- 1 - Виктор с усмешечкой смотрел на солдатика - на это недоразумение, стоящее перед ним. Тот был ниже среднего роста, щуплый, форма, явно не по размеру, сидела на нём неловко, наперекосяк, ремень был не подтянут. Сапоги доходили парню почти до колен, а пилотка глубоко натянута на голову, отчего большие уши казались ещё больше. И большие же, чуть испуганные карие глаза украшали это детское лицо с пухлыми по девичьи губами и ямочками на улыбчивых щеках. - Представьтесь, рядовой. - Виктор ловко кинул руку к виску. - Костик, - смущенно отреагировал солдатик и покраснел. - А если по уставу!? - сдвинул брови к переносице Виктор. - Как положено! Солдатик на удивление ловко щелкнул каблуками, подтянулся, взял под козырёк и звонким голосом отрапортовал: - Рядовой Рудин! Прибыл из учебной части в дивизион для прохождения дальнейшей службы, в ваше первое отделение. На этом его запал, по всей видимости, закончился, и он снова смущенно отвел взгляд. Их разговор проходил в длинном узком коридоре одноэтажной деревянной дивизионной казармы, со стороны больше похожей на барак, недалеко от "тумбочки", возле которой в совершенно расслабленной позе стоял дневальный со штык-ножом на боку. ... Дежурный по подразделению сержант Виктор Чернов перехватил новичка с вещмешком на плечах, который бочком, скромно протиснулся с улицы, из темноты осенней ночи, через входную дверь и робко остановился, осматриваясь возле входа в офицерскую комнату, жмурясь от яркого света дневных ламп. Из офицерской выглянул дежурный офицер - лейтенант Литвинец: - В чём дело, сержант? - Да вот - рядовой Рудин, прибыл к нам для прохождения службы. Лейтенант, сам, кстати, роста тоже невысокого, но - косая сажень в плечах, окинул солдата придирчивым взглядом, вздохнул: - Что-то измельчал нынче боец... Документы покажи! - Он долго изучал документы, вчитывался в сопроводительный лист. Наконец заключил: - Прошел подготовку в учебной части для работы с бортовой аппаратурой ракет земля-воздух. Этот боец поступит в ваше отделение контрольно-испытательной передвижной станции. Принимай пополнение кипсовиков, сержант. У тебя койка свободная есть? - Имеется, - кивнул Виктор. - Пойдём, покажу (новичку). Только, тихо, не топать. Народ спит. А подъем, как обычно, в шесть тридцать. Они прошли в спальное помещение казармы. Здесь царил полумрак, в четыре ряда стояли кровати. Раздавалось мерное сопение на все лады, всхлипы и тихое сонное бормотание. Кто-то резко и коротко всхрапывал. Воздух ночной казармы трудно с чем-нибудь перепутать - давно устоявшийся дух сапожной ваксы вперемешку с запахами нескольких десятков мужских тел, потевших в течение очередного прошедшего длинного дня солдатской службы. Виктор осторожно провёл новичка к свободной кровати - она была самой ближней ко входу в спальное помещение. - Вот твой стул, тумбочка. Форму сложи аккуратно. Надеюсь, вас в учебке этому обучили. Постель разбирай и ложись, - громким шепотом распорядился он. - Ты, кстати, как до дивизиона добрался? Не мог до утра в городе, в полку переночевать? - На попутке я, - в унисон ему шепотом ответил солдат. - Очень хотелось побыстрее добраться до места. - Ладно, ложись, Костик, утром расскажешь. Солдатик на удивление быстро разделся, сложил брюки, гимнастерку свернул воротничком наружу. Подравнял сапоги по линейке с остальными соседними, стоящими в ряд. Расстелил постель - внизу простыня, сверху немудрёное солдатское одеяло. Подоткнул его в ногах, чуть взбил видавшую виды подушку, нырнул под одеяло, свернулся калачиком и моментально заснул. Виктор покачал головой, взирая на нового подчиненного и вышел в казарменный коридор, осторожно прикрыв за собой дверь. Его дежурству было еще далеко до окончания... - 2 - Технический дивизион зенитно-ракетного полка противовоздушной обороны, снабженный средневысотными ракетными комплексами С-75, располагался в бесконечной, ровной как стол Барабинской степи, километрах в пяти от оживленной автострады, проходящей из европейской части страны по территории необъятной Западной Сибири на Дальний Восток. Впрочем, шоссе было оживлённым настолько, насколько оживленным был поток автомобилей - с запада на восток страны и обратно - в те завершающие свой неспешный ход семидесятые годы прошлого столетия. Когда казалось, что вся наша жизнь текла спокойно и размеренно. А большой, почти миллионный сибирский город, который и охранялся полком ПВО, вообще отстоял от дивизиона километров на тридцать. Там, в городе, находился штаб полка, а от него тянулись незримые нити боевого управления десятком огневых дивизионов, в каждом из которых на боевом дежурстве застыли на пусковых установках ракеты, готовые по первому сигналу рвануть в небо и разорвать на куски любую воздушную цель, посягающую на мирную жизнь. Город жил жизнью своего многочисленного населения, которое даже и не подозревало о той задаче, что стояла перед командованием и личным составом полка на случай "империалистической опасности". Технический дивизион со стороны напоминал небольшой поселок. Кроме казармы, здесь были расположены склады с полковым запасом ракет, уложенных в стеллажи, и запасными частями к ним, гаражные боксы с рядами тягачей на базе внушительных грузовиков ЗИЛ-131 и прицепами для перевозки снаряженных ракет в боевые дивизионы, площадки для сборки, снаряжения и приведения изделий в боевую готовность, соединенные между собой асфальтовыми проездами, комплекс заправщиков ракет, котельная, которая обогревала весь этот поселок. Кроме того, дивизион вмещал в себя примерно полсотни военнослужащих, причем половину из них составляли офицеры, жившие с семьями в городе и ежедневно рано утром приезжавшие сюда на службу. У офицеров бывали и выходные, когда они отдыхали от дивизионной жизни. Иное дело - солдаты: тем от дивизионного существования никуда было не деться ни в будни, ни в праздники. Все три дивизионных отделения - кипсовики, заправщики ракет и отделение водителей грузовых тягачей для подвоза ракет, а вернее - дивизионные солдаты, ефрейторы и сержанты - проводили на территории дивизиона всё время срочной службы почти безвылазно: два года дней и ночей, полагавшихся в те годы по закону о воинской службе. Правда, таким, как Виктор Чернов, призванным в армию после окончания вуза, срок службы сокращали до полутора лет, а в самом конце службы их ожидали двухмесячные офицерские сборы, после которых присваивалось лейтенантское звание. Но, как любил приговаривать дивизионный старшина с богатырской внешностью и былинным именем Василий Кожемяка: "Хрен редьки не слаще". Обнесённый по периметру забором из колючей проволоки и "увенчанный" в одном их дальних углов вышкой с часовым, дивизион в иные минуты напоминал совершенно другое учреждение, Но далеко не всегда: жизнь и военная учеба здесь била ключом, порой через край. Были и свои нехитрые развлечения. Из дивизиона в штаб полка ежедневно ездил грузовой трёхосный ЗИЛ-157, или "трумэн", как прозвали эту машину в армии, с будкой на месте кузова. За рулём бессменно сидел ефрейтор Боря-бурят – большой, толстый солдат-второгодок со щелками-глазами на круглом без единого волоска лице, заглянуть в которые было невозможно. Виктор всегда удивлялся, как Боря вообще что-нибудь видит. Но так виртуозно водить по городским улицам огромный грузовик, у которого при "тяжелейшем" рулевом управлении полностью отсутствовала система гидроусиления, в дивизионе не мог больше никто. Поэтому ему и доверяли самое важное - ежедневную езду в город за продуктами, почтой и разной другой надобностью, без которой личный состав дивизиона не мог обойтись. Например, он легко мог купить чего-нибудь сладкого, если любитель этого сладкого умел хорошо попросить его об этом, присовокупив энную сумму денег, что прислали родные из дома. Но особенно любил Боря быть письмоносцем: он забирал у солдат письма родным, и не было случая, чтобы они не доходили адресатам. А больше всего он обожал привозить и вручать парням письма из дома. В этом случае разворачивалось целое представление. Тут уж без танцев или какого-нибудь необыкновенного кукареканья обходилось редко. Боря требовал от личного состава неукоснительно соблюдать эту традицию. И отвертеться от этого удавалось разве что старослужащим да командирам отделений. ... В тот день Боря привёз только одно письмо. Личный состав дивизиона как раз выходил из столовой, отобедав солдатским борщом и кашей. Было начало октября, и солдаты, одетые в бушлаты и шапки, поёживались на пронизывающем степном ветерке и мелко моросящем косом дождичке. Все сгрудились у Бориной машины в надежде на весточку из дома. - Одно, - объявил Боря, заглушив свой грузовик возле так называемого "едового" здания - столовой, объединённой с кухней, и вылез из кабины на подножку машины. Он поднял конверт высоко над головой: - Костик, Рудин, тебе - пляши! Начавшие было расходиться разочарованные зрители, притормозили в ожидании бесплатного представления. Все уставились на Костика, подбадривая его усмешками и разными короткими репликами типа: "Давай, Костик, цыганочку с выходом!". Но Костик повёл себя неожиданно для всех. Он, как обычно, сильно покраснел, резко развернулся и пошагал в сторону казармы. - Эй, Рудин, а ну, стой! Кругом! Ко мне - шагом марш! - свирепо рявкнул Борис. На что Костик лишь отмахнулся, не оборачиваясь и не останавливаясь. - Рудин! Не вернешься сейчас - после отбоя подойдёшь со своим ремнём! - угрожающе крикнул Боря. Солдаты захохотали. А Костик замедлил шаг, потом остановился. Угроза явно подействовала - многие сослуживцы уже не раз испытали на себе реальность Бориных слов. Костик медленно приблизился к машине: - Давай письмо, а плясать не буду! В ответ Борис лишь молча поднял конверт над головой. - Не будешь отдавать - и не надо! - ощетинился внезапно Костик. - Проживу и без письма... Знаю я, от кого оно и что в нём написано. Поэтому можешь оставить его себе!.. Борины глаза-щёлки чуть-чуть расширились от удивления: - Мне-то оно зачем - оно тебе, - озадаченно произнёс он. И тут вмешался сержант Чернов: - Слышь, Борис, отдай ты парню письмо. Видишь, он принципиальный, оставил нас без представления... - Да я что... Пусть забирает, - неожиданно легко согласился Боря. И шикнул на раздавшийся шепоток ("Везёт же человеку..." – шепнул кто-то). - Как его накажешь? Посмотри на него - в чём душа держится! Ещё зашибёшь ненароком, отвечай потом... А вы у меня плясать и кукарекать будете, как миленькие! - повысил он голос, чтобы скрыть досаду. Костик ловко заскочил на подножку машины, выдернул из Бориных рук конверт, не глядя сунул его за ремень и отправился в казарму, в красный уголок. Благо после обеда старшина Кожемяка разрешил получасовой перекур. - 3 - ... Прошло уже несколько недель, как Костик впервые переступил порог казармы. К удивлению Виктора Чернова, он за это время понемногу сумел вписаться в непростую дивизионную иерархию. Стойко перетерпел шуточки и подколы первых дней. Сержант боялся, что солдатика с первых дней заклюют другие солдаты, как это уже нередко бывало с новобранцами. В дивизионе за долгие годы его существования давно сложилась своеобразная иерархия, которую в открытую дедовщиной не называли, однако это была именно она, только в чуть смягченном дивизионными традициями виде. Особенно по вечерам. Конечно, в дневное время всем руководили командир части полковник Заикин и его заместитель майор Серёгин. Они - эти командиры - даже близко не были похожи друг на друга: первый - высокий, нескладный, полноватый, с вечно мятым лицом и мятым же кителем, от которого исходил дух вчерашнего перегара; второй - среднего роста, сухощавый и подтянутый, в отутюженной форме. "Майор у нас боевой," - говорили про него солдаты с уважением. И правда, он практически "от звонка до звонка" прошёл вьетнамо-американскую десятилетнюю войну, завершившуюся только к середине 1970-х, где как военный специалист обучал вьетнамцев сбивать вражеские самолёты советскими ракетами, о чём иногда в часы отдыха интересно рассказывал подчинённым. Но в одном эти командиры сходились: не терпели дедовщины и неуставных отношений, не закрывали на всё это глаза... Однако день в дивизионе принадлежал порядку и уставу, а вечерами и ночью бывало всякое. За эти-то вечерние "развлечения" и переживал Виктор. Нет-нет, да накатывало на кого-то из "старичков" - заставить "молодого" солдата почистить сапоги, подшить подворотничок, почистить бляху ремня... Правда, рукоприкладства при этом не было, обходилось психологическими наездами. ... В первое же утро новой службы, через мгновение после зычной команды "Дивизион, подъём!" Костик вскочил с постели наравне с другими. Виктор с удовлетворением про себя отметил, что он быстро, хотя и несколько суетливо, оделся в свою не по размеру форму. Одним из первых встал в заспанный строй солдат, вытянувшийся вдоль казарменного коридора. При этом Виктор указал ему место замыкающего первого отделения - в соответствии с ростом. Солдаты с интересом и улыбками оглядывались на новичка, перебрасывались на его счёт шутливыми репликами. Костик же был серьёзен и на подколы не реагировал. Старшина Кожемяка прошёлся вдоль строя вперёд-назад, остановился, заметил Виктор, напротив Костика. - Рядовой, выйти из строя! - скомандовал своим низким рокочущим голосом старшина. Костик шагнул вперёд, развернулся лицом к строю, хотел отдать честь, потянул было вверх правую руку, да, видимо, вспомнил, что к "пустой" голове руку не прикладывают, прижал её к бедру, опустил покрасневшее от смущения лицо. - Что надо сказать, рядовой? - добродушно, как нашкодившего ребёнка, спросил его старшина. - Рядовой Рудин по вашему приказанию прибыл... - тихо сказал Костик. - Не слышу! - повысил голос Кожемяка и сжал свои огромные кулаки, напоминающие по размеру пивные кружки. Костик, почувствовав угрозу, неожиданно звонко выкрикнул: - Рядовой Рудин прибыл по вашему приказанию! Казарма прыснула смехом. - Разговоры!.. - пресек веселье старшина. - Доложи, откуда и зачем прибыл? - Разрешите! - шагнул вперёд Чернов и, не дожидаясь разрешения, доложил: - Рудин прибыл вчера после отбоя, направлен к нам после учебной части, по специальности - кипсовик. Поэтому служить будет в первом отделении. Прошу, товарищ старшина, помогите подобрать форму по размеру... - Ладно, Чернов, принимай пополнение. На довольствие мы его зачислим. А вот таких малых размеров у меня нет. Пусть сам - ручками - подгонит одежду по фигуре. И чем скорее, тем лучше! - последнее прозвучало уже как приказ. ... После утренних процедур - перед выходом на завтрак - Чернов накоротке собрал своё первое отделение. Оно, хоть и маленькое, было интернациональным: на вид тугодумый украинец Семён Предыбайло - дивизионный фельдшер, узкобёдрый узбек Тимур Кирбобо, бурят Бимба Чимитов с фигурой тяжелоатлета, русский Олег Павлюков, спокойный и всё понимающий. Они с интересом оглядывали Костика со всех сторон. - Чем тебя кормили? - спросил, наконец, Чимитов, круглое, широкое лицо которого никогда не покидала хитрая улыбка. - Сейчас не об этом, - отмахнулся от него сержант. - Мужики, - чуть торжественно обратился он к ним. - Костик поступил в наше отделение. Мы берём над ним шефство и защиту. Считаем его "сыном" нашего отделения. Если мы этого не сделаем, заклюют парня. Нам это надо?! Они молчали, видно, переваривая необычную просьбу. Первым нарушил молчание сам "именинник": - Чего меня защищать?! - насупился он. - Что я – маленький, что ли? В учебке не пропал и здесь не пропаду! - запальчивой скороговоркой выпалил он, вызвав всеобщее веселье. - Ну, ты - богатырь... - начал было Чимитов. - Хватит, - вновь оборвал всех Чернов. - Просьбу, думаю, все поняли... А тебе, Бимба, особое задание: ты лучше всех умеешь форму подгонять. Прошу, сделай Костику, как надо. Бимба зарделся от похвалы, похлопал Костика по плечу: - Подходи во время свободного часа, начнём. За пару дней управимся... - 4 - Костик призывался в армию из Новосибирска. Виктор узнал это из письма, которое ему показал майор Серёгин. Письмо было написано на имя командира дивизиона. Так и стояло на конверте - в строчке "Кому" аккуратным ровным почерком было написано: "Командиру технического дивизиона". А в том месте, где было указано "От кого", значилось участница Великой Отечественной войны Клавдия Ивановна Рудина. Это была его бабушка. Она коротко излагала биографию Костика. Живёт с бабушкой, родителей нет, погибли в автоаварии, когда ребёнку не было и трёх. "Мальчик он хороший, честный, упрямый только, - писала она. - Школу закончил с золотой медалью... Учился в политехническом, но ушел с третьего курса - из-за девочки... В армию его брать не хотели по причине малого веса и роста, но он сам настоял..." Клавдия Ивановна просила командира не жалеть Костика, но, по возможности, не посылать в самые трудные места. Хотя он ни от каких трудностей не откажется ни за что на свете, была уверена бабушка. И еще она просила Костику про это письмо не говорить, а то он обидится на неё на всю жизнь. - Понял? - спросил Чернова майор. - Береги сироту, если сможешь, конечно... Он покачал головой и скрылся за дверью офицерской комнаты. Чернов вечером того же дня подошёл к Костику. - Рудин, ты из Новосибирска призывался? - спросил его как бы между прочим. - Из Новосибирска, а что? Какое это имеет значение? - Костик с улыбкой доверчиво смотрел на сержанта. - Да нет, ничего. А откосить от армии не пытался? - Виктор отводил взгляд от наивных карих глаз подчиненного. Тот нахмурился, будто почувствовал что-то. - А зачем? Каждый мужчина должен послужить Родине... Разве не так? - Так! - отрезал Виктор и отошёл по своим делам. ... Костик служил в дивизионе уже несколько недель. Форма теперь хорошо сидела на нём, подчеркивая стройную маленькую фигуру. Чимитов постарался на совесть. Остальные бойцы давно привыкли к Костику, он стал в дивизионе своим. Поначалу кое-кто пытался над ним подшучивать, отдавая несуразные команды, или подкладывая в постель какую-нибудь живность. Но Костик стоически переносил эти шутки, не обижался, подкупая шутников то своей наивной, почти детской улыбкой, то неожиданной твёрдостью отпора. А личный состав первого отделения, да и сам сержант Чернов бдительно следил, чтобы по отношению к Костику солдаты других отделений не распускали руки, особенно по вечерам. Костик посвежел на вид, явно прибавил в весе, благо кормили в дивизионе хорошо, не то что в учебке. В дивизионе военнослужащим полагался доппаёк, который делился поровну, по-братски, и съедался безо всяких условий. - 5 - Осень плавно переходила в студеную зиму, которая обещала быть по-сибирски снежной и морозной. Отделения дивизиона тянули каждый свою солдатскую лямку. Водители возились с матчастью, заправщики проводили бесконечные тренировки, обучаясь за считанные секунды наполнять баки второй ступени ракет горючим и ядовитейшим окислителем - азотной кислотой. Их тренировки походили на тренировки существ из внеземной цивилизации: одетые с ног до головы в прорезиненные специальные костюмы, со специальными противогазами на лицах, они напоминали космонавтов дальних странствий. Но вряд ли им кто завидовал, когда они в белых от соленого пота гимнастёрках, все как один, сидели в красном уголке и строчили письма домой. И только кипсовики считались в дивизионе белой костью, этакой солдатской интеллигенцией. Главной боевой задачей отделения контрольно-испытательной передвижной станции, или коротко - КИПС, была проверка работы бортовой аппаратуры ракет. Это происходило во время командировок, когда расчёт КИПС выезжал в огневые дивизионы. Кипсовики выводили ракеты - по одной - из боевой готовности, снимали их с пусковых установок, проверяли работу начинки, что называется, по полной. Потом снова устанавливали на пусковую. Затем шла проверка запасных ракет, хранящихся в огневых дивизионах. При необходимости заменяли вышедшие из строя детали на запчасти. И переезжали на следующую точку. Их работа в одном огневом дивизионе занимала дней четыре-пять. На весь цикл проверок уходил месяц. И Виктор, и его подчиненные любили эти поездки, когда в конце рабочего дня офицеры уезжали до утра в город на свои постоянные квартиры, а прикомандированный к проверяемому дивизиону рядовой состав расчета КИПС был на весь вечер предоставлен сам себе. Хотя огневые дивизионы жили по жёсткому распорядку дня, все действия военнослужащих были расписаны даже не по часам - по минутам, этот распорядок командированных не касался. Хозяевам было не до приезжих. В такие вечерние часы сержант Чернов позволял своим расслабиться, даже при случае совершить вылазку в ближайший сельский населённый пункт. "Только не баловать там и вернуться к отбою", - напоминал он подчиненным. И, надо сказать, они его не подводили. Но эти командировки происходили не чаще, чем раз в квартал. А в остальное время старшина Кожемяка предпринимал все усилия, чтобы кипсовики не скучали без работы. Зимой они вели непрерывную борьбу со снегом, расчищая дорожки, небольшой плац, площадки для сборки и обслуживания ракет. Летом вели бесконечный ремонт дивизионных зданий: крыш, фундаментов, котельной. Были еще весна и осень, на которые тоже распространялась фантазия старшины. Впрочем, Виктор его не осуждал. Он понимал и давал понять своим солдатам, что никто посторонний сюда не придёт, чтобы поддерживать дивизион в постоянной готовности и живучести. Поэтому наряды на работы первое отделение выслушивало на ежедневном утреннем разводе молча и стоически приступало к их выполнению. Особого рвения, конечно, не проявляли, но делали всё с нормальным качеством, переделывать за ними не приходилось. Виктор заметил, что Костик первым принимался за выполнение очередного наряда. "Ты - как Ленин на субботнике, - с усмешкой говорил он Костику в таких случаях, - всегда берёшься за толстый конец бревна". Но солдатик только улыбался в ответ да пуще поднатуживался. "Смотри, не надорвись", - по-отечески напутствовал его Чернов. Его отношение к Костику больше напоминало отношение к младшему брату. И не последнюю роль в этом сыграло бабушкино письмо. Хотя разница в их возрасте была всего-то лишь в два года: Чернов попал на срочную службу сразу после окончания университета, тоже первые полгода прослужил в учебной части, пока не распределили сюда - "на точку". В общей сложности ему предстояло "отдавать долг Родине" в течение восемнадцати месяцев. А это значило, что впереди ещё были армейская зима, весна, лето и часть осени... - 6 - Начальником первого отделения был капитан Чукарин, у которого имелись два заместителя - старшие лейтенанты, оба молодые, недавние выпускники военного училища, они были даже похожи друг на друга. Состоял в расчете КИПС еще и прапорщик Самойленко. Сама станция представляла из себя кузов-фургон, или по военному - кунг, смонтированный на базе автомобиля ЗИЛ-157. Внутри фургон был доверху набит аппаратурой: стойками с приборами - осциллографами, вольтметрами, амперметрами и пятью прикрученными в определённых местах к полу металлическими круглыми стульчиками. Четыре из них предназначались капитану, двум его замам и старшине. Пятый занимал Чернов, в обязанности которого входила проверка работы радиовзрывателя ракеты. Старшие же проверяли - каждый свой узел этого сложного оружия: систему наведения с приёмо-передающими антеннами, гироскопы, рулевую часть, батарею питания, блок автопилота... Рядовые расчета КИПС в ходе проверок ракет работали на улице: в их обязанности входило приготовить станцию к действию, для чего - достать и развернуть спрятанные до поры в специальных отсеках под фургоном кабели, соединенные с аппаратурой станции, подкатить на специальной тележке к станции ракету, подключить по команде капитана кабели к скрытым в корпусе ракеты разъемам, предварительно протерев эти разъемы чистой ветошью, смоченной техническим спиртом для лучшего контакта. При этом все члены команды были снабжены переговорными устройствами - наушниками с ларингофонами, через которые отдавались команды, шли доклады об их выполнении. Иногда в эфире подчиненные капитана Чукарина перешептывались о чём-нибудь своём, но капитан резко обрывал эти разговоры, требуя тишины и сосредоточенности в работе. Виктору Чернову эти тренировки были не в тягость. В нормативы проверки изделия кипсовики укладывались. До автоматизма было отработано каждое действие, в памяти у проверяющих надёжно хранились необходимые показания, которые должны были дать приборы при полной исправности летающего оружия. И каждый знал, что надо делать в случае, если показания разойдутся с теми цифрами, которые нужны - неисправный узел подлежал замене и отправке на завод-изготовитель. Ответственность на кипсовиках лежала большая. От них зависело - взлетит ли в нужное время ракета с пусковой установки, уничтожит ли противника в воздухе. Поэтому за качество своих проверок они отвечали, что называется, головой, расписываясь в специальном журнале. Как любил шутить прапорщик Самойленко: "Если что, нас достанут и посадят". На последние тренировки сержант уговорил Чукарина привлекать, наряду с рядовыми Павлюковым и Чимитовым, и Костика - вместо "сына солнечного Узбекистана" Тимура. Кирбобо был уж больно нерасторопен, необходимый приказ ему приходилось повторять по нескольку раз. А Костик втянулся в работу быстро, хорошо усвоил своё место и свои действия в расчёте. Правда, был при этом несколько суетлив, не с первого раза попадал кабелем в разъём. Но это, по мнению Виктора, было делом наживным. Вот съездит один раз в командировку в огневой дивизион, примет участие в настоящей проверке, и вся суетливость пройдет... - 7 - Капитан Чукарин появлялся в дивизионе не каждый день. Работал в полку, как он объяснял Виктору. Однако, когда в начале рабочего дня вдруг появлялся на территории дивизиона, требовал от сержанта построения личного состава первого отделения на плацу и доклада по всей форме. Виктор командовал: "Становись! Равняйсь! Смирно! Равнение на середину!" Чеканя шаг, подходил к Чукарину и, приложив правую ладонь к пилотке, громко докладывал: "Товарищ капитан, за время вашего отсутствия в первом отделении никаких происшествий не произошло!" Чукарин, довольный соблюдением традиции, расплывался в широкой улыбке, отвечал: - Вольно! Разойдись! - и протягивал Виктору руку. Потом они еще немного обсуждали дела и проблемы, если таковые имелись в отделении. Но, сказать честно, решать проблемы капитан не любил. Поэтому Виктор по большей части занимался ими сам. Заместители Чукарина - старшие лейтенанты держались особняком. В дела отделения не вникали, на солдат вообще внимания не обращали, вели между собой бесконечные малопонятные окружающим разговоры на технические темы. Они придерживались здорового образа жизни, поэтому не разделяли любви капитана к техническому спирту, который для нужд кипсовиков у старшины Кожемяки раз в месяц получал прапорщик Самойленко. Немолодой, обременённый большой семьёй, он жил в городе, в частном доме. И спирт, предназначенный для протирки разъёмов бортовой аппаратуры ракет, нередко выручал его как "жидкая валюта" при решении разных бытовых, семейных проблем. После окончания рабочего дня перед возвращением в город капитан и прапорщик любили принять по соточке спирта на нос. Приглашали поучаствовать в этом священнодействии и старлеев, но те всегда отказывались. И Виктор поначалу удивлялся, как можно принимать внутрь эту зелёную, вонючую, крепчайшую жидкость без ущерба для организма? Удивлялся до тех пор, пока однажды сам не попробовал с сержантами других отделений - на дне рождения одного из них, устроенном в углу спального помещения казармы после отбоя. Зажав нос и задержав дыхание, Виктор впервые с отвращением выпил эту жидкость. Но через некоторое время ему стало так тепло и хорошо, а отношение к надоевшему окружающему быту наполнилось таким абсолютным пофигизмом, что он уже никогда при случае не отказывался от этого удовольствия. Впрочем, спирта хватало и на протирку разъёмов: так много доставать его для нужд дивизиона умудрялся старшина Кожемяка. И вот эту традицию едва не разрушил Костик. Откуда-то он узнал, что предназначенный для дела спирт используется как веселящий и улучшающий настроение личного состава напиток. Он пришёл однажды вечером к сержанту Чернову в красный уголок и с серьезным видом сообщил, что собирается написать докладную об этом безобразии на имя командира полка. - Погоди, - остудил его порыв Виктор. - Ты сам-то не пробовал, что ли, этот священный напиток? - Я не пью! - гордо вскинув подбородок, заявил Костик. - Ну и дурак, Рудин, - беззлобно отреагировал Чернов. - Чимитов, Бимба! - позвал он. И когда тот заглянул в красный уголок, поманил его пальцем: - У тебя во фляжке имеется? Круглое лицо Бимбы растянулось в довольной улыбке - раскосых глаз не видно: - Сейчас сделаем, сержант... - И закусить чего-нибудь сообрази, и проследи, чтобы сюда никто не совался, - Чимитов забаррикадировал дверь ножкой стула. А Виктор повернулся к Костику: - Сейчас будем исправлять ошибки молодости... Тот испуганно смотрел на командира, молча сидел за столом, заваленном подшивками газет "Правда" и "Красная звезда". Минут через пять явился Чимитов, вынул из-под полы алюминиевую фляжку, из карманов сверток с порезанным салом, хлеб, разложил всё это на столе. - Сначала - сам, - приказал ему Виктор. Бимба хмыкнул, взял фляжку, отвинтил крышку, взболтнул напиток, задержал дыхание и, запрокинув голову, сделал большой глоток. Задышал часто и принялся закусывать хлебом с салом. Виктор принял у него ёмкость, пристально посмотрел на горлышко, сделал хороший глоток, задержал дыхание и занюхал рукавом гимнастёрки. Отломил кусок хлеба, начал жевать. - Убойная, - сказал он и взглянул на Костика. Тот испуганно смотрел на сослуживцев во все глаза: - Не, я не буду, - торопливо сообщил он сержанту. - Ответ неверный, - покачал головой Чернов. - Если кто в компании не пьёт, тот стукач... - Я не стукач! Но пить не буду! - упрямо заявил солдат. - А не будешь, я бабушке всё расскажу, - ехидно ляпнул Виктор. И тут же пожалел о сказанном. - Какой бабушке? - подозрительно спросил Костик. - Какой бабушке? Откуда ты знаешь про бабушку? - Он насупился, отвернулся в угол. - Да я просто так ляпнул. Действительно, при чем здесь бабушка?! Ты бабушку знаешь? - повернулся Виктор к Чимитову. - Свою - знаю, других - нет, - ответил Чимитов, с видом удовольствия поглаживая себя по довольно-таки заметному животу. - Вот видишь, не знаем мы никакую бабушку, - примирительно сказал сержант. - А попробовать напиток надо. Расслабишься. Сам же потом спасибо скажешь. Нет в этом ничего плохого, все так делают... Костик ещё немного подумал, даже по затылку было видно, как в его голове идёт мыслительный процесс. - Ладно, - повернулся он. - Давай посуду! - Он буквально выхватил булькнувшую фляжку из рук Виктора, понюхал горлышко, смешно по-детски сморщился... - Ты дыхание задержи, потом глотни, сколько можешь, и опять - не дыши. Потом занюхай хлебом и сразу закусывай, - наставлял его опытный Чимитов. Костик всё сделал по "инструкции". И на удивление легко справился с заданием, принялся уплетать белый хлеб с кусочком сала. - Ну, что - репетэ? Повторим то есть? - Чимитов развел руками. - По одной - ни то ни сё. - Ты - как? - Виктор хлопнул жующего Костика по узкому плечу. - Зажгло? Тот торопливо закивал, на его улыбчивых щеках раскраснелись ямочки. Они глотнули ещё по разу. Закусили. Глаза у всех блестели, у Костика - блестели как-то по-новому. Видно было, что его так и распирает сказать что-то. Виктор молчал, выдерживал паузу и Чимитову незаметно показал кулак: молчи! Наконец Костик заговорил: - Я ведь и вправду первый раз в жизни выпил. До этого - никогда! Мне ведь бабушка запретила... Ты, когда про бабушку сказал, я подумал, что... - он на мгновение осекся и так внимательно посмотрел Виктору в глаза, что тот отвёл взгляд от этих, вдруг ставших цепкими, глаз подчиненного. И тут Костика как прорвало: он начал говорить без остановки. Рассказывал о своём житье-бытье на гражданке, о том, что жил вместе с бабушкой, которая заменила ему родителей, о том, как она его любит и готова выполнить любой его каприз. Вот он и сбежал от неё в армию, хотя можно было и не служить по причине слабого здоровья. Но он упёрся, и врачи не возражали... Костик возбужденно выкладывал всё это безо всякого стеснения, говорил торопливо, будто боялся, что остановят. - А давайте по третьей! - вдруг предложил он, улыбаясь своей обезоруживающей улыбкой. Парни не возражали. Только сержант спросил на всякий случай: - А тебе не будет много? - Нет-нет, - тряхнул головой Костик. Он первым взял фляжку, сделал добрый глоток и... поперхнулся, закашлялся. Виктор с Чимитовым принялись легонько хлопать ладонями по его худой спине. Кашлял солдат громко, отчаянно, со всхлипом, из глаз градом катились слёзы. Кашлял долго и надрывно, потом кашель сменился иканием. В коридоре подали команду "Отбой!" - Д-дайте водички! – заикаясь, взмолился Костик. - Принеси, - сказал Чимитову Виктор. Тот вскоре вернулся с кружкой воды. Прежде чем дать её Костику, напомнил сержанту: - Не надо бы воды-то, ведь это же спирт! - Пусть попьёт и спать укладывается, - махнул рукой Чернов. Но всё оказалось не так просто. Костик, захлёбываясь и стуча зубами о металлические края кружки, махом осушил её, отдышался и тихонько захихикал. Чернов смотрел на него во все глаза. А тот раскраснелся до малинового цвета и принялся хохотать чуть ли не во всё горло. - Прекрати! - одёрнул его Виктор, однако Костик не мог остановиться. Было видно, что смех ему и самому не доставляет удовольствия, а ничего не мог с собой поделать: "Ха-ха-ха!" - корчился он от смеха. Чем бы это кончилось - неизвестно. Веселье прервал Чимитов - он с маху ткнул Костика в бок кулаком. Тот задохнулся от недостатка воздуха в лёгких, только беззвучно открывал рот. Наконец отдышался и с обидой заскулил заплетающимся языком: "Зачем так? За что?!" Было видно, что Костик пьян.