– А ты знаешь, кто такая индоутка? – спрашивает у меня Ксюша.
– Какая-то выдуманная птица? – отвечаю смеясь.
Мы лежим на кровати, которую так и не расправили. На электронных часах – 02:43. Мы всю ночь говорим ни о чем. Я радуюсь, что до конца отпуска у меня еще три дня.
Наш бесконечный ночной разговор похож на жажду, которую не унять. А ведь днем мы больше молчали... Может, она думает о том же, о чем и я? Не знаю. Да и не хочу знать. Хочу только продолжать этот диалог без конца.
– Сам ты выдуманная птица, Аркаша! – щелкает Ксюша меня по носу. – Индоутка – это мускусная утка, живет в Мексике!
– Почему тогда не мексиканская утка?
Ксюша откидывается на спину и упирается взглядом в потрескавшийся старый потолок. Ее черные, как космическое пространство, волосы рассыпались вокруг головы. Молчание висит подобно утреннему туману, который появится за окном уже через несколько часов. В сентябре в наших краях всегда так. Мое сонное сознание цепляется за этот образ, и я думаю: как же странно, что Кемерово никто еще не сравнил с Санкт-Петербургом. Я поворачиваюсь на бок и приподнимаю голову, заглядывая Ксюше в глаза. Она всерьез задумалась.
– Да понятия не имею, – медленно произносит она. А затем добавляет: – Почему мы об этом говорим?
– Потому что ты очень любишь индоуток.
– Да нет же!
– Ты не любишь индоуток? – Я делано удивляюсь. – Изверг. Еще и об их истреблении мечтаешь, наверное?
– О боже, нет!
Она возмущенно привстает и, поворачиваясь на бок, врезается в меня. Мы смеемся.
Ксюша снова ложится на спину и задумчиво говорит:
– С ума сойти. Я ведь просто хотела забыть бывшего, а тут ты подвернулся.
– Что ты имеешь в виду?
– Я и сама пока не понимаю.
Снова молчим.
Познакомились мы с Ксюшей сегодня в самолете: я возвращался домой из отпуска, а она возвращала себе себя. Мы летели из Санкт-Петербурга, в котором она жила с рождения. Ксюша была в поисках другого города для жизни, и выбор пал на Кемерово – родину ее бабушки. Она бывала здесь всего несколько раз в детстве, поэтому ничего не помнила, кроме бабушкиных объятий и пары мест в центре города возле памятника Ленину. Эти ассоциации оказались приятнее всех прелестей Питера и тем более приятнее воспоминаний о разрушившихся отношениях. Еще в самолете я пообещал показать Ксюше все достопримечательности Кемерова. Благо их не так много, как в городе на
Неве.
Мы прилетели уже в полдень. Небо затянуло облаками, которые напоминали густую пену. Дождя не ожидалось, но ветер был пронизывающим. Ксюша была к этому готова: жизнь в Питере учит одеваться теплее и не забывать про шарф. Я заказал такси, и мы поехали на Притомскую набережную.
– Если станет совсем холодно, зайдем в кафе, – предложил я.
Ксюша слабо улыбнулась и кивнула.
Бóльшую часть дороги она неотрывно смотрела в окно такси, крутя в пальцах кисточки на конце шарфа. Что-то искала взглядом, но будто не находила.
– Узнаешь места? – спросил я тогда, чтобы ее отвлечь.
Мы проезжали мимо площади Советов.
– Ни одного. Город сильно изменился...
Я тоже посмотрел в окно и подумал: да не особо-то изменился. По крайней мере, для меня. Может, только люди стали другими. Недавно я заметил, что тоже люблю без цели смотреть в окно из собственной квартиры, гулять и заглядывать людям в лица, прислушиваться к разговорам. Ходил и не понимал, что мне нужно. Все же у меня есть: хорошая работа, своя квартира, машина, родители живы. В таких же размышлениях прошел весь мой отпуск в Питере.
Когда мы уже гуляли по набережной, пили кофе из бумажных стаканчиков и говорили о чем-то, Ксюша часто смотрела в ту сторону, куда утекает Томь. Ветер обдувал деревья, отчего те начинали шуршать желтеющими листьями. Этот звук напомнил мне белый шум на старых телевизорах. Он возникал, когда невозможно было поймать нужный канал.
– О чем думаешь? – спросил я ее.
Ветер постепенно утихал, становилось теплее. Ксюша повернулась ко мне.
– Да вот сама не знаю! – искренне сообщила она и отхлебнула из стаканчика. – С тобой так хорошо. Мне давно не было так легко и спо-койно!
На этих словах Ксюша резко отвела руку в сторону и чуть не пролила остатки кофе. Она сильно жестикулировала, когда говорила.
Я и сам ощущал эту легкость. В общении с ней не было никаких скрытых подтекстов, намеков, полутонов. Мы говорили как старые друзья, не видевшиеся несколько лет. Было в этом что-то детское, давно забытое. Меня даже не смущали моменты, когда она замолкала и задумывалась о своем. Я не умел молчать с другими людьми, но с Ксюшей научился. Или просто понял, каково это, когда действительно есть о чем молчать.
– А почему ты стал туроператором? – спросила она.
– Думал, что увижу в своей жизни немного больше.
– Ну и как? Увидел?
– Увидеть-то увидел... – Я отхлебнул кофе и осознал, что наконец-то смог сформулировать мысль, которую обдумывал так долго. – Никак только места своего не найду, поэтому, видимо, и возвращаюсь сюда каждый раз. – Я обвел глазами городской пейзаж.
Ксюша кивнула, и мы снова замолчали.
Пока мы гуляли, Ксюша рассказывала о себе, о семье, о брошенной работе, но принципиально не говорила о своем бывшем, будто его уже не существовало для нее.
– Пускай это останется там, – говорила она, неопределенно махая рукой куда-то в сторону.
В Кемерове Ксюша не могла остановиться у бабушки, потому что та уже давно умерла, а квартиру родители продали. Мы приехали смотреть съемную, которую Ксюша нашла в интернете. Договорились: если квартира будет совсем убогая, Ксюша поживет у меня, пока не найдет что-то по душе. Подумать только! Я знал эту девушку всего один день, но пустить пожить ее к себе было чем-то нормальным, в порядке вещей! Да и она не боялась оставаться у первого встреченного парня.
Теперь мы лежим в ее съемной квартире, в которой она все-таки решила остановиться на первое время, разговариваем о каких-то птицах. Обои на стенах уже отходят, потолок требует побелки, в комнате пахнет сыростью, но Ксюшу это не пугает. Это словно подталкивает ее к изменениям.
Я снова задумываюсь о нашем знакомстве в самолете. Кручу эту мысль в голове, и она трансформируется в нелогичный, но забавный вопрос: индоутки – это перелетные птицы? Я разочаровывающе мало знаю биологию. Впрочем, в моей работе она особо не нужна.
– Я поняла, почему вспомнила об индоутке!
Возглас Ксюши выдергивает меня из задумчивой полудремы. Она поворачивается ко мне.
– Правда?
– Индоутка – это ты!
Я возмущенно хмыкаю и сам откидываюсь на спину.
– Да! Ты возник так же неожиданно, как индоутка сейчас в разговоре. И возможно, так же, как в момент, когда ее открыли, – говорит Ксюша уверенно. – По крайней мере, я верю, что она возникла неожиданно.
– Тогда и ты индоутка.
– Возможно. – Ксюша улыбается.
– Мы две перелетные индоутки в России в поисках неизвестно чего, – продолжаю я. – Странно, что не росутки.
– И правда, странно, – говорит она и пододвигается ко мне ближе.
– Какая-то выдуманная птица? – отвечаю смеясь.
Мы лежим на кровати, которую так и не расправили. На электронных часах – 02:43. Мы всю ночь говорим ни о чем. Я радуюсь, что до конца отпуска у меня еще три дня.
Наш бесконечный ночной разговор похож на жажду, которую не унять. А ведь днем мы больше молчали... Может, она думает о том же, о чем и я? Не знаю. Да и не хочу знать. Хочу только продолжать этот диалог без конца.
– Сам ты выдуманная птица, Аркаша! – щелкает Ксюша меня по носу. – Индоутка – это мускусная утка, живет в Мексике!
– Почему тогда не мексиканская утка?
Ксюша откидывается на спину и упирается взглядом в потрескавшийся старый потолок. Ее черные, как космическое пространство, волосы рассыпались вокруг головы. Молчание висит подобно утреннему туману, который появится за окном уже через несколько часов. В сентябре в наших краях всегда так. Мое сонное сознание цепляется за этот образ, и я думаю: как же странно, что Кемерово никто еще не сравнил с Санкт-Петербургом. Я поворачиваюсь на бок и приподнимаю голову, заглядывая Ксюше в глаза. Она всерьез задумалась.
– Да понятия не имею, – медленно произносит она. А затем добавляет: – Почему мы об этом говорим?
– Потому что ты очень любишь индоуток.
– Да нет же!
– Ты не любишь индоуток? – Я делано удивляюсь. – Изверг. Еще и об их истреблении мечтаешь, наверное?
– О боже, нет!
Она возмущенно привстает и, поворачиваясь на бок, врезается в меня. Мы смеемся.
Ксюша снова ложится на спину и задумчиво говорит:
– С ума сойти. Я ведь просто хотела забыть бывшего, а тут ты подвернулся.
– Что ты имеешь в виду?
– Я и сама пока не понимаю.
Снова молчим.
Познакомились мы с Ксюшей сегодня в самолете: я возвращался домой из отпуска, а она возвращала себе себя. Мы летели из Санкт-Петербурга, в котором она жила с рождения. Ксюша была в поисках другого города для жизни, и выбор пал на Кемерово – родину ее бабушки. Она бывала здесь всего несколько раз в детстве, поэтому ничего не помнила, кроме бабушкиных объятий и пары мест в центре города возле памятника Ленину. Эти ассоциации оказались приятнее всех прелестей Питера и тем более приятнее воспоминаний о разрушившихся отношениях. Еще в самолете я пообещал показать Ксюше все достопримечательности Кемерова. Благо их не так много, как в городе на
Неве.
Мы прилетели уже в полдень. Небо затянуло облаками, которые напоминали густую пену. Дождя не ожидалось, но ветер был пронизывающим. Ксюша была к этому готова: жизнь в Питере учит одеваться теплее и не забывать про шарф. Я заказал такси, и мы поехали на Притомскую набережную.
– Если станет совсем холодно, зайдем в кафе, – предложил я.
Ксюша слабо улыбнулась и кивнула.
Бóльшую часть дороги она неотрывно смотрела в окно такси, крутя в пальцах кисточки на конце шарфа. Что-то искала взглядом, но будто не находила.
– Узнаешь места? – спросил я тогда, чтобы ее отвлечь.
Мы проезжали мимо площади Советов.
– Ни одного. Город сильно изменился...
Я тоже посмотрел в окно и подумал: да не особо-то изменился. По крайней мере, для меня. Может, только люди стали другими. Недавно я заметил, что тоже люблю без цели смотреть в окно из собственной квартиры, гулять и заглядывать людям в лица, прислушиваться к разговорам. Ходил и не понимал, что мне нужно. Все же у меня есть: хорошая работа, своя квартира, машина, родители живы. В таких же размышлениях прошел весь мой отпуск в Питере.
Когда мы уже гуляли по набережной, пили кофе из бумажных стаканчиков и говорили о чем-то, Ксюша часто смотрела в ту сторону, куда утекает Томь. Ветер обдувал деревья, отчего те начинали шуршать желтеющими листьями. Этот звук напомнил мне белый шум на старых телевизорах. Он возникал, когда невозможно было поймать нужный канал.
– О чем думаешь? – спросил я ее.
Ветер постепенно утихал, становилось теплее. Ксюша повернулась ко мне.
– Да вот сама не знаю! – искренне сообщила она и отхлебнула из стаканчика. – С тобой так хорошо. Мне давно не было так легко и спо-койно!
На этих словах Ксюша резко отвела руку в сторону и чуть не пролила остатки кофе. Она сильно жестикулировала, когда говорила.
Я и сам ощущал эту легкость. В общении с ней не было никаких скрытых подтекстов, намеков, полутонов. Мы говорили как старые друзья, не видевшиеся несколько лет. Было в этом что-то детское, давно забытое. Меня даже не смущали моменты, когда она замолкала и задумывалась о своем. Я не умел молчать с другими людьми, но с Ксюшей научился. Или просто понял, каково это, когда действительно есть о чем молчать.
– А почему ты стал туроператором? – спросила она.
– Думал, что увижу в своей жизни немного больше.
– Ну и как? Увидел?
– Увидеть-то увидел... – Я отхлебнул кофе и осознал, что наконец-то смог сформулировать мысль, которую обдумывал так долго. – Никак только места своего не найду, поэтому, видимо, и возвращаюсь сюда каждый раз. – Я обвел глазами городской пейзаж.
Ксюша кивнула, и мы снова замолчали.
Пока мы гуляли, Ксюша рассказывала о себе, о семье, о брошенной работе, но принципиально не говорила о своем бывшем, будто его уже не существовало для нее.
– Пускай это останется там, – говорила она, неопределенно махая рукой куда-то в сторону.
В Кемерове Ксюша не могла остановиться у бабушки, потому что та уже давно умерла, а квартиру родители продали. Мы приехали смотреть съемную, которую Ксюша нашла в интернете. Договорились: если квартира будет совсем убогая, Ксюша поживет у меня, пока не найдет что-то по душе. Подумать только! Я знал эту девушку всего один день, но пустить пожить ее к себе было чем-то нормальным, в порядке вещей! Да и она не боялась оставаться у первого встреченного парня.
Теперь мы лежим в ее съемной квартире, в которой она все-таки решила остановиться на первое время, разговариваем о каких-то птицах. Обои на стенах уже отходят, потолок требует побелки, в комнате пахнет сыростью, но Ксюшу это не пугает. Это словно подталкивает ее к изменениям.
Я снова задумываюсь о нашем знакомстве в самолете. Кручу эту мысль в голове, и она трансформируется в нелогичный, но забавный вопрос: индоутки – это перелетные птицы? Я разочаровывающе мало знаю биологию. Впрочем, в моей работе она особо не нужна.
– Я поняла, почему вспомнила об индоутке!
Возглас Ксюши выдергивает меня из задумчивой полудремы. Она поворачивается ко мне.
– Правда?
– Индоутка – это ты!
Я возмущенно хмыкаю и сам откидываюсь на спину.
– Да! Ты возник так же неожиданно, как индоутка сейчас в разговоре. И возможно, так же, как в момент, когда ее открыли, – говорит Ксюша уверенно. – По крайней мере, я верю, что она возникла неожиданно.
– Тогда и ты индоутка.
– Возможно. – Ксюша улыбается.
– Мы две перелетные индоутки в России в поисках неизвестно чего, – продолжаю я. – Странно, что не росутки.
– И правда, странно, – говорит она и пододвигается ко мне ближе.