Речь земная вышла из воды – первою капелью прозвучала, над землёю от первоначала вобрала небесные следы.
Речь земная вышла из земли – меж камнями корни отыскала, и тогда растения и скалы имена живые обрели.
Речь земная вышла из дерев, шелестя несметною листвою – вот многоголосье лесовое и заговорило нараспев.
В ней одной железо и огонь, человек и знак, зима и лето – всё, чего среди земного света музыкой и словом ни затронь.
ЗЕМЛЯ
В облака схоронена пока до поры до времени иного, иногда проглядывает снова древняя земля издалека.
Чудь на ней по-прежнему живёт, веря своему труду и Богу. Катится за нею понемногу счастья колесо за годом год.
Праздники у них наперечёт с тренью-бренью звонкою и трелью, а как время истечёт веселью – словно камень реку пресечёт…
Я под крики чаек у воды день за днём по их пути ступаю, но дорогу ветер засыпает, волнами стираются следы.
СОН
Никого мой сон не задевает, Я не говорю о нём нигде. Людям всё равно, как затевают Лёгкий танец тени на воде.
Да по-настоящему, быть может, Я и просыпаться не хочу. Если душу музыка встревожит – Птицей невесомою лечу.
А глаза навстречу приоткрою Яростному свету из окна – Пёрышком повиснет надо мною Дымка недосмотренного сна.
И не отступает, и витает – Мол, бери обратно, вот он я… Да не успеваю – снова тает, словно тонет рыбья чешуя.
***
А была бы я лебедем – улетела бы вдаль от боли: в ней душою живой горю, как деревья в огне лесном. Уронила с небес платок, напитавшийся горькой соли – утирается пусть лицо продувным ветровым сукном.
Что за лето у нас теперь – не теплее зимы студёной. И пускай ледяной буран провожает до снежной мглы, сердце выточит желобок, чтобы вытек настой болёный, так из пихты или сосны вытекает желток смолы.
Пусть рисует мороз иглой острой душу мою и тело, я у леса перетяну новой силы любить и жить… А была бы я лебедем – вдаль отсюда бы улетела обратить в мимолётный сон всё, чего не переменить.
МАЛЕНЬКИЙ ПРИНЦ
Пристань у деревни, запах лета… Но и в самой лёгкой голове облачною тропкой самолёта детство истекает в синеве.
Не ухватишь ягодой лесною, на лугу не выловишь сачком. Вырвалось проворной стрекозою, было, улетело – и молчком… Мне дверями прежними обратно ненадолго надо бы слетать – передумать всё, что непонятно, жизненный клубок перемотать.
Не перелетит живая птица через комарьё и вороньё, кроме разве Маленького принца, что не знал про взрослое враньё.
На какой остался он планете? Где прижился – в городе? В селе? Множество путей на белом свете – все не перебродишь по земле.
Нынче утром, раскрутя вертушку, наудачу, на кого пошлёт, я за ним отправила игрушку – деревянный папин самолёт.
А вернулся он без пассажира – только шарфик алый за стеклом… Как пожар от щепки, на полмира осень запылала над селом.
И, хоть на причале, как вначале, в небе заревая полоса, не дверные петли зазвучали – жалобные птичьи голоса…
ГАРМОНЬ
Расщепляясь напополам, откликается: пик-пилик… Так полено под топором издаёт мимолётный вскрик.
Пальцы ловкие в ход пойдут, кнопки мелкие шевеля – и мелодии побегут, словно юркие соболя.
Полной грудью поёт гармонь, веселит летовой зенит. И в отцовских глазах июнь колокольчиками звенит…