Константин Яценко. Записки капитана медицинской службы ч. 3

Подхожу к группе матросов-черноморцев, державших оборону Севастопо-ля, оставивших город только после приказа уходить из Крыма. Разговариваю с участниками легендарной обороны. Морские пехотинцы и жители города герои-чески защищали Севастополь от захвата немецкой армией Манштейна 250 суток. Говорят, что история не знает примеров подобной стойкости.

Сегодня герои в черных бескозырках с нетерпением ждут приказа о наступ-лении. Для матросов приказ об освобождении Крыма – знак, что можно ворваться на залитую их кровью землю, и без жалости мстить за погибших. Для них выбить немцев из Крыма не означает только выполнение приказа, а, прежде всего восста-новление матроской чести и напоминание всем о героической истории России. К врагу морская пехота относится пренебрежительно. Все уверены, что сбросят немцев с полуострова и утопят в Черном море. За годы войны я не встречал по-добной единодушной ненависти, с началом боя переходящей в ярость. Черномор-ские моряки – это люди с каким-то присущим только им бесстрашием, переходя-щим в отвагу. Очень уважают свою форму, особенно ленточки на бескозырке, и пряжку на поясном ремне. Идя в атаку, закусывают ленточки, а матросский ре-мень, когда кончаются патроны, наматывается на руку, при ударе им по голове слышен весьма неприятный хруст проламываемых костей, что приводит немцев в ужас. Работу доканчивает матросский нож, заточенный под финку. Нож носят за голенищем сапога. Форма на матросе всегда чистая, а пуговицы и пряжка на рем-не начищены до блеска и сверкают искорками даже в тени. Если наши матросы относятся к смерти с пренебрежением и юмором, то немцы бегут от них, предвидя рукопашную схватку, чтобы не остаться лежать клеймеными трупами. Говорят, что у матросов обратная сторона пряжки свинцом залита. Получается оригиналь-ная плоская гирька с острыми углами и краями. Силу удару придает рычаг ремня. Приходилось осматривать трупы немцев после «прогулок» моряков. Кроме ноже-вых ранений, я находил глубокие воронкообразные вмятины в височной области, не заметные на первый взгляд. Попасть метким ударом в наиболее опасную для жизни зону? Нужны длительные тренировки. Солдат не научишь. Лихо работают ножом и ремнем русские матросы. Причём, секреты свои держат при себе, как и вяжут известный только им морской узел. Знаю, что одна сторона пряжки заточе-на под бритву. Матросы сказали мне: «А ты, доктор, после нашей атаки сходи и догадайся для чего. Для медицины полезные выводы сделаешь». Вновь, специ-ально осмотрел убитых немцев с непонятной раной в области сонной артерии, как будто бы угол стекла аккуратно воткнули, сделав зияющую рану, и вынули из шеи. Края раны ровные, а вся кровь наружу. Понятно, что мгновенно были разре-заны мышцы шеи, которые поддерживают голову. Мышцы сократились. Рана ог-ромная. Из сосудов организма, прежде всего головы, вся кровь в несколько секунд выбрасывается наружу. Моментальная смерть. Выходит, что матросики убивают весьма гуманно, не мучают врага ранами.

Матрос посмотрел вскользь на мой орден Красной Звезды и медали, гово-рит: «Эх!... Товарищ военврач! Я защищал Севастополь до последнего патрона, бил и резал гадов иногда тем, что в руки попадет, а завтра возвращаюсь туда, где погибли мои братья. Мне не жалко жизни, я оставил ее там, когда пришлось уйти из Севастополя. Мне прощения нет и наград не надо. Севастополь – это и есть моя родина, если не дойду, и погибну, то похороните меня головой в сторону родного города, чтобы был ближе к товарищам. Если искалечит шибко, а сам застрелиться не смогу, то не спасайте. Прежде чем погибнуть, я немчуру – десятка два, и не менее, на тот свет утащить должен». Яростная убежденность матроса вызывает подъем уверенности у солдат: врага нужно бить безжалостно.

Зависть к морякам у солдат заметна. Выскажется матросик, а потом выдаст весьма обоснованно такой залихватский русский мат в сторону немцев, что моло-дые солдаты оторопеют от неведомой им логики нецензурного убеждения. Про-сыпается зависть и у видавших виды стариков. А моряк спокойно пошел, метя клешами землю, поправив автомат на плече. Такого складного мата я в Сибири не слышал. Ведь у нас даже одно бранное слово, да в присутствии женщин и детей, могло лечь позором на того, кто его произнес. Осудит общество сквернослова и годы не будет ему свободного хода среди людей. До тех пор, пока не усовеститься при обществе, либо не совершит поступок, оправдывающий его в глазах всех.

Назвали немцы матросов правильно и на свою голову «черной смертью». Моряки объединены друг с другом в одной целью: «Даешь Севастополь!» Не при-знают они военных трибуналов, по отношению к пособникам фашистов из мест-ного населения, добивавших раненых и обессиленных матросов. На решение это-го вопроса у них свое мнение. Уходя из Крыма, покидая Севастополь, изранен-ные, без патронов, порою в одиночку и насколько хватит им воли матросы на по-следних силах пытались добраться через полуостров до своих. Добивали крым-ские татары беззащитных, бросая растерзанные тела на кустарники, чтобы было видно всем, как мумифицируется русская доблесть. «Мы их на месте кончать бу-дем. За одного братана, которого они тяпками и мотыгами добили, ответ держать все до последнего будут. Надо сегодня делать так, чтобы их потомки, если от нас какие гады и успеют уползти, помнили, что прощения и для них не будет. Ответ они должны держать так, чтобы другим не повадно было». Решение морской братвы неоспоримо и передается солдатам. Об этом знают все: наши особисты, немцы и крымские татары, которых защищать никто не намерен. «Черной смер-ти» побаиваются собственные спецотделы. В одиночку матросики не ходят, по-пробуй их возьми. Даже если одного кто-то вздумает приостановить, тут же не-ожиданно рядом другие окажутся. Потребуют объяснений. И не дай бог, они нев-нятными окажутся. Живыми, как известно, моряки не сдаются. Это особая кате-гория людей. И отбор в эти войска особый да и на кораблях намного больше, чем в общевойсковых соединениях, сохранились традиции от прежних поколений. Порвут за матросскую честь хоть кого, тронь только человека в тельняшке. Одна-ко морскому офицеру сквернословить не в честь. Анархии в советском военно-морском флоте нет.

Сегодня немецкие войска заперты в Крыму 51-ой Армией. Видим, как в глубь полуострова пролетают наши самолеты. Враг прячется за оборонительными сооружениями в области южной гряды гор, покрытых лесами. С моря им не дает покоя наша корабельная артиллерия.

Немцы пытались деблокировать Крым морским путем, но их тяжелые уда-ры сразу же заглохли под налетами авиации и торпедами с подводных лодок. В связи с предстоящим наступлением у нас, медиков, много работы, которую мы называем между собой «военными мемуарами», но без неё никак нельзя. Состав-ляем планы: спецподдержка ПМП, карточка инфекционного заболевания, карта эпидобследования случаев заболеваний сыпным тифом. Намечаю план мероприя-тий на возможные непредвиденные ситуации, а они часты, порою непредсказуе-мы во время боя. Сегодня мы научились предвидению. Позволяет накопленный опыт. Карты оформляю не я – не поймут мои каракули. Как положено в чистопи-сании, красивыми буквами заполняет тетрадки писарь Ваня Бронников.

6 марта вошли в село Нижнее-Николаевское, а от него спокойно и без шума уходим в воду. Зигзаг приличный по Сивашу. Объясняют необходимостью мас-кировки. Нас перебрасывают в другое место, как мы поняли поближе к противни-ку. Пройти тихо можно, но, создав себе неудобства, так как водный край Сиваша никак не минуешь, иначе противник заметить. В кромешной темноте, в холодной и вонючей воде вязнем, выползаем из вязкой тины, натыкаемся, друг на друга, но без единого крика, даже шепота не слышно, бредем по краю Сиваша. Видимо, по-пали на прилив. И другое его название становится для нас сегодня более убеди-тельным – Гнилое море. Второй раз идем. Без той боязни, что уже испытали, но ощущение мерзости не уменьшилось. Первый раз хотели проскочить незаметно, и замазали только сапоги. Сегодня попали в вязкий, засасывающий до колен, пла-вающий вокруг отвратительный мусор – останки погибших обитателей моря. Но-ги поднимают на поверхность воды пузыри. Они лопаются, обдавая брызгами со-леного смрада.

К 22 марта, на еще недавно казалось недосягаемом берегу Сиваша, всё пол-ностью подготовлено не только к обороне, но и к наступлению. Проведено рас-пределение войск, сил и средств для проведения мощного удара. Противника нет. Немцы не учли наш опыт в Гражданской войне, да и силенок у них маловато для навязывания боев. На открытой местности северной части Крыма эшелонирован-ной немецкой обороны не встречаем. Так, мелкие стычки. А мы брели, заходя с фланга, потом дислоцировались в общий эшелон. Может этот обман противника, намного правильнее моих размышлений, поскольку маневры нашего полка обош-лось без потерь.

Немцы, спохватились, когда мы влились в общевойсковую территорию, и спокойно готовимся к боям. Летала над нами периодически немецкая рама, пере-довая сведения, видимо, на мыс Херсонес. Там засели немцы, среди крепостей древних греков. Враг вяло и бесцельно лупит из дальнобойных орудий, вспахивая гнилую воду Сиваша, не нанося урона. Фурункулы тоже пошли на спад. Успели. Окопались, ушли в землю. Возможную ситуацию предвидели в штабе, а создавать ненужную панику среди личного состава – дела прошлые. Каждый из нас, по вою летящего снаряда определяет, где он разорвется, и предвидеть своё положение и его последствия научились сами.

Солдаты поют песню о Севастополе. Устраиваем массовую помывку воен-нослужащих. Греем воду в бочках. Солдатам выдаем нижнее свежее белье. Люди попали на освобождение Крыма из разных мест нашей Родины. Я называю горо-да, определяющие места прибывших людей из многочисленных деревень, окру-жающие города, или расположенные в регионе. Преимущественно, более 80% сельское население, но люди отвечают, что я из: Ташкента, Хасавюрта, Еревана, Баку, Тбилиси, Цхинвале, Степанакерта, Донбасса, Томска, Иркутска, Хабаровска и т.д. Настроение у всех боевое. Деревенские жители разных национальностей легко находят общий язык. Их разговоры объединяет основная тема – труд. Люди тесно объединены в невидимую связь товарищества и братства, когда надо бить общего врага. Нарастили неимоверную силу, костяк которой русские люди, тем более, родные мне из Сибири. Периодически, по случаю, ищу земляков. Сибиря-ков много. Им холодная вода Сиваша, да и болота были ни почем. Смотрю на ог-ромную многонациональную массу людей, и думаю, что всем российским миром решили давануть большим пальцем сжатого кулака по Европе, чтобы выдавить из нее давно назревший гнойник. Собрать заразу в один тампон и сжечь, а рану по-сле него мыть и мыть антисептиками, чтобы не один воинствующий микроб не зацепился. Сомнений нет, что немцы, румыны и итальянцы не выдержат, и попы-таются удрать из Крыма. Кого-то оставят воевать, а начальники, как всегда чего-нибудь, прихватив из ценностей, потихоньку уберутся восвояси. Может, выловит их наш солдат, когда придет в Европу, но наши начальники тоже хваты. Отберут у солдата, и ничего ему не достанется кроме славы, как живому, так и мертвому. Разве трофейные осколки, да пули вражеские в теле. Конечно, почет со стороны односельчан, особенно от женского и ребячьего коллективов. Невозможно пред-ставить нашего крестьянина, у которого в сельской избе висит картина знамени-того художника, хотя бы далеко отстоящего от Микеланджело. Но ведь италья-нец. Иконы и георгиевские кресты отобрали, и вдруг какая-нибудь женщина по имени «Даная». Живая русская баба нисколько не хуже, а намного лучше и слаще, а основное ее преимущество, что свежим молоком пахнет. Зачем нам итальянские и французские копии. Немки – безобразны. Так мне разъяснил истинную телес-ную привилегию русской женщины над другими один из старых солдат, который за свою жизнь обласкал женщин многих национальностей. При этом знает, как он говорит, «скус» каждой. Трофейную итальянку, немку или француженку в объя-тиях победителя еще могу представить, но чтобы мировые ценности музеев в ча-стных руках? Это достояние всего мира.

Немцы сосредоточились на юге, особенно на обороне городов. Им важны сегодня порты. Берлин мы брали. Париж брали. Свои города конечно вернем. Взятые у них, их же, столицы мирно возвращали, а нашу историю более в обиду не дадим. Возвращали им города, чтобы жили народы в мире, но проходило вре-мя, а они вновь на русского человека с огнем шли. В размышлениях своих не могу найти ответа на вопросы. Почему проиграли войну с японцами в 1905, и в первой Мировой не отличились? Были же таланты. Пример - Брусилов. Несмотря на ог-ромные потери в Гражданскую войну, последующие годы, а к началу этой войны вообще готовы не были, и, нарастая, неожиданно собралась великая сила. Наш народ, если душой может подняться над злом ему противостоящим, то сломать его, преодолеть великую духовность не возможно. Если представить, что наш на-род станет, бездушен, то его не будет. Его место, без войны, займет кто-то другой. Исчезнем как Римская империя, и многие подобные и могущественные. Но для этого надо уж слишком обнищать духовно? Способны ли мы на это? Нет! Мне понятны итальянцы, румыны, и даже турки, как и другие национальности. В рус-ском языке даже выражение есть по отношению несообразительного человека: «Ты что – турок?». Но немцев не могу понять. Считаю их великой нацией, несу-щей великую культуру, как в искусстве, так и в медицине. Мировую медицину, по костяку, сегодня можно назвать немецко-русской, или русско-немецкой. И вдруг вчерашние камрады закручиваются в свой кокон педантичности, исполнительно-сти, точности, мрачности и т.д. У них радость жизни и та какая-то холодная, рас-четливая, манерная, не искренняя. Мы, русские, полная противоположность им. У нас простор, и душа всю жизнь, пусть даже в мыслях, но на свободе летает. До тошноты противен мне немец, и все их немецкое, а понять и объяснить себе, по-чему это во мне, не могу. Могу слушать их музыку, читать книги, но через не-сколько минут общения с немцем, мне он становится противен, пусть даже это человек с высоким интеллектом. Почему?

28 - 29 марта северное побережье Сиваша. Много зайцев. При беспорядоч-ной стрельбе по бегающим зайцам, есть случаи ранения среди военнослужащих. 28-29 марта, неожиданно, разразился небывалый для этих мест снежный циклон, окопы завалило на полтора метра снегом. Есть отморожения у солдат в соседних полках, требующие хирургического вмешательства. Вот она непредсказуемая не-ожиданность на войне. И в мыслях не было. Из своего затасканного чемодана, пе-рекладывая книги, достаю драгоценную тетрадку лекционных записей по меро-приятиям при отморожении, и мерам профилактики. Немедленно в действие, к практике. Удивительно, что мельком прочитываю, и все восстанавливается в па-мяти. Даже ход лекции вспомнил.

Действовать необходимо очень быстро, пока у меня в полку кто-нибудь не попал в беду. Развернули палатки для обогрева. Организовали раздачу горячей пищи. Осматриваю у солдат руки и ноги. За отморожения, что случились в сосед-них полках, солдат таскают в спецотдел. Предупреждаем солдат нашего полка о том, чем это может кончиться. Все понимают, что отморожение накануне всеоб-щего наступления, особый отдел притянет к самовредительству. Приходит при-каз: создать специальные бригады по оказанию и предупреждению отморожений. Опоздали. Погода восстановилась. Однако приказ должен быть выполнен. Фор-мирую на ПМП бригаду. Назначаю ответственных: Решетников, Лазовская, Смирнова, Брусовинина. Плохо сработал фельдшер Павленко. За опоздание с ме-роприятиями по профилактике отморожений, получает 5 суток ареста. Иначе нельзя. Хорошо, что мы организовали профилактические мероприятия еще до приказа, и не было ни одного случая отморожения. Иначе Павленко попал бы в трибунал, а не на пять суток. А у нас придраться не к чему. Отморожений нет. Профилактические мероприятия провели заранее, а фельдшер сидит за то, что бу-маги во время не оформил.

8 апреля в 8.00. начато генеральное наступление на Крым. Придан 19 танко-вый корпус, противотанковой истребительной бригады 4-го Степного фронта.

11 апреля 1944 года освобожден Джанкой. Встреча с командующим фрон-том, маршалом Советского Союза Ф.И. Толбухиным. Наша, 279 Лисичанская стрелковая дивизия пересажена на автомобили и брошена в рейд по тылам про-тивника. Боевая задача: уничтожить остатки баз противника, его тыловые части, всех пособников фашистов, и тем самым обеспечить быстрое наступление основ-ных сил для освобождения Симферополя. Передовой отряд ПМП в первом эше-лоне, в 3 -ей линии, после разведки и штаба. Наши задачи: не отрываться от пол-ка, в бою своевременно оказывать медицинскую помощь, и осуществлять быст-рую эвакуацию. За все несу особую ответственность, т.е. если что-то пройдет не так, как задумали высшие чины, то под трибунал пойдет капитан Яценко. Особая и первостепенная задача – своевременная эвакуация раненых. Мы предупреждены о возможных и неожиданных встречах, как с нашими партизанами, так и разроз-ненными группами противника. Попробуй, разберись? Свои, или переодетые? Матросы были правы, так как среди полян, как распятия останки наших моряков. Изорванные в клочья тельняшки с костями подвешены на колючие ветки кустар-ников. Невиданные зверства могли совершить только существа находящиеся на самом низком уровне развития. Не вижу разницы в злодеяниях эсесовцев и крым-ских татар. Те и другие подлежат уничтожению, так ведь они и находятся на са-мой низшей ступени развития, но и не поддаются коррекции, перевоспитанию.

В Крыму леса чистые. Дороги каменистые. Приятно отдыхать на этой земле. Вдыхать запах моря. Невольно сравниваю. У нас, в Горной Шории, тайга непро-ходимая. Дороги, если и есть, то петляют между гор, и, как правило, топкие, и не-пролазные в низинах. Наша природа могучее, и красивей, хотя и очень сурова. У нас быстрой эвакуации по тайге не организуешь. Но Крым мне по душе, и приро-да этих мест всё равно ближе к нашей.

13 апреля 1944 года ПМП расположили в селе Азит. Из-за большого коли-чества, и скопления раненых вокруг ПМП, вынуждены остановиться. Справляем-ся, работая без перерыва сутками. Валимся с ног. Делаю операции будто во сне. Постоянно пью очень крепкий чай. Сердце готово выпрыгнуть из груди. Проведе-на очень тревожная рабочая ночь, в окружении отступающих немцев и румын. Наши части давно ушли вперед, а эти идут за ними, и куда? Организую охрану ПМП. Заняли круговую оборону. Послал легко раненых на защиту. Уходят все, способные держать оружие. Немцы, тем более, румыны, в бой с нами не ввязыва-ются. Понимаю, что их задача убежать, спастись как можно быстрее, при этом каждый из них лелеет надежду, что останется, жив в этой не нужной ему войне. Но чудеса сегодня для них исключены. Утром, авиация эвакуировала раненых, а мы, быстро, догнали свою часть, и не встретив ни одной группы противника, во-шли в столицу Крыма Симферополь.

Пока не могу разобраться, но такого в моей практике еще не было, массовое поступление раненых с травмами нижней челюсти, даже с ее отрывом. Поступают только солдаты, и среди них нет не одного морского пехотинца. Хорошо было бы провести занятия по рукопашному бою накануне наступления, пригласив матро-сов. Механизм травмы мне не понятен. Ясно, что повреждения челюсти получены в рукопашном бою. Солдаты говорят, что когда у немцев кончаются патроны, то они начинают махаться автоматами. Дерутся до последнего солдаты войск СС, так как в плен их брать не будут. Уничтожают на месте. Последний курорт за все «заслуги» перед фюрером заканчивается в крымской земле. У убитых немецких офицеров находят открытки с изображением русской актрисы Любови Орловой, танцующей на пушке, и немецкой Марики Рок. Простые солдаты и офицеры дру-гих родов войск без сопротивления и безропотно сдаются в плен. Всем хочется жить. Навоевались.

13 апреля 1944 года мы оказывали помощь раненым в Симферополе, а 19 апреля ПМП прибыл в Бахчисарай. Среди солдат массовое отравление молоком, которое «гостеприимно» подносили крымские татары. Проходя через территорию Крыма, мы видели зверства татар. Но это не влияет на доверчивость русских му-жиков. Молоко это же не водка! Разве непонятно, что местное население ненави-дит нас. После совещание в особом отделе приходим к выводу, что солдаты и са-ми виноваты, реагируя на поддельное гостеприимство. Если бы они были голод-ными, тогда вина за нами! Все предупреждены о возможных отравлениях и напа-дениях на отбившихся от группы солдат-одиночек. Мы встретились с глупыми, но как это и бывает в природе, хитрыми зверьками, прислужниками фашистов, кото-рые удосужились избрать в Крыму своего очередного хана. У бойцов закипает ненависть, но татар убивать запрещено. Ими занимаются особые отделы. Нам, спокойно там, где прошли моряки. Совершенно пустые села, чистая вода. Нет ни трупов, ни жителей.

Получаю повторно приказ: не допускать контактов с местным населением, не пользоваться продуктами местного производства, не брать воду из колодцев, и не поить лошадей. При заходе в села (аулы) готовим оружие к бою. Нам приданы взводы автоматчиков. Все хитрые повадки местного населения изучены. При ма-лейшем подозрении – арест, доставка в особый отдел, или расстрел на месте. Дальнейшая судьба тех, кого увели под конвоем, нас не интересует. Крымские та-тары, как и турки, сотней человек, на одного пойдут, а вот десятью уже побоятся. Льстивы, а глаза искры ненависти мечут. Вот Вам, уважаемый Александр Сергее-вич, и «Бахчисарайский фонтан». Забуду ли я, слушая классическую музыку бале-та, и видя танцы, то, что запечатлела моя память до конца своих дней? Нет! Очень хочется пить, но бережем воду для раненых. Колодцы отравлены.

15 апреля вышли к внешнему оборонительному обводу Севастополя. Вижу контуры легендарного города.

16 и 17 апреля ПМП в селе Антоги. Нам показывают фильм «Два бойца». Смотрим кино. На войне – не как в кино. Но поразил нас Марк Бернес. В памяти звучит песня: «Бьется в тесной печурке огонь…».

18 апреля ПМП в селе Бейок-Атарской. Кое-что скопил из продуктов, и ор-динарец Иван увез в Симферополь. Его встретит сестра жены Ольга. Увезет семье жены. Пусть едят американскую тушенку, а то нас от «второго фронта» уже всех тошнит. Что-что, а тушенку, кто бы ее не сделал, наверное, всю жизнь не смогу есть. За войну до тошноты наелся. Смотреть на нее не могу.

19 апреля, при проезде по дороге через Мекензиевы горы, на спуске с сопки, неожиданный налет самолетов противника. Вылетели из-за горы внезапно. Отку-да взялись? Мы о них стали забывать. Наши самолеты их давно уже не пропуска-ли. Где-то пропустила наша разведка замаскированный аэродром. Сегодня у нас гордость за наших летчиков. Помним, как немцы гонялись за нашими героиче-скими одиночками в начале войны. И вдруг тут такая трагическая неожиданность. Самолеты сбрасывают на нас бомбы на низком полете, проносясь над санитарны-ми машинами. В суматохе кого-то успели сбросить, столкнуть с машин, оттащить за камень. Не запомнишь, когда рвутся бомбы, и над тобой пролетают осколки, камни, останки человеческих тел, заваливают камни. Почти все снаряды с пря-мым попаданием. Многих раненых добили осколки. Лежим среди больших кам-ней с ординарцем Иваном. Я стреляю из пистолета, а он из автомата по самолету. Вижу физиономию немецкого летчика, который смотрит на меня и смеется. Уда-рил по нам пулеметной очередью. Пули бьют цепочкой, рядом по камням. Мелкие осколки породы царапают кожу. По-моему немец пьяный. Им, с начала войны, не привыкать бить по санитарному транспорту. Сегодня, в большой бой они ввязать-ся не могут. У нас, безвозвратные потери почти всех раненых. Большие потери среди личного состава. Вокруг искореженный металл, догорающие остатки ма-шин, кровавое месиво. Из боевого охранения осталось живыми три человека. Двое из них ранены, но могут передвигаться самостоятельно. Посмотрели с Ива-ном на камни, среди которых мы упали. Смотрим друг на друга. Невозможно уместиться в такой нише даже одному человеку. Война. Сердце обливается кро-вью, хотя ей залито вокруг все. На ветках деревьев останки людей. Спасать неко-го. Собираем уцелевшее оружие, сохранившиеся документы и пешком продвига-емся дальше, направив оружие в сторону леса. Сколько времени идем? Спросить бы Ивана, да язык разбух и онемел. Также полная потеря слуха. Наверное, конту-зило, или чем-то ударило по голове. Не помню, и плохо соображаю. Наконец-то встречаем наше подразделение пехотинцев. Пытаюсь объяснить обстановку лей-тенанту. Помогает мой ординарец, поскольку своей речи я не слышу. Необходимо прислать людей для очистки дороги и погребения мертвых останков в могилу. От родного мне ПМП, осталось немного людей. Если собрать медиков из БМП, ба-тальонов полка, то можно укомплектоваться. Или прибудет пополнение? В голове нарастает гул и качается под ногами земля. Потом Иван сказал, что я терял созна-ние и нес всякую чепуху.

С 21 по 22 апреля пасхальная ночь сопровождается непрерывной артилле-рийской перестрелкой с противником. Солдаты шутят, что немцы баловством за-нимаются, поскольку не видят результата, однако на ПМП доставляют раненых с оторванными конечностями, а некоторых при сортировке приходится относить еще живыми в овраг, как безнадежных. Понимаю, что некоторых из них можно спасти, но для того нужно время и условия. У меня нет ни того, ни другого. Буду спасать тяжелого – потеряю за легкого, при средней тяжести ранения. Моя же за-дача, как можно больше вернуть раненых бойцов в строй. Иначе сам буду в три-бунале за несоблюдение медицинской доктрины. Особенно жалко раненых в жи-вот, когда кишки порваны, а человек в сознании. У некоторых типичный шок, описанный великим хирургом Пироговым, во время Севастопольской компании прошлого века. Легче отрезать болтающуюся на лоскуте руку и ногу, наложить жгут, и, обработав рану, эвакуировать. Может, не погибнет от газовой гангрены. Останется жив. С ранениями в грудь тяжело, но в сортировке легче. Главное, профилактика пневмоторакса и остановка кровотечения. Можно успеть эвакуиро-вать, а дальше зависит от искусства наших врачей, и сил раненого, а вот разворо-ченный живот? Многие раненые просят пристрелить. Каких случаев не насмот-релся на войне. Из накопленного опыта оказания медицинской службы можно пи-сать научные труды.

28 апреля слушаем в ночи непонятный шум в районе Сахарной головки. Ут-ром узнаем, что матросы добровольцы, и казаки взяли первые позиции немцев на горе, считавшиеся непреступными, особо укрепленными, причём без лишней пальбы. Матросы и казаки ночью просто вырезали немцев первой линии обороны. Наверное, подобрали для крутого дела опытных людей со всей 51-ой армии. С ут-ра началась атака наших войск, а к вечеру все немцы были уничтожены. Сахарная головка наша. Все обсуждают победу, и особенно то, что было ночью. Иван гово-рит мне: «Товарищ капитан, а ведь и шуму особого не было, а всю немчуру выре-зали, а их там в траншеях, да дзотах не меньше тысячи было, а то больше?». Об-ращается ко мне ординарец, как будто я знаю, сколько там немцев прирезали. С подобными удальцами знаком по Кузедеево. Они любители медведя завалить. По тайге без шума ходят – ветка не треснет. Могут спокойно голод переносить. Один из них, мой родственник – охотник с детства. Где-то воюет Пашка Попов, которо-го так просто враг не возьмет. Его свалить может только весьма непредвиденная случайность. Ему подобных людей в разведку берут. Помню, что с детства дерз-кий был и без боязни боли рос. Отвага – от предков по казацкой линии. Начал вспоминать земляков–кузедеевцев. Каждый род свои заботы умением решал. На фронте сибирская хватка весьма пригодились. В памяти всплывает детство. Ува-жительное отношение к роду Ананиных, особенно Изоту. Спокойный и выдер-жанный человек. Он любого медведя завалит. К тому же на все дела мастер. Наши кузедеевские шорцы, по моему мнению, наверное, лучшие снайперы на фронте. Если белку в глаз бьют, то фашисты для них, что куры на шесте. У немцев подоб-ных не найдется.

6 мая ПМП в селе Черкез-Кермен. Обход передовой с полковым инженером. Впервые за годы войны встречаюсь с назначенным к нам в полк инженером. На-ходится в звании майора. Оказывается, задача инженеров изучить укрепрайоны противника, и доложить в ставку. Назначенный к нам майор осматривает, и пла-нирует укрепление наших позиций. Объясняет нам, что немцы построили свою оборону амфитеатром, по линии скалистых высот, которые не смогут взять наши танки. Уточняет все детали и про мои ПМП и БМП. Рассчитывает время отступ-ления, эвакуации. У него все расчеты на карте, вплоть до мелочей. Крепка наша армия, если военной математикой обеспечена. Углубляемся с майором в глубь и неожиданно, как будто нас ждали, попадаем под огнеметы противника. Бьют из-за скал. Вреда они нам не принесли. Никто не пострадал. Но, впервые испытали теп-ло от огненного жара. Ежели бы по нам врезали из пулемета, то конец расчетам. Опробовали на нас огнеметы? Для нас осталось происшествие загадкой. Да мало ли их на войне, этих ребусов и кроссвордов. После войны столетиями будут вели-кие умы разгадывать и спорить до тошноты. Но! самое ценное – жизни человече-ские, и исковерканные судьбы спорами не вернешь. Майор инженерных войск со-общает, что для разработки операции прибыл к командующему фронтом Ф.И. Толбухину маршал А.М. Василевский. Среди солдат разговоры, что эти два друга еще в Сталинграде немцев били, а из Крыма за шиворот выкинут, и в море утопят.

7 мая 1944 года, в 10.00. после 1,5 часовой артподготовки, при массирован-ной поддержке авиации фронта, начался генеральный штурм Севастопольского укрепления. Задача, овладеть Сапун-горой, где расположена многоярусная линия вражеских укреплений со сплошными траншеями, 36 дотов и 27 дзотов. Нет срав-нения с Сахарной головкой. Нам предстоят очень большие потери. Рассчитать даже приблизительно количество убитых и раненых не представляется возмож-ным. Однако, мы должны быть готовы к медицинскому обеспечению, объем ко-торого не представляем даже приблизительно. Можем и не вернуться из такого месива. Главное двигаться вслед за нашими бойцами, чтобы вовремя оказать ме-дицинскую помощь. Самое основное – остановка кровотечений во время, иначе потеряем солдата. В небо взвиваются красные ракеты. Началось! Девять часов беспрерывного штурма показались мне бесконечностью. ПМП в траншее на скло-не горы. Изначально, на нас обрушился шквал огня и камней. С первых минут ог-лохли от грохота, и не видим, казалось, ничего в пыли. Груды трупов. Наших и немцев. На каждом уступе, за каждый камень идет рукопашный бой. Наши солда-та, а особенно матросы беспощадны к врагу, как и немцы к нашим. На моих гла-зах происходит подвиг, на который способен, как всегда бывало в истории, только мой народ. Чтобы защитить и спасти раненых, обкладываем траншею навали-вающимися сверху трупами. Их все больше и больше. Отдаю приказ поднять уро-вень трупами выше, так как не хватает места для раненых. Драка идет жестокая. Драка озверевших людей, готовых зубами и ногтями рвать друг друга. Оказывать на ходу помощь просто невозможно. Люди обезумели, уничтожая друг друга. Трудно ориентироваться, так как продвигаемся по трупам, а под ними могут быть раненые. Сколько их? Траншей, заваленных трупами, и как их определить среди слоев наваленных друг на друга убитых. Свои, или чужие под ними шевелятся и стонут, непонятно. Скорее свои, так как немцев, живыми, не берут, тем более матросы. Раны у немецких трупов ножевые, штыковые, и разбитые головы. Разъ-ярили до крайностей нашего мужика. У него сегодня одно в голове, если он не убьет, то его убьют. Сколько времени длится рукопашная? Не знаю! Невозможно судить по раненым и убитым. Вокруг меня горы останков людей с которых льется кровь, а у иных запеклась по всей форме, и нашей и немецкой. Запах крови и же-леза, стоны еще живых из-под завала мёртвых. Пули впиваются в убитые тела, не принося вреда тем, кто ждет своей очереди, моля о помощи. Но никого невоз-можно достать из-под груды тел. Любая попытка помочь, и ты сам окажешься со-бирателем пуль в верхнем ярусе. Критический период боя, незаметно для нас пе-реваливает на нашу сторону, и постепенно движется к вершине горы, где немцев добивают в ярости наши солдаты. Появилась возможность эвакуировать раненых вниз. Сначала идут легко раненые. От подножья горы, карабкаясь через трупы, на помощь приходят санитары и солдаты. Пытаются разобрать завалы, услышав рус-скую речь. Спасая раненых, волокут их на чем угодно, пока есть возможность. Минута и все может перемениться. Скорее вниз, в траншеи и окопы. Кому-то по-везет и останется жив. Но таких счастливчиков будет очень мало. Ранения на-столько разнообразны, что не могу учесть преимущество тех или иных. Изна-чально шли пулевые и осколочные, когда возможности транспортировки были исключены. Затем пошли колотые, резаные, переломы и раздробления, а также множественные сочетанные ранения. Делаю вывод, что даже будучи раненным наш солдат продолжал драться. Получал еще одно ранение, но и это его не оста-навливало. Он бил врага до тех пор, пока не терял сознание, или не был сам убит. Транспортировка раненых в это время была невозможна, поскольку по нам бьют немцы очередями с верхнего яруса, выкашивая все движущееся. В средину горы не стреляют, так как там идет рукопашный бой. Обмундирование у всех дерущих-ся изодрано в клочья. Много рваных поверхностных ран, иногда скальпирован-ных: нет кожи на коленях, бедрах, руках, но и они продолжали драться, держась оголенными от кожи мышцами за оружие, впиваясь в глотки фашистов. Не видел стонущих и плачущих среди раненых матросов. Будет держать ленточки в зубах так, что челюсть не разомкнешь, находясь и без сознания. ПМП все ближе про-двигается к вершине сквозь траншеи мертвых людей, готовя новые зоны спасения раненых из трупных брустверов. Но немцы приготовили нам сюрприз. Из блин-дажа под верхушкой горы выкатываются немецкие танки и пытаются, меся тру-пы, сбросить нашу пехоту. В ответ разрывы снарядов выпушенных из «катюш». Залп был настолько мощным, что нас завалило останками человеческих тел, и по-сле этого наступила полная тишина. Мы в крови с головы до ног, на которую осе-дает пыль. Запах от гари жареного человеческого мяса не выносим. Встают уце-левшие солдаты, и во весь рост. Нас много. Значит, мы не в аду и не сошли с ума. Но еще больше под нами тех, кто бился за эту тишину. Да, мы все были в аду, но кого-то опять, и кто-то помиловал, подарив жизнь. Сапун гора вновь стала рус-ской. Осмотрелся на себя. Можно подумать, что и я труп. Нет чистого места на мне, а только кровь и какие-то налепившиеся останки человеческой ткани от мно-гих других людей, немцев и русских. Отмыться бы. Наверное, всю жизнь не отмо-ешься?