Евгений Титков. Историю мы выбрасывать не можем. (К вопросу о сталинском повороте к Церкви)

В последние годы в нашей исторической и публицистической литера-туре дискутируется вопрос о том, был ли осуществлен И.В. Сталиным поворот к Православной Церкви? Я уже имел возможность высказать свою позицию по этому вопросу в книгах «Патриарх Сергий (Страгородский): подвиг служения Церкви и Родине» и «Первосвятитель Церкви мучеников». Она существенно не изменилась. А недавняя публикация статьи И.А. Курляндского «О мнимом повороте Сталина к православной церкви», опубликованная в журнале «Вопросы истории» (№ 9. 2008 г.), ее отнюдь не поколебала.

Напомню об обстоятельствах появления указанной статьи И. Курляндского. В 1999 г. в журнале «Наш современник» и ряде коммунистических и патриотических средств массовой информации (газеты «За Родину, за Сталина», «Русский вестник» и др.) были опубликованы сенсационные материалы, призванные свидетельствовать, что еще перед войной, в 1939 г., советское руководство радикально изменило государственный курс по отношению к Православной Церкви, прекратило гонения на духовенство и верующих и провело в ноябре-декабре того же года массовую амнистию осужденных по церковным делам, в результате которой «на свободу» из лагерей вышли 12860 чел. и «из-под стражи» – 11223 чел., т.е. 24 тыс. чел. Кроме того, планировалось освободить еще около 15 тыс. чел. из числа 50 тыс. продолжавших отбывать наказание. Эти данные приводились в обоснование утверждения о повороте сталинского руководства навстречу Церкви еще до войны .

Однако эти данные и приводимые в их обоснование источники были подвергнуты резкой критике И.А. Курляндским в 2008 г., который утверждает, что указанные документы были сфальсифицированы и, вопреки версии о «либеральном повороте» Сталина к Церкви и верующим в 1939 г. и прекращении гонений, 1940-1942 гг. отмечены новыми жестокими репрессиями по церковным делам. «Мнимой версией» назвал Курляндский утверждения целого ряда авторов о повороте Сталина к Церкви в конце 1930-х годов ..

Казалось бы, после подобных утверждений нет достаточных оснований утверждать, что до знаменитой встречи в Кремле в сентябре 1943 г. имел место поворот Сталина к Православной Церкви. Однако попробуем представить некоторые из фактов, свидетельствующие о том, что в мировоззрении руководителя советского государства уже в 1930-х годах происходили существенные изменения, качественно ускоренные войной.

Момент встречи Председателя Совнаркома И.В. Сталина с тремя высшими иерархами Русской Православной Церкви был действительно исторический. Правительство страны, допуская избрание Патриарха, открытие православных приходов и духовных школ, откровенно признало несбыточность большевистских планов разгрома Церкви и устранения ее из жизни народа. «По существу были заключены условия своего рода «конкордата», который в основном государственная власть соблюдала до начала хрущевских гонений», – так подытоживает встречу Сталина с тремя митрополитами 4 сентября 1943 г. канадский историк русского происхождения Д. Поспеловский .

Думается, дело не только в том, что власть откровенно признала не-сбыточность большевистских планов по ликвидации Церкви. Смеем предположить, что в сознании властной верхушки партийно-советского руководства за годы войны произошла существенная ценностная эволюция. Трагическая действительность 1941 г. прежде всего воздействовала на сознание Сталина. Именно в его мировоззрении происходили существенные изменения уже в 1930-х годах, качественно ускоренные с войной. К сожалению, мы слишком мало имеем фактов об этой эволюции в мировоззрении, в сознании Сталина. Разбросанные в различных источниках отдельные факты и эпизоды из жизни и поведения главы Советского правительства, к сожалению, до сих пор не собраны, не систематизированы и должным образом не осмыслены.

Попробуем представить некоторые из этих фактов на страницах данной статьи, надеясь, что они послужат информацией, толчком для рассуждений, размышлений нашего читателя.

Слова «поворот к церкви» нельзя воспринимать как обозначение некоего процесса, обусловленного, так сказать, сдвигами конформистского толка в идеологии Советского государства. В таком случае сам этот процесс будет выглядеть хитроумным ходом Сталина, затевающим лукавую игру с «мнением народным» накануне пресловутых массовых репрессий 1937 года. Подобная позиция, на наш взгляд, глубоко ошибочна, поскольку не учитывает ни культурно-исторических факторов, определяющих значимые идеологические тенденции в Советском Союзе начала 30-х годов, ни последовательных, стратегически сильных и обдуманных шагов Сталина, стремящегося идейный базис «страны победившего социализма» преемственно связать с национальной идеей русского народа, которая не мыслилась вне многовековых традиций православного христианства.

Необходимо в данном отношении подчеркнуть, что Сталин никогда не обладал абсолютной полнотой власти, а в 30-х годах – времени индустриализации и коллективизации страны, к тому же прошедшему в напряженной борьбе с оппозицией – тем более. А потому эти шаги не всегда были однозначны и полноценны.

Приведем только некоторые свидетельства, подтверждающие наш те-зис об особом сталинском видении идеологического курса советского госу-дарства и его политики в этой сфере.

В 1930 году правительство инициировало перенос памятника Минину и Пожарскому с середины Красной площади к собору Василия Блаженного (перенос был осуществлен в 1931 году). Доводы были весьма просты: памятник становился помехой для демонстраций и парадов боевой техники. Однако публичные высказывания и выступления, порожденные этим событием, неожиданно придали этой, в общем-то незначительной, проблеме значительный по своему цинизму смысл: а нужен ли этот памятник? Так, популярный, особенно среди первого поколения комсомольцев, поэт Джек Алтаузен, разразился на этот счет такими виршами:

Я предлагаю Минина расплавить.

Пожарского. Зачем им пьедестал?

Довольно нам двух лавочников славить.

Их за прилавками Октябрь застал.

Случайно им мы не свернули шею.

Им это было бы под стать.

Подумаешь, они спасли Расею.

А может, лучше было б не спасать?

Такого рода «выступление» не было в ту пору исключением из правил. Скорее, наоборот. Любопытный факт на этот счет приводится в книге

Г. Марьямова «Кремлевский цензор», в которой автор приводит слова, будто бы сказанные И.В. Сталиным: «Демьян Бедный представлял себе исторические перспективы неправильно. Когда мы передвигали памятник Минину и Пожарскому ближе к храму Василия Блаженного, Демьян Бедный протестовал и писал о том, что памятник надо вообще выбросить и надо забыть о Минине и Пожарском. В ответ на это письмо я назвал его «Иваном, не помнящим своего родства». Историю мы выбрасывать не можем…»

В отличие от Алтаузена, Д. Бедный тогда считался едва ли не хозяином в советской литературе: для него были всегда открыты двери всех без исключения издательств, его гонорары не шли ни в какое сравнение с гонорарами других советских писателей и поэтов, в его полном распоряжении находился специальный вагон, который, что называется, по первому требованию «хозяина» прикреплялся к любому составу, и, наконец, обитал Д. Бедный не где-нибудь, а в самом Кремле. То, что он мог выступать за снос памятника Минину и Пожарскому, вряд ли вызывает теперь сомнения. Многие его «творения», среди которых особо стоит назвать «Евангелие без изъяна евангелиста Демьяна», «Слазь с печки», «Без пощады», «Перерва», – убедительные свидетельства открытого глумления над национальными духовными святынями: русской историей, Русской Церковью, русским характером. Не вызывает сомнение и то, что у Бедного была огромная читательская аудитория, воспри-нимающая его в качестве идейного рупора советского правительства. Свою роль здесь играла и «кремлевская прописка» Д. Бедного, и созданный в начале 20-х годов миф о нем как о поборнике и выразителе правды «трудового народа».

Рубеж 20-30-х годов XX века – это период преобладающего вульгарно-классового отношения к выдающимся представителям отечественной культуры, когда новоявленные «деятели искусства» на своих многочисленных заседаниях и «прениях» разносили Пушкина «в пух и прах» за «белые штаны, за “вперед гляжу я без боязни”, за камер-юнкерство и холопскую стихию, вообще за “псевдореволюционность и ханжество”, за неприличные стихи и ухаживание за женщинами…» . Понятно, что так «доставалось» не только Пушкину: «холопскую стихию» и «псевдореволюционность» видели практически в каждом из деятелей культуры дворянского происхождения. Таким образом, «списывалось в утиль» великое наследие русской духовной культуры.

То, что Сталин в это время лишь в частных письмах (к тому же Бедному) выражает свою озабоченность русофобскими тенденциями, по сути царящими в общественном сознании, вполне объяснимо. Ему в ту пору нужно было незамедлительно и действенно решать проблемы социально-экономического развития страны, ее внешней и внутренней безопасности.

Только лишь, пожалуй, с середины 30-х годов позиция Сталина в от-ношении идеологического курса страны начинает реально воплощаться в политических решениях. И точкой отсчета здесь является открытое письмо Сталина членам Политбюро от 19 июля 1934 года «О статье Энгельса “Внешняя политика русского царизма”», в котором подвергалась жесточайшей критике позиция Энгельса по отношению к царской России как «тюрьме народов».

21 января 1936 года в «Известиях» Н.И. Бухарин в связи с днем памяти В.И. Ленина назвал обломовщину «универсальной чертой» русского национального характера, которую смог преодолеть только гений Ленина. Кстати сказать, основные положения этой статьи были обнародованы Н.И. Бухариным еще 9 лет назад, в памфлете «Злые заметки» (опубликованной в газете «Правда» от 12 января 1927 г.), призванном, по большому счету, очернить память о Сергее Есенине как русском национальном поэте. Вместе с тем, «разбором» поэзии Есенина Бухарин не ограничивается, жестоко клеймя прошлое великороссов и глумясь над ним:

«Оно – в темноте.

Оно – в мордобое.

Оно – в пьянстве…

Оно – в матерщине.

Оно – в дряблости, неуважении к труду, в хулиганстве.

Оно – в “ладанках” и “иконах”, “свечечках” и “лампадках”.

Оно – в остатках шовинизма…

Оно – в свинском обращении с женщиной.

Оно – во внутренней разнузданности, в неумении работать над собой, в остатках обломовщины, интеллигентского самомнения, рабского темпа работы.

И все это наше рабское историческое прошлое, еще живущее в нас, воспевается, возвеличивается, ставится на пьедестал лихой и в то же время пьяно-рыдающей поэзией Есенина…». И такое вещал ведущий политик партии, входивший в состав ее высшего руководства, в год десятилетия советской власти, и не где-нибудь, а в главной газете страны!

После такой уничижительной оценки русского народа и его исторического прошлого уже не вызывает удивления циничный отзыв о русской классической литературе, которая, по мысли несостоявшегося вождя, являет собой «кокетничанье своей собственной интеллигентской слюнявостью, бессилием, безволием, жалкой дряблостью» .

Заметим, что и в памфлете, и в статье Бухарин для большей весомости своих умозаключений обращается к работам В.И. Ленина. Но если «Злые заметки» имели нужное для Бухарина продолжение – многочисленные антиесенинские сборники, фильм С. Эйзенштейна «Против есенинщины», то статья в «Известиях» получила достойный и адекватный ответ.

Спустя три недели, в день памяти А.С. Пушкина, в газете «Правда» была напечатана редакционная статья «Об одной гнилой концепции», в которой явно чувствовалось авторство Сталина: «Вряд ли тов. Бухарин сумеет объяснить с точки зрения своей “концепции”, как это “нация обломовых” могла исторически развиваться в рамках огромнейшего государства… И никак не понять, как русский народ создал таких гигантов художественного творчества и научной мысли, как Пушкин и Лермонтов, Ломоносов и Менделеев, Белинский и Чернышевский, Герцен и Добролюбов, Толстой и Горький, Сеченов и Павлов».

Вкупе с открытым письмом Сталина эта статья, по сути дела, опреде-ленно свидетельствовала о начавшемся процессе реабилитации русской культуры и русской истории. Последовавший через несколько месяцев из-вестный разгром «исторической школы» академика М.Н. Покровского явился одним из знаковых событий этого процесса.

Год спустя страна с масштабным размахом отметила столетнюю го-довщину со дня смерти А.С. Пушкина. В популярных печатных изданиях уже не находится места вульгарно-классовым трактовкам жизни и творчества великого поэта. Наоборот, он признается и в новое время национальным гением, образцовой личностью поэта и гражданина.

В этом же году начались съемки легендарного фильма «Александр Невский». По верному замечанию современного историка П. Мультатули, «мощный образ благородного защитника земли русской, созданный Черкасовым, возвращал России не просто национального героя, но прославленного Церковью святого». Не лишним в этой связи будет заметить, что с января 1935 года по март 1938 года прекращается издание журнала «Безбожник» (с началом войны он и вовсе прекратил свое существование).

На этом фоне во многом показательной предстает история с постановкой в Московском Камерном театре оперы-фарса Д. Бедного «Богатыри» (ноябрь 1936 г.), ради запрета которой – беспрецедентный для того времени факт – было созвано внеочередное заседание Политбюро ЦК ВКП(б). Текст постановления, который мы приводим полностью, убедительно свидетельствует о самой сути жесткой сталинской позиции, позиции русского патриота в отношении истории своей страны, и что особенно важно, значительной роли в этой истории Православной Церкви.



Постановление Политбюро ЦК ВКП(б)

о запрете пьесы Д. Бедного «Богатыри»

13 ноября 1936 г.



№44. п. 202 – О пьесе «Богатыри» Демьяна Бедного.

Утвердить следующий проект постановления Комитета по делам ис-кусств: Ввиду того, что опера-фарс Демьяна Бедного, поставленная под руководством А.Я.Таирова в Камерном театре с использованием музыки Бородина,

а) является попыткой возвеличения разбойников Киевской Руси как положительного революционного элемента, что противоречит истории и насквозь фальшиво по своей политической тенденции;

б) огульно чернит богатырей русского былинного эпоса, в то время как главнейшие из богатырей являются в народном представлении носителями героических черт русского народа;

в) дает антиисторическое и издевательское изображение крещения Руси, являвшегося в действительности положительным этапом в истории русского народа, так как оно способствовало сближению славянских народов с народами более высокой культуры, – комитет по делам искусств при СНК Союза ССР постановляет:

1) Пьесу «Богатыри» с репертуара снять как чуждую советскому искусству.

2) Предложить т. Керженцеву написать статью в «Правде» в духе на-стоящего решения .

Это постановление было немедленно опубликовано «Правдой», «Из-вестиями», «Советским искусством», «Литературной газетой» и другими изданиями.

Платон Керженцев, председатель Комитета по делам искусств, 15 но-ября опубликовал в центральном органе ВКП(б), газете «Правда», статью «Фальсификация народного прошлого (о «Богатырях» Демьяна Бедного)», в которой писал: «Для постановки старинной шуточной оперы Бородина Камерный театр заказал новый текст Демьяну Бедному.

Старый текст Виктора Крылова, написанный как пародия на псевдонародную оперу, нуждался в замене…

В новой редакции была добавлена совсем раньше отсутствовавшая тема разбойников… Основная грубейшая ошибка Демьяна Бедного в том, что его пьеса является попыткой возвеличить «разбойничков» Киевской Руси как какой-то положительный и даже революционный элемент в нашей истории…

В народном эпосе героическую линию ведут не «разбойнички», как у Демьяна Бедного, а богатыри, которых огульно чернит и хулит пьеса, с таким захлебывающимся аппетитом поставленная Таировым в Камерном театре…

А между тем образы богатырей выявляют думы и чаяния народа. Они в течение веков живут в народе именно потому, что они олицетворяют героическую борьбу народа против иноземных нашествий; народную удаль, смекалку, храбрость, хитрость, великодушие, находившие особенно яркое выражение в определенные переломные моменты истории народа и его борьбы за свою лучшую долю.

И вот эта героика русского народа, этот богатырский эпос… превращается у Демьяна Бедного в материал для поголовного охаивания богатырей…

Исказив народный эпос, Демьян Бедный не остановился на этом. Ему для чего-то потребовалось исказить также и историю. Крещение Руси он изображает как что-то сделанное спьяна, без всякого толка и разумения.

… Перемену религии, явившуюся одним из крупнейших исторических событий Киевской Руси, Демьян Бедный изображает в виде пьяного шабаша полоумных дуралеев… Достаточно точно установлено, что принятие новой веры проходило через много сложных этапов, после переговоров, обсуждений, сличений разных вер. Известно, что Владимир был крещен за два года до массового крещения Руси. Но главное в том, что ложная, подыгрывающаяся под людей «без роду, без племени», трактовка истории Киевской Руси Демьяном Бедным искажает историческое прошлое.

И достаточно известно, что Крещение Руси было одним из главнейших условий, способствовавших сближению славян с Византией, а затем и со странами Запада, т.е. со странами с более высокой культурой.

Хорошо известно, что духовенство, в частности греческое, значительно содействовало распространению в Киевской Руси грамотности, книжного учения, иностранных языков и т.п. …

Таким образом, и в своей исторической части пьеса Демьяна Бедного является искажением истории, образцом не только антимарксистского, но просто легкомысленного отношения к истории, оплевыванием народного прошлого…

Такие пьесы чужды советскому искусству – они радуют только наших врагов» .

Откликов на это постановление – и публичных, и официальных, по большей части одобрительных – было немало. Многим из авторов откликов виделся в этом решении Политбюро ЦК ВКП(б) добрый знак грядущих перемен в идеологическом курсе Советской России. Именно так воспринял это постановление русский поэт С.А. Клычков: «Кому дали на поругание русский эпос? Жиду Таирову да мозгляку Бедному. Ну что можно было кроме сатиры ожидать от Бедного, фельетониста по преимуществу? Но кто-то умный человек и тонкий человек берет их за зад и вытряхивает лишнюю вонь. Демьяну Бедному влетело поделом. Этим постановлением реабилитируется русская история, а то все у нас дерьмом называют. Надо было. Теперь начинают признавать прогрессивное значение за многими фактами; пожалуй, поймут, что и кулик мог быть полезен. С другой стороны, постановление как бы реабилитирует христианство; может быть, поймут, что и сейчас верующий не подлец, потому что красть не станет» .

Через год Сергей Антонович Клычков по ложному доносу будет аре-стован и приговорен к расстрелу. И его судьба, как и многих других, разделивших с ним трагическую участь, – это тоже наша история, которую мы «выбрасывать не можем». Расстрел Клычкова был своеобразным ответом Сталину, свидетельствующим, что его курсу сопротивлялись весьма могущественные силы внутри руководящей элиты того времени.

Вместе с тем издевательское отношение Демьяна Бедного по отноше-нию к Крещению Руси после цитированного постановления Политбюро ЦК ВКП(б) навсегда решило его творческую судьбу – он быстро и надолго исчез с арены культурной жизни страны.

О постепенной эволюции взглядов властной элиты страны свидетель-ствует и другой ряд фактов и событий, имевших место в 1930-е годы. В 1934 г. отмечены первые изменения в официальных взглядах на отношение к историческим деятелям дореволюционной России. 22 сентября 1935 г. для командного и начальствующего состава Красной Армии и Флота были введены воинские звания – лейтенант, капитан, майор, полковник. Слово «офицер» официально вновь обрело положительный смысл. В обычную жизнь народа была возвращена Елка, правда, Новогодняя, а не Рождественская. С тех именно пор слова «Родина», «Великороссия», находившиеся под запретом, снова вошли в широкое употребление. 20 апреля 1936 г. ЦИК СССР отменил существующие для казаков ограничения в воинской службе. Вскоре началось формирование отдельных казачьих частей. При утверждении проекта этого постановления в Политбюро ЦК ВКП(б) по предложению К.Е. Ворошилова восстанавливались Казачьи части с их старой традиционной формой – цветными околышами фуражек и лампасами (красными – для донцов, синими – для кубанцев), с папахами, кубанками и бешметами.

В феврале 1936 года практически завершилась работа над проектом новой Конституции страны, инициированная И.В. Сталиным. Эта Конституция была призвана юридически закрепить политические перемены в стране. В «Черновом наброске» проекта Конституции в разделе об избирательной системе впервые были провозглашены всеобщие равные, прямые и тайные выборы. 1 марта 1936 г. Сталин принял в своем рабочем кабинете в Кремле одного из руководителей американского газетного объединения Роя Уилсона Говарда и дал ему интервью, в котором речь шла и о готовящейся Конституции. В частности, он отметил, что новая избирательная система обеспечит всеобщие, равные, прямые и тайные выборы в СССР, и новая советская Конституция станет самой демократической Конституцией из всех существующих в мире .

Однако значительная часть партийного аппарата идею всеобщих и равных выборов встретила в штыки. При обсуждении проекта Конституции с мест поступило немало поправок, которые требовали запретить отправление религиозных обрядов и не давать избирательных прав служителям религиозных культов.

На VIII Чрезвычайном съезде Советов, делая доклад о проекте новой Конституции, И.В. Сталин решительно отклонил поправку, требовавшую «запретить отправление религиозных обрядов… как не соответствующую духу нашей Конституции». Он остановился на предлагаемой поправке к статье 135, которая предусматривала сохранение лишенцев, т.е. тех, кто был лишен избирательных прав: «Наконец, еще одна поправка, имеющая более или менее существенный характер. Я говорю о поправке к 135-ой статье проекта Конституции. Она предлагает лишить избирательных прав служителей культа, бывших белогвардейцев, всех бывших людей и лиц, не занимающихся общеполезным трудом, или же, во всяком случае, – ограничить избирательные права лиц этой категории, дав им только пассивное избирательное право, т.е. право избирать, но не быть избранными. Я думаю, что эта поправка также должна быть отвергнута. Советская власть лишила избирательных прав нетрудовые и эксплуататорские элементы не на веки вечные,

а временно, до известного периода… Не пришло ли время пересмотреть этот закон? Я думаю, что пришло время. Говорят, что это опасно, т.к. могут пролезть в верховные органы страны враждебные советской власти элементы, кое-кто из бывших белогвардейцев, кулаков, попов и т.д. Но чего тут собственно бояться? Волков бояться, в лес не ходить… Во-первых, не все бывшие кулаки, белогвардейцы или попы враждебны Советской власти. Во-вторых, если народ кой-где и изберет враждебных людей, то это будет означать, что наша агитационная работа поставлена из рук вон плохо и мы вполне заслужили такой позор, если же агитационная работа будет идти по-большевистски, то народ не пропустит враждебных людей в свои верховные органы…»

5 декабря 1936 г. съезд утвердил проект Конституции. Статья 124 Основного закона СССР гласила: «В целях обеспечения за гражданами свободы совести Церковь в СССР отделена от государства и школа от Церкви. Свобода отправления религиозных культов и свобода антирелигиозной пропаганды признается за всеми гражданами».

Статья 135 констатировала, что выборы депутатов являются всеобщими: все граждане СССР, достигшие 18 лет, независимо от расовой принадлежности, пола, вероисповедания, образовательного ценза, оседлости, социального происхождения, имущественного положения и прошлой деятельности, имеют право участвовать в выборах депутатов…

Это была несомненная победа Сталина и группы его сторонников в высших эшелонах государственной и партийной власти страны .

Другое дело, что в реальной жизни воплотить эти конституционные нормы священнослужителям не дали возможности. Но это уже иной сюжет политической действительности второй половины 1930-х годов. Он самым тесным образом связан с темой так называемых «сталинских» репрессий.

Обратим внимание на личностные черты руководителя советского государства.

Один из противников Сталина, зарубежный исследователь Л. Регель-сон, признавал, что важным мотивом, вызвавшим восстановление Церкви во время войны, могло быть личное чувство Сталина: пробуждение в нем страха Божия под влиянием катастрофических неудач первых месяцев войны. Такому движению души могло способствовать воспитание, полученное в детстве от верующей матери, и семинарское образование Сталина: ведь он окончил духовное училище и почти 5 лет обучался в Тифлисской духовной семинарии. Будучи учащимся духовной семинарии, он исповедовался у старца и каждый месяц приступал к Причастию, что тогда было не очень распространено среди православных.

Надо иметь в виду, что уже в предвоенные годы Сталин не выступает лично с антирелигиозными призывами. Тогда же, подбирая библиотеку для дачи, Сталин приписал для сведения исполнителей: «Прошу, чтобы не было никакой атеистической макулатуры».

В конце 30-х годов И.В. Сталин четко и недвусмысленно выражает свое отношение к Церкви и ее служителям. Известна его позиция на заседа-нии Политбюро ЦК ВКП(б) от 12 сентября 1939 года, рассматривавшем некоторые итоги ликвидации храмов в Москве и на территории прилегающих районов, где было полностью уничтожено 150 храмов, а 300 оставшихся были переоборудованы в заводские цеха, клубы, общежития, тюрьмы, изоляторы и колонии для подростков и беспризорников. Планами архитектурных застроек предусматривался снос еще 500 оставшихся строений храмов и церквей .

По настоянию Сталина ЦК принял решение считать невозможным проектирование застроек за счет разрушения храмов и церквей, которые следует считать памятниками архитектуры древнерусского зодчества. Органами советской власти за подписью Секретаря ЦК И. Сталина было предписано принимать меры вплоть до дисциплинарной и партийной ответственности по охране памятников архитектуры древнерусского зодчества.

Мы уже отмечали, что даже жестокие репрессии 1937 г. по отношению к священнослужителям, преследования православных верующих не дали власти желательного ей результата. Неудача планов искоренения религии становилась все более очевидной. Российский историк Православной Церкви М.В. Шкаровский отмечает, что уже в конце 1938 г. появляются первые симптомы намечавшегося нового изменения курса государственной политики по отношению к религиозным организациям в СССР .

После отстранения от руководства НКВД Н.И. Ежова в рамках общего пересмотра многих следственных дел были освобождены сотни священнослужителей, в том числе несколько архиереев: архиепископ Иоанн (Соколов), епископ Иосиф (Чернов) и др. В закрытых циркулярах различных административных органов стали появляться указания проявлять сдержанность в ликвидации храмов.

Как пишет М.В. Шкаровский, «отчасти это было связано с постепен-ным изменением курса советского правительства с интернационально-коммунистического на национально-патриотический». Подобные перемены начались вскоре после прихода к власти в Германии фашистов, но в конце 1930-х годов они значительно усилились. Это нашло свое отражение в центральной печати. В разгар репрессий 1937 года ведущий советский исторический журнал «Историк-марксист» во втором номере неожиданно для многих опубликовал статью известного академика Сергея Владимировича Бахрушина «К вопросу о Крещении Руси». Он давал положительную оценку этому событию, открывшему для Руси современный ей мир европейской культуры того времени, каким была Византия. Даже журнал «Безбожник» вынужден был пойти по этому же пути и в пятом номере за 1938 год выступил со статьей Ефима Федоровича Грекулова «Крещение Руси», где также была дана положительная оценка одного из важнейших событий в истории России. С момента этих двух публикаций положительное отношение к христианизации Русского государства стало официальной советской доктриной. В 1938 году вышел в прокат знаменитый фильм Сергея Эйзенштейна «Александр Невский», прославлявший святого князя, мощи которого оказались вскрыты в 1922 году, а через четыре месяца изъяты из Троицкого собора Александро-Невской лавры и переданы в антирелигиозный музей в Ленинграде.

Это были лишь первые симптомы, и вплоть до осени 1939 года серьезных перемен в религиозной политике советского государства все же не произошло. Стремительно надвигавшаяся вторая мировая война начинала играть существенную роль. Советское руководство было озабочено единством нации в условиях грядущей войны. Гонения на Церковь раскалывали нацию и угрожали потерей внутренних союзников в борьбе с фашизмом. Переломным моментом стали события сентября 1939 года – когда советские войска вступили на территорию Польши, и произошло присоединение Западной Украины и Западной Белоруссии к Советскому Союзу. Советское правительство оказалось перед фактом включения в государственную жизнь страны территорий с нетронутой гонениями религиозной жизнью.

Осенью 1939 года и летом 1940 годов в состав населения СССР с присоединением Прибалтийских стран, Бессарабии и Северной Буковины вошло свыше 7500 тыс. православных верующих, организованных в епархии и приходы. В стране после длительного перерыва вновь появились действующие монастыри, церковные и монастырские земельные угодья, духовные учебные заведения, благотворительные учреждения, церковные библиотеки, редакции газет и журналов. На присоединенных западных территориях располагалось 3350 приходов.

Таким образом, многочисленные факты свидетельствуют, что в 1939 г. началось заметное изменение курса государственной религиозной политики, закончился десятилетний период открытого наступления на Церковь. Положение Церкви временно улучшилось. И следует подчеркнуть, что без Сталина это изменение не могло произойти. И хотя в 1940 г. правительство вновь начинает ужесточение курса, свидетельствующее о противоречиях в высших эшелонах власти, Церковь сумела выстоять, выжить как институт. Все планы искоренения религии в СССР терпели неудачу, и это постепенно все больше осознавало советское руководство.

Великая Отечественная война резко изменила ситуацию. Величайшая трагедия резко обострила религиозные чувства народа, властные верхи страны на мощный всплеск религиозности тружеников тыла и бойцов Красной Армии отреагировали спокойно и индифферентно.