- Надо его уложить, и - без приключений! - приказал Чернов. Они подхватили Костика под руки, тот как-то сразу увял, обвис в сильных руках. Парни довели его по кровати, раздели и уложили. Казарма уже практически спала. Чернов и Чимитов разошлись по своим кроватям, разделись, только лечь не успели, потому что Костик громко заикал, и его вырвало прямо на пол - он успел свесить с кровати голову. - Твою же мать... - выругался Чернов. - Будем тихо убирать... Чимитов принес из каптёрки ведро с тряпкой, налил воды, принялся за уборку. Щурясь и отводя в сторону свой широкий нос, он вытер всё до блеска. Но не успел вынести ведро, как все повторилось вновь. Проснулся Олег Павлюков: - Что тут у вас? - спросил, зевая. - Не мельтеши, помоги лучше Чимитову, - сказал Виктор. Павлюков тоже подключился к делу... Тут в спальню заглянул и дежурный офицер, сразу сообразил, что к чему: - То-то я думаю, чем это так пахнет?! Теперь вижу, - удовлетворённо заключил он. - Чернов, всё уберёте. А утром - жду докладную на имя командира дивизиона. - 8 - Утро для Костика было тяжёлым. После подъема он последним приплёлся в строй, выглядел помятым и бледным. Всё понимающий старшина Кожемяка выставил его перед строем и начал воспитывать: - Рядовой Рудин, ты разве не знаешь, что пить вредно? А уж если невмоготу, прими в меру... Костик стоял перед заспанными солдатами, низко опустив голову, морщась и обречённо вздыхая. - Ну, скажи нам что-нибудь! - не унимался Кожемяка. Костик глубоко вздохнул и тихо произнёс: - Я больше не буду... - Не слышим! - рявкнул старшина. - Я больше не буду! - громко заявил Костик. - Первый раз в жизни пил, гадость это, плохо это! Больше никогда не буду! - повторил он увереннее и подняв голову, обвёл взглядом строй. А солдаты понимающе улыбались "залетевшему" сослуживцу. - Отставить улыбки! - грозно приказал старшина. - Рядовой Рудин, за допущенное нарушение - два наряда вне очереди! Сержант Чернов, за нарушение, допущенное в отделении - два наряда вне очереди! - Есть, два наряда вне очереди! - в один голос ответили Чернов и Рудин. И Виктор внутренне удивился этой неожиданной синхронности. "Окончательно спелся с подчиненными, - подумал он, - не военный я человек, таким, однако, и помру..." На этом "разбор полётов" был завершён. Чернов ожидал вызова "на ковёр" к командиру дивизиона, но этого не последовало. Капитан Чукарин, по прибытии в дивизион, отвёл Виктора в сторону от стоявшего по стойке смирно первого отделения и сделал короткое внушение: - Ты, сержант, эти пьянки с подчинёнными заканчивай! Мне некогда тут с вами разбираться! Здесь армия, а не детский сад. Вот это всем объясни, в том числе Рудину. И вообще, не умеет пить - нечего этим заниматься. А если вам по вечерам заняться нечем, проводи политинформацию. Словом, чтобы я о нарушениях больше не слышал. Понял? - Так точно! - облегченно отчеканил Виктор. - Разрешите идти? У нас наряд на уборку снега. - Шагай, - разрешил капитан. - Эту неделю занимайтесь снегом, а на следующей - едем в командировку: на регламентные работы. - Он растопырил пальцы левой руки и начал загибать их по одному: - Станцию подготовьте, доппаёк получите. Павлюков пусть двигатель у машины проверит, чтобы не как в прошлый раз - не глохла по дороге. Скаты посмотрите, в кунге наведите порядок. Развели там матрасы, подушки - как в общаге... Обогреватели в кунге должны работать исправно - зима на дворе. Рудин тоже пусть собирается - будем отучать солдата от алкоголизма... - Да он впервые... - начал было Виктор. - Знаю, - оборвал его начальник. - Даже знаю, чья это идея. Тебе два наряда вкатили - мало, я бы все пять дал, да что толку, если вы через день в очередные наряды ходите. Ладно, иди... В отношении нарядов вне очереди Чукарин был прав: в дивизионе было всего три отделения, а текущих нарядов было "больше, чем людей", как любил приговаривать старшина. Каждый день одно из отделений по графику заступало на сутки в караул по охране территории дивизиона, а несколько солдат других отделений получали текущие наряды - на кухню: чистку картошки, мытьё посуды и уборку столовой после приёма солдатами пищи; на дежурство по казарме. Так что, как шутили солдаты, "у нас через день - на ремень". Текущие наряды шли через день. Поэтому отработать "наряды вне очереди" не было почти никакой возможности. ... Отделение сегодня расчищало заснеженный плац с особым усердием. Дополнительные силы придало сообщение о скорой командировке. Особенно усердствовал Костик. Он махал лопатой почти безостановочно. Там, где Чимитов взмахивал один раз, Костик делал по три взмаха, при этом мурлыкал что-то радостное себе под нос, смахивая со лба пот. - 9 - Они выехали в огневой дивизион в среду, после обеда. Среда - хороший день, сказал Чукарин. Задача на первый день была поставлена конкретная: прибыть на место без приключений, разместить станцию на ночёвку, разместиться самим. На утро следующего дня - установить станцию рядом с огневой позицией, развернуть кабели, прогреть оборудование и ждать прибытия офицерского состава команды кипсовиков. На проверку одного огневого дивизиона уходило три-четыре дня, после чего - на выходные - надлежало просто жить в чужом дивизионе, драить КИПС или писать письма домой. А со следующего понедельника - снова переезд в следующее огневое подразделение. И так - по графику - до конца регламентных проверок всех изделий полка, несущих боевое дежурство. ... За старшего в команде сегодня был прапорщик Самойленко. Они с Виктором ехали в кабине рядом с водителем, его роль виртуозно исполнял Олег Павлюков. Видно было, что он соскучился по баранке, которую крутил, хотя и с трудом, зато - с удовольствием. В фургоне ехали Чимитов и Костик. Виктор время от времени через переговорное устройство спрашивал, как у них дела? Отвечал неизменно Костик, бодро докладывал, что всё в порядке. "Чимитов спит, - был уверен Виктор. - Да и ладно". Бимба Чимитов действительно спал на расстеленном посреди фургона видавшем виды матрасе. При всём желании капитана Чукарина избавить фургон от данного изделия сделать это было невозможно: как ещё солдату набираться сил после тяжких трудов армейской службы? В потаённых уголках фургона у кипсовиков были припрятаны и несколько старых шинелей - для той же надобности, что и матрас. Здесь же, в самом потайном месте, хранилась и та самая заветная фляжка. Имелся на борту станции неизменный запас соленого сала, которое солдатам слали в посылках из дома родные и которое здорово выручало служивых во все времена. И сейчас Костик лениво жевал кусочек сала с хлебом, пытаясь разглядеть в узенькое окно фургона окружающий пейзаж. Скажем прямо, обзор был минимальным. Сначала мелькали заснеженные поля с редкими берёзовыми колками, потом показались частные домики пригорода. Из труб на крышах вился ровный, прямой столбик сероватого дыма. Потом показались многоэтажки, и автомобиль стал часто тормозить на перекрёстках, стоять на светофорах. Потом снова мелькали маленькие домики, а за ними потянулись бескрайние белые зимние поля. У Костика создалось впечатление, что одну и ту же киноплёнку прокручивают в обратном направлении. Прошло часа два, прежде чем грузовик съехал на тряскую грунтовку. Наконец машина резко затормозила и остановилась. - Выходим, - раздался в переговорном устройстве голос Чернова. Костик наклонился над крепко спящим Чимитовым и потряс его за плечо. Тот мгновенно проснулся, протёр свои узкие глаза и вскочил на ноги. - Приехали? - спросил он у Костика и, не дожидаясь ответа, ловко скатал-свернул матрас и заботливо спрятал его за стойками с аппаратурой. Они открыли дверь фургона и выбрались на улицу. Их ЗИЛ стоял возле опущенного шлагбаума, рядом с КПП на въезде на территорию ракетного дивизиона. Здесь им предстояло провести три дня, и, кстати, на время их регламентных работ огневой дивизион снимали с боевого дежурства. Поэтому время проверок было чётко ограничено. Их пропустили на боевую позицию. Кипсовики уже бывали здесь и видом пусковых установок, снаряженных серебристыми ракетами, их было не удивить. Только Костику всё было в новинку. Он насчитал шесть снаряженных пусковых установок в специальных окопах. По тренировкам, где отрабатывались задачи, максимально приближенные к реальности, он помнил, что где-то здесь хранился еще двойной запас готовых к действиям изделий. Он заметил, что солдаты здесь отличались от тех, что служили в техническом дивизионе. Они почему-то были неряшливо одеты, гимнастёрки - мятые, брюки - в грязных пятнах мазута. Заросшие щетиной лица были хмурыми, неулыбчивыми. Хотя некоторые старые знакомые подходили, здоровались с Черновым, Павлюковым, Чимитовым, с интересом оглядывали Костика. "Где такого малого нашли?" - пошутил один из местных, и все как по команде громко заржали. Но Виктор быстро пресёк это настроение: - Нормальный он парень, Костиком зовут. В армию не брали - сам напросился... И смех прекратился, кто-то присвистнул, прозвучало: "Молодец, мог бы дома отсидеться!" Стали подходить, пожимать Костику руку. Они разместили свой КИПС на специальной площадке, Чернов и прапорщик в присутствии остальных кипсовиков проверили готовность к завтрашнему дню. Потом Самойленко сказал: "Я - откланиваюсь. Завтра не проспите, Чернов". И уехал на дивизионной попутке в город. Короткий зимний день сменился тёмными сумерками, которые разрывали прожектора, высвечивающие куски дивизионной территории, стоящую в отдалении одноэтажную казарму. Кипсовики были возле своей машины, все, кроме Костика, перекуривали, пряча в кулаки огоньки сигарет, курить здесь было запрещено. "Атас!" - негромко произнёс зоркий Чимитов. И сигареты мгновенно исчезли. К ним подошёл местный дежурный и рассказал, что их зачислили на здешнее довольствие, отвели в казарме спальные места, что через час их ждут на ужин в столовой. - А что, Бимба, есть у нас что-нибудь во фляжке? - спросил Олег. - Что-то я замёрз с этими командировками, - и он начал постукивать сапогом об сапог, разогревая озябшие ноги. - Давай, командир, в кунге посидим до ужина, неохота в чужую казарму идти, - предложил Павлюков. И они забрались в фургон, зажгли желтоватую лампочку внутреннего освещения. Олег Павлюков завёл двигатель, включил обогрев фургона, и в пять минут стало так тепло, что они сняли бушлаты, оставшись в гимнастёрках. Чимитов извлёк из тайничка небольшой обрезок фанеры, хлеб, сало, известную уже фляжку с техническим спиртом, гранёный стакан. Ловко на фанерке покромсал перочинным ножом сало. - Я не буду! - заявил Костик. - А вот это - неправильно! - наставительно произнёс Олег Павлюков. - В прошлый раз ты перепил, свою меру не зная. Теперь мы знаем: твоя мера - один глоток. И ты его употребишь, иначе не заснёшь на новом месте, по себе сужу. А ты нам завтра нужен свежий и работоспособный. Так что - будешь! Костик хмыкнул в ответ, пожал плечами, видимо, не нашёлся, как отреагировать. И вообще, после того случая он до сих пор чувствовал себя виноватым и в душе ему хотелось доказать остальным, что, произошедший после первого в жизни употребления спиртного конфуз, - это случайность. Что он такой же мужик, как и все, что он может... - Держи свой глоток, - протянул ему стакан Чимитов. Костик, не долго думая, опрокинул содержимое внутрь и занюхал рукавом, точь-в-точь как сержант. Все смотрели на него с одобрением... После ужина, который здесь оказался не менее сытным, чем в родной столовой, они до отбоя бесцельно вместе бродили по чужой казарме, отмечая, что порядка здесь меньше, чем у них дома. Видели, как личный состав "чистит пёрышки" - бреется, стрижется, стирает форму. "Хорошо, что вы приехали, а то мы тут совсем заросли..." - сказал Виктору знакомый сержант. - Как это? - переспросил у Чернова Костик. И тот начал объяснять тонкости жизни огневого ракетного дивизиона, который находится на боевом дежурстве. - Знаешь такой остров Гуам в западной части Тихого океана? Костик неопределенно пожал плечами. - Там американская база межконтинентальных ракет. Наши генералы как-то разузнали, что они нацелены на наш город. Если Штаты их запустят, они долетят сюда за двадцать минут, сечёшь? Солдат внимал каждому слову своего командира. - За это время наши парни должны успеть выпустить по ним все ракеты с пусковых, постараться перезарядиться снова и дать ещё один залп... - А что потом? - нервно спросил Костик. - Потом может уже ничего и никого не быть, ядерная война - дело быстрое. Поэтому парням не то что побриться, на горшок бывает некогда лишний раз сходить. Спят - одетые. Раза по три за ночь им боевую тревогу объявляют. А это - вскакивай, беги на позицию, имитируй ракетный залп. И чего ты в огневой дивизион не попросился? Сейчас была бы тебе полная романтика! - Да уж... - растерянно почесал затылок Костик. - У нас прямо рай по сравнению с ними. ... Утром, когда капитан Чукарин с офицерами прибыл на место, КИПС был уже в полной готовности. Кунг прогрет, кабели развёрнуты, одну из ракет автокраном сняли с пусковой и на специальной тележке подкатили к станции. Солдаты приготовили спирт и ветошь для протирки разъемов. Офицеры, прапорщик Самойленко и сержант Чернов внутри фургона заняли каждый своё место у стойки с оборудованием, защелкали тумблеры, загудела, включаясь, аппаратура станции, засветились, перемигиваясь, лампочки и приборы. Весь расчёт надел наушники и ларингофоны. "Тишина в эфире, - подал голос Чукарин. - Слушать меня!" Он деловито отдавал команды подчинённым, удовлетворённо выслушивал их рапорты: "Первый номер - готов..." "Второй - готов..." Проверка ракеты шла своим чередом, точно, по нужным параметрам проходили сигналы, подаваемые со станции на её бортовую начинку. Изделие прошло ревизию на отлично, о чём сделали соответствующую запись в журнале. Прошла проверку и вторая ракета... ЧП случилось, когда к КИПСу подключали изделие номер три. Костик, в обязанности которого входило подсоединение внушительных размеров кабеля к одному из бортовых разъёмов, что-то замешкался: кабель был явно тяжеловат для него. "Что вы там возитесь?!" - рыкнул из кунга капитан. "Чимитов, помоги Костику!" - тихо прошептал в ларингофон, Чернов этот шёпот услышал, Олег Павлюков. Сам Павлюков сделать этого не мог, так как находился по другую сторону ракеты, а Бимба с Рудиным работали рядом. Чимитов подхватил вместе с Костиком тяжелый толстый кабель, помогая ему попасть вилкой (или, как привыкли говорить солдаты, "папой") в розетку - "маму". Силы буряту было не занимать, разъемы что-то не соединялись, и он поднажал... И тут же Костик заорал в голос: "Ой-ё-ё-ёй!" Чимитов от неожиданности отскочил в сторону, уронив кабель на землю, из фургона выскочил испуганный капитан, за ним Виктор и остальные. Все сгрудились вокруг орущего Костика, а он тряс поднятой над головой левой рукой, указательный палец на которой распухал прямо на глазах. Чукарин ухватил его руку за запястье, приблизил к себе: - Перелом! - сказал он каким-то обречённым голосом. - Б...ь! Чимитов, какого хрена ты полез помогать со своим бычьим здоровьем. - Оба старших лейтенанта передёрнулись и брезгливо поморщились от этих его слов. - Я не помогал, я его не трогал! - растерянно оправдывался Чимитов. - Думаешь, я не слышу, как вы шепчетесь?! Самойленко, неси аптечку! Вызовите фельдшера из дивизиона! - Чимитов не виноват! - сквозь стон сказал вдруг Костик. - Это я сам... - Молчи, - шикнул на него Виктор. А Самойленко достал шприц с обезболивающим, стянул с левой руки Костика бушлат, закатал гимнастёрку, смазал место возле локтя смоченной в спирте ваткой и ловко сделал укол. - Ещё бы пару таблеток анальгина принял, да запить нечем, - посетовал старшина. - Как нечем, - хмуро пошутил Чукарин, - а спирт... Из казармы прибежал местный фельдшер, долго с умным видом осматривал покалеченную руку, потом заключил: "Перелом. Но шину я накладывать не умею, надо вести в полк - в госпиталь..." - Кто бы в вас, коновалах, сомневался, - парировал Чукарин. - Самойленко, ищи транспорт - везите мальца в госпиталь. И свяжись с нашим дивизионом, пусть срочно привозят сюда Кирбобо на замену. - И, махнув рукой, мол, день пропал зря, капитан пошагал в сторону казармы. Впереди него рысил прапорщик, следом потянулись старлеи. - Первая командировка, и сразу - госпиталь, - почесал лоб Виктор. - Да, далеко пойдешь, а до бабушки, может, и не дойдешь... Пошли и мы в казарму, будем ждать машину. - 10 - Кипсовики вернулись в родной дивизион примерно к середине зимы. Было заметно, что многие дивизионные обитатели, кому приходилось безвылазно служить "на точке", радовались их возвращению. В столовой, хоть обеденное время прошло, их ждал сытный обед из наваристого борща с хорошими кусками свинины и белого хлеба, явно превышающие установленную норму. Каждый встречный солдат с готовностью протягивал руку для пожатия и делился сигаретами. Все наперебой расспрашивали о новостях "с гражданки". Но, наверное, больше всех радовался Костик. Он за это время похудел, осунулся. Ему наложили в госпитале гипс на левую ладонь. Через три дня после перелома Борис привёз его в свой дивизион, где он все эти дни держался особняком от остальных. От нарядов и других работ старшина его освободил, и он был молчалив и много времени проводил в казарме. Пару раз Борис возил его в город, где в госпитале ему делали рентген. Перелом пальца оказался сложным, но он постепенно срастался. Зато с возвращением кипсовиков он буквально засветился изнутри. Сначала немного стеснялся, наверное, своего "прокола" в первую командировку. Потом успокоился, по радостным репликам парней в свой адрес понял, что давно прощен. И принялся ходить за Виктором хвостом, что-то без умолку говорил ему. Тот кивал головой, хоть и не всегда слушал подчиненного, отвечал невпопад. Однако Костик был рад любому его слову. А к вечеру, после ужина, Костик неожиданно предложил сержанту: "Может, по глотку спирта?" Чернов долгим неподвижным взглядом впился в него, тот, не выдержав, потупился, опустил свои карие глаза. - Ну, ты даёшь, Рудин! По спирту соскучился? А я думал, ты по нам скучаешь... - Так я - по вам! Я без вас!.. Про спирт - это я так! - смущенно затараторил Костик. - Ладно, выпьем. Только не сегодня, хорошо? Устали мы. Вот гипс тебе снимут, и обмоем. Гипс ему сняли без проблем через несколько дней. Палец сросся нормально, однако плохо сгибался. И со стороны казалось, что Костик постоянно указывает на что-то, известное только ему одному. Полковой хирург прописал ему непрерывно делать гимнастику ладони, сгибая и разгибая пальцы и какое-то время не участвовать в тяжелых работах. Кипсовики, не мудрствуя лукаво, в его честь накрыли стол вечером, после ужина, прямо в фургоне своей станции. Они пробирались к месту пиршества по одному, чтобы не привлекать постороннего внимания. Станция стояла в гараже - с самого края длинного ряда грузовиков. Первым в неё попал Чимитов, включил свет. И, когда подтянулись остальные, неизменное сало уже было порезано на ровные розовые кусочки на фанерной дощечке, тут же лежали ломти хлеба. Граненый стакан с фляжкой ожидали своей очереди. - За здоровье нашего раненого! - провозгласил первый тост Чимитов. Выпили по очереди: Виктор, Павлюков, Кирбобо, Костик. Последним принял спирта Чимитов. Разговор всё вертелся вокруг того ЧП с Костиком. Подробно разбирали все детали происшествия. Чимитов божился, что не сделал ничего такого. Костик признался, что сам зазевался и не выдернул вовремя руку из-под тяжёлого разъема. Признался в своей вине и сержант. По его мнению, надо было Костика поставить на другое место в расчёте кипсовиков, где кабелей может и побольше, зато сечением они поменьше, соответственно, полегче с ними управляться. Костик был доволен этими посиделками больше всех. И, в результате выпил не один, как "прописал" ему Чернов, а целых два глотка вонючей технической жидкости. И чувствовал себя хорошо. Правда, палец нет-нет, да дергала тупая боль от неловкого движения. Но он решил не обращать на это особого внимания. - 11 - ... Незаметно подкатывала весна. В марте по утрам столбик термометра опускался ещё до минус двадцати, а днём, на солнышке, подтаивал снег и похрустывал свежим ледком под ногами. Кипсовики снова поехали в командировку по огневым дивизионам. Чернов долго уговаривал капитана Чукарина вновь включить Рудина в рабочий расчёт. Тот долго сопротивлялся. Наконец сошлись на том, что "парень сделал выводы, много тренировался, повзрослел и достоин доверия". Тем более, что капитан недолюбливал страдающего ленцой рядового Кирбобо. На этот раз работу в командировках кипсовики проделали на "пять", подтвердили высокую боеспособность ракетного полка к отражению любых возможных воздушных атак противника. В поездках прошёл апрель, который в этом году выдался теплее обычного. Снег в степи сошёл быстро. И командование чуть раньше обычного издало приказ о переходе на летнюю форму одежды. А это значит, что старшина Кожемяка перестал выдавать по субботам нижнее нательное хлопчатобумажное бельё, которое солдаты с удовольствием носили под гимнастёрками и брюками в зимнее время. Хотя зима ещё время от времени напоминала о себе то снежной крупой, вдруг сыплющейся на землю с потемневшего неба, то ночным морозцем, усиленным степным ветерком. В это переходное время года солдаты, если долго приходилось бывать на воздухе, мёрзли. И, несмотря на запрет старшины, хитрили, втихаря поддевая под брюки присланное из дома спортивное трико из модного в те годы нейлона. Были такие домашние "подштанники" и у парней первого отделения. Костику бабушка, чтобы внук не мерз в холодные весенние дни, тоже прислала поддёвку. Она-то и сыграла решающую роль в тот день, когда отделение получило наряд на ремонт крыши гаража. Дело было нехитрое. Крыша находилась примерно на высоте второго этажа, если мерить обычными гражданскими мерками. Строители сделали её плоской, обложив по краям бордюром из кирпича. Получился своеобразный бассейн, в который зимой набивался снег и, как ни убирай его оттуда, когда наступала весна, талая снеговая вода просачивалась внутрь через трещины в кровле. В боксах капало, что могло нанести ущерб автомобильной матчасти и в целом нарушить боеспособность дивизиона. Всё это старшина Кожемяка подробно разъяснил личному составу первого отделения. И поставил задачу: "загудронить кровлю так, чтобы пресечь протекание талых вод внутрь гаража". Надев старые бушлаты и обзаведясь рукавицами-верхонками, солдаты под руководством Чернова натаскали со склада к задней стенке гаража килограммов сто чёрных комков застывшего гудрона с блестящими изломами. Приготовили стремянку, намотали на приготовленные палки паклю: разгонять по щелям кровли расплавленные отходы нефтеперегонки. К старым ведрам привязали верёвки - для подъёма наверх. Набрали разных деревяшек, сложили горкой и подожгли. На костёр взгромоздили старую, видавшую виды металлическую бочку, в которой раньше уже растапливали гудрон. Навалили в неё доверху застывших гудронных обломков. Присели на лежащее рядом бревно, закурили и принялись ждать, когда твердый материал превратится в тягучую чёрную жидкость, которую можно наливать в вёдра и подавать на крышу. И не заметили, как минут через тридцать к их бивуаку осторожно приблизился старшина. Он взял за шкирки первых подвернувшихся под руки Кирбобо и Костика, ошалевших от неожиданности, поднял их в воздух, встряхнул и произнёс свою коронную фразу: - На хрена до хрена нахреначили, расхреначивай на хрен! Кожемяка отпустил солдат на землю и пинком безразмерного сапога сбил с костра бочку, содержимое которой разлетелось в разные стороны. - Кто же так гудрон варит?! А ну, Чимитов, беги на склад ГСМ, нацеди два ведра солярки! Неси сюда. А вы - насыпьте комков в бочку на одну треть и ставьте на костер. Да, пламя так надо организовать, чтобы оно не только днище, но и бока бочки разогревало. Потом - все наверх, а малого, - он показал на Костика, - оставьте внизу. Он черпалой будет. Только крюк ему, Чернов, из проволоки сделай, а то руки обожжёт - он же у вас членовредитель... Два ведра солярки подоспели к тому времени, как разгоревшиеся дрова костра затрещали, охваченные настоящим огнём. Бочку на треть наполнили кусками гудрона, подлили в бочку солярки и установили на огонь, подперев дно старыми кирпичами. Вскоре черная жидкая масса в бочке начала побулькивать. Виктор с Павлюковым, Чимитовым и Кирбобо забрались на крышу. А Костик осторожно зачерпнул ведром из горячей бочки чёрного варева, зацепил на привязанный к верёвке крюк: "Поднимайте!" - крикнул звонким голосом. Чимитов с Павлюковым потянули ведро наверх. Работа закипела. Палки с паклей обмакивали в жидкий гудрон и промазывали щели и трещины на поверхности крыши, торопились, пока не остыло... Костик внизу тоже не сидел без дела. Виктор краем глаза присматривал за тем, как он подкладывает в бочку куски гудрона, подливает солярку, подкидывает в пламя дрова Вот второе ведро жидкого "варева" отправилось наверх, третье. Костик снова подкинул дров. Пламя костра взвилось до верхнего края бочки... - Смотри там, осторожней! - крикнул сверху Виктор. - Всё нормально, командир! - отрапортовал Костик. Тут Чернова отвлёк Чимитов, предложив пролить тонкой струйкой гудрона края кровли - вдоль кирпичного бордюра. Начали прикидывать, сколько уйдёт материала... Их перебил громкий крик: "Ой-ой-ой!", который сменился нечеловеческим воем, от которого у Виктора волосы встали дыбом. Он кинулся к краю крыши, глянул вниз: возле бочки метался охваченный пламенем Костик. Виктор потом так и не смог вспомнить, как оказался на земле. Тут уже был Чимитов. Вместе они успели поймать убегающего Костика, повалили его и ударами мгновенно сброшенных бушлатов сбили огонь, придавили к земле извивающееся от боли маленькое тело. - Бегите за фельдшером, старшину зовите! - крикнул Чернов подоспевшим Павлюкову и Кирбобо, те припустили к казарме. Костик стонал, пытался вырваться, бормотал что-то невнятно, просил у сержанта прощения. Было видно, что у него пострадали ноги, вернее, левая нога. Штанина брюк на ней обгорела, разваливалась на горелые лоскуты. - Чимитов, давай ему штаны снимать, - приказал Виктор. Они, не смотря на протесты Костика, расстегнули и сняли с него бушлат, расстегнули брючной ремень и стянули остатки брюк, не обращая внимания на завывания пострадавшего солдата. Их взору открылась страшная картина: надетое под брюки нейлоновое трико от огня расплавилось и "въелось" в кожу левой ноги так, что удалить его можно было разве что вместе с этой кожей. Одновременно примчались старшина Кожемяка и фельдшер Семён Предыбайло с чемоданчиком. От вида ожога Семёна замутило, но старшина дал ему такого подзатыльника, что он быстро пришёл в себя. - У тебя обезболивающее есть? - рявкнул на фельдшера Кожемяка. Тот часто часто закивал головой. - Давай, китайский болванчик! Семён трясущимися руками открыл свой чемодан, достал снаряженный лекарством шприц, подал старшине. - Я сам не смогу, руки... - Сукин сын, человек погибает, а он!.. - Старшина хотел наладить Семёну хорошего пинка, но не было времени. Он закатал Костику рукав гимнастёрки, безо всяких церемоний воткнул шприц в мышцу, надавил поршень. Костик стонал и смотрел на него широко раскрытыми испуганными глазами. - Сейчас станет легче, - ободрил его старшина. - Мы тебя в казарму понесем. А ты потерпи! Он подхватил Костика на руки и почти бегом кинулся к казарме. - Чернов, объяснительную командиру! - крикнул он на ходу Виктору. - Да я не видел ничего! - прокричал тот в ответ, оторопело размазывая по лицу чёрные точки нефтяной сажи, кружившей в воздухе... - 12 - Как выяснилось потом в ходе разбирательства, ЧП случилось в тот момент, когда Костик подливал в бочку солярку. Он делал это вроде бы осторожно, но пламя костра было слишком высоким. Да еще бочка вдруг внезапно накренилось, ведро в Костиных руках качнулось, солярка плеснулась на огонь и Костику на штаны, которые мгновенно вспыхнули. От боли и страха он потерял голову... Сейчас он лежал в казарме на своей кровати голый, под одной простынёй, и тихо стонал. Он услышал, как подошёл Виктор, хотя тот старался не стучать сапогами. - Товарищ сержант, - сказал он, чуть приоткрыв глаза. - Что теперь будет? Опять я всех подвёл... - Всё будет нормально, - как можно увереннее ответил ему Чернов. - Повезём тебя в госпиталь, вылечим, будешь как новый. - Вы только бабушке не сообщайте. Не надо её волновать. А то она ещё и приедет. Я её знаю. - Он застонал и поморщился. ... Фельдшер Предыбайло, когда пришёл в себя от увиденного, сразу объявил старшине, что кроме мази Вишневского и обезболивающего у него ничего нет, лечить Костика в дивизионе нечем и надо вести его в госпиталь. Они вдвоём со старшиной раздели пострадавшего донага и уложили в постель. Старшина приказал пока не пускать никого в спальное помещение. Костик сдерживал стоны и взирал на них полными боли глазами. На его ногу страшно было смотреть: она вся была покрыта красно-коричнево-чёрными пятнам, волдырями, оплавленными кусками нейлона. Видно было, что в некоторых местах раны были глубокими. "Ожог третьей степени", - вывел свой диагноз Семён. Он принёс инструменты - пинцет, ножницы, банку с мазью, пузырёк зелёнки, бинты, вату. Разложил всё это на тумбочке и стуле рядом с кроватью пострадавшего. Начал отдирать с обожжённой ноги куски въевшейся нейлоновой ткани. Костик стонал, охал, вскрикивал, умолял Семёна прекратить эту пытку. Но фельдшер, что называется, вошёл в раж, будто брал реванш за проявленную слабость... А в это время в офицерской комнате шёл "разбор полётов". Там находился и Виктор - стоял перед командиром дивизиона полковником Заикиным, переминаясь с ноги на ногу. Полковник мерил кабинет широкими шагами. "Как маятник от часов", - подумал Чернов. Майор Серёгин и капитан Чукарин сидели за своими столами и дымили сигаретами. Старшина Кожемяка стоял возле единственного окна, привалившись к стене и сложив свои могучие руки на могучей груди. Виктор уже сделал доклад о случившемся, свою версию изложил и старшина. Полковник орал на Виктора, что направит его в дизбат, что у него одно ЧП за другим, что кипсовики ставят под угрозу честь всего подразделения... Все эти слова проходили как-то мимо сознания сержанта. Мысленно он был в спальном помещении вместе с Костиком. И на все обвинения у него на языке крутился один вопрос: когда пострадавшего повезут в госпиталь? Только он боялся задать его до тех пор, пока полковник как следует не проорётся. А тот буквально вошел в раж - перекинулся на старшину: наряды не продуманы, с бойцами не проводится необходимый инструктаж, налицо нарушение техники безопасности... Попал на язык и капитан: это не первый случай в первом отделении, а выводов не сделали! - Как не сделали? - попытался оправдаться Чукарин. - Я по итогам зимнего ЧП запретил сержанту Чернову отпуск домой... - Мало этого! Мало! - разошёлся полковник Заикин. - На губу надо было! Посидел бы на гауптвахте, проветрил мозги! - Да как же кипсовикам вести регламентные работы? А кто в караул ходить будет? - разводил руками капитан. - Ладно! - подвел черту под разбирательством раскрасневшийся полковник. - В полк о ЧП не сообщать! В госпиталь рядового не повезём! Сами лечите! - Так нечем лечить, товарищ полковник, - подал голос Виктор. - Молчать! Нечем лечить, лечите народными средствами! А дивизион я вам подставлять не позволю! А ты, вообще, готовься... - пригрозил он Чернову. - О нашем разговоре никому ни слова! Кругом, марш! Виктор крутнулся на каблуках, выскочил за дверь - бегом по коридору - в спальню, где завершал свою экзекуцию Предыбайло. Костик лежал перед ним голый с закрытыми глазами и тихо стонал. Его нога выглядела ужасно, покрытая пятнами зеленки вперемешку с ожогами, вся покрытая волдырями. - Ну что, когда повезём парня в госпиталь? - не поднимая головы от пострадавшего, спросил фельдшер. Виктор ткнул его кулаком в плечо и в ответ на его вопросительный взгляд приложил палец к губам и поманил Семёна, предлагая отойти в сторону. Когда они вышли в коридор, Виктор снял с головы пилотку и с размаху шлёпнул её об пол: - Не будет госпиталя, командир боится сообщить в полк о ЧП, за себя боится, шкура! А тут хоть помирай! - Тише, - зашипел на него Семён, заметив, что стоявший на тумбочке дневальный прислушивается к их разговору. - Что делать-то приказали? - Приказали лечить народными средствами... - Как это? - растерялся Семён. - У меня лекарств нету, только мазь Вишневского. Я ею уже помазал. Только что толку! Ожог третьей степени... А если сепсис?! Останется парень без ноги. - Пойду к Серёгину, объясню всё. - Виктор торопливо поднял пилотку. - А до этого держиморды не достучишься. Что ему солдат - ему карьера дороже! ...Серёгин вздыхал, слушая сбивчивые аргументы Виктора. Потом, отведя глаза в сторону, сказал: - Давай подождём день-два, видно будет, как дело пойдёт. Раз командир приказал... Но, если будет хуже, я сам с ним поговорю. Так что не горячись! - Он похлопал Чернышова по спине и вышел из казармы на улицу. ... Ночью казарма спала беспокойно. Впрочем, большинство солдат спокойно видели сны, а вот первому отделению не спалось. Виктор, чья койка находилась возле окна - в самом начале шеренги кроватей отделения, несколько раз вставал и в полумраке осторожно крался вдоль ряда ворочающихся в постелях солдат, подходил к постели Костика, вглядывался в его белеющее в темноте лицо с закрытыми глазами. Больной лежал, не шевелясь, только едва слышалось его учащенное дыхание. Перед самым отбоем Предыбайло поставил ему укол обезболивающего... Вдруг он что-то забормотал, сорвал с себя простыню. Виктор наклонился к нему, пытаясь разобрать невнятные слова, но ничего не понял. Он приложил ладонь ко лбу солдата, лоб был влажным и горячим. Чернов присел на край кровати, взял Костика за руку. Тот внезапно открыл глаза: - Товарищ сержант, очень пить хочу, - прошептал он тихо. - Сейчас! - засуетился Виктор. Сунулся в тумбочку солдата, взял его кружку, выскочил в коридор, где стоял бачок с питьевой водой. Костик приподнялся на локте, взял протянутую кружку, напился, кивком поблагодарил сержанта, откинулся на подушку: - Нога горит, жжет внутри! - как-то безысходно пожаловался он. - Не боись, до свадьбы заживёт! - раздался над ухом Виктора голос Чимитова. Подошёл и Олег Павлюков, вылез из кровати и Кирбобо. Все обступили Костика, склонились над ним. В окна казармы заглянул серп луны. - Ребята, как я вас подвёл, - на щеке Костика блеснула слезинка. - Кончай сопли! - ответил ему за всех Чимитов. - Мы тебя в госпиталь свезём. Там тебя быстро вылечат, ещё успеешь в летнюю командировку съездить к огневикам. - Командир, - Олег Павлюков повернулся к Виктору, - а ведь Чима прав - без докторов не обойдётся, иначе парню - привет... Надо звонить в полк, вызывать подмогу. А то этим, - он кивнул в сторону коридора, - за свои погоны боязно, что им наш солдат... Они притихли, раздумывая, что делать дальше, как помочь товарищу? Костик тоже затих, может, задремал. Виктор сделал знак рукой, ложитесь, мол, утро вечера мудренее. Разошлись по кроватям. Чернов только прикоснулся к подушке, сразу провалился в глубокий сон без сновидений. ... Вывел его из этого состояния Чимитов: он тряс сержанта за плечо: вставай! Виктор подумал, что прослушал команду "Подъём!" Однако, как оказалось, старшина отменил голосовую подачу команды из-за больного. Виктор привычно подскочил с постели и сразу же увидел, как возле кровати Костика суетились Предыбайло и дежурный офицер. Чернов быстро оделся и подошёл к ним. Он увидел, что Костик лежит с закрытыми глазами и часто дышит.