Василий Гуляев
Рыцарский роман
Пока не очумел от домоседства,
Я, по примеру славного идальго,
На подвиги во имя дамы сердца
Пущусь на Россинанте двухпедальном.
Родимый край по-прежнему заманчив,
В любую, даже скверную, погоду
Моя Сибирь прекраснее Ламанчи,
Хоть в Пиренеях не бывал я сроду.
А наши сосны выше ихних мельниц,
Бери копьё, сражайся, коль угодно,
Но я – с природой драться не умелец,
Не по душе и как-то старомодно.
Ведь подвиг – не сраженье, а поступок,
Вот прикачу к своей любимой босым,
Она оценит, скромно взгляд потупит,
Не то что Дульцинея из Тобоссо,
Введёт меня в свой замок пятистенный,
Лафитники достанет из серванта.
А дальше мы отступим с ней от темы,
Которую открыл старик Сервантес.
Вечный двигатель
Влетел он в двери, как орёл,
Схватил меня за плечи
И крикнул: «Дед, я изобрёл!
Мотор придумал – вечный!»
«Ты загляни-ка в интернет, –
Остановил я внука. –
Ведь вечных двигателей нет,
Доказано наукой».
Из глаз его струился свет,
Душа плыла в нирване –
Вот так был счастлив Архимед,
Когда плескался в ванне.
Так радовался Пифагор,
Когда «кроил штанину»,
Но прозвучал мой приговор
Больней, чем выстрел в спину.
Нельзя помиловать, казнить
Склеротика, невежду –
Я оборвал живую нить,
Я погубил надежду.
И впрямь я, видно, постарел –
А вдруг, презрев науку,
И вправду бойкий мой пострел
Создал бы эту штуку?!
Монолог статиста
Я не являюсь славы узником,
Галёркой бойкой не освистанный,
Хожу по улицам неузнанный,
Не лезу в склоки закулисные.
По мне не станут сплетни стряпаться,
Когда пройдёт спектакль... итоговый,
И у моей гримёрки тряпочной
Поклонниц нету за автографом.
Вот те – увешанные цацками,
Обременённые авансами,
Играют Гамлета и Чацкого
И кланяются под овации.
Они способны без исподнего,
Чтоб помодней, понатуральнее,
А я – всего лишь: «Кушать подано!»,
Но с каждым разом гениальнее.
Чайное
День окончен. Сиди и скучай,
Рыжий кот замурлыкал усерднее,
Но меня пригласили на чай
С пирожками –
Про жизнь побеседовать.
Перламутром взошедшей луны
Зимний сад и дорога подсвечены
И хрустит леденец тишины
На зубах у морозного вечера.
Разговор с дедом
Поговори со мною, дед Илья,
Мне верится, что ты мечтал об этом –
Тебе подарят внуков сыновья,
И вырастет один из них поэтом.
А ты, на «хромке» перебрав лады,
Его словам мелодию озвучишь,
Но кто мог знать, какой большой беды
Над Родиною соберутся тучи?
Оставить сыновьям пришлось гармонь,
Сменив её на «инструмент» с прикладом,
И под команду «По врагу! Огонь!»
Ты принял смертный бой под Ленинградом.
Я бабушке бумагу составлял
(У ней под старость ослабело зренье),
Мне в кипе справок на глаза попал
Помятый бланк с печальным извещеньем,
Где текст казённый сухо говорит
О том, что, верный воинской присяге,
Ты был в бою за Родину убит.
Спасибо, дед, твоей святой отваге.
Да ты и дедом не успел побыть,
Ушёл на небо в возрасте христовом,
А мы могли б с тобой поговорить
О нынешнем порядке непутёвом,
Который с вашим трудно не сравнить,
Где, как мне жить, решается не мною,
Но только знай: не оборвалась нить –
Наследники твои готовы к бою.
Когда-нибудь, бородку теребя,
Мой внук о предках заведёт беседу.
Я расскажу, чтоб помнил про тебя
И чтоб гордился, – про твою Победу.
Пока не очумел от домоседства,
Я, по примеру славного идальго,
На подвиги во имя дамы сердца
Пущусь на Россинанте двухпедальном.
Родимый край по-прежнему заманчив,
В любую, даже скверную, погоду
Моя Сибирь прекраснее Ламанчи,
Хоть в Пиренеях не бывал я сроду.
А наши сосны выше ихних мельниц,
Бери копьё, сражайся, коль угодно,
Но я – с природой драться не умелец,
Не по душе и как-то старомодно.
Ведь подвиг – не сраженье, а поступок,
Вот прикачу к своей любимой босым,
Она оценит, скромно взгляд потупит,
Не то что Дульцинея из Тобоссо,
Введёт меня в свой замок пятистенный,
Лафитники достанет из серванта.
А дальше мы отступим с ней от темы,
Которую открыл старик Сервантес.
Вечный двигатель
Влетел он в двери, как орёл,
Схватил меня за плечи
И крикнул: «Дед, я изобрёл!
Мотор придумал – вечный!»
«Ты загляни-ка в интернет, –
Остановил я внука. –
Ведь вечных двигателей нет,
Доказано наукой».
Из глаз его струился свет,
Душа плыла в нирване –
Вот так был счастлив Архимед,
Когда плескался в ванне.
Так радовался Пифагор,
Когда «кроил штанину»,
Но прозвучал мой приговор
Больней, чем выстрел в спину.
Нельзя помиловать, казнить
Склеротика, невежду –
Я оборвал живую нить,
Я погубил надежду.
И впрямь я, видно, постарел –
А вдруг, презрев науку,
И вправду бойкий мой пострел
Создал бы эту штуку?!
Монолог статиста
Я не являюсь славы узником,
Галёркой бойкой не освистанный,
Хожу по улицам неузнанный,
Не лезу в склоки закулисные.
По мне не станут сплетни стряпаться,
Когда пройдёт спектакль... итоговый,
И у моей гримёрки тряпочной
Поклонниц нету за автографом.
Вот те – увешанные цацками,
Обременённые авансами,
Играют Гамлета и Чацкого
И кланяются под овации.
Они способны без исподнего,
Чтоб помодней, понатуральнее,
А я – всего лишь: «Кушать подано!»,
Но с каждым разом гениальнее.
Чайное
День окончен. Сиди и скучай,
Рыжий кот замурлыкал усерднее,
Но меня пригласили на чай
С пирожками –
Про жизнь побеседовать.
Перламутром взошедшей луны
Зимний сад и дорога подсвечены
И хрустит леденец тишины
На зубах у морозного вечера.
Разговор с дедом
Поговори со мною, дед Илья,
Мне верится, что ты мечтал об этом –
Тебе подарят внуков сыновья,
И вырастет один из них поэтом.
А ты, на «хромке» перебрав лады,
Его словам мелодию озвучишь,
Но кто мог знать, какой большой беды
Над Родиною соберутся тучи?
Оставить сыновьям пришлось гармонь,
Сменив её на «инструмент» с прикладом,
И под команду «По врагу! Огонь!»
Ты принял смертный бой под Ленинградом.
Я бабушке бумагу составлял
(У ней под старость ослабело зренье),
Мне в кипе справок на глаза попал
Помятый бланк с печальным извещеньем,
Где текст казённый сухо говорит
О том, что, верный воинской присяге,
Ты был в бою за Родину убит.
Спасибо, дед, твоей святой отваге.
Да ты и дедом не успел побыть,
Ушёл на небо в возрасте христовом,
А мы могли б с тобой поговорить
О нынешнем порядке непутёвом,
Который с вашим трудно не сравнить,
Где, как мне жить, решается не мною,
Но только знай: не оборвалась нить –
Наследники твои готовы к бою.
Когда-нибудь, бородку теребя,
Мой внук о предках заведёт беседу.
Я расскажу, чтоб помнил про тебя
И чтоб гордился, – про твою Победу.