КОСАРЕВ Михаил Алексеевич
ТАМ ЖИЛИ ПОЭТЫ...
Диалоги в ресторане
Ресторанный зал времен расцвета нэпа. Действие происходит попеременно за одним из четырех столиков, которые мы обозначим как
Столик возле окна, Столик под пальмой, Стол в центре зала и Столик за колоннами.
СТОЛИК ВОЗЛЕ ОКНА
За столом с явными приметами долгого, основательного ужина сидят трое: Грива – седовласый мэтр дореволюционного разлива, Шумский – молодой, весьма довольный собой красавец, и поэтесса Туманова – особа, пребывающая большей частью своего сложного мира где-то в заоблачных высях, но весьма колючая, если спускается на землю.
Шумский. Нет, нэп – это все же шаг вперед. Сидим культурно, и никто не спрашивает, а есть ли у нас деньги. А вот когда мы с Костей в двадцать первом в Самаре заходили – не в ресторан, конечно, какие там могли быть рестораны! – в ряды со съестным на местном базарчике... Так торговки прятали от нас караваи и баранки и даже пирожки с морковкой.
Грива. Вероятно, ваши физиономии не вызывали доверия.
Шумский. Это сейчас мы всматриваемся в физиономии. Тогда достаточно было кинуть взгляд на штаны и обувку. Да... И мы принуждены были сначала показывать свои деньги. Причем Костя махал своей пачкой очень грозно, как мандатом ВЧК.
Грива. А ты?
Шумский. А я как бы осенял ими всех вокруг. На манер чудотворной иконы. Предвкушение кратковременного насыщения делало меня благостным.
Грива. Откуда у вас тогда были деньги?
Шумский. Ну, во-первых, жалованье, что нам платили за наши агитки. Его хватало ровно на один поход по базарчику. А во-вторых, случился у нас там любопытный заработок. Где уж Костя откопал этого пузана... Интендант какой-то. Даже Реввоенсовет не живет без интендантов. Можете себе представить: интендант – и вдруг стихи.
Туманова. Он писал стихи?
Шумский. Нет, он нам заказывал писать стихи. Точнее, стихотворные тосты. День ангела у начальника – он встает за праздничным столом и шпарит поздравление, да такое, что заслушаешься. Писал не кто-нибудь, а два голодных гения. Назавтра торжество по случаю вступления в должность еще какого-нибудь фрукта. Он заранее узнает, что тот из себя представляет. Заслуги, пристрастия и прочее. И к нам – обыграйте все это тонко, изящно, феерично. Ну, вы же знаете. Если надо тонко, изящно, а в перспективе – каравай ситного, то за этим только к нам. Ты пришел по адресу.
Грива. Зачем ему это было надо?
Шумский. Полагаю, что деньги, потраченные на нас, вернулись к нему сторицей. Он не из тех, кто зря расстанется с самым малым грошиком. Если ты украшение застолий, то тебе уж как-нибудь простится соразмерное должности воровство.
Туманова. Как приземленно! А где же бескорыстные меценаты?
Шумский. В римской истории, мне кажется, много напридумано. Нет, что был Цезарь – я верю. А вот что был Меценат – сочинили. Мир всегда делился на поэтов без копейки и хапуг без чувства прекрасного. Ну и как они могут встретиться?
Грива. Только если поэт умудрится без копейки напиться до бесчувствия!
Шумский. Ха! Остроумно, но не более. Ведь прав-то я. Вы посмотрите «с холодным вниманьем вокруг», как сказал, кажется, Полежаев. Где меценаты?
СТОЛИК ПОД ПАЛЬМОЙ
За небольшим, богато сервированным и еще не разоренным столом сидят поэт-имажинист Серега, с ним его тихий собрат по цеху по прозванью Кудряш, чью фамилию всегда и все, кроме злобных критиков, забывают, и нэпман с внешностью старовера – Ардалион Трофимыч. Последний разливает по рюмкам водку из красивого графинчика.
Имажинист Серега. Ну, Ардальон, это, брат, момент исторический. Ты вписываешь, можно сказать, свое имя... Пройдет век, другой. А на полках библиотек все будут стоять тома... Прекрасно изданные тома поэзии, перевернувшей мир. Настоящей поэзии, а не «травка зеленеет, солнышко блестит». И кто подарил миру такую возможность? (Он берет со стола несколько бумажных салфеток и держит их в одной руке, а другой начинает листать, подобно книге.) А вот тут... Это, чтоб ты знал, называется авантитул. И вот тут, под крылатым конем Пегасом – ну, художник нарисует, будет красиво – внизу написано: «Издательство А Тэ Посконникова».
Ардалион Трофимыч. Погодь, погодь. В историю мне не по деньгам. «Подарил», опять же... Слово какое-то... Не купеческое. Ты ж говорил, что окупится, что на вложенный капитал я...
Имажинист Серега. Ну что ты за человек, Трофимыч! Тост разве можно прерывать? А вроде из хорошей семьи. Вятские нам, рязанским, почти родственники. Давай выпьем за успех нашего предприятия! А о презренной прозе потом поговорим.
Выпивают.
Поговорим обязательно, я вот специально счетовода привел.
Кудряш склоняется ниже к салату и старается не глядеть на нэпмана.
Ты ему только счеты предоставь, такие, знаешь, чтоб костяшки отполированы были мозоля́ми миллионщиков. Сам-то, поди, тоже на счетах свои барыши сводишь и в толстые книги записываешь? С росчерками всякими, с завитушками. Ну, по второй!
Сам уверенной рукой разливает водку. Чокаются, выпивают.
И эти книги тебе дороже всего. Дебет, кредит, сальдо всякие. Хорошо пошла?
Ардалион Трофимыч. Так это... А разве по-другому бывает?
Имажинист Серега. Хорошо живешь, Трофимыч. А у нас бывает по-всякому. Только не здесь. Я ж тебе обещал, что приведу в лучшее место Москвы. Понимаешь, писатели – они в этом толк знают. Потому что в сером веществе за «выпить-закусить» та же самая искра божия отвечает, что и за вдохновение.
СТОЛИК ВОЗЛЕ ОКНА
Грива. Шумский, ты поэт! Ты прости, но не книги твои меня в этом убедили, а вот этот диалог с половым.
Шумский. Тебя посадят, Грива! Нет сейчас половых. И этот паренек, между прочим, член профсоюза пищевиков, ходит на демонстрации и осуждает левую оппозицию!
Грива. Хорошо, нет так нет! Я не об этом! Сколько нежности ты вложил в описание: как должны быть свернуты, обжарены, поданы эти блинчики с грибами. Про грибы ты говорил, закрыв глаза, как алеутский шаман. Это высокая поэзия! Позволь дальше прозой: где твой Костя с деньгами?
Туманова. Я так и поняла, что про грибы это был маневр. И что над нами уже сгущаются тучи.
Шумский. Разрешите по пунктам, как на диспуте в клубе железнодорожников? Про грибы... Закусывать надо? Надо. Грибы – это легонькое, а провозятся с ними на кухне долго. Увидите, я еще подгонять их начну. Никаких косых взглядов, а сплошная виноватость. Тучи, таким образом, над нами не сгущаются. Это два. Третье: Костя находится в совершенно особых, почти интимных отношениях с Фортуной. Тем или иным способом он ее уломает, и мы не проведем эту ночь в милицейской тигулевке.
Грива. Тем или иным... Способов у него, собственно, два: на красное или на черное.
Туманова. Идея была дурацкая. Спустить последние деньги в казино.
Шумский. Но мы уже толковали об этом: ведь все равно бы не хватило!
Туманова. Не хватило – значит, считать не умеем, а пустые карманы – это уже наглость.
Грива. Афористично! Вот так бы в стихах!
Туманова. Получишь канделябром!
Шумский. Грива, чем рецензировать здесь, устно и бесплатно, расскажи лучше мадемуазель Тумановой, что фокус этот мы уже проворачивали.
Грива. Подтверждаю. Все было почти так же. «Шампанского!» – и далее по накатанной. Собрали последние копейки и отправили Костю, тогда ближайшее казино было через дорогу. Через десять минут он появился на пороге с оттопыренными карманами.
Туманова. Легенды и мифы состоят из глаголов, которые невозможно поставить в настоящее время изъявительного наклонения.
Шумский. Классическая гимназия! Не то что мы, недоучки.
Грива. Поелику я был изгнан не из гимназии, а из коммерческого училища... Рулетка – это математика, а не фортуна. В прошлый раз прокатило, следовательно, сегодня наши шансы вдвое ниже!
Шумский. У нас есть Костя.
Грива. Но с ним Корнелиус Крейс! Боже, с таким псевдонимом штурмовать бастионы Фортуны...
Шумский. Он сойдет за блаженного.
Туманова. Вон и они, легки на помине!
Шумский (Гриве). Не оборачивайся! Спугнешь удачу. Сиди как ни в чем не бывало! Тамара нам все расскажет. Видишь их?
Туманова. Вижу. Кроме ушей Корнелиуса, ничего оттопыренного! Или они наняли нести чемодан с деньгами вон того, во френче?
Шумский. Бог мой, до чего загадочно! Когда уж они подползут?
Грива. Зал большой. А как иначе, это ведь ресторан для литераторов.
Возле столика появляются: Костя – энергичный крепыш с невообразимой шевелюрой, Корнелиус Крейс – юноша с неуместной на его почти детском лице шкиперской бородкой, а также Интендант – упитанный субъект в военной форме.
Шумский (Гриве и Тумановой, тихо). Вы будете долго смеяться, но это тот самый пузан из Самары. Аккуратно, здесь пахнет заработком.
Костя. Тамара, Жорж, позвольте представить вам Ивана Кирьяновича, большого поклонника изящной словесности в застольном жанре. С Шумским вы знакомы. (Шумскому.) Игорь, вспоминаешь Самару?
Интендант. Здрасте! Да, Самара... Ну, теперь мы все москвичи.
Шумский. Повышение?
Интендант. Ну, как-то так... Служим, растем.
Костя. Присаживайтесь, Иван Кирьянович. Я помню, вы не любитель лишних слов – сразу к делу. Корнелиус, обеспечь еще один прибор!
Корнелиус уходит.
Итак, наш коллектив готов к вашим заданиям.
Интендант. Видите ли... Все так неожиданно. Я не рассчитывал...
Костя. Естественно, коли вы направлялись в казино. А мы перехватили вас буквально на крыльце. Но ведь это не случайность, согласитесь.
Шумский. Костя читает книгу судьбы – как мы газету по утрам. Причем ему не надо раскидывать карты или жечь шерсть жертвенного козленка. Он видит знаки за обыденными событиями. Вы позволите, Иван Кирьянович, порасспросить его поподробнее? Все эти «случайно – неслучайно» для нас жуть как занимательны.
Туманова. Да, мы просто изнываем от любопытства.
Костя. Мы с Корнелиусом стояли на крыльце казино и увидели Ивана Кирьяновича.
Интендант. Кхе... Мне показалось, что вы выходили из заведения. И... как сказать. Ну, переругивались.
Шумский. Многое становится понятным...
Костя. Нет, я за шиворот оттащил этого упрямого мальчишку прямо от дверей. Сказал, что нет нужды дергать судьбу за рукав, Фортуна сама найдет способ указать твое место. И тут вы. Я же знаю, что вы сторонник действовать медленно, но верно. И ваш визит в вертеп азарта – так, прихоть. Вы не игрок. Отделили некую сумму, перевязали ее бумажкой и на бумажке написали: «Проиграть». Ведь так?
Интендант. Ну, почти.
Костя. Вложите ее в дело! В продвижение по службе! Ибо не деньги, но чин – вот что способно обеспечить старость!
Интендант. Вы всегда так убедительны. Но не могу же я заготавливать поздравления впрок. Это не крупа...
Костя. Можете и поймете, что это выгодно! Как там у вас: оптом – дешевле.
Появляются Корнелиус и Официант со свежим прибором. Костя первым делом выхватывает у него из рук фужер и наполняет вином. Сообразительный Грива делает то же с бокалами остальных сотрапезников.
Итак, тост. Мы служим поэзии дни и ночи, без праздников и выходных. Так пусть же один вечер в году поэзия послужит нам! Нам с вами, Иван Кирьянович!
Все дружно выпивают.
Шумский (Официанту). А как блинчики?
Официант. Сей, сей же моментик. Не беспокойтесь, ну, совсем скоро.
Костя. Иван Кирьянович, поясняю свою мысль. У вас же там все по плану: именины каждый год у каждого начальника исправно в свое время, а? Первомай шагает по стране тоже ежегодно и в те же календарные сроки?
Интендант. Ну, не скажите! А как внеплановая проверка? Вот чего надо опасаться. А именины... Привыкли все.
Шумский. К стихотворным тостам привыкли?
Интендант. Нет, конечно, все по-простому. Может, оживить это дело и не мешало бы...
Костя. Подождите-подождите! Меня больше заинтересовала внезапная ревизия. Неужели застолье не предусмотрено протоколом?
Интендант. Еще как предусмотрено! Такие, изволите ли видеть, расходы – не знаем, как потом актировать.
Костя. Ну так вот он, ваш звездный час! Кто во главе проверяющей комиссии – известно?
Интендант. Ну, либо зам по тылу, либо из КРК.
Костя. Сколько возможно персонажей?
Интендант. Два-три, не больше.
Костя. Делаем четыре! На каждого из возможных кандидатов плюс один запасной, неконкретный, подходящий к любому. Затем все командиры, комиссары, ревизоры, эмиссары. С вас только список, Иван Кирьянович! Нас целая бригада. Двадцать экспромтов будут у вас через полтора часа.
Интендант (кряхтя). Прямо того... А вот они – тоже мастера этого дела? Я ведь знаю только вас двоих.
Костя. Да они нас за пояс заткнут! Грива, выдай экспромт без запинки. Тема такая: никто не знает о скромных интендантах. А без них ничего героического не совершить! Штаб планирует операцию, а кто занимается ее обеспечением? И так далее. Сможешь?
Грива. Костя, не трещи! Экспромт давно готов, только ты ведь слова не даешь вставить!
Костя. Оглашай. Мы все внимаем.
Грива. Кто незаметен, как разведчик? Кто быстр и дерзок, как десант? А штабу главный кто советчик? Конечно, бравый интендант!
Интендант (восхищенно). Ну, знаете!.. Позвольте, как там? Тара-татата – интендант! Уже забыл. Запишите, пожалуйста! Я найду случай вставить.
Костя. Запишем, всё запишем! Попросим еще салфеток и все их испишем.
Шумский. Да, диктуйте списочек – и, как в Самаре, приходите через два часа. Все темы будут отражены. Нет, вы можете и здесь, с нами посидеть, но это затормозит творческий процесс. Коллективное сочинительство – тонкая материя, знаете ли...
Костя. Я вижу, у вас назрел деликатный вопрос. Об оплате. Все просто. В Самаре мы на базаре покупали булки. И экспромты свои оценивали не в миллионах тогдашних, а фактически в булках. Так и сейчас. Вы наметанным оком прикиньте, сколько стоит наше сегодняшнее застолье, а сидим мы уже часа три. Ну и плюс боезапас, чтоб нам еще два часа продержаться. Вы же прекрасно вычисляете в уме.
Интендант. Да, примерно подсчитал. Но это несколько больше, чем я рассчитывал оставить в казино.
Шумский. Позвольте уточнить: не несколько, а заметно больше. Учитывайте, что наша несравненная Тамара Туманова родом из Астрахани, а там икру отмеривают строго ведрами. А наш председатель Жорж Грива – человек старого закала и пьет только тридцатилетние портвейны. Но пусть вас утешит то, что на Корнелиусе мы сэкономим. Шучу, Корнелиус, шучу.
Костя. Не обращайте внимания, Иван Кирьянович. Шумский, как всегда, вспенивает волну. На самом деле цены здесь умеренные. Это ведь своего рода закрытый клуб.
Интендант. Что, кругом одни писатели?
Костя. Преимущественно поэты.
Диалоги в ресторане
Ресторанный зал времен расцвета нэпа. Действие происходит попеременно за одним из четырех столиков, которые мы обозначим как
Столик возле окна, Столик под пальмой, Стол в центре зала и Столик за колоннами.
СТОЛИК ВОЗЛЕ ОКНА
За столом с явными приметами долгого, основательного ужина сидят трое: Грива – седовласый мэтр дореволюционного разлива, Шумский – молодой, весьма довольный собой красавец, и поэтесса Туманова – особа, пребывающая большей частью своего сложного мира где-то в заоблачных высях, но весьма колючая, если спускается на землю.
Шумский. Нет, нэп – это все же шаг вперед. Сидим культурно, и никто не спрашивает, а есть ли у нас деньги. А вот когда мы с Костей в двадцать первом в Самаре заходили – не в ресторан, конечно, какие там могли быть рестораны! – в ряды со съестным на местном базарчике... Так торговки прятали от нас караваи и баранки и даже пирожки с морковкой.
Грива. Вероятно, ваши физиономии не вызывали доверия.
Шумский. Это сейчас мы всматриваемся в физиономии. Тогда достаточно было кинуть взгляд на штаны и обувку. Да... И мы принуждены были сначала показывать свои деньги. Причем Костя махал своей пачкой очень грозно, как мандатом ВЧК.
Грива. А ты?
Шумский. А я как бы осенял ими всех вокруг. На манер чудотворной иконы. Предвкушение кратковременного насыщения делало меня благостным.
Грива. Откуда у вас тогда были деньги?
Шумский. Ну, во-первых, жалованье, что нам платили за наши агитки. Его хватало ровно на один поход по базарчику. А во-вторых, случился у нас там любопытный заработок. Где уж Костя откопал этого пузана... Интендант какой-то. Даже Реввоенсовет не живет без интендантов. Можете себе представить: интендант – и вдруг стихи.
Туманова. Он писал стихи?
Шумский. Нет, он нам заказывал писать стихи. Точнее, стихотворные тосты. День ангела у начальника – он встает за праздничным столом и шпарит поздравление, да такое, что заслушаешься. Писал не кто-нибудь, а два голодных гения. Назавтра торжество по случаю вступления в должность еще какого-нибудь фрукта. Он заранее узнает, что тот из себя представляет. Заслуги, пристрастия и прочее. И к нам – обыграйте все это тонко, изящно, феерично. Ну, вы же знаете. Если надо тонко, изящно, а в перспективе – каравай ситного, то за этим только к нам. Ты пришел по адресу.
Грива. Зачем ему это было надо?
Шумский. Полагаю, что деньги, потраченные на нас, вернулись к нему сторицей. Он не из тех, кто зря расстанется с самым малым грошиком. Если ты украшение застолий, то тебе уж как-нибудь простится соразмерное должности воровство.
Туманова. Как приземленно! А где же бескорыстные меценаты?
Шумский. В римской истории, мне кажется, много напридумано. Нет, что был Цезарь – я верю. А вот что был Меценат – сочинили. Мир всегда делился на поэтов без копейки и хапуг без чувства прекрасного. Ну и как они могут встретиться?
Грива. Только если поэт умудрится без копейки напиться до бесчувствия!
Шумский. Ха! Остроумно, но не более. Ведь прав-то я. Вы посмотрите «с холодным вниманьем вокруг», как сказал, кажется, Полежаев. Где меценаты?
СТОЛИК ПОД ПАЛЬМОЙ
За небольшим, богато сервированным и еще не разоренным столом сидят поэт-имажинист Серега, с ним его тихий собрат по цеху по прозванью Кудряш, чью фамилию всегда и все, кроме злобных критиков, забывают, и нэпман с внешностью старовера – Ардалион Трофимыч. Последний разливает по рюмкам водку из красивого графинчика.
Имажинист Серега. Ну, Ардальон, это, брат, момент исторический. Ты вписываешь, можно сказать, свое имя... Пройдет век, другой. А на полках библиотек все будут стоять тома... Прекрасно изданные тома поэзии, перевернувшей мир. Настоящей поэзии, а не «травка зеленеет, солнышко блестит». И кто подарил миру такую возможность? (Он берет со стола несколько бумажных салфеток и держит их в одной руке, а другой начинает листать, подобно книге.) А вот тут... Это, чтоб ты знал, называется авантитул. И вот тут, под крылатым конем Пегасом – ну, художник нарисует, будет красиво – внизу написано: «Издательство А Тэ Посконникова».
Ардалион Трофимыч. Погодь, погодь. В историю мне не по деньгам. «Подарил», опять же... Слово какое-то... Не купеческое. Ты ж говорил, что окупится, что на вложенный капитал я...
Имажинист Серега. Ну что ты за человек, Трофимыч! Тост разве можно прерывать? А вроде из хорошей семьи. Вятские нам, рязанским, почти родственники. Давай выпьем за успех нашего предприятия! А о презренной прозе потом поговорим.
Выпивают.
Поговорим обязательно, я вот специально счетовода привел.
Кудряш склоняется ниже к салату и старается не глядеть на нэпмана.
Ты ему только счеты предоставь, такие, знаешь, чтоб костяшки отполированы были мозоля́ми миллионщиков. Сам-то, поди, тоже на счетах свои барыши сводишь и в толстые книги записываешь? С росчерками всякими, с завитушками. Ну, по второй!
Сам уверенной рукой разливает водку. Чокаются, выпивают.
И эти книги тебе дороже всего. Дебет, кредит, сальдо всякие. Хорошо пошла?
Ардалион Трофимыч. Так это... А разве по-другому бывает?
Имажинист Серега. Хорошо живешь, Трофимыч. А у нас бывает по-всякому. Только не здесь. Я ж тебе обещал, что приведу в лучшее место Москвы. Понимаешь, писатели – они в этом толк знают. Потому что в сером веществе за «выпить-закусить» та же самая искра божия отвечает, что и за вдохновение.
СТОЛИК ВОЗЛЕ ОКНА
Грива. Шумский, ты поэт! Ты прости, но не книги твои меня в этом убедили, а вот этот диалог с половым.
Шумский. Тебя посадят, Грива! Нет сейчас половых. И этот паренек, между прочим, член профсоюза пищевиков, ходит на демонстрации и осуждает левую оппозицию!
Грива. Хорошо, нет так нет! Я не об этом! Сколько нежности ты вложил в описание: как должны быть свернуты, обжарены, поданы эти блинчики с грибами. Про грибы ты говорил, закрыв глаза, как алеутский шаман. Это высокая поэзия! Позволь дальше прозой: где твой Костя с деньгами?
Туманова. Я так и поняла, что про грибы это был маневр. И что над нами уже сгущаются тучи.
Шумский. Разрешите по пунктам, как на диспуте в клубе железнодорожников? Про грибы... Закусывать надо? Надо. Грибы – это легонькое, а провозятся с ними на кухне долго. Увидите, я еще подгонять их начну. Никаких косых взглядов, а сплошная виноватость. Тучи, таким образом, над нами не сгущаются. Это два. Третье: Костя находится в совершенно особых, почти интимных отношениях с Фортуной. Тем или иным способом он ее уломает, и мы не проведем эту ночь в милицейской тигулевке.
Грива. Тем или иным... Способов у него, собственно, два: на красное или на черное.
Туманова. Идея была дурацкая. Спустить последние деньги в казино.
Шумский. Но мы уже толковали об этом: ведь все равно бы не хватило!
Туманова. Не хватило – значит, считать не умеем, а пустые карманы – это уже наглость.
Грива. Афористично! Вот так бы в стихах!
Туманова. Получишь канделябром!
Шумский. Грива, чем рецензировать здесь, устно и бесплатно, расскажи лучше мадемуазель Тумановой, что фокус этот мы уже проворачивали.
Грива. Подтверждаю. Все было почти так же. «Шампанского!» – и далее по накатанной. Собрали последние копейки и отправили Костю, тогда ближайшее казино было через дорогу. Через десять минут он появился на пороге с оттопыренными карманами.
Туманова. Легенды и мифы состоят из глаголов, которые невозможно поставить в настоящее время изъявительного наклонения.
Шумский. Классическая гимназия! Не то что мы, недоучки.
Грива. Поелику я был изгнан не из гимназии, а из коммерческого училища... Рулетка – это математика, а не фортуна. В прошлый раз прокатило, следовательно, сегодня наши шансы вдвое ниже!
Шумский. У нас есть Костя.
Грива. Но с ним Корнелиус Крейс! Боже, с таким псевдонимом штурмовать бастионы Фортуны...
Шумский. Он сойдет за блаженного.
Туманова. Вон и они, легки на помине!
Шумский (Гриве). Не оборачивайся! Спугнешь удачу. Сиди как ни в чем не бывало! Тамара нам все расскажет. Видишь их?
Туманова. Вижу. Кроме ушей Корнелиуса, ничего оттопыренного! Или они наняли нести чемодан с деньгами вон того, во френче?
Шумский. Бог мой, до чего загадочно! Когда уж они подползут?
Грива. Зал большой. А как иначе, это ведь ресторан для литераторов.
Возле столика появляются: Костя – энергичный крепыш с невообразимой шевелюрой, Корнелиус Крейс – юноша с неуместной на его почти детском лице шкиперской бородкой, а также Интендант – упитанный субъект в военной форме.
Шумский (Гриве и Тумановой, тихо). Вы будете долго смеяться, но это тот самый пузан из Самары. Аккуратно, здесь пахнет заработком.
Костя. Тамара, Жорж, позвольте представить вам Ивана Кирьяновича, большого поклонника изящной словесности в застольном жанре. С Шумским вы знакомы. (Шумскому.) Игорь, вспоминаешь Самару?
Интендант. Здрасте! Да, Самара... Ну, теперь мы все москвичи.
Шумский. Повышение?
Интендант. Ну, как-то так... Служим, растем.
Костя. Присаживайтесь, Иван Кирьянович. Я помню, вы не любитель лишних слов – сразу к делу. Корнелиус, обеспечь еще один прибор!
Корнелиус уходит.
Итак, наш коллектив готов к вашим заданиям.
Интендант. Видите ли... Все так неожиданно. Я не рассчитывал...
Костя. Естественно, коли вы направлялись в казино. А мы перехватили вас буквально на крыльце. Но ведь это не случайность, согласитесь.
Шумский. Костя читает книгу судьбы – как мы газету по утрам. Причем ему не надо раскидывать карты или жечь шерсть жертвенного козленка. Он видит знаки за обыденными событиями. Вы позволите, Иван Кирьянович, порасспросить его поподробнее? Все эти «случайно – неслучайно» для нас жуть как занимательны.
Туманова. Да, мы просто изнываем от любопытства.
Костя. Мы с Корнелиусом стояли на крыльце казино и увидели Ивана Кирьяновича.
Интендант. Кхе... Мне показалось, что вы выходили из заведения. И... как сказать. Ну, переругивались.
Шумский. Многое становится понятным...
Костя. Нет, я за шиворот оттащил этого упрямого мальчишку прямо от дверей. Сказал, что нет нужды дергать судьбу за рукав, Фортуна сама найдет способ указать твое место. И тут вы. Я же знаю, что вы сторонник действовать медленно, но верно. И ваш визит в вертеп азарта – так, прихоть. Вы не игрок. Отделили некую сумму, перевязали ее бумажкой и на бумажке написали: «Проиграть». Ведь так?
Интендант. Ну, почти.
Костя. Вложите ее в дело! В продвижение по службе! Ибо не деньги, но чин – вот что способно обеспечить старость!
Интендант. Вы всегда так убедительны. Но не могу же я заготавливать поздравления впрок. Это не крупа...
Костя. Можете и поймете, что это выгодно! Как там у вас: оптом – дешевле.
Появляются Корнелиус и Официант со свежим прибором. Костя первым делом выхватывает у него из рук фужер и наполняет вином. Сообразительный Грива делает то же с бокалами остальных сотрапезников.
Итак, тост. Мы служим поэзии дни и ночи, без праздников и выходных. Так пусть же один вечер в году поэзия послужит нам! Нам с вами, Иван Кирьянович!
Все дружно выпивают.
Шумский (Официанту). А как блинчики?
Официант. Сей, сей же моментик. Не беспокойтесь, ну, совсем скоро.
Костя. Иван Кирьянович, поясняю свою мысль. У вас же там все по плану: именины каждый год у каждого начальника исправно в свое время, а? Первомай шагает по стране тоже ежегодно и в те же календарные сроки?
Интендант. Ну, не скажите! А как внеплановая проверка? Вот чего надо опасаться. А именины... Привыкли все.
Шумский. К стихотворным тостам привыкли?
Интендант. Нет, конечно, все по-простому. Может, оживить это дело и не мешало бы...
Костя. Подождите-подождите! Меня больше заинтересовала внезапная ревизия. Неужели застолье не предусмотрено протоколом?
Интендант. Еще как предусмотрено! Такие, изволите ли видеть, расходы – не знаем, как потом актировать.
Костя. Ну так вот он, ваш звездный час! Кто во главе проверяющей комиссии – известно?
Интендант. Ну, либо зам по тылу, либо из КРК.
Костя. Сколько возможно персонажей?
Интендант. Два-три, не больше.
Костя. Делаем четыре! На каждого из возможных кандидатов плюс один запасной, неконкретный, подходящий к любому. Затем все командиры, комиссары, ревизоры, эмиссары. С вас только список, Иван Кирьянович! Нас целая бригада. Двадцать экспромтов будут у вас через полтора часа.
Интендант (кряхтя). Прямо того... А вот они – тоже мастера этого дела? Я ведь знаю только вас двоих.
Костя. Да они нас за пояс заткнут! Грива, выдай экспромт без запинки. Тема такая: никто не знает о скромных интендантах. А без них ничего героического не совершить! Штаб планирует операцию, а кто занимается ее обеспечением? И так далее. Сможешь?
Грива. Костя, не трещи! Экспромт давно готов, только ты ведь слова не даешь вставить!
Костя. Оглашай. Мы все внимаем.
Грива. Кто незаметен, как разведчик? Кто быстр и дерзок, как десант? А штабу главный кто советчик? Конечно, бравый интендант!
Интендант (восхищенно). Ну, знаете!.. Позвольте, как там? Тара-татата – интендант! Уже забыл. Запишите, пожалуйста! Я найду случай вставить.
Костя. Запишем, всё запишем! Попросим еще салфеток и все их испишем.
Шумский. Да, диктуйте списочек – и, как в Самаре, приходите через два часа. Все темы будут отражены. Нет, вы можете и здесь, с нами посидеть, но это затормозит творческий процесс. Коллективное сочинительство – тонкая материя, знаете ли...
Костя. Я вижу, у вас назрел деликатный вопрос. Об оплате. Все просто. В Самаре мы на базаре покупали булки. И экспромты свои оценивали не в миллионах тогдашних, а фактически в булках. Так и сейчас. Вы наметанным оком прикиньте, сколько стоит наше сегодняшнее застолье, а сидим мы уже часа три. Ну и плюс боезапас, чтоб нам еще два часа продержаться. Вы же прекрасно вычисляете в уме.
Интендант. Да, примерно подсчитал. Но это несколько больше, чем я рассчитывал оставить в казино.
Шумский. Позвольте уточнить: не несколько, а заметно больше. Учитывайте, что наша несравненная Тамара Туманова родом из Астрахани, а там икру отмеривают строго ведрами. А наш председатель Жорж Грива – человек старого закала и пьет только тридцатилетние портвейны. Но пусть вас утешит то, что на Корнелиусе мы сэкономим. Шучу, Корнелиус, шучу.
Костя. Не обращайте внимания, Иван Кирьянович. Шумский, как всегда, вспенивает волну. На самом деле цены здесь умеренные. Это ведь своего рода закрытый клуб.
Интендант. Что, кругом одни писатели?
Костя. Преимущественно поэты.
| Далее
