Деревенские заметки горожанина
Эдуарду Ивановичу Витковскому
посвящается
Вторая половина восьмидесятых годов прошлого столетия.
Шла горбачевская перестройка. Пустые полки магазинов, разрушающиеся бараки, спивающееся население — все это говорило о том, что так жить нельзя. Но как тогда жить? Мы были уверены, что у нас самая передовая страна, потому что она построена по самой передовой теории, а все наши проблемы - это временные трудности и последствия Великой Отечественной войны. Но как объяснить процветание Японии и Германии, тоже прошедших через войну? Конечно, нам нужно бороться с мировым империализмом и помогать слабо развитым странам… И все - таки…
Ввели талоны на продукты первой необходимости. Но в отличие от карточек военного времени, на которые можно было получить что положено, талоны практически ничего не решали, товаров все равно не было. Колбаса моментально кончалась, как только люди вставали в очередь. Сахар, который «выбрасывали» в самом неожиданном месте, так же моментально исчезал. Особенно острой была проблема с водкой. Правительство объявило борьбу с алкоголем. Поэтому водку продавали в самых захудалых местах: в полуподвалах, в грязных ларьках и сарайчиках. В месте предположительной ее продажи моментально собиралась толпа и начиналась битва за жизненно важный продукт. Водка позарез нужна была не только пьяницам - в ней нуждались многие. Дело в том, что в эпоху тотального дефицита починить кран или поймать «левака» за трешку или пятерку было почти невозможно, кому они нужны, если купить все равно нечего. А за бутылку — другое дело. Вот и толпился народ в очереди. Дальше хуже — начались перебои с заработной платой. Мало того, что купить нечего, так еще и не на что.
Я работал доцентом в институте культуры и занимался исследованием процессов творчества. Впереди где–то маячила докторская диссертация. Но сейчас нужно было выживать. Самый надежный способ выжить — это обратиться к матушке земле. И я решил ехать в деревню. Тем более что, исследуя творчество, я мечтал о том, чтобы заняться народными промыслами. Резьба по дереву и бересте, гончарное и кузнечное дело, лозоплетение - да всего и не перечислишь, на что способны народные умельцы. Однако в институтских условиях с постоянным недостатком помещений об этом можно было только мечтать. Вот если на природе построить мастерские, где будут собираться интересные люди, где можно будет свободно общаться и творить. Что может быть прекраснее! Мечты, мечты… И тут сама жизнь толкала в эту сторону: езжай, строй, собирай единомышленников. Однако с чего начать, когда нет ни денег, ни земли, ни людей. И я решил обратиться к друзьям.
У моего бывшего начальника и хорошего человека Анатолия Николаевича Абрамова был друг — директор совхоза под Топками — Анатолий Борисович Данилов. Выложил свои соображения Абрамову, тот был немногословен: поедем к Данилову. Данилов молча выслушал, потом спросил:
— А ты жил в деревне?
— В детстве жил у бабушки с дедом, потом каждую осень ездил на сельхозработы, когда учился в техникуме и институте.
— Ну, это еще не деревня, — сказал Данилов. - Жизнь в деревне - это вставать каждый день до зари, выгребать навоз у скотины, кормить и поить ее по несколько раз в день. Это работа без выходных, это по колено в грязи весной и осенью и туалет на морозе. И многое другое, о чем вы в городе и не подозреваете. Вообще-то вы вовремя приехали. Наше правительство решило, что колхозы и совхозы не рентабельны и что деньги, которые им выделяют, уходят как в прорву. Сейчас направление — на частное крестьянское хозяйство и фермерство.
— Я считаю, что коллективные хозяйства были бы гораздо эффективнее, если бы нам не мешали руководящие товарищи. Они почему-то уверены, что, как пахать, сеять и доить коров, знают лучше крестьянина. Правда и сейчас толковые мужики умудряются обустроить жизнь в деревне не хуже, чем в городе. И дома со всеми удобствами, и магазин, и школа, и клуб. Да и результаты работы не хуже, чем у людей. Правда, крестьянин от настоящей работы отучился. Кругом узкая специализация. Вспахал, а что вырастет, не его дело. Корова тоже не своя. На работу, главное, прийти, результат не важен, оплата–то все равно не зависит или почти не зависит от результата.
— Ну, раздадим землю крестьянам, а что он будет с ней делать? Техники нет, работать разучился, в семье три человека. Конечно, техника кое – кому достанется, кто к ней поближе. Значит, у одних будет все, у других - ничего. Начнется зависть, злоба, а там до красных петухов и ружей недалеко.
— Землю мы тебе дадим, а там уж дело твое. Вас сколько таких желающих?
— Да пока я один. Друзья есть, но они говорят: «Ты пока начинай, а мы посмотрим и потом подключимся». Семья тоже смотрит на эту авантюру подозрительно. Начну пока один, буду учиться.
— У нас есть ферма в деревне Цыпино, деревня вымирающая. Это от центральной усадьбы двенадцать километров.
Цыпино находилась в красивом месте, кругом леса, в деревне большой пруд, пользующийся у рыбаков хорошей репутацией. В центре деревни несколько панельных многоэтажек, заселенных алкашами, находящихся в ужасном состоянии. На улицах - сплошная грязь летом и снежные заносы зимой.
Вообще–то, место благодатное. Говорят, что когда заграничные товарищи образовали в Кемерове индустриальную колонию (АИК), то именно в Цыпино они создали подсобное хозяйство для производства сельхозпродукции.
На краю деревни - участок (около двух гектар) свободной земли, окруженный с одной стороны согрой (заболоченное мелколесье) и с другой - речкой, вытекающей из пруда. Место предназначалось для загона скота, возвращающегося с пастбища. Но коровы, нагулявшиеся за день, напрямик направлялись по своим стойлам, где их ждало пойло и охапка ароматного сена. Так что загон фактически не использовался.
— Ну, вот этот участок можешь и занимать, — сказал Данилов.
— Землей вообще–то у нас советская власть распоряжается, но я поговорю с председателем сельсовета, думаю, что особых проблем не будет.
И действительно, проблем не было, и я получил в аренду два гектара земли. Конечно, это было необычно - в наше советское время стать хозяином двух гектаров земли. Теперь нужно было браться за создание крестьянского хозяйства, стать фермером. Начинать необходимо со строительства дома для жилья, потом - скотный двор, овощехранилище, холодильные камеры и, наконец, заветные мастерские, о которых я пока все еще мечтал.
Разрешение на строительство и проект выдавала районная администрация и архитектурный отдел. Оформление этих документов тоже не потребовало большого труда. Не помню, стоило ли это каких-либо денег. Наверное, чиновники тогда еще не поняли всех своих возможностей.
Но в стране уже шел передел народной собственности. Появились ваучеры, назначение которых большинство людей так и не поняло. А кто понял, этим воспользовался. Куда я дел собственный ваучер, не помню.
Итак, можно было приступать к строительству, но для этого нужны были деньги. В советское время главной проблемой были не деньги, а дефицит. Все строительные материалы были в дефиците и предназначались в основном для государственных строек. Частник же выкручивался, как мог. При этом большую роль играл блат, то есть связи, знакомства и принцип: ты – мне, я – тебе. Я считаю, что в этом нет ничего зазорного. Что в этом плохого, если у тебя есть знакомый или однокашник, к которому ты можешь обратиться за помощью, а он к тому же директор завода?
Я вспомнил, что у меня есть такой однокашник — директор железобетонного комбината Новиков Эдуард Иосифович. Мы с ним вместе учились в техникуме, а сейчас он директор крупного предприятия. Найти его координаты большого труда не составляло. Звоню:
— Эдуард, привет, помнишь такого?
— Конечно, помню, но ты извини, я сейчас занят, что звонишь?
— Надо поговорить.
— Хорошо, приходи вечером ко мне домой, там поговорим.
Вечером беру с собой сына, идем на встречу. Она происходит возле дома на скамеечке, при сиянии звезд. Рассказываю о своем проекте и о тех проблемах, которые с ним связаны. Новиков мечтательно смотрит на небо:
— Слушай, это здорово, я бы тоже в деревню, на свежий воздух, а главное, от этой суеты и нервотрепки. Но вот помочь-то тебе я вряд ли смогу. Я делаю продукцию для строительства промышленных предприятий — огромные плиты, фермы, перекрытия. Так что, для строительства дома они вряд ли подойдут. Конечно, я могу дать тебе какую-нибудь бракованную плиту. Но что ты с ней будешь делать? Ты на одном транспорте и кране прогоришь. Такие вот дела. Но, знаешь, у меня раньше был деревообрабатывающий завод (ДОЗ), вот там для твоей стройки много чего полезного: окна, двери, половая рейка и т.п. Правда, он от меня отделился, но там директором мой парень, Сметанин Виктор Иванович. Я тебя с ним познакомлю, а дальше ты с ним решай свои проблемы.
На том и договорились. Не откладывая дело в долгий ящик, на следующий день появляюсь у Новикова на работе. Идем на ДОЗ.
— Виктор у себя? — спрашивает Новиков у секретарши.
— У себя.
Уверенно входит в маленький кабинетик.
— Виктор, привет! Это мой друг-ученый, он собрался перебираться в деревню, хочет фазенду там себе построить, так что помоги, чем можешь, хорошо? Ребята, извините, тороплюсь, вы тут без меня разберетесь.
Новиков ушел.
—Так, в чем вы нуждаетесь? — это Виктор Иванович обращается уже ко мне.
Я, несколько ошарашенный, говорю:
— Да я еще конкретно не составил перечень необходимых материалов…
— Составляйте, — говорит Виктор Иванович. — Я подпишу.
Окрыленный, иду составлять спецификацию.
Следует сделать небольшое отступление, связанное с деньгами. Как и все обыкновенные советские люди, я жил по нашим меркам безбедно — от зарплаты до зарплаты, никогда не имел сберкнижки и прочих «жировых» запасов. Мой сын Сергей, в то время студент Кемеровского государственного университета, со своими друзьями пробовал себя в бизнесе. Они издавали специфическую литературу, и он уже был при деньгах. Я решил обратиться к нему за помощью. Начал издалека:
— Сергей, не хочешь построить коттедж (тогда это слово только входило в моду)? У меня есть уже земля и проект.
— Что за проект?
Показываю.
— Нет, такой не хочу, примитивно. Я сделаю свой проект.
У Сергея склонность к проектированию и дизайну. Через несколько дней показывает довольно грандиозное сооружение, на мой взгляд, со многими излишествами. Говорю ему, что это сложно и дорого.
— А мне не надо дешево, а надо удобно и красиво.
— Хорошо, — соглашаюсь я, — только давай сначала построим мой дом, потом твой.
На том и порешили, я получил первый кредит.
Иду на ДОЗ к Виктору Ивановичу со списком первоочередных материалов. Виктор Иванович подписывает почти не глядя.
— Идите в бухгалтерию, оплачивайте.
В бухгалтерии все подсчитали, сумма получилась, конечно, не маленькая, но вполне приемлемая.
Теперь нужен транспорт и доставка. Проблема транспорта — особая статья. Во-первых, это довольно дорогое «удовольствие». Во-вторых, заказать большегрузный транспорт да еще на далекое расстояние было практически невозможно. Но, используя мудрый принцип «не имей сто рублей», обращаюсь к Анатолию Николаевичу Абрамову (тот в это время работал директором автопредприятия), он-то меня и выручил.
Иду на склад готовой продукции к кладовщице. Предъявляю документы об оплате продукции. Не тут-то было. Мне объясняют, что желающих получать товар много, а его мало. Поэтому, чтобы получить конкретный товар, нужна подпись директора. Иду в приемную:
— К Виктору Ивановичу можно?
— Его нет и сегодня не будет, приходите завтра.
Завтра прихожу к началу работы, спрашиваю:
— К Виктору Ивановичу можно, подписать?
— У него совещание.
Сижу, жду. Сотрудники постепенно выходят, я выжидательно смотрю на секретаршу, та невозмутимо стучит на машинке. Ну вот, кажется, выходит последний. Я напрягаюсь, как перед прыжком. В это время в приемной появляется бодрый представитель наших силовых структур, с широким погоном на плече:
— Виктор Иванович у себя? — спрашивает он и, не дожидаясь ответа, пинком открывает дверь.
За дверью слышны возгласы:
— Здорово, здорово, привет, привет… Хлопанье по плечу.
Похоже, это надолго. Через некоторое время в приемной новый посетитель и тоже в погонах и так же, не дожидаясь ответа секретарши, решительно входит в кабинет директора. За дверью те же возгласы и похлопыванье по плечу. Через открывающуюся дверь валят клубы табачного дыма, сам Виктор Иванович не курит. Дело движется к обеду. Наконец последний посетитель выходит. Я иду к двери, пытаясь глазами гипнотизировать секретаршу. В это время из кабинета вываливается истерзанный Виктор Иванович.
— Виктор Иванович, мне подписать, — протягиваю я ему документы.
— Обедать, обедать, — на ходу говорит он и почти бегом скрывается в коридоре.
Что же, будем ждать. Время тянется бесконечно медленно. Ну вот обед и закончился. Приходит секретарша.
— А Виктор Иванович будет? — робко спрашиваю я.
— Нет, он уехал в главк.
— А когда вернется?
— Скорее всего, сегодня его уже не будет, приходите завтра.
Сколько дней и бесконечных часов провел я в приемной, вспоминать тоскливо и горько. Но, как говорили древние греки, «Omnia opta cadunt (все имеет конец)». Наконец, нужная подпись получена и можно снова бежать к кладовщице, захватив предварительно коробку конфет.
— Вот у меня три кубометра теса и пять горбыля.
— Ждите, когда напилят.
Ждите, ждите, ждите, а мы все прекрасно знаем: ждать да догонять — хуже всего. Наконец все получено, доставлено, разгружено. Разгружать приходится одному. Кто еще будет помогать в деревне, где ты чужой? Иногда меня спрашивали:
— Как к тебе относятся местные жители?
Первый ответ, который напрашивался: «Да никак». И действительно, как могут относиться люди к чужому человеку? Могу только сказать, что никакой враждебности я не чувствовал. Называли меня «ученый», обращались иногда с небольшими просьбами: кому-то понадобилась труба, кому-то стекло. Я обычно никому не отказывал. Правда, был у меня один друг — Иван Петровцев. Человек лет около шестидесяти. Говорил он немного в нос и как бы все время что–то жуя. Он жил недалеко от моей усадьбы, и я, идя к себе, частенько встречался с ним на улице. Он не воевал. В армию пошел уже после войны и попал на урановые рудники на Памире. Там для борьбы с радиацией рекомендовали пить красное вино. Но что русскому человеку вино? Пили, конечно, водку. Иван говорил так:
— Если бы не водка, я бы давно сгинул.
Поэтому Иван был всегда подшофе — не то, чтобы пьян, но, безусловно, и не трезв. Это ему не мешало выполнять все крестьянские дела. У него была своя лошадь. А человек с лошадью в деревне — первейший и нужный всем. Иван целыми днями кому–то помогал, расплачивались, естественно, кто чем мог: кто водкой, кто самогонкой, кто домашним пивом. К концу дня Иван иногда набирался, и тогда его лошадка шла домой самостоятельно, где их встречала верная и безропотная жена Нина. Ко мне он частенько заезжал просто поговорить. Мы устраивались где – нибудь на плахах и разговаривали. Он рассказывал о своей службе в армии, я - об исследовании творчества.
Приближалась зима, я запасал строительные материалы. Была еще одна потребность — это кирпич. Его нужно было много, и хотелось, чтобы он был хороший, то есть красивый и прочный. Все тот же всемогущий Новиков помог мне выписать кирпич на Мазуровском кирзаводе. Это был новый завод, производивший кирпич по итальянской технологии.
Главная проблема — его доставка. Началась зима, и все дороги оказались под снегом. Чтобы доставить кирпич на место, нужно было предварительно расчистить дорогу. Бульдозер один на две деревни, его нужно найти, договориться с трактористом. А снег идет и идет. Сегодня расчистили дорогу - завтра снова замело.
Ну вот, на КамАЗ загружены 12 поддонов с кирпичом. Поехали.
— Дорога-то там у вас есть?— спрашивает водитель.
— Есть, вчера чистили.
Приехали, нужно разгружать одному. Водитель сидит в кабине и костерит тебя, на чем свет стоит. И есть за что. Так называемую дорогу на глазах заносит снегом. Разгружаю кирпич за кирпичиком, а их около четырех тысяч. Но главное то, что красивые итальянские кирпичи, падая, разбиваются на части. И таких кирпичей много, если не половина, то уж треть точно. Это очень печально. Выход один: нужно отказываться от красивого итальянского кирпича и переходить на наш, отечественный, некрасивый, но хотя бы целый. Наконец кирпичи выгружены. Теперь главное выбраться. КамАЗ по сантиметрам карабкается наверх по полузасыпанному снежному тоннелю. Водитель нещадно матерится, но ползем и наконец выбираемся на основную дорогу. Все! Поехали!
…Зима закончилась, можно начинать стройку. Где найти экскаватор, каменщиков, как залить одному огромный фундамент — все эти и множество других проблем описывать не буду: знал, на что шел.
Коснусь немного моих друзей, которые помогали, как могли. Самый близкий друг Эдуард Витковский работал в то время в институте угля Сибирского отделения Академии наук. Проблема, как у всех: денег не платят, перспективы туманные. Но принять окончательное решение и перейти в крестьяне тоже страшно. Сколько мы ни соображали, как на новом поприще можно заработать, ничего путного придумать не могли. Конечно, картошку мы вырастим и даже куриц разведем, но на этом потребности человека не кончаются, следовательно, нужны деньги, а вот как их добывать, ничего придумать не могли. Несмотря на это, Эдуард регулярно приезжал на субботу и воскресенье и помогал. Другой — Сережа Кононенко — студент мединститута. Поэтому его перспектива была еще туманнее. Но он также приезжал довольно регулярно и даже завел в деревне пациента, которого посещал при каждом приезде.
Дело шло к осени, дом уже прорисовывался. Вот и крыша над головой, и тепло в доме. Конечно, еще было много отделочных работ, но жить-то уже можно. На большом огороде росла картошка и овощи. Богатства это не приносило, но проблему выживания решало. Я даже возил картошку в город и сдавал в магазин « Фермер». Теперь нужно было браться за строительство скотного двора, большой стайки размером примерно 30 х 6 метров. Для постройки такого сооружения нужен был брус в довольно большом количестве. Обращаюсь к Виктору Ивановичу. К тому времени у меня с ним установились неплохие отношения. Он даже устроил меня бригадиром подсобного хозяйства и платил небольшую зарплату. Дело в том, что на заводе был свинокомплекс. Тогда это было модно, а вернее, дефицит заставлял на многих промышленных предприятиях производить сельхозпродукцию. Для свинокомплекса нужны были корма, так что мое участие в этом деле было вполне оправдано. Правда, толку от меня было еще мало, но в расчете на перспективу… Но, перспектива оказалась совсем не такой, какой мы ее предполагали. В стране начался новый этап, вместо горбачевской перестройки — гайдаровская реформа. И началась она с либерализации, суть которой, на мой взгляд, была в следующем. Цены, которые раньше устанавливались государством (коммунистической партией) такими, чтобы народ не роптал, теперь стали устанавливать такими, какими они были на самом деле. А на самом деле они были гораздо выше из-за отсталых технологий, отсутствия конкуренции и других причин советского характера.
Я был свидетелем, когда на следующий день после либерализации в приемной Виктора Ивановича стало пусто и тихо, как в музее. Все «друзья» и клиенты моментально исчезли. Поставщики лесной продукции взвинтили свои цены. Завод застыл. Наверное, реформаторы были, в принципе, правы, но правда и истина не одно и то же. Переход от того, что было, к тому, что должно было стать, следовало регулировать, как это делают грамотные инженеры, когда осуществляют переходные процессы в сложной технике и технологиях. Но экономисты не инженеры. Привыкшие к работе в командной экономике, они не имели ни достаточных знаний, ни опыта. К тому же кризисная ситуация в стране не давала времени ни для расчетов, ни для накопления опыта.
Но вернемся к моему скотному сооружению. Виктор Иванович отнесся к моей просьбе положительно, но сказал:
—Пока не могу, пилю брус Слизенкову (зам. губернатора по строительству) на его коттедж.
— Ну, вот вам и заработок, — говорю.
— Да… на Слизенкове заработаешь, все делаем бесплатно.
— Почему, сейчас же рынок?
— Ну и что, что рынок, попробуй не сделай, он перекроет кислород, и вообще завод умрет.
— Как это?
— Очень просто, заказчиков нашей продукции переключит на другие заводы, и нам — капут.
— А как же рынок?
— Рынок рынком, а начальник - всегда начальник, у него все вожжи в руках. Так что, брус я тебе напилю, но не сразу — по частям.
К зиме скотный двор мы все-таки построили, и можно было его заполнять.
Еще в начале лета мы с Эдуардом купили у цыган корову. Советовались с Иваном:
— Как корова?
— Да вроде ничего, — сказал Иван,— правда, молодая еще, не раздоенная, вроде стельная.
Корову привели, поместили в небольшую стайку, где раньше хранились стройматериалы, которую срочно переоборудовали под коровник. Первая проблема — научиться доить. Я попробовал, после нескольких попыток у меня получилось, у Эдуарда хуже, но ему, собственно, и не нужно, все равно уезжает. Доить я научился, но выжать из нашего сокровища больше трех литров молока в день ни разу не получилось, хоть и кормили ее до отвала. Три литра - тоже молоко, тем более, пить-то его некому. Приобрели сепаратор и стали перегонять молоко на сливки, а затем на сметану. Пробовали делать творог – что-то получалось. Продукцию отвозили в город, кормили своих родных, угощали близких. Так что начало было положено, ведь корова - основа крестьянского хозяйства.
К этому времени с помощью ассоциации крестьянских хозяйств я приобрел трактор Т-40. Конечно, трактор слабоват, всего-то 40 лошадиных сил, но трехлемешный плуг тянет, а на покосе и всех хозяйственных работах - вещь незаменимая. С полным основанием его можно назвать кормильцем.
Как только я приобрел трактор, ко мне пришел местный парень Сашка (бывший «афганец») и говорит:
— Хозяин, (селяне любят это слово) у тебя - трактор, у меня - роторная сенокосилка, давай объединимся.
У меня была обыкновенная (сегментная) сенокосилка, но она очень нежная, не дай бог в ножи попадет ветка или косилка наедет на куст, все — пиши, пропало. В роторной сенокосилке ножи мощные и вращаются, а не стригут, и рубят все подряд.
— Хорошо, — согласился я.
— Давай сейчас и попробуем.
Прицепили роторную сенокосилку, выехали в поле. Я сел за трактор, сделал несколько кругов. Действительно, сенокосилка мощная, косит так, что пыль столбом. Это тоже не всегда хорошо: когда трава невысокая и сухая, она превращает ее в муку, а потом попробуй ее собери. Затем сел за руль трактора Сашка. В деревне все парни — механизаторы, поэтому я сразу понял, что Сашка косит лучше меня.
На следующее утро Сашка уже был как штык.
— Ну, я поехал на покос.
— Давай, — согласился я.
Вечером спрашиваю:
— Как твой покос?
— Да я не себе, — говорит Сашка. - Двоюродному брату косил.
Через два дня спрашиваю:
— Как покос?
— Сегодня дядьке косил.
Мне, конечно, не жалко, коси, кому хочешь, но сибирское лето короткое, а вдруг задождит? Жду еще. Через дня два–три спрашиваю:
—Сашк, как покос?
— Другу косил, — отвечает.
Тут уж я взорвался.
— Сашка, сколько я могу ждать, пока ты всю деревню обкосишь? Все, я сажусь за трактор сам и еду на свой покос.
— Хозяин, да ты не переживай, — успокаивает меня Сашка.
— У меня знакомый мужик на рулоннике работает, он в момент рулоны скатает, погрузим их в телегу, привезем во двор — и все проблемы.
Все же моя угроза подействовала - Сашка скосил и мне. Погода стояла хорошая, сенокосная. Через несколько дней сено было готово. Подъехал мужик на рулоннике, говорит:
— Мужики, я у вас не могу работать - перевернусь.
И действительно, мой покос располагался по откосу оврага, и такая опасность существовала. Что же, придется сено копнить вручную. Как обычно, на субботу-воскресенье приехал Эдуард, и мы пошли копнить. Перед этим я тракторными граблями собрал сено в валки и кучи. Так что вилы в руки и вперед. За выходные мы с этой работой справились — сено стояло в копнах. Теперь их нужно было сметать в стога. Сашка говорит:
— У меня мужик знакомый на стогомете, так что мы мигом управимся.
Приезжаю на свой покос. Рядом стогомет работает. Сижу жду, наблюдаю, как идут дела. Дело идет ходко. Скоро закончат, а там, наверное, переберется и ко мне. Настало время обеда. Работа у соседей остановилась, обедают. После обеда стогомет снова заработал, но как-то странно. Стогомет мотало из стороны в сторону, как корабль во время шторма. Мужик, стоящий на стогу, еле успевал уворачиваться от рогов стогомета. Я подбежал к стогомету, кричу:
— Ты, что делаешь, человека убъешь.
Трактор заглох, из кабины вывалился тракторист и упал рядом с трактором. Через несколько секунд он уже спал. Так что обед оказался слишком крепким. Я понял, что со стогометом будет то же, что и с рулонником.
— Что будем делать? — спрашиваю у Сашки.
—Будем метать вручную.
Метать, так метать, но с кем? На следующее утро Сашка пришел с отцом. Срубили березу, положили на землю. Это для того, чтобы зимой, зацепивши березу трактором, стог, как на санях, можно было доставить во двор. Отца Сашки как опытного мужика поставили на стог, Мы с Сашкой подвозили трактором копны к стогу и подавали их вилами наверх.
В итоге стога стоят, проблема с кормами решена. Правда, зимой один стог украли, а другой оказался не нужен, так как корову пришлось отправить на мясо.
Весной, в середине мая, мне выделили в поле шесть гектаров земли, примерно в трех километрах от деревни. Земля - дело хорошее. Но что мне делать, когда уже пора садить и сеять, а у меня ничего нет и я толком не знаю, что мне нужно. Выручает, как это часто бывает, его величество Случай. Заезжает ко мне знакомый водитель КамАЗа с центральной усадьбы — Александр. Поговорили о том, о сем, я рассказал ему о своей проблеме.
— Так, что за дела, — говорит он. - Сади картошку, осенью сдашь ее заготовителям, вот и будешь при деньгах.
— Все это так, но где мне взять картошку для посадки? Ведь нужно не ведро–два, а несколько тонн.
— Я тебе привезу, — говорит Александр.
— Так у меня сейчас денег нет.
— И не надо, осенью, как соберешь урожай, тогда и рассчитаешься.
Ну, куда лучше: и проблема решена, и денег не нужно. Вот что значит, мир не без добрых людей.
Сажусь за трактор, цепляю плуг - и в поле. За два дня вспахал свои гектары. Вскоре у ворот появилась большая куча картошки - это Александр вывалил свой самосвал. Теперь посадка, вручную будешь садить до осени. Нахожу мужика с картофелесажалкой. Три часа, и картошка посажена — вот что значит техника. Теперь только жди урожай. Правда, до этого картошку нужно прополоть, окучить. Для этого есть культиваторы. Дело идет к осени. Едем с Эдуардом в поле.
— Эдуард, сходи, подкопни несколько кустов, посмотрим, что там выросло, — обращаюсь я к другу. Он уходит и через несколько минут возвращается, неся в пригоршне урожай. Картошка больше напоминает голубиные яйца.
— Да, негусто, — вздыхаем мы оба.
— Ну, до уборки еще почти месяц, наверное, подрастет.
Но на сердце как-то нерадостно.
Вот и пришло время уборки. Картофелеуборочного комбайна у меня не было, была только картофелекопалка. Для уборки урожая нужны люди. Обращаюсь к своему шефу, Виктору Ивановичу:
— Надо бы картошку убрать.
— Что для этого нужно?
— Грузовики и люди.
— Хорошо, машины закажем, а людей организуем как на субботник.
Шла горбачевская перестройка. Пустые полки магазинов, разрушающиеся бараки, спивающееся население — все это говорило о том, что так жить нельзя. Но как тогда жить? Мы были уверены, что у нас самая передовая страна, потому что она построена по самой передовой теории, а все наши проблемы - это временные трудности и последствия Великой Отечественной войны. Но как объяснить процветание Японии и Германии, тоже прошедших через войну? Конечно, нам нужно бороться с мировым империализмом и помогать слабо развитым странам… И все - таки…
Ввели талоны на продукты первой необходимости. Но в отличие от карточек военного времени, на которые можно было получить что положено, талоны практически ничего не решали, товаров все равно не было. Колбаса моментально кончалась, как только люди вставали в очередь. Сахар, который «выбрасывали» в самом неожиданном месте, так же моментально исчезал. Особенно острой была проблема с водкой. Правительство объявило борьбу с алкоголем. Поэтому водку продавали в самых захудалых местах: в полуподвалах, в грязных ларьках и сарайчиках. В месте предположительной ее продажи моментально собиралась толпа и начиналась битва за жизненно важный продукт. Водка позарез нужна была не только пьяницам - в ней нуждались многие. Дело в том, что в эпоху тотального дефицита починить кран или поймать «левака» за трешку или пятерку было почти невозможно, кому они нужны, если купить все равно нечего. А за бутылку — другое дело. Вот и толпился народ в очереди. Дальше хуже — начались перебои с заработной платой. Мало того, что купить нечего, так еще и не на что.
Я работал доцентом в институте культуры и занимался исследованием процессов творчества. Впереди где–то маячила докторская диссертация. Но сейчас нужно было выживать. Самый надежный способ выжить — это обратиться к матушке земле. И я решил ехать в деревню. Тем более что, исследуя творчество, я мечтал о том, чтобы заняться народными промыслами. Резьба по дереву и бересте, гончарное и кузнечное дело, лозоплетение - да всего и не перечислишь, на что способны народные умельцы. Однако в институтских условиях с постоянным недостатком помещений об этом можно было только мечтать. Вот если на природе построить мастерские, где будут собираться интересные люди, где можно будет свободно общаться и творить. Что может быть прекраснее! Мечты, мечты… И тут сама жизнь толкала в эту сторону: езжай, строй, собирай единомышленников. Однако с чего начать, когда нет ни денег, ни земли, ни людей. И я решил обратиться к друзьям.
У моего бывшего начальника и хорошего человека Анатолия Николаевича Абрамова был друг — директор совхоза под Топками — Анатолий Борисович Данилов. Выложил свои соображения Абрамову, тот был немногословен: поедем к Данилову. Данилов молча выслушал, потом спросил:
— А ты жил в деревне?
— В детстве жил у бабушки с дедом, потом каждую осень ездил на сельхозработы, когда учился в техникуме и институте.
— Ну, это еще не деревня, — сказал Данилов. - Жизнь в деревне - это вставать каждый день до зари, выгребать навоз у скотины, кормить и поить ее по несколько раз в день. Это работа без выходных, это по колено в грязи весной и осенью и туалет на морозе. И многое другое, о чем вы в городе и не подозреваете. Вообще-то вы вовремя приехали. Наше правительство решило, что колхозы и совхозы не рентабельны и что деньги, которые им выделяют, уходят как в прорву. Сейчас направление — на частное крестьянское хозяйство и фермерство.
— Я считаю, что коллективные хозяйства были бы гораздо эффективнее, если бы нам не мешали руководящие товарищи. Они почему-то уверены, что, как пахать, сеять и доить коров, знают лучше крестьянина. Правда и сейчас толковые мужики умудряются обустроить жизнь в деревне не хуже, чем в городе. И дома со всеми удобствами, и магазин, и школа, и клуб. Да и результаты работы не хуже, чем у людей. Правда, крестьянин от настоящей работы отучился. Кругом узкая специализация. Вспахал, а что вырастет, не его дело. Корова тоже не своя. На работу, главное, прийти, результат не важен, оплата–то все равно не зависит или почти не зависит от результата.
— Ну, раздадим землю крестьянам, а что он будет с ней делать? Техники нет, работать разучился, в семье три человека. Конечно, техника кое – кому достанется, кто к ней поближе. Значит, у одних будет все, у других - ничего. Начнется зависть, злоба, а там до красных петухов и ружей недалеко.
— Землю мы тебе дадим, а там уж дело твое. Вас сколько таких желающих?
— Да пока я один. Друзья есть, но они говорят: «Ты пока начинай, а мы посмотрим и потом подключимся». Семья тоже смотрит на эту авантюру подозрительно. Начну пока один, буду учиться.
— У нас есть ферма в деревне Цыпино, деревня вымирающая. Это от центральной усадьбы двенадцать километров.
Цыпино находилась в красивом месте, кругом леса, в деревне большой пруд, пользующийся у рыбаков хорошей репутацией. В центре деревни несколько панельных многоэтажек, заселенных алкашами, находящихся в ужасном состоянии. На улицах - сплошная грязь летом и снежные заносы зимой.
Вообще–то, место благодатное. Говорят, что когда заграничные товарищи образовали в Кемерове индустриальную колонию (АИК), то именно в Цыпино они создали подсобное хозяйство для производства сельхозпродукции.
На краю деревни - участок (около двух гектар) свободной земли, окруженный с одной стороны согрой (заболоченное мелколесье) и с другой - речкой, вытекающей из пруда. Место предназначалось для загона скота, возвращающегося с пастбища. Но коровы, нагулявшиеся за день, напрямик направлялись по своим стойлам, где их ждало пойло и охапка ароматного сена. Так что загон фактически не использовался.
— Ну, вот этот участок можешь и занимать, — сказал Данилов.
— Землей вообще–то у нас советская власть распоряжается, но я поговорю с председателем сельсовета, думаю, что особых проблем не будет.
И действительно, проблем не было, и я получил в аренду два гектара земли. Конечно, это было необычно - в наше советское время стать хозяином двух гектаров земли. Теперь нужно было браться за создание крестьянского хозяйства, стать фермером. Начинать необходимо со строительства дома для жилья, потом - скотный двор, овощехранилище, холодильные камеры и, наконец, заветные мастерские, о которых я пока все еще мечтал.
Разрешение на строительство и проект выдавала районная администрация и архитектурный отдел. Оформление этих документов тоже не потребовало большого труда. Не помню, стоило ли это каких-либо денег. Наверное, чиновники тогда еще не поняли всех своих возможностей.
Но в стране уже шел передел народной собственности. Появились ваучеры, назначение которых большинство людей так и не поняло. А кто понял, этим воспользовался. Куда я дел собственный ваучер, не помню.
Итак, можно было приступать к строительству, но для этого нужны были деньги. В советское время главной проблемой были не деньги, а дефицит. Все строительные материалы были в дефиците и предназначались в основном для государственных строек. Частник же выкручивался, как мог. При этом большую роль играл блат, то есть связи, знакомства и принцип: ты – мне, я – тебе. Я считаю, что в этом нет ничего зазорного. Что в этом плохого, если у тебя есть знакомый или однокашник, к которому ты можешь обратиться за помощью, а он к тому же директор завода?
Я вспомнил, что у меня есть такой однокашник — директор железобетонного комбината Новиков Эдуард Иосифович. Мы с ним вместе учились в техникуме, а сейчас он директор крупного предприятия. Найти его координаты большого труда не составляло. Звоню:
— Эдуард, привет, помнишь такого?
— Конечно, помню, но ты извини, я сейчас занят, что звонишь?
— Надо поговорить.
— Хорошо, приходи вечером ко мне домой, там поговорим.
Вечером беру с собой сына, идем на встречу. Она происходит возле дома на скамеечке, при сиянии звезд. Рассказываю о своем проекте и о тех проблемах, которые с ним связаны. Новиков мечтательно смотрит на небо:
— Слушай, это здорово, я бы тоже в деревню, на свежий воздух, а главное, от этой суеты и нервотрепки. Но вот помочь-то тебе я вряд ли смогу. Я делаю продукцию для строительства промышленных предприятий — огромные плиты, фермы, перекрытия. Так что, для строительства дома они вряд ли подойдут. Конечно, я могу дать тебе какую-нибудь бракованную плиту. Но что ты с ней будешь делать? Ты на одном транспорте и кране прогоришь. Такие вот дела. Но, знаешь, у меня раньше был деревообрабатывающий завод (ДОЗ), вот там для твоей стройки много чего полезного: окна, двери, половая рейка и т.п. Правда, он от меня отделился, но там директором мой парень, Сметанин Виктор Иванович. Я тебя с ним познакомлю, а дальше ты с ним решай свои проблемы.
На том и договорились. Не откладывая дело в долгий ящик, на следующий день появляюсь у Новикова на работе. Идем на ДОЗ.
— Виктор у себя? — спрашивает Новиков у секретарши.
— У себя.
Уверенно входит в маленький кабинетик.
— Виктор, привет! Это мой друг-ученый, он собрался перебираться в деревню, хочет фазенду там себе построить, так что помоги, чем можешь, хорошо? Ребята, извините, тороплюсь, вы тут без меня разберетесь.
Новиков ушел.
—Так, в чем вы нуждаетесь? — это Виктор Иванович обращается уже ко мне.
Я, несколько ошарашенный, говорю:
— Да я еще конкретно не составил перечень необходимых материалов…
— Составляйте, — говорит Виктор Иванович. — Я подпишу.
Окрыленный, иду составлять спецификацию.
Следует сделать небольшое отступление, связанное с деньгами. Как и все обыкновенные советские люди, я жил по нашим меркам безбедно — от зарплаты до зарплаты, никогда не имел сберкнижки и прочих «жировых» запасов. Мой сын Сергей, в то время студент Кемеровского государственного университета, со своими друзьями пробовал себя в бизнесе. Они издавали специфическую литературу, и он уже был при деньгах. Я решил обратиться к нему за помощью. Начал издалека:
— Сергей, не хочешь построить коттедж (тогда это слово только входило в моду)? У меня есть уже земля и проект.
— Что за проект?
Показываю.
— Нет, такой не хочу, примитивно. Я сделаю свой проект.
У Сергея склонность к проектированию и дизайну. Через несколько дней показывает довольно грандиозное сооружение, на мой взгляд, со многими излишествами. Говорю ему, что это сложно и дорого.
— А мне не надо дешево, а надо удобно и красиво.
— Хорошо, — соглашаюсь я, — только давай сначала построим мой дом, потом твой.
На том и порешили, я получил первый кредит.
Иду на ДОЗ к Виктору Ивановичу со списком первоочередных материалов. Виктор Иванович подписывает почти не глядя.
— Идите в бухгалтерию, оплачивайте.
В бухгалтерии все подсчитали, сумма получилась, конечно, не маленькая, но вполне приемлемая.
Теперь нужен транспорт и доставка. Проблема транспорта — особая статья. Во-первых, это довольно дорогое «удовольствие». Во-вторых, заказать большегрузный транспорт да еще на далекое расстояние было практически невозможно. Но, используя мудрый принцип «не имей сто рублей», обращаюсь к Анатолию Николаевичу Абрамову (тот в это время работал директором автопредприятия), он-то меня и выручил.
Иду на склад готовой продукции к кладовщице. Предъявляю документы об оплате продукции. Не тут-то было. Мне объясняют, что желающих получать товар много, а его мало. Поэтому, чтобы получить конкретный товар, нужна подпись директора. Иду в приемную:
— К Виктору Ивановичу можно?
— Его нет и сегодня не будет, приходите завтра.
Завтра прихожу к началу работы, спрашиваю:
— К Виктору Ивановичу можно, подписать?
— У него совещание.
Сижу, жду. Сотрудники постепенно выходят, я выжидательно смотрю на секретаршу, та невозмутимо стучит на машинке. Ну вот, кажется, выходит последний. Я напрягаюсь, как перед прыжком. В это время в приемной появляется бодрый представитель наших силовых структур, с широким погоном на плече:
— Виктор Иванович у себя? — спрашивает он и, не дожидаясь ответа, пинком открывает дверь.
За дверью слышны возгласы:
— Здорово, здорово, привет, привет… Хлопанье по плечу.
Похоже, это надолго. Через некоторое время в приемной новый посетитель и тоже в погонах и так же, не дожидаясь ответа секретарши, решительно входит в кабинет директора. За дверью те же возгласы и похлопыванье по плечу. Через открывающуюся дверь валят клубы табачного дыма, сам Виктор Иванович не курит. Дело движется к обеду. Наконец последний посетитель выходит. Я иду к двери, пытаясь глазами гипнотизировать секретаршу. В это время из кабинета вываливается истерзанный Виктор Иванович.
— Виктор Иванович, мне подписать, — протягиваю я ему документы.
— Обедать, обедать, — на ходу говорит он и почти бегом скрывается в коридоре.
Что же, будем ждать. Время тянется бесконечно медленно. Ну вот обед и закончился. Приходит секретарша.
— А Виктор Иванович будет? — робко спрашиваю я.
— Нет, он уехал в главк.
— А когда вернется?
— Скорее всего, сегодня его уже не будет, приходите завтра.
Сколько дней и бесконечных часов провел я в приемной, вспоминать тоскливо и горько. Но, как говорили древние греки, «Omnia opta cadunt (все имеет конец)». Наконец, нужная подпись получена и можно снова бежать к кладовщице, захватив предварительно коробку конфет.
— Вот у меня три кубометра теса и пять горбыля.
— Ждите, когда напилят.
Ждите, ждите, ждите, а мы все прекрасно знаем: ждать да догонять — хуже всего. Наконец все получено, доставлено, разгружено. Разгружать приходится одному. Кто еще будет помогать в деревне, где ты чужой? Иногда меня спрашивали:
— Как к тебе относятся местные жители?
Первый ответ, который напрашивался: «Да никак». И действительно, как могут относиться люди к чужому человеку? Могу только сказать, что никакой враждебности я не чувствовал. Называли меня «ученый», обращались иногда с небольшими просьбами: кому-то понадобилась труба, кому-то стекло. Я обычно никому не отказывал. Правда, был у меня один друг — Иван Петровцев. Человек лет около шестидесяти. Говорил он немного в нос и как бы все время что–то жуя. Он жил недалеко от моей усадьбы, и я, идя к себе, частенько встречался с ним на улице. Он не воевал. В армию пошел уже после войны и попал на урановые рудники на Памире. Там для борьбы с радиацией рекомендовали пить красное вино. Но что русскому человеку вино? Пили, конечно, водку. Иван говорил так:
— Если бы не водка, я бы давно сгинул.
Поэтому Иван был всегда подшофе — не то, чтобы пьян, но, безусловно, и не трезв. Это ему не мешало выполнять все крестьянские дела. У него была своя лошадь. А человек с лошадью в деревне — первейший и нужный всем. Иван целыми днями кому–то помогал, расплачивались, естественно, кто чем мог: кто водкой, кто самогонкой, кто домашним пивом. К концу дня Иван иногда набирался, и тогда его лошадка шла домой самостоятельно, где их встречала верная и безропотная жена Нина. Ко мне он частенько заезжал просто поговорить. Мы устраивались где – нибудь на плахах и разговаривали. Он рассказывал о своей службе в армии, я - об исследовании творчества.
Приближалась зима, я запасал строительные материалы. Была еще одна потребность — это кирпич. Его нужно было много, и хотелось, чтобы он был хороший, то есть красивый и прочный. Все тот же всемогущий Новиков помог мне выписать кирпич на Мазуровском кирзаводе. Это был новый завод, производивший кирпич по итальянской технологии.
Главная проблема — его доставка. Началась зима, и все дороги оказались под снегом. Чтобы доставить кирпич на место, нужно было предварительно расчистить дорогу. Бульдозер один на две деревни, его нужно найти, договориться с трактористом. А снег идет и идет. Сегодня расчистили дорогу - завтра снова замело.
Ну вот, на КамАЗ загружены 12 поддонов с кирпичом. Поехали.
— Дорога-то там у вас есть?— спрашивает водитель.
— Есть, вчера чистили.
Приехали, нужно разгружать одному. Водитель сидит в кабине и костерит тебя, на чем свет стоит. И есть за что. Так называемую дорогу на глазах заносит снегом. Разгружаю кирпич за кирпичиком, а их около четырех тысяч. Но главное то, что красивые итальянские кирпичи, падая, разбиваются на части. И таких кирпичей много, если не половина, то уж треть точно. Это очень печально. Выход один: нужно отказываться от красивого итальянского кирпича и переходить на наш, отечественный, некрасивый, но хотя бы целый. Наконец кирпичи выгружены. Теперь главное выбраться. КамАЗ по сантиметрам карабкается наверх по полузасыпанному снежному тоннелю. Водитель нещадно матерится, но ползем и наконец выбираемся на основную дорогу. Все! Поехали!
…Зима закончилась, можно начинать стройку. Где найти экскаватор, каменщиков, как залить одному огромный фундамент — все эти и множество других проблем описывать не буду: знал, на что шел.
Коснусь немного моих друзей, которые помогали, как могли. Самый близкий друг Эдуард Витковский работал в то время в институте угля Сибирского отделения Академии наук. Проблема, как у всех: денег не платят, перспективы туманные. Но принять окончательное решение и перейти в крестьяне тоже страшно. Сколько мы ни соображали, как на новом поприще можно заработать, ничего путного придумать не могли. Конечно, картошку мы вырастим и даже куриц разведем, но на этом потребности человека не кончаются, следовательно, нужны деньги, а вот как их добывать, ничего придумать не могли. Несмотря на это, Эдуард регулярно приезжал на субботу и воскресенье и помогал. Другой — Сережа Кононенко — студент мединститута. Поэтому его перспектива была еще туманнее. Но он также приезжал довольно регулярно и даже завел в деревне пациента, которого посещал при каждом приезде.
Дело шло к осени, дом уже прорисовывался. Вот и крыша над головой, и тепло в доме. Конечно, еще было много отделочных работ, но жить-то уже можно. На большом огороде росла картошка и овощи. Богатства это не приносило, но проблему выживания решало. Я даже возил картошку в город и сдавал в магазин « Фермер». Теперь нужно было браться за строительство скотного двора, большой стайки размером примерно 30 х 6 метров. Для постройки такого сооружения нужен был брус в довольно большом количестве. Обращаюсь к Виктору Ивановичу. К тому времени у меня с ним установились неплохие отношения. Он даже устроил меня бригадиром подсобного хозяйства и платил небольшую зарплату. Дело в том, что на заводе был свинокомплекс. Тогда это было модно, а вернее, дефицит заставлял на многих промышленных предприятиях производить сельхозпродукцию. Для свинокомплекса нужны были корма, так что мое участие в этом деле было вполне оправдано. Правда, толку от меня было еще мало, но в расчете на перспективу… Но, перспектива оказалась совсем не такой, какой мы ее предполагали. В стране начался новый этап, вместо горбачевской перестройки — гайдаровская реформа. И началась она с либерализации, суть которой, на мой взгляд, была в следующем. Цены, которые раньше устанавливались государством (коммунистической партией) такими, чтобы народ не роптал, теперь стали устанавливать такими, какими они были на самом деле. А на самом деле они были гораздо выше из-за отсталых технологий, отсутствия конкуренции и других причин советского характера.
Я был свидетелем, когда на следующий день после либерализации в приемной Виктора Ивановича стало пусто и тихо, как в музее. Все «друзья» и клиенты моментально исчезли. Поставщики лесной продукции взвинтили свои цены. Завод застыл. Наверное, реформаторы были, в принципе, правы, но правда и истина не одно и то же. Переход от того, что было, к тому, что должно было стать, следовало регулировать, как это делают грамотные инженеры, когда осуществляют переходные процессы в сложной технике и технологиях. Но экономисты не инженеры. Привыкшие к работе в командной экономике, они не имели ни достаточных знаний, ни опыта. К тому же кризисная ситуация в стране не давала времени ни для расчетов, ни для накопления опыта.
Но вернемся к моему скотному сооружению. Виктор Иванович отнесся к моей просьбе положительно, но сказал:
—Пока не могу, пилю брус Слизенкову (зам. губернатора по строительству) на его коттедж.
— Ну, вот вам и заработок, — говорю.
— Да… на Слизенкове заработаешь, все делаем бесплатно.
— Почему, сейчас же рынок?
— Ну и что, что рынок, попробуй не сделай, он перекроет кислород, и вообще завод умрет.
— Как это?
— Очень просто, заказчиков нашей продукции переключит на другие заводы, и нам — капут.
— А как же рынок?
— Рынок рынком, а начальник - всегда начальник, у него все вожжи в руках. Так что, брус я тебе напилю, но не сразу — по частям.
К зиме скотный двор мы все-таки построили, и можно было его заполнять.
Еще в начале лета мы с Эдуардом купили у цыган корову. Советовались с Иваном:
— Как корова?
— Да вроде ничего, — сказал Иван,— правда, молодая еще, не раздоенная, вроде стельная.
Корову привели, поместили в небольшую стайку, где раньше хранились стройматериалы, которую срочно переоборудовали под коровник. Первая проблема — научиться доить. Я попробовал, после нескольких попыток у меня получилось, у Эдуарда хуже, но ему, собственно, и не нужно, все равно уезжает. Доить я научился, но выжать из нашего сокровища больше трех литров молока в день ни разу не получилось, хоть и кормили ее до отвала. Три литра - тоже молоко, тем более, пить-то его некому. Приобрели сепаратор и стали перегонять молоко на сливки, а затем на сметану. Пробовали делать творог – что-то получалось. Продукцию отвозили в город, кормили своих родных, угощали близких. Так что начало было положено, ведь корова - основа крестьянского хозяйства.
К этому времени с помощью ассоциации крестьянских хозяйств я приобрел трактор Т-40. Конечно, трактор слабоват, всего-то 40 лошадиных сил, но трехлемешный плуг тянет, а на покосе и всех хозяйственных работах - вещь незаменимая. С полным основанием его можно назвать кормильцем.
Как только я приобрел трактор, ко мне пришел местный парень Сашка (бывший «афганец») и говорит:
— Хозяин, (селяне любят это слово) у тебя - трактор, у меня - роторная сенокосилка, давай объединимся.
У меня была обыкновенная (сегментная) сенокосилка, но она очень нежная, не дай бог в ножи попадет ветка или косилка наедет на куст, все — пиши, пропало. В роторной сенокосилке ножи мощные и вращаются, а не стригут, и рубят все подряд.
— Хорошо, — согласился я.
— Давай сейчас и попробуем.
Прицепили роторную сенокосилку, выехали в поле. Я сел за трактор, сделал несколько кругов. Действительно, сенокосилка мощная, косит так, что пыль столбом. Это тоже не всегда хорошо: когда трава невысокая и сухая, она превращает ее в муку, а потом попробуй ее собери. Затем сел за руль трактора Сашка. В деревне все парни — механизаторы, поэтому я сразу понял, что Сашка косит лучше меня.
На следующее утро Сашка уже был как штык.
— Ну, я поехал на покос.
— Давай, — согласился я.
Вечером спрашиваю:
— Как твой покос?
— Да я не себе, — говорит Сашка. - Двоюродному брату косил.
Через два дня спрашиваю:
— Как покос?
— Сегодня дядьке косил.
Мне, конечно, не жалко, коси, кому хочешь, но сибирское лето короткое, а вдруг задождит? Жду еще. Через дня два–три спрашиваю:
—Сашк, как покос?
— Другу косил, — отвечает.
Тут уж я взорвался.
— Сашка, сколько я могу ждать, пока ты всю деревню обкосишь? Все, я сажусь за трактор сам и еду на свой покос.
— Хозяин, да ты не переживай, — успокаивает меня Сашка.
— У меня знакомый мужик на рулоннике работает, он в момент рулоны скатает, погрузим их в телегу, привезем во двор — и все проблемы.
Все же моя угроза подействовала - Сашка скосил и мне. Погода стояла хорошая, сенокосная. Через несколько дней сено было готово. Подъехал мужик на рулоннике, говорит:
— Мужики, я у вас не могу работать - перевернусь.
И действительно, мой покос располагался по откосу оврага, и такая опасность существовала. Что же, придется сено копнить вручную. Как обычно, на субботу-воскресенье приехал Эдуард, и мы пошли копнить. Перед этим я тракторными граблями собрал сено в валки и кучи. Так что вилы в руки и вперед. За выходные мы с этой работой справились — сено стояло в копнах. Теперь их нужно было сметать в стога. Сашка говорит:
— У меня мужик знакомый на стогомете, так что мы мигом управимся.
Приезжаю на свой покос. Рядом стогомет работает. Сижу жду, наблюдаю, как идут дела. Дело идет ходко. Скоро закончат, а там, наверное, переберется и ко мне. Настало время обеда. Работа у соседей остановилась, обедают. После обеда стогомет снова заработал, но как-то странно. Стогомет мотало из стороны в сторону, как корабль во время шторма. Мужик, стоящий на стогу, еле успевал уворачиваться от рогов стогомета. Я подбежал к стогомету, кричу:
— Ты, что делаешь, человека убъешь.
Трактор заглох, из кабины вывалился тракторист и упал рядом с трактором. Через несколько секунд он уже спал. Так что обед оказался слишком крепким. Я понял, что со стогометом будет то же, что и с рулонником.
— Что будем делать? — спрашиваю у Сашки.
—Будем метать вручную.
Метать, так метать, но с кем? На следующее утро Сашка пришел с отцом. Срубили березу, положили на землю. Это для того, чтобы зимой, зацепивши березу трактором, стог, как на санях, можно было доставить во двор. Отца Сашки как опытного мужика поставили на стог, Мы с Сашкой подвозили трактором копны к стогу и подавали их вилами наверх.
В итоге стога стоят, проблема с кормами решена. Правда, зимой один стог украли, а другой оказался не нужен, так как корову пришлось отправить на мясо.
Весной, в середине мая, мне выделили в поле шесть гектаров земли, примерно в трех километрах от деревни. Земля - дело хорошее. Но что мне делать, когда уже пора садить и сеять, а у меня ничего нет и я толком не знаю, что мне нужно. Выручает, как это часто бывает, его величество Случай. Заезжает ко мне знакомый водитель КамАЗа с центральной усадьбы — Александр. Поговорили о том, о сем, я рассказал ему о своей проблеме.
— Так, что за дела, — говорит он. - Сади картошку, осенью сдашь ее заготовителям, вот и будешь при деньгах.
— Все это так, но где мне взять картошку для посадки? Ведь нужно не ведро–два, а несколько тонн.
— Я тебе привезу, — говорит Александр.
— Так у меня сейчас денег нет.
— И не надо, осенью, как соберешь урожай, тогда и рассчитаешься.
Ну, куда лучше: и проблема решена, и денег не нужно. Вот что значит, мир не без добрых людей.
Сажусь за трактор, цепляю плуг - и в поле. За два дня вспахал свои гектары. Вскоре у ворот появилась большая куча картошки - это Александр вывалил свой самосвал. Теперь посадка, вручную будешь садить до осени. Нахожу мужика с картофелесажалкой. Три часа, и картошка посажена — вот что значит техника. Теперь только жди урожай. Правда, до этого картошку нужно прополоть, окучить. Для этого есть культиваторы. Дело идет к осени. Едем с Эдуардом в поле.
— Эдуард, сходи, подкопни несколько кустов, посмотрим, что там выросло, — обращаюсь я к другу. Он уходит и через несколько минут возвращается, неся в пригоршне урожай. Картошка больше напоминает голубиные яйца.
— Да, негусто, — вздыхаем мы оба.
— Ну, до уборки еще почти месяц, наверное, подрастет.
Но на сердце как-то нерадостно.
Вот и пришло время уборки. Картофелеуборочного комбайна у меня не было, была только картофелекопалка. Для уборки урожая нужны люди. Обращаюсь к своему шефу, Виктору Ивановичу:
— Надо бы картошку убрать.
— Что для этого нужно?
— Грузовики и люди.
— Хорошо, машины закажем, а людей организуем как на субботник.
| Далее