Лето, июль, жара... Сушь стоит несусветная, и скоро будет месяц как нет дождей. Я сижу с удочкой на берегу небольшого пруда и уже сто раз пожалел, что приехал сюда так рано. Живу я в небольшом городишке в сорока километрах отсюда. Там, в городе, – вообще пекло. Асфальт плавится, и подчас кажется, что скоро начнешь сам плавиться вместе с ним. Поэтому-то, когда посреди недели выдалась пара неурочных выходных, я не усидел дома и рванул на рыбалку в надежде, что здесь, у воды, будет полегче. С утра управился с кое-какими делами, запарил по-быстрому перловку, кинул в машину удочку, нехитрый рыболовный скарб, взял еды и – вперед! Нынче я всего только два раза выбирался на рыбалку. Было это еще в мае, и было там, у себя, недалеко от дома. А сегодня решил махнуть с ночевкой сюда, подальше от надоевшего города. Но мои надежды на прохладу у воды не оправдались: на берегу, где я сижу, тени нет вовсе, и спрятаться от зноя некуда. Я надвинул на глаза широкополую сетчатую шляпу и прячусь под ней от жгучих лучей солнца. Оно нехотя ползет по небосклону, и ему безразлично как мы тут: выживем – хорошо, нет – да и ладно... С озера нет даже самого легкого ветерка. Все живое попряталось в тень, в кусты, и только мухи да оводы, кажется, рады этому пеклу, им все нипочем. Пододвинув раскладной стульчик вплотную к воде, я разулся и сунул ноги в воду. Пруд этот можно назвать деревенским: на другом берегу за пригорком, примерно в километре, лежит небольшое село. Отсюда прекрасно слышно, как там время от времени ревет трактор, вяло тявкают собаки, нет-нет, да заорет заполошно заблудившийся во времени петух. Все-таки жизнь продолжается, несмотря ни на что. С одной стороны в пруд впадает небольшая речушка, там начинается густой лес, настоящая тайга. С противоположной, там, где дамба, – раскинулось огромное поле, засеянное рожью. На пригорок прямо напротив меня вышли коровы деревенского стада. Устало переваливаясь с боку на бок, они лениво поплелись вниз к воде. Вслед за ними на холме показался пастух. Звонко щелкнул своим бичом, длинно заругался: «А ну-у-у... мать... куды... прешься...». Не обращая на него никакого внимания, коровы выстроились вдоль берега, вытянули шеи и стали жадно пить теплую воду, беспрестанно обмахиваясь хвостами. Те, кого вовсе измучили жара да слепни, пошли дальше, вглубь, окуная в воду круглые свои бока и мотая головами. Пастух еще пару раз ругнулся, слез с коня и спрятался в тень одинокой корявой березы. Я сижу уже три с лишним часа, и за это время не было ни одной поклевки. И других рыбаков поблизости нет, чтоб спросить, как тут в последние дни обстоят дела с рыбалкой. «Может, я один такой бестолковый, в это пекло сюда заявился? Ладно, надеюсь, ближе к вечеру кто-нибудь все же клюнет». Я проверил, как сидит на крючке перловка, и, сделав новый заброс, положил удилище на рогульки. Встав, зачерпнул в пригоршню воды, ополоснул лицо. Заглянул в машину, стоявшую с распахнутыми дверями, посмотрел на часы – ровно семь. Время, хоть нехотя и медленно, но все же шло, и огненный, пышущий зноем шар наконец-то стал сползать в сторону пригорка на противоположном берегу. Вернувшись на место, я посмотрел на гусиный поплавок. Он словно ждал этого – дернувшись пару раз, стал медленно подниматься и, заваливаясь на бок, пошел в сторону ближайших камышей. Схватив удочку, я быстро подсек. Леска натянулась, но сопротивление было недолгим. Уже через пару секунд серебристый карасик размером с ладошку трепыхался на берегу в траве. Отцепив карася, я достал из багажника садок, положил в него рыбешку и облегченно выдохнул: «Фу-у... Ну, наконец-то. Хоть не зря приехал». Нацепив на крючок пару свежих зерен перловки, я снова закинул удочку и бросил к поплавку свежую прикормку. На душе стало чуть повеселей. Минут через десять я вытащил второго карасика, и дело пошло. К половине девятого в садке было уже около двух десятков мерных рыбешек. Настроение поднялось, и я даже перестал думать о жаре, мучившей меня полдня. Солнце медленно, но верно катилось к горизонту, а на смену ему с противоположной стороны в еще довольно светлое небо уже поднималась бледная луна. От воды на берег отчетливо потянуло долгожданной прохладой, и я наконец то скинул надоевшую за день шляпу. Стало тихо, только стрекотали кузнечики в нагревшейся за день траве. Коровы с пастухом давно ушли, и противоположный берег опустел. Через некоторое время ветерок усилился, и по озеру пошла мелкая рябь, после чего клев прекратился так же резко, как и начался пару часов назад. Оставив удочку заброшенной, я стал заниматься костром. Надо было сварить какую-нибудь похлебку и поужинать. Дрова я предусмотрительно захватил с собой из дома. Сложив их домиком, я зажег огонь, который быстро охватил сухое дерево, начавшее тут же постреливать веселым салютом мелких искр. Засмотревшись на огонь, я не услышал шагов позади себя. – Добрый вечер, – раздался голос, и я, чуть вздрогнув от неожиданности, обернулся. Метрах в пяти стояли двое: парнишка лет двенадцати-тринадцати и старик. Старику на вид было лет под восемьдесят, а может, и больше: высокий, статный, с прямым крупным носом и длинной окладистой бородой. На нем была старая, давно выцветшая фетровая шляпа с обвисшими полями и не менее старый, застиранный, с заплатами на локтях, парусиновый пиджак. Под пиджаком – рубаха, аккуратно застегнутая на все пуговицы. На ногах – высокие, до колен, резиновые сапоги. Парнишка тоже был в сапогах, но одет полегче: черные трико с вытянутыми коленками да футболка с короткими рукавами. Легкая кепочка с пластиковым козырьком прикрывала шевелюру почти бесцветных волос. За спиной у мальчика висел большой полупустой рюкзак. Оба держали в руках по удочке, сделанной из тальника. Старик упер свою комлем в землю и слегка облокотился на нее. Я кивнул подошедшим в ответ: – Здравствуйте. – Ну как рыбалка? – старик спокойно и прямо смотрел на меня. – Есть что или пусто? – Да есть маленько, – улыбнулся я. – Сперва сидел, совсем глухо было, а часов в семь поклевало немного, десятка два карасиков выудил. А вы как? Тоже здесь рыбачили? Я вас не видел. – Нет, мы не на пруду, мы по речке ходили, – мотнул головой в сторону леса старик. Парнишка переступил с ноги на ногу. – Говорил я тебе, надо было на озеро идти, – тихонько сказал он, сердито глянув на старика, – а ты заладил свое: «По речке походим, по речке...». Только крапивой все изжалились. – Нагнувшись, он энергично почесал коленку. – Крапива, это ничего... Здоровее будешь, она пользительная, – так же тихо ответил ему дед. – Кто же знал, что тут вечером клевать будет? – У меня интуиция, я чувствовал, – буркнул мальчик и повернул голову к озеру. – Вчера твоя интуиция тоже говорила, что здесь клевать будет, и чего? – покосился на него старик. – Просидели до обеда, так ни одной рыбки и не поймали. – У меня сорвалась одна, сам же видел... – Ну и как там, на речке? Наловили чего? – вклинился я в их спор. – Да ну... – мальчик нахмурился. – Только день зря угробили. – Неужели совсем ничего? – Ну почему ничего? С утра восемнадцать песканов выудили, и у меня еще два чебака сорвалось, – мальчишка шмыгнул носом и потер ладошкой лоб. – А после обеда вообще клевать перестало. Еще четырех пескарей маленьких да шесть гольянов поймали и все. – Ты, прям, считал всех? – подмигнул я ему. – Ну а как? – простодушно посмотрел он на меня. – Я всегда считаю. – Так вы с самого утра, что ли, ходите? – я перевел взгляд на старика и подумал: «Как же он в такое пекло в пиджаке да в рубахе застегнутой ходит? Да еще и в сапогах резиновых, ведь это свариться можно». – Ну да, с утра, – кивнул тот. – Часов в восемь пошли, до большого жару еще. – А потом? Зной такой... – Ну так чего... Жар, он костей не ломит, – дед невозмутимо пожал плечами. – Когда холодно, так хуже. – Ага, хуже... – парнишка исподлобья глянул на своего спутника. – Я-то три раза за день купался, а он – шляпу намочит и на голову. Говорил, не надевай пиджак, все бы полегче было, так заладил свое: «Как я без пиджака пойду...» В театр, что ли, собрался? Хоть бы там снял, в рюкзак положить, и то нет. Я улыбнулся. Было интересно слушать это беззлобное препирательство между старым да малым. – Внук? – спросил я деда, кивнув на мальчишку. – Внук. На каникулы приехал, вот рыбалить и ходим, ему интересно. – Ха, – иронично усмехнулся мальчик, – да тебе самому в сто раз интереснее! Можно подумать, ты один без меня на рыбалку не ходишь. – Почему не хожу, хожу, конечно, когда тебя нет, а как же, – старик снова повел плечами. – Ну вот. А чего тогда говоришь, что мне интересно? – А что, разве не интересно? Кто меня уговорил седни рыбалить пойти? – Ну я... Так ты и не отказывался, сам вперед меня побежал. – А чего мне отказываться? Дома-то чего делать? На лавке сидеть, ворон считать? В огороде старуха управляется, там сейчас делать шибко и нечего, а так хоть у воды побыть, все радость. Уж бог с ей, с рыбой. – Ага, радость... – мальчик сосредоточенно почесал красный, облезлый от загара нос и посмотрел на меня. – Сегодня чуть не помер, я аж перепугался. – Как это? – удивился я – Почему? – А пойди, разбери его, почему. Может, от старости, а может, от жары. Оделся-то... Еще и рубаху на все пуговицы застегнул. И каждый раз так на рыбалку одевается. – Ну а как? – дед погладил черной от загара рукой седую бороду. – Я что, расхристанный ходить буду? Ежели пуговицы есть, так их застегивать полагается. Это вы сейчас ходите как оборванцы. – Так не в такую же жару! – мальчик снова сердито глянул на старика и перевел взгляд на меня. – Там в одном месте в гору надо подниматься, чтобы дорогу маленько срезать; мы до середины дошли, он встал и говорит: «Все, помираю, дыханья нет», и стоит, смотрит на меня, не дышит. Мне аж поплохело. Думаю, сейчас помрет, чего я с ним тут делать буду? А он ртом только воздух хватает и все. Не лучше рыбы. И глядит на меня. Потом раз вздохнул, другой, ну и оклемался помаленьку. – Ладно ты, чего затурусил... – старик нахмурил длинные густые брови. – Живой, ну и слава богу. Всяко бывает. До моих годов доживешь, так я погляжу на тебя. – Я в твои года дома сидеть буду. Ну или одеваться легче, когда жарко. – Мальчишка переложил удочку в другую руку и снова спросил у меня: – А вы на что ловите, если не секрет? – Да какой тут секрет... На перловку. – Запариваете? – Да как тебе сказать... Обычно запариваю, но сегодня времени не было, так просто поварил полчасика и все. Закутал кастрюлю в полотенце и поехал. – Ну вот, – мальчишка чуть понизил голос и снова повернулся к деду, – а ты со своими червями все время. Говорю тебе, надо разные наживки пробовать. – Так это караси на перловку брать могут, – так же тихо ответил ему старик, – а на речке кого ты там на нее ловить будешь? Пескарей, что ли, с гольянами? – Да на что они, пескари твои, сдались? Мелочь пузатая. А на перловку, может, чебак бы брал. – Ты не понимаешь, так молчи лучше, – фыркнул дед. – Пескарь – самая наилучшая рыба будет. Да чего я тебе говорю, сам не знаешь, что ли? Кто на той неделе чуть не всю жареху один уплел? А сейчас пескари ему не глянутся. – Я ничего против пескарей не имею, но пробовать-то по-разному надо. Вот если не клюют они на червей твоих, так, может, чебаки бы сегодня на перловку брали. – Ага, держи карман шире, – дед с недовольным видом повернул голову в сторону. – Червяк – он на любую рыбу и на любое время. – Ну да, то-то весь день сегодня проходили, а домой нести нечего, – на этот раз фыркнул парнишка. – Как это нечего? Сам же только что говорил, сколь наловили. – Это за весь-то день? Курам на́ смех. Кошке на обед не хватит. – Хватит. Ей тоже есть чего-то надо. Они стояли и тихонько переговаривались, не обращая на меня никакого внимания. – А на какой крючок вы ловите? – снова глянул на меня мальчик. Я неопределенно пожал плечами: – Да я их не помню, по номерам-то, – нагнувшись, я достал из воды удочку и показал парнишке крючок. – Вот, не шибко большой, но и не маленький. Средний. – Чего ты пристал-то к человеку? – По-прежнему опираясь на свою удочку, дед переступил с ноги на ногу. – Ничего я не пристал, просто интересно, – мальчишка подошел поближе и стал разглядывать крючок. – А леска какая? Я снова пожал плечами: – Ты знаешь, уже и не помню. Кажется, ноль двенадцать, а может, ноль четырнадцать. Я года три не менял уже. Дед недовольно покачал головой: – Какая разница, какая леска? Клевать будет, так с любой наловишь. Раньше вообще на конский волос лавливали. Мальчик проигнорировал это высказывание и снова спросил меня: – А вы прикармливаете? – Это да, конечно, – кивнул я в ответ. – А какой у вас прикорм? – продолжал выпытывать парнишка. – Вот пристал к человеку, – буркнул дед себе под нос, но при этом сам с интересом посмотрел на открытую пачку прикормки, которую я достал из багажника. – Вот, у меня покупная, – я продемонстрировал яркую цветастую упаковку. – Ха, – снова усмехнулся мальчик, – на такую-то, конечно, сразу вся рыба приплывет. Я улыбнулся: – Ну не знаю, ее тоже иной раз не поймешь, чего она хочет. – Ну-ка, ну-ка... – Старик все же не утерпел и, тоже подойдя ближе, нагнулся к пачке с прикормом. Понюхав ее, он выпрямился. – Да-а-а... Дух то какой сладкий. От такой я бы и сам не отказался. – Вот говорю тебе всегда, надо больше всякого разного в прикорм добавлять, – снова зашептал парнишка, нахмурив брови и сердито посмотрев на деда. – Хоть меда того же для запаха, а тебе все жалко. Пять ульев в огороде стоят, – он снова обращался ко мне, – а две ложки меда в прикормку добавить не хочет. – Ну вот, рыбу я еще медом не кормил. Клев будет, так она и без меда твоего прибежит. Каши сварил пшенной, и ладно. Ну, может, масла постного ложку положить. Этого добра не жалко. – Да ну! Тебя не переспоришь... – Так нечего и спорить. Чего тут спорить-то? – Гм, – мальчишка хмыкнул и, саркастически скривив губы, посмотрел на меня. – Вот и объясните ему. Как ловил рыбу сто лет назад, так по сей день и ловит. – А чего мне? – дед достал из кармана пиджака носовой платок, снял шляпу и вытер мокрый лоб. – И раньше ловил, и сейчас ловлю. Правда, рыбы раньше не чета нонешнему было. – Ну вот, – посмотрел на него снизу вверх внук, – сам же говоришь. А раз рыбы меньше стало, так и ловить ее по другому надо, хитрее как-то. – Да ну-у... – скептически протянул дед, снова надевая шляпу. – Ежели нет рыбы, так и нет ее. Ничем ты ее не заманишь. А раньше-то, бывало, тут, пока еще пруд этот не запрудили, по речке хаживали, так бидонами песканов домой приносили. Это я еще, считай, мальчонкой был. Корчагу поставишь, так битком набивалась. И чебака, и сороги полно было. – Вот и повыловили всю, – недовольно буркнул пацан, – что сейчас ловить нечего... – Ага, ты щас наговоришь, – дед повернулся в сторону и громко высморкался. – Тебя послушать, так я всю рыбу выловил. – Ну не ты один, так с остальными. Если бидонами ее каждый день таскать. – Разве я сказал, что каждый день таскали? Зачем же... Вот запруд понаделали, рыбы и не стало. Ей же ходить надо, а как она через дамбу вашу пройдет? Вот и все. Дрова стали прогорать, и я подбросил еще поленьев. Достав котелок, я налил в него воды из привезенной с собой канистры. – Вот-вот, – протянул старик, – и воду на рыбалку с собой уж брать стали. Дожили... К воде идешь, и воду с собой тащишь. А раньше-то как было – зачерпнул кружкой и готово, пей, сколь душе угодно. Я смущенно улыбнулся: – Так тут ведь и коровы ходят, они же сюда и дела свои справляют. Как же эту воду потом пить? Лучше уж подстраховаться. – Конечно, – поддержал меня парнишка. – Да вы не слушайте его, он наговорит сейчас. У него вечно: раньше, раньше... – Ну так и чего? Неправда, что ли? – старик вдруг чуть нахмурился, легонько притопнул пару раз левой ногой и как бы между прочим попросил внука: – Ну-ка подержи меня. – Мальчик взял деда за локоть, тот снял сапог и вытряхнул из него мелкий камушек. – А я думаю, кого тут мне мешается... – пробормотал он тихонько, потом обулся, снова притопнул и опять посмотрел на меня, кивнув на озеро. – Я же не агитирую сейчас ее пить. Понятное дело... Я говорю, как раньше, – чистейшая водица была, скусная, покуда прудов-то не понаделали. Речка текла, а она ж вся с родников у нас берется. Да и пескарь вот тот же... Он же только в чистой воде живет. Там вон, в тайге, где мы-то с тобой ходили, – покосился он на внука, – там и сейчас воду пить можно, ежели малеха подальше зайти. Я подвесил котелок над костром. Солнце уже полностью спряталось за пригорок на другом берегу, и пруд погрузился в густую тень. – Ладно, пошли домой, а то старуха нас, поди, уж потеряла, – дед снова погладил бороду. – Топать-то далеко еще... – Пошли, а то скоро совсем темно будет, – легко согласился внук. Он подпрыгнул на месте, поправляя рюкзак за спиной, и спросил меня: – Вы-то с ночево́й приехали? – Да, завтра утром на зорьке тоже хочу посидеть. – Только, может, лучше там, где речка впадает? – предположил мальчик. – Там вода свежее и рыбы побольше должно быть. – Да ну... – возразил старик. – Я тебе уж сто раз говорил: там же мельче, где речка-то впадает, а крупная-то рыба на глуби стоит, у дамбы. Внук только помотал головой: – Ладно, пошли. – Ну, счастливо вам оставаться, – кивнул мне дед. – Всего хорошего! – я махнул им рукой, и они вдвоем не спеша пошли вдоль берега в сторону дамбы. – Дед, а мы завтра куда рыбачить пойдем? – услышал я как спросил старика мальчик. Тот пожал плечами: – Не знаю. Можно снова по речке походить, а можно сюда, на пруд прийти; может, карасиков потаскаем. А не сюда, так можно куда в другое место собраться. Может, кто из мужиков на дальние озера поедет, так в попутчики напроситься. Хотя поздно уж сейчас узнавать-то. Чего там тебе твоя интуиция говорит? Мальчишка задумался на секунду: – Давай сюда пойдем. Они медленно удалялись, а я стоял и смотрел им вслед. – Ну что ж, – согласился старик, – давай сюда. – Только надо перловки запарить на ночь, чтоб не только на червей ловить, – мальчик приостановился и снова чуть подпрыгнул на месте, поправляя рюкзак за спиной. – Может, я рюкзак понесу? – предложил дед. – Нет, не надо, ты и так за день упарился в пиджаке своем, – отказался внук. – Ну как знаешь... Сейчас придем, так ты спроси у бабушки про перловку, должна быть где-то. Может, и выделит на нашу долю горсточку. Но и червей взять тоже надо будет, там ведь у нас еще остались, кажись... А лучше свежих подкопнуть. – Чего, с фонарем сейчас копать пойдешь? Темно уж. – Завтра с утра. – Дед, а меду дашь? Чтоб в кашу добавить, на прикорм. Чтоб повкуснее была, для запаха. – Да брось ты, ерунда это все, – махнул рукой старик. Они были уже далеко, и голоса становилось трудно разобрать. – Да почему ерунда-то? Ничего ты не понимаешь, дед! – Ежели клев будет, так он и так подойдет, без меду. Больше я их не слышал. В быстро сгущающихся сумерках было лишь видно, как мальчик жестикулировал одной рукой, видимо, что-то доказывая старику, а тот шел рядом – прямой, высокий, неспешно ступая по проселочной дороге, идущей вдоль озера. Я сварил из пакета вермишелевый суп с тушенкой и с удовольствием поел, сидя под вызвездившим черным небом. У берега то и дело плескались ондатры, на середине пруда изредка играла рыба. Вдоль зарослей тальника туда-сюда мельтешили какие-то небольшие пичужки; похоже, что где-то рядом в кустах было их гнездо. Дым от угасающего костра расползался по берегу, отпугивая комаров. Было хорошо. Я посидел еще немного, наслаждаясь ночной прохладой, и, выгнав из салона налетевших туда мух да комаров, полез спать в машину. Завтра нужно будет встать пораньше, чтобы подольше посидеть на утренней зорьке, потаскать еще карасиков. А там, пока солнце снова не начнет давить жаром на землю, надо будет и домой собираться.