Сергей Павлов. Кузбасская сага. Книга 4. Иудин хлеб. Часть 3. «…место новое, да песни старые…» ч. 6

Глава 6
Долго мараковали над запиской в углу раскомандировки Терешкин и Коробков. Одно уяснили сразу, что «Егор К.» - это Кузнецов, второго такого на их участке не было. А вот что за люди были в ней названы?
- Лёха, а где он раньше работал?
- Кажись, на «Пионерке», слышал как-то краем уха, но можно проверить...
- Вот ты осторожно уточни у Марка про «Пионерку», они с ним давно в одной упряжке работают, он наверняка знает... Ну, мол, хочу туда перейти, узнать, какие там порядки...
- Спросить-то можно, а дальше что?
- А дальше туда надо будет ехать и узнать, где он работал, с кем, кто эти люди.
- Ваня, в такую даль тащиться после работы, а ведь темнеет рано!
- Не после работы, а с утра, я тебе выхлопочу свободный день, а ты и поезжай, да не один, а возьми с собой своего одноклассника, Мишку Чулкова, что дворником работает в комбинате, у него все равно весь рабочий день – шатай-болтай... Только все разузнай, а если спрашивать там будут, кто ты и зачем ищешь Кузнецова, скажешь, мол, письмо получил от его дальнего родственника, который просил найти его. Ну, и про остальных что-нибудь подобное придумаешь, да не засветись, а то примут за «стукача», да еще морду набьют!
- Ага, если догонят,- ощерился в улыбке Коробков.
- Надо будет – догонят, а чтобы не мотаться на перекладных, наймите возчика... за мой счет, но смотри – без обмана! Я знаю таксу у возчиков!
- Я одно не пойму, Вань, тебе это надо? Ты деньги потратишь, а мы мотаться будет по холоду?
- Надо, Леня, надо!
- Ты, прямо, как шпион!
- Не шпион, а чекист, энкэвэдэшник...
- Ну, ты же...
- Отвали! Не твое дело! Есть у меня задумки, но пока я тебе о ней не скажу, потом, может быть... Я всегда хотел в НКВД работать, да отец подговнял!
- Как это?
- А так вот, сидел он у меня за драку, а меня из-за него и не взяли.
Из кабинета быстрым шагом вышел их начальник, Виктор Иванович. Увидев в пустой комнате своих работников, удивился:
- Вы чего, ребята? Хотите вторую смену отработать?..
- Нет, Иваныч, сейчас по домам пойдем, только вот еще маленько пошепчемся, - ответил Терешкин.
- Ну-ну, шепчитесь себе на здоровье...
Когда дверь за начальником закрылась, бригадир продолжил поучать своего подручного.
- Никому о записке не говори, даже этому обалдую Мишке! Поедете в начале февраля... В конце месяца у нас всегда запарка, вряд ли отгул получится, но в первую неделю февраля надо обязательно съездить: утром - туда, вечером - взадь! Бутылка - с меня!

... На участке ВШТ шахты «Пионерка» они без труда узнали, что действительно в годы войны здесь работал паренек по имени Егор Кузнецов, а пришел он сюда из мехцеха.
- Где его искать?- заместитель начальника цеха усмехнулся, - сколько лет прошло, парень молодой, может он уже на Магнитку уехал, а вообще-то он переводился на «Чертинскую-2/3», она тогда, в аккурат, открывалась...
В мехцехе Коробков зашел сразу к начальнику, а дружка своего послал походить по территории мехцеха да узнать о Петре, Кешке и «Диме-на-подхвате». Начальник цеха, пожилой мужчина с пытливыми серыми глазами, прежде чем отвечать на вопросы молодого человека, сам начал его допрашивать, чем несколько обескуражил Коробкова.
- А вы... как вас мне называть?
- Леонид я, Ленька, значит, - поспешил с ответом парень.
- Ну, Ленькой вас будут называть дружки, а я уж Леонидом назову. Чем вас заинтересовал Егор Кузнецов7
- Да письмо пришло от его дальнего родственника... Они давно не виделись, вот и хочет разыскать его, а меня попросил...
- Да вроде все родственники при нем были: отец, бабушка...
- Нет, это по материнской линии родственник-то...
- А где мать-то сама?
- Дак там, наверное, вот и ищет свою кровиночку.
- Значит, ищет? А ты знаешь, что его мать убили, и искать она его никак не может! Ты кто такой, парень?! – голос мужчины посуровел, и он гневно смотрел на собеседника. – Ты что здесь ищешь?
- Да вот, хотел про Егора узнать... Не хотите говорить - так и скажите! Может, что-то знаете про «Диму-на-подхвате»?
- Что, что?! – Начальник даже привстал со стула, того и гляди, ухватит собеседника за уши да мордой об стол стукнет.
- А что? - дрогнул Коробков. – Был такой Дима?..
- А ты почем знаешь, что он был, и какое отношение он имеет к Егору?
Я не знаю, кто ты, но чтобы через минуту тебя здесь не было, а если не понял, то сейчас скажу своим ребятам, они тебе шею намылят и выкинут из цеха. Пошел вон отсюда!
Получив такой отпор, Коробков спешно ретировался, а встретив на территории цеха Мишку, потащил за собой.
- Ты чо, Лёха? - удивился тот.
- Да, мужик шальной попался, драться сразу полез...
- А-а, такое бывает, а у меня все нормально, - похвалился дружок. - Поспрашал тут мужичков про «Диму-на-подхвате»... В энергоцехе он работал разнорабочим. Ничо делать не умел, но подворовывал, вот его и посадили на пять или шесть лет, но это было еще во время войны...
- Вот как? Ну, и слава Богу, нам этого хватит, пошли отсюда!
... Бараков около шахты было немного и потому они стали их обходить по порядку. Нашлись жильцы, что помнили Егора Кузнецова, кто-то вспомнил, как в военное время милиция арестовала беглого арестанта, который песни орал по ночам. Когда пришли в последний непроверенный барак, Коробков смело постучал в ближайшую дверь. Она открылась на мгновение, показав остроносую мордочку старушки, и тут же захлопнулась.
- Бабусь, да не бойся,- кричал Ленька,- где у вас тут живут Петро и Кешка?
Дверь снова приоткрылась и старушка показала худым пальцем дверь, где был прибит синий номерок «7».
- Тутока спрашивай!
Довольно улыбаясь, Коробков громко постучал.
- Ну?! Чо надо? - перед парнями стоял пьяный небритый лысый человек и сердито вращал глазами.
- Простите, вы Петро?
- Чо?!
- А-а, вы Кеша?
- Для кого Кеша, а для кого Иннокентий Иваныч!
- Простите, Иннокентий Иваныч, вы в тюрьме сидели?
- Что-о! – возопил мужик, делая шаг навстречу гостям,- тебе что до моей судимости? Я сейчас тебе башку оторву и еще раз сяду, ну и что?!
Гости заметно стушевались и попятились назад.
- Ходют тут разные козлы!- мужик с грохотом захлопнул дверь.
На выходе из барака их догнала та самая старушка и скороговоркой зашептала:
- Это он, тот самый Кешка, фулюган и арестант! Их с Петькой-то еще в войну заарестовали и в тюрьму посадили. Тот-то сгинул там, а этот вернулся и опять продолжат фулюганить. Вы заберите его, жить страшно рядом с таким обалдуем!
- Ладно, бабуль, щас я дам команду и за ним приедут, не боись!..
Что ж, худо-бедно, но задачу свою посланцы Терешкина выполнили, и на следующий день он уже докладывал бригадиру.
Выслушав подробный рассказ о приключениях на «Пионерке», Терешкин хохотнул и довольно потянулся, весело поглядывал на Коробкова.
- Хочешь знать, что к чему?
- Хочу...
- Но если кому вякнешь – убью! А впрочем, давай-ка зайдем к Иванычу: ему тоже надо знать, что у него на участке творится.
Внимательно выслушав своего бригадира, Киселев усмехнулся:
- Ну, и зачем тебе все это? Ведь сколько лет прошло? Он же теперь совсем взрослый мужик, семейный...
- Да какой он семейный, если от него жена сбежала с полюбовником?!
- Ты откуда это взял?
- Дак все на шахте это знают! А интересно это мне потому, что и у нас арестовали мадьяра Шимана, помнишь?
- Ну да, воздуховод он повредил, вот его и арестовали.
- Я помню тот случай, но накануне этого мы возвращались по тому венштреку, и Кузнецов там задержался на какое-то время, видите ли, пос...ть он захотел...
- Ну, всякое бывает, приспичило человеку...
- А уже на следующий день там авария случилась, и Шимана взяли.
- Ну и что?
- А механик Сигарев? Только появился, квартиру ему дали, начал там ремонт, а тут какая-то падла написала на него донос, и его арестовали, но!..
- Что «но»?
- ...Но квартиру эту дали почему-то Кузнецову, хотя там были другие желающие, и семьи у них побольше, чем у Егора!
- М-да, - задумчиво проговорил начальник, - что-то сходится, а что-то ты явно додумываешь... Что ты на него взъелся, нормальный вроде парень?
- Хорошо, Иваныч, проверим, я за ним понаблюдаю, а для этого надо забрать у него Ратке, а поставить Коробкова...
- Тебе-то зачем это надо? Дай сигнал куда надо, там и разберутся.
- Ага, Иваныч, я дам сигнал, и они своего заберут, а мне спасибо скажут, так, что ли?
- Ну, может быть, и скажут...
- Они же меня первого возьмут, а его переведут на чугунку или на цинковый завод, там им тоже людишки такие нужны!
- Ну, Терешкин, все-то ты знаешь, только в МГБ не работаешь!
- А жалко! – с досадой проговорил бригадир.
- Радуйся, дурачок, ты бы там столько дров наломал, что тебя самого бы уже взяли.
- Иваныч, не воспитывай меня, я уже большой, а помоги мне...
- Помогать следить тебе я не буду, Ратке переведем на должность старшего, а Коробкова сам приставь к нему, но запомни: никакой самодеятельности, обо всем докладывай мне сразу же и не провоцируй парня!
* * *
Непросто складывались отношения у Егора и Фаины в последнее перед ее бегством время, порой, словно в шутку, поминали они и о разводе, но по прошествии небольшого времени все возвращалось на круги своя, и семейная жизнь их продолжалась. В такой ситуации, казалось бы, даже такое подлое бегство супруги не должно было глубоко ранить оставленного мужа, но все получилось иначе. Егор был так потрясен, что, казалось, перестал замечать всю окружающую жизнь. Холодно ли, тепло ли, весело или грустно, а он был все в одной поре. Не только домашние, но и на участке заметили, что парень совсем перестал улыбаться, а Киселев, наблюдая в Егоре такие перемены, дал Терешкину такой наказ: оставь-ка парня в покое, ему и так несладко. В таком состоянии люди вешаются и стреляются, а тут еще ты! Бригадир, выслушав начальника, согласно кивнул головой, но свою затею не оставил, и Ленька Коробков, им наученный, продолжал плести козни вокруг Егора Кузнецова. То с наигранной веселостью предложил аванс обмыть в его пустующей квартире («...а чо она зазря стоит пустая? Хоть мужики вместе с тобой повеселятся!»), то ради праздного любопытства спросил, сильно ли скучает сын Егора по матери; то завел разговор о девчонках, выпускницах ФЗО, что прибыли на шахту для прохождения производственной практики: «... а чо, закадрил бы какую, глядишь, полегчало бы. Не зря же говорят, что клин клином вышибают. Это как в пьянке...». Смотрел Егор на него, как на больного, и молчал. Марк Ратке, оказавшийся свидетелем одного такого разговора, отвел Коробкова в сторону и строго предупредил, чтобы тот оставил Егора в покое. Притих на время напарник Егора, пожаловался на Ратке Терешкину, а тот свой вывод сделал: эти козлы, похоже, из одного огорода. Сколько лет они работали вместе, спелись уже. Один - фашист, другой - стукач. И потребовал, чтобы Ленька не оставлял Кузнецова в покое: где-нибудь да все равно сорвется, а тут мы его и прищучим!
В первых числах февраля, уже после того, как бригадир со своими приспешниками провел проверку на шахте «Пионерка», из милиции сообщили в партком шахты «Чертинская-2/3», а оттуда эта весть прямиком дошла и до их участка: бывший работник участка Шиман, арестованный за вредительство на тюремный срок, повесился в лагере!
- М-да, ребята, такая вот грустная и некрасивая история получается, - сказал после наряда начальник Киселев. – Не выдержал он тягот тюрьмы, но так и не признался, что это он повредил воздуховод...
Как вскинулся Терешкин, улышав эту новость, и как низко склонил голову Егор. Мало того, бригадир еще кивнул головой начальнику в сторону Кузнецова: смотри, мол, видишь, на воре и шапка горит! Чуть больше недели прошло, а следом другая новость: механик Сигарев, уже отбывавший срок по приговору суда в лесном лагере под Таштаголом, нашел хорошего адвоката, который обжаловал приговор в вышестоящий суд, а потому по делу начались дополнительные проверки, в связи с чем арестанта Сигарева доставили в Белово. На это известие Егор среагировал своеобразно - он пришел в шахтный комитет и положил на стол ключи от квартиры на Клубной, заявив, что он там не живет и жить не будет, а вещи готов либо продать ее новому хозяину, либо вывезти по первому требованию.
Его поступок дал Терешкину новый стимул для подозрений, и теперь он уже во весь голос требовал от начальника сообщить в милицию, чтобы те арестовали Кузнецова, иначе, уже в открытую угрожал он, мужики его «отправят в завал», как это случалось в тридцатые годы на некоторых шахтах. Зная горячий и решительный нрав Терешкина, Киселев уже стал склоняться, что лучше пусть посадят Егора в тюрьму на несколько лет, если найдут для этого основания, чем он погибнет при трагической случайности в шахте. А такие «случайности» поджидают горняка на любом уклоне, в любом забое. Продолжая терзаться сомнениями, однажды он поехал в городскую милицию. Внимательно выслушал его работник госбезопасности и заверил, что в первых числах марта они непременно будут на шахте для решения этого вопроса, и просил немедленно звонить, если ситуация выйдет из-под контроля, но самому ничего не предпринимать...

Чувствовал ли Егор, что отношение к нему на участке резко изменилось, что атмосфера недоверия и озлобленности вокруг него всё более сгущалась, мешая ему жить, работать, наконец просто улыбаться белому свету, людям? Конечно, он это чувствовал, но душа его после коварного бегства жены, казалось, онемела, а глаза словно повернулись вовнутрь и с каким-то беспощадным тщанием искали в ней, в душе, ответа только на один-единственный вопрос: тебе сделали больно, тебя жестоко обидели, но не стала ли эта обида, эта боль ответом на то, что все это время делал ты для других? Он уже знал, что зэк из барака, преданный им милиционерам, был осужден за побег, но по пути в лагерь снова пытался бежать и был застрелен охраной. «Дима-на-подхвате», осужденный сначала за простую кражу, позднее был дополнительно привлечен за подготовку теракта на шахте, для чего, мол, он и воровал керосин, чтобы устроить пожар, и был приговорен к расстрелу. Не знал, что его обидчик Петро погиб в лагере, и хоть эта весть не угнетала его сейчас, но Шиман-то повесился, а значит, и эта оборванная жизнь теперь тяжелым грузом легла на его измученную душу.
Те странные и страшные перемены, что произошли с ним в последнее время, не давали ему покоя, словно стена встала между ним, Егором, и теми людьми, что его окружали. Такая же анемия в отношениях произошла у него и с близкими людьми. Дома он тоже все больше молчал, погруженный в себя, либо отделывался односложными ответами, чем ввергал своих родных в глубокую печаль. Только в редкие минуты общения с сыном он, прижав его к себе, находил какие-то добрые и теплые слова, но даже они не смогли пробить брешь в той стене, что он создал для себя, и вернуть его в нормальную жизнь.
В один из выходных дней, когда Витюшка играл с соседскими ребятишками на улице, все Кузнецовы подступились к Егору, стараясь разговорами и советами вывести его из этого состояния.
- Гоша, ты почему так отстранился от нас?- напрямую спросил отец,- человек не может жить один, ты должен быть с людьми, ты должен быть с нами, ты должен, наконец, жить!
- А они, кого я предал, будут жить? Тот же «Дима-на –подхвате», Ласло Шиман? Если бы не я, они, наверное, жили бы сейчас, смеялись и радовались жизни.
- Господи, значит, это правда? Я боялась, что тебя втянут в душегубство, разговаривала с тобой, ведь некому было больше говорить, потому как отец был на фронте, и оно так случилось?
- Да, бабуль, да! Ты помнишь того зэка из барака, его арестовали, когда мы шли на работу? Его ведь потом убили... Были и другие, а я приносил домой куски мяса, поношенные башмаки и радовался жизни. Я как себе верил Фаине, а она захотела любой ценой получить квартиру, как у Рыжего, а для этого надо было донести на того механика, что перевелся к нам с «Пионерки». Рыжий научил, как это сделать, и мы получили эту квартиру. Если бы она не попросила меня об этом, я бы, наверное, никогда не пошел на это, хотя... это было совсем недавно, а до этого были десять лет подлости и позора. Ты помнишь, бабуля, сказку, что ты мне рассказала о человеке, у которого длинная тень? У меня она сейчас длинная, очень длинная, она не дает мне жить, не дает мне дышать. Мне кажется, что все знают о моих грехах и тычут мне пальцем, кто в лицо, кто в спину, а так жить я не могу. Через эту тень свою я даже на Фаину не могу обижаться, ведь она только обманула меня, а я сделал больше и хуже, я отнял жизни у тех людей.
- Сынок, эти люди разные: бандит, хулиган, вор... – вставил Никита.
- А Шиман, а Сигарев? Нет, отец, ты, похоже, меришь нас: у кого тень длиннее, у меня или у них? А тут надо иначе: кто сделал кому больнее, то и виноватее. А ведь механика Сигарева тоже могли под расстрел подвести или он умер бы в лагере, зато я жил в хорошей квартире ... правда, недолго жил.
- Егор, может быть, тебе уехать отсюда куда подальше?- подал голос Федор Гордеич,- Ты человек свободный, в любой момент можешь рассчитаться и уехать, а там, вдали, все забудется, да и искать тебя наверняка никто не будет, разве что этот одержимый Терешкин! Витюшку мы сообща воспитаем...
- Дядя, а сам-то я как буду жить с этим грузом? Что я скажу сейчас, а главное, потом своему сыну?
Долгая тишина воцарилась в избе. Никто из старших Кузнецовых не ожидал от Егора таких слов, такого суда, который он устроил над собой. Алена Ивановна не удержалась и заплакала, приговаривая:
- Егорка, как ты сейчас похож на Гордея, на Федора, на всех Кузнецовых! Господи, да разве можно так себя казнить-то?!
- Бабушка, лучше самому себя казнить, чем это сделают другие. Я понимаю, что вы хотите мне добра, болеете за меня, но за свои дела я должен отвечать сам. Что мне делать? Пока не знаю, может, сдаться в милицию, но там не пожалеют, там примерно накажут, как не раз мне говорили мои «дяди» Петр Петрович и Иван Иваныч. А может быть, сразу уйти в «завал», чего так хочет Терешкин? Пока не знаю, но так быть все время не может. Не ругайте меня, не обижайтесь, а я попробую сам решить свои дела...

* * *
В первых числах марта на шахте случилась авария: в одном из конвейерных штреков произошло обрушение кровли. Конвейер был разрушен и завален породой, отгрузка угля прекратилась. Два дня ремонтники очищали завал, а теперь электрослесарям предстояло в кратчайшие сроки отремонтировать и запустить конвейер, для чего на участке были созданы две сводные аварийные бригады слесарей, которые должны были работать без перерывов, сменяя одна другую. По предложению начальника участка Терешкин сам подбирал слесарей, при этом предупреждал, что работать придется в авральном режиме, без длительных перекуров и раннего подъёма наверх. Увидев в списке бригады, которую возглавлял сам Терешкин, Кузнецова, он посоветовал перевести его к другому бригадиру, но получил неожиданно горячий протест:
- Иваныч, мы проверим, как он будет работать, что ты как за маленького за него дрожишь?
- Иван, там кровля «гуляет», смотри осторожнее - людей мне угробишь!
- Людей-то я не угроблю... - многозначительно ответил бригадир и улыбнулся хищной улыбкой.
- Сегодня всю ночь будут туда доставлять необходимо оборудование, а сборку начнете завтра, спуск планируем в десять часов.
Всю ночь Киселеву не давала покоя улыбка Терешкина - «людей-то я не угроблю...», а утром, едва появившись на шахте, он позвонил сотруднику госбезопасности, с кем накануне встречался.
-...Извините, у нас тут авария, ремонт идет... Да, в десять наряд, а потом все уйдут в шахту... Не могли бы вы прибыть к нам к этому времени по тому самому вопросу... Нет, потом может быть поздно... Извините.
- Хорошо, наряд я вышлю, но вы не отпускайте его в шахту, чтобы нам не искать его под землей, - сказал сотрудник.
Когда перед нарядом работники участка рассаживались по диванам, Ратке, который уже почти месяц работал врозь с Кузнецовым, отозвал его в сторонку и шепнул:
- Егор, я не знаю, что творится у нас, но тебе нельзя сегодня в шахту, ни в коем случае! Опасайся Терешкина, он что-то задумал...
- Хорошо, Марк, спасибо,- как-то отрешенно отозвался Егор и сел на свое обычное место. Планерка продолжалась долго, потому как обсуждали каждый эпизод, каждое действие, а для привлеченных с других участков некоторые задания приходилось повторять.
- Ну, кажется, теперь все, - подвел итог планерке Киселев, - сейчас выкурить дежурную папироску и – вниз! Клеть уже ждет вас.
Вместе с другими работниками Егор стоял в коридоре комбината у раскомандировки и молча курил. Чуть поодаль Терешкин что-то горячо объяснял Коробкову и Чулкову, изредка бросая взгляды на Егора. В это время под окном заурчала машина, из которой вышли три милиционера в длинных синих шинелях и сразу направились к участку ВШТ.
- Так, товарищи, где мы можем найти Егора Кузнецова?
- А-а, где-то здесь он был... Здесь он курил... - народу в коридоре стояло много, и все стали крутить головами в поисках Кузнецова, а эти слова стали для Егора спусковым крючком. Многодневное напряжение и страхи сделали свое дело: едва услышал он свою фамилию, как сорвался с места и побежал вглубь комбината, туда, где был служебный выход, через который можно было попасть во двор шахтовых строений и где-нибудь укрыться. У парадного подъезда стояла милицейская машина, значит, туда нельзя...
- Да вот он, вот! - раздались ему в спину крики шахтеров, и следом - крик Терешкина:
- Товарищ милиционер, вы на машине отсекайте его от отвала, а мы его здесь погоним!
Это было, как охота на дикого зверя. С десяток добровольцев кинулись за Егором, а милиционеры на машине поспешили к тому месту, где за последними шахтовыми постройками начинались отвалы породы. Далеко вывозить ее было накладно, и потому водители грузовиков приноровились высыпать свой груз в полукилометре от территории шахты. Бездумно, тяжело и как-то обреченно бежал Егор в сторону отвала. Спрятаться там было негде, но страх гнал его от шахты именно туда, а крики и свист преследующих рабочих только подгоняли его. Добежал до отвала. Горки породы были разной величины, все были покрыты уже чуть подтаявшим снегом, под которым торчали острые камни. Егор упал, разбив в кровь коленку, но тут же поднялся и снова бросился бежать. Второй раз он упал на руки, а поскольку рукавицы-верхонки были у него в кармане робы, то поранил и обе руки. Он остановился, осмотрел их – они кровили. Бегущие за ним, как в настоящей охоте на волка, растянулись цепочкой, подбодряемые главным загонщиком - Терешкиным:
- Смотрите на этого злодея, у него руки в крови! Гони его, ребята! Ату его! Там и возьмем этого Иуду!
Егор увидел, что милицейская машина, добравшись до края отвала, остановилась, и три сотрудника теперь бежали к нему навстречу. Расстояние между ним и преследователями сокращалось. Поняв, что скрыться уже некуда, он тяжело поднялся на взгорок из породы, собираясь спуститься с него, но увидел сквозь подтаявший мартовский снег решетку из бруса, которая закрывала доступ в шурф.
... Это вертикальный резервный ствол, - механически работал его мозг. Егор помнил, как год или два назад одна хозяйка жаловалась, что ее корова, которая паслась в районе отвалов, провалилась в шахту: то ли люк был открыт, то ли прогнила решетка, закрывавшая его. Словно забыв о погоне, Егор весь сосредоточился на этой решетке. Она есть, она лежит, но выдержит ли она вес человека? Но зачем ему ступать на нее, если под ней зияет бездна?! Ответа у него не было, но он продолжал осматривать ее с какой-то маниакальной тягой, даже ногой попробовал, и увидел, как она заметно просела, а в её отверстия вниз посыпались мелкие камни.
- Вот их-то они уже не поймают, ни милиция, ни эти загонщики, - продолжал подсказывать ему воспаленный и до смерти испуганный мозг.
- Эй, ты, стой! - кричал бригадир, всё больше сокращая расстояние между ними.- Там ямка глубокая, туда нельзя!..
- Тебе-то какая разница, Терешкин, куда мне можно, а куда нельзя?! Что тебе надо от меня?!
- А вот возьмем тебя, начистим тебе морду за все твои дела, а потом в тюрьму отправим, и тогда будет полный порядок!
- Эй, мужики, его не трогать, он наш! - это кричали милиционеры. Они чуть поотстали от шахтеров и теперь карабкались на очередной холм породы. В руках одного из них был револьвер.
- Что я вам-то сделал? - чуть не плача, спросил Егор милиционеров.
- Вот арестуем тебя, тогда и узнаешь, как закон нарушать, а пока стой, где стоишь!
- Ну, что, Кузя, сколько брал за грешную душу, как всегда по тридцать сребреников? Пора, однако, рассчитаться!..
- Стойте! – что есть мочи закричал Егор.- Не подходите ко мне, а то я наступлю на решетку! Я сам пойду, куда скажете, но не подходите ко мне! Мне теперь все равно!
- Ах, так! Ну, гад, я тебя сам возьму! - возопил Терешкин и с железным прутом бросился на него, неуверенно стоявшего на самом краю шахтовой бездны. Егор качнулся назад, стараясь удержаться на ногах.
- Стоять! - заорал милиционер и два раза выстрелил в воздух. Истошные крики и выстрелы заставили попятиться человека, балансирующего на краю пропасти, нога в резиновом сапоге скользнула вниз, раздался хруст прогнившей древесины, и он неумолимо заскользил вниз. Одной рукой Егор ухватился за часть решетки, что еще держалась по периметру ствола, но в следующий миг и она рухнула, увлекая за собой человека. Он молча ушёл в бездну...
- Вот и всё, конец пришел предателю и душегубцу! - голос Терешкина звучал звонко и, казалось, весело.
- Ты что сделал, козел! - кричал милиционер, осторожно приближаясь к темнеющему отверстию, откуда поднимался пар. – Он был наш, а ты зачем полез? – Казалось, он был так рассержен, что готов был застрелить непокорного шахтера с железякой, но бригадиру было не страшно: свою задачу он выполнил, и тот, кого он хотел наказать, - наказан!
- И козел тут не я, а вот он,- Терешкин указал пальцем на чернеющую в земле дыру. - А если он был ваш, то вы и забирайте его.
- А он точно там? - неуверенно спросил сотрудник.- Здесь глубоко?
- Метров сто, а то и больше, и все вниз! Раньше где-то тут рядом корова провалилась, так потом только один рог нашли, а мясо и молоко стирали со стенок шурфа.
Назад милиционеры и шахтеры-загонщики возвращались поврозь и молча...