- Хм, а у вас чище здесь, можно подумать.
- Ну уж почище, чем там… Конечно, тоже гадим, но ветра помогают. Тут такие ветра!.. Что, друзья, - великан поднял пластиковый стаканчик с коньяком, - примем!
Хрустнули в чоканье стаканчиками, проглотили коньяк.
- У нас лучше его пить - он не такой своенравный, как водка… А раньше, когда с Кубой отношения были, ром стоял везде. Так никакой цинги!.. Бальза-амы…
- Сейчас драку наблюдал, - понимая, что лекция об алкоголе может продолжаться долго, перебил Сергей Игоревич. – Пошел в торговый центр, а там компания гуляла… - И он рассказал, что произошло.
Великан покивал, вздыхая.
- Раньше друг с другом хлестались, а теперь – с детьми гор.
- Их здесь много разве?
- Да полно! Как китайцев… Кха, нет, китайцев-то у нас и нету теперь, эти их выжили… Всё держут. И торгушку эту, и рынок, и магазины, кафешки… Да это не самое страшное. – Дмитрий Абрамович осторожно, чтоб не перевернуть стаканчики, плеснул еще коньяка. – Тут ведь несколько лет назад настоящий бой случился. Контр… эта… контртеррористическая операция.
- Да?
- Угу. Я сам не видал, но рассказывали кто рядом был… Да и в прессе писали… В общем, всё тихо, спокойно, и тут солдаты, машины армейские окружают девятиэтажку одну, выводят людей и начинают в мегафон призывать: «Такой-то такой-то, сдавайтесь. Вы блокированы, сопротивление бесполезно». А из окна, с седьмого этажа – очередь из автомата в ответ… Привезли отца этого, который в квартире. Тот его стал уговаривать, а из окна снова очередь… Короче, штурманули квартиру, парня убили. Оказалось, местный рожак, но по национальности кто-то из Дагестана. Не помню точно, не буду грешить… Отец его еще в советское время оттуда приехал, работал на компрессорной станции, передовик, уважаемый человек, жена русская. А сын вот сошелся с этими… с ваххабитами.
- И совершал реальные преступления? – спросил Сергей Игоревич, удивляясь, что случай, обычный для Северного Кавказа, произошел, оказывается, и в городке под Северным полярным кругом.
- Ну, вроде как совершал. Ездил туда, в Дагестан… Вишь, и автомат у него был – автомат не будешь просто так дома держать.
- Я прилягу? – попросила женщина, перестав улыбаться.
- Давай-давай, Олюшка, - великан оживился, - отдохни. Напугали тебя такими разговорами.
Она сбросила туфли, легла, поджала ноги в черных нитяных колготках, оправила юбку. Сергей Игоревич отметил, что фигура у нее вполне еще ничего…
Ольга не принимала участия в разговоре, кроме одинокого слова «экология», но без нее стало пустовато. Дмитрий Абрамович посапывал, похрипывал, явно выискивая в голове новую тему, Сергей Игоревич тоже думал, что бы сказать. Наконец придумал:
- Ивана не хватает… Так с ним пока и не поговорил, а знаком давно.
- М-м, да-а, - как-то вымученно протянул великан-краевед. – Я его на фуршете мельком видал… Загадочный он в этот раз.
- А вы уже раньше встречались?
- Да был года два назад, ездил по округу. Сравнивал быт и язык наших эвенков со своими. Их у нас-то с гулькин нос, но е-есть…
- Понятно. – И Сергей Игоревич добавил про себя: «И с Еленой тогда познакомился…»
И желание увидеть, а точнее быть с Еленой, заскребло еще сильнее.
Достал телефон. На дисплее застыли цифры «22:17». Самое то, чтоб позвонить. Или поздно?..
- Ольга заснула, - прошептал хрипло Дмитрий Абрамович. – Чего, на посошок да тоже на боковую? Завтра день-то большой предстоит.
- Да, на посошок…
В коридоре сразу же набрал Елену. Слушал длинные гудки и заставлял себя ни о чем не думать, не подбирать слова, которые сейчас скажет… Гудки тянулись, тянулись, а потом бесстрастный женский голос произнес:
- Абонент не отвечает. Перезвоните позже.
- Куда уж позже? – пробормотал Сергей Игоревич.
Постоял в коридоре и спустился на первый этаж, подошел к стойке регистрации, спросил, в каком номере проживает Иван Петренко.
- Минутку. – Черноволосая девушка в белой блузке пощелкала мышкой. – В номере пятьсот восемь.
- Спасибо.
«Вряд ли он еще спит, - убеждал себя. – Поговорим… Может, в ресторан…» Но шел к Ивану не за этим.
Нашел дверь с табличкой «508». Постучал. Подождал. Постучал громче. Прислушался, и показалось, что в номере двигаются, идут открывать. Но дверь не открывалась… Сергей Игоревич еще постучал. Еще подождал. -
Всё, хватит… Спать.
***
На завтраке видел помятые после вчерашнего, похмельные лица участников фестиваля. Кивал знакомым. Возле кофемашины столкнулся с Еленой.
- Привет. Ты уже здесь?
- Да я… - Елена как-то растерялась. – Я решила поближе к вам.
- Здесь ночевала?
- Типа того… Всё нормально у тебя?
Сергей Игоревич усмехнулся:
- Ну как сказать… Искал тебя вчера, звонил…
- А, я уже отрубилась, наверно, - слишком, ненатурально легко объяснила Елена. – Перебрала на фуршете. Извини.
- Что ж извиняться… Просто хотелось, как тогда…
Елена быстро обвела взглядом пространство вокруг, определяя, слушают их или нет. Сказала тихо и быстро: -
Пойми, там я была гость, свободный человек, а здесь – организатор. Я уже объясняла…
- И ночью тоже?
- И ночью, Сергей. Ночью нужно прийти в себя. Я не готова сейчас, понимаешь?
- Понимаю, что ж…
Елена сочувствующе и как-то жалеюще улыбнулась, повернулась спиной и с чашкой кофе мягко пошла в своих лодочках. Тянуло смотреть ей вслед. Удержался.
Чувствуя и возбуждение, и страшную, хоть падай, усталость, Сергей Игоревич нажал на кнопку «Американо».
Сидел за столом один – никто не подсаживался, - чувствовал себя опущенным. Унизительно, когда женщина, которая была с тобой, тебе отказывает. И улыбается, как калеке, дефективному. А ведь тогда улыбалась счастливо. Смотрела тем утром так, что… Так, что хочется снова увидеть. Но для этой улыбки и взгляда нужна ночь…
И зачем она решила жить здесь, в гостинице? У нее ведь ребенок, муж, наверное… Хм, Сергей Игоревич только сейчас обнаружил, что почти ничего не знает о Елене. Тогда, в ноябре, не хотелось знать, не хотелось слов, вообще человеческой речи – всё это было не нужно. А теперь нужно. Нужно стало узнать, поговорить. Сказать много слов, уговорить, убедить. Пойти, запереться, раздеться, лечь…
Моментом пространство под черепом залили сладостные картинки. Воспоминания и фантазии. От них, почти несбыточных, напрасных, стало тошно, и Сергей Игоревич с трудом проглотил очередную ложку молочной каши «Дружба». Сполоснул рот кофе.
По пути к лифту поглядывал на завтракающих. Ивана не заметил. Дмитрия Абрамовича тоже… Этот наверняка мнет сейчас женщину Ольгу… А что он, не человек, что ли? И не такой уж древний. Хоть и трухлявый, но большой, уютный, для секса еще наверняка пригодный. Женщинам с такими, слышал, хорошо.
Распаляя и добивая себя такими мыслями, добрел до номера и просидел на стуле, как Наполеон после Ватерлоо (сам с усмешкой нашел такое сравнение) до без четверти десять.
Очень не хотелось, не моглось тащиться на мероприятие, где к тому же предстояло выступать с докладом. Стоять на сцене и минут двадцать шевелить языком. Но что делать: дорогу, проживание и питание оплатили, и он обязан отработать…
Зачирикал мобильник. Жена.
- Привет, как ты там?
- Всё нормально… Сейчас пойду выступать.
- А что голос такой? Ты чем-то расстроен?
- Да так… Тягостно как-то… Ладно, ничего страшного.
Жена поверила, пожелала всего хорошего, добавила, что соскучилась.
- И я, - ответил Сергей Игоревич, ощущая, что действительно хотел бы оказаться дома, рядом с ней…
И никуда больше не ездить, никого не видеть. Стать старым. Степенным стариком с большой пенсией…
По-стариковски кряхтя, поднялся, стал собираться. Подбадривал, стыдил себя: «Чего раскис? Может, и к лучшему, что не получается. И не пацан – из-за этого смысл жизни терять». Это слегка помогло, в холл спустился внешне веселым.
- Так, все? – хлопотала, но не заполошно, а как опытный сержант, Елена. – Тогда выдвигаемся. Там народ будет, неудобно опаздывать.
Вслед за ней потекли на улицу, повернули в сторону библиотеки.
Сергей Игоревич заметил впереди Ивана. В черных джинсах, заправленной в них черной рубашкой, мощный кожаный ремень на поясе…
- Привет, - догнал, пошел рядом.
- А, - Иван выглядел утомленным, - здорово.
- Не выспался?
- Да-а… Бурный вечер вчера получился.
- В смысле? – у Сергея Игоревича засосало в груди.
- Ну, перебрал слегка.
- А, это… Я тоже.
Библиотека оказалась огромной. Новенькое, с широченными окнами двухэтажное здание. Словно не на Крайнем Севере построено, а где-нибудь в Анапе или Сочи. Потолки высокие, в холле на втором этаже настоящий сад.
Здесь же, в библиотеке, находился и Дом памяти, директором которой была Елена.
- Мы не бедные родственники, - объявила она в присутствии библиотекарей. – Изначально делим помещения. Актовый зал – общий.
Елена была деятельна, гостеприимна и как-то вызывающе соблазнительна. Высокая, легкая, сочная. Ладная, как говорили раньше. Казалось, каждое ее движение рассчитано на то, чтобы мужчины изумленно облизывались, а женщины завидовали. И Сергей Игоревич недоумевал, почему окружающие Елену люди выглядят вполне равнодушными.
«Филологические черви», - насмешливо-презрительно произнес один голос. А другой, серьезный и грустный, спросил: «А ты не влюбился ли?»
Когда-то Сергей Игоревич прочитал в одной случайной газетке, что любовь это болезнь. Болезнь в прямом смысле слова. Даже в реестр заболеваний внесена…
Болел ли Сергей Игоревич любовью? В школьные годы – было. В девятом классе влюбился в девочку из соседней школы. И до этого возникали постоянные влюбленности, но здесь случилось всерьез – не мог спать, учиться, разговаривать с родителями, кусок в горло не лез, от запаха еды тошнило. Сердце то колотилось, то замирало, то падало куда-то в живот… Часами бродил возле той соседней школы, и опасность получить от враждовавших с их школой пацанов не пугала, вернее, он даже хотел подраться, героически проиграть, и желательно на ее глазах. Он узнал, где живет его любовь и торчал возле подъезда… Она знала о его чувствах, была к нему добра, соглашалась погулять в парке или по набережной, они даже целовались… Что дальше, тогдашний Сергей Игоревич не то чтобы не знал, но не решался предложить. Да и где? В квартирах родители, братья или сестры, дач у них не было…
Болезнь продолжалась до поступления Сергея Игоревича в университет. Некоторое время они переписывались, он бегал звонить ей телеграфа, а потом постепенно – прошло.
В универе были романчики с однокурсницами, но легкие, без болезни.
Встреча с будущей женой наверняка могла бы развиться в болезнь. Но они почти сразу стали жить вместе, и сексом, перемежающимся с небольшими ссорами, периодами страсти, которые сменялись охлаждением, болезнь удалось подавить… Конечно, в то время Сергей Игоревич не думал, что именно «подавляет» болезнь любви – это теперь стало ясно, спустя двадцать с лишним лет. А тогда они просто мучились, когда происходили ссоры, радовались, когда мирились. Хотя оба тогда уже прочитали «Крейцерову сонату» Толстого и даже поделились впечатлениями, поспорили, но к своей жизни эту повесть не примеряли, не смели подумать, что подобный график: секс – ссора, секс – ссора неизбежен для любой пары.
Вообще в реальности опыт литературы, разных наук почти никто не использует. Как-то жена одного приятеля стала жаловаться на него Сергею Игоревичу. «Но ведь ты же психолог», - напомнил он; жена приятеля оскорбилась: «Это на работе я психолог, а дома я – женщина!» Вот так, в самую точку.
Опять же где-то Сергей Игоревич прочитал, что любовь живет не больше трех лет. Не исключено, не исключено…
Страсть сменяется привычкой, а вернее потребностью справить свои половые потребности, и раза два-три в неделю их справляешь. При помощи того, кто рядом. А рядом – законная жена… Куда сильнее влечения друг к другу связывают дети, общее жилище, набитое общими вещами, а главное – страх перемен. Конечно, разводов полно, но большинство их происходит в первые годы брака, или у обеспеченных, точнее богатых. А борющиеся за существование держатся друг за друга мертвой хваткой, друг другу помогают, даже если любви уже нет, да и по большому счету не было.
Жене Сергей Игоревич изменял. Да. Правда, нечасто и без страсти. Подчинялся природному мужскому любопытству к телу новой женщины, инстинкту. Но все же безоглядно, порывисто не пытался спариться с любой понравившейся. Чувствовал опасность связи с теми, с кем вместе работал, кто был знаком с его женой; предпочитал случайных, в командировках, которых вряд ли встретит еще. Елена оказалась как раз из случайных, но вот, оказывается…
«Да какое влюбился?! – притопнул мысленно ногой на себя. – Миловидная… смазливая, - усилил эпитет, - вот и тянет».
Прислушался, что говорит очередной выступающий – нужно было следить за происходящим, а то пропустит, когда его позовут. Не хватало, чтобы соседи стали локтями пихать: тебя зовут, иди к микрофону…
Доклад Сергей Игоревич сделал ровный, без огонька, но и без натуги. Закончив, предложил задавать вопросы. Вопросов не оказалось. «Ну и ладно, и хорошо». Сошел со сцены, сел на свое место.
Зато Иван, еще недавно усталый и сонный, выдал настоящую поэму. О богатстве и функциональности языков коренных народов Севера и Сибири, о языковой родственности сибиряков разных этносов… С точки зрения идей поэма эта была неоригинальной, зато масса примеров, сочность подачи понравились залу. Хлопали бурно.
***
В час дня сели обедать в гостиничном ресторане, а в два – во время обеда Елена подходила к столам и настойчиво просила не опаздывать – выехали на стойбище оленеводов-ненцев.
Дмитрий Абрамович с Колей и еще мужчинами устроились сзади и стали выпивать. Приглашали и Сергея Игоревича, он вежливо отнекивался. И правильно – вскоре из головы автобуса пришла Елена.
- Дмитрий Абрамыч, прекращайте. Вы же знаете, что к ним пьяными нельзя… Вечером в гостинице…
- Всё-всё, - одышливый и виноватый голос великана, - больше ни капли.
- Нет, лучше дайте мне бутылку. На обратном пути верну и с вами пропущу с удовольствием…
Елена прошла обратно уже с пакетом. Сергей Игоревич проводил взглядом ее фигуру в красной ветровке, черных обтягивающих штанах, белых кроссовках. Закрыл глаза. Подремать… Тем более что за окнами был классический для этих мест рахитный лес, порождающий тоску и безысходность.
Но подремать не получилось. Минут через двадцать автобус остановился, и пассажиры пересели в две вахтовки – на «Камазах» были установлены кузова, напоминающие «Пазики». Кто легко, а кто с великим трудом забрались по лесенке внутрь. Перенесли из автобуса пакеты с подарками оленеводам.
- Пристёгиваемся, - командовала Елена. – Дорога дальше негладкая. Может так швырнуть…
«Камазы» двинулись по ухабистому проселку… Лесок вскоре кончился, открылась гладкая равнина.
- Вот и тундра пошла, - вздохнул кто-то.
- Это еще не тундра, - не согласились тоже со вздохом.
- Здесь любое пространство без деревьев называют тундрой, - объяснил третий голос.
Кузов покачивался, «Камаз» то одним боком, то другим нырял в ямки, иногда заполненные болотистой жижей. Справа тянулась жидко поросшая травой неровность.
- Это древний вал, что ли, какой-то? – спросили.
- Это – самое важное. Главная ценность.
- В смысле?
- Это – труба.
- А-а, так вот она какая…
- Кормилица.
Сергей Игоревич улыбнулся – от этого полушутливого диалога настроение слегка поднялось.
Свернули с проселка вдоль трубы, и качка стала слабее. Все расслабились, ловили удовольствие от медленной, словно на теплоходике, езды. Но «Камаз» почти сразу остановился.
- Дальше пешочком, - сказала Елена и первой стала спускаться. – Мужчины, захватите, пожалуйста, пакеты.
Побрели по тундре, а по сути – по поросшей низкой, но вполне европейского вида травой поляне. Кое-где виднелись бледно-зеленые пятна ягеля.
Вскоре послышались недовольные бормотки:
- Где стойбище-то? Ближе не могли подвезти?
- Близко – нельзя, - отозвался лингвист то ли из Якутии, то ли из Бурятии. – Два раза «Камаз» проедет, и колея на пять лет. Да и животных зачем пугать лишний раз…
Сергею Игоревичу даже с тяжеловатым пакетом в руке идти было приятно. Пахло вкусно свежими травами, радовало, что почти нет комаров и гнуса. Впереди появились движущиеся точки. Они быстро оформились в оленьи упряжки – четыре оленя тащили маленькие сани. Упряжек было три.
Подъехали. Двое узкоглазых, но не монголоидных мужчин довольно молодые, один – почти старик с мутными, словно начавшими зарастать бельмами глазами. Все трое улыбались приветливо, обнажив сероватые зубы.
Поздоровались с Еленой, еще некоторыми, как со старыми знакомыми, усадили в сани самых пожилых или полных женщин, и сани заскользили по траве полозьями. Оставшиеся, продолжив путь, минут через десять увидели на горизонте чумы, еще минут через пять – серую массу оленей слева от стойбища. А спустя четверть часа наконец добрались до места.
Три чума, рядом прикрытые брезентом снегоходы, несколько саней разного размера, сушащееся белье на веревке, железная печка, поленница, обрезки рогов, окровавленная шкура.
«Будем мясо есть», - угадал Сергей Игоревич.
Он держался в стороне – большинство участников похода тут же накинулись с разговорами, вопросами на мужчин, женщин. Молодые женщины, смущенно улыбаясь, скрылись в чумах, отвечала пожилая, в цветастом байковом халате, по-сибирски повязанная платком. Она была очень похожа на его, Сергея Игоревича, бабушку, разве что разрез глаз другой. Хотя когда бабушка жмурилась…
Были и подростки, ребятишки, совсем кнопки, которые, впрочем, вели себя активно, деловито, почти как взрослые. Занимались тем, что отгоняли от чумов нескольких оленей, которые лезли туда пугливо, но настойчиво.
- Хлеба хотят, - кивнул Дмитрий Абрамович, - разбаловались. И вишь как – одни там стоят, дичатся, а этих пендалями не отгонишь… Как куры, скажи.
Запряженные олени вели себя иначе, смирно, но и степенно – даже глаза были какие-то гордые: мы при деле, мы полезны.
Елена и ее помощницы раздали подарки – овощи, фрукты, толстый женский свитер, соки, резиновые сапоги, - и гостей пригласили в чумы… Сергей Игоревич пошел в ближайший.
Пожилая женщина, придерживая полог, кивала входящим, внутри молодая женщина вынимала из чана мясо, резала кубиками. Расселись на топчаны, стульчики, табуретки с укороченными ножками, принимали тарелки с олениной.
- Кушайте, кушайте, - уговаривала пожилая.
- Как живете-то? – спросил лингвист то ли из Якутии, то ли из Бурятии. – Олени здоровы?
- Здоровы пока, и пусть так будет
. - Да-да, конечно.
- А эта красавица, - кивнула на молодую оплывшая женщина, - дочь или жена сына?
- Жена сына, жена…
- А как молодые находят друг друга? Расстояния от стойбища до стойбища ведь огромные.
Улыбка хозяйки чума из сдержанной стала какой-то стыдливой.
- Ну так как находят… На то и молодость, чтоб находить. Находят… А зимой много в поселке живут… Поселок у нас свой. Там тоже… Праздники бывают еще.
Вошел старик-хозяин. Солидно и устало покряхтывая, устроился перед стоявшей по центру железной печкой, заменяющей сейчас, в теплое время года, стол.
- Вы, это, ешьте, - сказал. – Мясо надо горячим есть.
Некоторые, в том числе и Сергей Игоревич, давно уже жевали мягкую ароматную оленину, другие же не решались.
- Много работы у вас? – новый вопрос.
Хозяйка вопросительно взглянула на мужа – ты будешь отвечать или я отвечу?
- Хватает ее, - кивнул старик. – Не скучаем.
И он, и пожилая женщина говорили не то чтобы с акцентом, а как-то с усилием, по обязанности. Так говорили и многие русские крестьяне, с которыми Сергей Игоревич общался в своих экспедициях, его собственные бабушки и дедушки. Трескотни от них нельзя было дождаться, а если что и решали рассказать, то рассказ двигался туго, с массой междометий, пауз, вздохов… Эти ненцы явно были рады гостям, общению, понимали, что вопросы по делу, но не знали, как отвечать многословно.
- А много у вас детей?
- Пять детей. Три сына, две дочки.
- Еще один сын был, - добавила хозяйка, - умер. – И промокнула правый глаз углом платка.
- Простите…
- Это давно было, - сказал старик. – Первый сын был… Заболел маленький, сгорел.
- Как – сгорел?
- Температура. Лекарства были какие – не помогали, травы – не помогали. Связи с вертолетом – не было. И – так…
- М-да…
- А сыновьями, дочками довольны? – наверняка чтоб сгладить трагические воспоминания, спросила одна из помощниц Елены; самой Елены Сергей Игоревич не видел, скорее всего, она находилась в другом чуме.
- Всеми довольны. И женами сыновей довольны, - ответила хозяйка. – Всё умеют, работают.
- Яшка, младший, - добавил старик, - из техникума сбежал. Не смог там. С вами, говорит, хочу. Мы не спорим. Пускай. Хорошо.
- А он женат?
- Пока нет. Зима встанет, отправим в поселок – там есть невесты…
- А у него настоящее имя Яша, или это русский, так сказать, псевдоним?
Родители отмолчались. Лингвист из Якутии или Бурятии объяснил:
- Личное имя вам никто не скажет. Это тайна. Сергей Игоревич доел свое мясо, передал пустую тарелку молодой женщине, стройной, крепкой, с чистой, гладкой кожей; не верилось, что большую часть года она живет в чуме… Посидел ради приличия, хотя хотелось на воздух.
Дождался, пока один из гостей, поблагодарив хозяев, выйдет, и последовал его примеру.
Парни сколачивали из жердей что-то вроде переносной ограды, подростки играли в догоняшки, а малышня катала машинки по траве.
Тут же были и олени – одни бродили неподалеку от жилищ, опасаясь лезть в них, наполненных приезжими; другие по-прежнему смирно стояли в упряжке.
Женщина Ольга гладила одного из запряженных оленей, с торчащим из центра лба уродливым рогом, жалеюще приговаривала:
- Бедненький, как тебе живется такому…
Возле поленницы лежала похожая на медвежонка собака и миролюбиво посматривала на Сергея Игоревича.
Его медленно стала заливать тоскливая зависть к обитателям этого мирка.
«И долго ты так выдержишь? – сразу вякнул насмешливый голос. – Оленей пасти, в чуме на досках спать, мыться раз в месяц?» - «Если бы родился частью этого мира – был бы, наверное, счастлив». – «Да ну! Хе-хе. Быть частью мира, который более сильные миры выдавили на край света. Буквально на край света. Их обрекли на мучение, как слабых эскимосов в Северной Америке, огнеземельцев в Южной, айнов на островках между Россией и Японией, а теперь цивилизованные народы завидуют этому мучению, изучают его, оберегают». – «Не в этом дело!» - «А в чем?» - «Да ни в чем!» - мысленно рявкнул на насмешливый голос, как сейчас Сергею Игоревичу казалось, настоящий.
Залюбовался было девочкой лет четырнадцати, в спортивных штанах, футболке, под которой выделялись бугорки грудей, за которой гонялся то ли брат, то ли племянник лет двенадцати. Девочка уворачивалась от выбрасываемой вперед руки, и толстая коса блестящих черных волос тяжело билась о ее спину, плечи…
Сергей Игоревич залюбовался девочкой искренне, чисто, без мыслей, но как только осознал, что залюбовался, так сразу полезли и мысли.
Вспомнилось о гостеприимном гетеризме – традиции, когда мужчины малых народов на время делились своими женщинами с гостями из других родов, или вообще чужаками… Наверняка делились не для того, чтобы сделать гостю приятное, а по чисто прагматичной причине: укрепить свой народ генетически.
Ясное дело, они не знали слов «ген», «геном», «генетика», впрочем, как и европейцы, - что-то связанное с генами появилось во времена Дарвина, - но чувствовали, что цивилизация, заключающаяся для них в трех-пяти сотнях человек, явно мала. Все родственники, и в итоге рождаются больные, хилые дети. Жертвы близкородственных скрещиваний по-научному, кажется. И когда появлялись чужаки, которые избегали убийства как враги, добирались до их женщин, то после них рождались дети крепче. Вот так и появилась традиция. Интересно, что она была особенно развита у народов Севера и островов Тихого океана.
Правда, справедливости ради, многие другие народы предлагали своих жен, дочерей, невесток чужакам, но в основном за деньги. А эти – бескорыстно. Вернее, тоже корыстно, конечно, - ради освежения крови, укрепления популяции.
Чужаки же вместо укрепления нередко приносили оспу, туберкулез и сифилис. Но сейчас-то времена изменились…
- Эх-х, - появился перед Сергеем Игоревичем великан-краевед, наверняка в свое время попользовавшийся гостеприимным гетеризмом вволю. – Выпить бы счас. – И сыто рыгнул в кулак.
- Да, неплохо бы. – Не то чтобы Сергей Игоревич тоже очень хотел водки или чего-то вроде, но мысли, как говорили в его детстве, заканали, хотелось переключиться.
– А у вас совсем ничего? - Так Ленка ж отобрала. Обратно поедем – заберу. Пропустим… Как тебе тут? Первый раз на стойбище?
- Нет, конечно. Не первый. – В своем голосе Сергей Игоревич услышал негодование и обиду. – И у эвенков был, и у тофаларов, тоджинцев… Но коротко, вот так же…
- А хочешь на неделю, на месяц? Могу устроить. У меня семья есть… друзья. С ними столько накочевал, как вокруг света. Теперь уже не могу, здоровье, а они привыкли, чтоб кто-то с ними был. Одним уже скучно… Ну, - Дмитрий Абрамович нахмурился, поняв, что подобрал не то слово, - не скучно, а как бы не хватает теперь чего важного…
- Спасибо… Разгребусь с делами в Москве, позвоню, - сказал Сергей Игоревич по возможности убедительно, но знал, что не разгребется, да и дел-то важных по существу нет. Просто нелепо это – в сорок пять лет, совершенно огорожаненным, прибиваться к оленеводам, жить внутри этой пирамидки из брезента и войлока. Это для молодых занятие, да и то… Есть в таких экспериментах неправда. Ложь. Пожил месяцок в чуме, а потом скорее в квартиру, к теплой батарее и окнам, затянутым сеткой от комаров. Или переселяйся насовсем, ну, на год хотя бы, или держись на расстоянии, изучай, если так уж хочется, по книгам, документам.
И Сергею Игоревичу стало стыдно своих блестящих туфель, чистых джинсов, легкой светлой куртки…
- Не знаете, - заговорил, когда молчание затянулось, - много они на своих оленях зарабатывают? Как-то неудобно сейчас у них спрашивать…
Дмитрий Абрамович махнул рукой, ответил досадливо, сипяще:
- Да ничего они особо не зарабатывают. Мясо если и покупают, то за копейки, шкуры вообще на фиг теперь не нужны. Нефтяники бы их давно, была бы их воля, согнали всех в кучу, но это ж международный скандал. Как это, дескать, малочисленный народ обижать… Да и так постоянные конфликты. Ханты недавно взбунтовались, так такой шум пошел…
- Слышал, слышал. Читал.
Из чумов стали выходить люди. Сергей Игоревич увидел Елену и Ивана. Шли рядом, улыбались друг другу, о чем-то приятном разговаривали… Заметили Сергея Игоревича и одновременно подтянули губы. Инстинктивно, как отдергивают руку от горячего…
«Неужели у меня глаза такие, - испугался Сергей Игоревич, - аж улыбки гасят?» И сам заулыбался им:
- Ну как, всё хорошо?
- Отлично! Оленина – объедение просто. Оторваться не мог. – Иван причмокнул. – У нас в Иркутске найти ее проблема целая.
- В Москве появилась, - отпарировал Сергей Игоревич. – И тушенка есть…
- Ну, в Москву, как говорится, всё катится.
Сергей Игоревич не стал спорить. Затяжно посмотрел на Елену, она спокойно и холодно выдержала его взгляд.
***
Обратный путь показался короче. Может, потому, что в вахтовке Сергей Игоревич слушал полушутливую перебранку великана-краеведа с Еленой по поводу оставленного в автобусе пакета с выпивкой и закуской, а когда добрались до автобуса, одну за другой выпил две порции водки и задремал… Не задремал точнее, а оказался в том приятном состоянии, когда в голове что-то бродит, мерцает, но это не воспоминания, не мысли. Мозг отдыхает, тело расслаблено, глаза спрятаны под веками. Слышишь разговоры вокруг, но не понимаешь слов, и голоса становятся причудливой мелодией, неровности дороги не раздражают, даже приятно покачиваться, подскакивать на сиденье…
Вот автобус останавливается, и почему-то надеешься, что он на светофоре, сейчас тронется дальше; хочется еще вот так посидеть. Но вокруг начинают шевелиться, кряхтеть, шуршать одеждой, топать по проходу. И ты с сожалением оживаешь.
- Так, внимание! – остановила толпу в холле Елена. – На сегодня официальные мероприятия окончены. Сейчас полчаса отдыхаем, а потом милости прошу на ужин в ресторан гостиницы.
- Да куда уж ужинать… Вы нас тут закормите, - тут же раздалось в ответ.
- Ужин – дело добровольное, - сказала Елена. – Но смысл ужина не только в еде, но и в общении.
- Вот это правильно, это мудро!
- А водка будет?
- Алкоголь, к сожалению, сегодня в частном порядке. Можете потерпеть до завтра – завтра на закрытии…
- Мы и завтра, и сегодня…
Сергей Игоревич поднялся к себе. Есть не хотелось, общаться – тем более.
Зря отключился в автобусе. Теперь состояние поганое… Снял туфли, лег на гладко заправленную горничной кровать, стал с помощью дистанционки путешествовать по телеканалам.
Чего общаться – бессмысленно и противно. Все эти попытки шуток, восторги, споры о ерунде. Поначалу казалось, что стоило бы поговорить с Иваном, узнать, как в Иркутске, какие новые открытия сделали, что изменилось за последние годы. А теперь не хочется говорить. По сути, не о чем…
«Да нет, - усмехнулся Сергей Игоревич своему неловкому лукавству, - есть о чем. Е-есть… Ревнуешь просто… А доклад у него интересный, видна работа, увлечение. Молодец он. Просто я стал не тот. Если честно, давно уже не тот. Кабинетный диалектолог с редкими краткосрочными выездами к объектам своих исследований. Во время них не услышать, не понять…» - «Но есть место для подвига и в Москве».
И представилось, как он ради науки облачается в одежонку похуже и отправляется на нелегальную биржу труда, которых, говорят, полно. Нанимается в бригаду разнорабочих, в которой таджики, узбеки, киргизы, молдаване из деревень, русские из разных краев… И после смены в каком-нибудь ангаре, слегка приспособленном под коллективное жилье, Сергей Игоревич тайком, рискуя быть пойманным на этом для остальных странном занятии, записывает новые слова и словообразования, причудливые фразы, в которых соединяются разные языки. Открывает неведомый для кабинетных ученых пиджин, процветающий, развивающийся, оказывается, буквально под стенами Кремля.
Зализняк, Кронгауз, Крейдлин, Березович, Новиков цитируют Сергея Игоревича, у него берут интервью не только профильные издания, но и федеральные СМИ, его убеждают: «Защищайся! Это готовая докторская!» И, поверив в себя, Сергей Игоревич с новыми силами берется за дело, отправляется не в такие вот трехдневные поездки, а в настоящие экспедиции. Русский язык в нынешнем Ташкенте, в сегодняшней Алма-Ате, старожильичьи говоры на Ангаре, Лене, Нижней Тунгуске. Пиджин в Дагестане…
В телевизоре пела красивая брюнетка, печально, почти моляще. Повторяющиеся слова припева отвлекли от мечтаний; Сергей Игоревич прислушался:
- Мне нужно побыть одной, вдвоем с тобой… Мне нужно побыть одной, вдвоем с тобой… - Именно так, почти без интонационной паузы между «одной» и «вдвоем».
- Что за чушь! – дернулся Сергей Игоревич, переключил канал, снова стал было думать о том, как можно изменить бытьё, вернее – вернуть ему смысл. Но больше не думалось, такие соблазнительные картинки превратились в мусор.
А на экране молодой Кирилл Лавров гулял с девушкой по вечернему городу и говорил:
- Люди постоянно теряют друг друга только потому, что они разучились говорить простыми словами. Ты мне нужна – простые слова…
Сергей Игоревич сразу узнал этот фильм, и по спине пробежали ледяные мурашки, зашевелили волосы на затылке. «Долгая счастливая жизнь».
На нее он натыкался каждый раз случайно, и раз в пять-семь лет. Первый раз посмотрел школьником во время перестройки. Тогда была мода на фильмы, лежавшие на полках, выходившие в ограниченный прокат, снятые в свое время с проката. К их числу относился и этот фильм. Единственная режиссерская работа Геннадия Шпаликова.
Сергей Игоревич, тогдашний Сережа, а точнее Серый, как его называли и в школе и во дворе, пришел с уроков, включил маленький черно-белый «Рекорд». Тогда дистанционок не было, да и выбор был невелик – две программы, к тому же вещавшие с перерывами.
По второй программе перед дневным перерывом часто показывали художественные фильмы, которые Сережа-Серый смотрел, не сняв форму, жуя бутерброд иногда с вареной колбасой, а чаще с кабачковой икрой или вареньем.
Так посмотрел и «Долгую счастливую жизнь». И долго потом недоумевал: молодой мужчина, веселый, балагур, знакомится с девушкой, какой-то очень милой, приятной; они, в целом, хорошо проводят вечер, рассказывают о себе, целуются; мужчина предлагает пойти к нему на плавбазу «Отдых», потом, когда девушка мягко отказывается, зовет ехать с ним в другой город. И когда утром она приходит с чемоданами и дочкой, о которой вчера рассказывала, мужчина сбегает… В финале едет в автобусе и любуется симпатичной кондукторшей, а по реке на барже плывет юная девушка и играет на баяне. Ей призывно свистит с моста юный паренек…
Да, Сережа недоумевал, не понимал, что хотели сказать снявшие фильм, к чему такое название. Главный герой, которого играл тот же человек, который сыграл Ленина, получается, подлец, да и подлец какой-то странный - зачем звал девушку ехать с собой? Ну, не пошла она в «Отдых», плюнул и забыл. Но зачем звать, обещать долгую счастливую жизнь? Дочки испугался? Да вроде нет, тем более девушка сказала, что оставит ее здесь пока… Почему сбежал?..
По-честному, он не понял фильм до сих пор. Пугался, когда натыкался на него в телевизоре, смотрел оставшиеся минуты не отрываясь, в каком-то оцепенении, но объяснить, о чем он – не мог. А может, и нечего было понимать, объяснять. То есть нет слов для объяснения. Не все поступки можно объяснить словами.
- Ну уж почище, чем там… Конечно, тоже гадим, но ветра помогают. Тут такие ветра!.. Что, друзья, - великан поднял пластиковый стаканчик с коньяком, - примем!
Хрустнули в чоканье стаканчиками, проглотили коньяк.
- У нас лучше его пить - он не такой своенравный, как водка… А раньше, когда с Кубой отношения были, ром стоял везде. Так никакой цинги!.. Бальза-амы…
- Сейчас драку наблюдал, - понимая, что лекция об алкоголе может продолжаться долго, перебил Сергей Игоревич. – Пошел в торговый центр, а там компания гуляла… - И он рассказал, что произошло.
Великан покивал, вздыхая.
- Раньше друг с другом хлестались, а теперь – с детьми гор.
- Их здесь много разве?
- Да полно! Как китайцев… Кха, нет, китайцев-то у нас и нету теперь, эти их выжили… Всё держут. И торгушку эту, и рынок, и магазины, кафешки… Да это не самое страшное. – Дмитрий Абрамович осторожно, чтоб не перевернуть стаканчики, плеснул еще коньяка. – Тут ведь несколько лет назад настоящий бой случился. Контр… эта… контртеррористическая операция.
- Да?
- Угу. Я сам не видал, но рассказывали кто рядом был… Да и в прессе писали… В общем, всё тихо, спокойно, и тут солдаты, машины армейские окружают девятиэтажку одну, выводят людей и начинают в мегафон призывать: «Такой-то такой-то, сдавайтесь. Вы блокированы, сопротивление бесполезно». А из окна, с седьмого этажа – очередь из автомата в ответ… Привезли отца этого, который в квартире. Тот его стал уговаривать, а из окна снова очередь… Короче, штурманули квартиру, парня убили. Оказалось, местный рожак, но по национальности кто-то из Дагестана. Не помню точно, не буду грешить… Отец его еще в советское время оттуда приехал, работал на компрессорной станции, передовик, уважаемый человек, жена русская. А сын вот сошелся с этими… с ваххабитами.
- И совершал реальные преступления? – спросил Сергей Игоревич, удивляясь, что случай, обычный для Северного Кавказа, произошел, оказывается, и в городке под Северным полярным кругом.
- Ну, вроде как совершал. Ездил туда, в Дагестан… Вишь, и автомат у него был – автомат не будешь просто так дома держать.
- Я прилягу? – попросила женщина, перестав улыбаться.
- Давай-давай, Олюшка, - великан оживился, - отдохни. Напугали тебя такими разговорами.
Она сбросила туфли, легла, поджала ноги в черных нитяных колготках, оправила юбку. Сергей Игоревич отметил, что фигура у нее вполне еще ничего…
Ольга не принимала участия в разговоре, кроме одинокого слова «экология», но без нее стало пустовато. Дмитрий Абрамович посапывал, похрипывал, явно выискивая в голове новую тему, Сергей Игоревич тоже думал, что бы сказать. Наконец придумал:
- Ивана не хватает… Так с ним пока и не поговорил, а знаком давно.
- М-м, да-а, - как-то вымученно протянул великан-краевед. – Я его на фуршете мельком видал… Загадочный он в этот раз.
- А вы уже раньше встречались?
- Да был года два назад, ездил по округу. Сравнивал быт и язык наших эвенков со своими. Их у нас-то с гулькин нос, но е-есть…
- Понятно. – И Сергей Игоревич добавил про себя: «И с Еленой тогда познакомился…»
И желание увидеть, а точнее быть с Еленой, заскребло еще сильнее.
Достал телефон. На дисплее застыли цифры «22:17». Самое то, чтоб позвонить. Или поздно?..
- Ольга заснула, - прошептал хрипло Дмитрий Абрамович. – Чего, на посошок да тоже на боковую? Завтра день-то большой предстоит.
- Да, на посошок…
В коридоре сразу же набрал Елену. Слушал длинные гудки и заставлял себя ни о чем не думать, не подбирать слова, которые сейчас скажет… Гудки тянулись, тянулись, а потом бесстрастный женский голос произнес:
- Абонент не отвечает. Перезвоните позже.
- Куда уж позже? – пробормотал Сергей Игоревич.
Постоял в коридоре и спустился на первый этаж, подошел к стойке регистрации, спросил, в каком номере проживает Иван Петренко.
- Минутку. – Черноволосая девушка в белой блузке пощелкала мышкой. – В номере пятьсот восемь.
- Спасибо.
«Вряд ли он еще спит, - убеждал себя. – Поговорим… Может, в ресторан…» Но шел к Ивану не за этим.
Нашел дверь с табличкой «508». Постучал. Подождал. Постучал громче. Прислушался, и показалось, что в номере двигаются, идут открывать. Но дверь не открывалась… Сергей Игоревич еще постучал. Еще подождал. -
Всё, хватит… Спать.
***
На завтраке видел помятые после вчерашнего, похмельные лица участников фестиваля. Кивал знакомым. Возле кофемашины столкнулся с Еленой.
- Привет. Ты уже здесь?
- Да я… - Елена как-то растерялась. – Я решила поближе к вам.
- Здесь ночевала?
- Типа того… Всё нормально у тебя?
Сергей Игоревич усмехнулся:
- Ну как сказать… Искал тебя вчера, звонил…
- А, я уже отрубилась, наверно, - слишком, ненатурально легко объяснила Елена. – Перебрала на фуршете. Извини.
- Что ж извиняться… Просто хотелось, как тогда…
Елена быстро обвела взглядом пространство вокруг, определяя, слушают их или нет. Сказала тихо и быстро: -
Пойми, там я была гость, свободный человек, а здесь – организатор. Я уже объясняла…
- И ночью тоже?
- И ночью, Сергей. Ночью нужно прийти в себя. Я не готова сейчас, понимаешь?
- Понимаю, что ж…
Елена сочувствующе и как-то жалеюще улыбнулась, повернулась спиной и с чашкой кофе мягко пошла в своих лодочках. Тянуло смотреть ей вслед. Удержался.
Чувствуя и возбуждение, и страшную, хоть падай, усталость, Сергей Игоревич нажал на кнопку «Американо».
Сидел за столом один – никто не подсаживался, - чувствовал себя опущенным. Унизительно, когда женщина, которая была с тобой, тебе отказывает. И улыбается, как калеке, дефективному. А ведь тогда улыбалась счастливо. Смотрела тем утром так, что… Так, что хочется снова увидеть. Но для этой улыбки и взгляда нужна ночь…
И зачем она решила жить здесь, в гостинице? У нее ведь ребенок, муж, наверное… Хм, Сергей Игоревич только сейчас обнаружил, что почти ничего не знает о Елене. Тогда, в ноябре, не хотелось знать, не хотелось слов, вообще человеческой речи – всё это было не нужно. А теперь нужно. Нужно стало узнать, поговорить. Сказать много слов, уговорить, убедить. Пойти, запереться, раздеться, лечь…
Моментом пространство под черепом залили сладостные картинки. Воспоминания и фантазии. От них, почти несбыточных, напрасных, стало тошно, и Сергей Игоревич с трудом проглотил очередную ложку молочной каши «Дружба». Сполоснул рот кофе.
По пути к лифту поглядывал на завтракающих. Ивана не заметил. Дмитрия Абрамовича тоже… Этот наверняка мнет сейчас женщину Ольгу… А что он, не человек, что ли? И не такой уж древний. Хоть и трухлявый, но большой, уютный, для секса еще наверняка пригодный. Женщинам с такими, слышал, хорошо.
Распаляя и добивая себя такими мыслями, добрел до номера и просидел на стуле, как Наполеон после Ватерлоо (сам с усмешкой нашел такое сравнение) до без четверти десять.
Очень не хотелось, не моглось тащиться на мероприятие, где к тому же предстояло выступать с докладом. Стоять на сцене и минут двадцать шевелить языком. Но что делать: дорогу, проживание и питание оплатили, и он обязан отработать…
Зачирикал мобильник. Жена.
- Привет, как ты там?
- Всё нормально… Сейчас пойду выступать.
- А что голос такой? Ты чем-то расстроен?
- Да так… Тягостно как-то… Ладно, ничего страшного.
Жена поверила, пожелала всего хорошего, добавила, что соскучилась.
- И я, - ответил Сергей Игоревич, ощущая, что действительно хотел бы оказаться дома, рядом с ней…
И никуда больше не ездить, никого не видеть. Стать старым. Степенным стариком с большой пенсией…
По-стариковски кряхтя, поднялся, стал собираться. Подбадривал, стыдил себя: «Чего раскис? Может, и к лучшему, что не получается. И не пацан – из-за этого смысл жизни терять». Это слегка помогло, в холл спустился внешне веселым.
- Так, все? – хлопотала, но не заполошно, а как опытный сержант, Елена. – Тогда выдвигаемся. Там народ будет, неудобно опаздывать.
Вслед за ней потекли на улицу, повернули в сторону библиотеки.
Сергей Игоревич заметил впереди Ивана. В черных джинсах, заправленной в них черной рубашкой, мощный кожаный ремень на поясе…
- Привет, - догнал, пошел рядом.
- А, - Иван выглядел утомленным, - здорово.
- Не выспался?
- Да-а… Бурный вечер вчера получился.
- В смысле? – у Сергея Игоревича засосало в груди.
- Ну, перебрал слегка.
- А, это… Я тоже.
Библиотека оказалась огромной. Новенькое, с широченными окнами двухэтажное здание. Словно не на Крайнем Севере построено, а где-нибудь в Анапе или Сочи. Потолки высокие, в холле на втором этаже настоящий сад.
Здесь же, в библиотеке, находился и Дом памяти, директором которой была Елена.
- Мы не бедные родственники, - объявила она в присутствии библиотекарей. – Изначально делим помещения. Актовый зал – общий.
Елена была деятельна, гостеприимна и как-то вызывающе соблазнительна. Высокая, легкая, сочная. Ладная, как говорили раньше. Казалось, каждое ее движение рассчитано на то, чтобы мужчины изумленно облизывались, а женщины завидовали. И Сергей Игоревич недоумевал, почему окружающие Елену люди выглядят вполне равнодушными.
«Филологические черви», - насмешливо-презрительно произнес один голос. А другой, серьезный и грустный, спросил: «А ты не влюбился ли?»
Когда-то Сергей Игоревич прочитал в одной случайной газетке, что любовь это болезнь. Болезнь в прямом смысле слова. Даже в реестр заболеваний внесена…
Болел ли Сергей Игоревич любовью? В школьные годы – было. В девятом классе влюбился в девочку из соседней школы. И до этого возникали постоянные влюбленности, но здесь случилось всерьез – не мог спать, учиться, разговаривать с родителями, кусок в горло не лез, от запаха еды тошнило. Сердце то колотилось, то замирало, то падало куда-то в живот… Часами бродил возле той соседней школы, и опасность получить от враждовавших с их школой пацанов не пугала, вернее, он даже хотел подраться, героически проиграть, и желательно на ее глазах. Он узнал, где живет его любовь и торчал возле подъезда… Она знала о его чувствах, была к нему добра, соглашалась погулять в парке или по набережной, они даже целовались… Что дальше, тогдашний Сергей Игоревич не то чтобы не знал, но не решался предложить. Да и где? В квартирах родители, братья или сестры, дач у них не было…
Болезнь продолжалась до поступления Сергея Игоревича в университет. Некоторое время они переписывались, он бегал звонить ей телеграфа, а потом постепенно – прошло.
В универе были романчики с однокурсницами, но легкие, без болезни.
Встреча с будущей женой наверняка могла бы развиться в болезнь. Но они почти сразу стали жить вместе, и сексом, перемежающимся с небольшими ссорами, периодами страсти, которые сменялись охлаждением, болезнь удалось подавить… Конечно, в то время Сергей Игоревич не думал, что именно «подавляет» болезнь любви – это теперь стало ясно, спустя двадцать с лишним лет. А тогда они просто мучились, когда происходили ссоры, радовались, когда мирились. Хотя оба тогда уже прочитали «Крейцерову сонату» Толстого и даже поделились впечатлениями, поспорили, но к своей жизни эту повесть не примеряли, не смели подумать, что подобный график: секс – ссора, секс – ссора неизбежен для любой пары.
Вообще в реальности опыт литературы, разных наук почти никто не использует. Как-то жена одного приятеля стала жаловаться на него Сергею Игоревичу. «Но ведь ты же психолог», - напомнил он; жена приятеля оскорбилась: «Это на работе я психолог, а дома я – женщина!» Вот так, в самую точку.
Опять же где-то Сергей Игоревич прочитал, что любовь живет не больше трех лет. Не исключено, не исключено…
Страсть сменяется привычкой, а вернее потребностью справить свои половые потребности, и раза два-три в неделю их справляешь. При помощи того, кто рядом. А рядом – законная жена… Куда сильнее влечения друг к другу связывают дети, общее жилище, набитое общими вещами, а главное – страх перемен. Конечно, разводов полно, но большинство их происходит в первые годы брака, или у обеспеченных, точнее богатых. А борющиеся за существование держатся друг за друга мертвой хваткой, друг другу помогают, даже если любви уже нет, да и по большому счету не было.
Жене Сергей Игоревич изменял. Да. Правда, нечасто и без страсти. Подчинялся природному мужскому любопытству к телу новой женщины, инстинкту. Но все же безоглядно, порывисто не пытался спариться с любой понравившейся. Чувствовал опасность связи с теми, с кем вместе работал, кто был знаком с его женой; предпочитал случайных, в командировках, которых вряд ли встретит еще. Елена оказалась как раз из случайных, но вот, оказывается…
«Да какое влюбился?! – притопнул мысленно ногой на себя. – Миловидная… смазливая, - усилил эпитет, - вот и тянет».
Прислушался, что говорит очередной выступающий – нужно было следить за происходящим, а то пропустит, когда его позовут. Не хватало, чтобы соседи стали локтями пихать: тебя зовут, иди к микрофону…
Доклад Сергей Игоревич сделал ровный, без огонька, но и без натуги. Закончив, предложил задавать вопросы. Вопросов не оказалось. «Ну и ладно, и хорошо». Сошел со сцены, сел на свое место.
Зато Иван, еще недавно усталый и сонный, выдал настоящую поэму. О богатстве и функциональности языков коренных народов Севера и Сибири, о языковой родственности сибиряков разных этносов… С точки зрения идей поэма эта была неоригинальной, зато масса примеров, сочность подачи понравились залу. Хлопали бурно.
***
В час дня сели обедать в гостиничном ресторане, а в два – во время обеда Елена подходила к столам и настойчиво просила не опаздывать – выехали на стойбище оленеводов-ненцев.
Дмитрий Абрамович с Колей и еще мужчинами устроились сзади и стали выпивать. Приглашали и Сергея Игоревича, он вежливо отнекивался. И правильно – вскоре из головы автобуса пришла Елена.
- Дмитрий Абрамыч, прекращайте. Вы же знаете, что к ним пьяными нельзя… Вечером в гостинице…
- Всё-всё, - одышливый и виноватый голос великана, - больше ни капли.
- Нет, лучше дайте мне бутылку. На обратном пути верну и с вами пропущу с удовольствием…
Елена прошла обратно уже с пакетом. Сергей Игоревич проводил взглядом ее фигуру в красной ветровке, черных обтягивающих штанах, белых кроссовках. Закрыл глаза. Подремать… Тем более что за окнами был классический для этих мест рахитный лес, порождающий тоску и безысходность.
Но подремать не получилось. Минут через двадцать автобус остановился, и пассажиры пересели в две вахтовки – на «Камазах» были установлены кузова, напоминающие «Пазики». Кто легко, а кто с великим трудом забрались по лесенке внутрь. Перенесли из автобуса пакеты с подарками оленеводам.
- Пристёгиваемся, - командовала Елена. – Дорога дальше негладкая. Может так швырнуть…
«Камазы» двинулись по ухабистому проселку… Лесок вскоре кончился, открылась гладкая равнина.
- Вот и тундра пошла, - вздохнул кто-то.
- Это еще не тундра, - не согласились тоже со вздохом.
- Здесь любое пространство без деревьев называют тундрой, - объяснил третий голос.
Кузов покачивался, «Камаз» то одним боком, то другим нырял в ямки, иногда заполненные болотистой жижей. Справа тянулась жидко поросшая травой неровность.
- Это древний вал, что ли, какой-то? – спросили.
- Это – самое важное. Главная ценность.
- В смысле?
- Это – труба.
- А-а, так вот она какая…
- Кормилица.
Сергей Игоревич улыбнулся – от этого полушутливого диалога настроение слегка поднялось.
Свернули с проселка вдоль трубы, и качка стала слабее. Все расслабились, ловили удовольствие от медленной, словно на теплоходике, езды. Но «Камаз» почти сразу остановился.
- Дальше пешочком, - сказала Елена и первой стала спускаться. – Мужчины, захватите, пожалуйста, пакеты.
Побрели по тундре, а по сути – по поросшей низкой, но вполне европейского вида травой поляне. Кое-где виднелись бледно-зеленые пятна ягеля.
Вскоре послышались недовольные бормотки:
- Где стойбище-то? Ближе не могли подвезти?
- Близко – нельзя, - отозвался лингвист то ли из Якутии, то ли из Бурятии. – Два раза «Камаз» проедет, и колея на пять лет. Да и животных зачем пугать лишний раз…
Сергею Игоревичу даже с тяжеловатым пакетом в руке идти было приятно. Пахло вкусно свежими травами, радовало, что почти нет комаров и гнуса. Впереди появились движущиеся точки. Они быстро оформились в оленьи упряжки – четыре оленя тащили маленькие сани. Упряжек было три.
Подъехали. Двое узкоглазых, но не монголоидных мужчин довольно молодые, один – почти старик с мутными, словно начавшими зарастать бельмами глазами. Все трое улыбались приветливо, обнажив сероватые зубы.
Поздоровались с Еленой, еще некоторыми, как со старыми знакомыми, усадили в сани самых пожилых или полных женщин, и сани заскользили по траве полозьями. Оставшиеся, продолжив путь, минут через десять увидели на горизонте чумы, еще минут через пять – серую массу оленей слева от стойбища. А спустя четверть часа наконец добрались до места.
Три чума, рядом прикрытые брезентом снегоходы, несколько саней разного размера, сушащееся белье на веревке, железная печка, поленница, обрезки рогов, окровавленная шкура.
«Будем мясо есть», - угадал Сергей Игоревич.
Он держался в стороне – большинство участников похода тут же накинулись с разговорами, вопросами на мужчин, женщин. Молодые женщины, смущенно улыбаясь, скрылись в чумах, отвечала пожилая, в цветастом байковом халате, по-сибирски повязанная платком. Она была очень похожа на его, Сергея Игоревича, бабушку, разве что разрез глаз другой. Хотя когда бабушка жмурилась…
Были и подростки, ребятишки, совсем кнопки, которые, впрочем, вели себя активно, деловито, почти как взрослые. Занимались тем, что отгоняли от чумов нескольких оленей, которые лезли туда пугливо, но настойчиво.
- Хлеба хотят, - кивнул Дмитрий Абрамович, - разбаловались. И вишь как – одни там стоят, дичатся, а этих пендалями не отгонишь… Как куры, скажи.
Запряженные олени вели себя иначе, смирно, но и степенно – даже глаза были какие-то гордые: мы при деле, мы полезны.
Елена и ее помощницы раздали подарки – овощи, фрукты, толстый женский свитер, соки, резиновые сапоги, - и гостей пригласили в чумы… Сергей Игоревич пошел в ближайший.
Пожилая женщина, придерживая полог, кивала входящим, внутри молодая женщина вынимала из чана мясо, резала кубиками. Расселись на топчаны, стульчики, табуретки с укороченными ножками, принимали тарелки с олениной.
- Кушайте, кушайте, - уговаривала пожилая.
- Как живете-то? – спросил лингвист то ли из Якутии, то ли из Бурятии. – Олени здоровы?
- Здоровы пока, и пусть так будет
. - Да-да, конечно.
- А эта красавица, - кивнула на молодую оплывшая женщина, - дочь или жена сына?
- Жена сына, жена…
- А как молодые находят друг друга? Расстояния от стойбища до стойбища ведь огромные.
Улыбка хозяйки чума из сдержанной стала какой-то стыдливой.
- Ну так как находят… На то и молодость, чтоб находить. Находят… А зимой много в поселке живут… Поселок у нас свой. Там тоже… Праздники бывают еще.
Вошел старик-хозяин. Солидно и устало покряхтывая, устроился перед стоявшей по центру железной печкой, заменяющей сейчас, в теплое время года, стол.
- Вы, это, ешьте, - сказал. – Мясо надо горячим есть.
Некоторые, в том числе и Сергей Игоревич, давно уже жевали мягкую ароматную оленину, другие же не решались.
- Много работы у вас? – новый вопрос.
Хозяйка вопросительно взглянула на мужа – ты будешь отвечать или я отвечу?
- Хватает ее, - кивнул старик. – Не скучаем.
И он, и пожилая женщина говорили не то чтобы с акцентом, а как-то с усилием, по обязанности. Так говорили и многие русские крестьяне, с которыми Сергей Игоревич общался в своих экспедициях, его собственные бабушки и дедушки. Трескотни от них нельзя было дождаться, а если что и решали рассказать, то рассказ двигался туго, с массой междометий, пауз, вздохов… Эти ненцы явно были рады гостям, общению, понимали, что вопросы по делу, но не знали, как отвечать многословно.
- А много у вас детей?
- Пять детей. Три сына, две дочки.
- Еще один сын был, - добавила хозяйка, - умер. – И промокнула правый глаз углом платка.
- Простите…
- Это давно было, - сказал старик. – Первый сын был… Заболел маленький, сгорел.
- Как – сгорел?
- Температура. Лекарства были какие – не помогали, травы – не помогали. Связи с вертолетом – не было. И – так…
- М-да…
- А сыновьями, дочками довольны? – наверняка чтоб сгладить трагические воспоминания, спросила одна из помощниц Елены; самой Елены Сергей Игоревич не видел, скорее всего, она находилась в другом чуме.
- Всеми довольны. И женами сыновей довольны, - ответила хозяйка. – Всё умеют, работают.
- Яшка, младший, - добавил старик, - из техникума сбежал. Не смог там. С вами, говорит, хочу. Мы не спорим. Пускай. Хорошо.
- А он женат?
- Пока нет. Зима встанет, отправим в поселок – там есть невесты…
- А у него настоящее имя Яша, или это русский, так сказать, псевдоним?
Родители отмолчались. Лингвист из Якутии или Бурятии объяснил:
- Личное имя вам никто не скажет. Это тайна. Сергей Игоревич доел свое мясо, передал пустую тарелку молодой женщине, стройной, крепкой, с чистой, гладкой кожей; не верилось, что большую часть года она живет в чуме… Посидел ради приличия, хотя хотелось на воздух.
Дождался, пока один из гостей, поблагодарив хозяев, выйдет, и последовал его примеру.
Парни сколачивали из жердей что-то вроде переносной ограды, подростки играли в догоняшки, а малышня катала машинки по траве.
Тут же были и олени – одни бродили неподалеку от жилищ, опасаясь лезть в них, наполненных приезжими; другие по-прежнему смирно стояли в упряжке.
Женщина Ольга гладила одного из запряженных оленей, с торчащим из центра лба уродливым рогом, жалеюще приговаривала:
- Бедненький, как тебе живется такому…
Возле поленницы лежала похожая на медвежонка собака и миролюбиво посматривала на Сергея Игоревича.
Его медленно стала заливать тоскливая зависть к обитателям этого мирка.
«И долго ты так выдержишь? – сразу вякнул насмешливый голос. – Оленей пасти, в чуме на досках спать, мыться раз в месяц?» - «Если бы родился частью этого мира – был бы, наверное, счастлив». – «Да ну! Хе-хе. Быть частью мира, который более сильные миры выдавили на край света. Буквально на край света. Их обрекли на мучение, как слабых эскимосов в Северной Америке, огнеземельцев в Южной, айнов на островках между Россией и Японией, а теперь цивилизованные народы завидуют этому мучению, изучают его, оберегают». – «Не в этом дело!» - «А в чем?» - «Да ни в чем!» - мысленно рявкнул на насмешливый голос, как сейчас Сергею Игоревичу казалось, настоящий.
Залюбовался было девочкой лет четырнадцати, в спортивных штанах, футболке, под которой выделялись бугорки грудей, за которой гонялся то ли брат, то ли племянник лет двенадцати. Девочка уворачивалась от выбрасываемой вперед руки, и толстая коса блестящих черных волос тяжело билась о ее спину, плечи…
Сергей Игоревич залюбовался девочкой искренне, чисто, без мыслей, но как только осознал, что залюбовался, так сразу полезли и мысли.
Вспомнилось о гостеприимном гетеризме – традиции, когда мужчины малых народов на время делились своими женщинами с гостями из других родов, или вообще чужаками… Наверняка делились не для того, чтобы сделать гостю приятное, а по чисто прагматичной причине: укрепить свой народ генетически.
Ясное дело, они не знали слов «ген», «геном», «генетика», впрочем, как и европейцы, - что-то связанное с генами появилось во времена Дарвина, - но чувствовали, что цивилизация, заключающаяся для них в трех-пяти сотнях человек, явно мала. Все родственники, и в итоге рождаются больные, хилые дети. Жертвы близкородственных скрещиваний по-научному, кажется. И когда появлялись чужаки, которые избегали убийства как враги, добирались до их женщин, то после них рождались дети крепче. Вот так и появилась традиция. Интересно, что она была особенно развита у народов Севера и островов Тихого океана.
Правда, справедливости ради, многие другие народы предлагали своих жен, дочерей, невесток чужакам, но в основном за деньги. А эти – бескорыстно. Вернее, тоже корыстно, конечно, - ради освежения крови, укрепления популяции.
Чужаки же вместо укрепления нередко приносили оспу, туберкулез и сифилис. Но сейчас-то времена изменились…
- Эх-х, - появился перед Сергеем Игоревичем великан-краевед, наверняка в свое время попользовавшийся гостеприимным гетеризмом вволю. – Выпить бы счас. – И сыто рыгнул в кулак.
- Да, неплохо бы. – Не то чтобы Сергей Игоревич тоже очень хотел водки или чего-то вроде, но мысли, как говорили в его детстве, заканали, хотелось переключиться.
– А у вас совсем ничего? - Так Ленка ж отобрала. Обратно поедем – заберу. Пропустим… Как тебе тут? Первый раз на стойбище?
- Нет, конечно. Не первый. – В своем голосе Сергей Игоревич услышал негодование и обиду. – И у эвенков был, и у тофаларов, тоджинцев… Но коротко, вот так же…
- А хочешь на неделю, на месяц? Могу устроить. У меня семья есть… друзья. С ними столько накочевал, как вокруг света. Теперь уже не могу, здоровье, а они привыкли, чтоб кто-то с ними был. Одним уже скучно… Ну, - Дмитрий Абрамович нахмурился, поняв, что подобрал не то слово, - не скучно, а как бы не хватает теперь чего важного…
- Спасибо… Разгребусь с делами в Москве, позвоню, - сказал Сергей Игоревич по возможности убедительно, но знал, что не разгребется, да и дел-то важных по существу нет. Просто нелепо это – в сорок пять лет, совершенно огорожаненным, прибиваться к оленеводам, жить внутри этой пирамидки из брезента и войлока. Это для молодых занятие, да и то… Есть в таких экспериментах неправда. Ложь. Пожил месяцок в чуме, а потом скорее в квартиру, к теплой батарее и окнам, затянутым сеткой от комаров. Или переселяйся насовсем, ну, на год хотя бы, или держись на расстоянии, изучай, если так уж хочется, по книгам, документам.
И Сергею Игоревичу стало стыдно своих блестящих туфель, чистых джинсов, легкой светлой куртки…
- Не знаете, - заговорил, когда молчание затянулось, - много они на своих оленях зарабатывают? Как-то неудобно сейчас у них спрашивать…
Дмитрий Абрамович махнул рукой, ответил досадливо, сипяще:
- Да ничего они особо не зарабатывают. Мясо если и покупают, то за копейки, шкуры вообще на фиг теперь не нужны. Нефтяники бы их давно, была бы их воля, согнали всех в кучу, но это ж международный скандал. Как это, дескать, малочисленный народ обижать… Да и так постоянные конфликты. Ханты недавно взбунтовались, так такой шум пошел…
- Слышал, слышал. Читал.
Из чумов стали выходить люди. Сергей Игоревич увидел Елену и Ивана. Шли рядом, улыбались друг другу, о чем-то приятном разговаривали… Заметили Сергея Игоревича и одновременно подтянули губы. Инстинктивно, как отдергивают руку от горячего…
«Неужели у меня глаза такие, - испугался Сергей Игоревич, - аж улыбки гасят?» И сам заулыбался им:
- Ну как, всё хорошо?
- Отлично! Оленина – объедение просто. Оторваться не мог. – Иван причмокнул. – У нас в Иркутске найти ее проблема целая.
- В Москве появилась, - отпарировал Сергей Игоревич. – И тушенка есть…
- Ну, в Москву, как говорится, всё катится.
Сергей Игоревич не стал спорить. Затяжно посмотрел на Елену, она спокойно и холодно выдержала его взгляд.
***
Обратный путь показался короче. Может, потому, что в вахтовке Сергей Игоревич слушал полушутливую перебранку великана-краеведа с Еленой по поводу оставленного в автобусе пакета с выпивкой и закуской, а когда добрались до автобуса, одну за другой выпил две порции водки и задремал… Не задремал точнее, а оказался в том приятном состоянии, когда в голове что-то бродит, мерцает, но это не воспоминания, не мысли. Мозг отдыхает, тело расслаблено, глаза спрятаны под веками. Слышишь разговоры вокруг, но не понимаешь слов, и голоса становятся причудливой мелодией, неровности дороги не раздражают, даже приятно покачиваться, подскакивать на сиденье…
Вот автобус останавливается, и почему-то надеешься, что он на светофоре, сейчас тронется дальше; хочется еще вот так посидеть. Но вокруг начинают шевелиться, кряхтеть, шуршать одеждой, топать по проходу. И ты с сожалением оживаешь.
- Так, внимание! – остановила толпу в холле Елена. – На сегодня официальные мероприятия окончены. Сейчас полчаса отдыхаем, а потом милости прошу на ужин в ресторан гостиницы.
- Да куда уж ужинать… Вы нас тут закормите, - тут же раздалось в ответ.
- Ужин – дело добровольное, - сказала Елена. – Но смысл ужина не только в еде, но и в общении.
- Вот это правильно, это мудро!
- А водка будет?
- Алкоголь, к сожалению, сегодня в частном порядке. Можете потерпеть до завтра – завтра на закрытии…
- Мы и завтра, и сегодня…
Сергей Игоревич поднялся к себе. Есть не хотелось, общаться – тем более.
Зря отключился в автобусе. Теперь состояние поганое… Снял туфли, лег на гладко заправленную горничной кровать, стал с помощью дистанционки путешествовать по телеканалам.
Чего общаться – бессмысленно и противно. Все эти попытки шуток, восторги, споры о ерунде. Поначалу казалось, что стоило бы поговорить с Иваном, узнать, как в Иркутске, какие новые открытия сделали, что изменилось за последние годы. А теперь не хочется говорить. По сути, не о чем…
«Да нет, - усмехнулся Сергей Игоревич своему неловкому лукавству, - есть о чем. Е-есть… Ревнуешь просто… А доклад у него интересный, видна работа, увлечение. Молодец он. Просто я стал не тот. Если честно, давно уже не тот. Кабинетный диалектолог с редкими краткосрочными выездами к объектам своих исследований. Во время них не услышать, не понять…» - «Но есть место для подвига и в Москве».
И представилось, как он ради науки облачается в одежонку похуже и отправляется на нелегальную биржу труда, которых, говорят, полно. Нанимается в бригаду разнорабочих, в которой таджики, узбеки, киргизы, молдаване из деревень, русские из разных краев… И после смены в каком-нибудь ангаре, слегка приспособленном под коллективное жилье, Сергей Игоревич тайком, рискуя быть пойманным на этом для остальных странном занятии, записывает новые слова и словообразования, причудливые фразы, в которых соединяются разные языки. Открывает неведомый для кабинетных ученых пиджин, процветающий, развивающийся, оказывается, буквально под стенами Кремля.
Зализняк, Кронгауз, Крейдлин, Березович, Новиков цитируют Сергея Игоревича, у него берут интервью не только профильные издания, но и федеральные СМИ, его убеждают: «Защищайся! Это готовая докторская!» И, поверив в себя, Сергей Игоревич с новыми силами берется за дело, отправляется не в такие вот трехдневные поездки, а в настоящие экспедиции. Русский язык в нынешнем Ташкенте, в сегодняшней Алма-Ате, старожильичьи говоры на Ангаре, Лене, Нижней Тунгуске. Пиджин в Дагестане…
В телевизоре пела красивая брюнетка, печально, почти моляще. Повторяющиеся слова припева отвлекли от мечтаний; Сергей Игоревич прислушался:
- Мне нужно побыть одной, вдвоем с тобой… Мне нужно побыть одной, вдвоем с тобой… - Именно так, почти без интонационной паузы между «одной» и «вдвоем».
- Что за чушь! – дернулся Сергей Игоревич, переключил канал, снова стал было думать о том, как можно изменить бытьё, вернее – вернуть ему смысл. Но больше не думалось, такие соблазнительные картинки превратились в мусор.
А на экране молодой Кирилл Лавров гулял с девушкой по вечернему городу и говорил:
- Люди постоянно теряют друг друга только потому, что они разучились говорить простыми словами. Ты мне нужна – простые слова…
Сергей Игоревич сразу узнал этот фильм, и по спине пробежали ледяные мурашки, зашевелили волосы на затылке. «Долгая счастливая жизнь».
На нее он натыкался каждый раз случайно, и раз в пять-семь лет. Первый раз посмотрел школьником во время перестройки. Тогда была мода на фильмы, лежавшие на полках, выходившие в ограниченный прокат, снятые в свое время с проката. К их числу относился и этот фильм. Единственная режиссерская работа Геннадия Шпаликова.
Сергей Игоревич, тогдашний Сережа, а точнее Серый, как его называли и в школе и во дворе, пришел с уроков, включил маленький черно-белый «Рекорд». Тогда дистанционок не было, да и выбор был невелик – две программы, к тому же вещавшие с перерывами.
По второй программе перед дневным перерывом часто показывали художественные фильмы, которые Сережа-Серый смотрел, не сняв форму, жуя бутерброд иногда с вареной колбасой, а чаще с кабачковой икрой или вареньем.
Так посмотрел и «Долгую счастливую жизнь». И долго потом недоумевал: молодой мужчина, веселый, балагур, знакомится с девушкой, какой-то очень милой, приятной; они, в целом, хорошо проводят вечер, рассказывают о себе, целуются; мужчина предлагает пойти к нему на плавбазу «Отдых», потом, когда девушка мягко отказывается, зовет ехать с ним в другой город. И когда утром она приходит с чемоданами и дочкой, о которой вчера рассказывала, мужчина сбегает… В финале едет в автобусе и любуется симпатичной кондукторшей, а по реке на барже плывет юная девушка и играет на баяне. Ей призывно свистит с моста юный паренек…
Да, Сережа недоумевал, не понимал, что хотели сказать снявшие фильм, к чему такое название. Главный герой, которого играл тот же человек, который сыграл Ленина, получается, подлец, да и подлец какой-то странный - зачем звал девушку ехать с собой? Ну, не пошла она в «Отдых», плюнул и забыл. Но зачем звать, обещать долгую счастливую жизнь? Дочки испугался? Да вроде нет, тем более девушка сказала, что оставит ее здесь пока… Почему сбежал?..
По-честному, он не понял фильм до сих пор. Пугался, когда натыкался на него в телевизоре, смотрел оставшиеся минуты не отрываясь, в каком-то оцепенении, но объяснить, о чем он – не мог. А может, и нечего было понимать, объяснять. То есть нет слов для объяснения. Не все поступки можно объяснить словами.