VI.
Так он и жил у меня, вернее, ночевал, никаких глобальных изменений это пока не повлекло. Ходить на работу совсем не хотелось, подозреваю, не без участия ночного по-стояльца.
Живёшь-живёшь, работаешь как все, квартира есть, и вдруг является этакое лохма-тое-хвостатое в комбинезоне, и все летит к чертям. Сразу видишь свою жизнь совсем под другим углом и насквозь, как под рентгеном. Понимаешь внезапно, что всё не то и не так. Работа ни к чёрту, и существование никчёмное. Умри я сейчас, исчезни – что изменится? Ну, пожалеют несколько человек, повспоминают иной раз и забудут. А в бумагах на моём месте сможет рыться любой другой.
Нет, понял я, надо бросать все к чёрту и начинать жизнь сначала. Может быть, уе-хать куда-нибудь, завербоваться на перспективные стройки Сибири? Но если не найти себя здесь, то где гарантия, что в другом месте это получится? Ведь, от себя-то не убежишь, как говорится в книжках. Только работать на старом месте стало невмоготу, впору пойти пирожками торговать или карточками «Спортлото».
К тому же внезапно на службе я сделался объектом всеобщего интереса. За каждым моим жестом пристально следили. За моей спиной стали слышаться таинственные шёпот-ки. Приходя с перерыва, я успевал уловить туманные обрывки разговоров:
– … Вот тебе и тихоня!
– Кто бы мог подумать?
– Не ожидала, не ожидала…
И тому подобное и не менее загадочное и многозначительное. При моём появлении тема резко менялась на нейтральную, о кинофильмах, об импортных вещах, семейных новостях и прочем. Личность моя приобрела столь сомнительную популярность, что посмотреть на меня начали заходить любопытные из соседних отделов. Приходили, болтали о каких-то пустяках с моими сослуживцами, а сами ехидно косились на меня, знаем, мол, знаем, что ты за фрукт! Не обошлось ли здесь без козней мстительной Клавдии? Что же такое она могла распространить? Пока я ещё не мог понять, в чем дело, но, надо сказать, начал чего-то побаиваться и с трепетом ждал, когда к буму вокруг персоны скромного служащего проявит интерес начальство.
Такой случай не заставил себя ждать. На второй или третий день нездорового ажиотажа меня вызвал шеф отдела. Скучный полноватый мужчина с плавающими зрач-ками за толстыми линзами, он внушал мне необъяснимую робость.
– Послушай, гм… голубчик, – он побарабанил пальцами по крышке стола, – это правда, что ты завел у себя дома какую-то любопытную живность, да ещё говорящую?
Я судорожно кивнул. Он погладил свою величественную плешь, нечто вроде пус-тыни Сахары, только без оазисов.
– Это, конечно, твоё личное дело, но нельзя же вызывать такой резонанс на рабо-те… К тому же, говорят, ты обучил его матерным выражениям? Подумай, дорогой, на до-суге, не увлекайся слишком. Ведь всему должен быть предел, тем более, ты работник на-шего учреждения. Какой пример другим подаёшь? Ты согласен со мной? – разговор, вро-де, клонился к концу. Мне бы кивнуть, признать, пообещать, мирно уйти, что я и собирался сделать. Ведь начальник – он и есть начальник, плетью обуха не перешибёшь. Но вдруг в боковом кармане моего пиджака что-то зашевелилось. Я с ужасом сунул туда ладонь и наткнулся на нечто шерстяное и копошащееся, рука непроизвольно отдернулась. Наружу показалась и тут же спряталась уменьшенная мордочка моего постояльца. Теперь я точно походил на кузнеца Вакулу
– Что там такое? – спросил шеф сурово, перегибаясь ко мне через стол – Ты, никак, и на службу приносишь эээ… каких-то животных?
Внезапно робость моя улетучилась, я ощутил решимость и поднялся.
– Во-первых, попрошу вас не тыкать мне! Я с вами «на ты» не пил. Во-вторых, я вам не «голубчик» и не «дорогой». Что за манера разговаривать с подчиненными! – голос самому себе показался неестественно высоким, и я сбавил тон.
– Да, как вы смеете?.. – неуверенно спросил начальник, тупо тараща на меня глаза.
– Смею! – радостно рубанул я ладонью полировку стола. – Хватит, натерпелись!
Из кармана послышалось довольно противненькое хихиканье.
– Вы ещё и смеётесь надо мной, – внезапно уныло констатировал начальник. – Вы, часом, не больны?
– Не ваша забота! – отрезал я, прижимая рукой дергающийся карман, что-то мой чёртик очень развеселился. – Хочу - болею, хочу - не болею, вас нисколько не касается. А, в третьих, я с детства люблю животных, и вы, – мой палец обличающе указал прямо на пустыню Сахару, – не имеете права вмешиваться в мою личную жизнь в свободное от ра-боты время. Вы не заставите меня изменить жизненным принципам, - я с энтузиазмом по-махал кистью руки над столом начальника.
– Я понял, - внезапно осенило шефа. – Вы пьяны!
– А вы меня поили? – выпалил я дежурную фразу. – Впрочем, пожалуйста!
Я наклонился над столом и резко дохнул на шефа, он затравленно разглядывал ме-ня, нервно покусывая большой палец.
– А вы? – спросил я, наивно глядя в глаза, только теперь осознав, насколько мне неприятна эта физиономия.
– Что, я? – удивился шеф.
– Раз вы утверждаете подобное, значит, судите по себе. Что, у самого рыльце в пушку?
– Да как вы смеете? – привстал было шеф.
Как там это делал Вакула? Я хлопнул себя по оттопыренному карману.
– Ой! – сказал чёртик.
– Быстро! – процедил я сквозь зубы. – Накачай его пивом!
– Но… – еще хлопок, и карман покорно затих.
Шеф тяжело опустился в кресло, глаза его осоловели, даже не приближаясь, я с торжеством уловил порочный запах.
Прежде, чем начальник успел что-то понять, я доставил в кабинет старейшего ра-ботника отдела Егора Павловича.
– Палыч, рассудите, кто из нас двоих под шафе? – официально обратился я к испу-ганному ветерану производства.
Шеф вяло махнул рукой. Егор Павлович недоверчиво обнюхал меня, затем винова-то с долей подобострастия зашел за стол и густо покраснел.
– Того, Алексей Петрович…
– Ну? – угрюмо посмотрел на него шеф.
– Кажись, вы, того, пивка немного пригубили, рижского, вроде, по-моему……
Шеф моментально налился багрянцем, раньше я и не предполагал в нём способ-ность к таким метаморфозам. Палыч мгновенно просочился за дверь.
– Фокусы устраиваете, товарищ Владимир… эээ…?
– Владимирыч, – услужливо подсказал я.
Шеф внезапно успокоился.
– Вы понимаете, что после этакого нам вместе…
– Да сам не хочу с вами работать, и работёнка-то довольно дерьмовая, сыт я ей по горло! – весело перебил я и, хлопая по карману, прошептал: - Заявление! Быстро!
– Оп! – движением факира я поймал над столом материализовавшийся из пустоты листок, конечно не без помощи обитателя моего кармана, и сунул его под нос шефу.
– Я окажу вам услугу, можете не отрабатывать положенного срока, это формаль-ность, – шеф торопливо наложил резолюцию.
– Что вы, что вы, это моё законное право, я ни за что не откажусь.
– Но…
– Нет и ещё раз нет. Положенные дни я отработаю в отделе.
Шеф достал клетчатый палаток и вытер пот со лба.
Я закрыл за собой дверь с чувством небывалого облегчения. Что ж, а сейчас в от-дел, я им покажу своего чёрта в натуре! Но, увы, карман опустел. Палыч успел что-то рас-сказать, и на меня теперь смотрели, точно собирались, по меньшей мере, просить авто-граф. Все же я решил поставить точку над и.
– Что случилось, леди и джентльмены, милые коллеги, чему обязан столь почти-тельным вниманием?
Наступила тишина, затем отдел взорвался.
– Володечка! Вы, оказывается, держите у себя говорящую обезьянку! – восхитилась вслух Белла Александровна.
– А вы сердцеед к тому же, – шепнул сбоку Егор Павлович.
– Ваши знакомые не могли бы привезти мне из загранки джинсы «Дзен»? – кто-то из молодёжи.
– Шутник! – буркнула Клавдия Фёдоровна совсем не сердито под общий гам, в ко-торый слились голоса остальных.
Я демонстративно склонился и, взяв Клавдию за пальцы, прижался к ним губами, тихо бормоча что-то вроде: «я полностью в вашей власти, госпожа, всегда располагайте мною».
– Клоун! – фыркнула она, довольно краснея.
Кто-то хлопнул меня по плечу. Атмосфера явно разрядилась. Ах, был бы со мной чёртик, я бы выколотил из него ящик шампанского и упоил бы напоследок отдел…
– Ну, уж нет! – проскрипел знакомый тенорок, и служебная обстановка раствори-лась, как в тумане, я очутился в родных кирпичных стенах. Голова даже не закружилась, только непонятно, каким образом свершилось столь мгновенное перемещение в простран-стве?
VII.
– Ну, уж нет! – чёртик в натуральную величину сидел на торшере и казался рас-серженным. – Хватит на сегодня.
Я лишь теперь почувствовал, как устал, и послушно кивнул. Хватит, так хватит! Стоп! – подумал я. А почему это он объявляется в неурочный час, да ещё в моем кармане?
– Окончил я свои дела и на днях отбываю, – ответил он, смягчаясь и помахивая хвостиком.
– Что же всё-таки за дела такие, или это настолько секретно? – любопытство к его дневной деятельности не покидало меня все время нашего знакомства.
Чёртик, казалось, немного смутился.
– Ну, в общем, я закончил собирать кое-какие сведения…
Былые подозрения встрепенулись во мне.
– Словом, я теперь гораздо больше знаю о людях, о том как вы живёте… Могу, как говорится, «уйти не с пустыми руками».
– Так кто же ты всё-таки на самом деле? – спросил я сурово в лоб моего мохнатого друга, друга ли, впрочем?
– Ну, скажем, представитель или посланник иных существ…
– Слишком уж туманно… Пришелец, что ли? – продолжал я вопрошать пристраст-ным тоном.
– Скажем так: посланник.
Мне захотелось курить.
– Ты же мог обратиться в официальные органы.
– Люди ещё не готовы к восприятию нас. Лишняя суматоха только бы повредила. Да и не каждый смог бы поверить.
– А я, что же, по-вашему, более восприимчив к чертовщине что ли?
Чертик помолчал.
– У твоего пси-излучения подходящий индекс по Каргу. И, в общем, внешний вид, в котором я предстал перед тобой, им и объясняется.
Не очень-то понятно. Может, он биоробот какой? Впрочем, какая разница? Самая большая чертовщина заключалась в том, что я к нему привык и боялся его внезапного ис-чезновения. Я не решился расспрашивать сейчас дальше, хотя на языке вертелись десятки вопросов.
Чёртик выглядел грустным. На столе передо мной из ничего появилась утка, фар-шированная яблоками с черносливом, с аппетитно поджаренной кожицей, огромная гроздь белого бескосточкового винограда, бутылка коллекционного шампанского. При-шлось встать и принести фужеры.
– За что пьем? – осведомился я, хлопая пробкой.
– За вас, за людей, - серьезно ответил чёртик, не меняя позы.
А стоит ли? – чуть не усомнился я, может, лучше за вас, за чертей? Но промолчал и махнул рукой. По мере того, как утка с хрустом таяла у меня на зубах, настроение моё бы-стро улучшалось. Чёртик же, напротив, оставался мрачен и недвижим, даже шампанское не изменило видимо его состояния.
Только когда я расправился с виноградом и прикончил остатки игристого напитка, мой благодетель встрепенулся:
– Эх, гулять, так гулять!
Я волей-неволей насторожился: не замечалось за ним прежде такого ухарства. В лапах у чертика внезапно появилась небольшая, как раз по его размерам, гитара. Скрю-ченные пальцы-цапки пробежались по струнам, издавшим протяжные жалобные звуки. Всю жизнь я мечтал научиться игре на этом инструменте, да усидчивости не хватало, это же вам не бумаги за зарплату разгребать, поэтому неожиданно открывшийся у чертика талант вызвал у меня благоговение. Я ожидал, что сейчас он изобразит нечто скрипуче-писклявое, типа дворового фольклора, но под задумчивый напев струн раздался сочный голос Муслима Магомаева:
У рыбака своя звезда…
Чёртик пел с воодушевлением, закрыв глаза, и покачиваясь, аккомпанируя себе на гитаре. Я не мог понять, поёт ли он сам, имитируя знакомый баритон, или же только от-крывает рот, воспроизводя каким-то образом запись. Но в любом случае это впечатляло.
Он оборвал пение так же резко, как и начал, гитара растворилась в пространстве.
– А не прошвырнуться ли нам по броду, Вова?
– Это как же? – поинтересовался я с подозрением. Уж, не собирается ли он перед убытием затащить меня на шабаш нечистой силы?
– Ну, в карман я к тебе больше не полезу, уволь. Это я, что называется, дурака сва-лял, пошалить захотелось на радости. А давай-ка, изобразим из меня домашнее животное на прогулке!
– Это как же? – повторил я тупо.
– А вот сам увидишь!..
И мы отправились гулять.
Вдоль жёлто-зелёных кустов за коротким штакетником, мимо одинаковых домов с распахнутыми настежь дверями подъездов, мимо кусочков неба в зеркально вымытых ок-нах шествовал дядя в чёрной кожаной куртке. На поводке он вёл нечто среднее между до-машней собакой неизвестной породы и сиамской кошкой. Чёртик обзавёлся намордником, только кошачьи ушки торчали наружу, копыта он тоже как-то замаскировал. А комбинезон… что ж, мало ли декоративных собак в наше время щеголяет в комбинезончиках, скроенных по фантазии хозяек.
Тёплое по-осеннему солнце, выглядывающее из-за домов, и выпитое шампанское создавали радужное настроение. Но я все же нет-нет, да оглядывался по сторонам: не за-интересовался ли моим спутником кто посторонний? Словом, чувствовал себя несколько скованно.
Мы шли и тихо беседовали о мировых проблемах. Я снова и снова поражался его смекалке, совершенно неожиданному восприятию привычных истин, а сам думал, где-то сейчас Не то Люба-не то Галя? Давно её что-то не видно на работе. Вот бы здорово было повстречаться просто так на улице и заговорить. Я сказал бы ей всё, что столько раз про-говаривал про себя, представляя нашу случайную встречу…
И тут я увидел Её. Она подошла уже совсем близко (странно, как я сразу не заме-тил!) и неторопливо двигалась, будто плыла, прямо на нас. А под ногами у неё суетился белый комочек с чёрными бусинами глаз и носа. Синий джинсовый костюм хоть и прида-вал ей отчуждённый заграничный вид по сравнению с прочими, но очень шёл к цвету глаз.
– Здравствуйте, – сказал я неожиданно тускло, в горле сразу пересохло.
– Здравствуйте, – она удивлённо посмотрела на меня, не сразу узнавая.
– Гуляете, – догадался я, понимающе улыбаясь.
– Гуляем.
– Погода сегодня хорошая, – поспешил поделиться я. Она промолчала, скорее все-го, поражённая глубиной моего заключения.
– А это, значит, ваша болонка?
– Нет, это волкодав, она чуть улыбнулась.
– Это он или она?
– Снежок. А что это у вас за зверь?
Тем временем её пёсик сделал самоуверенную попытку обнюхать моего спутника и, внезапно взвыв дурным голосом, отпрянул назад и принялся скакать до колен хозяйки.
– Что ты, Снежочек? Успокойся, ну? – удивилась Не то Люба-не то Галя, подхва-тывая его на руки. – Какая странная у вас… собачка!
– Гав! Гав! – торопливо сказал чёртик, подтверждая свою породу.
– Что-то вас на работе не видать, - переменил я сомнительную тему.
– В институт поступала.
Я молчал, проклиная свою неловкость и взывая к чёртику о помощи.
– Мы пойдем… – неуверенно заметила Не то Люба-не то Галя, поглаживая кипен-но-белую собачью шерсть.
– Подождите, - заторопился я. – Знаете, я даже не знаю, как вас зовут, да и вы то-же…
– А это обязательно? – она улыбнулась гораздо теплее, чем первый раз.
И меня прорвало, я заговорил как телетайп, из меня посыпались анекдоты, которых мне никто не рассказывал, случаи из жизни, никогда со мной не происходившие, стихи, которых я до сего дня не знал. Искренний смех слушательницы воодушевлял на новые и новые излияния.
– Меня зовут Юля, – сказала она, протягивая на прощание ладонь, и я понял, мы ещё непременно встретимся.
–А меня Володя, – растаял я и только тут с беспокойством заметил, что «домашне-го животного» со мной нет.
– Куда ты подевался? Не мог предупредить! – накинулся я с попрёками на чёртика, колдовавшего на кухне. – А если бы у меня не получилось? Если бы я не знал, что дальше говорить? Бросить меня в такой момент!
– В этих делах, – вздохнул мой приятель глубокомысленно, - чертовщины хватает и без нас.
– Но ты же мне помог сначала?
– Только чуть-чуть, самую капельку, - и чёртик хитро подмигнул круглым жёлтым глазом.
VIII.
На следующий день я на работу не пошёл. За окном природа сходила с ума: лило не переставая, на душе тоже было паршиво. Я лежал, смотрел в потолок и думал. Кажется, никогда за всю жизнь столько не думал. О работе, о чёртике, о том, как жить дальше. И, признаюсь, не последнее место в мыслях занимала Не то Люба-не то Галя, оказавшаяся на самом деле Юлей. Я представлял, как встречу её, что скажу, что она ответит, и… сомне-вался, сомневался, сомневался. Может, она меня не захочет видеть, может, не помнит во-все? Временами я, забывшись, начинал говорить вслух, будто с ней, сам же отвечал на свои вопросы, ловил себя на этом, удивлялся. Словом, чертовщины хватало. А почему, собственно, не обратиться к чёртику с просьбой действительно помочь в самом главном? Чего я хотел, я толком и сам ещё не знал. Ну, чтобы жизнь моя переменилась, чтобы рабо-та нашлась подходящая, чтобы Юля ко мне хорошо относилась, чтобы я стал ей нужен. Такие вот расплывчатые были желания. Как сказать о них чёртику, не упустив ничего? Поймёт ли он и сумеет ли помочь? Может, стоит попросить у него чего-то такого необык-новенного… Но, чего именно, я пока не знал. Что-то сейчас творится у меня в отделе, как я теперь там появлюсь? Невесело мне было.
Чёртик заявился под вечер. Сразу запахло жжёной серой, не мог он всё-таки обхо-диться без этих дурацких эффектов, а может, механизм у него какой работал? Как бы то ни было, выглядел он совершенно сухим и бодрым, дождь на улице ему, разумеется, ни-почём.
– Как жизнь, Вовка? – бросил он фамильярно, но меня не покоробило от такого па-нибратства, я искренне обрадовался его появлению.
– Плохо, Черт Иванович, плохо. Жить даже не хочется.
– Да ты что? – встревожился мой друг. – Может, это от тунеядства?
И я выложил ему все свои безрадостные рассуждения о жизни, о работе, о Юле.
Он внимательно слушал, сидя на серванте, и, выдавая свое смятение, грыз сухарик, чего за ним прежде не замечалось.
– Брось, Вовка. Все будет хорошо, Жить всегда стоит. Безвыходных положений нет. Завтра ты пойдёшь на службу. Раз я вмешался в твои дела – мне и расхлебывать. Всё забудется: и разговор с шефом, и приход Клавдии, всё будет по-старому…
Он успокаивал меня своими радужными обещаниями, даже начинало хотеться спать, но я строптиво возразил:
– Я же не могу так продолжать, понимаешь? Я не вижу пользы от своей работы.
– А это уж ты, друг ситный, сам решай, когда меня не будет. А то, что не так полу-чится, меня же недобрым словом помянешь. Он, мол, стервец, подначил.
Я почувствовал успокоение, всё оказывалось не столь уж мрачно. Голос чёртика баюкал меня как маленького ребенка.
– А Юля? – капризно спросил я. Он показал свои огромные зубы.
– Тут моя помощь не потребуется, Она и так неплохо к тебе относится. Всё будет как надо.
Я недоверчиво покачал головой, но как приятно было от его слов, точно слушаешь сказку со счастливым концом. Я верил каждому слову мохнатого оракула, даже мгла за окном, казалось, понемногу рассеялась.
– Покидаю я ваши края, - внезапно с грустью сообщил чёртик.
Я широко раскрыл глаза, он перестал грызть сухарик. Неужели, прямо сейчас, хо-тел спросить я, и ещё какие-то ускользающие вопросы завертелись в голове, но вслух лишь попытался отшутиться:
– А ты так и не заполучил мою бессмертную душу. И даже не сводил на свой чер-товский шабаш…
– Ты часто несёшь подобную ерунду, – сердито выговорил чёртик. – Но мне всё равно жаль с тобой расставаться.
– Мне тоже, – вздохнул я согласно.
– Не могу больше задерживаться, пора в другие места, меня ждут… – он говорил и говорил ещё что-то очень важное о себе, обо мне, о людях вообще, но я едва понимал сквозь побеждающую дремоту. То ли чёртик действительно признался, что он биоробот, посланный на Землю издалека, то ли это мне приснилось…
Не знаю, сколько продолжалось моё забытьё, только проснулся я внезапно, словно ударило током. Чёртика не было видно, серой в квартире больше не пахло. Будильник по-казывал восемь часов, за окном повисла темнота.
Разрушая вечернюю тишину в дверь позвонили, сначала робко, затем настойчивее. Я открыл, застегивая рубашку. В комнату неуверенно вошла молодая светловолосая жен-щина в мокром красном плаще.
– Можно, Вова? Здравствуй.
– Да, конечно, чего спрашиваешь?
– Нуу… Может, у тебя кто есть, – она лукаво прищурила карие глаза. Такой счаст-ливой я не видел жену брата, пожалуй, и в день свадьбы. Лицо её прямо-таки светилось.
– Глупости, сестренка, я в единственном числе, как видишь, садись. Чаю разо-греть?
– Я только на минуточку, и раздеваться не буду, знаешь. Чего там крутить! Просто пришла сказать, что была не права насчёт тебя, короче, неправильно к тебе относилась. Думала, вот сам шалопай и моего Коленьку сбивает. Ты уж не сердись, чего греха таить, думала, спаиваешь ты его…
Конечно. Я посмотрел в потолок. Братан, наверняка, частенько использовал меня для прикрытия своих похождений.
– … Ан, нет, оказывается. Знаешь, как был он у тебя последний раз, так, поверишь, пить вчистую завязал. Всё, грит, шабаш, Машутка. За столько времени первый раз в кино сводил, представляешь? И завтра опять на индийский фильм новый идем, двухсерийный! И это ты, благодаря тебе, Вовочка!
Она всхлипнула и смахнула слезинку. Я только пожал плечами, не рассказывать же ей про чёртика.
– Вов, тут я тебе подарочек купила, – она растрогано засуетилась и протянула свёр-ток, - рубашечка импортная, модная, в клетку с планочкой и приталенная, твой размер как раз. Бери же, я от чистого сердца, чтоб старое не поминал.
Она потянулась и неловко чмокнула меня в щёку. Я забормотал слова благодарно-сти и что-то опять про чай.
– Нет, я побегу. А то мой рано теперь приходит, ждёт поди, сам ужин сготовил, на-верное. Да ты заходи, Вов, в субботу заходи, просто так, горяченького поесть, родные ведь. Я тебе тортик испеку, наполеон, – она видимо сдержалась, чтобы снова не всхлип-нуть. – Ведь, один живешь, бобыль бобылем. Как можно? Жениться тебе давно надо. Время будет, я вот ужо подберу невесту подходящую.
«Да не один, а с чертиком!» – чуть не сорвалось с досадой с языка, однако я вовре-мя его прикусил. Безусловно, Машутка бы меня не поняла правильно.
– Ладно, уж, ладно, – проворчал я с деланной строгостью. – Как-нибудь сам разбе-русь. А тебе спасибо за беспокойство.
Она с тревогой заглянула мне в глаза, поняла, что я не всерьёз рассердился, улыб-нулась облегчённо и заторопилась к выходу.
– Пока, сестрёнка, - захлопнул дверь и покачал головой: ай, да чёртик, мимоходом наладил брату семейную жизнь. Где же он, герой дня, пора бы уж и заявиться. Я попытал-ся дословно припомнить наш сегодняшний разговор, но не смог и лишь ощутил смутное беспокойство.
Раздался новый звонок, может, это его шуточки? Решил объявиться с помпой, на коне, так сказать? Но нет, на пороге стоял мой однокашник Буров.
Так он и жил у меня, вернее, ночевал, никаких глобальных изменений это пока не повлекло. Ходить на работу совсем не хотелось, подозреваю, не без участия ночного по-стояльца.
Живёшь-живёшь, работаешь как все, квартира есть, и вдруг является этакое лохма-тое-хвостатое в комбинезоне, и все летит к чертям. Сразу видишь свою жизнь совсем под другим углом и насквозь, как под рентгеном. Понимаешь внезапно, что всё не то и не так. Работа ни к чёрту, и существование никчёмное. Умри я сейчас, исчезни – что изменится? Ну, пожалеют несколько человек, повспоминают иной раз и забудут. А в бумагах на моём месте сможет рыться любой другой.
Нет, понял я, надо бросать все к чёрту и начинать жизнь сначала. Может быть, уе-хать куда-нибудь, завербоваться на перспективные стройки Сибири? Но если не найти себя здесь, то где гарантия, что в другом месте это получится? Ведь, от себя-то не убежишь, как говорится в книжках. Только работать на старом месте стало невмоготу, впору пойти пирожками торговать или карточками «Спортлото».
К тому же внезапно на службе я сделался объектом всеобщего интереса. За каждым моим жестом пристально следили. За моей спиной стали слышаться таинственные шёпот-ки. Приходя с перерыва, я успевал уловить туманные обрывки разговоров:
– … Вот тебе и тихоня!
– Кто бы мог подумать?
– Не ожидала, не ожидала…
И тому подобное и не менее загадочное и многозначительное. При моём появлении тема резко менялась на нейтральную, о кинофильмах, об импортных вещах, семейных новостях и прочем. Личность моя приобрела столь сомнительную популярность, что посмотреть на меня начали заходить любопытные из соседних отделов. Приходили, болтали о каких-то пустяках с моими сослуживцами, а сами ехидно косились на меня, знаем, мол, знаем, что ты за фрукт! Не обошлось ли здесь без козней мстительной Клавдии? Что же такое она могла распространить? Пока я ещё не мог понять, в чем дело, но, надо сказать, начал чего-то побаиваться и с трепетом ждал, когда к буму вокруг персоны скромного служащего проявит интерес начальство.
Такой случай не заставил себя ждать. На второй или третий день нездорового ажиотажа меня вызвал шеф отдела. Скучный полноватый мужчина с плавающими зрач-ками за толстыми линзами, он внушал мне необъяснимую робость.
– Послушай, гм… голубчик, – он побарабанил пальцами по крышке стола, – это правда, что ты завел у себя дома какую-то любопытную живность, да ещё говорящую?
Я судорожно кивнул. Он погладил свою величественную плешь, нечто вроде пус-тыни Сахары, только без оазисов.
– Это, конечно, твоё личное дело, но нельзя же вызывать такой резонанс на рабо-те… К тому же, говорят, ты обучил его матерным выражениям? Подумай, дорогой, на до-суге, не увлекайся слишком. Ведь всему должен быть предел, тем более, ты работник на-шего учреждения. Какой пример другим подаёшь? Ты согласен со мной? – разговор, вро-де, клонился к концу. Мне бы кивнуть, признать, пообещать, мирно уйти, что я и собирался сделать. Ведь начальник – он и есть начальник, плетью обуха не перешибёшь. Но вдруг в боковом кармане моего пиджака что-то зашевелилось. Я с ужасом сунул туда ладонь и наткнулся на нечто шерстяное и копошащееся, рука непроизвольно отдернулась. Наружу показалась и тут же спряталась уменьшенная мордочка моего постояльца. Теперь я точно походил на кузнеца Вакулу
– Что там такое? – спросил шеф сурово, перегибаясь ко мне через стол – Ты, никак, и на службу приносишь эээ… каких-то животных?
Внезапно робость моя улетучилась, я ощутил решимость и поднялся.
– Во-первых, попрошу вас не тыкать мне! Я с вами «на ты» не пил. Во-вторых, я вам не «голубчик» и не «дорогой». Что за манера разговаривать с подчиненными! – голос самому себе показался неестественно высоким, и я сбавил тон.
– Да, как вы смеете?.. – неуверенно спросил начальник, тупо тараща на меня глаза.
– Смею! – радостно рубанул я ладонью полировку стола. – Хватит, натерпелись!
Из кармана послышалось довольно противненькое хихиканье.
– Вы ещё и смеётесь надо мной, – внезапно уныло констатировал начальник. – Вы, часом, не больны?
– Не ваша забота! – отрезал я, прижимая рукой дергающийся карман, что-то мой чёртик очень развеселился. – Хочу - болею, хочу - не болею, вас нисколько не касается. А, в третьих, я с детства люблю животных, и вы, – мой палец обличающе указал прямо на пустыню Сахару, – не имеете права вмешиваться в мою личную жизнь в свободное от ра-боты время. Вы не заставите меня изменить жизненным принципам, - я с энтузиазмом по-махал кистью руки над столом начальника.
– Я понял, - внезапно осенило шефа. – Вы пьяны!
– А вы меня поили? – выпалил я дежурную фразу. – Впрочем, пожалуйста!
Я наклонился над столом и резко дохнул на шефа, он затравленно разглядывал ме-ня, нервно покусывая большой палец.
– А вы? – спросил я, наивно глядя в глаза, только теперь осознав, насколько мне неприятна эта физиономия.
– Что, я? – удивился шеф.
– Раз вы утверждаете подобное, значит, судите по себе. Что, у самого рыльце в пушку?
– Да как вы смеете? – привстал было шеф.
Как там это делал Вакула? Я хлопнул себя по оттопыренному карману.
– Ой! – сказал чёртик.
– Быстро! – процедил я сквозь зубы. – Накачай его пивом!
– Но… – еще хлопок, и карман покорно затих.
Шеф тяжело опустился в кресло, глаза его осоловели, даже не приближаясь, я с торжеством уловил порочный запах.
Прежде, чем начальник успел что-то понять, я доставил в кабинет старейшего ра-ботника отдела Егора Павловича.
– Палыч, рассудите, кто из нас двоих под шафе? – официально обратился я к испу-ганному ветерану производства.
Шеф вяло махнул рукой. Егор Павлович недоверчиво обнюхал меня, затем винова-то с долей подобострастия зашел за стол и густо покраснел.
– Того, Алексей Петрович…
– Ну? – угрюмо посмотрел на него шеф.
– Кажись, вы, того, пивка немного пригубили, рижского, вроде, по-моему……
Шеф моментально налился багрянцем, раньше я и не предполагал в нём способ-ность к таким метаморфозам. Палыч мгновенно просочился за дверь.
– Фокусы устраиваете, товарищ Владимир… эээ…?
– Владимирыч, – услужливо подсказал я.
Шеф внезапно успокоился.
– Вы понимаете, что после этакого нам вместе…
– Да сам не хочу с вами работать, и работёнка-то довольно дерьмовая, сыт я ей по горло! – весело перебил я и, хлопая по карману, прошептал: - Заявление! Быстро!
– Оп! – движением факира я поймал над столом материализовавшийся из пустоты листок, конечно не без помощи обитателя моего кармана, и сунул его под нос шефу.
– Я окажу вам услугу, можете не отрабатывать положенного срока, это формаль-ность, – шеф торопливо наложил резолюцию.
– Что вы, что вы, это моё законное право, я ни за что не откажусь.
– Но…
– Нет и ещё раз нет. Положенные дни я отработаю в отделе.
Шеф достал клетчатый палаток и вытер пот со лба.
Я закрыл за собой дверь с чувством небывалого облегчения. Что ж, а сейчас в от-дел, я им покажу своего чёрта в натуре! Но, увы, карман опустел. Палыч успел что-то рас-сказать, и на меня теперь смотрели, точно собирались, по меньшей мере, просить авто-граф. Все же я решил поставить точку над и.
– Что случилось, леди и джентльмены, милые коллеги, чему обязан столь почти-тельным вниманием?
Наступила тишина, затем отдел взорвался.
– Володечка! Вы, оказывается, держите у себя говорящую обезьянку! – восхитилась вслух Белла Александровна.
– А вы сердцеед к тому же, – шепнул сбоку Егор Павлович.
– Ваши знакомые не могли бы привезти мне из загранки джинсы «Дзен»? – кто-то из молодёжи.
– Шутник! – буркнула Клавдия Фёдоровна совсем не сердито под общий гам, в ко-торый слились голоса остальных.
Я демонстративно склонился и, взяв Клавдию за пальцы, прижался к ним губами, тихо бормоча что-то вроде: «я полностью в вашей власти, госпожа, всегда располагайте мною».
– Клоун! – фыркнула она, довольно краснея.
Кто-то хлопнул меня по плечу. Атмосфера явно разрядилась. Ах, был бы со мной чёртик, я бы выколотил из него ящик шампанского и упоил бы напоследок отдел…
– Ну, уж нет! – проскрипел знакомый тенорок, и служебная обстановка раствори-лась, как в тумане, я очутился в родных кирпичных стенах. Голова даже не закружилась, только непонятно, каким образом свершилось столь мгновенное перемещение в простран-стве?
VII.
– Ну, уж нет! – чёртик в натуральную величину сидел на торшере и казался рас-серженным. – Хватит на сегодня.
Я лишь теперь почувствовал, как устал, и послушно кивнул. Хватит, так хватит! Стоп! – подумал я. А почему это он объявляется в неурочный час, да ещё в моем кармане?
– Окончил я свои дела и на днях отбываю, – ответил он, смягчаясь и помахивая хвостиком.
– Что же всё-таки за дела такие, или это настолько секретно? – любопытство к его дневной деятельности не покидало меня все время нашего знакомства.
Чёртик, казалось, немного смутился.
– Ну, в общем, я закончил собирать кое-какие сведения…
Былые подозрения встрепенулись во мне.
– Словом, я теперь гораздо больше знаю о людях, о том как вы живёте… Могу, как говорится, «уйти не с пустыми руками».
– Так кто же ты всё-таки на самом деле? – спросил я сурово в лоб моего мохнатого друга, друга ли, впрочем?
– Ну, скажем, представитель или посланник иных существ…
– Слишком уж туманно… Пришелец, что ли? – продолжал я вопрошать пристраст-ным тоном.
– Скажем так: посланник.
Мне захотелось курить.
– Ты же мог обратиться в официальные органы.
– Люди ещё не готовы к восприятию нас. Лишняя суматоха только бы повредила. Да и не каждый смог бы поверить.
– А я, что же, по-вашему, более восприимчив к чертовщине что ли?
Чертик помолчал.
– У твоего пси-излучения подходящий индекс по Каргу. И, в общем, внешний вид, в котором я предстал перед тобой, им и объясняется.
Не очень-то понятно. Может, он биоробот какой? Впрочем, какая разница? Самая большая чертовщина заключалась в том, что я к нему привык и боялся его внезапного ис-чезновения. Я не решился расспрашивать сейчас дальше, хотя на языке вертелись десятки вопросов.
Чёртик выглядел грустным. На столе передо мной из ничего появилась утка, фар-шированная яблоками с черносливом, с аппетитно поджаренной кожицей, огромная гроздь белого бескосточкового винограда, бутылка коллекционного шампанского. При-шлось встать и принести фужеры.
– За что пьем? – осведомился я, хлопая пробкой.
– За вас, за людей, - серьезно ответил чёртик, не меняя позы.
А стоит ли? – чуть не усомнился я, может, лучше за вас, за чертей? Но промолчал и махнул рукой. По мере того, как утка с хрустом таяла у меня на зубах, настроение моё бы-стро улучшалось. Чёртик же, напротив, оставался мрачен и недвижим, даже шампанское не изменило видимо его состояния.
Только когда я расправился с виноградом и прикончил остатки игристого напитка, мой благодетель встрепенулся:
– Эх, гулять, так гулять!
Я волей-неволей насторожился: не замечалось за ним прежде такого ухарства. В лапах у чертика внезапно появилась небольшая, как раз по его размерам, гитара. Скрю-ченные пальцы-цапки пробежались по струнам, издавшим протяжные жалобные звуки. Всю жизнь я мечтал научиться игре на этом инструменте, да усидчивости не хватало, это же вам не бумаги за зарплату разгребать, поэтому неожиданно открывшийся у чертика талант вызвал у меня благоговение. Я ожидал, что сейчас он изобразит нечто скрипуче-писклявое, типа дворового фольклора, но под задумчивый напев струн раздался сочный голос Муслима Магомаева:
У рыбака своя звезда…
Чёртик пел с воодушевлением, закрыв глаза, и покачиваясь, аккомпанируя себе на гитаре. Я не мог понять, поёт ли он сам, имитируя знакомый баритон, или же только от-крывает рот, воспроизводя каким-то образом запись. Но в любом случае это впечатляло.
Он оборвал пение так же резко, как и начал, гитара растворилась в пространстве.
– А не прошвырнуться ли нам по броду, Вова?
– Это как же? – поинтересовался я с подозрением. Уж, не собирается ли он перед убытием затащить меня на шабаш нечистой силы?
– Ну, в карман я к тебе больше не полезу, уволь. Это я, что называется, дурака сва-лял, пошалить захотелось на радости. А давай-ка, изобразим из меня домашнее животное на прогулке!
– Это как же? – повторил я тупо.
– А вот сам увидишь!..
И мы отправились гулять.
Вдоль жёлто-зелёных кустов за коротким штакетником, мимо одинаковых домов с распахнутыми настежь дверями подъездов, мимо кусочков неба в зеркально вымытых ок-нах шествовал дядя в чёрной кожаной куртке. На поводке он вёл нечто среднее между до-машней собакой неизвестной породы и сиамской кошкой. Чёртик обзавёлся намордником, только кошачьи ушки торчали наружу, копыта он тоже как-то замаскировал. А комбинезон… что ж, мало ли декоративных собак в наше время щеголяет в комбинезончиках, скроенных по фантазии хозяек.
Тёплое по-осеннему солнце, выглядывающее из-за домов, и выпитое шампанское создавали радужное настроение. Но я все же нет-нет, да оглядывался по сторонам: не за-интересовался ли моим спутником кто посторонний? Словом, чувствовал себя несколько скованно.
Мы шли и тихо беседовали о мировых проблемах. Я снова и снова поражался его смекалке, совершенно неожиданному восприятию привычных истин, а сам думал, где-то сейчас Не то Люба-не то Галя? Давно её что-то не видно на работе. Вот бы здорово было повстречаться просто так на улице и заговорить. Я сказал бы ей всё, что столько раз про-говаривал про себя, представляя нашу случайную встречу…
И тут я увидел Её. Она подошла уже совсем близко (странно, как я сразу не заме-тил!) и неторопливо двигалась, будто плыла, прямо на нас. А под ногами у неё суетился белый комочек с чёрными бусинами глаз и носа. Синий джинсовый костюм хоть и прида-вал ей отчуждённый заграничный вид по сравнению с прочими, но очень шёл к цвету глаз.
– Здравствуйте, – сказал я неожиданно тускло, в горле сразу пересохло.
– Здравствуйте, – она удивлённо посмотрела на меня, не сразу узнавая.
– Гуляете, – догадался я, понимающе улыбаясь.
– Гуляем.
– Погода сегодня хорошая, – поспешил поделиться я. Она промолчала, скорее все-го, поражённая глубиной моего заключения.
– А это, значит, ваша болонка?
– Нет, это волкодав, она чуть улыбнулась.
– Это он или она?
– Снежок. А что это у вас за зверь?
Тем временем её пёсик сделал самоуверенную попытку обнюхать моего спутника и, внезапно взвыв дурным голосом, отпрянул назад и принялся скакать до колен хозяйки.
– Что ты, Снежочек? Успокойся, ну? – удивилась Не то Люба-не то Галя, подхва-тывая его на руки. – Какая странная у вас… собачка!
– Гав! Гав! – торопливо сказал чёртик, подтверждая свою породу.
– Что-то вас на работе не видать, - переменил я сомнительную тему.
– В институт поступала.
Я молчал, проклиная свою неловкость и взывая к чёртику о помощи.
– Мы пойдем… – неуверенно заметила Не то Люба-не то Галя, поглаживая кипен-но-белую собачью шерсть.
– Подождите, - заторопился я. – Знаете, я даже не знаю, как вас зовут, да и вы то-же…
– А это обязательно? – она улыбнулась гораздо теплее, чем первый раз.
И меня прорвало, я заговорил как телетайп, из меня посыпались анекдоты, которых мне никто не рассказывал, случаи из жизни, никогда со мной не происходившие, стихи, которых я до сего дня не знал. Искренний смех слушательницы воодушевлял на новые и новые излияния.
– Меня зовут Юля, – сказала она, протягивая на прощание ладонь, и я понял, мы ещё непременно встретимся.
–А меня Володя, – растаял я и только тут с беспокойством заметил, что «домашне-го животного» со мной нет.
– Куда ты подевался? Не мог предупредить! – накинулся я с попрёками на чёртика, колдовавшего на кухне. – А если бы у меня не получилось? Если бы я не знал, что дальше говорить? Бросить меня в такой момент!
– В этих делах, – вздохнул мой приятель глубокомысленно, - чертовщины хватает и без нас.
– Но ты же мне помог сначала?
– Только чуть-чуть, самую капельку, - и чёртик хитро подмигнул круглым жёлтым глазом.
VIII.
На следующий день я на работу не пошёл. За окном природа сходила с ума: лило не переставая, на душе тоже было паршиво. Я лежал, смотрел в потолок и думал. Кажется, никогда за всю жизнь столько не думал. О работе, о чёртике, о том, как жить дальше. И, признаюсь, не последнее место в мыслях занимала Не то Люба-не то Галя, оказавшаяся на самом деле Юлей. Я представлял, как встречу её, что скажу, что она ответит, и… сомне-вался, сомневался, сомневался. Может, она меня не захочет видеть, может, не помнит во-все? Временами я, забывшись, начинал говорить вслух, будто с ней, сам же отвечал на свои вопросы, ловил себя на этом, удивлялся. Словом, чертовщины хватало. А почему, собственно, не обратиться к чёртику с просьбой действительно помочь в самом главном? Чего я хотел, я толком и сам ещё не знал. Ну, чтобы жизнь моя переменилась, чтобы рабо-та нашлась подходящая, чтобы Юля ко мне хорошо относилась, чтобы я стал ей нужен. Такие вот расплывчатые были желания. Как сказать о них чёртику, не упустив ничего? Поймёт ли он и сумеет ли помочь? Может, стоит попросить у него чего-то такого необык-новенного… Но, чего именно, я пока не знал. Что-то сейчас творится у меня в отделе, как я теперь там появлюсь? Невесело мне было.
Чёртик заявился под вечер. Сразу запахло жжёной серой, не мог он всё-таки обхо-диться без этих дурацких эффектов, а может, механизм у него какой работал? Как бы то ни было, выглядел он совершенно сухим и бодрым, дождь на улице ему, разумеется, ни-почём.
– Как жизнь, Вовка? – бросил он фамильярно, но меня не покоробило от такого па-нибратства, я искренне обрадовался его появлению.
– Плохо, Черт Иванович, плохо. Жить даже не хочется.
– Да ты что? – встревожился мой друг. – Может, это от тунеядства?
И я выложил ему все свои безрадостные рассуждения о жизни, о работе, о Юле.
Он внимательно слушал, сидя на серванте, и, выдавая свое смятение, грыз сухарик, чего за ним прежде не замечалось.
– Брось, Вовка. Все будет хорошо, Жить всегда стоит. Безвыходных положений нет. Завтра ты пойдёшь на службу. Раз я вмешался в твои дела – мне и расхлебывать. Всё забудется: и разговор с шефом, и приход Клавдии, всё будет по-старому…
Он успокаивал меня своими радужными обещаниями, даже начинало хотеться спать, но я строптиво возразил:
– Я же не могу так продолжать, понимаешь? Я не вижу пользы от своей работы.
– А это уж ты, друг ситный, сам решай, когда меня не будет. А то, что не так полу-чится, меня же недобрым словом помянешь. Он, мол, стервец, подначил.
Я почувствовал успокоение, всё оказывалось не столь уж мрачно. Голос чёртика баюкал меня как маленького ребенка.
– А Юля? – капризно спросил я. Он показал свои огромные зубы.
– Тут моя помощь не потребуется, Она и так неплохо к тебе относится. Всё будет как надо.
Я недоверчиво покачал головой, но как приятно было от его слов, точно слушаешь сказку со счастливым концом. Я верил каждому слову мохнатого оракула, даже мгла за окном, казалось, понемногу рассеялась.
– Покидаю я ваши края, - внезапно с грустью сообщил чёртик.
Я широко раскрыл глаза, он перестал грызть сухарик. Неужели, прямо сейчас, хо-тел спросить я, и ещё какие-то ускользающие вопросы завертелись в голове, но вслух лишь попытался отшутиться:
– А ты так и не заполучил мою бессмертную душу. И даже не сводил на свой чер-товский шабаш…
– Ты часто несёшь подобную ерунду, – сердито выговорил чёртик. – Но мне всё равно жаль с тобой расставаться.
– Мне тоже, – вздохнул я согласно.
– Не могу больше задерживаться, пора в другие места, меня ждут… – он говорил и говорил ещё что-то очень важное о себе, обо мне, о людях вообще, но я едва понимал сквозь побеждающую дремоту. То ли чёртик действительно признался, что он биоробот, посланный на Землю издалека, то ли это мне приснилось…
Не знаю, сколько продолжалось моё забытьё, только проснулся я внезапно, словно ударило током. Чёртика не было видно, серой в квартире больше не пахло. Будильник по-казывал восемь часов, за окном повисла темнота.
Разрушая вечернюю тишину в дверь позвонили, сначала робко, затем настойчивее. Я открыл, застегивая рубашку. В комнату неуверенно вошла молодая светловолосая жен-щина в мокром красном плаще.
– Можно, Вова? Здравствуй.
– Да, конечно, чего спрашиваешь?
– Нуу… Может, у тебя кто есть, – она лукаво прищурила карие глаза. Такой счаст-ливой я не видел жену брата, пожалуй, и в день свадьбы. Лицо её прямо-таки светилось.
– Глупости, сестренка, я в единственном числе, как видишь, садись. Чаю разо-греть?
– Я только на минуточку, и раздеваться не буду, знаешь. Чего там крутить! Просто пришла сказать, что была не права насчёт тебя, короче, неправильно к тебе относилась. Думала, вот сам шалопай и моего Коленьку сбивает. Ты уж не сердись, чего греха таить, думала, спаиваешь ты его…
Конечно. Я посмотрел в потолок. Братан, наверняка, частенько использовал меня для прикрытия своих похождений.
– … Ан, нет, оказывается. Знаешь, как был он у тебя последний раз, так, поверишь, пить вчистую завязал. Всё, грит, шабаш, Машутка. За столько времени первый раз в кино сводил, представляешь? И завтра опять на индийский фильм новый идем, двухсерийный! И это ты, благодаря тебе, Вовочка!
Она всхлипнула и смахнула слезинку. Я только пожал плечами, не рассказывать же ей про чёртика.
– Вов, тут я тебе подарочек купила, – она растрогано засуетилась и протянула свёр-ток, - рубашечка импортная, модная, в клетку с планочкой и приталенная, твой размер как раз. Бери же, я от чистого сердца, чтоб старое не поминал.
Она потянулась и неловко чмокнула меня в щёку. Я забормотал слова благодарно-сти и что-то опять про чай.
– Нет, я побегу. А то мой рано теперь приходит, ждёт поди, сам ужин сготовил, на-верное. Да ты заходи, Вов, в субботу заходи, просто так, горяченького поесть, родные ведь. Я тебе тортик испеку, наполеон, – она видимо сдержалась, чтобы снова не всхлип-нуть. – Ведь, один живешь, бобыль бобылем. Как можно? Жениться тебе давно надо. Время будет, я вот ужо подберу невесту подходящую.
«Да не один, а с чертиком!» – чуть не сорвалось с досадой с языка, однако я вовре-мя его прикусил. Безусловно, Машутка бы меня не поняла правильно.
– Ладно, уж, ладно, – проворчал я с деланной строгостью. – Как-нибудь сам разбе-русь. А тебе спасибо за беспокойство.
Она с тревогой заглянула мне в глаза, поняла, что я не всерьёз рассердился, улыб-нулась облегчённо и заторопилась к выходу.
– Пока, сестрёнка, - захлопнул дверь и покачал головой: ай, да чёртик, мимоходом наладил брату семейную жизнь. Где же он, герой дня, пора бы уж и заявиться. Я попытал-ся дословно припомнить наш сегодняшний разговор, но не смог и лишь ощутил смутное беспокойство.
Раздался новый звонок, может, это его шуточки? Решил объявиться с помпой, на коне, так сказать? Но нет, на пороге стоял мой однокашник Буров.