаружились и так называемые «офисы» этих организаций, скорее потайные их норы. Пользуясь тем, что на селе в отсутствие главы сложилось безвластие, эти архаровцы (название происходит от наименования козла-архара) заняли подвальные помещения школы, дома культуры и даже каким-то образом проникли в контору птицефабрики «Петушок - золотой гребешок», вероятно, дали взятку директору Хапугину.
Подойдя к описанным выше зданиям, Петр Петрович обнаружил у входа в их подвалы вывески. На дверях школьного подвала красовались сразу четыре:
«Анархисты Кропоткина» - как войдёшь, направо, стол у батареи.
«Анархисты батьки Махно» - как войдёшь, направо, стол у окна.
«Троцкисты» - поверни налево, стол в углу.
«Капиталисты-марксисты» - налево и прямо пойдёшь, к нам попадёшь!
Несмотря на ранний час из подвала доносились громкие призывы, перемежающиеся с не совсем культурными изречениями. Пётр Петрович открыл дверь и, оглушённый воплями, на некоторое время застыл без движения.
- Анархия - мать порядка, и Кропоткин - её основатель! – доносилось с правого угла от батареи.
- К дьяволу вашего Кропоткина, батька Махно - герой Гражданской войны! – летело справа от окна.
- Прав был Троцкий, только террором можно навести в этой стране порядок! Рушить нужно всё до основания, а затем… - летело из правого угла.
- Хочешь жить богато, читай «Капитал» Карла Маркса! – басил представитель партии «Капиталисты-марксисты».
Увидев вошедшего, все замолчали, а басистый «капиталист» спросил:
- Что, уважаемый, в партию пришел записываться или свою организовать захотел? Если свою, то ты опоздал, нам самим здесь тесновато. Если в партию, рекомендую в нашу, остальные здесь так себе, дрянь. Так-то, батенька. (Это он попытался подражать Ленину.)
После этих слов обиженные партийцы из других углов так завопили, что в окне лопнуло стекло, лампочка под потолком быстро замигала, а партийцы, исчерпав все устные аргументы, стали кидать друг в друга заранее заготовленные листовки.
Ошарашенный услышанным и увиденным, Пётр Петрович вывалился за дверь и долго не мог прийти в себя. Озадаченный результатами обследования территории, забыв о продуктах, которые хотел купить к завтраку, вернулся в администрацию.
И уже через неделю Пётр работал ветврачом куриного цеха на птицефабрике «Курочка ряба». Петру сначала показалось, что он попал в рай, рабочий день был всего лишь восемь часов. Не нужно было спать со штанами в руках, по тревоге никто не будил. Не нужно было делать родовспоможение курам, так как цыплята рождались в инкубаторе. Не нужно было бояться бруцеллёза и конкурентов-санитаров. Нужно было лишь следить за соблюдением санитарного режима в корпусах и за своевременной дачей витаминов и других ингредиентов.
Но прошло недели две, и Пётр заскучал, для него этой работы было мало. Он начал метаться по птицефабрике в поисках дополнительной нагрузки и однажды попал на глаза директору Дикому Титу Владимировичу. Тит Владимирович позвал к себе начальника цеха Лысого Александра Владимировича и задал прямой вопрос:
- Скажи мне, товарищ Лысый, а почему это ветврач твоего цеха товарищ Неугомонный мечется по птицефабрике в рабочее время, вместо того чтобы сидеть за отведённым ему столом и думать о повышении продуктивности кур-несушек?
- Уважаемый Тит Владимирович, ветврач Неугомонный привык в совхозе круглые сутки метаться и тут всё ещё не может остановиться. А думает он, в отличие от нас, на ходу.
- Ладно, иди на место, – сказал Тит Владимирович и подумал: «Надо к этому врачу присмотреться, как это - думать на ходу?»
Через некоторое время Тит Владимирович снова вызвал к себе Лысого.
- Ну, что, товарищ Лысый, мечется ли ветврач Неугомонный по птицефабрике или перестал?
- Уважаемый Тит Владимирович, отвечаю без всякой утайки: мечется.
- А продолжает ли он думать на ходу и придумал ли он что-нибудь для повышения продуктивности кур-несушек?
- Думает на ходу, подлец, и придумал, продуктивность повысилась на двадцать процентов.
- И что же он придумал, умный человек? – спросил довольный директор.
- Придумал он проверять птичниц, когда они уходят после работы домой, и изымать яйца из их сумок, а виновных в хищении лишать месячной премии. И вот результат налицо, как говорится.
- А почему же ты, сидя за столом, не додумался до этого, товарищ Лысый? Значит, думать на ходу гораздо лучше, чем сидя в конторе, – строго сказал Дикий и пригласил в кабинет инспектора отдела кадров.
- Скажи мне, инспектор, кем является по образованию товарищ Лысый? Ветврачом. Отлично, пиши приказ. Поменяй местами Неугомонного и Лысого. С сего дня Неугомонный будет начальником цеха, а Лысый ветврачом, пусть и он помечется, может, и ему какая добрая идея придёт в голову на ходу. А Неугомонный, может, наконец, угомонится за столом начальника.
Так, сам того не подозревая, Пётр Петрович нажил себе врага своим метанием по территории птицефабрики.
И опять пролетел определённый отрезок времени. Казалось бы, пора привыкнуть думать сидя за столом. Но не такой был Пётр, он, как и прежде, продолжал метаться по птицефабрике и иногда ему приходили в голову добрые идеи. В одном из таких метаний он был замечен председателем фабричного профсоюзного комитета товарищем Зырянкиным, который тут же побежал к Дикому с предложением:
- Уважаемый Тит Владимирович, а не взвалить ли нам на Неугомонного общественную нагрузку по линии профсоюза? Глядишь, и в этой области ему придёт в голову хорошая мысль.
- А почему бы не взвалить, давай взвалим, – оживился Тит Владимирович. – А то в профсоюзных рядах чувствуется какой-то застой. Пусть он будет твоим заместителем по совместительству, то есть не освобождённым от основных обязанностей начальника цеха.
Трудовой коллектив птицефабрики на 99, 99 процента состоял из членов профсоюза. А где же эта 0, 01 потерялась? А потерялась она именно в цеху, возглавляемом Петром. И этой одной сотой был слесарь-сантехник Волкогонов Василий, все профсоюзники, а он один нет, какая-то ошибка. И с этой ошибки начал свою профсоюзную деятельность Пётр.
«Работает Василий хорошо, хищением продукции не занимался, не дебоширит и в пьянке замечен не был. В чём причина»? – думал вновь испечённый заместитель председателя. И начал активно пробивать путь Волкогонову в профсоюз, а как же иначе, всем профсоюзникам положены льготные путёвки на курорт, а Василию нет, всем скидки в столовой на пятьдесят процентов, а Василию нет.
И не знал Неугомонный причину, по которой слесарю-сантехнику не давали рекомендацию в профсоюз, а бывший начальник цеха Лысый знал, это он не давал рекомендации, но, затаив злобу на Петра, не сказал ему об этом, а наоборот подхваливал Волкогонова. И, когда (уже по рекомендации Петра) Волкогонов был принят в тесные ряды профсоюза, вся его подлая сущность, глубоко затаённая внутри сантехнических мозгов, выплыла в один день наружу, не без помощи бывшего начальника цеха.
Оказывается, Волкогонов был несусветный пьяница и когда уходил в запой, мог натворить всё что угодно, не приведи господь тебе это видеть, а в данное время на пять лет закодировался, вот почему Петр и не видел его пьяным. Но так уж получилось, что как раз последний день кодирования совпал с днем приёма этого индивида в профсоюз. Лысый, зная об этом, подговорил другого слесаря, Сволочного Захара, чтобы тот предложил Волкогонову отметить два события сразу. Профсоюзник? Да! Раскодировался? Да! Ну, и поехали, чего тянуть кота за хвост. И этот новый профсоюзник Волкогонов, видимо, сильно соскучившийся по своему хобби, тут же, не отходя от сантехнических принадлежностей, согласился принять стопочку со слесарем Сволочным.
Ну, а там, где стопочка, там и другая, третья, и пошло-поехало. Ехало, ехало, и вдруг у Волкогонова кончились деньги, а душа, измаявшись за пять лет, просит ещё, и так просит, что прямо некуда деваться, хоть в петлю лезь. И тогда поступило предложение:
- Слушай, профсоюзник Вася, вот если ты пройдёшь от слесарного цеха до проходной голый, зуб даю, куплю ещё литр водки, – глаголит слесарь Захар, не иначе Лысый научил.
И что ты думаешь, читатель? Вася обиделся? А вот и не угадал. Василий, и минуты не сомневаясь, скинул старенький комбинезон и, оставшись, в чём его родила мать, распахнул дверь слесарки и двинулся в сторону проходной, а это почти через всю фабричную территорию. Был обеденный перерыв, народ валом валил в столовую, где собирался откушать пищу за 50-процентную профсоюзную скидку. В их желудках уже закипал желудочный сок в предвкушении наслаждения от приёма творения рук столовских поваров.
И вдруг, как обухом по голове, наперерез проголодавшимся профсоюзникам прет громадный детина с гордо поднятой головой и совершенно голой фигурой, непроходимо обросшей волосами. Желудочный сок, обиженный таким зрелищем, перестаёт кипеть, а закипает уже возмущение. Правда надо отметить, что такой процесс происходил не у всех, некоторые смотрели с присущим им одним только юмором, но находились и такие (из разряда птичниц), которые взирали на данный театральный акт с удовольствием. Кончилось тем, что основная масса слесарей и птичниц вместо столовой кинулась по своим рабочим корпусам, чтобы не видеть этого хамства, так и не отведав приготовленной для них пищи. Некоторые слесаря хотели начистить физиономию вновь испечённому профсоюзнику, но им стыдно было подойти к этому обезьяноподобному голому телу. Вызвали милицию, и, пока доблестные опера ехали на птицефабрику, Волкогонов обошел её территорию три раза. Но обещанной водки ему выпить не удалось. Опера его быстро скрутили и за неимением одежды упаковали в большой мешок, завязав верёвкой в районе пустой головы, в таком виде и доставили в КПЗ.
Кончилось это происшествие довольно прозаически: Василию Волкогонову дали пять лет лагерей. Сволочному Захару за подстрекательство три года условно. Неугомонного за выданные рекомендации Волкогонову освободили от должности заместителя председателя и перевели в простого члена фабкома, а Лысый остался с носом, так как он надеялся на то, что Петра теперь снимут и вернут должность ему. Не вышло! Держи карман шире, товарищ Лысый!
2
Оставшись простым членом профсоюзного комитета, Пётр, однако, обороты активности не сбавлял и на очередном заседании предложил поставить на обсуждение вопрос: «О соблюдении санитарных норм на птицефабрике». Остальные члены его поддержали единогласно. Конечно, на территории этой самой куриной фабрики была идеальная чистота, в её корпусах тоже, и это, отчасти, стараниями самого же Неугомонного. Но так как столовая находилась за территорией, в административном, как сейчас говорят, офисе (а попросту в конторе), то некоторые профсоюзники, чтобы не делать крюк через проходную, наделали дырок в заборе и бессовестно лазали через них туда и обратно. Были разные предложения:
- Давайте заколотим эти дыры горбылем, – внёс предложение один из членов.
- Это бесполезно, – не поддержал его другой, – уже забивали, только горбыль зря потратили, на второй день дыры зияли снова, да ещё и горбыль спёрли.
- Тогда давайте обратимся к совести наших профсоюзников, - сделал предложение председатель Зырянкин, – давайте напишем плакаты со словами «Лаз для свиней» и развешаем их над этими дырками. Глядя на них, может, и пробьёт эта самая совесть членов нашего коллектива.
На том и порешили. Но Пётр Петрович, не надеясь на эту самую совесть, не посоветовавшись с остальными членами комитета, взял ведро солидола (если ты не знаешь, дорогой читатель, что такое солидол, поясняю – им смазывают оси в дрожках, чтобы они не скрипели) и, вымазав густо им бывшие дыры, а теперь «Лазы для свиней», прикрепил прямо к солидолу бумажные ленты с напечатанным на них текстом: «Бог шельму метит», и всё бы было хорошо, но случилось непредвиденное.
На птицефабрику приехал директор треста «Птицепром» Мукомолов Юрий Иванович. И приехал он как раз поговорить об укреплении санитарного порядка, так как в соседней области вспыхнуло заразное заболевание кур. Все работники цеха собрались в бригадном домике и точили лясы в ожидании большого начальства. А начальство в это время наслаждалось трапезой в столовой птицефабрики. Плотно пообедав, товарищ Мукомолов, поглядел на часы и с криком «Ох, ё…, опаздываю!» метнулся на территорию. Через проходную нужно было делать крюк метров двести, при его комплекции это будет потеряно ещё минут двадцать, и тут он увидел дырку в заборе. Быстро огляделся – никого - и юркнул в дырку, не обратив внимания на то, что это не простая дырка, а «Лаз для свиней», и, хотя он был чрезмерно откормлен, но, тем не менее, на свинью похож не был, пока чуть-чуть не дотягивал.
Увидев приближающегося директора треста, все быстро заняли свои места, в надежде на то, что Мукомолов выдаст им рецепт спасения от надвигающейся из другой области беды. И он долго рассказывал о необходимых мерах и в том числе о санитарном состоянии. И когда дошёл до замечаний по обнаруженным нарушениям, после слов:
- А у вас безобразные нарушения санитарии, в заборе зияют огромные дыры… - с его спины отвалился приличный ком солидола и громко шмякнулся на пол. Директор треста обернулся, увидел кусок бесформенной массы и ленту, на которой красовалась надпись: «Бог шельму метит».
Мукомолов хоть и был довольно ожиревшим, но догадка о том, что он попал в какую-то липкую неприятность, быстро достигла его мозгов. Он, не подав вида, закончил свою речь и, распрощавшись с рабочими, двинулся к забору, где и разгадал тайну борьбы с нарушителями санитарного режима, но так как был испорчен его дорогой костюм, он не принял такие методы борьбы за основу и влепил директору Дикому строгий выговор.
Но Дикий тоже не остался в долгу перед настоящим виновником происшедшего. Выяснив в концеконцов, кто им является, он пригласил Неугомонного в кабинет и дал окончательное напутственное слово и по производству, и по профсоюзной линии:
- А не пошёл бы ты, товарищ Неугомонный, на все четыре стороны, то есть в трест «Птицепром» на перераспределение? И пусть дальнейшую твою судьбу решает Мукомолов. А здесь я тебя больше чтобы не видел! Ишь, думает он на ходу! Думал бы за отведённым тебе столом, так, может, и не додумался до такой дури!
Вот так опять, теперь уже профсоюзная деятельность, вылезла для Петра боком, поэтому-то Леваков глубоко был неправ, заподозрив его в большой любви к общественно-политической и административной деятельности.
Директор треста, может, и выгнал бы взашей своего обидчика, но в это время как раз на птицефабрике «Золотое яйцо» не стало ветеринарного врача. Почему не стало? А кто его знает, не стало и всё тут! И Мукомолов подумал так: «Золотое яйцо» находится на самом севере Энской области. Кто туда пойдёт добровольно? Да и работник он вроде хороший, Дикий его всегда хвалил. И костюм мне профсоюзники новый купили. Поэтому дьявол с ним, пусть валит к Колотозову, тот мужик строгий, у него не разгуляешься по территории со своими идиотскими идеями.
Вот так Неугомонный попал на птицефабрику «Золотое яйцо» Цементно-Шиферного района. И многих удивило, что они с Колотозовым быстро поняли друг друга, тот хотя и был крутой мужик, но умных людей уважал.
И надо же было такому случиться, что по неблагоприятному стечению обстоятельств на шею Неугомонного свалилась эта администрация села, чёрт бы её побрал, с одного раза и не выговоришь.
«Если всё будет нормально, обязательно переименую этот Забытый путь… И Павел Иванович при расставании об этом просил», – успел додумать Неугомонный.
И вдруг Рыжка встал как вкопанный. Петр Петрович очнулся от своих воспоминаний, и мы, уважаемый читатель, оставим в покое его мысли. А умная лошадка как раз остановилась, упершись в ограду администрации села Забытый путь к коммунизму.
Часть вторая
Ветер перемен
Событие пятое. Новое место назначения
1
Ограда администрации напоминала о недавно ушедшей сельсоветской роскоши, была сделана из добротного металла. Но в то же время её коснулась уже неотвратимая убогость свалившегося на село капитализма, вместо краски ограду покрывал толстый слой бурой ржавчины.
Здание действительно располагалось поперёк улицы, все дома стояли фасадом к дороге, а оно наваливалось на дорогу боком, как бы впритык. Построено было из кирпича лет этак сорок назад и поэтому крыша его сгорбилась от старости, но стены снаружи возраста своего не выдавали.
Петр Петрович, осмотрев внешний вид своего учреждения, задумался. Несмотря на то, что отношения с общественно-политическими организациями у него не складывались, жизнь его, несомненно, удалась. Он любил свою работу, любил жену Вареньку, своих детей. «Научный коммунизм»… Хотя и появились некоторые сомнения в здравом уме автора этой замечательной книги, но всё не так просто. И вроде люди жили бедновато: и зарплаты были невелики, и в магазинах взять было нечего, но зато жили дружно, строили новое, коммунистическое общество, ни черта в этом не понимали, но строили с большим энтузиазмом, не за рубль, а за совесть, как говорится. Обращались друг к другу - товарищ!
А что сейчас? А сейчас все стали господами, да ещё какими, все более-менее образованные люди стали ни кому не нужны, обнищали, а некоторые вообще стали бомжами. На поверхность выплыли наглые хамы, без образования и совести, они, кто рэкетом, кто хамской хитростью, быстро завладев государственным имуществом и финансами, стали представителями нового класса – олигархов. Образовалось новое общество не пойми что, ни капитализма, ни социализма. Так бомжово-буржуазный сброд.
Вновь испечённый глава, опершись на ограду своего теперь уже учреждения, глядел на обшарпанную дверь, на которой был прикреплён листок бумаги с пояснением, что это не что-то пустяшное, а:
СЕЛЬСКАЯ АДМИНИСТРАЦИЯ СЕЛА
Забытый путь к коммунизму
«Даже на нормальную вывеску денег нет, – горестно подумал Петр Петрович, – а что уж говорить о благоустройстве села и других серьёзных затратах. Но ничего не поделаешь, взялся за гуж - не говори, что не дюж».
И, глубоко вздохнув, новый хозяин широко открыл дверь своего дворца ЗАКОНОДАТЕЛЬНОЙ и одновременно ИСПОЛНИТЕЛЬНОЙ ВЛАСТЕЙ.
2
Открывая дверь, он надеялся увидеть что-то такое, что ласкало бы взгляд посетителя. И увидел! Напротив открывшейся двери, через узкий коридор, бросилась в глаза покосившаяся дверца. «Туалет», – догадался Пётр, но не эта дверца своей убогостью привлекла его внимание, прямо посреди коридорчика, упершись одним концом в потолок, а другим в пол, стояла плохо отёсанная деревянная подпорка, держащая на себе часть потолка, с которого отвалилась часть штукатурки.
И тут же по другую сторону подпорки появились обитатели данного учреждения, озабоченно выпучив глаза и открыв рот от изумления. Их, конечно, предупредили заранее, но глава появился так неожиданно и тихо, как будто к ним свалился с луны ревизор.
Обитателями были четыре женщины. Одна из них преклонного, очень преклонного возраста, с вытянутым усталым лицом и недоверчивым взглядом. Пробуравив этим взглядом Петра, она представилась:
- Лесоедова Авдотья Павловна, главный бухгалтер. – И, громко высморкавшись в носовой платок, добавила: – В данный момент я здесь самая главная и попрошу впредь по окончании рабочего дня отчитываться передо мной о проделанной за день работе!
«Что за бред? – подумал Пётр Петрович, где бы он ни работал, отчитываться перед бухгалтером, будь он трижды главный, ему ещё не приходилось, тем более, что он теперь являлся хозяином и этого учреждения и этого бухгалтера. – Ну да чёрт с ней, пусть пока потешится», – решил он и обратил свой взор к следующей даме.
- Недотёпина Любовь Сергеевна, кассир, – представилась полная моложавая женщина, слегка наклонив свою белобрысую голову и потупив воловатый взгляд. Лицо её выглядело озабоченным, как будто она в уме решала какую-то задачу и не могла никак решить.
Следующей, стоящей за кассиром, была женщина гораздо шире неё и голову её покрывали жгучие чёрные волосы. Лицо довольно симпатичное, глаза тёмно-коричневые, и в них с ума сходил какой-то бес, было похоже на то, что их обладательница хочет расхохотаться в лицо новому начальству, но усилием воли, которым она уж точно обладала, себя сдерживает.
- Еремейкина Полина Ивановна, специалист первой категории, – твердо, с ударением на слове «первой» произнесла она.
И Петру Петровичу представились сразу куры, это они, убитые на мясо, в магазине делились на первую, вторую и нестандартную категории.
За ней стояла высокая, не только симпатичная, но просто красивая, стройная женщина лет двадцати пяти с тёмно-каштановыми волосами, заплетёнными в длинную косу. В больших её синих глазах затаилась дремучая грусть, тоска, какой ещё Петру не приходилось видеть в своей жизни.
- Вьюгина Марина Викторовна, специалист второй категории, – грустно представилась она и зачем-то добавила: – Бракосочетание в нашей администрации провожу я. – При этих словах в глазах её вспыхнул луч надежды, и она ласково посмотрела на Неугомонного.
«Ну, слава богу, до нестандартной категории мы не дошли», – лукаво подумал Пётр, а вслух сказал:
– Ну что же, специалисты, покажите мне внутреннее содержание этого дворца, в котором проводятся даже бракосочетания. - При этих словах Вьюгина опять с надеждой посмотрела на своего нового шефа.
Начали осмотр помещения с кабинета, который располагался со стороны дороги, окна выходили непосредственно на проезжую часть, а два боковых позволяли обозревать улицу со всех сторон.
- Это кабинет бывшего участкового инспектора, – пояснила Еремейкина.
Следующие два кабинета никаких достопримечательностей не имели, в каждом из них стояло по два стола. И вот, наконец, очередь дошла до кабинета самого главы. Чтобы попасть в него, нужно было осторожно миновать неотёсанную подпорку, протиснувшись между ней и туалетной дверью. Увидев, как у нового хозяина отвалилась челюсть от увиденного, остальные быстро высыпали за дверь.
Да! Челюсть отвалилась не зря. Было чему удивиться. Видимо, здание за долгие годы набралось достаточного опыта и точно определило, кто в нём главный. И всю свою изношенность и убогость перенесло именно в этот кабинет, как бы прося экстренного капитального ремонта.
Кабинет был обширный. Наверное, от давления утеплителя потолок его куполообразно просел. А пол наоборот, под давлением стен прогнулся в обратном направлении и устремился навстречу потолку. Пётр Петрович присел на обшарпанное кресло, стоящее у старинного двухтумбового стола, и крепко задумался.
Событие шестое
«Москвич» и Рыжка. Территория села
1
В этот момент задумчивости Петр Петрович, вспомнив о своем верном друге Рыжке и выйдя во двор, увидел, что тот, утомлённый дорогой и разморившись на солнышке, спит, мирно посапывая и подрагивая кожей из-за назойливых мух. Петр Петрович опять задумался: куда же пристроить лошадку? И хотел уже пойти отыскивать своего приятеля Тришкина, который, как мы помним, работал ветврачом на птицефабрике, но тут заметил угол гаража позади здания администрации и вспомнил, что Леваков намекал на «Москвич». Он вернулся в помещение и спросил:
- У кого ключ от гаража?
- У меня, – отозвалась Лесоедова. – А зачем он вам? – спросила она и пристально посмотрела в глаза Петра Петровича, так, будто в гараже хранится не только «Москвич», а и весь золотой запас Цементно-Шиферного района.
- Что значит зачем?! – возмутился Неугомонный. – Должен же я осмотреть своё хозяйство!
- Ваше хозяйство у вас дома, а здесь всё пока ещё принадлежит государству и мне, так как находится у меня на подотчёте, – не унималась Лесоедова.
Петру Петровичу начинал надоедать этот цирк, и он уже хотел стукнуть кулаком по столу и послать куда-нибудь подальше главного бухгалтера с её принципами. Но в это время кассир Недотёпина, видимо, решив добиться расположения нового начальника, открыла сейф и подала ему ключ. Лесоедова кинула в её сторону испепеляющий взгляд, поймав который, Недотёпина покраснела и обречённо рухнула на свой стул. По этой немой сцене Неугомонный понял, что действием одного взгляда кассиру не отделаться.
Петр Петрович с ключом наперевес двинулся к гаражу, заинтригованный необычным поведением бухгалтера и ожидая увидеть необыкновенные ценности – например, новенький «Мерседес». За ним неотступно следовала Лесоедова, выкрикивая лозунги о чести и совести муниципального бухгалтера.
Под пристальным взглядом Лесоедовой, Пётр с большим трудом открыл огромный амбарный замок, успевший заржаветь, и распахнул двери. То, что он увидел, повергло его в глубочайшее уныние и заставило усомниться в здравом уме главбуха. Его взору предстала коробушка сорокалетнего возраста с треснувшим стеклом, побитыми фарами, на разъехавшихся в разные стороны колёсах и с выдавленной на металле облицовки надписью «Москвич-401» «Во вторчермете рублей пятьсот дадут», - подумал Пётр, а вслух спросил:
– И какова же балансовая стоимость этой ценности?
- Большая, – с ударением на букве «о» ответила Лесоедова.
- Ну, в таком случае пусть она остается у вас на подотчёте, а я похожу пешком либо проедусь на лошадке.
После этих слов бухгалтерша облегчённо вздохнула, но в кабинет не ушла, а продолжала намётанным взглядом следить за действиями нового шефа.
Петр Петрович осмотрел гараж и остался этим осмотром доволен. «Ну, вот и временное прибежище для Рыжки», – подумал он и, хитро улыбнувшись, представляя какой сейчас разразится грандиозный скандал, пошел за конем. Лесоедова, почуяв недоброе, неотступно следовала за ним. Петр Петрович распряг коня и, намотав на руку вожжи, подвел его к гаражу. Рыжка, увидев чудище в образе «Москвича», от удивления вылупил глаза. Но хозяин, повернув его задом к этой странной конструкции, привязал вожжи к хомуту, а другим концом зацепил агрегат, и Рыжка, поняв, что от него хочет хозяин, легко вытащил «автомобиль» из гаража. Вся эта процедура сопровождалась скрипом и визгом, исходившими от движущихся частей машины. И громкими воплями бухгалтера. Она даже кричала «Караул!», но, видя, что на помощь никто не приходит, замолчала и, не заходя в администрацию, пошла домой. Рыжка же расположился в новой, отвоёванной у главбуха конюшне.
Настало время и Петру Петровичу отправиться на ночлег в отведённую его семье квартиру. Намаявшись за день, он осмотрел жильё и, не найдя никаких недостатков, бросил под голову куртку и тут же уснул крепким сном прямо на полу. Ну и бог с ним, пусть спит, набирается сил, они ему ещё пригодятся на новом поприще.
2
Солнышко своим ярким краем только ещё показалось за горизонтом, а Пётр был уже на ногах. Перекусить было нечем, и он, надеясь зайти в магазин попозже, двинулся на обход территории.
Как оказалось, не он был первым, кто нарушил топотом шагов первозданную тишину окружающей среды. Беспризорные коровы и быки, агрессивно выставив рога и вылупив безразличные бесцветные глаза, гуськом брели вдоль заборов, выискивая слабые места в них, чтобы проникнуть в огород и утолить ненасытный аппетит. И, не найдя таких мест, группировались в небольшое стадо с намереньем проломить любую преграду для удовлетворения своих потребностей.
На центральной улице Пётр, дойдя до перекрёстка, недалеко от администрации, попытался обойти огромную лужу, которая полностью захватила этот перекрёсток в свои зелёные вонючие объятья. Попытка с первого раза не увенчалась успехом, так же как и со второго. Он бы ещё долго пытался, но тут из переулка вывалил огромный боров с загнутыми до самых глаз клыками, настоящий вепрь. Его сопровождали свиноматки и поросята разных размеров. Боров презрительно посмотрел на Петра Петровича и, мотнув головою, как бы приглашая за собой, с размаху плюхнулся в лужу. Сопровождавшие его «дамы» и их потомки последовали его примеру, создав при этом массу брызг и вони. Тут уж было не до сохранения обуви и вообще внешнего вида, и хозяин территории, которую заняли оккупанты в лице бродячего скота, рванул напрямую по грязной жиже, сопровождаемый, как ему показалось, насмешливым взглядом наглого борова. Преодолев препятствие, он долго чистил об траву, чудом сохранившуюся от прожорливых коров, свои туфли и оттирал брызги грязи с одежды, которыми его окропили свиньи, видимо, почувствовав в нем непримиримого врага.
В этот момент из переулка, постукивая тростью, на перекрёсток выплыла старуха и презрительно, прямо, как тот боров, осмотрев незнакомца, ехидно пропела:
- Опять новава партейца чёрт принёс, ишь какой щеголь, в ботинках выпендрился, тута и в сапогах не пролезешь! Опоздал, деятель, все партейные подвалы уже заняты. Зря обтирался-то, ета лужа не последняя. – И, ткнув борова своей тяжёлой тростью, поплыла дальше, громыхая тяжелыми резиновыми сапогами.
О каких партийцах и о каких подвалах говорила бабка, была пока загадка, что же касается выбоин и луж, в этом она оказалась права.
Дойдя до центральной площади, Пётр Петрович обнаружил огромные кучи мусора, в которых основное место занимали листы бумаги с напечатанным на них текстом. Подняв несколько листков и пробежав по ним глазами, он понял, что это не просто листки, а листовки различных общественных и политических организаций. Особенно много мусора, непроходимые горы, было навалено у школы и дома культуры.
Село было большое и располагалось недалеко от города. И местные бездельники, опираясь на городской опыт и поддержку городских основателей новых партий, наперебой друг другу начали создавать свои организации. И вроде винить их нет смысла, так как во всех странах в переходный период от одного режима к другому возникновение таких бездельников и возглавляемых ими организаций - дело необходимое. В созданной ими мутной воде рыба, как говорится, ловится лучше.
Вскоре обнаружились и так называемые «офисы» этих организаций, скорее потайные их норы. Пользуясь тем, что на селе в отсутствие главы сложилось безвластие, эти архаровцы (название происходит от наименования козла-архара) заняли подвальные помещения школы, дома культуры и даже каким-то образом проникли в контору птицефабрики «Петушок - золотой гребешок», вероятно, дали взятку директору Хапугину.
Подойдя к описанным выше зданиям, Петр Петрович обнаружил у входа в их подвалы вывески. На дверях школьного подвала красовались сразу четыре:
«Анархисты Кропоткина» - как войдёшь, направо, стол у батареи.
«Анархисты батьки Махно» - как войдёшь, направо, стол у окна.
«Троцкисты» - поверни налево, стол в углу.
«Капиталисты-марксисты» - налево и прямо пойдёшь, к нам попадёшь!
Несмотря на ранний час из подвала доносились громкие призывы, перемежающиеся с не совсем культурными изречениями. Пётр Петрович открыл дверь и, оглушённый воплями, на некоторое время застыл без движения.
- Анархия - мать порядка, и Кропоткин - её основатель! – доносилось с правого угла от батареи.
- К дьяволу вашего Кропоткина, батька Махно - герой Гражданской войны! – летело справа от окна.
- Прав был Троцкий, только террором можно навести в этой стране порядок! Рушить нужно всё до основания, а затем… - летело из правого угла.
- Хочешь жить богато, читай «Капитал» Карла Маркса! – басил представитель партии «Капиталисты-марксисты».
Увидев вошедшего, все замолчали, а басистый «капиталист» спросил:
- Что, уважаемый, в партию пришел записываться или свою организовать захотел? Если свою, то ты опоздал, нам самим здесь тесновато. Если в партию, рекомендую в нашу, остальные здесь так себе, дрянь. Так-то, батенька. (Это он попытался подражать Ленину.)
После этих слов обиженные партийцы из других углов так завопили, что в окне лопнуло стекло, лампочка под потолком быстро замигала, а партийцы, исчерпав все устные аргументы, стали кидать друг в друга заранее заготовленные листовки.
Ошарашенный услышанным и увиденным, Пётр Петрович вывалился за дверь и долго не мог прийти в себя. Озадаченный результатами обследования территории, забыв о продуктах, которые хотел купить к завтраку, вернулся в администрацию.