На Валаам члены нашей группы приехали как трудники, купив путевку «Неделя на Валааме». Нас там называли почему-то «линейками». Настоящие трудники приезжали без путевок, работали очень много во славу Божию, жили отдельно в гостинице. В эту гостиницу мы с Таней и отправились на послушание. Мы поступили под начало Татьяны, внешне строгой, мало улыбчивой управляющей гостиницы или горничной. Татьяна была тоже трудницей из Тюмени, нам она понравилась.
– Чай пить будете? – Татьяна всегда начинала разговор о послушании с предложения попить чай. Потом говорила:
– Помолитесь, девочки, и начинайте.
Работа была простая: мыть пол, двери, стирать пыль, чистить кафель в ванне и туалете – обычная женская канитель. Часто Татьяна освобождала нас раньше. Или вообще отпускала:
– Сегодня не послушаемся.
Когда в первый день Татьяна после обеда освободила нас от послуша-ния, нам даже стало неудобно. Некоторые наши коллеги-трудницы целыми днями работали в жару на огородах или в садах. Мы с подругой сами придумали себе послушание: пошли гулять к ближайшему Никольскому скиту и прихватили с собой перчатки и пакеты для мусора. Собирали по дороге окурки, обрывки бумаги и другой мусор. Почему-то нам было радостно выполнять эту работу.
Я не раз посещала монастыри в качестве скорее туристки, а не паломницы, и всегда завидовала тем людям – девушкам, женщинам, которые чувствовали себя там «своими». Они были явно заняты какой-то работой, деловито сновали от корпуса к корпусу, озабоченно обсуждали друг с другом или монахами какие-то проблемы. И вот теперь я тоже, пусть на небольшой срок, влилась в жизнь монастыря: работаю здесь, хожу на богослужения, гуляю, где хочу (и где можно). Все семь дней я ощущала постоянную радость, даже – я решусь сказать это слово – ликование! У меня странным образом не возникало чувство гостя – я не гостила, я жила в родном доме.
Кроме работ, связанных с уборкой помещений и территорий, женщины трудились на кухне (в основном чистили овощи), пололи монастырские огороды, собирали ягоду, ухаживали за цветниками, мужчины рубили дрова, разгружали катера и пароходы. Послушания выбирались преимущественно по желанию – если было возможно.
Вечером этого дня, согласно программе, была запланирована беседа с иеромонахом Виталием. Мы все с желанием отправились на эту встречу, ведь можно было, так сказать, в неформальной обстановке пообщаться с одним из монастырской братии, задать ему свои вопросы. Мы собрались в павильоне на причале. Он был переполнен. Зашел очень невысокий монах средних лет, черные с проседью длинные волосы были собраны в «хвостик». Он снял черную трикотажную шапку и негромко произнес:
– Сестры, братья, давайте помолимся.
Мы встали, пропели «Царю небесный». Отец Виталий начал разговор о самом распространенном, с его точке зрения современном грехе – грехе гордыни.
– Современный человек старается жить по своему разумению, по своему уму, он думает, что сам устроит свою жизнь. А сам – это значит, без Бога. И когда в его жизни начинаются нестроения или что-то рушится, он чаще не может разобраться в сути того, что происходит.
Его вступление было не длинным. На всем его облике – речи, жестах лежала уже знакомая мне печать неторопливости, несуетности, внутренней собранности, которая сразу отличает монашеский дух от мирского. Отец Виталий предложил задавать вопросы, чтобы дать возможность разрешить свои недоумения. Вопросов было очень много. Люди задавали в основном вопросы, связанные со своими личными жизненными обстоятельствами, родственниками и близкими. Встреча длилась более двух часов. Пока не иссякли вопросы, отец Виталий был с нами. Потом мы опять помолились:
«…без истления Бога Слова рождшую, сущую Богородицу Тя велича-ем».
И был вечер, и было утро, и настал день четвертый.
На четвертый день до обеда мы делали уборку в гостинице, а после обеда отправились на экскурсию в Смоленский и Всехсвятский скиты. Экскурсоводом нашим опять была Марина.
К Всехсвятскому и Смоленскому скитам мы шли по прекрасной дороге, обсаженной монахами еще в позапрошлом веке дубами. Здесь 33 дуба. И теперь, поднявшись к небесам, они образуют своеобразную торжественную колоннаду. О растительности Валаама можно говорить бесконечно. Без преувеличения: монахи вели здесь научно-селекционную, ботаническую работу. Одних яблонь в садах было выращено 60 сортов. По дороге нам встретилась знаменитая «Шишкина сосна» – старинное разлапистое дерево, которое рисовал некогда сам Иван Шишкин. Будучи студентом художественной Академии, он приезжал на Валаам, много рисовал здесь, в том числе и эту сосну.
В Смоленском скиту мы увидели наших девушек, которые копались на клумбе. Они не захотели идти ни на какие экскурсии ради этого послушания. Очень хорошие отношения сложились у них с монахом Викторином, под начало которого они поступили. Мы позвали их:
– Пойдемте с нами на экскурсию.
– Нет-нет, нам некогда, – отмахнулись они от нас.
Потом девушки с восторгом описывали свое общение, трапезы с отцом Викторином. Трудницы готовы были работать в скиту и в свободные от послушания дни. Но Викторин наградил каждую большой копченой форелью и отказался. Подоплекой его отказа было именно желание уединения: не полезно монаху много общаться с мирскими. Монаха Викторина мы мельком увидели, он давал какие-то распоряжения девушкам: среднего роста, худощавый с седоватыми волосами, собранными сзади в пучок, с легкой улыбкой на губах. Девушки сказали, что ему 54 года.
Смоленский скит был устроен на Валааме самым последним в канун крушения Российской империи. Его сердцем является удивительный храм иконы Смоленской Богоматери. Он воздвигался как мемориальный храм для ежедневного поминовения русских воинов, «на поле брани живот свой положивших». Образ Богоматери Смоленской считается заступницей русского воинства. Идея эта принадлежала великому князю Николаю Романову – верховному главнокомандующему русской армией во время 1-й мировой войны. Белокаменный храм был завершен в 1917, когда уже шла первая мировая война и вот-вот должна была начаться революция. По замыслу, 12 схимников каждый день должны были проводить поминальные службы. Храм был разрушен, как и многое другое на Валааме, и восстановлен в прежнем облике в 2007 году. Братия по мере сил старается продолжать традицию и ежедневно поминает русских солдат, погибших во всех войнах ХХ столетия. В храме хранятся также блокадные книги и поминаются погибшие во время блокады Ленинграда. Неподалеку стоит очень скромная деревянная часовня царственных мучеников. Мы тоже зашли в нее помолиться.
О Всехсвятском ските можно сказать очень коротко: нас, женщин, туда не пускают, за исключением одного дня – престольного праздника. Поэтому мы написали записочки, вместе с деньгами положили их в ящик, прикрепленный к высокой железной ограде. Попили водички, из святого источника, которую мужчины принесли в ведре из скита, и отправились во свояси.
Всехсвятский скит называют еще Белым, так как он по виду напоминает белокаменную крепость: окружен, как уже говорилось, высокой стеной-каре с островерхими башенками по углам, за стеной поднимаются главы белокаменной церкви. Вокруг скита обширный сад, в котором растет очень много красной смородины. И некоторые наши трудницы работали здесь, собирая смородину вместе с монахами этого скита.
Один из местно чтимых святых, старец Антипа, был насельником Все-хсвятского скита. Чтобы паломники имели доступ к могиле старца, его похоронили вне стен скита, у западного входа. Как нам сказала Марина, Антипа был утешителем именно женщин Они приходили к нему со своими скорбями и находили сердечную любовь и душевное утешение. Могила старца была вскрыта в 60-е годы местными «безбашенными» жителями. Не найдя драгоценностей, они засыпали ее землей, оставив надгробную плиту сдвинутой в сторону. Земля на могиле со временем просела, позже это помогло определить место захоронения старца. Когда мощи открыли, от них исходило благоухание, что является явным свидетельством святости. В 1991 году мощи Антипы перенесли в нижний храм главного Спасо-Преображенского собора. У его раки регулярно служатся молебны. А у ограды монастыря осталась пустая могилка – кенотаф.
На следующий день в пятницу мы с Таней планировали причаститься. В комнате вычитывать каноны было невозможно, поэтому мы с ней разделились, каждая отправилась искать свой пустынный уголок для молитвы. Я нашла его на берегу залива неподалеку от Никольского скита. Наверное, не первая я читала здесь над водами Ладоги: «Ныне приступих аз грешный и обременненый к тебе, Владыце и Богу моему; не смею же взирати на небо, токмо молюся, глаголя: даждь ми, Господи, ум, да плачуся дел моих горько…»
И был вечер, и было утро, и настал день пятый.
С раннего утра мы с Татьяной отправились на литургию. На Валааме я впервые получила возможность участвовать в монастырских службах. Храм был полон народа. Звучал знаменитый валаамский распев. Валаамский стиль – это северорусская переработка древнего знаменного распева. Его отличает простота, строгость, и в тоже время захватывающая душу своеобразная красота.
К батюшкам или, точнее сказать, принимающим исповедь иеромонахам выстраиваются большие очереди. Иногда у аналоя исповедники стоят по полчаса и больше – их внимательно выслушивают, не торопят. После исповеди священники готовы ответить на вопросы, которые есть у исповедника. Мне показалось, что иеромонахи при всем внимании к исповеднику, исповедуют без особой строгости, как это можно было бы предположить. Никакой напускной грозности, хмурости в лицах, они не задают вопросов, которыми можно было бы уловить какой-то срытый грех. Напротив, у них спокойные открытые лица, они могут даже улыбнуться. Мне кажется, в них есть большая доля снисходительности по отношению к мирянам. Но это не снисходительность высшего по отношению к низшему, а скорее снисходительность мудрой матери по отношению к ребенку. Как я потом узнала, меня исповедовал иеромонах Гурий из Валаамского подворья в Петербурге, обладатель не-обыкновенной яркой татарской внешности. Он производил впечатление скорее рассеянного, нежели сурового монаха. Очень волновалась. После исповеди он задал мне только один вопрос:
– Причащаться будете?
– Да.
Отец Гурий прочел разрешительную молитву.
На литургии служил владыка Панкратий, настоятель монастыря. После причастия он произнес проповедь. В проповеди затронул украинскую тему и призвал верующих молиться о мире на Украине.
Во время причастия вся церковь с хором братии поет «Тело Христово приимите…». Потом хор умолкает, и поют только прихожане. Если пение прихожан сбивается или затихает, хор снова вступает. Также и на молебнах верующие поют с монахами: молящиеся дополняют или повторяют какие-то молитвы, а общеизвестные молитвы – полностью поют верующие.
Молитвенное стояние в храме на отдаленном северном острове, куда со всей России собрался православный народ, дарит глубокое переживание сопричастности великой духовной истории, прообразу «Святой Руси», – это глубинные, внешне почти никак не проявляющиеся радость и торжество.
Татьяна опять освободила нас от послушаний. К моей подруге приехали муж и дочь из Могилева, поэтому я оставшееся время провела в прогулках, размышлениях и разговорах с паломниками.
Вечером мы пошли с девушками в душ, который находился неподалеку от работного дома в строительных вагончиках. Проходили мимо клуба. Местные жители каждую неделю устраивают дискотеки. Гремела музыка, молодые люди тянули из бутылок пиво, курили и матерились – все как обычно. Очень не вязалось это с монастырской обстановкой. Присутствие местных жителей – тяжелое испытание для монахов. Когда на базе разоренного монастыря устроили приют для инвалидов Отечественной войны, здесь возник поселок, где жили работники этого приюта. Поселок разросся, ко времени возврата строений монастырю и начала возрождения обители здесь уже прописались несколько сотен местных жителей, которые жили в бывших монастырских кельях и ни в чем не хотели считаться с монастырским уставом. Постепенно монастырь стал их отселять, покупая им квартиры в ближайшем городе Сортавале. Но до сих пор они есть, живут обычно мирской жизнью. Очень колоритно выглядела директор и единственный сотрудник местной почты, расположенной во внешнем каре монастыря. Жила она в работном доме. Молодая женщина с татуировками на многих частях тела ходила на работу в коротких шортах с дымящейся сигаретой в одной руке и поводком с собачкой в другой. К своему удивлению и радости, я увидела ее однажды на всенощной в юбке и косыночке, игривый хвост был аккуратно заплетен в косу.
В этот день у нас поменялся наставник, Владислав уехал в Питер, и к нам пришла Анна. Владислава я бы назвала теплохладным, а Анна была горячей. Главной ее обязанностью было не только распределение послушаний среди трудников, она была замечательным экскурсоводом, в чем мы потом убедились. На следующий день Анна пригласила нас на экскурсию в соседний Никольский скит, в котором мы, конечно, уже не раз были, но пойти на экскурсию с Анной захотели многие.
Так закончился день пятый. И был вечер, и было утро, и настал день шестой.
С утра у нас были послушания, как обычно, уборка, чистка ковров и кафеля в гостинице. А после обеда мы отправились с Аней на экскурсию. Собирались обычно у северной арки внешнего каре центрального подворья – для непосвященных звучит как шифрованное место встречи.
Поскольку в первый день с дороги и в жару наша экскурсия с Владиславом напоминала тяжелое послушание, мы мало что помнили, и теперь стали задавать Ане вопросы: «что за церковь?», «когда работный дом построили?», «был ли он всегда работным домом?»
– Вам не проводили экскурсии по центральной усадьбе? – удивлялась Аня. Владислав и правда был не особенно ярким рассказчиком.
– Проводили, но мы были в таком состоянии… Мало что запомнили.
– Ладно, повторим, – легко согласилась Аня.
Она подробно рассказала нам о работном доме, в котором мы разместились и где, как уже говорилось, еще жили местные жители. Потом сводила нас в новую церковь Богородицы Живоносный источник. Это бывший больничный храм, который теперь предназначен и для братских молитв. Мы посетили летнюю гостиницу, где тоже есть храм. Росписи во всех новых храмах выполнены в византийском стиле, очень высокого уровня. Особо Аня выделила бригаду иконописца Иванова. А вот интерьер летней гостиницы – по замыслу роскошный, но абсолютно безвкусный.
– А для чего в монастыре спортзал? – спросили трудницы, которые жили в спортзале.– Может, монахи фитнесом занимаются?
– Нет, – улыбнулась Аня. – Это спортзал школы, где учатся 15 детей местных жителей. Но, может, надо и монахам заниматься спортом. Они подолгу стоят на службах, скрючившись, много часов проводят у аналоя, выслушивая исповедников. У них есть проблемы со здоровьем. К тому же в Ладоге слабо минерализированная вода, поэтому у братии страдают кости, крошатся зубы.
Из уст Анны, мы узнали еще много интересного о валаамском и о со-временном монашестве в целом.
В монастыре сейчас спасается около 200 монахов и послушников, а до революции их было свыше тысячи. На русском Севере существовала благочестивая традиция по возможности отдавать старшего сына хотя бы на год в монастырь.
Как можно было понять, Анна являлась своим человеком на Валааме, она работала главным методистом экскурсоводов – сертифицировала гидов, оценивая их профессиональные качества. Нужда в гидах была очень высока: на сезон их требовалось около 200. Анна была знакома и с настоятелем Панкратием, и с игуменом Мефодием, искренне восхищалась ими:
– Если бы вы знали владыку Панкратия, отца Наума, игумена Мефодия, вы бы просто сразу побежали к ним за духовным окормлением. Они такие необыкновенные! – сказала она нам.
Мы попросили Анну немного рассказать о настоятеле монастыря Пан-кратии.
Анна с удовольствием исполнила нашу просьбу.
Будущий владыка, в миру Владислав Жердев, очень рано обрел веру. И для него это стало переворотом в жизни. У него был диплом архитектора, работа в издательстве (в Душанбе). В одночасье он оставил все это и стал работать сторожем при церкви. Весь дальнейший путь его был связан с православной церковью. Когда Панкратий побывал впервые на Афоне, он был потрясен подвижнической жизнью монахов, написал прошение с просьбой перевести его на Афон. Патриарх Алексий по-другому решил его судьбу.
– Вы хотите на Южный Афон,– а я предлагаю вам поехать на Северный, наместником возрождающегося Спасо-Преображенского Валаамского монастыря, – предложил он при личной встрече.
И так в 1993 году Панкратий оказался на Валааме. Возрождение монастыря началось еще до Панакратия. В 1989 году на Валам прибыли 4 монаха и два послушника и стали налаживать монашескую жизнь. Когда владыка прибыл в монастырь, он был сокрушен увиденным. Везде разруха, облупленные стены, страшные черные леса, в которые был тогда одет огромный Спасо-Преображенский собор. Ужасные бытовые условия. «Все, – думал владыка, – помру я на этих руинах». Кельи монахов в братском корпусе перемежались с квартирами, в которых жили миряне. Те и не думали считаться с благочестивыми монашескими правилами. Соседом владыки, например, был известный валаамский хулиган, у которого были свои «всенощные бдения» – пьянки, блатная музыка, громкая ругань матом.
Но постепенно монастырская жизнь стала налаживаться. Владыка, со-гласуясь со своим собственным опытом, считал, что и другие, раз решив посвятить себя Богу, стать монахом, уже не свернут с этого пути. Поэтому он довольно быстро постригал послушников в монахи. И случалось так, что монахи, пробыв и пять, и семь лет в монастыре, уходили из обители, нарушали монашеские обеты, женились, что было, конечно, прискорбно для настоятеля. Сейчас, как сказала нам Анна, пострижение в монашество – очень долгий и даже не лишенный некоторых бюрократических процедур путь. Если раньше вопрос о пострижении монаха решался в стенах монастыря по благословению настоятеля, то теперь все гораздо сложнее. Сначала собирается совет духовников, который рекомендует того или иного послушника к пострижению. Далее делается запрос в Синодальный отдел по монастырям и монашествующим, который расположен в Москве. Туда же послушник посылает свое «резюме», и там окончательно решается вопрос о пострижении.
– Анна, а можно задать Вам «страшный» вопрос? – решилась я спросить у нее.
– Да.
– А правда, что на Валаам часто приезжает Путин? – разговоры об этом велись среди паломников.
– На самом деле это не страшный вопрос, – улыбнулась Аня.
– Ну, вдруг это государственная тайна.
– Об этой государственной тайне становится известно за неделю до ви-зита Путина. На Валаам приезжает большое количество охраны. На коло-кольню вешают особое устройство для спецсвязи. Да, это известно: он любит Валаам и давно ездит сюда.
– Часто?
– Ну, может, раза два в год. Последний раз былв мае.
Зимой, когда народу мало, он ходит на службу в храм без охраны, как обычный прихожанин, причащается. Дети узнают его, подбегают к нему.
– А вы его видели?
– Да, видела.
– Подбегали?
– Нет, – рассмеялась Аня.
Позже мы побывали во Владимирском скиту, о чем подробнее будет написано ниже. Нам это напрямую не говорили, но ясно, что он построен и освящен в честь небесного покровителя Владимира Путина – святого благоверного князя Владимира. Кроме того, во Владимирском скиту есть церковь, освященная в честь мученицы Людмилы Чешской, тоже понятно, чьей небесной покровительницей она является. Все это свидетельствует о том, насколько действительно тесные связи у президента с Валаамским монастырем.
Как нам потом сказали другие просвещенные паломники, Путин иногда приезжал сюда с политиками других стран, называлось имя, кажется, Сильвио Берлускони. Недалеко от центрального подворья на полях есть вертолетная площадка, видимо, и для спецрейсов в том числе. Несколько дней спустя, когда мы уже покидали Валаам и садились на пароход, над пристанью появился вертолет.
– Дождались! Мы его дождались! – шутили девушки, помахивая вертолету руками.
За разговорами мы дошли до Никольского скита. Никольский скит расположен на небольшом, очень красивом острове, с выдающимися в Ладогу затейливыми каменистыми мысами. Мостками скит соединен с центральной усадьбой. Миниатюрный шатровый храм, который увенчивает этот живописный остров, построен был известным архитектором Горностаевым в так называемом псевдорусском стиле. В центральной усадьбе, кстати, стоит двухэтажный домик Горностаева, который архитектор построил для себя – без всяких архитектурных излишеств. Там теперь аптека и зубной кабинет для братии.
С паперти храма открывается прекрасный, почти морской вид на раз-лившуюся до горизонта Ладогу.
Неподалеку на причале стоит яхта «Паллада». Анна сказала нам, что эту яхту подарил монастырю Путин еще в то время, когда из-за разрухи в монастыре негде было остановиться патриарху. На «Палладе» были более менее приличные условия. К яхте прилагался «комплект» горюче-смазочных материалов на каждый год, который теперь обеспечивает монастырский флот всю навигацию. Топливо для судов – очень дорогая статья расходов.
В субботу вечером накануне праздничной воскресной литургии проходит всенощная. Монашеские всенощные очень длинные, по 4,5-5 часов, начинаются с 7 вечера. Храм полон желающими исповедоваться. Кроме паломников, съезжаются и сотрудники со всех скитов. Исповедь длится и после того, как служба закончилась. В предпраздничные дни, как нам говорили, бывает и до 2-3 часов ночи исповедуют. Моя очередь на исповедь в субботу вечером подошла после двенадцати часов ночи, когда служба уже закончилась. Получив благословение, я спросила, могу ли я задать вопрос.
– Да,– с готовностью ответил мне молодой иеромонах.
Я задала жгучий для меня вопрос, который в ответе иеромонаха получил самое благоприятное разрешение. Я была ему очень благодарна.
И был вечер, и было утро, и настал день седьмой.
Воскресным утром все собираются на литургию в Спасо-Преображенский храм. В этот день даже трапезные с утра не работают, завтраком никого не кормят, так как насельники, паломники, трудники и гости идут на службу. А после литургии у нас была экскурсия во Владимирский скит, который был возведен совсем недавно, в 2008 году. Раньше его не было. На Валааме разрешено строить только на старых фундаментах, и этот скит возведен на фундаменте завода, добывавшего прежде какую-то особенную синюю глину.
О подоплеке посвящения главной скитской церкви Святому Владимиру я уже говорила. Как пошутила одна паломница, – это самый «навороченный» скит. Он представляет собой затейливый ансамбль в древнерусском стиле, в котором слиты воедино несколько церквей, музейные помещения и въездная арка. Спроектировал и построил его близкий к высшим кругам архитектор Анисимов. В украшении ансамбля использованы и позолота, и мозаика, и резьба. Внутри богатые интерьеры, сочетающиеся с яркими росписями. Храмы, за исключением одного, расписывали супруги москвичи Николай и Наталья Богдановы. По мнению нашего экскурсовода Ирины, они перенасытили цветом росписи, и получилось излишне цветисто. Возможно, она права, но на Руси всегда любили чистый, яркий, открытый цвет. Особняком стоит роспись Храма Всех святых в земле Российской просиявших. Ирина сказала, что он расписан бригадой иконописцев из Польши.
– Не спрашивайте меня, почему из Польши, – сразу решительно пресекла она все наши вопросы. – Я вам ничего пояснить не могу.
Польские паны следовали сугубо древневизантийской манере письма, поэтому у русских святых получилась характерная для византийской школы изображения восточная внешность с огромными глазами и крупными носами.
Иконостасы в храмах очень нарядные, с затейливой резьбой. Такие изысканные иконостасы украшают все церкви Валаама.
– Их заказывают в Греции, – пояснила Ирина. – Там разработана современная компьютерная технология изготовления резных иконостасов. Они очень дешевые.
В одном из переходов висела доска с выбитыми на ней имена спонсоров – почему-то исключительно женских, среди них фамилия Абрамович, кажется, Ирины.
За скитом расположена патриаршая резиденция: обширная русская изба в стиле модерн. А за ней домик президента – его не видно, об этом нам сказала Ирина. К резиденции патриарха не подойти. Просто из дома выходит прогуляться мужчина в штатском.
Мы ознакомились с экспонатами музея. Особенно интересны были старинные фотографии Валаама, показывающие повседневную жизнь монастыря на рубеже 19-20 вв. У персонажей серьезные сосредоточенные неулыбчивые лица, сдержанные жесты. Там нет откровенно позирующих, они все заняты какой-то работой.
Мне показалось, что в своем роскошном блеске и лоске скит несколько инороден для Валаама. Как нам сказала Ирина, в этом ансамбле комплекс из трех храмов, крестильни, иконописной мастерской, музея и братского корпуса. Но при этом скит производит впечатление пустынного, необжитого.
Наступил последний вечер нашего пребывания в монастыре. В этот вечер мы с Таней решили посетить бухту Дивную. Нам сказали, что нельзя покидать Валаам, не посмотрев этот красивейший уголок. Мы взяли напрокат велосипеды и отправились в путешествие. Бухта, действительно, дивная, но не более дивная, чем множество других заливов, мысов и бухт. В природе, воздухе Валаама разлита плохо передаваемое словами, но внятное ощущение благодатной «инаковости». Такое чувство, что молитва монахов мистическим образом преображает природу. Как будто Святой остров уже чуть-чуть оторвался от земного существования и прозябает своими ростками в мир горний.
Валаам одинаково принимает всех – просто туристов, волонтеров, трудников, паломников. Принимает истинно по-христиански: со смирением и любовью. Для всех по-разному готовых к встрече со Христом и совсем не понимающих, куда они попали, Валаам открыт. Существуют программы для разных категорий, прибывающих на остров. Любой человек, даже далекий от веры, может войти в жизнь монастыря настолько, насколько он сам захочет, монастырь предоставляет такую возможность. Например, среди волонтеров могут быть даже некрещеные и не верующие, которые просто хотят познакомиться с жизнью монастыря. В Интернете есть очень интересный полуторачасовой фильм «Записки волонтера. 21 день на Святой земле». Снят волонтеркой, которая имеет режиссерский навык, он дает полное представление о волонтерстве на Валааме да и о монастыре. А еще можно посмотреть фильм «Валаам – ступень к небу». Аня сказала нам, что это лучший фильм о Валааме, снятый самими монахами.
Поражает также мудрое понимание и принятие человеческих нужд – от самых простых до самых высоких. Когда поехала в монастырь, то думала, что там будет такая аскеза, что и купаться-то не благословят. Я даже купальник не взяла. Ничего подобного. В свободное время можно было купаться в специальных местах – на Владимирском мостике. А что касается дальних берегов, где нет скитов, так купайся в любом месте. На Валааме работает туристическое бюро, где можно взять напрокат велосипед. Велосипед мы брали, как я уже говорила, для прогулок по острову. Но на вечерние службы в отдаленные скиты паломники тоже ездили на велосипедах. В этом же бюро можно заказать и прогулки на катерах по акватории острова, и пешие экоэскурсии. В то же время для тех, кто настроен высокомысленно и приехал на Валаам исключительно за духовным окормлением – все для этого уготовано: службы, молебны, литургии, беседы с монахами, паломничество по скитам. А можно просто заказать гостиницу и жить на Валааме так, как ты хочешь, участвовать в жизни монастыря, следуя своей программе.
На восьмой день мы уезжали. Постоянная радость, которая горела внутри, стала притухать. С утра я помыла пол в нашей комнате и пошла на Игуменское кладбище. Мне хотелось поклониться великим старцам, помолиться на могилах благоустроителей монастыря, благодаря которым существует эта несущая радость и свет обитель.
И вот уже наш пароход отходит от причала. На отдаляющейся пристани – оставшиеся друзья, экскурсовод Аня. Иеромонах Гурий благословляет паломников, широко крестя их:
– Послушание, главное – послушание, – напутствует он кого-то напос-ледок.
Уже на пароходе некоторые паломницы преобразились. В монастыре мы все ходили в длинных юбках, платочках или косыночках. Теперь же простоволосые, в темных очках в бриджах, шортах и джинсах современные женщины с улыбками посматривали друг на друга.
– Как все изменились. Некоторых и не узнаешь! – изумлялась Лена из Тюмени.
Чудесная погода сопровождала нас всю неделю, за исключением не-скольких часов на Святом острове. И теперь напоследок путешественники наслаждались восхитительными видами залитой солнечным светом Ладоги. Мы, несколько малознакомых мужчин и женщин, устроились на лавочке на открытой палубе парохода. И завязался долгий, очень глубокий и сердечный разговор о монашеской жизни, о праведниках, об Иисусовой молитве, о путях спасения. Это было своеобразным послесловием поездки.
Воспоминания о Валааме ношу в сердце как драгоценность.
После Валаама я посетила еще Псков, Изборск, Пушкинские горы, Псково-Печерский монастырь в Печерах – известные и любимые туристами и паломниками места. Я не планировала что-то писать об этой части своего путешествия, но один исторический памятник так поразил мое воображение, что свой очерк я решила завершить рассказом о нем. Речь идет о Спасо-Преображенском соборе Мирожского монастыря Пскова, в котором сохранились домонгольские фрески XII (!) века. Число «12» может и не всех впечатлит. Но на минуточку: в храме сохранилось более 80% древних росписей, они выполнены греческими мастерами, причем не провинциальной, как в Киевской Софии, а столичной школы. Отсюда изысканные линии, потрясающий колорит. Горит ляпис-лазурь, зеленеет малахит, пламенеет киноварь и это спустя 800 лет! Византийских росписей такой сохранности крайне мало на территории самой бывшей Византии, их вообще не более десятка на все планете имеется. Это уникальнейший для мировой культуры памятник. Сейчас здесь музей. Мне повезло: я попала в монастырь в ясную погоду. В дождь дверь запечатывается – в храм никого не пускают. Молодая девушка-экскурсовод сказала мне, что порой люди прилетают из Австралии специально посмотреть на эти фрески. Стоят перед закрытой дверью и плачут, но пустить их внутрь не могут из-за погодных условий. Ну вот, из Австралии прилетают, а ажиотажа среди своих соотечественников я что-то не наблюдала. Напротив, в соседнем действующем храме монастыря крайне недовольны присутствием музея в церкви и даже не благословляют своих прихожан туда ходить. Очереди из желающих посмотреть на фрески тоже не было. Я вспоминаю церковь дель Арена в Падуе, в Италии, расписанную Джотто, но позже лет на семьдесят. Мы туда попасть не могли из-за отсутствия билетов.
В Спасо-Преображенский храм Мирожского монастыря билеты в продаже пока имеются целый день.
Кемерово, 2014 год.
– Чай пить будете? – Татьяна всегда начинала разговор о послушании с предложения попить чай. Потом говорила:
– Помолитесь, девочки, и начинайте.
Работа была простая: мыть пол, двери, стирать пыль, чистить кафель в ванне и туалете – обычная женская канитель. Часто Татьяна освобождала нас раньше. Или вообще отпускала:
– Сегодня не послушаемся.
Когда в первый день Татьяна после обеда освободила нас от послуша-ния, нам даже стало неудобно. Некоторые наши коллеги-трудницы целыми днями работали в жару на огородах или в садах. Мы с подругой сами придумали себе послушание: пошли гулять к ближайшему Никольскому скиту и прихватили с собой перчатки и пакеты для мусора. Собирали по дороге окурки, обрывки бумаги и другой мусор. Почему-то нам было радостно выполнять эту работу.
Я не раз посещала монастыри в качестве скорее туристки, а не паломницы, и всегда завидовала тем людям – девушкам, женщинам, которые чувствовали себя там «своими». Они были явно заняты какой-то работой, деловито сновали от корпуса к корпусу, озабоченно обсуждали друг с другом или монахами какие-то проблемы. И вот теперь я тоже, пусть на небольшой срок, влилась в жизнь монастыря: работаю здесь, хожу на богослужения, гуляю, где хочу (и где можно). Все семь дней я ощущала постоянную радость, даже – я решусь сказать это слово – ликование! У меня странным образом не возникало чувство гостя – я не гостила, я жила в родном доме.
Кроме работ, связанных с уборкой помещений и территорий, женщины трудились на кухне (в основном чистили овощи), пололи монастырские огороды, собирали ягоду, ухаживали за цветниками, мужчины рубили дрова, разгружали катера и пароходы. Послушания выбирались преимущественно по желанию – если было возможно.
Вечером этого дня, согласно программе, была запланирована беседа с иеромонахом Виталием. Мы все с желанием отправились на эту встречу, ведь можно было, так сказать, в неформальной обстановке пообщаться с одним из монастырской братии, задать ему свои вопросы. Мы собрались в павильоне на причале. Он был переполнен. Зашел очень невысокий монах средних лет, черные с проседью длинные волосы были собраны в «хвостик». Он снял черную трикотажную шапку и негромко произнес:
– Сестры, братья, давайте помолимся.
Мы встали, пропели «Царю небесный». Отец Виталий начал разговор о самом распространенном, с его точке зрения современном грехе – грехе гордыни.
– Современный человек старается жить по своему разумению, по своему уму, он думает, что сам устроит свою жизнь. А сам – это значит, без Бога. И когда в его жизни начинаются нестроения или что-то рушится, он чаще не может разобраться в сути того, что происходит.
Его вступление было не длинным. На всем его облике – речи, жестах лежала уже знакомая мне печать неторопливости, несуетности, внутренней собранности, которая сразу отличает монашеский дух от мирского. Отец Виталий предложил задавать вопросы, чтобы дать возможность разрешить свои недоумения. Вопросов было очень много. Люди задавали в основном вопросы, связанные со своими личными жизненными обстоятельствами, родственниками и близкими. Встреча длилась более двух часов. Пока не иссякли вопросы, отец Виталий был с нами. Потом мы опять помолились:
«…без истления Бога Слова рождшую, сущую Богородицу Тя велича-ем».
И был вечер, и было утро, и настал день четвертый.
На четвертый день до обеда мы делали уборку в гостинице, а после обеда отправились на экскурсию в Смоленский и Всехсвятский скиты. Экскурсоводом нашим опять была Марина.
К Всехсвятскому и Смоленскому скитам мы шли по прекрасной дороге, обсаженной монахами еще в позапрошлом веке дубами. Здесь 33 дуба. И теперь, поднявшись к небесам, они образуют своеобразную торжественную колоннаду. О растительности Валаама можно говорить бесконечно. Без преувеличения: монахи вели здесь научно-селекционную, ботаническую работу. Одних яблонь в садах было выращено 60 сортов. По дороге нам встретилась знаменитая «Шишкина сосна» – старинное разлапистое дерево, которое рисовал некогда сам Иван Шишкин. Будучи студентом художественной Академии, он приезжал на Валаам, много рисовал здесь, в том числе и эту сосну.
В Смоленском скиту мы увидели наших девушек, которые копались на клумбе. Они не захотели идти ни на какие экскурсии ради этого послушания. Очень хорошие отношения сложились у них с монахом Викторином, под начало которого они поступили. Мы позвали их:
– Пойдемте с нами на экскурсию.
– Нет-нет, нам некогда, – отмахнулись они от нас.
Потом девушки с восторгом описывали свое общение, трапезы с отцом Викторином. Трудницы готовы были работать в скиту и в свободные от послушания дни. Но Викторин наградил каждую большой копченой форелью и отказался. Подоплекой его отказа было именно желание уединения: не полезно монаху много общаться с мирскими. Монаха Викторина мы мельком увидели, он давал какие-то распоряжения девушкам: среднего роста, худощавый с седоватыми волосами, собранными сзади в пучок, с легкой улыбкой на губах. Девушки сказали, что ему 54 года.
Смоленский скит был устроен на Валааме самым последним в канун крушения Российской империи. Его сердцем является удивительный храм иконы Смоленской Богоматери. Он воздвигался как мемориальный храм для ежедневного поминовения русских воинов, «на поле брани живот свой положивших». Образ Богоматери Смоленской считается заступницей русского воинства. Идея эта принадлежала великому князю Николаю Романову – верховному главнокомандующему русской армией во время 1-й мировой войны. Белокаменный храм был завершен в 1917, когда уже шла первая мировая война и вот-вот должна была начаться революция. По замыслу, 12 схимников каждый день должны были проводить поминальные службы. Храм был разрушен, как и многое другое на Валааме, и восстановлен в прежнем облике в 2007 году. Братия по мере сил старается продолжать традицию и ежедневно поминает русских солдат, погибших во всех войнах ХХ столетия. В храме хранятся также блокадные книги и поминаются погибшие во время блокады Ленинграда. Неподалеку стоит очень скромная деревянная часовня царственных мучеников. Мы тоже зашли в нее помолиться.
О Всехсвятском ските можно сказать очень коротко: нас, женщин, туда не пускают, за исключением одного дня – престольного праздника. Поэтому мы написали записочки, вместе с деньгами положили их в ящик, прикрепленный к высокой железной ограде. Попили водички, из святого источника, которую мужчины принесли в ведре из скита, и отправились во свояси.
Всехсвятский скит называют еще Белым, так как он по виду напоминает белокаменную крепость: окружен, как уже говорилось, высокой стеной-каре с островерхими башенками по углам, за стеной поднимаются главы белокаменной церкви. Вокруг скита обширный сад, в котором растет очень много красной смородины. И некоторые наши трудницы работали здесь, собирая смородину вместе с монахами этого скита.
Один из местно чтимых святых, старец Антипа, был насельником Все-хсвятского скита. Чтобы паломники имели доступ к могиле старца, его похоронили вне стен скита, у западного входа. Как нам сказала Марина, Антипа был утешителем именно женщин Они приходили к нему со своими скорбями и находили сердечную любовь и душевное утешение. Могила старца была вскрыта в 60-е годы местными «безбашенными» жителями. Не найдя драгоценностей, они засыпали ее землей, оставив надгробную плиту сдвинутой в сторону. Земля на могиле со временем просела, позже это помогло определить место захоронения старца. Когда мощи открыли, от них исходило благоухание, что является явным свидетельством святости. В 1991 году мощи Антипы перенесли в нижний храм главного Спасо-Преображенского собора. У его раки регулярно служатся молебны. А у ограды монастыря осталась пустая могилка – кенотаф.
На следующий день в пятницу мы с Таней планировали причаститься. В комнате вычитывать каноны было невозможно, поэтому мы с ней разделились, каждая отправилась искать свой пустынный уголок для молитвы. Я нашла его на берегу залива неподалеку от Никольского скита. Наверное, не первая я читала здесь над водами Ладоги: «Ныне приступих аз грешный и обременненый к тебе, Владыце и Богу моему; не смею же взирати на небо, токмо молюся, глаголя: даждь ми, Господи, ум, да плачуся дел моих горько…»
И был вечер, и было утро, и настал день пятый.
С раннего утра мы с Татьяной отправились на литургию. На Валааме я впервые получила возможность участвовать в монастырских службах. Храм был полон народа. Звучал знаменитый валаамский распев. Валаамский стиль – это северорусская переработка древнего знаменного распева. Его отличает простота, строгость, и в тоже время захватывающая душу своеобразная красота.
К батюшкам или, точнее сказать, принимающим исповедь иеромонахам выстраиваются большие очереди. Иногда у аналоя исповедники стоят по полчаса и больше – их внимательно выслушивают, не торопят. После исповеди священники готовы ответить на вопросы, которые есть у исповедника. Мне показалось, что иеромонахи при всем внимании к исповеднику, исповедуют без особой строгости, как это можно было бы предположить. Никакой напускной грозности, хмурости в лицах, они не задают вопросов, которыми можно было бы уловить какой-то срытый грех. Напротив, у них спокойные открытые лица, они могут даже улыбнуться. Мне кажется, в них есть большая доля снисходительности по отношению к мирянам. Но это не снисходительность высшего по отношению к низшему, а скорее снисходительность мудрой матери по отношению к ребенку. Как я потом узнала, меня исповедовал иеромонах Гурий из Валаамского подворья в Петербурге, обладатель не-обыкновенной яркой татарской внешности. Он производил впечатление скорее рассеянного, нежели сурового монаха. Очень волновалась. После исповеди он задал мне только один вопрос:
– Причащаться будете?
– Да.
Отец Гурий прочел разрешительную молитву.
На литургии служил владыка Панкратий, настоятель монастыря. После причастия он произнес проповедь. В проповеди затронул украинскую тему и призвал верующих молиться о мире на Украине.
Во время причастия вся церковь с хором братии поет «Тело Христово приимите…». Потом хор умолкает, и поют только прихожане. Если пение прихожан сбивается или затихает, хор снова вступает. Также и на молебнах верующие поют с монахами: молящиеся дополняют или повторяют какие-то молитвы, а общеизвестные молитвы – полностью поют верующие.
Молитвенное стояние в храме на отдаленном северном острове, куда со всей России собрался православный народ, дарит глубокое переживание сопричастности великой духовной истории, прообразу «Святой Руси», – это глубинные, внешне почти никак не проявляющиеся радость и торжество.
Татьяна опять освободила нас от послушаний. К моей подруге приехали муж и дочь из Могилева, поэтому я оставшееся время провела в прогулках, размышлениях и разговорах с паломниками.
Вечером мы пошли с девушками в душ, который находился неподалеку от работного дома в строительных вагончиках. Проходили мимо клуба. Местные жители каждую неделю устраивают дискотеки. Гремела музыка, молодые люди тянули из бутылок пиво, курили и матерились – все как обычно. Очень не вязалось это с монастырской обстановкой. Присутствие местных жителей – тяжелое испытание для монахов. Когда на базе разоренного монастыря устроили приют для инвалидов Отечественной войны, здесь возник поселок, где жили работники этого приюта. Поселок разросся, ко времени возврата строений монастырю и начала возрождения обители здесь уже прописались несколько сотен местных жителей, которые жили в бывших монастырских кельях и ни в чем не хотели считаться с монастырским уставом. Постепенно монастырь стал их отселять, покупая им квартиры в ближайшем городе Сортавале. Но до сих пор они есть, живут обычно мирской жизнью. Очень колоритно выглядела директор и единственный сотрудник местной почты, расположенной во внешнем каре монастыря. Жила она в работном доме. Молодая женщина с татуировками на многих частях тела ходила на работу в коротких шортах с дымящейся сигаретой в одной руке и поводком с собачкой в другой. К своему удивлению и радости, я увидела ее однажды на всенощной в юбке и косыночке, игривый хвост был аккуратно заплетен в косу.
В этот день у нас поменялся наставник, Владислав уехал в Питер, и к нам пришла Анна. Владислава я бы назвала теплохладным, а Анна была горячей. Главной ее обязанностью было не только распределение послушаний среди трудников, она была замечательным экскурсоводом, в чем мы потом убедились. На следующий день Анна пригласила нас на экскурсию в соседний Никольский скит, в котором мы, конечно, уже не раз были, но пойти на экскурсию с Анной захотели многие.
Так закончился день пятый. И был вечер, и было утро, и настал день шестой.
С утра у нас были послушания, как обычно, уборка, чистка ковров и кафеля в гостинице. А после обеда мы отправились с Аней на экскурсию. Собирались обычно у северной арки внешнего каре центрального подворья – для непосвященных звучит как шифрованное место встречи.
Поскольку в первый день с дороги и в жару наша экскурсия с Владиславом напоминала тяжелое послушание, мы мало что помнили, и теперь стали задавать Ане вопросы: «что за церковь?», «когда работный дом построили?», «был ли он всегда работным домом?»
– Вам не проводили экскурсии по центральной усадьбе? – удивлялась Аня. Владислав и правда был не особенно ярким рассказчиком.
– Проводили, но мы были в таком состоянии… Мало что запомнили.
– Ладно, повторим, – легко согласилась Аня.
Она подробно рассказала нам о работном доме, в котором мы разместились и где, как уже говорилось, еще жили местные жители. Потом сводила нас в новую церковь Богородицы Живоносный источник. Это бывший больничный храм, который теперь предназначен и для братских молитв. Мы посетили летнюю гостиницу, где тоже есть храм. Росписи во всех новых храмах выполнены в византийском стиле, очень высокого уровня. Особо Аня выделила бригаду иконописца Иванова. А вот интерьер летней гостиницы – по замыслу роскошный, но абсолютно безвкусный.
– А для чего в монастыре спортзал? – спросили трудницы, которые жили в спортзале.– Может, монахи фитнесом занимаются?
– Нет, – улыбнулась Аня. – Это спортзал школы, где учатся 15 детей местных жителей. Но, может, надо и монахам заниматься спортом. Они подолгу стоят на службах, скрючившись, много часов проводят у аналоя, выслушивая исповедников. У них есть проблемы со здоровьем. К тому же в Ладоге слабо минерализированная вода, поэтому у братии страдают кости, крошатся зубы.
Из уст Анны, мы узнали еще много интересного о валаамском и о со-временном монашестве в целом.
В монастыре сейчас спасается около 200 монахов и послушников, а до революции их было свыше тысячи. На русском Севере существовала благочестивая традиция по возможности отдавать старшего сына хотя бы на год в монастырь.
Как можно было понять, Анна являлась своим человеком на Валааме, она работала главным методистом экскурсоводов – сертифицировала гидов, оценивая их профессиональные качества. Нужда в гидах была очень высока: на сезон их требовалось около 200. Анна была знакома и с настоятелем Панкратием, и с игуменом Мефодием, искренне восхищалась ими:
– Если бы вы знали владыку Панкратия, отца Наума, игумена Мефодия, вы бы просто сразу побежали к ним за духовным окормлением. Они такие необыкновенные! – сказала она нам.
Мы попросили Анну немного рассказать о настоятеле монастыря Пан-кратии.
Анна с удовольствием исполнила нашу просьбу.
Будущий владыка, в миру Владислав Жердев, очень рано обрел веру. И для него это стало переворотом в жизни. У него был диплом архитектора, работа в издательстве (в Душанбе). В одночасье он оставил все это и стал работать сторожем при церкви. Весь дальнейший путь его был связан с православной церковью. Когда Панкратий побывал впервые на Афоне, он был потрясен подвижнической жизнью монахов, написал прошение с просьбой перевести его на Афон. Патриарх Алексий по-другому решил его судьбу.
– Вы хотите на Южный Афон,– а я предлагаю вам поехать на Северный, наместником возрождающегося Спасо-Преображенского Валаамского монастыря, – предложил он при личной встрече.
И так в 1993 году Панкратий оказался на Валааме. Возрождение монастыря началось еще до Панакратия. В 1989 году на Валам прибыли 4 монаха и два послушника и стали налаживать монашескую жизнь. Когда владыка прибыл в монастырь, он был сокрушен увиденным. Везде разруха, облупленные стены, страшные черные леса, в которые был тогда одет огромный Спасо-Преображенский собор. Ужасные бытовые условия. «Все, – думал владыка, – помру я на этих руинах». Кельи монахов в братском корпусе перемежались с квартирами, в которых жили миряне. Те и не думали считаться с благочестивыми монашескими правилами. Соседом владыки, например, был известный валаамский хулиган, у которого были свои «всенощные бдения» – пьянки, блатная музыка, громкая ругань матом.
Но постепенно монастырская жизнь стала налаживаться. Владыка, со-гласуясь со своим собственным опытом, считал, что и другие, раз решив посвятить себя Богу, стать монахом, уже не свернут с этого пути. Поэтому он довольно быстро постригал послушников в монахи. И случалось так, что монахи, пробыв и пять, и семь лет в монастыре, уходили из обители, нарушали монашеские обеты, женились, что было, конечно, прискорбно для настоятеля. Сейчас, как сказала нам Анна, пострижение в монашество – очень долгий и даже не лишенный некоторых бюрократических процедур путь. Если раньше вопрос о пострижении монаха решался в стенах монастыря по благословению настоятеля, то теперь все гораздо сложнее. Сначала собирается совет духовников, который рекомендует того или иного послушника к пострижению. Далее делается запрос в Синодальный отдел по монастырям и монашествующим, который расположен в Москве. Туда же послушник посылает свое «резюме», и там окончательно решается вопрос о пострижении.
– Анна, а можно задать Вам «страшный» вопрос? – решилась я спросить у нее.
– Да.
– А правда, что на Валаам часто приезжает Путин? – разговоры об этом велись среди паломников.
– На самом деле это не страшный вопрос, – улыбнулась Аня.
– Ну, вдруг это государственная тайна.
– Об этой государственной тайне становится известно за неделю до ви-зита Путина. На Валаам приезжает большое количество охраны. На коло-кольню вешают особое устройство для спецсвязи. Да, это известно: он любит Валаам и давно ездит сюда.
– Часто?
– Ну, может, раза два в год. Последний раз былв мае.
Зимой, когда народу мало, он ходит на службу в храм без охраны, как обычный прихожанин, причащается. Дети узнают его, подбегают к нему.
– А вы его видели?
– Да, видела.
– Подбегали?
– Нет, – рассмеялась Аня.
Позже мы побывали во Владимирском скиту, о чем подробнее будет написано ниже. Нам это напрямую не говорили, но ясно, что он построен и освящен в честь небесного покровителя Владимира Путина – святого благоверного князя Владимира. Кроме того, во Владимирском скиту есть церковь, освященная в честь мученицы Людмилы Чешской, тоже понятно, чьей небесной покровительницей она является. Все это свидетельствует о том, насколько действительно тесные связи у президента с Валаамским монастырем.
Как нам потом сказали другие просвещенные паломники, Путин иногда приезжал сюда с политиками других стран, называлось имя, кажется, Сильвио Берлускони. Недалеко от центрального подворья на полях есть вертолетная площадка, видимо, и для спецрейсов в том числе. Несколько дней спустя, когда мы уже покидали Валаам и садились на пароход, над пристанью появился вертолет.
– Дождались! Мы его дождались! – шутили девушки, помахивая вертолету руками.
За разговорами мы дошли до Никольского скита. Никольский скит расположен на небольшом, очень красивом острове, с выдающимися в Ладогу затейливыми каменистыми мысами. Мостками скит соединен с центральной усадьбой. Миниатюрный шатровый храм, который увенчивает этот живописный остров, построен был известным архитектором Горностаевым в так называемом псевдорусском стиле. В центральной усадьбе, кстати, стоит двухэтажный домик Горностаева, который архитектор построил для себя – без всяких архитектурных излишеств. Там теперь аптека и зубной кабинет для братии.
С паперти храма открывается прекрасный, почти морской вид на раз-лившуюся до горизонта Ладогу.
Неподалеку на причале стоит яхта «Паллада». Анна сказала нам, что эту яхту подарил монастырю Путин еще в то время, когда из-за разрухи в монастыре негде было остановиться патриарху. На «Палладе» были более менее приличные условия. К яхте прилагался «комплект» горюче-смазочных материалов на каждый год, который теперь обеспечивает монастырский флот всю навигацию. Топливо для судов – очень дорогая статья расходов.
В субботу вечером накануне праздничной воскресной литургии проходит всенощная. Монашеские всенощные очень длинные, по 4,5-5 часов, начинаются с 7 вечера. Храм полон желающими исповедоваться. Кроме паломников, съезжаются и сотрудники со всех скитов. Исповедь длится и после того, как служба закончилась. В предпраздничные дни, как нам говорили, бывает и до 2-3 часов ночи исповедуют. Моя очередь на исповедь в субботу вечером подошла после двенадцати часов ночи, когда служба уже закончилась. Получив благословение, я спросила, могу ли я задать вопрос.
– Да,– с готовностью ответил мне молодой иеромонах.
Я задала жгучий для меня вопрос, который в ответе иеромонаха получил самое благоприятное разрешение. Я была ему очень благодарна.
И был вечер, и было утро, и настал день седьмой.
Воскресным утром все собираются на литургию в Спасо-Преображенский храм. В этот день даже трапезные с утра не работают, завтраком никого не кормят, так как насельники, паломники, трудники и гости идут на службу. А после литургии у нас была экскурсия во Владимирский скит, который был возведен совсем недавно, в 2008 году. Раньше его не было. На Валааме разрешено строить только на старых фундаментах, и этот скит возведен на фундаменте завода, добывавшего прежде какую-то особенную синюю глину.
О подоплеке посвящения главной скитской церкви Святому Владимиру я уже говорила. Как пошутила одна паломница, – это самый «навороченный» скит. Он представляет собой затейливый ансамбль в древнерусском стиле, в котором слиты воедино несколько церквей, музейные помещения и въездная арка. Спроектировал и построил его близкий к высшим кругам архитектор Анисимов. В украшении ансамбля использованы и позолота, и мозаика, и резьба. Внутри богатые интерьеры, сочетающиеся с яркими росписями. Храмы, за исключением одного, расписывали супруги москвичи Николай и Наталья Богдановы. По мнению нашего экскурсовода Ирины, они перенасытили цветом росписи, и получилось излишне цветисто. Возможно, она права, но на Руси всегда любили чистый, яркий, открытый цвет. Особняком стоит роспись Храма Всех святых в земле Российской просиявших. Ирина сказала, что он расписан бригадой иконописцев из Польши.
– Не спрашивайте меня, почему из Польши, – сразу решительно пресекла она все наши вопросы. – Я вам ничего пояснить не могу.
Польские паны следовали сугубо древневизантийской манере письма, поэтому у русских святых получилась характерная для византийской школы изображения восточная внешность с огромными глазами и крупными носами.
Иконостасы в храмах очень нарядные, с затейливой резьбой. Такие изысканные иконостасы украшают все церкви Валаама.
– Их заказывают в Греции, – пояснила Ирина. – Там разработана современная компьютерная технология изготовления резных иконостасов. Они очень дешевые.
В одном из переходов висела доска с выбитыми на ней имена спонсоров – почему-то исключительно женских, среди них фамилия Абрамович, кажется, Ирины.
За скитом расположена патриаршая резиденция: обширная русская изба в стиле модерн. А за ней домик президента – его не видно, об этом нам сказала Ирина. К резиденции патриарха не подойти. Просто из дома выходит прогуляться мужчина в штатском.
Мы ознакомились с экспонатами музея. Особенно интересны были старинные фотографии Валаама, показывающие повседневную жизнь монастыря на рубеже 19-20 вв. У персонажей серьезные сосредоточенные неулыбчивые лица, сдержанные жесты. Там нет откровенно позирующих, они все заняты какой-то работой.
Мне показалось, что в своем роскошном блеске и лоске скит несколько инороден для Валаама. Как нам сказала Ирина, в этом ансамбле комплекс из трех храмов, крестильни, иконописной мастерской, музея и братского корпуса. Но при этом скит производит впечатление пустынного, необжитого.
Наступил последний вечер нашего пребывания в монастыре. В этот вечер мы с Таней решили посетить бухту Дивную. Нам сказали, что нельзя покидать Валаам, не посмотрев этот красивейший уголок. Мы взяли напрокат велосипеды и отправились в путешествие. Бухта, действительно, дивная, но не более дивная, чем множество других заливов, мысов и бухт. В природе, воздухе Валаама разлита плохо передаваемое словами, но внятное ощущение благодатной «инаковости». Такое чувство, что молитва монахов мистическим образом преображает природу. Как будто Святой остров уже чуть-чуть оторвался от земного существования и прозябает своими ростками в мир горний.
Валаам одинаково принимает всех – просто туристов, волонтеров, трудников, паломников. Принимает истинно по-христиански: со смирением и любовью. Для всех по-разному готовых к встрече со Христом и совсем не понимающих, куда они попали, Валаам открыт. Существуют программы для разных категорий, прибывающих на остров. Любой человек, даже далекий от веры, может войти в жизнь монастыря настолько, насколько он сам захочет, монастырь предоставляет такую возможность. Например, среди волонтеров могут быть даже некрещеные и не верующие, которые просто хотят познакомиться с жизнью монастыря. В Интернете есть очень интересный полуторачасовой фильм «Записки волонтера. 21 день на Святой земле». Снят волонтеркой, которая имеет режиссерский навык, он дает полное представление о волонтерстве на Валааме да и о монастыре. А еще можно посмотреть фильм «Валаам – ступень к небу». Аня сказала нам, что это лучший фильм о Валааме, снятый самими монахами.
Поражает также мудрое понимание и принятие человеческих нужд – от самых простых до самых высоких. Когда поехала в монастырь, то думала, что там будет такая аскеза, что и купаться-то не благословят. Я даже купальник не взяла. Ничего подобного. В свободное время можно было купаться в специальных местах – на Владимирском мостике. А что касается дальних берегов, где нет скитов, так купайся в любом месте. На Валааме работает туристическое бюро, где можно взять напрокат велосипед. Велосипед мы брали, как я уже говорила, для прогулок по острову. Но на вечерние службы в отдаленные скиты паломники тоже ездили на велосипедах. В этом же бюро можно заказать и прогулки на катерах по акватории острова, и пешие экоэскурсии. В то же время для тех, кто настроен высокомысленно и приехал на Валаам исключительно за духовным окормлением – все для этого уготовано: службы, молебны, литургии, беседы с монахами, паломничество по скитам. А можно просто заказать гостиницу и жить на Валааме так, как ты хочешь, участвовать в жизни монастыря, следуя своей программе.
На восьмой день мы уезжали. Постоянная радость, которая горела внутри, стала притухать. С утра я помыла пол в нашей комнате и пошла на Игуменское кладбище. Мне хотелось поклониться великим старцам, помолиться на могилах благоустроителей монастыря, благодаря которым существует эта несущая радость и свет обитель.
И вот уже наш пароход отходит от причала. На отдаляющейся пристани – оставшиеся друзья, экскурсовод Аня. Иеромонах Гурий благословляет паломников, широко крестя их:
– Послушание, главное – послушание, – напутствует он кого-то напос-ледок.
Уже на пароходе некоторые паломницы преобразились. В монастыре мы все ходили в длинных юбках, платочках или косыночках. Теперь же простоволосые, в темных очках в бриджах, шортах и джинсах современные женщины с улыбками посматривали друг на друга.
– Как все изменились. Некоторых и не узнаешь! – изумлялась Лена из Тюмени.
Чудесная погода сопровождала нас всю неделю, за исключением не-скольких часов на Святом острове. И теперь напоследок путешественники наслаждались восхитительными видами залитой солнечным светом Ладоги. Мы, несколько малознакомых мужчин и женщин, устроились на лавочке на открытой палубе парохода. И завязался долгий, очень глубокий и сердечный разговор о монашеской жизни, о праведниках, об Иисусовой молитве, о путях спасения. Это было своеобразным послесловием поездки.
Воспоминания о Валааме ношу в сердце как драгоценность.
После Валаама я посетила еще Псков, Изборск, Пушкинские горы, Псково-Печерский монастырь в Печерах – известные и любимые туристами и паломниками места. Я не планировала что-то писать об этой части своего путешествия, но один исторический памятник так поразил мое воображение, что свой очерк я решила завершить рассказом о нем. Речь идет о Спасо-Преображенском соборе Мирожского монастыря Пскова, в котором сохранились домонгольские фрески XII (!) века. Число «12» может и не всех впечатлит. Но на минуточку: в храме сохранилось более 80% древних росписей, они выполнены греческими мастерами, причем не провинциальной, как в Киевской Софии, а столичной школы. Отсюда изысканные линии, потрясающий колорит. Горит ляпис-лазурь, зеленеет малахит, пламенеет киноварь и это спустя 800 лет! Византийских росписей такой сохранности крайне мало на территории самой бывшей Византии, их вообще не более десятка на все планете имеется. Это уникальнейший для мировой культуры памятник. Сейчас здесь музей. Мне повезло: я попала в монастырь в ясную погоду. В дождь дверь запечатывается – в храм никого не пускают. Молодая девушка-экскурсовод сказала мне, что порой люди прилетают из Австралии специально посмотреть на эти фрески. Стоят перед закрытой дверью и плачут, но пустить их внутрь не могут из-за погодных условий. Ну вот, из Австралии прилетают, а ажиотажа среди своих соотечественников я что-то не наблюдала. Напротив, в соседнем действующем храме монастыря крайне недовольны присутствием музея в церкви и даже не благословляют своих прихожан туда ходить. Очереди из желающих посмотреть на фрески тоже не было. Я вспоминаю церковь дель Арена в Падуе, в Италии, расписанную Джотто, но позже лет на семьдесят. Мы туда попасть не могли из-за отсутствия билетов.
В Спасо-Преображенский храм Мирожского монастыря билеты в продаже пока имеются целый день.
Кемерово, 2014 год.
Назад |