Я уже большой. Самый старший в нашей семье. В мае я закончил второй класс и меня перевели в третий. В моём табеле нет ни одной тройки.
У меня брат и две сестрёнки. Все - младше меня. Ненамного. Мы поч-ти погодки. Не говорю уже про двоюродных - они далеко. Один, Володя, в Новосибирске. Он старше меня двумя годами. И его я ещё не видел. Только слышал о нём от мамы. Он мне брат по маме. Другие - в Пудине. В двенадцати километрах от нашего Краснояра. Это с отцовской стороны. Не так давно они переехали из Куликов. Брат и две сестры: Гена, Тома и Рая.
А ещё бабушка - баба Паша - папина мама. Но она живёт не с нами, а со старшим сыном, дядей Толей, и его семьёй. А потому, я бабу Пашу стесняюсь и даже немножко побаиваюсь. Всё дело в том, что зимой, когда отец привёз меня в кошеве в Пудино на каникулы и оставил с ночевой, баба Паша учинила мне экзамен... по чтению. Оказывается, баба Паша раньше была учительницей гимназии! Давно. Ещё до ссылки в Сибирь из Бессарабии. До войны. Конечно, я ещё не знал об этом. Почему-то я тогда сильно засмущался. И читал плохо: спотыкался, краснея, перевирал то, что было напечатано. В общем, оставил после себя не очень лестное представление. По мнению бабы Паши, я едва вытянул на жиденькую троечку.
Баба Паша невысокого росточка, полноватая, ссутулившаяся, в тол-стых очках. На её голове гладко зачесаны весьма не густые волосы. Она опрятна и аккуратна во всём. А ещё баба Паша умеет хорошо шить. Вот и мне к школе она сшила красивую вельветовую курточку, двухцветную, с карманами по бокам и на молнии. Только из неё я уже стал вырастать. Должно быть, к новому учебному году она опять сошьёт мне курточку. А ещё она просто здорово вышивает яркими разноцветными нитками “мулине” болгарским крестом разные картинки. Нам она как-то даже подарила свою вышивку на маленькую подушечку-думку.
Стоит жаркий июль. Мы купаемся в озёрке, что за школой, с утра до ночи и, как говорит наша другая бабушка Тася, вчиняем игры. А недавно купались на Чузике, где утонул один наш мужик. Давно, ещё до моего появления на свет. Я впервые там переплыл на ту сторону. Страшно было. И ширина метров тридцать. Хорошо - рядом дружок, Серёжка, был. В случае чего - он бы меня вытащил, спас, как не один раз уже это делал. Случайно папка тогда увидел меня на той стороне речки, где мы загорали на песке. Ох и досталось мне тогда от него!...
Наш Краснояр невелик. Всего-то одна улица, изогнутая крючком. Да ещё один аппендикс, что уходит пятью домами от школы к конюшне. В своей деревне мы знаем уже всё: и где можно поиграть-поноситься, и где спрятаться. И даже у кого, где и что растёт в огородах.
Вечерами, после работы и ужина, молодёжь - те, что старше нас, собирается возле школы или клуба, играют в лапту, каждый раз делясь парами на команды заново. Нас, малышню, в команды ещё не принимают. Зато интересно смотреть за игрой, а ещё - бегать искать мячик, если его куда-нибудь далеко запульнут, или в чей огород попадет...
Но всё равно, у нас в Краснояре, скучновато. То ли дело - Пудино! Там я появился на свет в роддоме. А привезли из роддома в Краснояр. Тут и живу уже десятый год.
Для нас, красноярских пацанов, Пудино - почти что город! В нём много чего интересного. Там есть аэропорт, куда каждый день прилетают самолёты и вертолёты. А у нас, в Краснояре, лишь один раз вертолёт садился. Вся деревня сбежалась тогда. А ещё однажды прямо над нами из “кукурузника” спрыгнул парашютист и приземлился в чей-то огород в картошку.
В Пудине большая больница и амбулатория. Есть огромная школа с интернатом, куда все наши красноярские, если не балбесы, уезжают учить-ся после четвёртого класса.
В Пудине очень много магазинов. Наверное, штук шесть! Там продают мягкие ароматные румяные булочки из белой муки и потрясающую газировку! Булочки из белой муки к нам привозят только на выборы да по большим праздникам. Все красноярцы сами себе хлеб пекут из муки, смолотой на своей мельнице. А газировка... Мне кажется, что я смог бы выпить подряд бутылки четыре! Клюквенной. Или нет, лучше лимонада. Пожалуй, всё же и той и другой. А бутылки можно тут же сдать. И на деньги купить ещё газировки. Или булочку. Или крючков рыболовных, что продают в раймаге. Стоит он на горе. И чего в нём только нет!
У меня уже и деньги есть. Свои. Много. Целых двадцать рублей! Сам заработал и скопил: помогал бабе Тасе овечек пасти. За каждый день она мне давала по три рубля. Да ещё по рублю за то, что я дрова складывал с братом Вовкой. Вот и накопилось. Только в нашем магазине на эти деньги ничего не купишь. Даже конфеток никаких нету. Разве что пряники - став-шие сухарями и пахнущие мышами.
Вот бы в Пудино попасть...
А ещё в Пудине, говорят, строят новый большой клуб.
А рядом со старым клубом, через дорогу, есть пожарная каланча. Высоченная! Сам видел, только на неё не забирался ещё. Забраться бы да посмотреть оттуда. Поди, всё Пудино увидеть можно! Или даже наш Крас-нояр. Хотя вряд ли. Ведь из Краснояра каланчу не видать, даже верхушку. Не видно и с кедров, на которые мы лазим за шишками, когда поспевать начнут.
-2-
Уж кто подбил и уговорил податься пешком в Пудино - теперь не припомню. Однако, собралось нас человек шесть. Примерно такого же возраста, что и я. Похоже, всё же договорились о дальнем походе заранее. И что интересно - тайно, не поставив в известность своих родителей.
За околичные ворота вышли мы часов в девять утра, когда солнце уже набирало силу, пропитывая воздух своим пылом.
Ну, пошли - и пошли. Мало ли куда нас заносило в те времена. На кульстан, почти за три километра от деревни уходили, чтобы полакомиться молодыми стручками-лопаточками гороха. За пазуху набивали стручки потолще, поядрёнее, так что рубашонку распирало, словно брюхо у карикатурного толстопуза из “Крокодила”.
Про рыбалку уж и не говорю. Где мы только не бывали... Так что особо никто из родителей и бабушек-дедушек о нас и не беспокоился. Подались - и подались: к обеду, промявшись, непременно нарисуются.
Из своих денежных запасов, которые хранил в тайнике, взял я пятёрку - на булочку, газировку и рыболовные крючки. А ещё, пацаны говорили, которые учились и жили в пудинском интернате, что в раймаге продаются свистульки.
Свистулька магазинная - это тебе не какая-нибудь самоделка из стручка мышиного горошка или акации. Даже и не из талинового прута. Много ли ими насвистишь? Магазинная - и есть магазинная! Правда, как-то раз к нам в магазин привозили глиняные свистульки - в виде птички. Так я и дня не просвистел ею - уронил нечаянно и отломил глиняный хвостик, куда дуть нужно... Вот жалко-то было... В Пудине, говорят, продаются пластмассовые свистульки. В виде птички-соловья. Вовнутрь наливается немного воды, и тогда свистит она переливами, трелями. И сломать её просто невозможно, разве что молотком по ней шарахнуть. Только я что - дурачок, что ли, по свистульке молотком бить?!
Ещё бы лучше - купить губную гармошку! С дырочками в два ряда, куда дуют. На такой гармошке можно даже и мелодию какую-нибудь высвистеть. Только учиться надо. Да и денег на гармошку у меня не хватит. Даже, пожалуй, и тех, что остались в тайнике. Ладно, обойдусь как-нибудь и без гармошки губной. Вот вырасту - тогда другое дело. Пожалуй, не только губную, но и самую настоящую куплю, как у папки.
В многодетных послевоенных семьях обувки на пацанву было не на-пастись. Особенно летом: горела, словно, на костре. А потому носились мы от снега до снега босиком. И было это в порядке вещей. Даже в лес умудрялись ходить босыми. Кожа на ногах покрывалась цыпками, а подошвы становились слабочувствительными, задубевшими. Босиком отправился я и в районный центр Пудино, особо не беспокоясь о своей репутации. Впрочем, не один я.
Шли весело, забегая друг перед другом, выстраивались гуськом, потом в одну шеренгу, под ноги особо и не смотрели.
- Змея!- крикнул мой дружок Тимка.
Я глянул вниз и обомлел о страха. Прямо передо мной, глянцево извиваясь в пыли, поперек дороги, ползла серая гадюка. Я едва не наступил на неё своими голыми ногами. Отскочив в сторону, я дал стрекача. Ребята же, видимо, не такие пугливые, как я, найдя палки и комья сухой земли, довольно быстро управились с полосатой гадиной. Они попеременно цепляли её на палки и пугали меня.
Припомнилось, как недавно одного парнишку укусила змея за ногу, когда мы ходили к болоту за пучками. Его даже в Пудино в больницу на подводе отвозили. А другую девчонку ужалила в руку, когда та искала огурцы на грядке в своём огородчике.
- Давайте, позырим у змеи ножки,- предложил Валерка Хом.
- Надо костёр развести, да над огнём её подержать, а то ни в жизнь не покажет,- внес пояснение Петька Беков.
- Ага! - резонно возразил я, сторонясь ребят. - Ищите ноги у убитой змеи... Кабы она ещё живая была, тогда, может, и показала бы…
- Да выбросите вы её в кусты, а то Витька скоро со страху штаны на-мочит,- сказал Кузя Попов.
- Сам не обмочись,- огрызнулся я,- лучше нос свой вытри...
Кузя, швыркнув носом, загнал свои сосульки обратно в ноздри.
Наконец-то змея всем надоела, и её оставили на обочине дороги.
За мрачным Дудинским лесом повстречалось стадо, которое пасли двое калиновских на лошадях. С ними бегала собачонка Тузик, облаивая нас.
Петька Беков снял с головы свой картуз и замахнулся на собачонку. Тузик, отскочив, залился на нас ещё сильнее. Тогда Петька кинул картуз в собачонку. Та схватила его в зубы и стала трясти им из стороны в сторону. Мало того, что кепчонку изгваздала в пыли - умудрилась пару раз макнуть её в свежую буро-коричневую коровью лепёху.
Мы гоготали над собачонкой и Петькой. Петьке же было не до смеха. Он пытался отобрать свою кепчонку у собаки. А когда это ему удалось, то на голову её уже надевать было весьма неприлично.
Петька, отчистив палочкой картуз от навоза, повесил его на сломлен-ную ветку берёзы.
- Пусть посушится, на обратном пути заберу...- конфузливо произнес он.
- А Витька - змею,- подхихикнул вражина Фока Кубецкий.
-3-
Часа через полтора нашего пути показались дома Калиновки.
А слева перед ней - поле гороховое. Ну как тут было удержаться от соблазна?! Мы забрели в гороховые заросли, набивая молодыми сладкими горошинами животы, а стручками - пазухи рубашонок. Да недолго длилось наше пиршество. Какой-то мужик, как оказалось, бригадир полеводов, верхом на лошади, шуганул нас, пригрозив бичом.
Калиновка, как и Краснояр, деревушка невеликая - дворов в шестьдесят. И в ней всего одна улица, да проулок, что ведёт к реке. Ничего примечательного тут и нет вовсе.
Хотя, пожалуй, всё же есть. Сюда совсем недавно стали переезжать наши красноярские, да из других дальних деревень, что разбросаны по тайге и урманам. И папка наш тоже засобирался переезжать в Калиновку. С нами, разумеется. Только баба Тася заупорствовала...
Вот и из Калугина, Тамбаева да Лавровки семей пять уже сюда переселились. В том числе и земляки Хома с Фокой - Кии. Мать-учительница, отец-охотник да трое пацанов-погодков, наших ровесников: Вовка, Юрка и Сашка. А ещё - Валька, но она девчонка да и моложе пацанов. Сначала жили они, как переехали, в другом краю деревни, ближе к Пудину, у самых околичных ворот. В совсем малюсенькой избушке. А теперь обосновались в избёнке напротив клуба.
Зато в том старом, пустующем домишке, все калиновские пацаны иг-рают в войну. По-настоящему. Как мы, красноярские, с Кубеками. Только врагами у них - хуторские, что в каких-то полутора километрах от Калиновки. Со своим главарём - Фюлером! У Фюлера войско - шелупонь одна, даже девчонки есть. Начштаба у них - и то девчонка, Катомяшка. А у калиновских - о-го-го! Командиром - Гриня Неизвестных. А начальником штаба - Боб Кий - старший брат Юрки с Сашкой. Война идет набегами: то калиновские на хуторских, то наоборот. Те, правда, со своим Фюлером, чаще налетают, когда калиновское войско либо в малом составе, либо совсем распущено по домам.
На крыше, под навесом, того самого бывшего дома Киёв, у калинов-ских - и базируется штаб. Как у нас, красноярских, на крыше старого клуба. Здесь у них хранятся и все боеприпасы с оружием. Оружие, конечно, деревянное. Но у командира Грини есть старая бердана. Настоя-щая. Она только без затвора. А так бы - и пальнуть из неё можно. А ещё есть всякие пугачи да поджиги. Те стреляют спичечными головками или порохом. Только надо не переборщить с зарядом, а то напрочь может разорвать поджигу, да и пораниться недолго.
Ватага наша застала калиновское войско в расформированном виде. Где-то на покосе оказался сам командир Гриня. Не было и начальника штаба Боба. Лишь Сашка с Юркой да ещё парочка парнишек юркими бурундуками сновали по углам штаба снизу на крышу и обратно. Мы поздоровались с ними, познакомились. Через Хома с Фокой.
- Хотите пучки? - предложил Хом нашим новым знакомым.
Я достал из-за пазухи горсть стручкового гороха, протянул калинов-ским.
- Нас ваш бригадир шуганул на лошади, а то бы больше нарвали,- сказал Тимка.
- На, отведай,- протянул мне Сашка кусок чёрного сухаря в ответ на наши гостинцы.
Калиновские уговаривали нас принять участие в набеге на хуторских. Прямо сейчас. Повоевать за них.
- Не-е-а...- резонно возразил Кузя Попов.- Нам сёдни ещё назад вер-таться через хутор... Вот кабы на обратном пути...
- А вы лучше через портовское поле,- посоветовал Юрка, слегка картавя.
- Да и к Птицыным зайти собираемся,- сказал я.- Не знаете, где они там живут?
- Так это же за хутором, в Лушникове, ближе к Эм-тэ-эсу,- пояснил Сашка.- Там спросите, покажут...
Птицыны переехали из Краснояра по весне, когда мы с Шуриком, моим молочным братом, второй класс заканчивали.
- А то - айда купаться на омут!- предложил Юрка.- Вода уже тё-о-плая...
- Это назад, чё ли, возвращаться?- заколебался Хом.
- Дак тут недалёко вовсе. Зато у нас там и нырялка сделана, и глубина... От берега - и сразу скрывает... На омуте...
Идти купаться мы отказались. Двинулись дальше. Повернув направо за небольшим околком, увидели хуторские дома. А на самом отшибе, как и у калиновских, стояла какая-то полуразрушенная хибарка.
- Зырьте,- обратил наше внимание Хом,- кажись, вон то и есть штаб хуторских. Может, наведаемся?
- А на кой они нам? - возразил Тимка.
На хуторе, отделённом от Лушникова небольшой бугристой поляной да ложбинкой с мостиком, всего-то домов шесть, не больше. И тоже ничего особенного нет. Дома как дома, как в Краснояре или Калиновке - сплошь деревянные и не очень большие. Разве что улочка почище калиновской, песчаная, а по обочинкам - муравкой поросла.
Дом Птицыных мы нашли без особого труда. Завалили в него всем гомонливым гамузом. Все три брата оказались дома. Старший, Минька, суетился в небольшой пристройке к сеням. Там у него было что-то вроде какой-то мастерской - хлама всякого понатаскано: шестеренки, колёсики, железяки, проволока, квадратные и плоские большие батареи от радиоприёмников. Минька принялся показывать нам своё хозяйство. Хвалился перегоревшими лампами приёмника, антенной, которую он мастерил из каких-то трубок; показывал аккумуляторные баббитовые пластины - из них получаются классные грузила для закидушек, отлитые в столовых и чайных ложках. По одной такой ложке-свинчатке он одарил каждого из нас.
Средний Шурик откуда-то извлёк картонную коробку и стал показы-вать коллекцию своих спичечных этикеток. Мы с завистью рассматривали этикетки, такие разные, не то, что у нас - в основном с аэропланом или с чукчей, едущем в нартах на олене. Да с городами - столицами союзных республик. За загадочные Ашхабад, Ташкент или Душанбе у нас запросто можно было выменять три или четыре аэроплана, чукчей на оленях или парочку Минсков с Киевом. Этикеток в коробочке у него было, наверное, уже с полсотни. Самых разных. Встречались, правда, и дубликаты, на которые мы зарились с завистью. Шурик парочку двойных подарил мне. И что самое интересное - было у него с десяток этикеток, которые вообще никогда и не наклеивались на спичечные коробки. На них изображались разные зверюшки: зайцы, лисы, соболи, куницы. А ещё зверёк харза, которого из нас не то что никто не видел, даже не слыхивал о таком.
Младший из братьев, Валерча, которому предстояло осенью идти в школу, похвалился тёмными кусочками лопнувшего надувного шара. Мы брали у него эти кусочки, прикладывали их внатяжку к губам и втягивали в себя воздух вместе с резиной. Потом закручивали резинку у основания, и вынимали изо рта уже готовые шарики. Резина пахла по-особому, отдавала тальком и какой-то горечью. Что было делать дальше с такими шариками мы не знали, а потому, смеясь, хлопали ими по лбу друг друга. Те лопались, издавая звонкие щелчки.
- Ты где их набрал?- поинтересовался Тимка у Валерчи.
- На порту... Там их много... Только они заперты в складе... Хотите, покажу где?
- А для чего они там нужны?- спросил Петька Беков.
- Их запускают в небо,- компетентно заметил Миня.
- Да как же они полетят сами туда?
- Надувают лёгким газом.
- Легче воздуха, что ли?
- Ну да, есть такой газ...
- Ну, и зачем это? Чтобы люди смотрели на летящие шары?
- Скажешь тоже...- небрежно бросил Миня.- Это метео-зонды.
Он едва выговорил это непонятное для нас слово.
- Чё это такое?- почти хором спросили мы.
- По ним направление ветра да погоду определяют. Там, на порту даже мете-о-станция есть...
- Вот бы поглядеть!- завидовали мы.
- А, айда!- приняли наше предложение Птицыны.
Проулком, что уходил влево почти сразу от дома Птицыных, мы на-правились на аэропорт. Справа оставался высокий забор загадочной МТС.
На аэропорту, с краю большого ровного поля стояло четыре неболь-ших домика. Один - сам аэровокзал, где продавали билеты и откуда пасса-жиров отводили к самолёту. Почти напротив него - ещё домик, чуть побольше - там оставались на ночевку лётчики, когда занепогодит и закроют порт. Чуть поодаль - ещё одно здание, рядом с ним высилась на десятиметровой мачте полосатая надутая кишка-рукав. Она была вроде флюгера, по которому определяют направление ветра. Её, должно быть, было хорошо видно с самолёта. А ещё, на самом зелёном поле - светлая широкая брезентовая материя, в форме большой и широкой буквы Т - обозначение места посадки для самолётов.
Самолётов сегодня не было. Не стояли и стрекозы-вертолёты.
- Вот, видите - метеостанция,- пояснил нам Миня, показывая на зага-дочные решетчатые домики, наподобие пчелиных ульев, только чуть по-больше. Их было штуки четыре. Стояли на возвышениях. Обнесены они были невысокой оградкой из штакетника, с такой же калиточкой.
Невдалеке от метеостанции находился колодец, с крышкой над срубом, узким воротом с большой рукояткой и окованным ведром-бадьёй.
Мы выкрутили ведро воды и по очереди, сквозь зубы, цедили ледяную жидкость.
- Ску-усная,- сказал Кузя Попов, отрываясь от ведра.
- Поди, не вкусней газировки,- оговорился Петька.
- Идёмте к складу,- настаивал Фока.- Где тут у вас шары прячут?
На самом отшибе, скрытое кустарником и чахлыми деревцами, в сто-рону Калиновки, стояло почерневшее небольшое низенькое строение. У него было лишь одно махонькое оконце, шириной в пару бревёшек, зарешеченное проволочной сеткой. В одном месте стекло было сколото, а в сетке проделана дырка, диаметром сантиметра в три-четыре. Двери склада, с низеньким крыльцом, были перепоясаны металлической полосой. На петле висел большой амбарный замок.
Мы сгрудились у единственного окошечка, заглядывая внутрь. Внутри было темно, но мы всё же различили какие-то стеллажи, полки, что-то упакованное в тюки и мешки, несколько бочек, канистр и чего-то ещё загадочно-непонятного.
- Где шарики-то? - настаивал Фока Кубецкий.
- Да вон, видите, сбоку лежат,- подсказывал Валерча,- на полке...
Шурик Птицын, найдя длинный тонкий прутик, уже просовывал его внутрь сквозь узенькую дырку, проделанную в сетке. Он пытался дотянуться до шаров и накрутить резину на прутик. Сделать это было ой как нелегко. Резина никак не хотела накручиваться на прутик, соскальзывала.
- Надо бы какой-нибудь крючок,- предложил Хом.
- Ага,- поддакнул я,- из проволоки...
- Полундра! - крикнул Миня.
Мы всполошились. Прямо к нам, с палкой в руке, спешно приближался какой-то мужчина. Мы бросились наутёк врассыпную, как от калиновского бригадира, который верхом на лошади гонял нас бичом по гороховому полю, когда мы лакомились сладкими стручками.
Отбежав на безопасное расстояние, мы сгрудились. Преследователя не было видно.
- Жалко...- сказал Фока.
- Ничё, мы на обратном пути ещё попробуем,- утешил Хом.
- Тогда и крючок сделаем из проволки,- поддержал Кузя Попов.
- Пошли с нами в Пудино,- предложили мы Птицыным.
Те отказались, сославшись на домашние дела. Мы же, минуя эмтээсовский забор, двинулись дальше. У заворок повернули направо и вдоль речушки с названием Ольга, наш берег которой зарос густым ельником, заголопятили вперёд.
Перед мостом, через дорогу, на возвышении стоял клуб, эмтээсовский. Там толпилась ребятня, ожидая дневного сеанса. Нам всем было очень даже непривычно - сходить в кино днём, да ещё и в клуб с настоящим залом. У нас-то, в Краснояр, кино привозили раз в месяц и показывали его в Большом классе нашей школы. Билеты стоили по пятьдесят копеек. Получив голубенькие билетики с оторванным “контролем”, мы проникли в тёмный кинозал. Начался фильм с загадочным названием “Великий Карузо”. Фильм был ненашенский. Какой-то мужик всё время пел на непонятном языке незнакомые нам песни.
- Кажись, здря только деньги потратили,- шепнул мне Хом, с которым мы оказались рядом на одной лавке.- Лучше бы крючков на них накупили... А всё ты: пойдем в кино, пойдем в кино... Сходили...
Зашушукались и остальные наши попутчики. Не дожидаясь окончания фильма, мы выбрались из зала, шурясь от солнечного света.
- Лучше бы про разведчиков,- сослагательно заявил Кузя Попов, сплёвывая слюну сквозь зубы.
- Или про басмачей,- поддержал его Фока.
- Тогда уж - “Борьба под одеялом”,- хихикнул я, вспоминая присказку нашего киномеханика дяди Паши.
- Или “Судьба беременного милиционера”,- поддержал меня Хом.
- Ага, ещё скажите: “Подводная лодка в степях Украины”, - ехидничал Фока.
- Или “Закат солнца вручную”... включился в известные прикольные каламбуры Тимка.
-4-
Перейдя мост через Ольгу-речку, мы поднялись на горку и оказались в Пудине! Широкая Горьковская улица встретила нейтрально: без восторгов, но и без неприязни. Удивило нас тут наличие тротуара. По левой стороне, в четыре струганых широких плахи. Хоть на велике катайся! Ни у нас, в Краснояре, ни в Калиновке, ни даже в Лушникове - нигде тротуаров не было. Ни дождь, ни слякоть тут не страшны - хоть в тапочках ходи. Или босиком, как мы теперь.
В груди моей застучало сердечко послышнее: в следующем проулке, слева вторым, стоял домишко дяди Толи. А мне - ой как не хотелось сейчас попадаться на вид своим родичам - поход-то наш был нелегальным.
Я косился в сторону белёного домика в две комнатёнки, в палисаднике которого высилась яблоня-дичка. Около калитки я заметил двоюродного брата Гену, копошащегося возле велосипеда. Я спрятался за ребят. И тут навстречу нам показалась баба Паша. Вот уж кому я и вовсе попадаться на глаза не хотел. Она шла по тому же тротуару, видимо, из магазина, неся в сумке покупки. Опустив голову, смотря сквозь толстые очки, в основном себе под ноги, она бегло глянула на нас и не узнала своего внука. Ух! Пронесло!... Меня аж пот прошиб от волнения.
- Моя бабушка,- шепнул я Хому, прячась и забегая впереди пацанов.- Хорошо, что не заметила. Досталось бы мне тогда...