Неелов придержал дверь, пока хорошо укутанный Серопузов протискивался в нее, сердито ворча: понавесили грузов, можно было бы пружинку сделать.
- Всего доброго, Гений Иванович, - крикнул вдогонку Неелов и проследил, как по белой тропинке покатился серый колобок.
Заиндевелые деревья низко опустили свои остуженные ветви, но они не мешали маленькому человечку шагать бойко с чувством собственного достоинства.
Струганов покуривал у окна, видимо, ждал Неелова и только тот переступил порог, тут же начал:
- Твоя информация по цехам, Алексей, должна быть краткой: какого оборудования не хватает. И в таком порядке: заявки, наряды, поступления оборудования. Все четко, быстро и уверенно. Андрей Петрович любит краткость. Если начнешь тянуть - меня поднимет.
- Хорошо, Василий Александрович. Но вы меня готовите, как невесту на смотрины.
- А я тебя и готовлю на смотрины. Грабову сказал, что докладывать будет мой помощник. Меня может и не быть.
- А вас, что серьезно, не будет, - забеспокоился Неелов.
- Разумеется, я буду, мне после совещания с директором надо серьезно говорить. Отдел оборудования надо давно иметь, а мне дали не считая тебя только одну единицу и потому лишь, что вы со Сливкиным хорошо поработали в Москве.
- Ну тогда, все в порядке, Василий Александрович, а справка у меня в голове, я даже номера договоров помню, как вы знаете.
- Знаю, знаю. Ох, Алексей, хвастнуть же ты любишь!
- Ну почему хвастнуть, Василий Александрович? Вы же убеждались?
- Убеждался. А зачем повторяться. Ты как будто хочешь подчеркнуть, что у меня памяти нет совсем. А я тебе скажу, что память это еще не ум.
- Теперь вы меня, Василий Александрович. Но умишко у меня есть, - обиженно сказал Неелов.
- Ладно, есть! Но бумагу все же составь, как будто бы для меня. Понятно?
- А вы меня за бумаги ругаете. За графики-то, - лукаво напомнил Неелов.
- Пока не разобрался. Кстати, ты знаешь, что твои графики механики черной доской зовут?
- Почему?
- Потому что жизнь черная настала - лишнего на складе не получишь. А для механиков запас - карман не рвет.
Неелов по памяти приготовил бумагу для Струганова, перечитал, потом тщательно проверил наряды и договоры, заявки - всё совпадало. Он удовлетворенно хмыкнул - не подводит его память, собрался было печатать на машинке, но раздумал, вспомнив часто повторяемую Стругановым фразу: «Девчонки в отделе зачем?» и решил ею воспользоваться. В отделе главного механика была одна Опенкина.
- А где остальные труженицы?
- Ушли по цехам уточнять графики планово-предупредительного ремонта.
- Ира, вот эту бумагу для Струганова отшлепаешь. В трех экземплярах.
- Отшлепаю... Когда ты для себя будешь просить? Всё для Струганова.
- Ну как же, шеф. Мы на него работаем. А для себя ничего не надо.
- Какой бескорыстный, - она села за машинку, быстро пробежала глазами текст и сказала. - Красивый у тебя почерк, Алексей Алексеевич, - и посмотрела на него из-за плеча.
- А я знаю, Ирочка, - он положил ей руки на плечи, легонько сжав их, наклонился над текстом. Потом его рука случайно соскользнула ей под мышку и он ощутил сильные удары, словно сердце её билось у него на ладони.
- Не надо, Алексей!.. Кто-нибудь зайдет, - сказала она рассудительно.
- Что не надо? - спросил он и подошел к столу.
Она залилась румянцем, и не глядя на него, ответила:
- Ты сам знаешь, что...
- Ясно, - сказал он многозначительно и, переходя на официальный тон, добавил. - Ирина Павловна, работу оставите у меня на столе. - И вышел, обидев девушку чуть не до слез.
Неелов оделся и пошел в склад, где монтажники с девятого цеха забирали омылитель. Он опоздал, оборудование уже увезли в корпус и он отправился туда, чтобы знать для себя, какие аппараты смонтированы. Вдруг уважаемому директору понадобится знать и это.
По широкой плотной колее саней он протопал вдоль железнодорожной ветки, прошел через переезд и перед ним открылось большое здание нового цеха.
Хотя синева сумерек едва начала сгущаться, цех сиял громадными освещенными окнами и его нутро просвечивалось как на рентгене.
Четыре омылителя уже стояли на месте и их круглые днища торчали из межэтажного перекрытия. Неелов прошел на второй этаж, где буйствовали монтажники. Тут же, откуда ни возьмись к нему подскочил прораб строительно-монтажного управления Островной и начал ругаться.
- Неелов, ты спишь в своем отделе, а у меня монтаж идет через жопу. Омылители поставили, надо обвязку везти, а промывных колонн нет.
- Здравствуй, Григорий Семенович! Надо бы поздороваться вначале, больше месяца всё же не виделись.
Григорий Семенович, длинный и сухощавый и такой же молодой как Неелов, в грязном заляпанном полушубке, сдвинул овчинную шапку на бок, и, успокаиваясь, протянул руку:
- Привет, начальник!
- Привет!
Они едва разняли руки, как Островной снова затянул свою песню, но уже ниже тоном.
- Разогнать ваш отдел и главного механика к чертовой бабушке. Просишь одно, дают другое. Нас гонят, давай, давай, а давать - нечего.
- Ты бы лучше вон надел монтажную каску, а то неровен час Серопузов явится, он как раз в обход пошел.
- Алексей, ты можешь серьезно, о деле? Я же завтра на совещании у директора о всех ваших безобразиях скажу. – Неелов насупился.
- Говори... У меня была заявка только на четыре омылителя. Я показывал твоему мастеру где они стоят, спросил: колонны будете брать? Он махнул рукой - потом.
- Я ему, засранцу, махну рукой. Премиальных лишу за весь месяц - зашумел Островной.
- Ты не кипятись. Колонны вы просили полмесяца назад, а они только пришли. Парень мог и забыть.
- Я ему забуду. Сегодня, пока не перевезет их в цех, домой не уйдет.
Островной ринулся искать своего мастера, а Неелов направился по этажам, забираясь все выше и выше, пока не поднялся на самый последний. Здесь монтаж был закончен, аппараты, соединенные трубопроводами, вентилями, задвижками, являли одно целое, чувствовались порядок и закономерность. А внизу раздавались гулкие удары, лязг, стук, шипенье сварки, гудение моторов и возгласы людей. Неелов, опершись на перила монтажного проема, смотрел вниз. Для того, чтобы все это было: шум, движение работы, он и торчал в Москве. Пустъ оборудование для этого цеха заявлял не он, но оно прошло и проходит через его руки, а для других цехов, коробки которых поднимаются на заводе, заказывал уже он. И его усилиями, умением и неумением, частицей малого незаметного труда встают на заводе новые цеха. И он заново переживал свои командировочные дни...
Устроились они в гостинице ВДНХ хорошо, места были забронированы заранее, значит их ждали. Комната на удивление: телефон, телевизор, ванная, туалет, всё, как в сказке. Неелов не мог даже предполагать, что такие номера бывают на свете. Он ходил и удивлялся, а Сливкин ворчал: «Не могли люкс устроить. Следующий раз Струганов пусть едет сам».
На другой день они отправились в Совнархоз. Сливкин повязал себе самый голубой галстук (это был его любимый цвет), а Неелов свой единственный, тоже любимый, темно-малиновый. Но, ни в этот, ни в другие дни, толку не было никакого. Ходили они по кабинетам, как неприкаянные. Никто их не ждал и появление их не приветствовал. Этажей в совнархозе было много и на каждый - десятки отделов и подотделов. Начальников, заместителей, старших инженеров и просто инженеров - не счесть, как галок в осеннюю непогоду. Все деловые, неприступно-сосредоточенные, чинные - не подступись ни с какого бока. А ихнего брата, заводчан, не меньше: ошалелые от бестолковой беготни, забитые неприступностью столоначальников, озабоченные ответственностью, придавленные коридорной властью и у всех одно заклинание: заявки, заявки, заявки...
Неделя прошла, а у них с Ананьичем - голо, ни одной заявки не сдали, ни одной позиции не защитили. Хуже, многие заявки, оказалось выполнены не по той форме. Надо срочно перепечатывать, искать машинистку, платить деньги. Неелов почернел от забот, а Сливкин, как всегда, спокоен, даже улыбаться не потерял способность. За неправильные заявки добродушно отругал, а когда узнал, что их готовили в отделе снабжения, также добродушно извинился, сказал, что и там дураков хватает. Деньги у него на перепечатку есть, машинистку найдет. Главное же, бегай, не давай им в совнархозе жить спокойно. Капля камень точит.
Побегал Неелов еще неделю, освоился в этажах и коридорах совнархоза, разобрался в кабинетах его, а дела подвинулись на воробьиный скок. Хоть звони на завод и проси уволить по собственному желанию, хоть с моста прыгай в Москва-реку.
Сливкин оформил заявку на пятитонный кран и по такому случаю позвал ужинать в гостиничный ресторан.
Ели вкусно, пили чешское пиво, Сливкин бодро сказал:
- Я свою командировку оправдал, теперь, Алексей Алексеевич, могу в любой день из Москвы мотнуть, но пока побуду с тобой. Надо тебя поддерживать. – И позвякал орденами и медалями.
«Поддержал бы ты мои штаны» - зло подумал Неелов. А Сливкин продолжал добродушно:
- Хотя какой из меня помощник. Ты два этажа оббежать успеешь, пока я от кабинета до кабинета через коридор пройду.
Ночью он весело кричал в телефонную трубку, разговаривая со Стругановым, но тому понадобилось лично услышать Неелова. Неелов встал и спросонья ляпнул:
- Заявки не принимают. - Струганов в ответ очень спокойно:
- Будешь сидеть в Москве, пока заявки на оборудование не сдашь. Хоть год. Понял? Что ты молчишь? Для чего тебя назначили старшим инженером отдела оборудования…
- Понял,.. А сам подумал: значит уволят, если не сдам заявки.
Неелов провалялся остаток ночи в постели, раздумывая о своей горемычной судьбе. Утром, как всегда сделал зарядку, только более тщательно и дольше, чем обычно.
Сливкин даже заметил:
- Ты сегодня накачиваешь свои мускулы так, словно к драке готовишься.
В совнархозе Неелов сразу же направился в приемную заместителя председателя Совнархоза и как только секретарь чем-то увлекся, ворвался в кабинет.
Высокий начальник встретил его тепло, даже не удивился и рта не дал открыть, выматерил при людях открытым текстом, проще говоря, облаял, как хотел и пообещал сдать, куда следует. Сцена была яркая. Побагровевший от ярости человек, с трясущимся двойным подбородком, слегка обескураженные подчиненные за столом, длинный Неелов в офицерской форме, нелепой и ненужном здесь и, вцепившийся в его руку, бульдожьей хваткой, секретарь.
Неелов все же успел крикнуть: - Я к Жукову пойду... Цех оборонного значения, а вы здесь волыните... И ругаетесь, как бригадир колхозный, у которого скот дохнет от голода.
Неелов бросился на амбразуру, а его не убили, не избили, просто натыкали мордой и вышвырнули.
После этого случая он стал красной тряпкой в Совнархозе. Не скрывая ухмылок, его рассматривали кабинетные быки и телки, шушукались и смеялись за спиной, а он длинный и прямой, как сама истина, не замечая этого, ходил по кабинетам и, как ни странно, у него, постепенно, стали принимать заявки.
Сливкин готовился к отъезду, бегал по магазинам, делал покупки, исполнял заказы и поручения, уставал и в то же время, успевал подбадривать Неелова, а тот, как-то попросил его:
- Михаил Ананьич, купите моему пацану ползунки... и кофточки, что ли. Ему скоро три месяца будет.
- Как? - Сливкин так и сел. - У тебя сын есть?
- Нет, не у меня, - засмеялся Неелов, - у моего друга, Славки Баянина. Он аппаратчиком у нас работает. Купите, а то я, наверное, не выберусь. А вам заодно. Все-таки мы вместе работаем.
- Ладно, не кусайся. Куплю я твоему пацану, там есть целые наборы. А тебе что купить?
- Мне ничего. Хотя если попадутся большие крючки на перемет – купите.
Неелов повеселел. С ним в Совнархозе стали здороваться. Бывало на входе только постовой приложит руку к козырьку, а теперь и в кабинетах отвечают на его приветствие. Иногда с иронией, иногда равнодушно, но во всяком случае не молчат, как раньше, делая вид, что заняты и не слышат.
Как-то раз, главный специалист отдела технологического оборудования, Садык Васильевич, который и раньше не брезговал подавать ему руку, отложив заявки, неожиданно пригласил его пообедать, но Неелов очень изумился, когда пошли они не в совнархозовскую столовую, где готовили превосходно, а в ресторанчик – «тут, недалеко». Неелов был польщен, хотя в уме яростно прикидывал, во сколько рублей обойдется ему этот незапланированный поход.
Они сели за угловой столик в конце зала. Садык Васильевич взял меню в толстом переплете, раскрыл его, глянул и протянул Алексею.
- Заказывайте...
- Я доверяю вашему вкусу.
- Весьма польщен. Благодарю.
- Не стоит благодарности...
Неелов старался вести себя естественно, хотя великосветская роскошь ресторана ошеломила его. Высокий зал, с лепным длинным потолком, полукруглая эстрада, ажурные с позолотой люстры, бархатные портьеры до пола, мягкая мебель, паркетный пол и официантки в белых кокошниках, накрахмаленных передниках, порхают, как бабочки. Одна такая подлетела к их столу.
Садык Васильевич, красавец с карими ленивыми глазами, черной пышной шевелюрой, седеющей на висках, равнодушно сделал заказ, хотя официантка поедала его глазами.
- Я не буду пить, - сказал Неелов, когда официантка упорхнула.
- Как это, не буду? Ты не употребляешь?
- Пью,.. но... у нас еще дела.
- Все дела мы решим здесь, сынок.
При слове «сынок» Неелов поморщился, он повидал в колонии «сынков» живущих подачками паханов - зэковских «цезарей»: - Чем ты недоволен? Не понравилось, что сынком назвал, - засмеялся Садык Васильевич, - но ты же мне почти сынок по возрасту, а по опыту жизненному скорее внук...
- Так, сразу и внук?
- Да, так сразу и внук.
- Ну, здравствуй, дедушка, здравствуй! - Неелов засмеялся и протянул руку. Садык Васильевич не стал мешкать и ответил на чрезмерное рукопожатие Неелова не менее сильным.
Алексей был озадачен. Застольный чиновничий червяк, каким он считал главного специалиста, обладал силой, способной удивить, а ладонь у него оказалась широкой и разлапистой, как у застарелого печника.
- Мы тоже занимаемся спортом, - сказал, будто отвечая на его мысли, Садык Васильевич, и добавил, улыбаясь, - в свободное от работы время.
Он закурил сигарету с золотым ободком, а пачку и зажигалку положил на стол. Неелов невольно прочитал надпись: «Москва», сигареты высшего класса. В Москве должно быть все высшего класса: и сигареты, и рестораны, и обслуживание. Вон как засмущалась официантка, извиняясь и кланяясь, когда Садык Васильевич ей сделал замечание: не графинчик, а бутылочку коньяка мы заказывали. Глаза у него стали жесткими, а скулы на доброжелательном лице окаменели, но только на миг, почти сразу же Садык Васильевич стал прежним, играючи выпустил несколько тугих колечек дыма и Неелов непроизвольно поднял глаза, наблюдая за ними. У трактора из выхлопной трубы выскакивают такие же, но там сколько лошадиных сил и то с надрывом, с треском. А у этого легко на загляденье, будто все лошадиные силы, вместе с идеальным глушителем, запрятаны в белой сигарете с золотым ободком.
- А ты мне нравишься, Неелов, - выпустив новую порцию колечек, неожиданно сказал Садык Васильевич и вкрадчиво продолжил - Ты еще неотесанный, неопытный, все твои мысли и желания на твоем лице. В тебе живет деревня с грубой животной силой, но голова твоя не лишена извилин. У тебя отличная память, а она порой стоит ума...
Пока инженер вел свой длинный монолог, Неелов всё прикидывал, надо ли сейчас с ним вести речь о деле, коль он так философски настроен, или подождать, когда он подогреет себя коньяком. Прислушиваясь вполуха к его голосу, иногда кивая в знак согласия, Неелов неожиданно грубо сказал:
- Что тебе тогда стоит помочь мне оформить заявки, Садык Васильевич?
Тот будто враз отрезвел, хотя они еще не пили. Замолк, закурил новую сигарету, потом сдвинул руки и разлил по рюмкам коньяк, а лицо его выражало полнейшее спокойствие, скорее доброжелательство.
- Давай, Неелов, выпьем за встречу в столице.
- Давайте, - он взял рюмку - но вы не ответили на мой вопрос.
- Отвечу. Пей. - И он стал, смакуя, маленькими глоточками, опорожнять рюмку.
Неелов посмотрел и сделал то же самое, но еще медленнее. Смакование ему было неприятно, но что не вытерпишь ради родного завода. Даже если бы пришлось из пипетки в глаза закапывать...
- Я тебе помогу, - после некоторого молчания сказал Садык Васильевич, но знаешь сколько тебе это будет стоить.
- Не знаю, - удивился Неелов.
- Шесть тысяч...
- Но почему шесть?
- Начальнику отдела, заместителю и мне по убывающей. Вот и посчитай.
Неелов налил себе в рюмку, выпил, не почувствовал горечи, налил еще и осушил её одним глотком.
- Но ведь это же взятка, Садык Васильевич, - произнес он как можно спокойнее, у него получилось тихо, с прохрипыванием.
- Взятка? - спросил тот насмешливо.
Спиртное ударило в голову и Неелов, не заметив насмешки, ошалело проигрывал варианты. Врезать ему по физиономии? Судя по рукопожатию, ему ответят тем же. Но это пустяки, а он окажется в конце концов виновником, и самое страшное, ведь его обязательно посадят. Закричать, что его принуждают к даче взятки. Но к этому не принуждают. И кто поверит? Заберут все равно как пьяного и опять неприятности. Встать и уйти. Самое лучшее. Но завтра снова торчать у его стола. Где выход? Размышляя, он успокоился. Спросил равнодушно:
- А за что такое счастье? Садык Васильевич? Или это не только мне?
- Не только... Все, кто хотят получить, дают и даже поспешно. Стоит лишь намекнуть. - Он усмехнулся, налил в рюмки и продолжал, - все торопятся выполнить указание, - он рюмкой повел вверх и в ней заиграли лучи, - развивать химию. А ради указания на что только люди не идут, даже на такой пустяк. Как ты там выразился? А это не так. Мы помогаем, и нам. Надо же двигать большую химию. И пусть тебя не смущает моя откровенность. К нам едут из Навои, Невинномысска, Шевченко, Литвы, Латвии, не говоря уже о вашей Сибири. Все сразу стали химиками... А мы химичем в силу наших возможностей…
Неелов от таких речей вдруг почувствовал себя зайцем на островке, в половодье. А здесь лодка спасительная и тебя вроде сожрать не собираются.
- Садык Васильевич, - произнес он почти просительно, ненавидя себя за такой тон, - где я возьму шесть тысяч? Меня послали сюда с командировочными рублями. Копейка в копейку. И я проклинаю себя сейчас за то, что согласился с радостью. Еще бы, только из тюрьмы и вдруг - в Москву.
- А ты что, из тюрьмы? - не скрыл удивления тот.
- Да было дело,.. залетел за то, что меня избили в милиции.
- И ты позволил? - еще более удивился Садык Васильевич.
- Связали, вот, как вы сейчас.
- Я тебя не связывал, сынок. А все, что говорил, это шутка. Как сказали бы у вас там, лапшу на уши вешал, - темные его ресницы сошлись на переносице, скулы выперли, и лицо сделалось враждебным, но говорил он дружелюбно, - я тебя просто проверял и ты сам не заметил, как быстро согласился дать взятку. Осталось за малым - деньги, а их у тебя нет. - Он остановил рукой Неелова, - но я тебе помогу. Ты плохо слушаешь старших, сынок, я тебе уже говорил, что ты мне нравишься. Ты напоминаешь мне мою молодость, когда с пустыми галифе остался после войны завоевывать Москву. У меня были только молодость, настырность и уверенность. Так-то сынок!
Лукавил главный специалист. На самом деле зампред совнархоза велел ему ускорить прием заявок у Неелова и не потому, что он будет жаловаться Жукову. Он поразился, что его назвали колхозным бригадиром у которого дохнет скот. У него это в голове засело.
Неелов слушал с открытым ртом, похожий на голодного кутенка, а потом вдруг спросил не к месту:
- Садык Васильевич, вы коммунист?
- Коммунист?.. Нет, я член партии и вступил в неё ради блага народа, а не собственной выгоды, - и на лице его застыла благожелательная улыбка, - коммунисты наверху, сынок, а здесь внизу её члены.
- Всего доброго, Гений Иванович, - крикнул вдогонку Неелов и проследил, как по белой тропинке покатился серый колобок.
Заиндевелые деревья низко опустили свои остуженные ветви, но они не мешали маленькому человечку шагать бойко с чувством собственного достоинства.
Струганов покуривал у окна, видимо, ждал Неелова и только тот переступил порог, тут же начал:
- Твоя информация по цехам, Алексей, должна быть краткой: какого оборудования не хватает. И в таком порядке: заявки, наряды, поступления оборудования. Все четко, быстро и уверенно. Андрей Петрович любит краткость. Если начнешь тянуть - меня поднимет.
- Хорошо, Василий Александрович. Но вы меня готовите, как невесту на смотрины.
- А я тебя и готовлю на смотрины. Грабову сказал, что докладывать будет мой помощник. Меня может и не быть.
- А вас, что серьезно, не будет, - забеспокоился Неелов.
- Разумеется, я буду, мне после совещания с директором надо серьезно говорить. Отдел оборудования надо давно иметь, а мне дали не считая тебя только одну единицу и потому лишь, что вы со Сливкиным хорошо поработали в Москве.
- Ну тогда, все в порядке, Василий Александрович, а справка у меня в голове, я даже номера договоров помню, как вы знаете.
- Знаю, знаю. Ох, Алексей, хвастнуть же ты любишь!
- Ну почему хвастнуть, Василий Александрович? Вы же убеждались?
- Убеждался. А зачем повторяться. Ты как будто хочешь подчеркнуть, что у меня памяти нет совсем. А я тебе скажу, что память это еще не ум.
- Теперь вы меня, Василий Александрович. Но умишко у меня есть, - обиженно сказал Неелов.
- Ладно, есть! Но бумагу все же составь, как будто бы для меня. Понятно?
- А вы меня за бумаги ругаете. За графики-то, - лукаво напомнил Неелов.
- Пока не разобрался. Кстати, ты знаешь, что твои графики механики черной доской зовут?
- Почему?
- Потому что жизнь черная настала - лишнего на складе не получишь. А для механиков запас - карман не рвет.
Неелов по памяти приготовил бумагу для Струганова, перечитал, потом тщательно проверил наряды и договоры, заявки - всё совпадало. Он удовлетворенно хмыкнул - не подводит его память, собрался было печатать на машинке, но раздумал, вспомнив часто повторяемую Стругановым фразу: «Девчонки в отделе зачем?» и решил ею воспользоваться. В отделе главного механика была одна Опенкина.
- А где остальные труженицы?
- Ушли по цехам уточнять графики планово-предупредительного ремонта.
- Ира, вот эту бумагу для Струганова отшлепаешь. В трех экземплярах.
- Отшлепаю... Когда ты для себя будешь просить? Всё для Струганова.
- Ну как же, шеф. Мы на него работаем. А для себя ничего не надо.
- Какой бескорыстный, - она села за машинку, быстро пробежала глазами текст и сказала. - Красивый у тебя почерк, Алексей Алексеевич, - и посмотрела на него из-за плеча.
- А я знаю, Ирочка, - он положил ей руки на плечи, легонько сжав их, наклонился над текстом. Потом его рука случайно соскользнула ей под мышку и он ощутил сильные удары, словно сердце её билось у него на ладони.
- Не надо, Алексей!.. Кто-нибудь зайдет, - сказала она рассудительно.
- Что не надо? - спросил он и подошел к столу.
Она залилась румянцем, и не глядя на него, ответила:
- Ты сам знаешь, что...
- Ясно, - сказал он многозначительно и, переходя на официальный тон, добавил. - Ирина Павловна, работу оставите у меня на столе. - И вышел, обидев девушку чуть не до слез.
Неелов оделся и пошел в склад, где монтажники с девятого цеха забирали омылитель. Он опоздал, оборудование уже увезли в корпус и он отправился туда, чтобы знать для себя, какие аппараты смонтированы. Вдруг уважаемому директору понадобится знать и это.
По широкой плотной колее саней он протопал вдоль железнодорожной ветки, прошел через переезд и перед ним открылось большое здание нового цеха.
Хотя синева сумерек едва начала сгущаться, цех сиял громадными освещенными окнами и его нутро просвечивалось как на рентгене.
Четыре омылителя уже стояли на месте и их круглые днища торчали из межэтажного перекрытия. Неелов прошел на второй этаж, где буйствовали монтажники. Тут же, откуда ни возьмись к нему подскочил прораб строительно-монтажного управления Островной и начал ругаться.
- Неелов, ты спишь в своем отделе, а у меня монтаж идет через жопу. Омылители поставили, надо обвязку везти, а промывных колонн нет.
- Здравствуй, Григорий Семенович! Надо бы поздороваться вначале, больше месяца всё же не виделись.
Григорий Семенович, длинный и сухощавый и такой же молодой как Неелов, в грязном заляпанном полушубке, сдвинул овчинную шапку на бок, и, успокаиваясь, протянул руку:
- Привет, начальник!
- Привет!
Они едва разняли руки, как Островной снова затянул свою песню, но уже ниже тоном.
- Разогнать ваш отдел и главного механика к чертовой бабушке. Просишь одно, дают другое. Нас гонят, давай, давай, а давать - нечего.
- Ты бы лучше вон надел монтажную каску, а то неровен час Серопузов явится, он как раз в обход пошел.
- Алексей, ты можешь серьезно, о деле? Я же завтра на совещании у директора о всех ваших безобразиях скажу. – Неелов насупился.
- Говори... У меня была заявка только на четыре омылителя. Я показывал твоему мастеру где они стоят, спросил: колонны будете брать? Он махнул рукой - потом.
- Я ему, засранцу, махну рукой. Премиальных лишу за весь месяц - зашумел Островной.
- Ты не кипятись. Колонны вы просили полмесяца назад, а они только пришли. Парень мог и забыть.
- Я ему забуду. Сегодня, пока не перевезет их в цех, домой не уйдет.
Островной ринулся искать своего мастера, а Неелов направился по этажам, забираясь все выше и выше, пока не поднялся на самый последний. Здесь монтаж был закончен, аппараты, соединенные трубопроводами, вентилями, задвижками, являли одно целое, чувствовались порядок и закономерность. А внизу раздавались гулкие удары, лязг, стук, шипенье сварки, гудение моторов и возгласы людей. Неелов, опершись на перила монтажного проема, смотрел вниз. Для того, чтобы все это было: шум, движение работы, он и торчал в Москве. Пустъ оборудование для этого цеха заявлял не он, но оно прошло и проходит через его руки, а для других цехов, коробки которых поднимаются на заводе, заказывал уже он. И его усилиями, умением и неумением, частицей малого незаметного труда встают на заводе новые цеха. И он заново переживал свои командировочные дни...
Устроились они в гостинице ВДНХ хорошо, места были забронированы заранее, значит их ждали. Комната на удивление: телефон, телевизор, ванная, туалет, всё, как в сказке. Неелов не мог даже предполагать, что такие номера бывают на свете. Он ходил и удивлялся, а Сливкин ворчал: «Не могли люкс устроить. Следующий раз Струганов пусть едет сам».
На другой день они отправились в Совнархоз. Сливкин повязал себе самый голубой галстук (это был его любимый цвет), а Неелов свой единственный, тоже любимый, темно-малиновый. Но, ни в этот, ни в другие дни, толку не было никакого. Ходили они по кабинетам, как неприкаянные. Никто их не ждал и появление их не приветствовал. Этажей в совнархозе было много и на каждый - десятки отделов и подотделов. Начальников, заместителей, старших инженеров и просто инженеров - не счесть, как галок в осеннюю непогоду. Все деловые, неприступно-сосредоточенные, чинные - не подступись ни с какого бока. А ихнего брата, заводчан, не меньше: ошалелые от бестолковой беготни, забитые неприступностью столоначальников, озабоченные ответственностью, придавленные коридорной властью и у всех одно заклинание: заявки, заявки, заявки...
Неделя прошла, а у них с Ананьичем - голо, ни одной заявки не сдали, ни одной позиции не защитили. Хуже, многие заявки, оказалось выполнены не по той форме. Надо срочно перепечатывать, искать машинистку, платить деньги. Неелов почернел от забот, а Сливкин, как всегда, спокоен, даже улыбаться не потерял способность. За неправильные заявки добродушно отругал, а когда узнал, что их готовили в отделе снабжения, также добродушно извинился, сказал, что и там дураков хватает. Деньги у него на перепечатку есть, машинистку найдет. Главное же, бегай, не давай им в совнархозе жить спокойно. Капля камень точит.
Побегал Неелов еще неделю, освоился в этажах и коридорах совнархоза, разобрался в кабинетах его, а дела подвинулись на воробьиный скок. Хоть звони на завод и проси уволить по собственному желанию, хоть с моста прыгай в Москва-реку.
Сливкин оформил заявку на пятитонный кран и по такому случаю позвал ужинать в гостиничный ресторан.
Ели вкусно, пили чешское пиво, Сливкин бодро сказал:
- Я свою командировку оправдал, теперь, Алексей Алексеевич, могу в любой день из Москвы мотнуть, но пока побуду с тобой. Надо тебя поддерживать. – И позвякал орденами и медалями.
«Поддержал бы ты мои штаны» - зло подумал Неелов. А Сливкин продолжал добродушно:
- Хотя какой из меня помощник. Ты два этажа оббежать успеешь, пока я от кабинета до кабинета через коридор пройду.
Ночью он весело кричал в телефонную трубку, разговаривая со Стругановым, но тому понадобилось лично услышать Неелова. Неелов встал и спросонья ляпнул:
- Заявки не принимают. - Струганов в ответ очень спокойно:
- Будешь сидеть в Москве, пока заявки на оборудование не сдашь. Хоть год. Понял? Что ты молчишь? Для чего тебя назначили старшим инженером отдела оборудования…
- Понял,.. А сам подумал: значит уволят, если не сдам заявки.
Неелов провалялся остаток ночи в постели, раздумывая о своей горемычной судьбе. Утром, как всегда сделал зарядку, только более тщательно и дольше, чем обычно.
Сливкин даже заметил:
- Ты сегодня накачиваешь свои мускулы так, словно к драке готовишься.
В совнархозе Неелов сразу же направился в приемную заместителя председателя Совнархоза и как только секретарь чем-то увлекся, ворвался в кабинет.
Высокий начальник встретил его тепло, даже не удивился и рта не дал открыть, выматерил при людях открытым текстом, проще говоря, облаял, как хотел и пообещал сдать, куда следует. Сцена была яркая. Побагровевший от ярости человек, с трясущимся двойным подбородком, слегка обескураженные подчиненные за столом, длинный Неелов в офицерской форме, нелепой и ненужном здесь и, вцепившийся в его руку, бульдожьей хваткой, секретарь.
Неелов все же успел крикнуть: - Я к Жукову пойду... Цех оборонного значения, а вы здесь волыните... И ругаетесь, как бригадир колхозный, у которого скот дохнет от голода.
Неелов бросился на амбразуру, а его не убили, не избили, просто натыкали мордой и вышвырнули.
После этого случая он стал красной тряпкой в Совнархозе. Не скрывая ухмылок, его рассматривали кабинетные быки и телки, шушукались и смеялись за спиной, а он длинный и прямой, как сама истина, не замечая этого, ходил по кабинетам и, как ни странно, у него, постепенно, стали принимать заявки.
Сливкин готовился к отъезду, бегал по магазинам, делал покупки, исполнял заказы и поручения, уставал и в то же время, успевал подбадривать Неелова, а тот, как-то попросил его:
- Михаил Ананьич, купите моему пацану ползунки... и кофточки, что ли. Ему скоро три месяца будет.
- Как? - Сливкин так и сел. - У тебя сын есть?
- Нет, не у меня, - засмеялся Неелов, - у моего друга, Славки Баянина. Он аппаратчиком у нас работает. Купите, а то я, наверное, не выберусь. А вам заодно. Все-таки мы вместе работаем.
- Ладно, не кусайся. Куплю я твоему пацану, там есть целые наборы. А тебе что купить?
- Мне ничего. Хотя если попадутся большие крючки на перемет – купите.
Неелов повеселел. С ним в Совнархозе стали здороваться. Бывало на входе только постовой приложит руку к козырьку, а теперь и в кабинетах отвечают на его приветствие. Иногда с иронией, иногда равнодушно, но во всяком случае не молчат, как раньше, делая вид, что заняты и не слышат.
Как-то раз, главный специалист отдела технологического оборудования, Садык Васильевич, который и раньше не брезговал подавать ему руку, отложив заявки, неожиданно пригласил его пообедать, но Неелов очень изумился, когда пошли они не в совнархозовскую столовую, где готовили превосходно, а в ресторанчик – «тут, недалеко». Неелов был польщен, хотя в уме яростно прикидывал, во сколько рублей обойдется ему этот незапланированный поход.
Они сели за угловой столик в конце зала. Садык Васильевич взял меню в толстом переплете, раскрыл его, глянул и протянул Алексею.
- Заказывайте...
- Я доверяю вашему вкусу.
- Весьма польщен. Благодарю.
- Не стоит благодарности...
Неелов старался вести себя естественно, хотя великосветская роскошь ресторана ошеломила его. Высокий зал, с лепным длинным потолком, полукруглая эстрада, ажурные с позолотой люстры, бархатные портьеры до пола, мягкая мебель, паркетный пол и официантки в белых кокошниках, накрахмаленных передниках, порхают, как бабочки. Одна такая подлетела к их столу.
Садык Васильевич, красавец с карими ленивыми глазами, черной пышной шевелюрой, седеющей на висках, равнодушно сделал заказ, хотя официантка поедала его глазами.
- Я не буду пить, - сказал Неелов, когда официантка упорхнула.
- Как это, не буду? Ты не употребляешь?
- Пью,.. но... у нас еще дела.
- Все дела мы решим здесь, сынок.
При слове «сынок» Неелов поморщился, он повидал в колонии «сынков» живущих подачками паханов - зэковских «цезарей»: - Чем ты недоволен? Не понравилось, что сынком назвал, - засмеялся Садык Васильевич, - но ты же мне почти сынок по возрасту, а по опыту жизненному скорее внук...
- Так, сразу и внук?
- Да, так сразу и внук.
- Ну, здравствуй, дедушка, здравствуй! - Неелов засмеялся и протянул руку. Садык Васильевич не стал мешкать и ответил на чрезмерное рукопожатие Неелова не менее сильным.
Алексей был озадачен. Застольный чиновничий червяк, каким он считал главного специалиста, обладал силой, способной удивить, а ладонь у него оказалась широкой и разлапистой, как у застарелого печника.
- Мы тоже занимаемся спортом, - сказал, будто отвечая на его мысли, Садык Васильевич, и добавил, улыбаясь, - в свободное от работы время.
Он закурил сигарету с золотым ободком, а пачку и зажигалку положил на стол. Неелов невольно прочитал надпись: «Москва», сигареты высшего класса. В Москве должно быть все высшего класса: и сигареты, и рестораны, и обслуживание. Вон как засмущалась официантка, извиняясь и кланяясь, когда Садык Васильевич ей сделал замечание: не графинчик, а бутылочку коньяка мы заказывали. Глаза у него стали жесткими, а скулы на доброжелательном лице окаменели, но только на миг, почти сразу же Садык Васильевич стал прежним, играючи выпустил несколько тугих колечек дыма и Неелов непроизвольно поднял глаза, наблюдая за ними. У трактора из выхлопной трубы выскакивают такие же, но там сколько лошадиных сил и то с надрывом, с треском. А у этого легко на загляденье, будто все лошадиные силы, вместе с идеальным глушителем, запрятаны в белой сигарете с золотым ободком.
- А ты мне нравишься, Неелов, - выпустив новую порцию колечек, неожиданно сказал Садык Васильевич и вкрадчиво продолжил - Ты еще неотесанный, неопытный, все твои мысли и желания на твоем лице. В тебе живет деревня с грубой животной силой, но голова твоя не лишена извилин. У тебя отличная память, а она порой стоит ума...
Пока инженер вел свой длинный монолог, Неелов всё прикидывал, надо ли сейчас с ним вести речь о деле, коль он так философски настроен, или подождать, когда он подогреет себя коньяком. Прислушиваясь вполуха к его голосу, иногда кивая в знак согласия, Неелов неожиданно грубо сказал:
- Что тебе тогда стоит помочь мне оформить заявки, Садык Васильевич?
Тот будто враз отрезвел, хотя они еще не пили. Замолк, закурил новую сигарету, потом сдвинул руки и разлил по рюмкам коньяк, а лицо его выражало полнейшее спокойствие, скорее доброжелательство.
- Давай, Неелов, выпьем за встречу в столице.
- Давайте, - он взял рюмку - но вы не ответили на мой вопрос.
- Отвечу. Пей. - И он стал, смакуя, маленькими глоточками, опорожнять рюмку.
Неелов посмотрел и сделал то же самое, но еще медленнее. Смакование ему было неприятно, но что не вытерпишь ради родного завода. Даже если бы пришлось из пипетки в глаза закапывать...
- Я тебе помогу, - после некоторого молчания сказал Садык Васильевич, но знаешь сколько тебе это будет стоить.
- Не знаю, - удивился Неелов.
- Шесть тысяч...
- Но почему шесть?
- Начальнику отдела, заместителю и мне по убывающей. Вот и посчитай.
Неелов налил себе в рюмку, выпил, не почувствовал горечи, налил еще и осушил её одним глотком.
- Но ведь это же взятка, Садык Васильевич, - произнес он как можно спокойнее, у него получилось тихо, с прохрипыванием.
- Взятка? - спросил тот насмешливо.
Спиртное ударило в голову и Неелов, не заметив насмешки, ошалело проигрывал варианты. Врезать ему по физиономии? Судя по рукопожатию, ему ответят тем же. Но это пустяки, а он окажется в конце концов виновником, и самое страшное, ведь его обязательно посадят. Закричать, что его принуждают к даче взятки. Но к этому не принуждают. И кто поверит? Заберут все равно как пьяного и опять неприятности. Встать и уйти. Самое лучшее. Но завтра снова торчать у его стола. Где выход? Размышляя, он успокоился. Спросил равнодушно:
- А за что такое счастье? Садык Васильевич? Или это не только мне?
- Не только... Все, кто хотят получить, дают и даже поспешно. Стоит лишь намекнуть. - Он усмехнулся, налил в рюмки и продолжал, - все торопятся выполнить указание, - он рюмкой повел вверх и в ней заиграли лучи, - развивать химию. А ради указания на что только люди не идут, даже на такой пустяк. Как ты там выразился? А это не так. Мы помогаем, и нам. Надо же двигать большую химию. И пусть тебя не смущает моя откровенность. К нам едут из Навои, Невинномысска, Шевченко, Литвы, Латвии, не говоря уже о вашей Сибири. Все сразу стали химиками... А мы химичем в силу наших возможностей…
Неелов от таких речей вдруг почувствовал себя зайцем на островке, в половодье. А здесь лодка спасительная и тебя вроде сожрать не собираются.
- Садык Васильевич, - произнес он почти просительно, ненавидя себя за такой тон, - где я возьму шесть тысяч? Меня послали сюда с командировочными рублями. Копейка в копейку. И я проклинаю себя сейчас за то, что согласился с радостью. Еще бы, только из тюрьмы и вдруг - в Москву.
- А ты что, из тюрьмы? - не скрыл удивления тот.
- Да было дело,.. залетел за то, что меня избили в милиции.
- И ты позволил? - еще более удивился Садык Васильевич.
- Связали, вот, как вы сейчас.
- Я тебя не связывал, сынок. А все, что говорил, это шутка. Как сказали бы у вас там, лапшу на уши вешал, - темные его ресницы сошлись на переносице, скулы выперли, и лицо сделалось враждебным, но говорил он дружелюбно, - я тебя просто проверял и ты сам не заметил, как быстро согласился дать взятку. Осталось за малым - деньги, а их у тебя нет. - Он остановил рукой Неелова, - но я тебе помогу. Ты плохо слушаешь старших, сынок, я тебе уже говорил, что ты мне нравишься. Ты напоминаешь мне мою молодость, когда с пустыми галифе остался после войны завоевывать Москву. У меня были только молодость, настырность и уверенность. Так-то сынок!
Лукавил главный специалист. На самом деле зампред совнархоза велел ему ускорить прием заявок у Неелова и не потому, что он будет жаловаться Жукову. Он поразился, что его назвали колхозным бригадиром у которого дохнет скот. У него это в голове засело.
Неелов слушал с открытым ртом, похожий на голодного кутенка, а потом вдруг спросил не к месту:
- Садык Васильевич, вы коммунист?
- Коммунист?.. Нет, я член партии и вступил в неё ради блага народа, а не собственной выгоды, - и на лице его застыла благожелательная улыбка, - коммунисты наверху, сынок, а здесь внизу её члены.
Назад |