Наталья Мурзина
Новый год в храме
Ночь новогоднего бедлама.
Сверкает бешено салют.
А я вхожу под своды храма,
когда часы двенадцать бьют.
Здесь средоточится нетленное
и у всего иной отсчет.
Храм, как корабль, сквозь Вселенную
в морозном мареве плывет.
Снаружи грохот, улюлюканье,
звенит веселая ругня.
Все это действо многорукое
давно не трогает меня.
Вот это действо многоликое
лишь звон пустой. Не для души.
Ведь все поистине великое
всегда рождается в тиши.
Церковных огоньков мерцание,
ветхозаветные слова...
Еще немного ожидания –
и снидет чудо Рождества!
* * *
Лежат под кровом трав и тишины
ребята, не пришедшие с войны.
А сверху белый свет, паренье птиц
и облака без меры и границ.
В бессмертье и покой погружены
безмолвные свидетели войны.
А мир... предпочитает дальше жить,
безумствовать, смеяться, не тужить,
не чувствовать потери и вины,
не замечать присутствия войны,
своих предательств и чужих угроз.
И неудобный обходить вопрос.
...Солдаты, не пришедшие с войны,
о ласковых невестах смотрят сны,
и голоса несбывшихся детей
звенят для них в надмирной пустоте.
Проплачется невеста. Только мать
вовек не перестанет ждать, гадать,
что он шептал, идя в последний бой,
сгорая в топке третьей мировой,
о чем кричал он там, в тисках войны,
в объятьях трав и дикой тишины,
какую тайну до конца постиг
на пике жизни, в свой последний миг...
Особые дети
От такой беды нет таблеточки, нет страховки ни у кого.
Ах вы, деточки-безответочки – ДЦП, аутизм, УО.
Все в нем крохотное, незрелое, разум теплится, чуть дыша.
Это клетка – больное тело. Просто тело. А в нем – душа.
К людям выйти с таким бедняжкою этой маме вдвойне больней.
Ей нести эту ношу тяжкую в одиночестве средь людей.
Ей беду из судьбы не вытравить. А тебе... А тебе – понять,
Что такого ребенка выправить – как на плечи скалу поднять!
Ведь такого ребенка вылечить – подвиг нужен, как на войне.
Чтобы в нас человечность вылепить – вот в чем суть. А не в чьей вине.
Подари им улыбку! Смилуйся! Помоги хоть чуть-чуть! Прими!
Ведь такое дитя родилося, чтобы стали добрее мы.
* * *
Я веточка древа, пронзившего древность корнями.
Я тех продолжаю, чье время земное застыло.
Они и сейчас надо мною – беззвучно, тенями.
Их нежная страсть сокровенно течет в моих жилах.
Густое смешенье их судеб меня пробудило
И к жизни назначило. Властно, от первоистока
Мне в бренное тело вдохнули охранную силу.
Я их продолженье по мудрому замыслу Бога.
А память – бездонный колодец, в нем боль и отрада
Прошедших годов. И забвенья тревожные тайны.
Как пристально прошлое смотрит... От этого взгляда
На стыке времен мне, живущей, светло и печально.
Я веточка древа. Я список храню неслучайный.
Его мне отец, уходя, передал во владенье.
Фамильная ценность – помянник старинный, сакральный –
Из прежних веков от сородичей благословенье.
Мерцает свеча. Не спеша имена называю –
Я им посылаю надежду в страну невозврата!
Сумятицу дней и ночей до конца пролистаю,
И тоже придется отсюда уйти. Но когда-то
Я, может, узрю сквозь прогалы нездешнего сада,
Как дальний потомок внимательно в небо глядится,
Приникнув к широкому древу, где тишь и прохлада!
А в старом колодце звезда для него отразится!
* * *
Ну давай о хорошем! Ну хватит уже о войне.
Ведь когда-нибудь этому необходимо случиться:
В обожженной пожаром эпохи огромной стране
Долгожданным победным восторгом наполнятся лица!
Справедливое солнце – поверь! – непременно взойдет
И плеснет ослепительным счастьем от края до края.
Как окурок, потухнет война. Замолчит миномет.
И отпустит мужчин из-под смерти передовая.
Сумасшедшим душистым кипеньем ответит сирень.
И, букетики радостных слов раздавая прохожим,
Мы вкусим, словно Светлую Пасху, тот солнечный день.
И не нужно опять о войне. Говори о хорошем!
Ночь новогоднего бедлама.
Сверкает бешено салют.
А я вхожу под своды храма,
когда часы двенадцать бьют.
Здесь средоточится нетленное
и у всего иной отсчет.
Храм, как корабль, сквозь Вселенную
в морозном мареве плывет.
Снаружи грохот, улюлюканье,
звенит веселая ругня.
Все это действо многорукое
давно не трогает меня.
Вот это действо многоликое
лишь звон пустой. Не для души.
Ведь все поистине великое
всегда рождается в тиши.
Церковных огоньков мерцание,
ветхозаветные слова...
Еще немного ожидания –
и снидет чудо Рождества!
* * *
Лежат под кровом трав и тишины
ребята, не пришедшие с войны.
А сверху белый свет, паренье птиц
и облака без меры и границ.
В бессмертье и покой погружены
безмолвные свидетели войны.
А мир... предпочитает дальше жить,
безумствовать, смеяться, не тужить,
не чувствовать потери и вины,
не замечать присутствия войны,
своих предательств и чужих угроз.
И неудобный обходить вопрос.
...Солдаты, не пришедшие с войны,
о ласковых невестах смотрят сны,
и голоса несбывшихся детей
звенят для них в надмирной пустоте.
Проплачется невеста. Только мать
вовек не перестанет ждать, гадать,
что он шептал, идя в последний бой,
сгорая в топке третьей мировой,
о чем кричал он там, в тисках войны,
в объятьях трав и дикой тишины,
какую тайну до конца постиг
на пике жизни, в свой последний миг...
Особые дети
От такой беды нет таблеточки, нет страховки ни у кого.
Ах вы, деточки-безответочки – ДЦП, аутизм, УО.
Все в нем крохотное, незрелое, разум теплится, чуть дыша.
Это клетка – больное тело. Просто тело. А в нем – душа.
К людям выйти с таким бедняжкою этой маме вдвойне больней.
Ей нести эту ношу тяжкую в одиночестве средь людей.
Ей беду из судьбы не вытравить. А тебе... А тебе – понять,
Что такого ребенка выправить – как на плечи скалу поднять!
Ведь такого ребенка вылечить – подвиг нужен, как на войне.
Чтобы в нас человечность вылепить – вот в чем суть. А не в чьей вине.
Подари им улыбку! Смилуйся! Помоги хоть чуть-чуть! Прими!
Ведь такое дитя родилося, чтобы стали добрее мы.
* * *
Я веточка древа, пронзившего древность корнями.
Я тех продолжаю, чье время земное застыло.
Они и сейчас надо мною – беззвучно, тенями.
Их нежная страсть сокровенно течет в моих жилах.
Густое смешенье их судеб меня пробудило
И к жизни назначило. Властно, от первоистока
Мне в бренное тело вдохнули охранную силу.
Я их продолженье по мудрому замыслу Бога.
А память – бездонный колодец, в нем боль и отрада
Прошедших годов. И забвенья тревожные тайны.
Как пристально прошлое смотрит... От этого взгляда
На стыке времен мне, живущей, светло и печально.
Я веточка древа. Я список храню неслучайный.
Его мне отец, уходя, передал во владенье.
Фамильная ценность – помянник старинный, сакральный –
Из прежних веков от сородичей благословенье.
Мерцает свеча. Не спеша имена называю –
Я им посылаю надежду в страну невозврата!
Сумятицу дней и ночей до конца пролистаю,
И тоже придется отсюда уйти. Но когда-то
Я, может, узрю сквозь прогалы нездешнего сада,
Как дальний потомок внимательно в небо глядится,
Приникнув к широкому древу, где тишь и прохлада!
А в старом колодце звезда для него отразится!
* * *
Ну давай о хорошем! Ну хватит уже о войне.
Ведь когда-нибудь этому необходимо случиться:
В обожженной пожаром эпохи огромной стране
Долгожданным победным восторгом наполнятся лица!
Справедливое солнце – поверь! – непременно взойдет
И плеснет ослепительным счастьем от края до края.
Как окурок, потухнет война. Замолчит миномет.
И отпустит мужчин из-под смерти передовая.
Сумасшедшим душистым кипеньем ответит сирень.
И, букетики радостных слов раздавая прохожим,
Мы вкусим, словно Светлую Пасху, тот солнечный день.
И не нужно опять о войне. Говори о хорошем!