- Где тебя носит? Чай сто раз остыл, – недовольно пробурчал Лёшка, когда я наконец вернулась. Обычным путём – через дверь.
- Маме попалась, - ответила я уклончиво, и они понимающе переглянулись.
Лёша сразу отмяк и вдруг хитро подмигнул:
- А у меня для вас что-то есть! Только тебя ждал.
Мы сидели на Ванькиной кухне, и котята возились тут же, забавно растопыривая лапки при нападении. Торт уже был порезан, точно предстоял праздник, хотя я лично ничего хорошего не ждала. Но, оказалось, даже подарки заготовлены! Лёшка достал из кармана куртки красную бархатную коробочку, чуть отвернувшись, открыл её, не показывая содержимого. Зажав что-то в руке, он торжественно произнёс:
- Анастасия Ильина, ты получаешь знак отличия команды «КЛЮЧ».
И повесил мне на шею маленький серебряный ключик на такой же цепочке. Я просто ахнула от неожиданности и прижала заветный ключ ладонью. А Лёшка уже навесил такой же Оле, и даже Ваньке, как лучшему другу нашей команды. Они тут без меня уже успели найти общий язык… Себя Лёша тоже, конечно, не обделил: серебряные ключи сдержано поблёскивали на груди каждого из нас. Мы смотрели друг на друга и тихо сияли, а Ванька радовался, кажется, больше всех.
****
Когда юная корреспондентка с кемеровского радио уверенно шагнула в его кабинет, директор «Химкомкома» с иронией подумал: «Далеко пойдёт малышка. Нахальства не занимать!»
- В журналисты готовишься? – взяв добродушный тон, заговорил он с девочкой, вооружённой диктофоном. – Не рано начала? Тебе ещё в куклы играть надо.
- Мне уже тринадцатый год, - ответила она с улыбкой, но по тону стало ясно, что эту тему лучше не развивать.
Указав на мягкое кожаное кресло напротив, Пинчук откинулся в своём с высокой спинкой. Ему нечасто доводилось давать интервью, потому что в Кемерово его не любили, и он это знал. Считали чуть ли не главным вредителем, задумавшим уничтожить и реку, и сам город. Некоторые даже называли гастарбайтером, хотя Пинчук жил тут уже лет двадцать. Поэтому разговаривать с прессой его не тянуло – только нервные клетки тратить. Не объяснять ведь каждый раз, что бизнес есть бизнес, ничего личного против кемеровчан он не имеет.
Сегодня Валерий Александрович изменил своим принципам, потому что эта девочка уверила его секретаршу, будто её интересуют успешные люди, которые могут поделиться с подростками секретом, как сделать карьеру. Это показалось Пинчуку темой, достойной разговора. Да и новое поколение, лишённое романтических соплей, свойственных их предкам, действительно могло оценить его деятельность иначе. С помощью журналистов-подростков он мог заручиться поддержкой целой армии сторонников, которые завтра уже станут взрослыми людьми. Наверняка в их глазах финансовая успешность оправдывала некоторые издержки производства. Ну да, вода в Томи непригодна для питья, так купи себе хороший фильтр и живи спокойно!
- Представьтесь, пожалуйста, чтобы я ничего не перепутала, - девочка снова улыбнулась и включила диктофон.
- Пинчук Валерий Александрович, - и он охотно перечислил свои регалии.
Ему понравилось, что маленькая журналистка смотрит ему прямо в глаза и ловит каждое слово. И с каждой минутой воодушевление, какого Валерий Александрович давно не испытывал, возрастало, и он всё охотнее и красноречивее рассказывал о своём пути к директорскому креслу. Отчего-то его вдруг неудержимо потянуло на откровенность, и он доверительно поведал девочке, как приходилось бороться с врагами. На войне как на войне! Одного, самого строптивого противника из этих чокнутых учёных-экологов пришлось даже запереть в тёмном подвале с крысами. Хотели просто припугнуть, чтобы Морозов прекратил свою борьбу с их комбинатом, но малость перестарались… Слаб оказался человечек, рассудка лишился от страха. Пинчук хохотнул:
- Теперь, говорят, котом себя воображает! Никак, всё с теми крысами борется. Ну, пускай лучше с ними.
- Я читала о таком! – поддержала девочка. – Это заболевание называется клинической ликантропией.
- Во-от! – кивнул директор, хотя никогда не слышал такого термина.
Почему-то, когда Пинчук снова остался в кабинете один, он так и не смог вспомнить, чем занимался последние полчаса. Это слегка озадачило его, но Валерий Александрович решил, что просто ошибся со временем. Его секретарша уверяла: никто не заходил к нему в течение последнего часа. Что же он делал всё это время?
Ситуация начала с одной стороны проясняться, с другой – запутываться, когда следующим утром в кабинет директора доставили небольшой пакет. Пинчук заставил службу безопасности проверить его на предмет взрывоопасности, но внутри оказалась обычная флэшка. Даже без вирусов. У Валерия Александровича хватило ума просмотреть её содержимое без свидетелей.
Это оказалось аудиозапись интервью, которое он не давал никогда. Мог поклясться, что никому из журналистов он и под страхом смерти не рассказал бы о том, как обошёлся с Геннадием Морозовым… Тот, конечно, сам нарвался на неприятности - слишком напористо боролся против сброса в Томь отходов производства, налаженного Пинчуком. И всё же, если б у кого-то появились доказательства произошедшего в том крысином подвале, неприятности могли бы грозить нешуточные. Насилие имело место быть…
Поэтому Валерий Александрович похолодел, услышав свой голос, оживлённо повествующий о преступлении. Как это могло быть?! Когда? Неужели он был пьян до такой степени, что совершенно ничего не помнит? Но интонации его голоса были абсолютно трезвыми. Каким же образом возникла эта запись? При этом было похоже, будто он отвечает на чьи-то вопросы, но голос собеседника был вырезан, а никаких предположений даже не возникало.
И тут Пинчуку вспомнилось, как вчера из его памяти чудом исчезли полчаса… Поскольку раньше такого с ним не случалось, он легко установил связь между двумя событиями. Разумеется, первым делом ему на ум пришло применение гипноза. Кто-то загипнотизировал сперва его секретаршу, потом самого Валерия Александровича, выпытал сведения, которые легко могли его потопить, и получил возможность шантажировать его. Во втором файле на флэшке оказался номер банковского счёта, на который требовалось незамедлительно перевести довольно солидную сумму. Иначе запись его откровений будет передана в прокуратуру.
Остолбенев, Валерий Александрович потерял впустую ещё четверть часа, но уже по собственной вине. Однако он всегда был человеком действия и справился с временным параличом воли довольно быстро. Конечно, наверняка ему не было известно, что проклятое интервью у него брали именно в этом кабинете, а не где-нибудь в уединённом уголке ресторана. Но провал в памяти был связан с его рабочим местом, значит, имело смысл начинать поиски отсюда.
Вызвав к себе начальника охраны, Пинчук велел предоставить ему видеозапись с проходной. Интересующее его время он знал почти точно. Самым неприятным было то, что как раз в этот час на «Химкомкоме» начиналась вторая смена, и через проходную тёк целый людской поток. У Валерия Александровича ушла уйма времени, чтобы просмотреть записи всех камер, хотя если выполнять условия шантажиста, следовало перечислить деньги до двух часов дня. В том, что у него найдётся сумма, которой хватит даже на покупку квартиры, его враги, похоже, не сомневались. У Пинчука, безусловно, имелись деньги, и даже не такие, однако расставаться с ними он не спешил.
Впившись взглядом в экран монитора, он выискивал то лицо, которое могло показаться чужеродным. И после долгих поисков заметил среди рабочих девчонку, которой на комбинате быть не должно. Трудно было поверить, что она хоть как-то причастна к этой афере, но зацепиться больше было не за что.
- Кто это? – он ткнул пальцем в голову с косичками.
Начальник охраны наклонился, чтобы рассмотреть, и пожал плечами:
- Понятия не имею…
- А должен бы знать! – вспылил Пинчук. – Для чего я тебя тут держу? Быстро распечатал снимок и пробежался по всем отделам! Может, какая-нибудь бухгалтерша дочку свою притаскивала…
В тайне он даже надеялся, что девочка окажется ни при чём. Ведь смириться с мыслью, что тебя обвёл вокруг пальца ребёнок, было непросто. Пинчук ёрзал в кресле, пытаясь перевести стрелку на другого человека, но остальные лица не вызывали подозрений: люди здоровались, разговаривали друг с другом, посмеивались… Они явно были тут своими. А эта, с косичками, казалась чужой.
Бросив взгляд на золотой «Ролекс», Валерий Александрович занервничал ещё сильнее: до обеда оставалось слишком мало времени. Начальник охраны должен был позвонить сразу же, как только кто-то узнает девчонку, но телефон упорно молчал. Пинчук заставил себя собраться с мыслями: речь шла о преступлении против Морозова, значит, компромат собирал некто из его окружения. Кажется, у этого учёного был ребёнок… Вдруг эта девчонка – его дочь? Пинчук никогда её не видел, но найти девочку в Кемерове не составит труда. Не Москва, чай… Конечно, если у Морозова действительно дочь, а не сын.
- Фамилия слишком распространённая… Морозовых – сотни! - пробормотал он с недовольством, но с этим ничего поделать было нельзя.
Поиски требовали времени, а его-то как раз и не было. Пинчук надеялся, что тот, кто стоит за девочкой, позвонит, и ему удастся выторговать хотя бы день, якобы на то, чтобы собрать средства. Но звонки поступали обычные: о поставках, о проблемах с транспортом… Сегодня они совершенно не интересовали директора. И всё же один звонок оказался важен.
- Никто её не знает и не видел, - покаянно проговорил начальник службы безопасности. – Что делать дальше?
- Бегом ко мне! – распорядился Валерий Александрович. – Будем искать по-другому.
Теперь он почти не сомневался в том, что они ищут дочку Геннадия Семёновича Морозова.
****
Эта Ильина бесила её всё больше. Особенно, когда Ксюша ловила на себе сочувственные взгляды новенькой. Она упорно продолжала называть Настю новенькой, чтобы кому-нибудь из класса не вздумалось принять её, как равную. Знать, что Морозова сама училась в этой гимназии чуть больше года, Ильиной было не обязательно. Ксюша-то быстро завоевала авторитет, поскольку успела к тому времени понять: если симпатию не удаётся завоевать, её легко можно купить. О том, чего стоил такой авторитет, она предпочитала не задумываться, хотя точно знала, что папа завёл бы об этом разговор, будь он по-прежнему самим собой. Только его больше не было…
«Какого фига она на меня так смотрит?! – свирепела Ксения, в очередной раз встречаясь с Настей взглядом. – Типа, жалеет! За что?! Это я имею право её жалеть. Не может ведь она разнюхать, что я…»
Даже про себя ей было страшно произнести правду о том, как ей живётся. Никто не может и не должен этого знать. Ильина? Откуда? После уроков они всегда расходятся в разные стороны, если Настя не остаётся ждать сестру. Та вообще – жучок засушенный! Вот кого надо жалеть. Ксюша замерла в школьном коридоре напротив зеркала: длинноногая, светловолосая, с улыбкой, подходящей для рекламы стоматолога. Одета лучше всех в классе. Ею можно лишь восхищаться.
Ксюша Морозова повторяла это мысленно так часто, что в носу защипало от сострадания к себе. Ведь от себя-то не скроешь: с отражением в зеркале она, настоящая, не имеет ничего общего. Но не ясновидящая же эта Ильина, чтобы разгадать её секрет!
- Чё уставилась? – бросила она, в который раз поймав Настин взгляд.
И добавила фразочку из старой комедии, которую недавно пересматривала её мама, спасаясь от очередного приступа депрессии:
- Моргала выколю!
То, что Ильина только усмехнулась в ответ, вызвало у Ксении приступ ярости, и она с силой толкнула Настю в плечо:
- Брысь отсюда, козявка!
- Не ори. Я тоже могу так врезать – мало не покажется.
Ильина смотрела на неё, не моргая, и от этого взгляда Ксюше почему-то стало не по себе. Как будто напротив неё была не обычная девчонка, а заколдованная тигрица, с трудом удерживающаяся от смертельного прыжка. И вспомнилось, как один раз ей уже прилетело гипсом по рёбрам… Хоть его и сняли, но в самой Насте, похоже, остался стержень. Чтобы сломать эту твердь, требовалось что-то помощнее физической силы. Самым ужасным было то, что свидетелем этого их молчаливого противостояния в коридоре стал Стас Бурмагин, которого Ксения однажды уже застала с новенькой. На этот раз он даже не подошёл, но его усмешка вонзилась Ксюше в сердце раскалённой стрелой. Ведь она явно не выглядела победительницей…
Все уроки Ксения ломала голову над тем, как сломать Ильину, имеющую наглость чувствовать себя с ней на равных. И даже слегка унижать своей жалостью, которой Настя не скрывала. При её-то росте смотреть свысока?! Так ничего и не придумав, Морозова вышла из гимназии расстроенной. Ещё и снег летел мелкой, острой крупой в лицо.
Поглубже натянув козырёк тёплой кепки, она направилась привычной дорогой. По сторонам Ксюша не глядела – вокруг всё было знакомым до последней урны. И не обратила внимания, когда её догнала и медленно покатила рядом «Ауди» с тонированными стёклами. Очнулась она лишь, когда в двух шагах от неё раздался громкий хлопок – отчего-то взорвалась шина автомобиля. Затем второй, третий, четвёртый! Колёса «Ауди» лопались одно за другим, резиновые ошмётки летели во все стороны, а парни, выскочившие из машины, вопили и матерились, как ненормальные.
Прохожие с перекошенными лицами разбегались, точно тараканы по углам кухни. Попятившись, Ксюша тоже решила отойти на безопасное расстояние – вдруг в этой машине рванёт что-нибудь ещё? Но тут один из парней обернулся и крикнул, указав пальцем прямо на неё:
- Уходит! Держи!
«Меня?!» - ужас обжёг кипятком, и Ксюша рванула с места с такой скоростью, какой не мог от неё добиться учитель физкультуры. Тяжёлая сумка мешала бежать, но она решила не бросать поклажу – вдруг придётся отбиваться от этого педофила? Других объяснений, зачем она могла понадобиться взрослым парням, у Ксюши не возникло. Да и некогда было раздумывать. В голове колотилось одно: «Быстрей! Быстрей!»
Добежав до перекрёстка, она оглянулась и вдруг увидела, как все трое парней, подлетев над землёй, падают, точно подкошенные. Было похоже, будто им на ноги одновременно накинули невидимые петли вроде лассо и дёрнули изо всех сил. Но такого быть не могло…
И ещё она увидела… Настю Ильину. Замерев в отдалении, она пристально смотрела на упавших, и лицо у неё в этот миг было… Ксюше не хотелось бы ещё раз увидеть такое выражение. Хорошо, что Настя в этот момент глядела не на неё.
Один из бандитов, видно, тоже заподозрив неладное, обернулся, и, заметив Настю, выкрикнул что-то загадочное:
- Вот она! Девчонка с фотки!
Дожидаться, пока они поднимутся, Ильина не стала и бросилась назад к школе.
«Так они за ней охотились? – опешила Ксения, испытав секундное разочарование. – Или за нами обеими?»
Но всё же решила не медлить. Мало ли что на уме у этих ненормальных… И машина у них такая же! Перебежав дорогу, Ксюша прыгнула в отправляющуюся маршрутку, решив, что лучше убраться ото всего непонятного подальше. Сердце у неё колотилось прямо в горле, и она боялась, вдруг её снова стошнит фонтаном, как однажды в школе. Но выйти решилась только через несколько остановок и сразу скрылась во дворах. Вроде никто не преследовал её.
Приложив пригоршни чистого снега к разгорячённым щекам, Ксюша отдышалась и попыталась собраться с мыслями. Итак, какие-то типы хотели её похитить… «Дело, конечно, обычное, но всё же напрягает, - призналась она себе. – Как-то в лом, когда такое с тобой происходит… Лучше уж по телеку слушать!»
Ей не давало покоя то, что во всём этом как-то была замешана Ильина. Не просто свидетелем она оказалась, эти парни знали её. Охотились за Настей, но ошиблись и чуть не похитили её? Ну да, она ведь шла, надвинув кепку чуть не на нос… Но у Насти сроду не было такой кепки, она носила обычную вязаную шапку. Неужели эти придурки по одежде не могли отличить?!
Ксюша ещё долго бродила по незнакомым дворам, наблюдая за дворняжками и голубями. Потом вышла к цирку и остановилась, настигнутая застарелой болью. В последний раз она была тут с папой, когда он ещё был здоровым и самым замечательным на свете. Клоун вытащил его на арену, потому что именно её отцу удалось поймать клетчатую кепку, брошенную в зал. Папа подыгрывал ему и смеялся, а Ксюша хлопала в ладоши без остановки и озиралась, сияя от счастья. Она так гордилась своим отцом, так любила его!
Стянув перчатку, Ксения растёрла по щекам слёзы. Эти тупые бабки во дворе всё предлагают маме сдать «психа» в сумасшедший дом. Якобы ей, Ксюше, легче будет жить… Да что они понимают?! Как вообще она сможет жить, зная, как над её папой в этот момент измываются санитары? Или другие больные… Насмотрелась она передач про эти психиатрические больницы! Врагу не пожелаешь там оказаться, не то, что родному отцу.
Что он плохого делает? Кому мешает? Ну да, подруг домой не позовёшь, когда по комнатам такой «кот» разгуливает… Была бы отдельная комната, они с матерью хоть закрывали бы его на время. Но Ксения и без того уже отсекла все пути к их дому: наврала о себе столько, что свою настоящую жизнь никому и не покажешь. Да ей и не нужен никто! Тем более, эта ненормальная Ильина…
Никуда не спеша, Ксения свернула на знаменитую Аллею любви и нашла заветную скамейку с выбитой надписью: «Я люблю тебя, Гена!» И хоть ни раньше, ни сейчас она не называла отца просто по имени, оказываясь в этом месте, Ксюша норовила как бы невзначай сесть на эту скамью. Чтобы, откинув голову, прижаться затылком к простым словам, не желавшим затихать где-то внутри неё.
- Я люблю тебя, - прошептала Ксюша, глядя в прояснившееся небо, истощившее запасы снега на сегодняшний день. – Я всё выдержу, ты не сомневайся…
****
Кажется, я опять влипла в историю… И как только эти уроды нашли меня?! Как вообще узнали, что это я приходила к Пинчуку под видом корреспондента с радио? Ведь я же подчистила память и самому директору, и его секретарше. Неужели не сработало? Но я же всё сделала правильно! И даже если Пинчук запомнил меня, как смог найти так быстро, не зная ни имени, ни школы?
- Балда, - шепнула я в темноту. – Через Ксюшку, конечно. Они вышли на неё, а тут и я подвернулась.
Но было совершенно непонятно, как узнали меня эти парни, которых я в жизни не видела? Я вертелась в постели уже час, но не могла ни уснуть, ни родить хоть какую-нибудь правдоподобную версию. С Аниной кровати доносилось мерное сопение, и я даже позавидовала ей, честное слово! Дрыхнет себе… Никаких проблем у человека. А тут уже голова лопается от того, как мысли толкутся, норовя оттеснить друг друга. Заснуть, похоже, вообще не светит.
И вдруг из вчерашнего дня выплыл обрывок фразы: «…девчонка с фотки». Меня кто-то снял, пока я была на «Химкомкоме»? Кто-то, кого я даже не заметила? И тут я похолодела: камера слежения! Ну, конечно, их там полно, это же важное предприятие! Как я могла не подумать об этом?! Ведь в моих силах было стереть запись!
Я прямо зубами в подушку вцепилась от отчаяния. Всё-таки я ещё не настоящая волшебница… А, может, просто сопливая малышка, которая не в состоянии позаботиться обо всём сразу. Сосредоточилась на том, чтобы заставить Пинчука говорить правду, а потом удалить все воспоминания о себе. Но про камеру я даже не вспомнила… А он – не дурак, сразу догадался, как найти того, кто взялся его шантажировать! И всё же, если б я вчера не потащилась за Ксюхой, этим парням пришлось бы здорово побегать по городу, чтобы отыскать меня. Что-то погнало меня за ней… Взрослые в таком случае говорят: судьба зовёт. Хотя не так уж моя судьба и связана с морозовской, но раз я встряла в это дело, теперь не выпутаешься.
Больше всего мне хотелось позвонить Ромке, и рассказать всё ему. Если даже он и отругает меня (в этом можно было не сомневаться!), всё-таки будет не так обидно, ведь это Ромка. Который уже не раз меня спасал… Но сейчас он был слишком далеко и вряд ли чем-то мог помочь. Только покой потеряет…
Нужно на помощь Лёшку, но об этом страшно было даже думать всерьёз. Да он мне голову оторвёт за то, что я ввязалась в такую авантюру да ещё никого не предупредила! Звонить ему среди ночи я, конечно, не собиралась, но телефон сам вдруг ожил, зажужжал сообщением. Я схватила его и нырнула под одеяло, пока Аня не проснулась. Увидев на дисплее Лёшкино имя, я чуть не икнула от удивления. А он к тому же спрашивал, всё ли со мной в порядке? Как почувствовал?! Хотя чему удивляться, когда дружишь с волшебниками?
Я послала ему смс и попросила встретиться со мной перед уроками. Хотя и не была уверена, что смогу встать пораньше после такой ночки… Но, как ни странно, проснулась я первой, и, когда мама вползла на кухню, кофе уже ждал её на столе, а я допивала свой чай с бутербродом. У неё от удивления даже глаза разлепились:
- Что с тобой?
- Сегодня у нас контрольная по математике первым уроком, надо настроиться, - легко отовралась я.
Не говорить же ей, что я шантажирую самого крупного промышленного преступника города и за мной охотятся его люди! Да она и не поверила бы… Мало всяких историй я сочиняю?
Утро встретило меня снежным покоем, и я подумала, что это хороший знак. Так чудесны были в жёлтом свете фонарей узоры ветвей, покрытых инеем! Так приятно было ступать по пухлой пелене, ещё не затоптанной сотнями ног… Я улыбалась во весь рот, читая древесные предсказания счастья (а чего же ещё?), и совершенно не чувствовала себя не выспавшейся.
«Вот каждое утро вставать бы пораньше, чтобы первой собирать эту красоту! Только не смогу я так», - вздохнув, я ускорила шаг и увидела Лёшку, быстро идущего навстречу. Мы встретились как раз у его школы, но он вызвался проводить меня до моей, и медленно пошёл рядом. Не поднимая глаз, я быстренько пересказала ему всё, что было связано с Ксюшкой Морозовой, её отцом и директором комбината.
Когда я дошла до моего визита к Пинчуку, Лёшка издал какой-то странный звук – наверное, сжевал ругательство, рвавшееся наружу. Хотя я смиренно готова была принять на свою голову даже целый поток. Он заводился всё больше, но деваться было некуда, и я продолжала рассказывать… Как подкараулила Ксюшину мать, снимавшую зарплату в банкомате, своей магической силой вытянула у неё из сумки кредитную карточку и списала номер. Как послала Пинчуку копию диктофонной записи вместе с требованием положить на счёт Ксюшкиной матери, которую я, естественно, не выдала, деньги…
- Сколько? – требовательно уточнил Лёшка.
Когда я назвала сумму, он только выдохнул:
- Офигеть!
Пока он не добавил чего-нибудь ещё, я быстренько рассказала о вчерашних злоключениях. И это совершенно взбесило его, ведь до последнего Лёша думал, что сила на нашей стороне. Схватив меня за руку повыше локтя, он стиснул её так, что я заскулила от боли. Но Лёшка этого даже не заметил. Он шипел на меня, как огромная кобра:
- Совсем чокнулась?! Какого чёрта ты одна полезла в такое дело? Дура! Мы команда или что? Да я тебя исключу за такое!
- Но я же помогала ребёнку, - пролепетала я, пытаясь вырваться из рук этого Железного человека.
- И что – помогла? Только сама подставилась!
На моё счастье, рядом с нами остановилась машина, и наружу выбралась толстая тётка, посеменившая к служебному входу в театр. Очнувшись, Лёшка быстро огляделся, но прохожих по близости больше не было, никто не мог подслушать наш разговор.
- Ладно, - буркнул он, не глядя на меня. – Чего теперь… Надо думать, как выбираться из этой бодяги… Никуда не уходи после уроков, я приду тебя встречать, ясно? Пока буду думать, как нам быть.
Мне здорово полегчало от его слов! Всё-таки приятно ощущать, что ты не одна и тебя подстраховывает кто-то очень надёжный. Пусть Лёшка и обозвал меня дурой… Но я же сама именно ею себя и чувствовала. Хотя в другой ситуации я бы этого не стерпела, и он получил бы от меня хорошего пинка!
- Пора возвращаться, - Лёшка глянул на часы. – Я побегу… В общем, жди меня после школы.
Я закивала, как китайский болванчик. Такой стоял на комоде у нашей соседки в Новосибирске, и мы с ним общались, когда я была помладше, и мама оставляла меня у неё, если нужно было ненадолго сбегать куда-то. Теперь таких болванчиков не выпускают, наверное, даже в Китае, хотя там делают все товары в мире. А я почему-то помнила его до сих пор…
Лёшка бросился бежать к своей школе, а до крыльца нашей оставалось каких-то сто метров. Я не дошла ровно половину. Серая машина, повернувшая с проспекта, поравнялась со мной, когда я уже подходила к изгороди. Я посторонилась, уступая дорогу: многих ребят родители завозили в школу по дороге на работу. Открылась задняя дверца, и я остановилась, чтобы пропустить того, кто выпрыгнет из машины. Но никто не выпрыгнул… Чёрная рука высунулась из проёма, схватила меня шиворот и рванула внутрь.
- Лёшка! – взвизгнула я.
Только он был уже далеко.
****
Вот тут-то я опять прочувствовала, как же это ужасно, что мы не имеем права спасать самих себя! Я чувствовала себя беспомощной, совсем как Ваня, ведь главная моя сила была внутри. Хоть я и лягалась, и кусалась, как дикая лошадь, но стоило моему похитителю стукнуть мне по голове, как у меня мгновенно отпало желание сопротивляться. Кулак-то у него был что кувалда… Хоть я никогда и не видела кувалду, но вряд ли она может быть тяжелее.
В голове у меня зазвенело, и всё вокруг поплыло, извиваясь загогулинами. Физиономия у человека, сидевшего впереди, вытянулась книзу, изогнулась разинутым ртом, точно как в фильме «Крик», только сейчас мне было пострашнее, чем в кино… Да что там! Такого ужаса я ещё в жизни не испытывала, ведь я видела во что эти уроды превратили Ксюшкиного отца.
- …не дёргаться, - пробился сквозь гул обрывок фразы.
Да я уже и не дёргалась. Сжавшись в уголке, я изо всех сил пыталась вернуть голову на место, чтобы послать Лёшке сигнал тревоги. Но получалось не очень, ведь успокоиться не удавалось. В моём теле дрожала каждая жилка, и начало тошнить – то ли от удара по голове, то ли от страха. Что со мной сделают? Если я не дозовусь Лёшку, то никто мне не поможет, ведь для родителей я сейчас в школе, а учителя, если и хватятся, то на следующий день. В лучшем случае…
Почему-то я решила, что меня привезут на комбинат, но машина выехала за город, и это показалось недобрым знаком.
- Надо было ей глаза завязать, - спохватился мой сосед с кулаками-кувалдами.
Лицо у него, как ни странно, было тонким и меланхоличным. Я не удивилась бы, если б он горестно вздыхал над трупами своих жертв! Ведь наверняка он был убийцей…
- Зачем? – откликнулся сидевший рядом с водителем. Тот самый, у которого вместо рта ещё недавно зияла чёрная пустота.
Это его «зачем?» просто парализовало меня. Они что – не собирались везти меня обратно?! То есть приговор мне уже был вынесен, а я ещё надеялась спастись?
«Нет-нет-нет! – взвыла я про себя. – Лёшка услышит… Я дозовусь!»
Если б можно было мысленно передать ему, куда меня везли! Я хорошо знала эту дорогу на Журавли – миллион раз ездила с дедушкой на дачу. Похоже, Пинчуку тоже нравились эти сосновые места, хотя сейчас такая схожесть вкусов ничуть не радовала.
Машина сбавила скорость – дорога здесь шла в крутую гору, с которой мы с сестрой обожали смотреть на реку, волшебно поблёскивающую на солнце. Я лишь скосила глаза, когда мы миновали наш поворот, и на секунду затосковала о том времени, когда мне было лет пять и среди узловатых корней у нас с Аней возникали целые сказочные страны. В них охранниками обычно были сдвоенные бурые хвоинки: расставив ноги, как американские копы, они стояли на охране государства днём и ночью. Им не было скучно, ведь головы у них были крошечными!
Я покосилась на Кувалду, как прозвала про себя своего похитителя. Его бритую башку нельзя было назвать маленькой, но мозгов там явно нашлось бы не больше, чем у сосновых иголок. Иначе он не стал бы воровать девочек прямо от школы: я ещё надеялась, что кто-нибудь заметил, как меня затащили в машину, и поднял тревогу. На всякий случай я даже оглянулась, но позади нас никто не полз в гору…
Дом Пинчука – а я не сомневалась, что меня везут именно к нему - был спрятан за высоченным кирпичным забором. Кто б сомневался: ему есть что скрывать! Кроме трёхэтажного дома, больше смахивающего на замок, только без флагов на башнях, а то пришлось бы вешать чёрные полотнища с черепом и костями… На миг мне даже стало интересно посмотреть такой дом изнутри, хотя это походило на любопытство курицы, интересующейся соусом, которым её скоро польют. Совсем скоро…
«Лёшенька, я здесь! Журавли! Пятый поворот направо», - я пыталась изобрести мысленную азбуку Морзе, пока меня толкали совсем не к замку, а к маленькому дому в саду. Ну как – маленькому? Нашей семье такой показался бы отличным коттеджем!
Пинчук дожидался нас в бежевой гостиной, увешанной головами оленей и лосей, играя с охранником в шахматы. Интересно, хоть раз кто-нибудь осмелился выиграть у него? Когда меня пихнули в спину, и я чуть не растянулась посреди комнаты, Валерий Александрович даже бровью не повёл. Хладнокровно сожрал ладью противника и объявил:
- Мат!
И тогда впился в меня взглядом. Словно это слово адресовал мне… Изо всех сил стараясь не дрожать, я смотрела на него, ожидая вопросов. Но Пинчук молча протянул руку:
- Диктофон.
И тут меня осенило! Как же я по дороге до этого не додумалась?!
- Он у Ксюши Морозовой, - произнесла я дрожащим голосом. – Это она заставила меня пойти к вам.
С минуту Валерий Александрович щурил на меня и без того узкие глазки, потом откинулся в кресле и углубился в размышления. Наверное, оценивал: насколько мои слова похожи на правду? Настю Ильину он знать не знал, и у меня не было причин пытаться похоронить его заживо. А у Ксюши были. И она, конечно уж, не полезла бы в полымя сама, ведь Пинчук мог знать её в лицо. То, что она подослала к нему подружку и потом забрала у неё диктофон, взяв остальное на себя, звучало вполне логично.
- А если ты посидишь немного в подвале с крысами, другой версии не возникнет? – задумчиво произнёс он.
Мёртвые глаза оленя, смотревшего на меня поверх его головы, убеждали, что церемониться этот гад не будет. А вдруг я тоже сойду с ума, если меня запрут в темноте, полной пищащих хищников?! Меня передёрнуло от одной мысли о таком кошмаре. И я заныла, как обычная девочка двенадцати лет:
- Ой, не надо, пожалуйста! Я ужасно боюсь крыс и мышей! Я ничего больше не знаю, это всё Ксюшка… С неё и спрашивайте!
Важно было не переиграть, чтобы у Пинчука не вызвало подозрений то, что я так упрашиваю его сцапать Ксюху. Но не зря же я занималась в школьном театре и даже научилась плакать по заказу. Размазывая по щекам слёзы, я разевала рот, как можно некрасивее, чтобы его стошнило от одного моего вида. Враг, которого презираешь, перестаёт быть настоящим врагом.
- Уведите её в… баню, - брезгливо поморщился Пинчук.
И, честное слово, голова оленя торжествующе подмигнула мне со стены!
Это действительно оказалась баня, а не какая-нибудь там фигура речи. Здесь не было жарко, ведь никто не собирался париться. Крошечное окошко под потолком было зарешёчено, лишая надежды на побег. Когда дверь закрылась, я уселась на полок, а потом и легла, решив, что так мне лучше удастся расслабиться. До города отсюда ехать максимум полчаса, значит, часа полтора у меня есть. Неужели за это время я не успокоюсь и не дозовусь Лёшку?
Но я перестаралась. Правда, поняла это лишь, когда меня разбудило лязганье замка. Завозившись спросонья, я тут же вскочила, ошпаренная ужасом: «Я уснула?! Вот идиотка!» Конечно, ночью я почти не спала, но это же не повод, чтобы дрыхнуть, когда можешь лишиться головы!
- Выходи, - скомандовал всё тот же Кувалда.
Смиренно опустив глаза, я прошла мимо него, надеясь, что он не даст мне по затылку. Но ему, видно, лень было расходовать на меня силу по собственной инициативе, а приказа никто не давал. Солнце улыбнулось навстречу, зависнув над пушистыми макушками сосен, значит, был уже полдень. А, может, и позже… Если уроки кончились, Лёшка забеспокоится, почему я не дождалась его, даже если не получил от меня сигнала «SOS». Он – сильный волшебник. Если возьмётся искать меня, то непременно отыщет. Или меня, или мой труп…
Когда меня снова ввели в знакомое хранилище мёртвых голов, Ксюшка бросилась ко мне, зарычав от ярости:
- Так это ты подстроила! Ты с ними?
Кувалда одним тычком отправил её в другой угол комнаты, неожиданно выступив моим защитником. Здорово ударившись спиной о книжный шкаф (этот монстр Пинчук ещё и классику читал!), Ксюха простонала:
- Ненавижу… Тварь! Я так и знала, что ты – дешёвка…
Она могла вопить и ругаться сколько угодно, я всё равно была ужасно рада её видеть. Ведь с этой минуты у меня были развязаны руки: что бы я ни делала, всему есть оправдание – спасение Ксюшки. Я шла к ней прицепом. И медлить не имело смысла, ведь замысел Пинчука вряд ли сулил что-то хорошее нам обеим.
Но, прежде всего, нужно было нейтрализовать саму Ксюшку, чтобы она не видела происходящего. Погрузить её в сон было несложным волшебством, и её голова безвольно поникла уже через считанные секунды.
- Что с девчонкой? – забеспокоился Пинчук. – Ну-ка…
Единственный из оставшихся в гостиной охранников Кувалда осторожно тронул пальцами Ксюшкину руку.
- Пульс есть, - пробормотал он. И озадаченно добавил. - Спит, что ли?
- Так у неё же эта самая… нарколепсия, - выдала я. – Она может даже у доски заснуть! Где угодно. У них вся семейка чокнутая.
Ухмыльнувшись, Пинчук хотел что-то приказать охраннику, да так и уснул с разинутым ртом. Мой волшебный луч окутал его сном поплотнее и пополз через комнату к Кувалде, смотревшему на босса, как баран на новые ворота. Правда, мне никогда не давался смысл этой поговорки: чем барана могут так поразить новые ворота? Но сейчас это не имело особого значения. Баран так баран… Главное, чтоб он вырубился также легко, как двое остальных.
Когда Кувалда захрапел, по-детски доверчиво прижавшись щекой к Ксюшкиному плечу, я вытащила из кармана Пинчука телефон и набрала известный всем номер полиции. А Лёшкин я, как назло, наизусть не помнила, хотя он мне был даже нужнее. С математикой у меня было туго, и запоминать цифры не удавалось… Только «02» помнилось с детства.
- Меня похитили бандиты, - пролепетала я в трубку дрожащим голоском. – Спасите, пожалуйста!
И назвала координаты с точностью, которая могла вызвать подозрения. Но я так правдоподобно зарыдала, а потом завизжала точно от ужаса прежде, чем отключить телефон, что даже самый недоверчивый диспетчер наверняка поверил бы.
Пока полиция добиралась до Журавлей, мне нужно было что-то сделать с остальными обитателями «замка».
- Маме попалась, - ответила я уклончиво, и они понимающе переглянулись.
Лёша сразу отмяк и вдруг хитро подмигнул:
- А у меня для вас что-то есть! Только тебя ждал.
Мы сидели на Ванькиной кухне, и котята возились тут же, забавно растопыривая лапки при нападении. Торт уже был порезан, точно предстоял праздник, хотя я лично ничего хорошего не ждала. Но, оказалось, даже подарки заготовлены! Лёшка достал из кармана куртки красную бархатную коробочку, чуть отвернувшись, открыл её, не показывая содержимого. Зажав что-то в руке, он торжественно произнёс:
- Анастасия Ильина, ты получаешь знак отличия команды «КЛЮЧ».
И повесил мне на шею маленький серебряный ключик на такой же цепочке. Я просто ахнула от неожиданности и прижала заветный ключ ладонью. А Лёшка уже навесил такой же Оле, и даже Ваньке, как лучшему другу нашей команды. Они тут без меня уже успели найти общий язык… Себя Лёша тоже, конечно, не обделил: серебряные ключи сдержано поблёскивали на груди каждого из нас. Мы смотрели друг на друга и тихо сияли, а Ванька радовался, кажется, больше всех.
****
Когда юная корреспондентка с кемеровского радио уверенно шагнула в его кабинет, директор «Химкомкома» с иронией подумал: «Далеко пойдёт малышка. Нахальства не занимать!»
- В журналисты готовишься? – взяв добродушный тон, заговорил он с девочкой, вооружённой диктофоном. – Не рано начала? Тебе ещё в куклы играть надо.
- Мне уже тринадцатый год, - ответила она с улыбкой, но по тону стало ясно, что эту тему лучше не развивать.
Указав на мягкое кожаное кресло напротив, Пинчук откинулся в своём с высокой спинкой. Ему нечасто доводилось давать интервью, потому что в Кемерово его не любили, и он это знал. Считали чуть ли не главным вредителем, задумавшим уничтожить и реку, и сам город. Некоторые даже называли гастарбайтером, хотя Пинчук жил тут уже лет двадцать. Поэтому разговаривать с прессой его не тянуло – только нервные клетки тратить. Не объяснять ведь каждый раз, что бизнес есть бизнес, ничего личного против кемеровчан он не имеет.
Сегодня Валерий Александрович изменил своим принципам, потому что эта девочка уверила его секретаршу, будто её интересуют успешные люди, которые могут поделиться с подростками секретом, как сделать карьеру. Это показалось Пинчуку темой, достойной разговора. Да и новое поколение, лишённое романтических соплей, свойственных их предкам, действительно могло оценить его деятельность иначе. С помощью журналистов-подростков он мог заручиться поддержкой целой армии сторонников, которые завтра уже станут взрослыми людьми. Наверняка в их глазах финансовая успешность оправдывала некоторые издержки производства. Ну да, вода в Томи непригодна для питья, так купи себе хороший фильтр и живи спокойно!
- Представьтесь, пожалуйста, чтобы я ничего не перепутала, - девочка снова улыбнулась и включила диктофон.
- Пинчук Валерий Александрович, - и он охотно перечислил свои регалии.
Ему понравилось, что маленькая журналистка смотрит ему прямо в глаза и ловит каждое слово. И с каждой минутой воодушевление, какого Валерий Александрович давно не испытывал, возрастало, и он всё охотнее и красноречивее рассказывал о своём пути к директорскому креслу. Отчего-то его вдруг неудержимо потянуло на откровенность, и он доверительно поведал девочке, как приходилось бороться с врагами. На войне как на войне! Одного, самого строптивого противника из этих чокнутых учёных-экологов пришлось даже запереть в тёмном подвале с крысами. Хотели просто припугнуть, чтобы Морозов прекратил свою борьбу с их комбинатом, но малость перестарались… Слаб оказался человечек, рассудка лишился от страха. Пинчук хохотнул:
- Теперь, говорят, котом себя воображает! Никак, всё с теми крысами борется. Ну, пускай лучше с ними.
- Я читала о таком! – поддержала девочка. – Это заболевание называется клинической ликантропией.
- Во-от! – кивнул директор, хотя никогда не слышал такого термина.
Почему-то, когда Пинчук снова остался в кабинете один, он так и не смог вспомнить, чем занимался последние полчаса. Это слегка озадачило его, но Валерий Александрович решил, что просто ошибся со временем. Его секретарша уверяла: никто не заходил к нему в течение последнего часа. Что же он делал всё это время?
Ситуация начала с одной стороны проясняться, с другой – запутываться, когда следующим утром в кабинет директора доставили небольшой пакет. Пинчук заставил службу безопасности проверить его на предмет взрывоопасности, но внутри оказалась обычная флэшка. Даже без вирусов. У Валерия Александровича хватило ума просмотреть её содержимое без свидетелей.
Это оказалось аудиозапись интервью, которое он не давал никогда. Мог поклясться, что никому из журналистов он и под страхом смерти не рассказал бы о том, как обошёлся с Геннадием Морозовым… Тот, конечно, сам нарвался на неприятности - слишком напористо боролся против сброса в Томь отходов производства, налаженного Пинчуком. И всё же, если б у кого-то появились доказательства произошедшего в том крысином подвале, неприятности могли бы грозить нешуточные. Насилие имело место быть…
Поэтому Валерий Александрович похолодел, услышав свой голос, оживлённо повествующий о преступлении. Как это могло быть?! Когда? Неужели он был пьян до такой степени, что совершенно ничего не помнит? Но интонации его голоса были абсолютно трезвыми. Каким же образом возникла эта запись? При этом было похоже, будто он отвечает на чьи-то вопросы, но голос собеседника был вырезан, а никаких предположений даже не возникало.
И тут Пинчуку вспомнилось, как вчера из его памяти чудом исчезли полчаса… Поскольку раньше такого с ним не случалось, он легко установил связь между двумя событиями. Разумеется, первым делом ему на ум пришло применение гипноза. Кто-то загипнотизировал сперва его секретаршу, потом самого Валерия Александровича, выпытал сведения, которые легко могли его потопить, и получил возможность шантажировать его. Во втором файле на флэшке оказался номер банковского счёта, на который требовалось незамедлительно перевести довольно солидную сумму. Иначе запись его откровений будет передана в прокуратуру.
Остолбенев, Валерий Александрович потерял впустую ещё четверть часа, но уже по собственной вине. Однако он всегда был человеком действия и справился с временным параличом воли довольно быстро. Конечно, наверняка ему не было известно, что проклятое интервью у него брали именно в этом кабинете, а не где-нибудь в уединённом уголке ресторана. Но провал в памяти был связан с его рабочим местом, значит, имело смысл начинать поиски отсюда.
Вызвав к себе начальника охраны, Пинчук велел предоставить ему видеозапись с проходной. Интересующее его время он знал почти точно. Самым неприятным было то, что как раз в этот час на «Химкомкоме» начиналась вторая смена, и через проходную тёк целый людской поток. У Валерия Александровича ушла уйма времени, чтобы просмотреть записи всех камер, хотя если выполнять условия шантажиста, следовало перечислить деньги до двух часов дня. В том, что у него найдётся сумма, которой хватит даже на покупку квартиры, его враги, похоже, не сомневались. У Пинчука, безусловно, имелись деньги, и даже не такие, однако расставаться с ними он не спешил.
Впившись взглядом в экран монитора, он выискивал то лицо, которое могло показаться чужеродным. И после долгих поисков заметил среди рабочих девчонку, которой на комбинате быть не должно. Трудно было поверить, что она хоть как-то причастна к этой афере, но зацепиться больше было не за что.
- Кто это? – он ткнул пальцем в голову с косичками.
Начальник охраны наклонился, чтобы рассмотреть, и пожал плечами:
- Понятия не имею…
- А должен бы знать! – вспылил Пинчук. – Для чего я тебя тут держу? Быстро распечатал снимок и пробежался по всем отделам! Может, какая-нибудь бухгалтерша дочку свою притаскивала…
В тайне он даже надеялся, что девочка окажется ни при чём. Ведь смириться с мыслью, что тебя обвёл вокруг пальца ребёнок, было непросто. Пинчук ёрзал в кресле, пытаясь перевести стрелку на другого человека, но остальные лица не вызывали подозрений: люди здоровались, разговаривали друг с другом, посмеивались… Они явно были тут своими. А эта, с косичками, казалась чужой.
Бросив взгляд на золотой «Ролекс», Валерий Александрович занервничал ещё сильнее: до обеда оставалось слишком мало времени. Начальник охраны должен был позвонить сразу же, как только кто-то узнает девчонку, но телефон упорно молчал. Пинчук заставил себя собраться с мыслями: речь шла о преступлении против Морозова, значит, компромат собирал некто из его окружения. Кажется, у этого учёного был ребёнок… Вдруг эта девчонка – его дочь? Пинчук никогда её не видел, но найти девочку в Кемерове не составит труда. Не Москва, чай… Конечно, если у Морозова действительно дочь, а не сын.
- Фамилия слишком распространённая… Морозовых – сотни! - пробормотал он с недовольством, но с этим ничего поделать было нельзя.
Поиски требовали времени, а его-то как раз и не было. Пинчук надеялся, что тот, кто стоит за девочкой, позвонит, и ему удастся выторговать хотя бы день, якобы на то, чтобы собрать средства. Но звонки поступали обычные: о поставках, о проблемах с транспортом… Сегодня они совершенно не интересовали директора. И всё же один звонок оказался важен.
- Никто её не знает и не видел, - покаянно проговорил начальник службы безопасности. – Что делать дальше?
- Бегом ко мне! – распорядился Валерий Александрович. – Будем искать по-другому.
Теперь он почти не сомневался в том, что они ищут дочку Геннадия Семёновича Морозова.
****
Эта Ильина бесила её всё больше. Особенно, когда Ксюша ловила на себе сочувственные взгляды новенькой. Она упорно продолжала называть Настю новенькой, чтобы кому-нибудь из класса не вздумалось принять её, как равную. Знать, что Морозова сама училась в этой гимназии чуть больше года, Ильиной было не обязательно. Ксюша-то быстро завоевала авторитет, поскольку успела к тому времени понять: если симпатию не удаётся завоевать, её легко можно купить. О том, чего стоил такой авторитет, она предпочитала не задумываться, хотя точно знала, что папа завёл бы об этом разговор, будь он по-прежнему самим собой. Только его больше не было…
«Какого фига она на меня так смотрит?! – свирепела Ксения, в очередной раз встречаясь с Настей взглядом. – Типа, жалеет! За что?! Это я имею право её жалеть. Не может ведь она разнюхать, что я…»
Даже про себя ей было страшно произнести правду о том, как ей живётся. Никто не может и не должен этого знать. Ильина? Откуда? После уроков они всегда расходятся в разные стороны, если Настя не остаётся ждать сестру. Та вообще – жучок засушенный! Вот кого надо жалеть. Ксюша замерла в школьном коридоре напротив зеркала: длинноногая, светловолосая, с улыбкой, подходящей для рекламы стоматолога. Одета лучше всех в классе. Ею можно лишь восхищаться.
Ксюша Морозова повторяла это мысленно так часто, что в носу защипало от сострадания к себе. Ведь от себя-то не скроешь: с отражением в зеркале она, настоящая, не имеет ничего общего. Но не ясновидящая же эта Ильина, чтобы разгадать её секрет!
- Чё уставилась? – бросила она, в который раз поймав Настин взгляд.
И добавила фразочку из старой комедии, которую недавно пересматривала её мама, спасаясь от очередного приступа депрессии:
- Моргала выколю!
То, что Ильина только усмехнулась в ответ, вызвало у Ксении приступ ярости, и она с силой толкнула Настю в плечо:
- Брысь отсюда, козявка!
- Не ори. Я тоже могу так врезать – мало не покажется.
Ильина смотрела на неё, не моргая, и от этого взгляда Ксюше почему-то стало не по себе. Как будто напротив неё была не обычная девчонка, а заколдованная тигрица, с трудом удерживающаяся от смертельного прыжка. И вспомнилось, как один раз ей уже прилетело гипсом по рёбрам… Хоть его и сняли, но в самой Насте, похоже, остался стержень. Чтобы сломать эту твердь, требовалось что-то помощнее физической силы. Самым ужасным было то, что свидетелем этого их молчаливого противостояния в коридоре стал Стас Бурмагин, которого Ксения однажды уже застала с новенькой. На этот раз он даже не подошёл, но его усмешка вонзилась Ксюше в сердце раскалённой стрелой. Ведь она явно не выглядела победительницей…
Все уроки Ксения ломала голову над тем, как сломать Ильину, имеющую наглость чувствовать себя с ней на равных. И даже слегка унижать своей жалостью, которой Настя не скрывала. При её-то росте смотреть свысока?! Так ничего и не придумав, Морозова вышла из гимназии расстроенной. Ещё и снег летел мелкой, острой крупой в лицо.
Поглубже натянув козырёк тёплой кепки, она направилась привычной дорогой. По сторонам Ксюша не глядела – вокруг всё было знакомым до последней урны. И не обратила внимания, когда её догнала и медленно покатила рядом «Ауди» с тонированными стёклами. Очнулась она лишь, когда в двух шагах от неё раздался громкий хлопок – отчего-то взорвалась шина автомобиля. Затем второй, третий, четвёртый! Колёса «Ауди» лопались одно за другим, резиновые ошмётки летели во все стороны, а парни, выскочившие из машины, вопили и матерились, как ненормальные.
Прохожие с перекошенными лицами разбегались, точно тараканы по углам кухни. Попятившись, Ксюша тоже решила отойти на безопасное расстояние – вдруг в этой машине рванёт что-нибудь ещё? Но тут один из парней обернулся и крикнул, указав пальцем прямо на неё:
- Уходит! Держи!
«Меня?!» - ужас обжёг кипятком, и Ксюша рванула с места с такой скоростью, какой не мог от неё добиться учитель физкультуры. Тяжёлая сумка мешала бежать, но она решила не бросать поклажу – вдруг придётся отбиваться от этого педофила? Других объяснений, зачем она могла понадобиться взрослым парням, у Ксюши не возникло. Да и некогда было раздумывать. В голове колотилось одно: «Быстрей! Быстрей!»
Добежав до перекрёстка, она оглянулась и вдруг увидела, как все трое парней, подлетев над землёй, падают, точно подкошенные. Было похоже, будто им на ноги одновременно накинули невидимые петли вроде лассо и дёрнули изо всех сил. Но такого быть не могло…
И ещё она увидела… Настю Ильину. Замерев в отдалении, она пристально смотрела на упавших, и лицо у неё в этот миг было… Ксюше не хотелось бы ещё раз увидеть такое выражение. Хорошо, что Настя в этот момент глядела не на неё.
Один из бандитов, видно, тоже заподозрив неладное, обернулся, и, заметив Настю, выкрикнул что-то загадочное:
- Вот она! Девчонка с фотки!
Дожидаться, пока они поднимутся, Ильина не стала и бросилась назад к школе.
«Так они за ней охотились? – опешила Ксения, испытав секундное разочарование. – Или за нами обеими?»
Но всё же решила не медлить. Мало ли что на уме у этих ненормальных… И машина у них такая же! Перебежав дорогу, Ксюша прыгнула в отправляющуюся маршрутку, решив, что лучше убраться ото всего непонятного подальше. Сердце у неё колотилось прямо в горле, и она боялась, вдруг её снова стошнит фонтаном, как однажды в школе. Но выйти решилась только через несколько остановок и сразу скрылась во дворах. Вроде никто не преследовал её.
Приложив пригоршни чистого снега к разгорячённым щекам, Ксюша отдышалась и попыталась собраться с мыслями. Итак, какие-то типы хотели её похитить… «Дело, конечно, обычное, но всё же напрягает, - призналась она себе. – Как-то в лом, когда такое с тобой происходит… Лучше уж по телеку слушать!»
Ей не давало покоя то, что во всём этом как-то была замешана Ильина. Не просто свидетелем она оказалась, эти парни знали её. Охотились за Настей, но ошиблись и чуть не похитили её? Ну да, она ведь шла, надвинув кепку чуть не на нос… Но у Насти сроду не было такой кепки, она носила обычную вязаную шапку. Неужели эти придурки по одежде не могли отличить?!
Ксюша ещё долго бродила по незнакомым дворам, наблюдая за дворняжками и голубями. Потом вышла к цирку и остановилась, настигнутая застарелой болью. В последний раз она была тут с папой, когда он ещё был здоровым и самым замечательным на свете. Клоун вытащил его на арену, потому что именно её отцу удалось поймать клетчатую кепку, брошенную в зал. Папа подыгрывал ему и смеялся, а Ксюша хлопала в ладоши без остановки и озиралась, сияя от счастья. Она так гордилась своим отцом, так любила его!
Стянув перчатку, Ксения растёрла по щекам слёзы. Эти тупые бабки во дворе всё предлагают маме сдать «психа» в сумасшедший дом. Якобы ей, Ксюше, легче будет жить… Да что они понимают?! Как вообще она сможет жить, зная, как над её папой в этот момент измываются санитары? Или другие больные… Насмотрелась она передач про эти психиатрические больницы! Врагу не пожелаешь там оказаться, не то, что родному отцу.
Что он плохого делает? Кому мешает? Ну да, подруг домой не позовёшь, когда по комнатам такой «кот» разгуливает… Была бы отдельная комната, они с матерью хоть закрывали бы его на время. Но Ксения и без того уже отсекла все пути к их дому: наврала о себе столько, что свою настоящую жизнь никому и не покажешь. Да ей и не нужен никто! Тем более, эта ненормальная Ильина…
Никуда не спеша, Ксения свернула на знаменитую Аллею любви и нашла заветную скамейку с выбитой надписью: «Я люблю тебя, Гена!» И хоть ни раньше, ни сейчас она не называла отца просто по имени, оказываясь в этом месте, Ксюша норовила как бы невзначай сесть на эту скамью. Чтобы, откинув голову, прижаться затылком к простым словам, не желавшим затихать где-то внутри неё.
- Я люблю тебя, - прошептала Ксюша, глядя в прояснившееся небо, истощившее запасы снега на сегодняшний день. – Я всё выдержу, ты не сомневайся…
****
Кажется, я опять влипла в историю… И как только эти уроды нашли меня?! Как вообще узнали, что это я приходила к Пинчуку под видом корреспондента с радио? Ведь я же подчистила память и самому директору, и его секретарше. Неужели не сработало? Но я же всё сделала правильно! И даже если Пинчук запомнил меня, как смог найти так быстро, не зная ни имени, ни школы?
- Балда, - шепнула я в темноту. – Через Ксюшку, конечно. Они вышли на неё, а тут и я подвернулась.
Но было совершенно непонятно, как узнали меня эти парни, которых я в жизни не видела? Я вертелась в постели уже час, но не могла ни уснуть, ни родить хоть какую-нибудь правдоподобную версию. С Аниной кровати доносилось мерное сопение, и я даже позавидовала ей, честное слово! Дрыхнет себе… Никаких проблем у человека. А тут уже голова лопается от того, как мысли толкутся, норовя оттеснить друг друга. Заснуть, похоже, вообще не светит.
И вдруг из вчерашнего дня выплыл обрывок фразы: «…девчонка с фотки». Меня кто-то снял, пока я была на «Химкомкоме»? Кто-то, кого я даже не заметила? И тут я похолодела: камера слежения! Ну, конечно, их там полно, это же важное предприятие! Как я могла не подумать об этом?! Ведь в моих силах было стереть запись!
Я прямо зубами в подушку вцепилась от отчаяния. Всё-таки я ещё не настоящая волшебница… А, может, просто сопливая малышка, которая не в состоянии позаботиться обо всём сразу. Сосредоточилась на том, чтобы заставить Пинчука говорить правду, а потом удалить все воспоминания о себе. Но про камеру я даже не вспомнила… А он – не дурак, сразу догадался, как найти того, кто взялся его шантажировать! И всё же, если б я вчера не потащилась за Ксюхой, этим парням пришлось бы здорово побегать по городу, чтобы отыскать меня. Что-то погнало меня за ней… Взрослые в таком случае говорят: судьба зовёт. Хотя не так уж моя судьба и связана с морозовской, но раз я встряла в это дело, теперь не выпутаешься.
Больше всего мне хотелось позвонить Ромке, и рассказать всё ему. Если даже он и отругает меня (в этом можно было не сомневаться!), всё-таки будет не так обидно, ведь это Ромка. Который уже не раз меня спасал… Но сейчас он был слишком далеко и вряд ли чем-то мог помочь. Только покой потеряет…
Нужно на помощь Лёшку, но об этом страшно было даже думать всерьёз. Да он мне голову оторвёт за то, что я ввязалась в такую авантюру да ещё никого не предупредила! Звонить ему среди ночи я, конечно, не собиралась, но телефон сам вдруг ожил, зажужжал сообщением. Я схватила его и нырнула под одеяло, пока Аня не проснулась. Увидев на дисплее Лёшкино имя, я чуть не икнула от удивления. А он к тому же спрашивал, всё ли со мной в порядке? Как почувствовал?! Хотя чему удивляться, когда дружишь с волшебниками?
Я послала ему смс и попросила встретиться со мной перед уроками. Хотя и не была уверена, что смогу встать пораньше после такой ночки… Но, как ни странно, проснулась я первой, и, когда мама вползла на кухню, кофе уже ждал её на столе, а я допивала свой чай с бутербродом. У неё от удивления даже глаза разлепились:
- Что с тобой?
- Сегодня у нас контрольная по математике первым уроком, надо настроиться, - легко отовралась я.
Не говорить же ей, что я шантажирую самого крупного промышленного преступника города и за мной охотятся его люди! Да она и не поверила бы… Мало всяких историй я сочиняю?
Утро встретило меня снежным покоем, и я подумала, что это хороший знак. Так чудесны были в жёлтом свете фонарей узоры ветвей, покрытых инеем! Так приятно было ступать по пухлой пелене, ещё не затоптанной сотнями ног… Я улыбалась во весь рот, читая древесные предсказания счастья (а чего же ещё?), и совершенно не чувствовала себя не выспавшейся.
«Вот каждое утро вставать бы пораньше, чтобы первой собирать эту красоту! Только не смогу я так», - вздохнув, я ускорила шаг и увидела Лёшку, быстро идущего навстречу. Мы встретились как раз у его школы, но он вызвался проводить меня до моей, и медленно пошёл рядом. Не поднимая глаз, я быстренько пересказала ему всё, что было связано с Ксюшкой Морозовой, её отцом и директором комбината.
Когда я дошла до моего визита к Пинчуку, Лёшка издал какой-то странный звук – наверное, сжевал ругательство, рвавшееся наружу. Хотя я смиренно готова была принять на свою голову даже целый поток. Он заводился всё больше, но деваться было некуда, и я продолжала рассказывать… Как подкараулила Ксюшину мать, снимавшую зарплату в банкомате, своей магической силой вытянула у неё из сумки кредитную карточку и списала номер. Как послала Пинчуку копию диктофонной записи вместе с требованием положить на счёт Ксюшкиной матери, которую я, естественно, не выдала, деньги…
- Сколько? – требовательно уточнил Лёшка.
Когда я назвала сумму, он только выдохнул:
- Офигеть!
Пока он не добавил чего-нибудь ещё, я быстренько рассказала о вчерашних злоключениях. И это совершенно взбесило его, ведь до последнего Лёша думал, что сила на нашей стороне. Схватив меня за руку повыше локтя, он стиснул её так, что я заскулила от боли. Но Лёшка этого даже не заметил. Он шипел на меня, как огромная кобра:
- Совсем чокнулась?! Какого чёрта ты одна полезла в такое дело? Дура! Мы команда или что? Да я тебя исключу за такое!
- Но я же помогала ребёнку, - пролепетала я, пытаясь вырваться из рук этого Железного человека.
- И что – помогла? Только сама подставилась!
На моё счастье, рядом с нами остановилась машина, и наружу выбралась толстая тётка, посеменившая к служебному входу в театр. Очнувшись, Лёшка быстро огляделся, но прохожих по близости больше не было, никто не мог подслушать наш разговор.
- Ладно, - буркнул он, не глядя на меня. – Чего теперь… Надо думать, как выбираться из этой бодяги… Никуда не уходи после уроков, я приду тебя встречать, ясно? Пока буду думать, как нам быть.
Мне здорово полегчало от его слов! Всё-таки приятно ощущать, что ты не одна и тебя подстраховывает кто-то очень надёжный. Пусть Лёшка и обозвал меня дурой… Но я же сама именно ею себя и чувствовала. Хотя в другой ситуации я бы этого не стерпела, и он получил бы от меня хорошего пинка!
- Пора возвращаться, - Лёшка глянул на часы. – Я побегу… В общем, жди меня после школы.
Я закивала, как китайский болванчик. Такой стоял на комоде у нашей соседки в Новосибирске, и мы с ним общались, когда я была помладше, и мама оставляла меня у неё, если нужно было ненадолго сбегать куда-то. Теперь таких болванчиков не выпускают, наверное, даже в Китае, хотя там делают все товары в мире. А я почему-то помнила его до сих пор…
Лёшка бросился бежать к своей школе, а до крыльца нашей оставалось каких-то сто метров. Я не дошла ровно половину. Серая машина, повернувшая с проспекта, поравнялась со мной, когда я уже подходила к изгороди. Я посторонилась, уступая дорогу: многих ребят родители завозили в школу по дороге на работу. Открылась задняя дверца, и я остановилась, чтобы пропустить того, кто выпрыгнет из машины. Но никто не выпрыгнул… Чёрная рука высунулась из проёма, схватила меня шиворот и рванула внутрь.
- Лёшка! – взвизгнула я.
Только он был уже далеко.
****
Вот тут-то я опять прочувствовала, как же это ужасно, что мы не имеем права спасать самих себя! Я чувствовала себя беспомощной, совсем как Ваня, ведь главная моя сила была внутри. Хоть я и лягалась, и кусалась, как дикая лошадь, но стоило моему похитителю стукнуть мне по голове, как у меня мгновенно отпало желание сопротивляться. Кулак-то у него был что кувалда… Хоть я никогда и не видела кувалду, но вряд ли она может быть тяжелее.
В голове у меня зазвенело, и всё вокруг поплыло, извиваясь загогулинами. Физиономия у человека, сидевшего впереди, вытянулась книзу, изогнулась разинутым ртом, точно как в фильме «Крик», только сейчас мне было пострашнее, чем в кино… Да что там! Такого ужаса я ещё в жизни не испытывала, ведь я видела во что эти уроды превратили Ксюшкиного отца.
- …не дёргаться, - пробился сквозь гул обрывок фразы.
Да я уже и не дёргалась. Сжавшись в уголке, я изо всех сил пыталась вернуть голову на место, чтобы послать Лёшке сигнал тревоги. Но получалось не очень, ведь успокоиться не удавалось. В моём теле дрожала каждая жилка, и начало тошнить – то ли от удара по голове, то ли от страха. Что со мной сделают? Если я не дозовусь Лёшку, то никто мне не поможет, ведь для родителей я сейчас в школе, а учителя, если и хватятся, то на следующий день. В лучшем случае…
Почему-то я решила, что меня привезут на комбинат, но машина выехала за город, и это показалось недобрым знаком.
- Надо было ей глаза завязать, - спохватился мой сосед с кулаками-кувалдами.
Лицо у него, как ни странно, было тонким и меланхоличным. Я не удивилась бы, если б он горестно вздыхал над трупами своих жертв! Ведь наверняка он был убийцей…
- Зачем? – откликнулся сидевший рядом с водителем. Тот самый, у которого вместо рта ещё недавно зияла чёрная пустота.
Это его «зачем?» просто парализовало меня. Они что – не собирались везти меня обратно?! То есть приговор мне уже был вынесен, а я ещё надеялась спастись?
«Нет-нет-нет! – взвыла я про себя. – Лёшка услышит… Я дозовусь!»
Если б можно было мысленно передать ему, куда меня везли! Я хорошо знала эту дорогу на Журавли – миллион раз ездила с дедушкой на дачу. Похоже, Пинчуку тоже нравились эти сосновые места, хотя сейчас такая схожесть вкусов ничуть не радовала.
Машина сбавила скорость – дорога здесь шла в крутую гору, с которой мы с сестрой обожали смотреть на реку, волшебно поблёскивающую на солнце. Я лишь скосила глаза, когда мы миновали наш поворот, и на секунду затосковала о том времени, когда мне было лет пять и среди узловатых корней у нас с Аней возникали целые сказочные страны. В них охранниками обычно были сдвоенные бурые хвоинки: расставив ноги, как американские копы, они стояли на охране государства днём и ночью. Им не было скучно, ведь головы у них были крошечными!
Я покосилась на Кувалду, как прозвала про себя своего похитителя. Его бритую башку нельзя было назвать маленькой, но мозгов там явно нашлось бы не больше, чем у сосновых иголок. Иначе он не стал бы воровать девочек прямо от школы: я ещё надеялась, что кто-нибудь заметил, как меня затащили в машину, и поднял тревогу. На всякий случай я даже оглянулась, но позади нас никто не полз в гору…
Дом Пинчука – а я не сомневалась, что меня везут именно к нему - был спрятан за высоченным кирпичным забором. Кто б сомневался: ему есть что скрывать! Кроме трёхэтажного дома, больше смахивающего на замок, только без флагов на башнях, а то пришлось бы вешать чёрные полотнища с черепом и костями… На миг мне даже стало интересно посмотреть такой дом изнутри, хотя это походило на любопытство курицы, интересующейся соусом, которым её скоро польют. Совсем скоро…
«Лёшенька, я здесь! Журавли! Пятый поворот направо», - я пыталась изобрести мысленную азбуку Морзе, пока меня толкали совсем не к замку, а к маленькому дому в саду. Ну как – маленькому? Нашей семье такой показался бы отличным коттеджем!
Пинчук дожидался нас в бежевой гостиной, увешанной головами оленей и лосей, играя с охранником в шахматы. Интересно, хоть раз кто-нибудь осмелился выиграть у него? Когда меня пихнули в спину, и я чуть не растянулась посреди комнаты, Валерий Александрович даже бровью не повёл. Хладнокровно сожрал ладью противника и объявил:
- Мат!
И тогда впился в меня взглядом. Словно это слово адресовал мне… Изо всех сил стараясь не дрожать, я смотрела на него, ожидая вопросов. Но Пинчук молча протянул руку:
- Диктофон.
И тут меня осенило! Как же я по дороге до этого не додумалась?!
- Он у Ксюши Морозовой, - произнесла я дрожащим голосом. – Это она заставила меня пойти к вам.
С минуту Валерий Александрович щурил на меня и без того узкие глазки, потом откинулся в кресле и углубился в размышления. Наверное, оценивал: насколько мои слова похожи на правду? Настю Ильину он знать не знал, и у меня не было причин пытаться похоронить его заживо. А у Ксюши были. И она, конечно уж, не полезла бы в полымя сама, ведь Пинчук мог знать её в лицо. То, что она подослала к нему подружку и потом забрала у неё диктофон, взяв остальное на себя, звучало вполне логично.
- А если ты посидишь немного в подвале с крысами, другой версии не возникнет? – задумчиво произнёс он.
Мёртвые глаза оленя, смотревшего на меня поверх его головы, убеждали, что церемониться этот гад не будет. А вдруг я тоже сойду с ума, если меня запрут в темноте, полной пищащих хищников?! Меня передёрнуло от одной мысли о таком кошмаре. И я заныла, как обычная девочка двенадцати лет:
- Ой, не надо, пожалуйста! Я ужасно боюсь крыс и мышей! Я ничего больше не знаю, это всё Ксюшка… С неё и спрашивайте!
Важно было не переиграть, чтобы у Пинчука не вызвало подозрений то, что я так упрашиваю его сцапать Ксюху. Но не зря же я занималась в школьном театре и даже научилась плакать по заказу. Размазывая по щекам слёзы, я разевала рот, как можно некрасивее, чтобы его стошнило от одного моего вида. Враг, которого презираешь, перестаёт быть настоящим врагом.
- Уведите её в… баню, - брезгливо поморщился Пинчук.
И, честное слово, голова оленя торжествующе подмигнула мне со стены!
Это действительно оказалась баня, а не какая-нибудь там фигура речи. Здесь не было жарко, ведь никто не собирался париться. Крошечное окошко под потолком было зарешёчено, лишая надежды на побег. Когда дверь закрылась, я уселась на полок, а потом и легла, решив, что так мне лучше удастся расслабиться. До города отсюда ехать максимум полчаса, значит, часа полтора у меня есть. Неужели за это время я не успокоюсь и не дозовусь Лёшку?
Но я перестаралась. Правда, поняла это лишь, когда меня разбудило лязганье замка. Завозившись спросонья, я тут же вскочила, ошпаренная ужасом: «Я уснула?! Вот идиотка!» Конечно, ночью я почти не спала, но это же не повод, чтобы дрыхнуть, когда можешь лишиться головы!
- Выходи, - скомандовал всё тот же Кувалда.
Смиренно опустив глаза, я прошла мимо него, надеясь, что он не даст мне по затылку. Но ему, видно, лень было расходовать на меня силу по собственной инициативе, а приказа никто не давал. Солнце улыбнулось навстречу, зависнув над пушистыми макушками сосен, значит, был уже полдень. А, может, и позже… Если уроки кончились, Лёшка забеспокоится, почему я не дождалась его, даже если не получил от меня сигнала «SOS». Он – сильный волшебник. Если возьмётся искать меня, то непременно отыщет. Или меня, или мой труп…
Когда меня снова ввели в знакомое хранилище мёртвых голов, Ксюшка бросилась ко мне, зарычав от ярости:
- Так это ты подстроила! Ты с ними?
Кувалда одним тычком отправил её в другой угол комнаты, неожиданно выступив моим защитником. Здорово ударившись спиной о книжный шкаф (этот монстр Пинчук ещё и классику читал!), Ксюха простонала:
- Ненавижу… Тварь! Я так и знала, что ты – дешёвка…
Она могла вопить и ругаться сколько угодно, я всё равно была ужасно рада её видеть. Ведь с этой минуты у меня были развязаны руки: что бы я ни делала, всему есть оправдание – спасение Ксюшки. Я шла к ней прицепом. И медлить не имело смысла, ведь замысел Пинчука вряд ли сулил что-то хорошее нам обеим.
Но, прежде всего, нужно было нейтрализовать саму Ксюшку, чтобы она не видела происходящего. Погрузить её в сон было несложным волшебством, и её голова безвольно поникла уже через считанные секунды.
- Что с девчонкой? – забеспокоился Пинчук. – Ну-ка…
Единственный из оставшихся в гостиной охранников Кувалда осторожно тронул пальцами Ксюшкину руку.
- Пульс есть, - пробормотал он. И озадаченно добавил. - Спит, что ли?
- Так у неё же эта самая… нарколепсия, - выдала я. – Она может даже у доски заснуть! Где угодно. У них вся семейка чокнутая.
Ухмыльнувшись, Пинчук хотел что-то приказать охраннику, да так и уснул с разинутым ртом. Мой волшебный луч окутал его сном поплотнее и пополз через комнату к Кувалде, смотревшему на босса, как баран на новые ворота. Правда, мне никогда не давался смысл этой поговорки: чем барана могут так поразить новые ворота? Но сейчас это не имело особого значения. Баран так баран… Главное, чтоб он вырубился также легко, как двое остальных.
Когда Кувалда захрапел, по-детски доверчиво прижавшись щекой к Ксюшкиному плечу, я вытащила из кармана Пинчука телефон и набрала известный всем номер полиции. А Лёшкин я, как назло, наизусть не помнила, хотя он мне был даже нужнее. С математикой у меня было туго, и запоминать цифры не удавалось… Только «02» помнилось с детства.
- Меня похитили бандиты, - пролепетала я в трубку дрожащим голоском. – Спасите, пожалуйста!
И назвала координаты с точностью, которая могла вызвать подозрения. Но я так правдоподобно зарыдала, а потом завизжала точно от ужаса прежде, чем отключить телефон, что даже самый недоверчивый диспетчер наверняка поверил бы.
Пока полиция добиралась до Журавлей, мне нужно было что-то сделать с остальными обитателями «замка».