Александра Малыгина
***
В Харлово жизнь текла сама собой:
В ограде куры бегали гурьбой,
В сарае поросята подрастали,
Коровы непременно шли домой,
Как только тени в сумерки сплетались.
Там темнота казалась мне живой,
Клубился дымом пёс сторожевой,
Гремя то цепью, то железной чашкой,
Лениво слушая пустой собачий вой
И отвечая нехотя, с натяжкой.
Лилось в ведро парное молоко,
Топилась баня, в небе далеко
Алмазной сыпью звёзды проступали...
Вмещался мир в игольное ушко,
И были нам неведомы печали.
***
Ничего мне не оставляй,
Ни харловской клубники, ни
Краснощёковских дней в тени,
Ни Камышенки, ни Ини,
Даже заводи Чарыша –
Не хочу теперь ни шиша –
Даже хлёсткий собачий лай
Забирай.
Над Вострухою зреет ночь,
Звёзды кучей малой горят –
Электрический виноград,
Так гирлянды клубком хранят –
Мне теперь туда нет пути,
Только гуще траве расти,
Невозможно чужое прочь
Превозмочь.
Не уймётся сердечный бой,
Я однажды вернусь, клянусь,
В эту чертополошью грусть,
С головой в неё окунусь.
Боже правый, помилуй нас,
И калитку в урочный час
Там на кладбище под горой
Приоткрой.
***
Смотрю в колодец – чёрную дыру,
Что стало с домом, с баней, по утру
С бельём развешанным, в надежде на жару?
Осталось ли хоть что-то от сарая?
Вернись со мной в тот невозможный год,
Где жив ещё наш чёрно-белый кот,
Где мы ещё не знаем, что нас ждёт,
Смородину неспешно собирая.
***
Цикорий, мальвы, одуванчики –
Июль так щедр на цветы...
А где-то умирают мальчики
Необычайной красоты.
Не у прудов сидят нарциссами,
Вздыхая не о той любви,
А под дубами, кипарисами
В своей и не своей крови...
Мне очень-очень верить хочется,
Что, несмотря на гарь и дым,
Где перестрелок шум разносится,
И вой сирен неутомим,
Взамен предсмертной околесицы,
Кошмаров про войну и плен
Им снятся ласковые сверстницы
В летучих юбках до колен.
Не смерть в медсестринском халатике,
а жизнь, да кто там разберёт?
Глядят невинные солдатики
В цикориевый небосвод.
***
Как будто в больничной палате
Открытой оставили дверь,
И доктор в крахмальном халате
Прекрасно нам виден теперь:
С больным говорит между делом
И в карточку пишет слова,
Чтоб смерть его не разглядела,
Чтоб жизнь разглядела сперва.
И две эти странные гостьи
Стоят у врача за спиной,
И белый халат словно мостик
От этой вселенной до той.
***
Ложится снег, кругом бело,
Невинно, что венчаться впору.
Садится ночь на помело
И облетает мирный город.
Студенты в свете фонарей,
Как будто зарядившись током,
Изображают бунтарей
И наизусть читают Блока.
И снег скрипит, не зная зла,
Сжимаясь, съёживаясь, тая,
И вот не так уж и бела
Утоптанная мостовая.
Конечно, нужно о другом –
О важном, сумрачном, далеком,
Но снег кругом, и ночь кругом,
И так неловко перед Блоком.
***
Господи милостивый, ответь,
Ради чего я должна смотреть –
Мальчики младше меня на треть
Вместо любви изучают смерть.
Сложно ученье, но лёгок бой –
Падаешь навзничь, а над тобой
Ласточки прямо к передовой
Носят ведёрки с живой водой.
Пулю схлопочешь, а боли нет,
Только струится небесный свет,
И под твои двадцать с лишним лет –
Белой чертой самолётный след.
Так не бывает, я знаю, но
Как бы мне воду суметь в вино...
Можно желанье? Всего одно:
Пусть это будет не жизнь – кино.
Пусть расцветает весенний сад,
Мальчики едут домой назад,
Чтоб про орехи и виноград
Нам рассказать.
Не про этот ад.
***
Мёртвые птицы летают хвостом вперёд,
С жадностью кормят, а не едят червей.
Если такая птица откроет рот –
Не сомневайся, смерть у твоих дверей.
Чтобы от мёртвой птицы не знать беды,
Просто найди её спящею на земле,
Выкопай ямку, капни святой воды,
Брось ей ранеток и позабудь о зле.
Если же птица ночью придёт во сне,
Будет просить, мол, выкопай, обогрей,
Как же мне людям рассказывать о весне?
Не поддавайся, глупый, проснись скорей.
***
Что это в воздухе после грозы?
В мокрой листве тополиной,
Потяжелевшей от влаги в разы,
Отзвуки песни старинной:
Будто над зыбкой, губу закусив,
В хрупком безмолвии комнат
Мама мурлычет знакомый мотив,
Слов не пытаясь припомнить.
Страх потревожить дитя до поры
В тихом мычании тает.
Камушком катится солнце с горы
И в сосняке пропадает.
После грозы воздух пьётся легко,
Сердце в повадке звериной
Рвётся на звук далеко-далеко,
Будто ушедшее зримо.
***
На отколовшейся льдине кровати
В царстве Морфея дрейфуешь безмолвно,
Хочется бури, спокойно некстати,
Где они, сильные синие волны?
Где они, сонмы подводных чудовищ,
Алчущих крови искателей славы
Или затерянных в море сокровищ?
Нет ничего – только море и скалы.
Так вот и крутишься, будто в болезни,
Мысли тасуя под пологом ночи,
Сон так мучителен и бесполезен,
Но просыпаться не хочешь.
***
Вот город мой – под толстым слоем снега
Он крепко спит, ему не снятся сны.
Зима приходит в срок и непременно с неба,
Выбеливая до голубизны
Окрестные поля, дворы, проспекты, крыши,
Карнизы, козырьки (продолжи этот ряд),
Цветами изо льда она на окна дышит –
Да будет сад!
А это я – дворами на троллейбус:
Искрится снег, дома стеной к стене.
Есенинское «успокойся и не требуй»
Сливовой косточкой пророщено во мне.
Прозрачная луна ещё скользит по краю,
Топчу чужих следов затейливый пунктир
И про себя как мантру повторяю:
«Да будет мир!»
***
Синебровый момот, синебровый момот –
Можжевельником имя его отдаёт.
В Мексиканских лесах беззаботно живёт,
Носит яркие перья волшебный момот.
Не слыхал о войне и какой сейчас год,
Так беспечен, так чист длиннохвостый момот.
Говорят, кто узрит этой птицы полёт,
никогда, никогда, никогда не умрёт.
Над моею страной вороньё третий год
Вьёт чернильные гнёзда и яйца несёт.
Существует ли он – синебровый момот –
Мне покоя которую ночь не даёт.
В Харлово жизнь текла сама собой:
В ограде куры бегали гурьбой,
В сарае поросята подрастали,
Коровы непременно шли домой,
Как только тени в сумерки сплетались.
Там темнота казалась мне живой,
Клубился дымом пёс сторожевой,
Гремя то цепью, то железной чашкой,
Лениво слушая пустой собачий вой
И отвечая нехотя, с натяжкой.
Лилось в ведро парное молоко,
Топилась баня, в небе далеко
Алмазной сыпью звёзды проступали...
Вмещался мир в игольное ушко,
И были нам неведомы печали.
***
Ничего мне не оставляй,
Ни харловской клубники, ни
Краснощёковских дней в тени,
Ни Камышенки, ни Ини,
Даже заводи Чарыша –
Не хочу теперь ни шиша –
Даже хлёсткий собачий лай
Забирай.
Над Вострухою зреет ночь,
Звёзды кучей малой горят –
Электрический виноград,
Так гирлянды клубком хранят –
Мне теперь туда нет пути,
Только гуще траве расти,
Невозможно чужое прочь
Превозмочь.
Не уймётся сердечный бой,
Я однажды вернусь, клянусь,
В эту чертополошью грусть,
С головой в неё окунусь.
Боже правый, помилуй нас,
И калитку в урочный час
Там на кладбище под горой
Приоткрой.
***
Смотрю в колодец – чёрную дыру,
Что стало с домом, с баней, по утру
С бельём развешанным, в надежде на жару?
Осталось ли хоть что-то от сарая?
Вернись со мной в тот невозможный год,
Где жив ещё наш чёрно-белый кот,
Где мы ещё не знаем, что нас ждёт,
Смородину неспешно собирая.
***
Цикорий, мальвы, одуванчики –
Июль так щедр на цветы...
А где-то умирают мальчики
Необычайной красоты.
Не у прудов сидят нарциссами,
Вздыхая не о той любви,
А под дубами, кипарисами
В своей и не своей крови...
Мне очень-очень верить хочется,
Что, несмотря на гарь и дым,
Где перестрелок шум разносится,
И вой сирен неутомим,
Взамен предсмертной околесицы,
Кошмаров про войну и плен
Им снятся ласковые сверстницы
В летучих юбках до колен.
Не смерть в медсестринском халатике,
а жизнь, да кто там разберёт?
Глядят невинные солдатики
В цикориевый небосвод.
***
Как будто в больничной палате
Открытой оставили дверь,
И доктор в крахмальном халате
Прекрасно нам виден теперь:
С больным говорит между делом
И в карточку пишет слова,
Чтоб смерть его не разглядела,
Чтоб жизнь разглядела сперва.
И две эти странные гостьи
Стоят у врача за спиной,
И белый халат словно мостик
От этой вселенной до той.
***
Ложится снег, кругом бело,
Невинно, что венчаться впору.
Садится ночь на помело
И облетает мирный город.
Студенты в свете фонарей,
Как будто зарядившись током,
Изображают бунтарей
И наизусть читают Блока.
И снег скрипит, не зная зла,
Сжимаясь, съёживаясь, тая,
И вот не так уж и бела
Утоптанная мостовая.
Конечно, нужно о другом –
О важном, сумрачном, далеком,
Но снег кругом, и ночь кругом,
И так неловко перед Блоком.
***
Господи милостивый, ответь,
Ради чего я должна смотреть –
Мальчики младше меня на треть
Вместо любви изучают смерть.
Сложно ученье, но лёгок бой –
Падаешь навзничь, а над тобой
Ласточки прямо к передовой
Носят ведёрки с живой водой.
Пулю схлопочешь, а боли нет,
Только струится небесный свет,
И под твои двадцать с лишним лет –
Белой чертой самолётный след.
Так не бывает, я знаю, но
Как бы мне воду суметь в вино...
Можно желанье? Всего одно:
Пусть это будет не жизнь – кино.
Пусть расцветает весенний сад,
Мальчики едут домой назад,
Чтоб про орехи и виноград
Нам рассказать.
Не про этот ад.
***
Мёртвые птицы летают хвостом вперёд,
С жадностью кормят, а не едят червей.
Если такая птица откроет рот –
Не сомневайся, смерть у твоих дверей.
Чтобы от мёртвой птицы не знать беды,
Просто найди её спящею на земле,
Выкопай ямку, капни святой воды,
Брось ей ранеток и позабудь о зле.
Если же птица ночью придёт во сне,
Будет просить, мол, выкопай, обогрей,
Как же мне людям рассказывать о весне?
Не поддавайся, глупый, проснись скорей.
***
Что это в воздухе после грозы?
В мокрой листве тополиной,
Потяжелевшей от влаги в разы,
Отзвуки песни старинной:
Будто над зыбкой, губу закусив,
В хрупком безмолвии комнат
Мама мурлычет знакомый мотив,
Слов не пытаясь припомнить.
Страх потревожить дитя до поры
В тихом мычании тает.
Камушком катится солнце с горы
И в сосняке пропадает.
После грозы воздух пьётся легко,
Сердце в повадке звериной
Рвётся на звук далеко-далеко,
Будто ушедшее зримо.
***
На отколовшейся льдине кровати
В царстве Морфея дрейфуешь безмолвно,
Хочется бури, спокойно некстати,
Где они, сильные синие волны?
Где они, сонмы подводных чудовищ,
Алчущих крови искателей славы
Или затерянных в море сокровищ?
Нет ничего – только море и скалы.
Так вот и крутишься, будто в болезни,
Мысли тасуя под пологом ночи,
Сон так мучителен и бесполезен,
Но просыпаться не хочешь.
***
Вот город мой – под толстым слоем снега
Он крепко спит, ему не снятся сны.
Зима приходит в срок и непременно с неба,
Выбеливая до голубизны
Окрестные поля, дворы, проспекты, крыши,
Карнизы, козырьки (продолжи этот ряд),
Цветами изо льда она на окна дышит –
Да будет сад!
А это я – дворами на троллейбус:
Искрится снег, дома стеной к стене.
Есенинское «успокойся и не требуй»
Сливовой косточкой пророщено во мне.
Прозрачная луна ещё скользит по краю,
Топчу чужих следов затейливый пунктир
И про себя как мантру повторяю:
«Да будет мир!»
***
Синебровый момот, синебровый момот –
Можжевельником имя его отдаёт.
В Мексиканских лесах беззаботно живёт,
Носит яркие перья волшебный момот.
Не слыхал о войне и какой сейчас год,
Так беспечен, так чист длиннохвостый момот.
Говорят, кто узрит этой птицы полёт,
никогда, никогда, никогда не умрёт.
Над моею страной вороньё третий год
Вьёт чернильные гнёзда и яйца несёт.
Существует ли он – синебровый момот –
Мне покоя которую ночь не даёт.