Меня просто раздирали сомнения: всё, что она говорила, было правдоподобно. Но ведь взрослые здорово умеют врать! Всё детство учатся… И тогда я решила проверить её на честность – когда люди врали, у меня начинало гореть в горле. Только для этого необходимо было включить мой волшебный фонарик…
- Я не совсем поняла вас, Тамара Семёновна, что такое «Волнорез»? – произнесла я со всем простодушием, на которое была способна.
Но её было не подловить!
- Проверяешь на честность? – усмехнулась она. – Помню-помню… В какой форме тебе видится твоя волшебная сила? У меня была третья рука, такая – телескопическая, которая могла протянуться на сотню метров. Дальше не брала.
«Не слабо!» – оценила я про себя, но только вежливо улыбнулась. Всё это вполне можно и придумать! Хотя никакого жжения я почему-то не чувствовала… Неужели Тамара Семёновна действительно из наших?!
Предоставив мне просканировать её вдоль и поперёк, она опустилась в соседнее кресло и начала рассказывать о том, как однажды во время летних каникул каталась на теплоходе по Москва-реке, и вдруг у всех на глазах за борт свалилась девчонка и начала тонуть. Что заставило её прыгнуть следом, пока взрослые метались вдоль борта?
- Я, конечно, неплохо плавала, даже в бассейне тренировалась, но потрясающих результатов никогда не показывала… А девочка была на вид моей ровесницей, я могла и не дотащить её до берега. Но у меня получилось! Та девочка оказалась волшебницей…
Я изобразила недоверие:
- Волшебницей?
Директор усмехнулась:
- Именно. Себе она помочь, как ты понимаешь, не могла, а плавать действительно не умела.
Похоже, она говорила правду. Или знала о нас больше положенного. Я решилась спросить:
- А почему вы мне об этом рассказываете?
Взгляд у неё был настолько спокойным и уверенным, будто Тамара Семёновна знала обо мне всё.
- Когда ты пришла к нам в гимназию в прошлом году, я ничего не почувствовала. Ты была обычной девочкой…
И неожиданно процитировала моего любимого «Маленького принца»:
- «Ты для меня пока всего лишь маленький мальчик, точно такой же, как сто тысяч других мальчиков. И ты мне не нужен. И я тебе тоже не нужен. Я для тебя только лисица, точно такая же, как сто тысяч других лисиц. Но если ты меня приручишь, мы станем нужны друг другу. Ты будешь для меня единственный в целом свете. И я буду для тебя один в целом свете...»
- Я начинаю понимать, - пробормотала я ответ Принца.
Её неподдельно обрадовало, что мы говорим на одном языке. А у меня восторженно заколотилось сердце: неужели я вижу перед собой человека, который уже прошёл шестнадцатилетие?! Это же, как жизнь после смерти! И она может рассказать мне обо всём… Ромка говорил, что со временем выросшие волшебники перестают быть опасны для нас, мы ничего не потеряем, общаясь с ними. А наша директор была уже очень взрослой…
- А в этом году, только увидев тебя, я поняла, что ты стала другой. Такой, какими были мы в восьмидесятых… Что-то изменилось за лето. В Новосибирске тебя наделили силой? Как называется их отряд?
И я точно шагнула с обрыва:
- «Кобра».
Схватив листок с её стола, я быстро написала расшифровку:
- Это значит «КОманда доБРА».
Прочитав, Тамара Семёновна медленно разорвала его на мелкие части и бросила в корзину:
- Никто не узнает, кроме нас с тобой. Я убедилась, что ты из наших, когда тебе удалось снять того мальчишку с лестницы, помнишь? Обычная девочка не смогла бы… Тем более, с гипсом на руке. И то, как изменилась Морозова – тоже не само собой произошло, правда? Не представляю, каким образом, но ты это сделала!
Ей не пришло в голову, что я была причастна и к гибели мальчика из нашей школы, портрет которого в траурной рамке весь сентябрь висел на первом этаже. А я не смогла сказать об этом… Наверное, струсила. Мама назвала бы это малодушием… Но мне было так страшно разочаровать Тамару Семёновну! Ведь я столько хотела узнать от неё. А разве она стала бы разговаривать с той, что не уберегла ребёнка? Пусть он и был маленьким мерзавцем…
- Как-нибудь я расскажу тебе, какие мы творили дела, - директор улыбалась своим воспоминаниям, но как-то грустно. – А я ведь до сих пор ловлю себя на попытках то мысленно снять с кого-то агрессию, то проверить – правду ли говорит… Так иногда не хватает волшебной силы! Особенно, когда в школе работаешь. Вокруг столько детей, которым надо помочь.
- Есть дети, которым вы сможете помочь! – подскочила я. – До вас не доходили слухи о психоневрологическом интернате? Там такое творится!
За пару минут я выложила ей всё, что увидела собственными глазами. И в какой-то момент вдруг увидела напротив себя вместо директора школы двенадцатилетнюю Томку, готовую ринуться в бой. Из кабинета я вышла в полной уверенности, что на самом деле детство никуда не уходит. Оно остаётся жить в нас, только некоторые стыдятся это признавать и прячут его подальше, как платьице, из которого выросли. Потому что цветочки на нём слишком простенькие…
И только возвращаясь домой, я вспомнила, о чём хотела поговорить с директором, когда литератор только потащил меня к ней в кабинет. Как же я могла забыть?!
****
Уже которую ночь Аня просыпалась от того, что сестра в темноте поднималась с постели, быстро одевалась и выходила из комнаты. Наверное, Насте казалось, будто она всё делает бесшумно, но Аню мог разбудить любой шорох. Удивляло, что сестра до сих пор не знала за ней такого…
Глядя в темноту, Аня гадала, куда же она уходит? И догадки лезли в голову – одна другой страшнее… Перебирая варианты, девочка засыпала, но среди ночи её снова будил шорох: Настя скидывала одежду и забиралась под одеяло. Поворочавшись, затихала… Неужели опрокидывалась в сон мгновенно?
Как же Ане хотелось внезапно разбить тишину вопросом:
- Куда ты ходишь?
Но это звучало слишком просто, она пыталась придумать нечто позаковыристее и опять засыпала до утра. А по дороге в школу этот разговор казался невозможным, ведь Настя наверняка выпучила бы глаза:
- Куда хожу? Никуда я не хожу!
Надо было ловить с поличным… Или точнее сказать – на месте преступления… Хотя Аня от души надеялась: о преступлении речь не идёт. И всё же ей не удавалось придумать ничего законного, что могло заставить человека оставить тёплую постель и выйти на мороз.
Однажды ночью случилось неожиданное: только Настя натянула колготки и свитер, как в комнату вошла мама. Забыв, что нужно притворяться спящей, Аня приподнялась на локте, чтобы видеть лица обеих. Они смотрели друг на друга и молчали, кажется, целую вечность. Потом мама тихо произнесла:
- Значит, это правда… А я не поверила, когда твой учитель позвонил мне и пожаловался, что ты спишь на уроках. Просил проверить, чем ты занимаешься ночами… Что всё это значит? Куда ты ходишь?
- Никуда не хожу, - Настя метнула в сестру быстрый взгляд и снова посмотрела маме прямо в глаза. – Сегодня – первый раз! Я забыла собаку покормить…
- Какую ещё собаку?! – мама взглянула на Рома, который с радостным любопытством вертелся тут же. Любые незапланированные события приводили его в восторг!
Настя мотнула головой:
- Да не эту! У нас в подвале собака родила щенков. Она их молоком кормит, но ей же самой тоже надо что-то есть! Я обычно заносила ей что-нибудь, когда Рома выводила, а сегодня… то есть уже вчера – забыла. Не голодать же ей!
«Вот врушка! – восхитилась Аня, не сдержав усмешки. – Даже не запнётся!»
- До утра потерпит. Всем спать! - отрезала мама и вытолкала пса из комнаты.
Но Аня и не подумала лечь. «Если я сейчас её не расколю, то уже никогда!» - решила она и сообщила свистящим шёпотом:
- Только не думай, что я тоже купилась на эту историю! Выкладывай всё, если не хочешь, чтобы мама узнала, сколько раз ты уже по ночам уходила!
Протяжно вздохнув, сестра, не раздевшись, села на край её постели и начала легонько похлопывать по одеялу.
- Ну, так и быть… Слушай. Это был самый необычный день в моей жизни. Вторник.
- Что необычного во вторнике?
- Ничего. Просто это был тот самый вторник, когда на землю опустился ледяной дракон. Но его никто не заметил, даже я увидела только его клыки, похожие на сосульки, зависшие между ветками рябины. Дело в том, что дракон был очень маленьким. И, главное, он умел становиться невидимкой.
Аню уже, мягко покачивая, уносило в прошлое, туда, где до сих пор летал на зонтике крошечный Элиот, о котором Настя рассказывала ей много вечеров подряд. Неужели он не появится в этой новой истории? Голос сестры звучал убаюкивающе, и ей уже виделись ожившие картинки: дракончик с ледяными зубами, сбежавший от Властителя снегов и опустившийся на рябину, пылающие ягоды которой издали показались ему тёплыми. Он совсем не боялся потерять клыки, это дракон, ведь он был добрым от природы и никого не собирался рвать ледяными зубами. А на земле он первым делом встретил…
- Элиота на зонтике, - пробормотала Аня.
И почувствовала, как сама полетела, подхваченная тёплым ветром. Будто уже наступила весна, и птицы, возвращаясь с юга, радостно махали крыльями, разгоняя остатки зимы. Элиот с дракончиком кувыркались в воздушных волнах, и с ними резвились бабочки, которые то и дело меняли цвет, то целиком, то отдельными пятнышками. А солнце смеялось, приветствуя всех, кто не боится подняться над собственной судьбой, чтобы увидеть, как же на самом деле прекрасен мир…
Когда солнечный луч всё же разбудил её, оказалось, уже почти одиннадцать часов. Но Настя ещё спала, и Аня с облегчением вспомнила, что наступило воскресенье – их единственный выходной. В этот день родители не тревожили их с утра и можно было валяться в постели хоть до полудня. Но Аня тихонько спрыгнула с кровати и на цыпочках подбежала к столу. Бумага и карандаши всегда были наготове, ведь никогда не знаешь заранее, когда проснётся желание что-то нарисовать.
Привычно подложив под себя ногу, Аня уселась на мягкий стул и быстро начала набрасывать картинки, выплывшие из темноты перед сном. Они виделись ей так отчётливо, будто она рисовала с натуры. И щербатый Элиот, хохочущий во весь рот, и жёлто-малиновый дракончик, и разноцветные брызги бабочек – все они купались в прозрачных солнечных лучах. Потом Аня нарисовала отдельно рябину, в ветвях которой спрятался невидимка-дракон, и только ледяные клыки его торчали наружу. А ещё ей захотелось нарисовать свою сестру, вокруг которой летали выдуманные ею щенки.
Когда, позёвывая и постанывая, проснулась и Настя, на столе уже аккуратно лежала целая стопка рисунков. Ахнув, она быстро просмотрела все, потом ещё раз, уже разглядывая, и помчалась по квартире, отыскивая сестру:
- Анька, ты где? Это просто супер, слышишь!
Вынырнув из ванной, Аня просияла навстречу умытыми глазами:
- Они тебе понравились?
- Да не то слово! Слушай, я отнесу их Паппасу, у нас же сегодня занятие! Это прямо готовые иллюстрации! Вдруг он решит напечатать в их союзовском журнале мою сказку с твоими картинками?
- Разве ты её уже написала? – усомнилась Аня.
Но сестра беспечно махнула рукой:
- Напишу! Главное, она придумалась.
- Если кто-нибудь собирается завтракать, прошу посетить клозет, - церемонно предложила мама, появляясь на пороге комнаты.
И насмешливо посмотрела на старшую дочь:
- А я-то думала, ты спозаранку к своей кормящей матери побежишь…
- Какой матери? – не поняла Настя.
Аня незаметно пихнула её в спину:
- К собаке в подвале.
- А! К собаке!
Подтолкнув сестру к туалету, Аня мило улыбнулась:
- Она ещё не проснулась, мам!
А сама подумала: «Интересно, Наська всё же уходила, когда я уснула?» Но даже спрашивать об этом не стоило: Аня чувствовала присутствие тайны, на которую не имеет права.
****
Публикации в журнале Паппас обещать не стал, но предложил нам с Аней на пару выступить в каком-нибудь детском саду или у первоклашек. Чтобы я читала сказку вслух, а она тут же показывала бы свои картинки, которые ему действительно понравились. Получился бы такой живой журнал.
- Я, конечно, с вами пойду, - заверил Паппас. – А то дети обычно на ушах стоят, если взрослых нет.
И тут меня осенило:
- Никита Матвеевич, а давайте выступим перед больными детьми! На Чкалова есть такой психоневрологический интернат… Там дети вообще ничего хорошего не видят!
- Так уж и не видят? – усомнился он.
Господи, если б ему была известна хоть часть того, что там творится! И о чём должен был узнать весь город. А как он может узнать, если не через газету? Паппас куда лучше нас с Леной мог написать статью, которая всколыхнула бы всех. Кроме того, что Никита Матвеевич умел писать, он ещё и любил детей, поэтому статья не прозвучала бы фальшиво.
Тамара Семёновна, которую я тоже втянула в это дело, уже обратилась в гороно с требованием устроить проверку, но там что-то не особо торопились. Может, Лёшка был прав и кто-то там «в доле»? А дети продолжали голодать… Мы с Лёшкой, конечно, подкармливали их каждую ночь и уже разводили каши из пакетиков вместо сока, которым поили их вначале. Нам стало спокойней, что никто не умрёт от истощения, но мы же не могли жить так постоянно. Мама уже поймала меня… И Аня, похоже, догадывается. Не спрашивает потому, что не хочет знать правду? Или боится – не отвечу?
Надо признать, Никита Матвеевич не загорелся моей идеей насчёт интерната… Ему казалось, что такие дети просто не поймут, о чём мы им рассказываем, но я за эти дни почитала об аутистах, которые там тоже содержались, и выяснила, что многим великим людям ставили такой диагноз. Кому ещё в детстве, другим – после смерти, ведь вряд ли во времена Леонардо да Винчи уже знали о таком заболевании.
Почему-то меня особенно поразило, что Стивен Спилберг – аутист. А какие фильмы снимает! Ну, ладно, Ван Гог, все знают, что у него большие проблемы были с головой, раз ухо себе отрезал… А Билл Гейтс? А Ньютон? Хотя, если нормальному человеку яблоко упадёт на макушку, он только ругнётся, но никакая идея его не осенит. А эти вот аутисты живут в собственном мире, который с нашим лишь слегка соприкасается. Но то, что они очень умные, в этом можно не сомневаться. Никто же не назовёт Эйнштейна дураком! Тоже аутист.
Когда я выложила всё это Паппасу, он посмотрел на меня так внимательно, будто у меня самой отыскивал признаки аутизма. Не знаю – нашёл ли… Потом начал размышлять вслух:
- Такие учреждения очень закрыты, туда так просто с улицы не попадёшь. Это тебе не обычная «началка»… Придётся действовать через администрацию области, они опекают писателей. В том числе, и юных.
И он легонько стукнул меня пальцем по кончику носа, но я ничуть не обиделась. Главное, Паппас поддержал меня!
Я выпалила:
- Только надо сделать это срочно!
Вот тут он удивился:
- А в чём срочность?
- Новый год скоро, - нашлась я. – Ёлки начнутся, уже не до литературных чтений. А потом каникулы, может, детей разберут.
Пришлось даже соврать, чтобы убедить его окончательно:
- И мы тоже уедем в Новосибирск.
Как бы мне хотелось и вправду отправиться туда! Повидать всех-всех-всех: Ромку, Салмана, Пашку, Мартина, Федота с Соней… Сколько нам нужно рассказать друг другу! Я ведь тоже ничего толком не знала об их сегодняшних делах. Писать об этом «ВКонтакте» было запрещено, а со времени осенних каникул, когда мы общались с Ромкой, прошёл уже месяц.
«Неужели месяц?!» – опомнилась я. И вдруг поняла, что не так тосковала по Ромке всё это время, как осенью. Неужели взрослые правы, и всё первое действительно недолговечно, как первый снег? Он же всегда тает…
Стоило мне только подумать об этом, как мой телефон потребовал ответа, и я быстренько распрощалась с Паппасом. В тёмном вестибюле Дома литераторов я не разглядела, кто звонит, и ответила вслепую. А услышав Ромкин голос, прямо ахнула:
- Я только что про тебя думала!
И вдруг поняла, до чего же рада слышать его голос. Какой там первый снег? Мы – это совсем другое! Даже если новые люди в нашей жизни ненадолго и заслонят нас друг от друга, всё равно ничей голос никогда не отзовётся во мне таким теплом. Хоть месяц пройдёт, хоть десять тысяч месяцев!
- Ничего не случилось?
- Федот отпочковался, - уклончиво отозвался Ромка.
Что это значит, мне не нужно было объяснять… Федот ведь был ненамного младше Жеки, значит, должен был начать терять силу. Как и Стас Якушев. Этак скоро наша «Кобра» совсем отощает! Впрочем, «Ключ» был ещё меньше…
Но я по голосу слышала, что не в Федоте дело. Ромка хотел сказать мне что-то другое, но никак не решался. Тогда я спросила напрямик:
- А что ещё произошло?
После недолгого молчания он вздохнул:
- Я не приеду на зимние каникулы. Мама везёт юниоров на Россию, а одного они меня не отпускают.
- А твой отец? – спросила я и поняла, что губы у меня еле шевелятся.
- У него не бывает каникул, он же пожарный. А отпуск летом был.
Мы молчали, не зная, чем утешить друг друга. Телефон? Скайп? Всё это не то! Руки по Скайпу не коснёшься…
Я первой заставила себя заговорить:
- Ничего не поделаешь. Ты не виноват. Никто не виноват, что мы ещё маленькие.
- Я хотел познакомиться с твоим Ромом…
Мне показалось - он улыбнулся. Наверное, ему было приятно, что я назвала любимую собаку в его честь, хотя другой мог бы и обидеться. Но я потому и решилась на это, что мы с Ромкой были на одной волне, и он понимал всё, о чём я только думала.
- Ты ему точно понравился бы, - заверила я, хотя от Ромки, наверное, пахло бы его котом Лансом.
Правда, у нас и самих жила Мася, которая теперь спала только у мамы в ногах. Вот и спасай после этого бездомных животных! Хотя на самом деле я даже радовалась этому, ведь Ром заслонил от меня маленькую Масю, и я боялась, что она станет страдать и ревновать. То, как она быстро утешилась мамиными коленями, меня нисколько не задевало.
Я спросила про Ланса, и услышала смех: оказывается, Ромкин кот вторые сутки караулил мышь, которая скреблась в углу кухни. Откуда она там взялась? Ночами вся семья вскакивала в ужасе, разбуженная звуками страшной бойни, но мышь вскоре вновь подавала признаки жизни. Ромкин отец был уверен, будто Ланс всего лишь устраивает показательные выступления, чтобы им не расхотелось его кормить.
- Интересно, коту может такое прийти в голову?
А мне самой пришло такое вот: мы болтаем о животных, потому что не хватает сил поговорить о себе. Впрочем, по телефону всего и не скажешь – таково железное правило «Волнореза». А мне хотелось бы рассказать, что мы устроили Лене проверку, оставив Ваню одного посреди улицы. Она не могла не заметить его возле Дома литераторов, ведь человек в инвалидном кресле всегда привлекает внимание. Только большинство людей старается отвести взгляд…
Ваня изображал полную растерянность, как будто нуждался в помощи. И оставалось надеяться, что до того, как Лена выйдет из дядиной машины, не найдётся доброго человека, который вызовется помочь мальчику. На всякий случай Ваня заготовил ответ: мол, он ждёт тут маму, она забежала в магазин. Для Лены мы придумали другую версию…
Когда автомобиль её дяди приостановился возле узкой полоски тротуара за липами, отделявшей проспект, мы с Лёшкой спрятались за углом. А Лена, выскочив из машины, быстро пошла к двери Дома литераторов, глядя себе под ноги. Было очевидно, что она придумывает на ходу очередную историю. Так она вполне могла и проскочить мимо Вани, действительно не заметив его! Но он (умница!) подумал о том же и рывком повернул своё кресло, отчего колёса противно скрипнули. Лена очнулась и подняла глаза.
Дальше всё сложилось так, как я и надеялась. Она вызвалась довезти его до дома, который он якобы потерял. Вина была на Лёшке, игравшем роль старшего брата: типа, он повёз Ваню на прогулку, но увидел знакомых пацанов и сбежал с ними. А брату велел ждать тут.
- Я окоченел уже, - тянул Ванька так жалобно, что отозвалось бы не только доброе Ленино сердце.
Бросив полный сожаления взгляд на заветную дверь, которую ей так мечталось открыть всю неделю, Лена повезла Ваню к площади Кирова. Моя бабушка называла её площадью старого цирка, хотя он сгорел пятьсот лет назад – ещё до папиного рождения! Мысленно Лена уже простилась с возможностью попасть сегодня на занятие литературной студии, ведь Ванька сочинил себе адрес просто в несусветной дали. Но мы заранее договорились, что выручим её минут через десять, если за это время она не начнёт психовать. А дёрнется на Ваню хоть раз, значит, не прошла проверку. Он должен был вытащить из кармана белый платок, если заслышит в её голосе раздражение.
Условного знака мы так и не дождались. И Лёшка бросился вдогонку, чтобы изобразить блудного брата. Лена даже не усомнилась в его раскаянии, я заметила, что она вообще думала о людях лучше, чем они того заслуживали. А всё потому, что сама была не способна делать гадости, и всех остальных считала такими же хорошими. Ну, в случае с Лёшкой она не ошиблась…
Мы договорились открыться Лене после выступления в интернате, куда хотели взять её с собой. Даже если читать она ничего не будет, побывать ей там необходимо, ведь она так рвалась туда. Пусть поможет Ане картинки держать!
Насчёт своей сестры мне тоже хотелось поговорить с Лёшей всерьёз. Пусть Ромка и был против того, чтобы принять Аню в «Кобру»… Его можно понять, ведь она здорово доставала его, влюбившись! Но всё это было в прошлом. По крайней мере, хотелось в это верить. Зато она не сдала меня маме той ночью… Ведь я сразу поняла, что Аня не раз и не два замечала, что я куда-то ухожу, когда все уснут. Значит, тайны хранить она умела – уже неплохо для начала! Если в интернате её не стошнит от вида больных ребят, значит, у неё может быть будущее в «Ключе».
Правда, я пока не придумала, куда мы денемся друг от друга, когда мне стукнет шестнадцать и нам нельзя будет даже общаться, не то, что жить в одной комнате… Но до этого ещё так далеко!
****
Я ничуть не удивилась, узнав, что новым директором психоневрологического интерната назначили нашу Зою Константиновну. Она ведь была психологом по образованию и имела твёрдый характер, так что лучше неё никто не наведёт там порядка! Как заметила по этому поводу моя любимая гардеробщица Клавдия Григорьевна:
- Уж она этим чужеядам покажет, как детишек пиять.
- Что значит «пиять»? – не удержалась я.
- Так мучить, ясно дело! – хмыкнула она. – Ишь, развелись там шаврики… Наша Зоенька их живо взбутусит!
Этому назначению, конечно, Тамара Семёновна поспособствовала, даже уточнять было незачем. Она только сообщила мне, что заведено уголовное дело, и истязателям детей мало не покажется. Хоть я никому в классе ни о чём не рассказывала, вся наша гимназия знала о том, как мы с Аней выступали в интернате, и руководитель нашей литературной студии случайно обнаружил там истощённых детей.
- Случайно, как же, - хмыкнула на это Аня и посмотрела на меня выжидающе.
Но я выдержала её взгляд. Взрослые в таких случаях обычно отвечают: «Без комментариев». Ксюшка Морозова тоже выпытывала, как это мне удаётся всё время оказываться в гуще самых невероятных событий, но я отделалась невинной улыбкой:
- Такое вот моё счастье!
Только Лене я открыла нашу тайну, ведь в интернате она вскипела от негодования так, что чуть не вцепилась в волосы директрисе – теперь уже бывшей. И это наша спокойная, мягкая Лена! Убедившись, что в ней есть бойцовский заряд и она не побоится вступить в схватку, спасая других, я приехала к ней в Кировский и подкараулила после школы. Пришлось сбежать с последнего урока, чтобы Лена не ускользнула домой, ведь только дорога заняла у меня полчаса. Я еле успела перехватить её возле школьного крыльца.
Она страшно перепугалась, увидев меня:
- Что случилось?! Что-то с Никитой? Матвеевичем…
«Интересно! – удивилась я. – Первая мысль у неё о Паппасе… Неужели? Но он же старый!»
Но выяснять всё это сейчас я не собиралась, тем более, Лена и сама сообразила, что выдала себя и смутилась. К счастью, после уроков дядя её не встречал, и мне удалось выкрасть подругу и увести на набережную. Томь уже покрылась льдом, и первые рыбаки уселись возле чёрных лунок. Нашим ребятам сто раз приходилось спасать тех, кто проваливается под лёд, но об этом надо будет беспокоиться ближе к весне. Здесь набережная была не такой ухоженной, как в нашем районе, но я и не настраивалась любоваться пейзажами. К тому же, снег приукрасил её, как мог.
- Лен, ты никогда не мечтала иметь волшебную палочку? – начала я, как мне показалось, издалека.
- Кто ж не мечтал? – улыбнулась она, уже успокоившись насчёт любимого поэта.
- А что бы ты сделала, если б она у тебя появилась?
Вот тут я замерла, ведь от её ответа зависело всё. Некоторое время Лена шла молча, раздумывая, только её крупные губы подрагивали, точно она проговаривала про себя какие-то мысли. И, может, даже спорила с собой. Я не торопила её, хотя мне не терпелось убедиться в том, что моя подруга была тем самым человеком, каким казалась.
Наконец она бросила на меня виноватый взгляд:
- А ты не будешь смеяться?
У меня прямо сердце оборвалось… Неужели сейчас я услышу о какой-нибудь ерунде вроде розового кадиллака или модельной фигуры?
- А почему я должна смеяться?
Лена прикусила губу:
- Ну, это, наверное, очень пафосно звучит…
Для меня вновь забрезжила надежда, и, не выдержав, я поторопила её:
- Ничего-ничего! Говори.
Смущённо рассмеявшись, она призналась:
- Я бы наколдовала, чтобы те ребята стали здоровыми. Ну, те – из интерната. И все остальные. У меня чуть сердце не лопнуло, когда я их увидела! Ты говорила, что там больные дети, но я даже не представляла… Как они живут, а? А мы ещё имеем наглость жаловаться на что-то! Хотя - здоровые, и всё у нас есть, что надо. А они там с голоду умирают…
- Уже не умирают, - возразила я. Зря мы, что ли, с Лёшкой стараемся?
Лена поняла меня по-своему:
- Сейчас за их интернат возьмутся! Какую Паппас статью написал, а? Прямо супер! Шум поднял на весь город…
Её опять увело от главной темы, и мне пришлось руководить разговором. Убедившись, что рядом никого нет, я повернула Лену к себе лицом:
- Такого волшебства, чтоб их вылечить, не существует. Мне тоже хотелось бы… Но кое-что другое возможно.
Она вопросительно улыбнулась:
- Что это значит?
- Сейчас я расскажу тебе один секрет, но ты должна поклясться, что никому никогда…
- Клянусь!
То, как Лена ответила, не усомнившись ни на секунду, означало, что она доверяет мне абсолютно. А в нашем деле это было важно. Я ведь тоже доверяла ей больше, чем родной сестре…
Когда я выложила всё, что знала сама, пришлось завести Лену в тёплую булочную напротив бассейна, потому что её начало трясти. Конечно, не от холода, но на морозе она дольше приходила бы в себя. Здесь так сладко пахло сдобой, что мне сразу же захотелось есть.
- Ты не сочиняешь сейчас? – она глядела на меня с мольбой. – Это всё - правда?
Ну, конечно, когда имеешь дело с человеком, который постоянно фантазирует, трудно разделить его вымысел и реальность. Я её прекрасно понимала. Поэтому постаралась, чтобы голос звучал, как можно убедительнее:
- На сто процентов!
Прислонившись к стене, Лена откинула голову, и в какой-то момент мне почудилось, будто сознание сейчас ускользнёт от неё. И это было бы очень плохо, ведь слишком впечатлительным нечего делать в «Ключе»… Но Лена выстояла. Даже взгляд её стал как будто увереннее:
- И ты предлагаешь мне…
- Да, - ответила я, пока она не произнесла лишнего. – Ты согласна?
- Ты ещё спрашиваешь… Конечно! Конечно, согласна! Если ты считаешь, что я достойна.
- Остальное обсудим на улице, - шепнула я.
Мы купили по мягкой, ещё тёплой булочке и вернулись на мороз. Но теперь нам не было холодно, ведь в нас обеих кипела радость. Теперь мы стали даже больше, чем просто подругами: у нас было общее дело, важнее которого не придумаешь!
…Её посвящение мы назначили на воскресенье, хотя для этого нам обеим пришлось бы прогулять занятие литературной студии. Но иного шанса вырваться из цепких дядиных лап у Лены не было. Ванька заверил, что его мама собирается к подруге на дачу, и её не будет весь день. Почему бы ей не вывезти и сына на свежий воздух – не обсуждалось. Уверена, что подруга эта была мужского пола, и Ваня тоже догадывался об этом.
Чернов, конечно же, донёс, что я сбежала с его урока, когда отправилась в Кировский. И на следующий день меня вызвали к директору прямо с урока литературы. Наш учитель чуть от радости не лопнул, решив, будто меня ждёт очередная головомойка.
А я неожиданно для себя попала на особое торжество. Для нас двоих. Маленький круглый столик уже был накрыт к чаю, и даже тортик красовался в середине – какой я люблю, со сметанным кремом. Откуда она узнала, интересно? Может, какие-то способности всё же сохраняются?
- Я не совсем поняла вас, Тамара Семёновна, что такое «Волнорез»? – произнесла я со всем простодушием, на которое была способна.
Но её было не подловить!
- Проверяешь на честность? – усмехнулась она. – Помню-помню… В какой форме тебе видится твоя волшебная сила? У меня была третья рука, такая – телескопическая, которая могла протянуться на сотню метров. Дальше не брала.
«Не слабо!» – оценила я про себя, но только вежливо улыбнулась. Всё это вполне можно и придумать! Хотя никакого жжения я почему-то не чувствовала… Неужели Тамара Семёновна действительно из наших?!
Предоставив мне просканировать её вдоль и поперёк, она опустилась в соседнее кресло и начала рассказывать о том, как однажды во время летних каникул каталась на теплоходе по Москва-реке, и вдруг у всех на глазах за борт свалилась девчонка и начала тонуть. Что заставило её прыгнуть следом, пока взрослые метались вдоль борта?
- Я, конечно, неплохо плавала, даже в бассейне тренировалась, но потрясающих результатов никогда не показывала… А девочка была на вид моей ровесницей, я могла и не дотащить её до берега. Но у меня получилось! Та девочка оказалась волшебницей…
Я изобразила недоверие:
- Волшебницей?
Директор усмехнулась:
- Именно. Себе она помочь, как ты понимаешь, не могла, а плавать действительно не умела.
Похоже, она говорила правду. Или знала о нас больше положенного. Я решилась спросить:
- А почему вы мне об этом рассказываете?
Взгляд у неё был настолько спокойным и уверенным, будто Тамара Семёновна знала обо мне всё.
- Когда ты пришла к нам в гимназию в прошлом году, я ничего не почувствовала. Ты была обычной девочкой…
И неожиданно процитировала моего любимого «Маленького принца»:
- «Ты для меня пока всего лишь маленький мальчик, точно такой же, как сто тысяч других мальчиков. И ты мне не нужен. И я тебе тоже не нужен. Я для тебя только лисица, точно такая же, как сто тысяч других лисиц. Но если ты меня приручишь, мы станем нужны друг другу. Ты будешь для меня единственный в целом свете. И я буду для тебя один в целом свете...»
- Я начинаю понимать, - пробормотала я ответ Принца.
Её неподдельно обрадовало, что мы говорим на одном языке. А у меня восторженно заколотилось сердце: неужели я вижу перед собой человека, который уже прошёл шестнадцатилетие?! Это же, как жизнь после смерти! И она может рассказать мне обо всём… Ромка говорил, что со временем выросшие волшебники перестают быть опасны для нас, мы ничего не потеряем, общаясь с ними. А наша директор была уже очень взрослой…
- А в этом году, только увидев тебя, я поняла, что ты стала другой. Такой, какими были мы в восьмидесятых… Что-то изменилось за лето. В Новосибирске тебя наделили силой? Как называется их отряд?
И я точно шагнула с обрыва:
- «Кобра».
Схватив листок с её стола, я быстро написала расшифровку:
- Это значит «КОманда доБРА».
Прочитав, Тамара Семёновна медленно разорвала его на мелкие части и бросила в корзину:
- Никто не узнает, кроме нас с тобой. Я убедилась, что ты из наших, когда тебе удалось снять того мальчишку с лестницы, помнишь? Обычная девочка не смогла бы… Тем более, с гипсом на руке. И то, как изменилась Морозова – тоже не само собой произошло, правда? Не представляю, каким образом, но ты это сделала!
Ей не пришло в голову, что я была причастна и к гибели мальчика из нашей школы, портрет которого в траурной рамке весь сентябрь висел на первом этаже. А я не смогла сказать об этом… Наверное, струсила. Мама назвала бы это малодушием… Но мне было так страшно разочаровать Тамару Семёновну! Ведь я столько хотела узнать от неё. А разве она стала бы разговаривать с той, что не уберегла ребёнка? Пусть он и был маленьким мерзавцем…
- Как-нибудь я расскажу тебе, какие мы творили дела, - директор улыбалась своим воспоминаниям, но как-то грустно. – А я ведь до сих пор ловлю себя на попытках то мысленно снять с кого-то агрессию, то проверить – правду ли говорит… Так иногда не хватает волшебной силы! Особенно, когда в школе работаешь. Вокруг столько детей, которым надо помочь.
- Есть дети, которым вы сможете помочь! – подскочила я. – До вас не доходили слухи о психоневрологическом интернате? Там такое творится!
За пару минут я выложила ей всё, что увидела собственными глазами. И в какой-то момент вдруг увидела напротив себя вместо директора школы двенадцатилетнюю Томку, готовую ринуться в бой. Из кабинета я вышла в полной уверенности, что на самом деле детство никуда не уходит. Оно остаётся жить в нас, только некоторые стыдятся это признавать и прячут его подальше, как платьице, из которого выросли. Потому что цветочки на нём слишком простенькие…
И только возвращаясь домой, я вспомнила, о чём хотела поговорить с директором, когда литератор только потащил меня к ней в кабинет. Как же я могла забыть?!
****
Уже которую ночь Аня просыпалась от того, что сестра в темноте поднималась с постели, быстро одевалась и выходила из комнаты. Наверное, Насте казалось, будто она всё делает бесшумно, но Аню мог разбудить любой шорох. Удивляло, что сестра до сих пор не знала за ней такого…
Глядя в темноту, Аня гадала, куда же она уходит? И догадки лезли в голову – одна другой страшнее… Перебирая варианты, девочка засыпала, но среди ночи её снова будил шорох: Настя скидывала одежду и забиралась под одеяло. Поворочавшись, затихала… Неужели опрокидывалась в сон мгновенно?
Как же Ане хотелось внезапно разбить тишину вопросом:
- Куда ты ходишь?
Но это звучало слишком просто, она пыталась придумать нечто позаковыристее и опять засыпала до утра. А по дороге в школу этот разговор казался невозможным, ведь Настя наверняка выпучила бы глаза:
- Куда хожу? Никуда я не хожу!
Надо было ловить с поличным… Или точнее сказать – на месте преступления… Хотя Аня от души надеялась: о преступлении речь не идёт. И всё же ей не удавалось придумать ничего законного, что могло заставить человека оставить тёплую постель и выйти на мороз.
Однажды ночью случилось неожиданное: только Настя натянула колготки и свитер, как в комнату вошла мама. Забыв, что нужно притворяться спящей, Аня приподнялась на локте, чтобы видеть лица обеих. Они смотрели друг на друга и молчали, кажется, целую вечность. Потом мама тихо произнесла:
- Значит, это правда… А я не поверила, когда твой учитель позвонил мне и пожаловался, что ты спишь на уроках. Просил проверить, чем ты занимаешься ночами… Что всё это значит? Куда ты ходишь?
- Никуда не хожу, - Настя метнула в сестру быстрый взгляд и снова посмотрела маме прямо в глаза. – Сегодня – первый раз! Я забыла собаку покормить…
- Какую ещё собаку?! – мама взглянула на Рома, который с радостным любопытством вертелся тут же. Любые незапланированные события приводили его в восторг!
Настя мотнула головой:
- Да не эту! У нас в подвале собака родила щенков. Она их молоком кормит, но ей же самой тоже надо что-то есть! Я обычно заносила ей что-нибудь, когда Рома выводила, а сегодня… то есть уже вчера – забыла. Не голодать же ей!
«Вот врушка! – восхитилась Аня, не сдержав усмешки. – Даже не запнётся!»
- До утра потерпит. Всем спать! - отрезала мама и вытолкала пса из комнаты.
Но Аня и не подумала лечь. «Если я сейчас её не расколю, то уже никогда!» - решила она и сообщила свистящим шёпотом:
- Только не думай, что я тоже купилась на эту историю! Выкладывай всё, если не хочешь, чтобы мама узнала, сколько раз ты уже по ночам уходила!
Протяжно вздохнув, сестра, не раздевшись, села на край её постели и начала легонько похлопывать по одеялу.
- Ну, так и быть… Слушай. Это был самый необычный день в моей жизни. Вторник.
- Что необычного во вторнике?
- Ничего. Просто это был тот самый вторник, когда на землю опустился ледяной дракон. Но его никто не заметил, даже я увидела только его клыки, похожие на сосульки, зависшие между ветками рябины. Дело в том, что дракон был очень маленьким. И, главное, он умел становиться невидимкой.
Аню уже, мягко покачивая, уносило в прошлое, туда, где до сих пор летал на зонтике крошечный Элиот, о котором Настя рассказывала ей много вечеров подряд. Неужели он не появится в этой новой истории? Голос сестры звучал убаюкивающе, и ей уже виделись ожившие картинки: дракончик с ледяными зубами, сбежавший от Властителя снегов и опустившийся на рябину, пылающие ягоды которой издали показались ему тёплыми. Он совсем не боялся потерять клыки, это дракон, ведь он был добрым от природы и никого не собирался рвать ледяными зубами. А на земле он первым делом встретил…
- Элиота на зонтике, - пробормотала Аня.
И почувствовала, как сама полетела, подхваченная тёплым ветром. Будто уже наступила весна, и птицы, возвращаясь с юга, радостно махали крыльями, разгоняя остатки зимы. Элиот с дракончиком кувыркались в воздушных волнах, и с ними резвились бабочки, которые то и дело меняли цвет, то целиком, то отдельными пятнышками. А солнце смеялось, приветствуя всех, кто не боится подняться над собственной судьбой, чтобы увидеть, как же на самом деле прекрасен мир…
Когда солнечный луч всё же разбудил её, оказалось, уже почти одиннадцать часов. Но Настя ещё спала, и Аня с облегчением вспомнила, что наступило воскресенье – их единственный выходной. В этот день родители не тревожили их с утра и можно было валяться в постели хоть до полудня. Но Аня тихонько спрыгнула с кровати и на цыпочках подбежала к столу. Бумага и карандаши всегда были наготове, ведь никогда не знаешь заранее, когда проснётся желание что-то нарисовать.
Привычно подложив под себя ногу, Аня уселась на мягкий стул и быстро начала набрасывать картинки, выплывшие из темноты перед сном. Они виделись ей так отчётливо, будто она рисовала с натуры. И щербатый Элиот, хохочущий во весь рот, и жёлто-малиновый дракончик, и разноцветные брызги бабочек – все они купались в прозрачных солнечных лучах. Потом Аня нарисовала отдельно рябину, в ветвях которой спрятался невидимка-дракон, и только ледяные клыки его торчали наружу. А ещё ей захотелось нарисовать свою сестру, вокруг которой летали выдуманные ею щенки.
Когда, позёвывая и постанывая, проснулась и Настя, на столе уже аккуратно лежала целая стопка рисунков. Ахнув, она быстро просмотрела все, потом ещё раз, уже разглядывая, и помчалась по квартире, отыскивая сестру:
- Анька, ты где? Это просто супер, слышишь!
Вынырнув из ванной, Аня просияла навстречу умытыми глазами:
- Они тебе понравились?
- Да не то слово! Слушай, я отнесу их Паппасу, у нас же сегодня занятие! Это прямо готовые иллюстрации! Вдруг он решит напечатать в их союзовском журнале мою сказку с твоими картинками?
- Разве ты её уже написала? – усомнилась Аня.
Но сестра беспечно махнула рукой:
- Напишу! Главное, она придумалась.
- Если кто-нибудь собирается завтракать, прошу посетить клозет, - церемонно предложила мама, появляясь на пороге комнаты.
И насмешливо посмотрела на старшую дочь:
- А я-то думала, ты спозаранку к своей кормящей матери побежишь…
- Какой матери? – не поняла Настя.
Аня незаметно пихнула её в спину:
- К собаке в подвале.
- А! К собаке!
Подтолкнув сестру к туалету, Аня мило улыбнулась:
- Она ещё не проснулась, мам!
А сама подумала: «Интересно, Наська всё же уходила, когда я уснула?» Но даже спрашивать об этом не стоило: Аня чувствовала присутствие тайны, на которую не имеет права.
****
Публикации в журнале Паппас обещать не стал, но предложил нам с Аней на пару выступить в каком-нибудь детском саду или у первоклашек. Чтобы я читала сказку вслух, а она тут же показывала бы свои картинки, которые ему действительно понравились. Получился бы такой живой журнал.
- Я, конечно, с вами пойду, - заверил Паппас. – А то дети обычно на ушах стоят, если взрослых нет.
И тут меня осенило:
- Никита Матвеевич, а давайте выступим перед больными детьми! На Чкалова есть такой психоневрологический интернат… Там дети вообще ничего хорошего не видят!
- Так уж и не видят? – усомнился он.
Господи, если б ему была известна хоть часть того, что там творится! И о чём должен был узнать весь город. А как он может узнать, если не через газету? Паппас куда лучше нас с Леной мог написать статью, которая всколыхнула бы всех. Кроме того, что Никита Матвеевич умел писать, он ещё и любил детей, поэтому статья не прозвучала бы фальшиво.
Тамара Семёновна, которую я тоже втянула в это дело, уже обратилась в гороно с требованием устроить проверку, но там что-то не особо торопились. Может, Лёшка был прав и кто-то там «в доле»? А дети продолжали голодать… Мы с Лёшкой, конечно, подкармливали их каждую ночь и уже разводили каши из пакетиков вместо сока, которым поили их вначале. Нам стало спокойней, что никто не умрёт от истощения, но мы же не могли жить так постоянно. Мама уже поймала меня… И Аня, похоже, догадывается. Не спрашивает потому, что не хочет знать правду? Или боится – не отвечу?
Надо признать, Никита Матвеевич не загорелся моей идеей насчёт интерната… Ему казалось, что такие дети просто не поймут, о чём мы им рассказываем, но я за эти дни почитала об аутистах, которые там тоже содержались, и выяснила, что многим великим людям ставили такой диагноз. Кому ещё в детстве, другим – после смерти, ведь вряд ли во времена Леонардо да Винчи уже знали о таком заболевании.
Почему-то меня особенно поразило, что Стивен Спилберг – аутист. А какие фильмы снимает! Ну, ладно, Ван Гог, все знают, что у него большие проблемы были с головой, раз ухо себе отрезал… А Билл Гейтс? А Ньютон? Хотя, если нормальному человеку яблоко упадёт на макушку, он только ругнётся, но никакая идея его не осенит. А эти вот аутисты живут в собственном мире, который с нашим лишь слегка соприкасается. Но то, что они очень умные, в этом можно не сомневаться. Никто же не назовёт Эйнштейна дураком! Тоже аутист.
Когда я выложила всё это Паппасу, он посмотрел на меня так внимательно, будто у меня самой отыскивал признаки аутизма. Не знаю – нашёл ли… Потом начал размышлять вслух:
- Такие учреждения очень закрыты, туда так просто с улицы не попадёшь. Это тебе не обычная «началка»… Придётся действовать через администрацию области, они опекают писателей. В том числе, и юных.
И он легонько стукнул меня пальцем по кончику носа, но я ничуть не обиделась. Главное, Паппас поддержал меня!
Я выпалила:
- Только надо сделать это срочно!
Вот тут он удивился:
- А в чём срочность?
- Новый год скоро, - нашлась я. – Ёлки начнутся, уже не до литературных чтений. А потом каникулы, может, детей разберут.
Пришлось даже соврать, чтобы убедить его окончательно:
- И мы тоже уедем в Новосибирск.
Как бы мне хотелось и вправду отправиться туда! Повидать всех-всех-всех: Ромку, Салмана, Пашку, Мартина, Федота с Соней… Сколько нам нужно рассказать друг другу! Я ведь тоже ничего толком не знала об их сегодняшних делах. Писать об этом «ВКонтакте» было запрещено, а со времени осенних каникул, когда мы общались с Ромкой, прошёл уже месяц.
«Неужели месяц?!» – опомнилась я. И вдруг поняла, что не так тосковала по Ромке всё это время, как осенью. Неужели взрослые правы, и всё первое действительно недолговечно, как первый снег? Он же всегда тает…
Стоило мне только подумать об этом, как мой телефон потребовал ответа, и я быстренько распрощалась с Паппасом. В тёмном вестибюле Дома литераторов я не разглядела, кто звонит, и ответила вслепую. А услышав Ромкин голос, прямо ахнула:
- Я только что про тебя думала!
И вдруг поняла, до чего же рада слышать его голос. Какой там первый снег? Мы – это совсем другое! Даже если новые люди в нашей жизни ненадолго и заслонят нас друг от друга, всё равно ничей голос никогда не отзовётся во мне таким теплом. Хоть месяц пройдёт, хоть десять тысяч месяцев!
- Ничего не случилось?
- Федот отпочковался, - уклончиво отозвался Ромка.
Что это значит, мне не нужно было объяснять… Федот ведь был ненамного младше Жеки, значит, должен был начать терять силу. Как и Стас Якушев. Этак скоро наша «Кобра» совсем отощает! Впрочем, «Ключ» был ещё меньше…
Но я по голосу слышала, что не в Федоте дело. Ромка хотел сказать мне что-то другое, но никак не решался. Тогда я спросила напрямик:
- А что ещё произошло?
После недолгого молчания он вздохнул:
- Я не приеду на зимние каникулы. Мама везёт юниоров на Россию, а одного они меня не отпускают.
- А твой отец? – спросила я и поняла, что губы у меня еле шевелятся.
- У него не бывает каникул, он же пожарный. А отпуск летом был.
Мы молчали, не зная, чем утешить друг друга. Телефон? Скайп? Всё это не то! Руки по Скайпу не коснёшься…
Я первой заставила себя заговорить:
- Ничего не поделаешь. Ты не виноват. Никто не виноват, что мы ещё маленькие.
- Я хотел познакомиться с твоим Ромом…
Мне показалось - он улыбнулся. Наверное, ему было приятно, что я назвала любимую собаку в его честь, хотя другой мог бы и обидеться. Но я потому и решилась на это, что мы с Ромкой были на одной волне, и он понимал всё, о чём я только думала.
- Ты ему точно понравился бы, - заверила я, хотя от Ромки, наверное, пахло бы его котом Лансом.
Правда, у нас и самих жила Мася, которая теперь спала только у мамы в ногах. Вот и спасай после этого бездомных животных! Хотя на самом деле я даже радовалась этому, ведь Ром заслонил от меня маленькую Масю, и я боялась, что она станет страдать и ревновать. То, как она быстро утешилась мамиными коленями, меня нисколько не задевало.
Я спросила про Ланса, и услышала смех: оказывается, Ромкин кот вторые сутки караулил мышь, которая скреблась в углу кухни. Откуда она там взялась? Ночами вся семья вскакивала в ужасе, разбуженная звуками страшной бойни, но мышь вскоре вновь подавала признаки жизни. Ромкин отец был уверен, будто Ланс всего лишь устраивает показательные выступления, чтобы им не расхотелось его кормить.
- Интересно, коту может такое прийти в голову?
А мне самой пришло такое вот: мы болтаем о животных, потому что не хватает сил поговорить о себе. Впрочем, по телефону всего и не скажешь – таково железное правило «Волнореза». А мне хотелось бы рассказать, что мы устроили Лене проверку, оставив Ваню одного посреди улицы. Она не могла не заметить его возле Дома литераторов, ведь человек в инвалидном кресле всегда привлекает внимание. Только большинство людей старается отвести взгляд…
Ваня изображал полную растерянность, как будто нуждался в помощи. И оставалось надеяться, что до того, как Лена выйдет из дядиной машины, не найдётся доброго человека, который вызовется помочь мальчику. На всякий случай Ваня заготовил ответ: мол, он ждёт тут маму, она забежала в магазин. Для Лены мы придумали другую версию…
Когда автомобиль её дяди приостановился возле узкой полоски тротуара за липами, отделявшей проспект, мы с Лёшкой спрятались за углом. А Лена, выскочив из машины, быстро пошла к двери Дома литераторов, глядя себе под ноги. Было очевидно, что она придумывает на ходу очередную историю. Так она вполне могла и проскочить мимо Вани, действительно не заметив его! Но он (умница!) подумал о том же и рывком повернул своё кресло, отчего колёса противно скрипнули. Лена очнулась и подняла глаза.
Дальше всё сложилось так, как я и надеялась. Она вызвалась довезти его до дома, который он якобы потерял. Вина была на Лёшке, игравшем роль старшего брата: типа, он повёз Ваню на прогулку, но увидел знакомых пацанов и сбежал с ними. А брату велел ждать тут.
- Я окоченел уже, - тянул Ванька так жалобно, что отозвалось бы не только доброе Ленино сердце.
Бросив полный сожаления взгляд на заветную дверь, которую ей так мечталось открыть всю неделю, Лена повезла Ваню к площади Кирова. Моя бабушка называла её площадью старого цирка, хотя он сгорел пятьсот лет назад – ещё до папиного рождения! Мысленно Лена уже простилась с возможностью попасть сегодня на занятие литературной студии, ведь Ванька сочинил себе адрес просто в несусветной дали. Но мы заранее договорились, что выручим её минут через десять, если за это время она не начнёт психовать. А дёрнется на Ваню хоть раз, значит, не прошла проверку. Он должен был вытащить из кармана белый платок, если заслышит в её голосе раздражение.
Условного знака мы так и не дождались. И Лёшка бросился вдогонку, чтобы изобразить блудного брата. Лена даже не усомнилась в его раскаянии, я заметила, что она вообще думала о людях лучше, чем они того заслуживали. А всё потому, что сама была не способна делать гадости, и всех остальных считала такими же хорошими. Ну, в случае с Лёшкой она не ошиблась…
Мы договорились открыться Лене после выступления в интернате, куда хотели взять её с собой. Даже если читать она ничего не будет, побывать ей там необходимо, ведь она так рвалась туда. Пусть поможет Ане картинки держать!
Насчёт своей сестры мне тоже хотелось поговорить с Лёшей всерьёз. Пусть Ромка и был против того, чтобы принять Аню в «Кобру»… Его можно понять, ведь она здорово доставала его, влюбившись! Но всё это было в прошлом. По крайней мере, хотелось в это верить. Зато она не сдала меня маме той ночью… Ведь я сразу поняла, что Аня не раз и не два замечала, что я куда-то ухожу, когда все уснут. Значит, тайны хранить она умела – уже неплохо для начала! Если в интернате её не стошнит от вида больных ребят, значит, у неё может быть будущее в «Ключе».
Правда, я пока не придумала, куда мы денемся друг от друга, когда мне стукнет шестнадцать и нам нельзя будет даже общаться, не то, что жить в одной комнате… Но до этого ещё так далеко!
****
Я ничуть не удивилась, узнав, что новым директором психоневрологического интерната назначили нашу Зою Константиновну. Она ведь была психологом по образованию и имела твёрдый характер, так что лучше неё никто не наведёт там порядка! Как заметила по этому поводу моя любимая гардеробщица Клавдия Григорьевна:
- Уж она этим чужеядам покажет, как детишек пиять.
- Что значит «пиять»? – не удержалась я.
- Так мучить, ясно дело! – хмыкнула она. – Ишь, развелись там шаврики… Наша Зоенька их живо взбутусит!
Этому назначению, конечно, Тамара Семёновна поспособствовала, даже уточнять было незачем. Она только сообщила мне, что заведено уголовное дело, и истязателям детей мало не покажется. Хоть я никому в классе ни о чём не рассказывала, вся наша гимназия знала о том, как мы с Аней выступали в интернате, и руководитель нашей литературной студии случайно обнаружил там истощённых детей.
- Случайно, как же, - хмыкнула на это Аня и посмотрела на меня выжидающе.
Но я выдержала её взгляд. Взрослые в таких случаях обычно отвечают: «Без комментариев». Ксюшка Морозова тоже выпытывала, как это мне удаётся всё время оказываться в гуще самых невероятных событий, но я отделалась невинной улыбкой:
- Такое вот моё счастье!
Только Лене я открыла нашу тайну, ведь в интернате она вскипела от негодования так, что чуть не вцепилась в волосы директрисе – теперь уже бывшей. И это наша спокойная, мягкая Лена! Убедившись, что в ней есть бойцовский заряд и она не побоится вступить в схватку, спасая других, я приехала к ней в Кировский и подкараулила после школы. Пришлось сбежать с последнего урока, чтобы Лена не ускользнула домой, ведь только дорога заняла у меня полчаса. Я еле успела перехватить её возле школьного крыльца.
Она страшно перепугалась, увидев меня:
- Что случилось?! Что-то с Никитой? Матвеевичем…
«Интересно! – удивилась я. – Первая мысль у неё о Паппасе… Неужели? Но он же старый!»
Но выяснять всё это сейчас я не собиралась, тем более, Лена и сама сообразила, что выдала себя и смутилась. К счастью, после уроков дядя её не встречал, и мне удалось выкрасть подругу и увести на набережную. Томь уже покрылась льдом, и первые рыбаки уселись возле чёрных лунок. Нашим ребятам сто раз приходилось спасать тех, кто проваливается под лёд, но об этом надо будет беспокоиться ближе к весне. Здесь набережная была не такой ухоженной, как в нашем районе, но я и не настраивалась любоваться пейзажами. К тому же, снег приукрасил её, как мог.
- Лен, ты никогда не мечтала иметь волшебную палочку? – начала я, как мне показалось, издалека.
- Кто ж не мечтал? – улыбнулась она, уже успокоившись насчёт любимого поэта.
- А что бы ты сделала, если б она у тебя появилась?
Вот тут я замерла, ведь от её ответа зависело всё. Некоторое время Лена шла молча, раздумывая, только её крупные губы подрагивали, точно она проговаривала про себя какие-то мысли. И, может, даже спорила с собой. Я не торопила её, хотя мне не терпелось убедиться в том, что моя подруга была тем самым человеком, каким казалась.
Наконец она бросила на меня виноватый взгляд:
- А ты не будешь смеяться?
У меня прямо сердце оборвалось… Неужели сейчас я услышу о какой-нибудь ерунде вроде розового кадиллака или модельной фигуры?
- А почему я должна смеяться?
Лена прикусила губу:
- Ну, это, наверное, очень пафосно звучит…
Для меня вновь забрезжила надежда, и, не выдержав, я поторопила её:
- Ничего-ничего! Говори.
Смущённо рассмеявшись, она призналась:
- Я бы наколдовала, чтобы те ребята стали здоровыми. Ну, те – из интерната. И все остальные. У меня чуть сердце не лопнуло, когда я их увидела! Ты говорила, что там больные дети, но я даже не представляла… Как они живут, а? А мы ещё имеем наглость жаловаться на что-то! Хотя - здоровые, и всё у нас есть, что надо. А они там с голоду умирают…
- Уже не умирают, - возразила я. Зря мы, что ли, с Лёшкой стараемся?
Лена поняла меня по-своему:
- Сейчас за их интернат возьмутся! Какую Паппас статью написал, а? Прямо супер! Шум поднял на весь город…
Её опять увело от главной темы, и мне пришлось руководить разговором. Убедившись, что рядом никого нет, я повернула Лену к себе лицом:
- Такого волшебства, чтоб их вылечить, не существует. Мне тоже хотелось бы… Но кое-что другое возможно.
Она вопросительно улыбнулась:
- Что это значит?
- Сейчас я расскажу тебе один секрет, но ты должна поклясться, что никому никогда…
- Клянусь!
То, как Лена ответила, не усомнившись ни на секунду, означало, что она доверяет мне абсолютно. А в нашем деле это было важно. Я ведь тоже доверяла ей больше, чем родной сестре…
Когда я выложила всё, что знала сама, пришлось завести Лену в тёплую булочную напротив бассейна, потому что её начало трясти. Конечно, не от холода, но на морозе она дольше приходила бы в себя. Здесь так сладко пахло сдобой, что мне сразу же захотелось есть.
- Ты не сочиняешь сейчас? – она глядела на меня с мольбой. – Это всё - правда?
Ну, конечно, когда имеешь дело с человеком, который постоянно фантазирует, трудно разделить его вымысел и реальность. Я её прекрасно понимала. Поэтому постаралась, чтобы голос звучал, как можно убедительнее:
- На сто процентов!
Прислонившись к стене, Лена откинула голову, и в какой-то момент мне почудилось, будто сознание сейчас ускользнёт от неё. И это было бы очень плохо, ведь слишком впечатлительным нечего делать в «Ключе»… Но Лена выстояла. Даже взгляд её стал как будто увереннее:
- И ты предлагаешь мне…
- Да, - ответила я, пока она не произнесла лишнего. – Ты согласна?
- Ты ещё спрашиваешь… Конечно! Конечно, согласна! Если ты считаешь, что я достойна.
- Остальное обсудим на улице, - шепнула я.
Мы купили по мягкой, ещё тёплой булочке и вернулись на мороз. Но теперь нам не было холодно, ведь в нас обеих кипела радость. Теперь мы стали даже больше, чем просто подругами: у нас было общее дело, важнее которого не придумаешь!
…Её посвящение мы назначили на воскресенье, хотя для этого нам обеим пришлось бы прогулять занятие литературной студии. Но иного шанса вырваться из цепких дядиных лап у Лены не было. Ванька заверил, что его мама собирается к подруге на дачу, и её не будет весь день. Почему бы ей не вывезти и сына на свежий воздух – не обсуждалось. Уверена, что подруга эта была мужского пола, и Ваня тоже догадывался об этом.
Чернов, конечно же, донёс, что я сбежала с его урока, когда отправилась в Кировский. И на следующий день меня вызвали к директору прямо с урока литературы. Наш учитель чуть от радости не лопнул, решив, будто меня ждёт очередная головомойка.
А я неожиданно для себя попала на особое торжество. Для нас двоих. Маленький круглый столик уже был накрыт к чаю, и даже тортик красовался в середине – какой я люблю, со сметанным кремом. Откуда она узнала, интересно? Может, какие-то способности всё же сохраняются?